Посвящается Саиде, моему идейному вдохновителю,

со всей моей любовью

ОТ АВТОРА.

В преддверии Дня Всех Влюбленных форумчане поделились с читателями «Королевства грез» своими любимыми романтическими парами в мировой истории. Мне тоже захотелось рассказать вам о своей любимой паре, тем более что давно уже обещала. В итоге у меня вышел скорее художественный пересказ, нежели историческая статья, но надеюсь, что и она вам придется по вкусу. Так или иначе, вынуждена вас предупредить, что я временами излишне увлеклась историческими подробностями, и очень извиняюсь, если некоторые части текста трудны для понимания — я иногда живу в Войне Роз, так что для меня все эти исторические факты как часть моей собственной биографии. Просто просьба к новичкам в теме читать чуть более внимательнее, чтобы не запутаться в именах и титулах. Надеюсь, они не сильно испортят ваше впечатление от этой работы. Спасибо за то, что взялись за чтение и еще не испугались и не убежали читать наш журнал дальше, перепрыгнув через этот довольно пространный монолог леди Анны Невиль.

С уважением, ваша Конти.

ЧАСТЬ 1.

Иногда судьба сводит двух предначертанных друг другу людей еще тогда, когда они даже не задумываются над своим выбором. Со мной и Ричардом было именно так. Сейчас мне кажется, что не было в моей жизни ни дня, в котором не присутствовал бы Ричард Глостер или мысли о нем.

Мы познакомились еще в детстве. Тогда еще слышны были отголоски кровопролитных сражений за трон между Йорками и Ланкастерами — сражений первого этапа войны между кузенами-аристократами, на гербах которых цвели белая и алая розы. Сражений, в одном из которых погибли отец и брат Ричарда, горько оплакиваемые всеми йоркистами. Сражений, которые возвели на престол старшего сына погибшего герцога Йорка — ныне короля Эдуарда IV. Девятнадцатилетний король, объединив вокруг себя присягнувшую ему в верности аристократию, правил бал в Лондоне, молодежь же потянулась вослед за Ричардом Невилем, графом Уорвиком, которому было поручено контролировать неистовый Север страны, - моим отцом. Так постепенно в старинном замке Миддлхэма, под сводами которого взрослели и мы с сестрой, сформировался круг воспитанников, проходивших военное обучение под присмотром опытного воина графа Уорвика. Гордость его больше всего лелеял тот факт, что король поручил ему образование не только сыновей английской аристократии, но и своих собственных братьев — новоиспеченных герцога Кларенса и герцога Глостера. Что, кстати, навеки сплотило моего отца и моего будущего мужа, связало их нерасторжимыми узами, которые остались столь же крепкими даже тогда, когда они волею судеб оказались по разные стороны баррикад.

Впрочем, Джордж Кларенс недолго пробыл в Миддлхэме — он был уже достаточно взрослым для того, чтобы отправится ко двору своего брата, чего и не приминул сделать при первой же сложившейся возможности. Ричард же только вступил в пору отрочества, более того, обладая довольно хрупким телосложением, но несгибаемой силой духа, он стремился как можно чаще упражняться с мечом, желая быть похожим на того, кого считал для себя примером для подражания — собственно, на графа Уорвика и, что не вызывало сомнений, своего брата короля.

Мы познакомились... Мне тогда было восемь, ему сравнялось двенадцать, но сблизились мы далеко не сразу. Молчаливый и хмурый большую часть времени, Ричард мало располагал к себе людей. Он предпочитал со стороны наблюдать за веселыми компаниями, а не шутить в самом ее центре, как бы поступили его харизматичные и очаровательные старшие братья. Но его острый глаз и не менее острый ум уже тогда подмечали каждую мелочь, а сердце, пожалуй, было чересчур восприимчиво ко всему, что происходило вокруг него, хотя ни разу я не замечала, чтобы эмоции отражались на его обрамленном черными волосами лице. И он тренировался... С завидным упрямством, не щадя самого себя, раз за разом, пока не достигал совершенства, но даже этого ему было мало. Оставаясь в одиночестве, прячась ото всех в нишах замковых стен, я часто наблюдала, как он бродил между дворовыми построениями. Ричард привлекал мое внимание, потому что я, как ни старалась, не могла его понять. А вот он понимал меня так хорошо, что, казалось, будто насквозь видел мою душу.

