Жил-был маленький радужный дракончик. Он был особенным.

Его чешуйки были всех цветов радуги - и на солнце запускались тысячи разноцветных пятнышек от прикосновения солнечных лучей к тельцу. А если дракончик сердился, то цвет чешуек становился искрящимся белым, и собратья понимали - лучше переждать с играми. Он был такой единственный из всех последних кладок, а они откладываются раз в пятьдесят восемь лет.

Удивительным был не только цвет тела волшебного существа, но и образ жизни. Дракоша питался утренней росой и нектаром цветов, но больше всего любил бродить по заливному лугу, плескаться в речке и, сидя на лесных зеленых полянках в тени густых деревьев, есть красные ягоды.

 Дракончик Шаугани, именно так его звали, еще не умел летать. Ему разрешалось только бродить одному в окрестностях логова главного дракона, но не дальше. Но эти окрестности были большие - несколько лесов, четыре широких луга и три речки. Именно столько мог облететь папа-дракон за световой день.

 «Твои крылья еще не окрепли. Как только исполнится полнота времени — полетишь» - твердили взрослые драконы, важно покачивая хвостами.

 Дракончик горестно вздыхал и соглашался. Он с нетерпением ждал, когда же вырастет и сможет расправить свои перепончатые крылья и полететь наперегонки с ветром.

 И Шаугани так же знал, что со временем он получит не только возможность летать, но и принцессу.

 - Принцессу? Какую принцессу? - слабый, но нетерпеливый детский голосок, прервал мою сказку.

 - О, это замечательный кусочек истории, но сегодня я не успею его рассказать, - мои слова сопроводил дружный вздох двух детей.

 - Так вот, Шаугани больше всего любил быть один. Он уходил на цветочные полянки и там наблюдал за бабочками. Некоторые из них знали, что их не будут ловить и пытаться съесть, и поэтому садились на дракончика - на нос, на хвост. Шаугани заметил, что если долго вечером не шевелиться, то разноцветные порхающие огоньки сядут на него всего. И в этот раз он выжидал именно поэтому. Прошел час, а Шуагани все еще сидел неподвижно, хотя одна из лап затекла, но еще не весь он был покрыт цветочницами. Прошел второй - закатное солнце озаряло небосклон ярко алым цветом, что предвещало закат и время сна. Занемел уже хвост. Но наш дракончик был очень терпеливым и ждал. И вот, бабочка подлетела, но не смогла найти себе свободное место, чтобы заночевать на этом дивном кусте. Шаугани слышал тихое потирание лапок насекомых и еле уловимый шорох крыльев друг о друга. Момент настал. Дракончик подскочил на лапы - огромный столп бабочек взметнулся цветным костром в засыпающее небо, а зверек побежал ночевать к себе в конуру с травой и светлячками.

 Я замолчала. Четыре глаза смотрели с восторгом. Я надеялась, что эти малыши хоть на какое-то время забыли о своем горе.

 Время посещения закончилось.

 - Еще, еще! - затараторили они.

- Нет, время спать уже. Я завтра расскажу.

 Подойдя к каждому, поправила одеяло и погладила по голове, целовать - запрещено. Закралось несбыточное желание, что сегодня они поспят спокойно.

 - А ты завтра точно придешь? - спросила Алена. При этом черты ее маленького личика обострились подобно мордочке мышонка. Извечный вопрос. Я слышу его почти каждый день. Впрочем, это неудивительно.

 - Конечно, приду. Спокойной ночи и сладких снов.

Я постояла в дверях, убеждаясь, что дети засыпают. Пелена слез в очередной раз застила глаза при виде двух обезображенных детских тел.

 Закрыв дверь, я глубоко вздохнула. Так не должно быть. Двое детей с такой разной и одинаковой судьбой... Эти дети должны жить. Но это не в моих силах. Да и ни в чьих вообще.

 Никто не понимал моего решения. Мне говорили в лицо "дура" и крутили пальцем у виска. Но вот каждый день я прихожу в эту больницу уже два месяца. Каждый вечер рассказываю сказки и стараюсь облегчить тревогу. Физическую боль снимают медикаментами, но не придумали такого лекарства, которое помогло бы, если душу рвет от мысли, что ты брошен всеми, что ты одинок.

 Скорее всего, это все скоро прекратится. Заведующая ясно дала понять, что жизнь этих детей скоро закончится. Ее бы воля, она приняла бы решение об эвтаназии в одностороннем порядке.

 Страшна судьба детей-сирот. А еще страшнее из них у тех, в чьих медкартах шариковой ручкой латинскими буквами выведен смертный приговор. У этих детей нет шанса. Они даже не мечтают о доме. Они знают приговор и чувствуют отмеренные им дни, когда организм уже перестал сопротивляться. По закону им должна оказываться помощь, но какую помощь тут можно оказать, да и кто это будет делать? Разве что только не мешать умереть.

