Из дневника Аннабел Черри

23 мая 1993 года

Мама, мамочка, почему ты ушла? Зачем оставила меня с папой? Мне плохо без тебя. Мамочка забери меня.

24 декабря 1993 года

Я у бабушки. Это такое счастье. Как тут легко и хорошо. Рождество. Завтра Рождество. Мы пойдем в лес за поленом и остролистом. Будем украшать дом ветками омелы. Не могу дождаться завтрашнего дня.

14 июля 1994 года

Дед такой выдумщик. С ним интересно все. Даже удить рыбу, хотя это совсем не мой конек. Но это оказалось так классно, только черви немного неприятны. Не страшны, совсем нет. Страшны только мыши.

25 декабря 1996 года

Рождество. Рождество. Рождество. Вчера ходили в лес. Бабушка снова заставила меня надеть шубку и смешной меховой капор. Зато потом она отвлеклась, и я сбежала на кухню. Мэгги дала мне орехов и цукатов. А когда стемнело, ходили с дедом смотреть на звезду. Я ее нашла и загадал желание. И маме сказала, что люблю ее. Я знаю, она слышит меня. Утром бабушка с дедом уехали на мессу, а потому был обед и бал. Это было так красиво. Я стояла у перил верхнего этажа и смотрела на танцующих. Я счастлива. Я сегодня очень счастлива.

8 апреля 1997 года

Дед сказал, что завтра приезжает отец.

15 ноября 1999 года

Как же я все здесь ненавижу. Эта учеба. Девочки. Надоело. Устала. Хочу к бабушке. Только они с дедом любят меня. Только они. Мама, мне так тут плохо. Если бы не Бекки. С ней хорошо. Она милая и тихая.

22 августа 2000 года

Сегодня умер дедушка...

13 марта 2002 года

Бабуля переехала к нам. Это так здорово. Отец позволил нам жить в одной комнате. И Нюфка с нами. Отец не любит ее. Он вообще не любит собак. Как хорошо, что он не смеет ничего сказать бабушке. Она – леди Гамильтон, и он по ее понятиям – плебей. Она ему всячески это показывает. А мне смешно, когда он злится, а сделать ничего не может.

24 сентября 2002 года

Вчера похоронили бабушку. А потом отец пристрелил Нюфку, потому что она плакала. Теперь плачу я. Господи, почему я не умерла вместе с мамой или с бабушкой...

3 июля 2007 года

Мне 20 лет. Много это или мало? Не знаю. Странно как-то. Сегодня вскрыли завещание деда, касающееся меня. Еще 5 лет, и я смогу путешествовать. Как же хочется уехать, куда глаза глядят. Пусть скорее пройдут эти пять лет.

27 сентября 2009 года

Я не хочу больше жить. Это так мерзко, противно, гадко, больно. Я ненавижу Чарльза. Ненавижу отца. Господи, и об этом пишут в романах, как о самом прекрасном. Да я лучше умру, чем позволю кому-то из мужчин к себе прикоснуться. Н е н а в и ж у...

5 июля 2012 года

Свершилось. Мне 25. Я свободна. Отец аж бокал разбил от злости, когда говорил тост на моем Дне Рождени . Как же я рада. Завтра переезжаю в поместье.

12 декабря 2012 года

Прощай, дневник. Лечу в Париж. Неделя у Этьена. Как же я люблю французских кузенов. Они такие няшки. С ними классно развлекаться. А потом – в путь. Билет на «Восточный экспресс» уже забронирован. Дом в Лондоне куплен. Здравствуй, новая жизнь.

Мэри Паркер от Аннабел Черри

Мэри, привет, дорогая!

Пишу тебе из Парижа. Спросишь, как меня сюда занесло? Очень просто – я уезжаю на Восточном экспрессе в Стамбул. Да, на том самом, легендарном. Все элементарно, моя прелесть – мне же исполнилось, наконец, 25, и эти чинуши разморозили дедовы деньги, и папик ничего не смог сделать – в завещании четко прописано, если до 25 лет я не выхожу замуж, деньги поступают в мое полное распоряжение. Так что теперь я могу исполнить свою мечту о путешествиях.