Если вы скажите, что иметь старшую сестру — это здорово, то у вас никогда не было старшей сестры. Нет, возможно, если вы погодки, то положение дел меняется, но когда сестра старше вас на пять лет, привыкла всегда быть в центре внимания и — главное! - в пятилетнем возрасте совершенно не ждала появления на свет еще одной Невиль, то все усложняется. Заметно усложняется. Конечно, мы любили друг друга и готовы были каждая душу отдать за спасение другой, только вот в повседневной жизни мне не было ни капли спокойствия от Изабеллы. В пятнадцать она уже считала себя взрослой леди, на что имела, в общем-то, полное право и что не преминула ежедневно доказывать мне, наряжаясь в новые модные платья и украшая волосы конусовидным эннаном с расходящейся вуалью от острой вершины. Дальше — больше. Теперь она мечтала о богатом и знатном женихе, которого подыщет ей наш отец, возможно, даже королевского рода, а я, только лишь младшая дочь графа Уорвика, буду вынуждена довольствоваться сыном какого-нибудь знатного, но всего лишь обыкновенного аристократа. Вот так, прячась от заверений в моей собственной незначительности от Изабеллы, я и сидела часто в одиночестве на заднем дворе замка, то и дело встречая там Ричарда Плантагенета. Я не понимала, почему он прячется ото всех, а вот ему хватало одного взгляда на меня, чтобы сделать выводы — я подозревала, что правильные, и списывала его проницательность на возраст: все-таки ему уже сравнялось четырнадцать лет, а мне было всего лишь десять.

Мы просто однажды столкнулись лоб в лоб. Я возвращалась с одной из своих ежедневных прогулок, он — только выходил на свою. Я всегда была высокой девочкой, а Ричард не отличался ростом, поэтому наши глаза, несмотря на разницу в возрасте, были практически на одном уровне. И близко. Достаточно близко для того, чтобы между нами возник зрительный контакт. Мы смотрела друг другу в глаза не меньше минуты, пока Ричард не заговорил первым:

- Леди Анна, я прошу меня простить за то, что случайно и совершенно непреднамеренно нарушил ваше уединение.

Ну да, чего и следовало ожидать. Я собиралась ответить ему в его же чопорном тоне, как вдруг заметила легкие смешинки в глубине его серых глаз. И улыбнулась. Так завязалась наша дружба.

Впрочем, это мы дружили, а у моего отца на наш счет были совсем иные планы.

Речь шла о браке между Изабеллой и Джорджем Кларенсом, который планировался уже очень давно. Оба уже давно достигли брачного возраста, только вот король Эдуард тянул со свадьбой. Разумеется, в момент ожидания договориться можно до многого, вот и мой отец однажды проронил:

- Женим Изабеллу и Кларенса, а там и Анна достигнет четырнадцатилетия, тогда и ее можно отдать за Глостера. В конце концов, по положению они равны. Да, конечно, он — брат короля, но этот самый король обязан мне слишком многим, чтобы отказать в таком деле... - никто не сомневался, что подобный брак отцу был необходим лишь для того, чтобы укрепить свое положение в высшем свете, в последние годы изрядно пошатнувшееся. И все равно — для меня это было равносильно грому среди ясного неба.

Что же Ричард? А он воспринял новость совершенно спокойно, словно давно сам размышлял над этой возможностью. Я взрослела, и, становясь старше, постепенно понимала, что между нами мог бы быть идеальный брак, как между моими отцом и матерью, и все равно — слишком резкой казалась на тот момент обрушившаяся на нас новость. А Ричард смотрел на меня с одобрением, слегка приподняв бровь, словно спрашивая: ну что скажешь — неплохая идея, не так ли? И в глазах снова эта смешинка, которую в тот момент я жаждала погасить любыми известными мне способами.

Я слишком рано взрослела.

Но, положа руку на сердце, признаю, что, спроси меня, я бы согласилась. Только меня никто не спрашивал. Так я стала потенциальной невестой брата короля. И велика была вероятность в ближайшие несколько лет стать женой.

Но судьба распорядилась иначе.

ЧАСТЬ 2.

С того самого злосчастного дня и по сей день я проклинаю уязвленную гордость своего отца. Нет, скорее, то была гордыня. Жажда власти, жажда все подчинять и держать под контролем. Он мечтал, посадив на трон мальчишку, править страной в качестве серого кардинала — и просчитался. Неумолимо надвигался тот день и час, когда юный Эдуард IV выйдет из-под опеки Ричарда Невиля и начнет править и поступать самостоятельно.

