Любите ли вы мозаики?

Пять. Всего пять.

Черный, зеленый, красный и синий. Еще есть желтый.

И передо мной белый лист бумаги.

Беру карандаш и рисую небо. Оно такое синее-синее, а по центру – желтое солнышко. Улыбается, пуская лучики.

Думаю нарисовать белые облака, но хмурюсь, и отодвигаю от себя рисунок. Облачков не нужно – пусть всегда будет солнышко, и только оно. Тучки означают дождик.

Я хочу оставить все как есть, оставить именно таким, каким нарисовала, но тетя спрашивает, где моя семья на этом рисунке.

Она такая странная... Моя же семья здесь, в этой комнате с белыми стенами, большим окном и игрушками.

Но тетя продолжает на меня смотреть. Неприятно. Пусть она перестанет.

Беру черный карандаш и на новом листе рисую семью. Сначала брата – он выходит большим, почти на всю высоту листа. Красным рисую улыбку и поводок в руке. И собаку у ног. Рядом с ними – папу. Он в очках и с портфелем. Папа очень умный, вот только вижу его редко.

Слева, в углу – маму. Она у меня красивая, так все говорят. Снова беру желтый и рисую кудряшки, синим глаза, зеленым – сережки.

Тетя забирает рисунки и просит сложить кусочки, что лежат в коробке. Мне это нравится.

Перестает на меня смотреть и уходит к большому столу.

Пересчитываю детали три раза. Двадцать девять.

Вижу, что мама садиться за стол напротив тети.

А та ей что-то тихо объясняет, показывая мои рисунки и другие бумаги. Долетают обрывки слов... Проблема, отставание, синдром, повышенная...

В мозаике не хватает одной детали. Ищу ее на столе и под ним. Тереблю себя за волосы, за платьице. Икаю.

– Мама, мама! – Плач переходит в крик, а маленькая девочка, сидящая за столом перед почти собранной мозаикой, начинает биться головой о ладошки, ритмично покачиваясь.

– Милая, что случилось? – Красивая женщина подбегает к ребенку и пытается остановить его, судорожно вычисляя причину внезапной истерики.

– Ма-ма, ма... – Слова тонут в стоне и невнятном бормотанье.

– Все хорошо, мама рядом, не волнуйся, просто кто-то из детей взял детальку поиграть, она не потерялась. Посмотри на меня, – просит она дочку, но взгляд маленьких карих глаз блуждает по лицу. – Милая, подуй мне на щеку.

Девочка еще содрогается от безмолвного плача, но, с трудом сфокусировавшись на материнском лице, приближает свое личико, хранящее след от пережитого страха, и тихонько дует на щеку.

– Все хорошо, все хорошо. Домой, поедем домой.

Ребенок кивает и старается не смотреть на пазл, в котором не хватает центрального элемента.

Я дома. Здесь мои игрушки и моя кроватка.

Снова рисую. На этот раз собаку. У меня ее нет. Это очень грустно. Иногда хочется почувствовать тепло ночью. Погладить шерстку. Родители говорят, что собака – это дорогое удовольствие. Не понимаю. Это просто удовольствие. Наслаждение иметь друга. Почему нужно покупать щенка? Почему нужно покупать дружбу?

У мамы есть папа, у папы – мама. У брата собака. А у меня – никого.

Родители ссорятся. Я слышу, как мама обвиняет в чем-то папу, а он молча шагает по ковру. Долетает мое имя.

– Я просто не знаю, что делать... – Женщина перебирает детские рисунки и вновь кладет их на зеркальный столик. А дальше – только хуже. Я не могу одна с этим справиться!

– Все будет хорошо. – Мужчина подходит к супруге и обнимает ее. – Не плачь, родная, прошу тебя, не надо. Мы же вместе, ты не одна.

– Не стоило мне рожать так поздно... Мне же почти сорок восемь. Это все моя вина, моя! – Стоны тонут в зажатых ладонях, мокрых от слез.

– Здесь никто не виноват. Никто. Ведь скучно – иметь обычного ребенка. А тут яркая индивидуальность! Прямо целая вселенная.

Женщина несмело улыбнулась шутке мужа и потянулась к его губам за поцелуем. В последнее время он почти не шутил и не обнимал ее.

Маленькие дождевые человечки падают с неба. Разбиваются о зонтики прохожих. Кап-кап. Кап-кап.

По стеклу бежит водяной шарик. Восемьдесят пятый, восемьдесят шестой. Пусть катятся – у них дела. Не хочу им мешать.

Что-то изменилось.

Мир словно стал другим, к чему-то готовиться.

Папу вижу все реже, мама стала еще красивее.

Желтым – волосы, зеленым – сережки, синим – глаза. Как на том рисунке.

Не хочу, чтобы она была такой. Пусть у нее будут бледноватые губы или слегка розовые, но не красные.

Она редко меня целует. Ей не нужно краситься.

Они все думают, что я не знаю, что происходит. Но это не так. Я знаю, просто объяснить не могу.