Представляешь – Рождество в «Восточном экспрессе». Это же так романтично. Во всяком случае я – в предвкушении чего-нибудь чудесного. Ведь Рождество само по себе – время чудес, а уж в такой поездке они непременно случатся.

Вернусь, встретимся, поболтаем, надеюсь, новый дом на Парк-Лейн, который я купила ко дню рождения, приведут в порядок к моему возвращению, и мы встретим Новый год нашей компанией.

Всем привет, твоя Энн.

22 декабря 2012 года легендарный поезд «Восточный экспресс» отправился по маршруту Париж–Стамбул. Купе № 11 занимала рыжеволосая девушка Аннабел Черри. Энн, как ее звали подруги, или Черри-вишенка. Но это прозвище было только для самых близких.

****

Я прожила в Париже великолепную неделю, и вот настал день отъезда. Почему-то казалось, что именно грядущее Рождество принесет в мою жизнь что-то чудесное. Может, от того, что я избавилась, наконец, от мелочного опекунства отца, может – от самого путешествия на Восточном экспрессе и всего, что связано именно с этим поездом. В любом случае, масса новых потрясающих впечатлений мне гарантирована. 19.00. Поезд тронулся. Я прошла в купе и попросила принести мне чаю...

***

Первая остановка. Страсбург. Столица Эльзаса. Я вышла на перрон. Глаза разбегались от обилия сувениров. Вспомнив рассказы Этьена, решила купить аиста, символ этой местности. А потом наткнулась на прилавок с рождественскими пряниками и пропала. Их было так много, и все – разные. Решив с кем-нибудь посоветоваться, я огляделась и увидела приятного мужчину, кажется француза, который вчера за ужином говорил всем комплименты и вроде даже ухаживал за Бэкки. Да, да, со мной вместе в поезде едет давняя подруга, ну чем не чудо.

– Добрый день, мсье, Вы вчера нас так неожиданно покинули. Смотрите, какие пряники, их так много и все разные – не знаю, что и купить, – обратилась я к общительному французу.

Он был достаточно вежлив, и помог мне с выбором пряников и прочей милой ерунды, и даже поддержал, когда я поскользнулась на льду и чуть не упала. Оказавшись совсем близко от мужчины, я вдруг замерла на мгновение, сердце пропустило удар, а потом забилось сильнее. Энн, что с тобой, да у него обворожительная улыбка, приятный парфюм, и весь он какой-то надежный и одновременно милый, но ты-то тут причем? Мы поднялись в вагон выпить глинтвейну, говорили вроде ни о чем, но очарование от общения становилось все сильнее. Съев пирожное, я облизала губу и поймала странный взгляд Франца, отчего-то смутилась, покраснела, начала оправдываться, но он вдруг нежно взял меня за подбородок и приложил палец к моим губам.

– Шшш... Не извиняйся так много. Вообще, не извиняйся.

Я молча смотрела в его глаза, чувствуя, что пропадаю, и не двигалась, – казалось, чего проще – слегка куснуть его за палец, рассмеяться и перевернуть ситуацию, разрядить обстановку, но я словно окаменела в ожидании сама не знаю – чего – поцелуя, насмешки?

Секундное колебание, и вот Франц наклоняется ко мне, и его губы берут мои в нежный плен. Кажется, приключения начинаются, – только и смогла подумать я, – когда его губы коснулись моих. – Боже, как давно меня не целовали, – последовала следующая мысль, мои губы раскрылись, а руки сами обняли голову мужчины и пальцы зарылись в его волосы. – Никогда не целовала мужчину с бородой и усами, – эта мысль была третьей, – и ощущения мне несомненно нравятся. Голова кружилась – то ли от слишком крепкого глинтвейна, то ли от поцелуя, но остановить это не было ни сил, ни желания. Не прерывая поцелуя, Франц притянул меня к себе на колени. Энн, остановись, это безумие, вы знакомы меньше суток, что он о тебе подумает, – возмутился внутренний голос, но одна моя рука запуталась у него в волосах, другая нежно гладила бороду – какие странные и приятные ощущения – сердце было где-то в пятках, а голова продолжала кружиться. Безумие было таким сладким...