Буря разразилась, когда пришло известие о его женитьбе. Не прошло и года, как мой отец вернулся с переговоров с королем Франции Людовиком, целью которых было заключение брака английского короля Эдуарда и юной и прекрасной принцессы Боны Савойской — родственницы жены короля французского. Отец мыслил дальновидно — таким образом мы навсегда бы обеспечили себе уверенность, что французы не окажут поддержку Ланкастерам, поскольку бежавшая на родину бывшая королева Маргарита и ее сын — наследник низложенного короля Генриха VI — все еще лелеяли мысль о дальнейшем захвате английского трона. Договор с Людовиком был составлен, и тут-то открылась тайна, буквально оглушившая моего отца. Он рвал и метал:

- Мальчишка!!! После всего, что я сделал... после всего!!! Жениться в обход моему решению — да на ком! Вдове!!! Какого-то мелкопоместного Грея, сражавшегося на стороне — вы только подумайте! - Ланкастера! Нет, это он придумал все, дабы меня позлить, он не может быть настолько глуп... Вдова с сомнительной политической репутацией, старше его, с двумя детьми — и это когда ему была доступна любая принцесса Европы!

Стены Миддлхэма содрогались от его яростного крика, моя мать благоразумно отмалчивалась, ожидая, когда утихнет эта вспышка гнева, а я, поджав губы, сидела на подоконнике и думала, что отныне все пойдет своим, незапланированным нами путем.

Я оказалась права. Как же я оказалась права! Мне и сейчас кажется, что это было нечестно по отношению ко мне — дать надежду, а потом отобрать ее так бессовестно. Мой отец отказался бывать при дворе, объявив бойкот Эдуарду. Конечно, он остыл и пожалел о своем решении, но время было безвозвратно утрачено: шаг за шагом, но родственники новой королевы Вудвилли захватили все высшие чины Англии. Моего отца отодвинули на второй план.

Для него это было сродни трагедии — наблюдать, как им открыто пренебрегают. Он делал ставки на брак своих дочерей с самыми завидными женихами Англии, но...

- Джордж Кларенс может выбрать себе любую невесту королевской крови...

О моем браке с Ричардом уже и речи не шло...

Кларенс и Изабелла все-таки поженились в 1469 году. Незадолго до этого Ричард уехал из Миддлхэма. В этом году ему исполнялось 17 лет. Его образование считалось оконченным.

Мне казалось, будь со мной Ричард, то он смог бы изменить ход мыслей моего отца и предотвратить последующие за этим поступки. Но его не было. Я мысленно призывала его вернуться и вмешаться, потому что чувствовала приближающуюся угрозу. Оказалось, что не зря. Однажды отец просто приказал нам готовиться к отплытию. Не рассказав, куда и насколько. Все открылось позже. И это было сродни удару обухом по голове.

Мой отец, Ричард Невиль, граф Уорвик, верноподданный йоркист — переходит на сторону Ланкастеров. Это был конец всему — Ричард никогда не предаст своего брата. А значит, что с этого момента мы считаемся идеологическими врагами.

ЧАСТЬ 3.

Мне никогда не нравился Джордж Кларенс. Было в нем что-то отталкивающее. Конечно же, ему симпатизировали женщины, в том числе Изабелла. Попасть под чары красивого и богатого брата короля было очень просто. Но мне всегда виделась в нем какая-то червоточинка...

Он отправился вместе с моим отцом во Францию. Разумеется, его цели были понятны с самого начала — он мечтал, спал и видел, как займет трон вместо своего брата. Причины для этого у него были смехотворные — якобы, король Эдуард не был сыном Ричарда Йорка. Справедливости ради, такие слухи ходили, но кто в них верил? До того момента, как Кларенсу они не понадобились в качестве доказательства своего права на корону.

Меня этот вопрос занимал меньше всего.

Здесь, во Франции, решалась моя судьба. Мое будущее.

Отцу нужен был залог, свидетельствующий о крепости уз между ним и Маргаритой Анжуйской. Если честно, то мне кажется, что, не разведи их жизнь 15 лет назад по разные стороны войны, они бы понравились друг другу. Оба гордецы. Оба тщеславны. Оба умны и беспринципны. Оба готовы пойти на все ради достижения своей цели. А цель у них одна — власть.

Однако же она заставила его встать перед ним на колени. Она держала его коленопреклоненным час, два часа, с высокомерной улыбкой рассматривая его покрасневшие от стыда щеки. Оба знали, каков будет ее ответ на его мольбу о прощении. Они слишком нуждаются друг в друге. Однако она все равно заставляла его сгорать от стыда на коленях, словно мстя за долгие годы изгнания из страны, в которой некогда была королевой.

Залогом мира была я в качестве жены наследнику Ланкастеров Эдуарду, сыну Маргариты Анжуйской и томящегося в Тауэре низвергнутого короля Генриха.

