Я, Нафаня, домовой. Живу у старого Антипа давно. Ещё с тех пор, как у него большая семья была. Пятеро сыновей, крепких, как дубки, росли. Да как только в силу вошли, забрал их местный князь в дружину, забыли они родной дом с тех пор. Младший Ивашка лет пять назад приехал, привёз дочку - ей тогда всего-то годика два было. Жена, сказал, померла. Побыл с недельку и уехал. Лянка, для Антипа и старухи его, что свет в окошке. Глазки у неё, будто незабудки, голосок звонкий, как колокольчик. Проснётся утром - словно солнышко в доме взошло. Дом радуется, окошками на улицу распахивается, свежесть трав с лугов сразу врывается, всё темное, что скопилось в доме за ночь, мигом выветривается.

Деревня наша небольшая и не особенно богатая, но народ в ней хлебосольный и весёлый. Земля у нас суглинок в основном, лето короткое, поэтому растёт только рожь непривередливая. Зато, какие у нас места ягодные: и земляника, и клубника, и черника – всё в изобилии. Ребятишки полными кузовками, лукошками всё лето приносят. А ближе к осени и грибы на подходе: крепкие подберёзовики, нарядные подосиновики, опята, что дружными семейками растут, - сколько их всех ребята перетаскали! Вот и сейчас за Лянкой ребятишки пришли, за ягодой зовут. А я с ней - не оставлю, в малёхонькую игрушечку превращусь, она меня к себе в кармашек платьишка и спрячет.

Разбрелись ребятишки по лесу, собирают в лукошки старательно землянику душистую, аукаются, чтобы не потеряться. Да и Лянка уже больше половины лукошка ягод набрала. Птицы в светлом березняке поют, травы душистые, а в них цветы: саранки розовые, кукушкины слёзки проглядывают, колокольчики синеют, головками покачивают. Вдруг из-за дерева мужик здоровенный показался, Лянка даже вздрогнула от неожиданности. Потом признала, что свой, деревенский, успокоилась, хотя сердчишко и трепетало. То был Ефим, по прозвищу Бирюк. Появился он в деревне года как два назад. Срубил небольшой домишко на отшибе, да и стал жить в нём, особо ни с кем знакомства не сводя. Деревенские его терпят, но чужак он для всех, и ребятишки его побаиваются: заросший, борода спутанная, взгляд сумрачный, исподлобья. Лянка, увидев Ефима, сразу же на всякий случай схватилась за Нафаню в кармане - Нафаня тёпленький, живой, свой. А Ефим взглянул на неё только и вновь скрылся среди деревьев.

 И тут Лянка услышала голос: нежный такой, певучий. Звал он её - она и пошла на зов. Идёт, а лес всё мрачнее становится, голосов детей давно уже и не слышно. Лянка повернула было назад, да не может тропку найти - жутко ей стало. И голоса, завлёкшего её, не слышно больше. Вдруг впереди озерцо небольшое показалось, больше на болото смахивающее - так затянуло его тиной у краёв. На берегу женщина в светлой одежде сидит и манит к себе Лянку. А ей почему-то идти не хочется, да и Нафаня в кармашке заворочался, шепчет:

– Пойдём, Лянка, отсюда, дух у этого места нехороший. Лянка и рада бы, да не может с места сдвинуться, страх её сковал. А женщина всё ближе, вот уж и руки к ней протянула, обняла, на руки взяла и к озеру пошла. Вдруг голос громовой послышался:

– Оставь ребёнка, тварь болотная!

 То Ефим из-за деревьев показался. Подбежал, выхватил Лянку из рук женщины, замахнулся. Та тут же стала меняться обликом: руки, словно крючья, лохматая и безобразная стала, тянется к Ефиму, пытается утащить его в озеро вместе с Лянкой, да он, поставив девчушку позади себя, живо расправился с ней: спихнул в озеро.

Оборотился к испуганной Лянке, заговорил с ней ласково, взял на руки, и пошли они от гиблого места прочь. А Лянка, глянув в его глаза, удивилась: какие они у него, оказывается, синие, а главное, добрые.

 После этого случая деревня своим признала Ефима.