Объявили следующую остановку.

– Хочешь в Мюнхен? – Франц отстранился на несколько миллиметров.

Мне потребовалось какое-то время, чтобы хоть немного прийти в себя, трезво мыслить было еще сложно, поэтому принятие решения я оставила за мужчиной.

– Не знаю... Я никогда не пила пива, но до сих пор не страдала от этой потери.

Франц застонал:

– Да или нет, детка? – его голос был очень низким.

– Не хочу никуда, – прошептала я, пытаясь заглушить голос разума.

В следующее мгновение я оказалась на диване, а его руки пытались справиться с пуговицами моей блузки.

Энн, Энн, что ты делаешь, – билась где-то на задворках сознания, – а руки гладили плечи мужчины, шею в вырезе рубашки, и все мое существо тянулось к нему.

– Детка... – прошептал он мне на ухо. – Ты уверена?

Господи, конечно нет, я ни в чем не уверена, я сама себя не узнаю – никогда не совершала безумных поступков, а это был именно такой, – я предательски покраснела – а вы знаете как краснеют рыжие – от кончика носа до кон

– Стоп, детка... ты когда-нибудь делала это? – Франц выразительно посмотрел на свою руку, лежащую на моей груди.

– Мне 25 и... – Господи как неудобно говорить об этом вслух, – и... один раз в моей жизни, я... – нижняя губа закушена, в глазах предательские слезы, нет, я не хочу об этом вспоминать, я хочу забыть и если сейчас скажу еще хоть слово, просто разревусь.

– Тихо, – Франц нежно поцеловал ее. – Все будет хорошо.

И так оно и было... Франц был бесконечно нежен... Его ласковые губы и руки были везде, я растворилась в ощущениях, прошлое куда-то ушло, надеюсь, безвозвратно.

Я потерялась во времени и пространстве, купаясь в нежности этого по сути незнакомого мужчины, который вдруг стал таким близким и родным. И когда мир расцвел всеми красками радуги, я прошептала его имя и, открыв глаза, посмотрела в его – черные, бездонные и очень ласковые.

... Франц лежал рядом, и его рука обнимала меня за талию и крепко прижимала к себе. – Как ты, детка? – прошептал он.

Я ткнулась носом куда-то ему в шею и снова не могла вымолвить ни слова, да и что я могла сказать – все слова были банальны по сравнению с ощущениями...

...Мы все-таки успели выйти из вагона и даже съесть мороженое... объявили отправление, и Франц просто попрощался и ушел к себе.

А я... я кляла себя последними словами за романтизм, глупость, за то, что поставила нас обоих в неловкую ситуацию, а потом решила плюнуть на все и делать вид, что ровным счетом ничего не случилось... За самобичеванием и размышлениями время прошло быстро, и вот уже нас встречает Вена. По вагону плывет вальс. «Я люблю тебя Вена, горячо, неизменно! Это чувство нетленно – ведь я в Вену влюблен...». Вместе с еще одной пассажиркой вышли на перрон, купили сувениры, посидели в кафе – выпили кофе с венским штруделем и вернулись в поезд. Франца не было видно, а вальс все звучал, и сердце сжималось, а на глаза наворачивались непрошенные слезы...

К вечеру приехали в Будапешт. Здесь мы должны были переночевать в гостинице, погулять по городу и вернутся в поезд только к обеду следующего дня. Я люблю Будапешт. Он какой-то уютный и добрый. Лондон – как джентльмен во фраке, застегнутый на все пуговицы, и в рубашке с жестким воротничком. Голову держит высоко и прямо, потому что туго завязан шейный платок. От него веет холодом и снобизмом. А Будапешт – тот же джентльмен, но в домашней куртке у камина. С трубкой или сигарой и бокалом вина. Он слегка выпил, но только очень слегка, ему весело и хорошо, и другим рядом с ним уютно.