Очень скоро я познакомилась со вторым в моей жизни женихом. Мы смотрели друг на друга с открытой неприязнью. Изучали внешность друг друга. Он был почти ровесником Ричарда — я не могла избежать сравнений. Выше его, пожалуй, даже симпатичнее. Но, рассматривая его светлые волосы и прозрачные голубые глаза, я видела сероглазого брюнета с острым взглядом и суровым выражением лица. После приема, оставшись одна, я уткнулась лицом в подушку и беззвучно заплакала.

Я думала, что умру со стыда. Все эти долгие месяцы моего замужества я не знала, как смотреть в глаза людям. Маргарита Анжуйская оставила для своего сына лазейку. Разумеется, ни он, ни она не были рады перспективе вечно прожить рядом со мной. Эдуард Ланкастерский не был так легкомыслен, как его тезка-кузен: его не устраивала жена Невиль, когда (при условии, что он вернет себе английскую корону) ему доступна любая европейская принцесса. Маргарита Анжуйская не рада была невестке-дочери своего заклятого врага, даже несмотря на (временное — никто в этом не сомневался, даже — особенно! - мой отец) перемирие. Нас обвенчали по всем правилам, но она запретила своему сыну и пальцем прикасаться ко мне. Она рассчитывала таким образом расторгнуть наш брак. Об этом знали все. Я ходила, низко опустив голову, и хотела исчезнуть, лишь бы избежать этих косых взглядов и перешептываний за спиной.

Эдуард не был плохим человеком, но его с младенческого возраста воспитывали как наследного принца, и это негативно сказалось на его характере. Он делал все, чего пожелает, но отдам ему должное — зла я от него тоже не видела. Мы недолго пробыли вместе — спустя несколько месяцев он отправился в Англию, где мой отец до этого совершил собственноручно очередной дворцовый переворот в Войне Роз. Король Эдуард и его приближенные бежали в Кале, король Генрих, ожидавший десятилетие в Тауэре второго шанса, был вновь коронован, а мой муж официально стал считаться наследником престола. Однако больше живым я его не видела. Я слезно умоляла свою свекровь вернуться в Англию, где она считалась вновь провозглашенной королевой, но Маргарита медлила, не доверяя моему отцу... а потом было уже поздно.

В пасхальное воскресенье 14 апреля 1471 года войско Ричарда Уорвика встретилось с изрядно поплотневшей вследствие очередного перебежничества герцога Кларенса (который с завидный постоянством и легкостью менял свои политические пристрастия) армией Эдуарда Йорка при небольшом местечке Барнет. Сражение закончилось полным разгромом Ланкастеров. В числе погибших значился и мой собственный отец.

Весть о сражении и гибели в нем моего мужа при Тьюксбери 4 мая я не смогла воспринять должным образом, поскольку до сих пор не пришла в себя после известия о смерти отца. Расшатать меня смогло только пленение, которое и разлучило меня со своей уже бывшей свекровью. Только тогда я смогла более или менее внимательно прослушать все, что говорили о прошедших сражениях, и в разговорах часто мелькало одно имя, громкое, прославленное имя, вспоминать которое я запретила себя еще полгода назад, став женой другого человека.

Армиями под Барнетом и Тьюксбери на стороне Йорков командовал Ричард Плантагенет, герцог Глостер.

ЧАСТЬ 4.

Официально я считалась женой Ланкастера, то есть за мной как женой и дочерью противника нужен был присмотр. Содержать меня в клетке никто не посмел — предпочли отдать ближайшему родственнику. То есть безопасному родственнику. По иронии судьбы, им оказалась моя сестра Изабелла. Так я попала в дом того, кого пусть косвенно, но считала виновной в смерти моего отца и хотела видеть меньше всех, - герцога Джорджа Кларенса.

Иногда мне казалось, что мы снова перенеслись в детство. Все было совсем как раньше: я, у которой по сути будущее было только одно — замужество, причем где-нибудь подальше от Лондона, и Изабелла, вновь жена брата короля, пусть и потерявшего вследствие многочисленных измен доверие брата. Видеть его ежедневно, самодовольного и легкомысленного, было выше моих сил. Я прятала от него взгляд, я боялась того, как он на меня смотрел. А он смотрел на меня, как на проблему.

Впрочем, с ним я сталкивалась нечасто — в основном мой досуг скрашивала Изабелла, и первые недели текли ровно и спокойно, если не считать моего волнения по поводу неизвестности моего будущего. Кларенс большую часть времени проводил при дворе, решая с Эдуардом, как я догадывалась, какая часть наследства моей матери, конфискованная как у жены изменника, достанется моей сестре, то есть ему. Но сегодня он был дома, ожидая посла короля у себя. То, чего я боялась больше всего все эти недели, так или иначе должно было произойти: мы встретились. Мы — это я и посол короля Эдуарда: между старшими братьями улаживал разногласия младший.