 Вообще они должны умирать по одному, в отдельных стационарах или боксах детских домов. Но этим повезло - проще было разместить двух в одном больничном изоляторе. Дешевле. Больнице было не отмахнуться, и она выделила помещение. Так дети могли переговариваться, когда были силы. Ведь им не посчастливилось умереть быстро.

 За последние дни они сильно сдали. Я чувствовала, как дыхание жизни ускользает через бледную кожу и тонкие пальцы. Каждый день я боялась, что придя, узнаю, что один из них в реанимации, откуда он больше не вернется. Или просто уснет.

 Но я могла радоваться хотя бы тому, что их глазенки светятся радостью, когда они меня видят и слушают с удовольствием мои истории. Больше я ничего не могла. Хотя, что может быть больше, чем одна капля эликсира из тепла, заботы и любви?

                                                                                                             *****

 - Расскажи еще про Шаугани, - попросил Владик, как только я вновь вошла в палату. Его большие глаза голубыми озерами выделялись на серо-зеленоватом лице.

 - Шаугани умел вызывать радугу. Стоило ему только весело рассмеяться, как возникала разноцветная дуга - от края до края неба. Она была такой большой и твердой, что дракончики могли на ней кататься. С трудом цепляясь лапами за ее края, они забирались на ее самую верхнюю точку и скатывались, собирая на своем туловище разноцветный песок.

 Дети улыбались. Цветы солнца больше всего радуются простым мелочам жизни. Владик даже засмеялся, но вслед за этим... Больше всего боялась именно этого момента. Кнопка срочного вызова, медсестра, врач, стук колесиков каталки по кафелю, отдельный изолятор и три часа неизвестности.

                                    *****

  - Милая, я хочу сына, - нежный голос мужа и теплые объятия в супружеской постели.

 Как будто вчера это было. Картинки сменяют одну другую.

Две полоски на тесте, цветы и радость мужа, поздравления друзей, распечатки снимков узи первенца, боль и реки крови по ногам, белый свет операционного светильника и слова врача, разрывающие душу: "Ребенка не удалось спасти". Именно тогда, лежа под капельницами, пришла мысль о том, что жизнь более чем несправедлива - забирает детей у тех, кто их хочет. Мысль как вой океана в грозу. Мое предложение усыновить ребенка муж отверг сразу же. Слезы и уговоры не помогли изменить его решение.

 А я... а что я? Ползала по стенке через холл, посмотреть... И кто придумал одно общее отделение! Чужие, рожденные малыши лежали в кюветах, такие розовые и сморщенные, как нераспустившиеся еще бутоны роз. У каждого из них на руке болтался ярлычок с данными, как первая страница в летописи счастливой семьи. Я кусала губы до крови, когда видела, что кто-то из счастливиц кормит. Хотелось кричать на весь мир: "Верните мне моего ребенка!". Да и все эти свечки и молитвы... В ответ только оглушающее молчание неба. Ему не до смертных.

 Боль не вечна. Спустя несколько мрачных лет я смогла смотреть без слез на детские площадки и пары, выходящие из детских магазинов с покупками. Невостребованную детскую переделали в гостевую, все время пустовавшую, а ее содержимое раздали.

                                                                                                           *****

 - Вам лучше пойти домой, - трогает меня врач за плечо. Я не сразу понимаю смысл его слов, выныривая из воспоминаний, но в сердце бьется тревога черной птицей.

- Как Влад? - пристально смотрю в глаза медика. Тяжелый взгляд утомленного человека отвечает лучше, чем цитирование эпикриза. Ни в бокс к Аленке, ни к Владу меня не пустили. Так я и простояла в пустом больничном коридоре, прислонившись горячим лбом к холодному стеклу, пока не приехал муж.

 Дни делятся на солнечные и нет. Когда дни солнечные, то мы просто радуемся каждой улыбке и смеху близких людей, а когда дни пасмурные... Просто ждем солнечных.

 Этот пасмурный день тянулся триста лет, две недели, тридцать восемь часов и пятнадцать минут. Время, когда молчало все и вся. Наконец, новое сообщение на мобильном разрывает ожидание. Читать или нет? Что там будет? Все хорошо? Или ребенку больше не будет больно?

 Но я ведь знала, что однажды это наступит. Меня предупреждали и отговаривали. Простые два слова в смс-ке от медсестры из отделения: "Аленка ждет" и слабость в ногах. Скорбь сердца по ребенку, который так и не узнал подлинной родительской любви. Скорбь матери, которая плачет по не рожденным детям. Я приду. Конечно, ты же меня ждешь, малышка.

 И снова больничный холл, забор крови на проверку, прочие быстрые анализы и после ожидания положительных результатов меня запускают к Аленке.