В автобусе я сидела с закрытыми глазами и слушаю музыку, поэтому Франца заметила только в гостинице – он о чем-то говорил с начальником поезда и... целовался с одной и наших пассажирок. Ну, просто полный восторг. Так, Энн, тебе надо в душ. Долго нежусь в ванной, ((выхожу в номер – картина Репина «Не ждали» – на моей кровати разлегся Франц. Сказать, что я в шоке – ничего не сказать.)) А он еще и улыбается, да пошел бы ты в самом деле, нечего было Тори в холе целовать. Но его – «я соскучился»застает меня врасплох. Я сразу теряюсь, смущаюсь и готова лужицей растечься у его ног. Да что ж это такое, Энн, что с тобой происходит, почему этот парень имеет над тобой такую власть? Ответа я не знаю. Поворачиваю голову и смотрю на него. Он в самом деле сказал то, что думал? Но как же? А Тори? – Я совершенно не умею скрывать свои мысли и наверное, он все прочел по моему лицу, ну и пусть. Протянула руку и, коснувшись его лица, тихо прошептала – Я тоже.

– Детка, – Франц ласково погладил меня по щеке. – Хочешь чего-нибудь? – От его ласкового голоса стало вдруг легко и спокойно. Я обняла Франца за шею и уткнулась носом в ворот его рубашки. Как сказать ему, что я хочу все или ничего?

Открывая дверь ресторана, Франц сообщил мне еще одну «новость».

– Ах да, детка, я сказал, что ты моя невеста.

Даже так? Бросаю взгляд на Франца, гордо поднимаю голову – да, это парень один сплошной сюрприз, – вхожу в зал, опираясь на его руку – ноги ватные, в голове шумит и сердце готово выпрыгнуть из груди. –Спасибо, что предупредил, – вертится на языке, но губы онемели, и слова не произнесены. Только взгляд – недоумение, страх, радость, – что он прочтет в нем...

Ужин прошел в мило пикировке и постоянных подначиваниях с его стороны, – ну что за невозможный человек, и как понять его, если даже на танец он сначала пригласил другую, а потом просто ушел, сославшись на дела. Ну и пусть. Мы с Бэкки прекрасно прошвырнулись по ночному Будапешту. Сидя на лавочке в парке, если марципаны и запивали их Токайским...

Вот только в номере меня ожидал очередной сюрприз – одетый Франц спал на моей кровати. Тихонько улыбнувшись, я поцеловала его и устроилась рядом. Спать. Пробуждение от замечательного сна, в котором я танцевала с Францем вальс, было не менее замечательным. Меня разбудили нежным поцелуем и при этом строго спросили, где я была.

– Мы с Бекки ...гуляли, – ответила я, потом помолчала и тихо спросила – у тебя что-то случилось? 

– Я догадался... ты что пила? Оно давно случилось, Аннабел. Не уходи от вопроса.

– Токайское, оно тут... ммм вкусное. Мы с Бекки гуляли, как в колледже и вино пили с марципанами, – я замялась, потому что наше поведение взрослым никак назвать нельзя – две старлетки 25 годов, ну хорошо, Бекки 24, но велика ли разница? – на скамейке в парке. – Я положила голову на плечо Франца и пальчиками пробежалась по его груди, – и ты не уходи от ответа, я серьезно спросила про помощь. Иногда достаточно сказать доброе слово, обнять и становится легче.

– Думаешь? Тогда терпи меня, – и мой перегар, – в следующую секунду Франц уже целовал меня. Его губы имели вкус виски и вина, руки ласково гладили мое тело, стягивая ночнушку, я потянулась помочь Францу освободиться от рубашки, провела ладонями по его плечам и груди, задержав руку на поясе его брюк. Надо остановиться, пора ехать, – кричал внутренний голос, – но поцелуй был сладким, руки мужчины нежными, и все остальное казалось ненужным и неважным. Кроме тех ощущений, которые дарил мне Франц. Его руки и губы везде – ласкают, обнимают, целуют, борода смешно щекочет мою грудь, я выгибаюсь навстречу мужчине, обнимаю его, прижимаю к себе, словно хочу завернуться в него или раствориться в нем полностью.