Я замерла в дверях, когда заметила его. Он заметно возмужал — от хмурого мальчишки не осталось и следа. Теперь передо мной был воин: выражение глаз решительное и твердое, волосы чуть длиннее привычного, само воплощение уверенности, спокойствия и взрослости. Ричард поприветствовал нас с Изабеллой поклоном. Я ответила на приветствие. Когда все формальности были соблюдены, мы присели с сестрой отдельно, а братья продолжили свою беседу, я смогла выдохнуть.

А чего я ждала? Что он тут же встанет на колени и попросит моей руки у моего опекуна? И с какой стати? Я знала о его положении в стране — правая рука короля, второй по значимости человек в Англии... Любая невеста, даже самая большая гордячка, сочтет за честь стать его женой. Любая! Доверие к нему полнейшее, власть его почти безгранична! Красивый, богатый, знаменитый на всю Европу... Ему не нужна бесприданница, вдова противника, павшего в бою, который он выиграл... Да с чего я решала, что он будет волноваться и думать обо мне? Между нами никогда не было ни слова о каких бы то ни было чувствах.

И все равно я продолжала его ждать. А он продолжал приходить — не каждый день, но довольно часто. Он по-прежнему был максимально нейтрален со мной, я бы даже сказала подчеркнуто нейтрален — хотя по положению он мог относиться ко мне, как к своей сестре, ведь по церковным законам я могла ей считаться. Но он вел себя так, словно нас что-то разделяло.

Просто однажды Изабелла высказала вслух предположение, которое я сама уже давно готова была услышать от нее:

- Ты знаешь, что при дворе все чаще говорят о скорой свадьбе Ричарда Глостера?

Мое волнение я выдала одним только взмахом ресниц, но Изабелла сидела слишком далеко, чтобы заметить, да и в тот момент склонилась над вышивкой.

- Свадьбе? На ком же? - как можно более будничным тоном поинтересовалась я в ответ.

- Ну, у него выбор-то есть, - намек на меня был понятен даже расставляющим свежие цветы в вазы служанкам, - любая принцесса... А Эдуарду сейчас как никогда необходимо налаживать связи с соседними странами. Самый быстрый и проверенный способ...

Я пожала плечами, заметив, что Изабелла пристально на меня смотрит, и продолжила дальше вышивать прекрасные белые розы рядом с тремя йоркистскими солнцами.

Так продолжалось несколько недель: сестра намекала на его женитьбу, Ричард приходил и вел со мной светские беседы, а я нервничала и ждала, во что же выльется вся эта ситуация для меня.

Все кончилось неожиданно. Или — началось? В любом случае, в этот день все перевернулось. Начиналось все невинно, когда Джордж Кларенс спросил своего брата — невзначай так, словно между слов спросил:

- Дикон, мы с женой и сестрой с нетерпением ждем, когда же ты скажешь нам имя своей избранницы?

Дикон повернул голову с брату и медленно, нарочито медленно поднял брови.

- Джордж, ты прекрасно знаешь ее имя. Граф Уорвик несколько лет назад взял с меня слово, что я женюсь на его младшей дочери, и, насколько мне известно, никто этого слова забрать назад у меня не просил.

Изабелла испуганно посмотрела в сторону мужчин. Книга из моих рук с грохотом упала на пол.

- Ах, ты снова об этом! Ричард, право, я думал, это ты в шутку сказал...

Какие тут шутки! У меня сердце было готово вырваться из груди...

Три слова — только они окончательно смогли меня лишить возможности адекватно воспринимать реальность:

- Я не шутил.

У Ричарда Глостера была удивительная способность сбивать мне дыхание. Я вообще забыла, что нужно дышать. Это было сказано слишком резко, слишком неожиданно...

В этот момент я поняла, что всегда его любила.

Это было сватовство? Определенно, самое необычное в истории Англии. Да, галантного мужа-рыцаря у меня никогда не будет. Зато будет любимый.

- Ну, для начала неплохо бы поинтересоваться мнением дамы.

Три пары глаз в ожидании уставились на меня. Я глубоко вздохнула, понимая, какой эффект на присутствующих произведут сказанные следом мои слова:

- Но... несколько лет назад мой отец дал слово... и я не помню, чтобы он или я забирали его обратно, - последние слова были сказаны уже решительным тоном, удивившим даже меня саму.

Я подняла голову и впервые встретилась взглядом с тем, кого только сейчас назвала своим женихом. И прочитала в нем облегчение. Он что, сомневался в моем ответе? Он сомневался во мне?