 - Владик умер, да? - Эта девочка слишком рано узнала значение этого глагола. А я вижу - ангел смерти стоит у ее изголовья, я чувствую его. Ребенок не обратил внимания даже на принесенную мной игрушку.

А что мне ответить? Соврать или сказать правду?

 - Он просто ждет тебя поиграть в другом месте. Честно... Смерть - это понятие, которое выдумали взрослые. Нечего страшиться или бояться. Дети не умирают — они просто засыпают. И знаешь, - я погладила девочку по голове, - им там лучше, чем здесь.

 - И там будет у меня мама? Будет? - детский голос дрожит и затихает к концу фразы, ожидание теплиться огоньком в глазах. Как много смысла в одном коротком слове «мама»...

- Конечно, будет! А знаешь, ты можешь после смерти стать ангелом-хранителем. Только особенные дети могут ими стать в том, светлом мире.

- А можно я буду твоим? Ты — хорошая.... - ребенок пытается улыбнутся из последних сил.

Я знаю, сегодня у тебя были болезненные процедуры, ты устала, моя принцесса. Я не была у тебя все это время, меня не пускали, но я знаю...

 - А Шаугани? Ты не досказала.

- Да-да, сейчас продолжу.

 Время неслось подобно стрекозе над гладью воды — казалось, что вот оно тут и с тобою, а оно уже совсем улетело. Наш дракончик становился с каждым днем все больше и больше — ведь радужные дракончики растут очень быстро, это известно всем. Скоро Шаугани заметил, что за несколько часов бабочки не могут сесть на него всего — ему приходилось сидеть очень-очень долго, но все же цветочник было на нем мало. И его крылья стали больше — стали больше него самого. Несколько раз он пытался взлететь, но ему не удавалось. Каждый раз он просто падал с ветки дерева, на которое забирался с помощью когтей.

Проходило время и вот все его собратья парили в воздухе, но не он. Старшие драконы тихо перешептывались, видя его, малыши - избегали. А Шуагани бродил в одиночестве по заливным лугам и цветочным полянкам. Он больше не хотел кататься по радуге и плескаться в речке. Он хотел летать, стать подобным ветру и носиться в небе за солнечными лучами. С такими мыслями он подошел к краю обрыва. "У меня получиться. В этот раз я полечу", - подумал он. Под лапами осыпались мелкие камушки, и страх стоял в горле комком. Шаугани взглянул на солнце и прыгнул.

Состояние страха сменилось на невесомость. Дракон взмахнул крыльями - поток воздуха скользнул вдоль туловища, еще один взмах и еще один - но земля больше не приближалась. Он парил в воздухе. Несколько сильных рывков. И вот солнце стало ближе. Крик радости вырвался у дракона. Он летел! Он сам не понял, как это получилось, но теперь он мог носиться в воздухе! Вспомнились слова "наступит полнота времени". И она наступила. Шаугани описал большой круг над скалистой местностью, пронесся над рекою, задевая лапами по водной глади, и стал подниматься к солнцу.

 Я посмотрела на девочку - ее изможденное лицо сияло возбуждением и радостью. Она открыла глаза:

 - Спасибо, - прошелестел ее голос. - А про принцессу?

- Так ты же засыпаешь, - улыбнулась я.

- Да, я бы сейчас поспала, - зевнула девочка и притянула к себе плюшевого дракончика. Ярко розовый зверь с желтым животиком и зелеными глазами смотрелся оазисом жизни в белой палате и паутине трубочек, ведущих к аппаратам.

- Тогда завтра? - предложила я. Кивок, как согласие.

 Я вышла из палаты и, помахав дежурной сестре, вышла из отделения. Последние лучи вечернего солнца освещали буйную зелень мая. Больничный сквер служил коридором от больных к живым, и часто не ощущающим радости от жизни, людям. Внезапно тревога коснулась сердца - резко развернулась и, почти сбивши кого-то с ног в холле, я побежала обратно в отделение. Но все равно опоздала.

                                                                                                                *****

  Белые облака стелились тонкими желто-красными лентами по прозрачно-голубому небу. Где-то вдалеке запела песню птица, радуясь очередному дню, наполненному солнцем и теплым ветром.

 Я положила руку на свой округлившийся живот и улыбнулась. Пусть я не знаю, где похоронены Аленка и Владик, но хоть что-то я смогла для них сделать. Тогда.

 - Мама, я тебя нашел! - трехлетняя кроха отрывается от руки отца и летит в мои объятия.

 Все, кто видит нас втроем, полагают, что это наш с Сашей ребенок. Подарок судьбы - этот усыновленный малыш с каждым днем все больше становится похожим на нас внешне. До поразительности.

 Жизненное колесо намотало семь лет после первой потери, но небо исполнило слезные прошения. В свое время.