Каким-то непостижимым образом наша одежда оказалась разбросанной по комнате, а тела переплелись в извечном танце любви. – Франц, Франц, Господи, Франц, – неужели это мой голос, такой странный и немного хриплый, – не надо слов, мыслей, только чувства и ощущения. Его губы шепчут мое имя, как легкий ветерок – Энн, и я уношусь куда-то в заоблачную высь.

Постепенно приходя в себя, глажу рукой спину и волосы Франца. Это какое-то безумие, сладкое безумие, маленькая смерть и возрождение. Только не уходи, не оставляй меня одну... надолго...

Голос Франца доносится откуда-то издалека, с трудом пробиваясь в сознание.

– Детка, надо вставать... – он прав, надо, но как не хочется.

– Да, да, – сажусь на кровати, пытаясь укутаться в простыню. Понимаю, что это вряд ли удастся, краснею от кончика носа до кончика хвоста и скрываюсь в ванной, бросив на ходу, – я быстро.

Нежиться в ванной было некогда, поэтому я быстро встала под душ и уже смывала с себя мыло, когда 

сквозь шум воды услышала голос Франца. Он стоял рядом и улыбался.

– Ой, – только и смогла вымолвить – тут уж прикрыться было точно нечем, вся в мыльной пене, и явно не Афродита, – чтобы побороть смущение, решила повернуть все на шутку и брызнула на него водой.

– Ах, так! – Франц в долгу не остался.

Это было так забавно, мы шалили и смеялись, как нашкодившие дети, но в следующее мгновение я почувствовала спиной стенку душевой кабины, и, посмотрев в глаза Франца, поняла, что шутки кончились. Никто никогда не смотрел на меня с таким желанием, и никогда я не хотела мужчину так сильно, я вообще не хотела мужчин после того раза...

– Черт... Мы опаздываем... – его шепот был хриплым, руки гладили мое тело. – Хочу тебя, – он закинул мою ногу к себе на талию и прижался к губам...

Опоздаем? Куда? Зачем? Все стало таким неважным, все, кроме Франца и его прикосновений.

Я схватилась за него, чтобы не упасть и вся отдалась поцелую, который из нежного стал страстным и волнующим. Сердце пропутсило удар. Все мысли куда-то испарились. Его ласки и поцелуи, лишь это было важным и необходимым, об остальном подумаем после.

... Что это было? И со мной ли? Это я – закомплексованная рыжая почти старая дева сейчас стонала в объятиях мужчины? Я выкрикивала его имя, царапала его плечи и выгибалась, чтобы прижаться к нему как можно ближе? Неужели это в самом деле была я?

Обвиснув на руках Франца, потому что ноги отказывались меня держать, я прислонилась к стенке кабинки, когда услышала.

– Давай-ка вымоем тебя, – Франц нежно провел по моему телу мочалкой. – Не смущайся, детка...

Мой протест потерялся где-то на задворках сознания, так и не высказанный вслух. Той, прежней Аннабел, было неловко и страшно, этой нынешней – странно, приятно и волнующе. Хотя все равно немного неловко. Никогда не думала, что такое может случиться со мной.

Его ловкие руки нежно вымыли и вытерли меня, и я вышла из ванной.

– Иди одеваться, – сказал Франц мне на ушко, при этом осторожно прикусил мочку. Нежный шепот, касание мокрой бороды, такая невинная ласка, но во мне все всколыхнулась, и я едва не вернулась обратно. Но надо было ехать на экскурсию, поэтому когда Франц вышел, я уже была почти готова – надевала брюки. Спустя несколько минут Франц вошел в комнату. Полоска полотенца скрывала только бедра, демонстрируя спортивное тело. Невольно залюбовалась им, покраснела и отвернулась.