- Анна! - это уже Изабелла.

- Слово Ричарда Невиля можно не брать в расчет с того самого момента, когда он выдвинулся в Кале со всей своей семьей и переметнулся к Ланкастерам... - это Джордж Кларенс благоразумно оборвал фразу, вовремя вспомнив, что Ричард Невиль бежал во Францию далеко не один.

- Я готова дать слово повторно.

Я даже удивилась, насколько твердо и уверенно прозвучал мой голос. Но ведь самое сложное уже было сказано.

Кларенс же заметно нервничал. Он рассмеялся, пытаясь разрядить ситуацию и уйти от этой скользкой темы:

- Что же мы делим шкуру медведя, которого еще только предстоит убить? Нэд...

И снова только три слова:

- Нэд дал согласие.

Да, Ричард Глостер, ты гениальный стратег! Свой самый весомый козырь приберег напоследок. Мысли в моей голове проносились со скоростью молнии: он ждал решения Эдуарда! Он не хотел давать мне надежду только потому, что не был уверен в согласии своего брата на наш с ним брак. И Эдуард между старшим и младшим братом выбрал младшего — того, кто всегда был рядом с ним, поддерживая даже в самой безнадежной ситуации.

Так долго сдерживаемые раздражение и ярость Джорджа Кларенса вырвались наружу нервным криком:

- Еще ничего не решено! Ничего! Я поговорю с ним и объясню, что глупо жениться на той, которая не принесет сегодня пользы ни Англии, ни тебе лично!

- Джордж, я запрещаю тебя таким тоном говорить о той, которая скоро станет моей женой, да еще и в ее присутствии. Я вижу, что ты сейчас не способен сдерживать себя, поэтому позволю себе уйти, пока не будут сказаны слова, о которых мы оба после пожалеем. Леди Изабелла, - он поклонился, прощаясь, моей сестре, - леди Анна, - только глухой не заметил бы, с какой особой интонацией он произнес мое имя, - теперь вы и под моей опекой тоже, не беспокойтесь, я не позволю ничему дурному случиться с вами.

Я и не беспокоилась. Я парила в облаках. Я даже не хотела думать о том, когда он стал мне так необходим. Скорее всего, всегда и был, с того первого дня, как я его увидела. Весь остаток дня я провела, как в тумане, мыслями где-то явно далеко отсюда.

А стоило быть осторожнее. Стоило задуматься. Ведь Ричард никогда не бросает слов на ветер и не произносит просто так. К чему-то ведь он иносказательно, но предупредил меня о том, что для беспокойства есть причины?

ЧАСТЬ 5.

Я приходила в себя несколько дней. Помню, когда окончательно очнулась, то только тогда осмотрелась вокруг: я лежала на старой кровати, устланной каким-то тряпками, старой, дурно пахнущей одеждой и соломой. По просветам в потолке я поняла, что это был чердак, причем чердак достаточно старого помещения, на ремонт крыши которого у хозяина явно не хватало денег. Откуда-то снизу доносились крики, гремела посуда.

Мне было нехорошо, от резких движений кружилась голова, ноги не держали меня. Я так и осталась лежать на кровати, решив, что все равно, прежде чем что-то предпринимать, нужно здраво оценить ситуацию. Меня переодели, видимо, когда я была без сознания. Я попыталась вспомнить, как я здесь оказалась, но последнее, что помнила — то, как я отправлялась спать в доме сестры и Кларенса. Я считала дни до возвращения Ричарда с Севера страны и официального объявления нашей помолвки. Как назло, эти дни тянулись очень медленно.

Ричард...

Я не могла вспомнить, опоили меня или же увезли силой, но была почти уверена, что за всем этим стоял Джордж Кларенс. Он открыто выступал против моего брака с Ричардом, боясь, что тот заберет у него вожделенную часть маминого наследства. В один из коротких вечеров, когда нам удалось поговорить наедине, Ричард сказал, что хотел бы получить только Миддлхэм — дом, где мы вместе росли. Богатое графство Уорвик в самом центре Англии в общем-то не сильно бы увеличило владения второго человека в стране, потому, лишь бы избежать прямых столкновений с братом, он изначально отказывается от каких-либо претензий на него. Привыкший никому не доверять и периодически предавать самых близких людей, Кларенс, видимо, не поверил в заявление Ричарда...

То положение, в котором я оказалась сейчас, было прямым следствием его недоверия Ричарду. Как же я была зла на Кларенса! На ярость сил уже не хватило.

Вечером ко мне поднялся человек — как я поняла, хозяин этого помещения.