– Готова? – Франц направился к своей одежде.

– Почти, – застегнула брюки, провела щеткой по волосам, подглядывая в зеркало за одевающимся Францем.

...В автобус мы вбежали последними...

Потом была прогулка по Будапешту, когда Франц явно дал мне понять, что ревнует, от чего мое сердце радостно забилась... На обеде в поезде он снова смущал меня и подкалывал, не скрывая своего отношения ко мне, даже сказал всем, что мы давно знакомы и просто поссорились, а в поезде – помирились. Все вроде было прекрасно – или нет? Все произошло слишком быстро и казалось, скорость нарастала . Эти шутки о бурной ночи, потом невеста, как-то все вдруг и сразу. Почему? Франц боится не успеть? Но что именно не успеть? Или я все усложняю, а надо просто радоваться тому подарку судьбы, который мне выпал? Радоваться, пока он есть? Вопросы, сплошные вопросы – и я не нахожу ответа. Я не знаю, что думает об этом Франц, я вообще о нем почти ничего не знаю...

С такими мыслями я уснула в своем купе, а проснувшись, обнаружила Франца сидящим в кресле. И тут Остапа понесло... Я заявила Францу, что замуж за него не собираюсь, схватила халат и скрылась в ванной, но уйти от разговора не удалось. Я была обижена и зла – на себя, на него на ситуацию, по лицу катились слезы, и я кричала через дверь – Уходи, прошу тебя. Ничего не хочу. Уходи. Лучше отрезать сразу, чем кромсать по кусочку. Это больно, очень, но я сильная, выдержу, пусть только он уйдет... Хлопнула дверь купе... Я немого успокоилась, умылась, открыла дверь и вывалилась из ванной прямо в объятия Франца. И снова сдалась на милость победителя.

За ужином он сказал. – У меня было много девушек. В постели, – уточнил он, глядя мне в глаза. – Несколько раз были отношения. Не скрою, влюблялся... два раза, знаю, звучит не очень... но... хочешь быть третьей?.. – и, может быть, последней...

Я всегда знала, что для мужчин постель и любовь часто вещи совершенно разные, но сначала все во мне возмутилось – что значит, третьей? А потом четвертая, пятая... Мой разум яростно восставал против этого, но сердце, сердцем я вдруг почувствовала, что это мужчина мне дорог, и если я сейчас скажу да, у меня появится шанс хоть какое-то время быть рядом с человеком, в которого, что уж скрывать, влюбилась, а если откажусь, то что-то хорошее, доброе, важное не случится в моей жизни ни сейчас, ни возможно и в будущем. Господь дает человеку шанс, выбор и свободу этого выбора. Надо только решиться его совершить. И я решилась.

– Да, – прошептала еле слышно, да, я хочу.

Всю поездку Франц то пропадал у себя, то появлялся в самый неожиданный момент, причем именно тогда, когда я больше всего хотела, чтобы он был рядом.

На Рождество я подарила ему маленького рыцаря – Франц был на него похож. Несгибаемый, честный, благородный, может быть даже немного старомодный – руки дамам целует, помогает всем, – такой рыцарь-джентльмен. И при этом он сам себя заковал в эти латы. Внутренне. Не желая простить себе того, что остался жив в авиакатастрофе, а невеста и мать погибли. Франц эту броню надел на себя и носит. И никого не пускает сквозь нее. Может быть мне удастся помочь ему ее снять...

Это Рождество в Бухаресте я не забуду никогда. Казалось, чудо свершилось, но внутри меня все время сидел червь сомнения, сомнения и страха, и когда поезд прибыл в Стамбул я попросту сбежала, оставив Францу записку.

Дорогой Франц. Прости меня, пожалуйста. За эти пять дней ты стал для меня самым дорогим и близким человеком. Я полюбила тебя, но все случилось слишком быстро. Слишком. Это была сказка. Замечательная рождественская сказка. Спасибо тебе. Я не знаю, от тебя или от себя я бегу, но если мы действительно нужны друг другу, мы будем вместе. Я верю в это. Люблю тебя. Прости. Аннабел.

Интересно, на что я рассчитывала? Что мне позволят уехать?... Не дали.

Франц появился неожиданно. Было видно, что он расстроен и зол. Даже поцелуй его был властным. Он словно хотел наказать меня, показать свою обиду. И в тоже время он был нежным. Мужчина, сотканный из противоречий...

– Можешь бежать. Я даю тебе выбор. Глупо не давать...

Смотрю на него. Такое родное лицо. Глаза. Пытаюсь поймать его взгляд. Это очень страшно. Сделать шаг, который изменит все, теперь уже, вероятно, навсегда.

– Мне страшно, Франц, я бежала от себя, но... от себя не убежишь. Я... люблю тебя.

– И я люблю тебя, Аннабел, – прошептал он, – люблю и никуда не отпущу. Рождество мы встретим в Париже. Нет, он потрясающий человек. Так уверен, что я соглашусь, а ведь соглашусь. Я готова подчиняться и хочу этого... впервые в жизни. Поднимаюсь на цыпочки и целую Франца.

***

За вагонным окном – снег, 
Мне тепло в объятьях твоих. 
И звезда замедлила бег, 
Заглядевшись на нас двоих. 

За вагонным окном – лед, 
Сладок губ твоих поцелуй, 
Защити меня от невзгод, 
Оживи меня, расколдуй. 

За вагонным окном – луна, 
Тихо смотрит в наше купе, 
Как я раньше жила одна, 
И не ведала о тебе? 

За вагонным окном – рассвет, 
Наших душ и нашей любви, 
Так вдохни в меня жизни свет, 
И сам вместе со мной оживи.

***

Спустя два года

Неужели сегодня утро моей свадьбы? Это так удивительно и так страшно. Стоп, Энн, все страхи отставить. Один раз ты уже едва не поддалась им. Все хорошо. Дыши глубже и думай о том, что сегодня – самый счастливый день в твоей жизни.

Два года, бедный терпеливый Франц. Как я не хотела подчиняться, как стояла на своем и сопротивлялась. Глупая... Зачем? Несносный мой характер... Ведь я люблю его и хочу быть с ним. Всегда. На всю жизнь.

Вот и церковь. Вхожу, вцепившись в кузена мертвой хваткой. Замешкалась в дверях. Идем. Мне страшно. Смотрю вперед. Столько народу... У алтаря Франц. Франц, посмотри на меня, прошу тебя, ...я боюсь... Франц...

Наши глаза встретились – Только попробуй сбежать... Только, пожалуйста, не сбеги... – читаю в его взгляде. Не сбегу, теперь уже никогда. В печали и радости, в болезни и в здравии... пока Бог не разлучит нас...

Еще через год

Снова Рождество. Будапешт. Город нашей любви. Снова мы здесь. Старый цепной мост. Мудрый беззубый лев, с высоты своего пьедестала как бы говорящий – маленькие детеныши, все это было, и это совсем не страшно. Но мне все равно боязно. Видимо, мне на роду написано – бояться. А Францу – перебарывать мои страхи. Наш сын будет похож на него. Такой же добрый и бесстрашный. Настоящий мужчина.

Прошло еще четыре года

Карапуз лет трех с небольшим сидит под огромной елкой, с довольной рожицей разглядывая подарки.

– Паровозик! – он достает из коробки игрушечный поезд. На лице появилось хитрое выражение. И вот он уже пыхтя передвигается на четвереньках по комнате, таща игрушку за собой. – Чух-чух! – слышится на всю гостиную.

Лицо Франца расплылось в точно такой же улыбке, как у его сына.

– В следующем году подарим ему модель «Восточного экспресса», – прошептал он мне на ушко. – Или лучше модель того самолета?

Я смущенно улыбнулась и посмотрела на дочку, которую баюкала на руках.

– А принцессе мы подарим игрушечную гостиницу, как в Будапеште... – Франц увернулся от шутливого подзатыльника жены и поцеловал обеих своих любимых женщин – маленькую и большую...