- А, так ты пришла в себя! - проговорил он самодовольным тоном, который мне очень не пришелся по нраву, - Через пару дней очухаешься и сможешь приняться за работу.

Поставив рядом блюдо с супом сомнительного качества и хлеб, он вышел молча, плотно закрыв за собой дверь. Я слышала, как скрипела задвижка. Значит, я здесь пленница. Я взялась за еду. Будучи дочерью одного из самых именитых аристократов Англии, я никогда не ела подобной пищи, но желудок мой был менее привередлив, нежели я. Оказывается, я так проголодалась, что, казалось, никогда не ела быстрее.

Немного набравшись сил, я более критически рассмотрела ситуацию. Вполне возможно, хозяин заведения не знает о том, кто я такая, и если я ему расскажу, он мне поможет. Наивно, шансы минимальны, но надо использовать любую возможность. Как только он придет вновь, я поговорю с ним.

Я долго репетировала речь. Смешно, конечно, но нельзя же так просто на чердаке неизвестного дома взять и сказать:

- Знаете, я дочь того самого прославленного графа Уорвика. Вполне возможно, что мой жених — а это не кто бы то ни было, а герцог Глостер — вернулся в Лондон и ищет меня сейчас...

Я ожидала, что меня поднимут на смех. Но на деле все оказалось гораздо, гораздо хуже.

- Не волнуйся, голубушка, нас предупредили о твоем легком недуге. Нас здесь совершенно не волнует, кем ты себя считаешь, главное, чтобы ты работала хорошо. Мэг подберет тебе на кухне подходящее занятие. В общем-то мы просили поварешку, но без должного опыта...

Итак, меня считали умалишенной! Кто-то, чтобы заранее предупредить мои попытки освободиться, создал легенду обо мне. Выяснилось, что ко мне никогда и никто не обращался по полному имени Анна, для всех я всегда и (что немаловажно!) теперь была и буду Нэнси. Я выросла в пригородной деревушке и по достижению 15 лет отправилась в город работать. Ну и да — я считала себя дочерью Ричарда Невиля, графа Уорвика.

Мэг оказалась дородной кухаркой, которая при первой нашей встрече внимательно меня осмотрела и неодобрительно поджала губы. Видимо, мои тонкие руки и хрупкое телосложение ей не понравились. Так или иначе, она всунула мне в руки половник и поставила перед кухонной плитой.

Мне ни разу за свои 15 лет жизни не приходилось работать на кухне. Я не знала, чего от меня хотят. Это злило всех: Мэг, поваров, хозяина таверны, которую, как оказалось, я теперь обслуживаю. Совсем скоро они перестали церемониться со мной. Более того, я замечала, что меня насильно перегружают работой, словно хотят медленно извести. Я вставала раньше всех, уходила с кухни из рабочих последней. Мои волосы пропитались жиром и, растрепанные, свисали с головы, мои руки и ноги покрылись волдырями, одежда пропахла парами. Но что было гораздо хуже — я была утомлена физически и психологически. Поначалу я пыталась вырваться, хотела подкупить служанку, пообещав ей вознаграждение, но хозяин предупредил всех работников таверны, чтобы те не слушали моих уверений и ни в коем случае не выпускали за пределы кухни. Спала я по-прежнему на чердаке, в особо морозные октябрьские ночи коченея от холода.

Вскоре я потеряла счет дням, но по тому, как холодало по ночам, предполагала, что уже конец октября или начало ноября. Иногда меня просили отнести блюда, приготовленные на заказ, к дверям, ведущим в столовую. Там всегда стояли разносчики блюд, которые заодно следили, чтобы кухарки и поварешки не выходили за дверь. За мною был особый присмотр.

В тот день в зале было шумно. Видимо, несколько рыцарей праздновали какую-то очередную годовщину чего бы то ни было. Мы только успевали приготавливать для них смену блюд. Я обожгла себе руку, не справляясь с поджариваем лука, и Мэг, которая всегда нервничала и срывалась, если что-то выходило из рук вон плохо, накричала на меня. Я была измотана. Обида и отчаяние нахлынули на меня. Взгляд упал на дверь в столовую, которая была чуть приоткрыта и... без вечных ее стражей, вышедших утихомирить излишне голосящих посетителей.

Я из последних сил рванулась к двери. Только потому, что никто не ожидал от меня подобного, меня не успели остановить до того, как я выбежала в залу с отчаянными криками о помощи. Естественно, все посетители уставились на меня — кто-то с недоумением, а кто-то с жалостью, потому что уже в следующую секунду меня со всего размаху стали лупить мокрым полотенцем и скалкой. Я не знала, кто это был, - Мэг или хозяин таверны, или и та, и другой вместе, - я только и могла, что кричать от боли и закрываться руками. За волосы меня оттащила обратно на кухню. Я не могла двигаться. Каждое движение причиняло мне боль. Я боялась, что больше уже не смогу оправиться. Я рыдала, а меня уже поднимали — не хватало работников, а я не неженка, так что прийти в себя смогу и в процессе приготовления супа...

Через два часа в зале раздался шум. Не успели мы опомниться, как на кухню ворвался целый отряд вооруженных рыцарей, перепугав в первую очередь Мэг, а потом уже и всех остальных кухарок. В суматохе и неразберихе я хотела улизнуть в дальний угол, чтобы меня случайно не задело в этой внезапной разборке, как вдруг кто-то наконец соизволил внятно и, главное, громко крикнуть причину этого вторжения:

- Герцог Глостер ищет свою невесту!

Кто-то сказал, что ищет он ее явно не в том месте, где нужно, я закричала, что вот она я, меня начали оттаскивать обратно на чердак, я билась руками и ногами, не понимая потом, откуда только нашла в себе силы, пока все присутствующие не замерли от громкого, короткого имени, произнесенного твердым, властным голосом:

- Анна!

Я думала, что уже никогда не услышу этот голос.

Ричард глядел на меня с ужасом в глазах. Я же не видела никого из окружающих, кроме него. Красивый, богато одетый, он смотрелся на этой грязной, пропахшей жирами кухне по меньшей мере нелепо. И все же он пришел сюда за мной.

Я рванулась к нему, не разбирая дороги. Кажется, споткнулась о низенький табурет, стоявший возле разделочного стола, вновь ушибла еще горящие от побоев ноги... Я кинулась к нему на грудь и, обнимая за шею руками, разрыдалась, а он дрожащими губами целовал мои перехваченные своими руками, грязные и шершавые натруженные руки...

* * *

Позже, когда он увозил меня из этой таверны на границе с Чипсайдом (я все думала, где же нахожусь, но понимала, что район был не самый богатый), прижав к себе, словно больше никуда не собираясь отпускать, Ричард рассказал мне о том, что меня заметил один посетитель, проходивший когда-то обучение вместе с ним в Миддлхэме у моего отца. Зная, что Ричард Глостер разыскивает леди Анну Невиль по всей Англии, он в ту же секунду отправился к нему домой, добился аудиенции и рассказал об увиденном, не забыв упомянуть, как со мной обращались. Глостер же не медлил ни минуты, созвал всех рыцарей, что находились на службе сегодня в его резиденции в Лондоне, и отправился за мной.

Мне оставалось только гадать, какое вознаграждение получил тот рыцарь, имени которого я даже не спросила, за помощь в моем спасении. Зная Ричарда, я была уверена, что еще неоднократно встречу его в высших кругах на значительно высоких административных должностях.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ.

История Анны Невиль собрана по крупицам и описана в очень немногочисленных романах. Я трактовала ее достаточно свободно — по фактам, конечно, не уходя от истины, но дополняя своими диалогами и рассуждениями. К сожалению, как именно думала Анна Невиль, нам сейчас практически невозможно узнать — в силу отдаленности от нас эпохи Войны Алой и Белой розы и множества уничтоженных в тюдоровскую эпоху исторических документов. Но поскольку я человек современный и не обладаю большим талантом, чтобы написать историю от лица девушки, жившей в XV веке, то образ Анны тоже получился у меня слегка осовремененный, за что я и прошу прощения у всех поклонников этой эпохи и этой королевы. Моя Анна изображена как второстепенная героиня романа Марион Палмер «Белый вепрь» - образец нежности и истинного благородства, тех качеств, которые в ту далекую эпоху было принято вкладывать в одно слово — леди. И Анна была настоящей  благородной леди, достойной королевой. А еще она была тем светом для любимого человека, который необходим в жизни каждому, его тихая гавань, молчаливая поддержка и опора, всегда рядом, всегда готовая излечить его раны своим теплом... В процессе написания статьи я неоднократно перечитывала все немногочисленные эпизоды с ней в этом романе, но так и не смогла вжиться в роль и писать от ее имени.

Анна Невиль действительно была коронована в 1483 году в Вестминстере, но королевой побыла всего два года. Чреда несчастий подкосили ее и без того хрупкое здоровье, а болезнь легких, которые она ослабила в месячном заточении, выполняя работу кухарки в лондонской таверне, начала прогрессировать. Но до этого были 11 лет безоблачного счастья в родном Миддлхэме, куда она и Ричард отправились сразу после свадьбы в 1472 году.