Мой брат приходит ко мне раз в месяц, иногда раз в три недели, а если это последнее воскресенье месяца, то на полдня. Он всегда звонит ровно в час пятнадцать и говорит, что приедет через столько-то минут.

Мне это нравится.

Он всегда приезжает в указанное время. Звонит в дверь.

Вместе с ним входит Бакс. Его собака – кокер-спаниель. Шелковая шерсть и большие забавные уши.

Мы гуляем в парке, а потом, поев мороженого, я возвращаюсь домой.

Брат знает, что меня не надо трогать. Не люблю, когда меня трогают.

Я ношу много одежды и перчатки.

Так любите мозаики или нет?

– Эй, ну вы посмотрите! Убогая! У-у! Дебилка! Да она отсталая! – В шумном кругу мальчишек слышатся оскорбления, а жертва насмешек заперта в плотном кольце из цепких рук.

– Идиотка! Неполноценная! Тупица! – озверевшие мальчишки, видя страх девочки, начинают толкать ее друг к другу щипая.

– Н-не н-надо! По-о-ожалуйста! Не трогайте меня!

Но школьный двор пустынен.

– Давай, объясни ей! У, тварь!

– Да я сейчас кому-то рюкзаком по башке заеду – надолго запомните! А ну оставили ее в покое! - Возле толпы показалась девушка-старшеклассница. – И убрались быстро отсюда.

– Да что ты нам сделаешь? – Толстый прыщавый парень отделился о толпы и двинулся навстречу незваной гостье.

– Я же внятно сказала – пошли вон! – Из раскрытого рюкзака появился электрошокер. - Отведаешь?

Приборчик неприятно затрещал.

– Испугала тоже, – сплюнул заводила и махнул рукой, – Пошли, парни! Две ненормальных – это уже многовато.

Толпа, слова частицы химического элемента, разделилась и отошла от маленькой девочки. Она сидела на корточках, плотно обхватив себя руками и надвинув капюшон. Тонкие белые пальцы вылезали из черных обрезанных перчаток, словно хрупкие подснежники из талой земли.

– С тобой все в порядке? – Девушка присела рядом с медленно раскачивающейся девочкой и прикоснулась к ее плечу.

– Все в порядке, – без всякой интонации проговорил ребенок, испуганно дернувшись от прикосновения. – Не надо меня трогать, не надо.

– Хорошо, не надо, так не надо, – согласилась спасительница. – Но ты должна встать – я посмотрю, не поранилась ли ты.

– Все в порядке, пожалуйста, не надо меня трогать, не надо, – бормотала, повторяя, девочка, раскачиваясь все сильнее.

– Смотри, а у меня на брелке мозаика. – Девушка показала брелок, в котором были перепутаны элементы. – Есть свободная клеточка, в нее можно вставить любой кусочек, тем самым передвинув его. Задача проста – сложить рисунок.

Девочка, перестав раскачиваться, внимательно следила за тем, как квадратики двигались под ловкими пальцами, создавая правильное изображение.

Постепенно ее взгляд поднялся от черного лака на ногтях к перчаткам с откидными пальцами, светлой куртке и волосам, в которых виднелись яркие пряди зеленого, синего и красного цвета.

Быстро вскочив, девочка вытащила карту из своего рюкзака, повертела ее в руках и, посмотрев вокруг, направился к школьным воротам.

– Постой! А как тебя зовут-то? Девочка! – окликнула ее разноцветная, но ответа не последовало. – Меня зовут Лекси, слышишь? Лекси!

Белый снег кружился, но не таял под лучами майского солнца. Конечно, я знала, что это лепестки, но думать, что снег, было приятней.

Зимой я ходила в свою старую школу. Ее еще называли специализированной. Но папу перевели, и нам пришлось переехать. В нашем районе такой школы не оказалось, и родители решили рискнуть.

Нанимать няню было дорого, а забирать меня каждый день после учебы неудобно.

Так сказали.

Школа была необычной. Здесь нас было тридцать человек в классе, предоставленных самим себе. Было сложно отвыкнуть от того, к чему я только приспособилась за три года усилий.

Папа хотел подождать окончания учебного года и после этого перевезти нас в другой город, но мама настояла. Ей посоветовал мой психолог, решивший, что я готова к переменам. Плохой психолог.

Я не была готова. Меня успокаивали мозаики. Их у меня было сто тридцать шесть штук – пятьдесят четыре тысячи сто двадцать кусочков.

У Лекси тоже есть мозаика. На брелке. Она показывала. Я была очень благодарна за то, что она вмешалась и помогла мне неделю назад, когда мама опоздала за мной приехать.

Вижу ее почти каждый день, наблюдаю за ней. Она напоминает колибри – такая же разноцветная и быстрая.

– Эй, мышонок! Хватит подглядывать из-за угла! Иди сюда! – Лекси помахала девчушке, что пряталась за колонной. – Я тебя видела! Ты проиграла этот тур в прятки!

Девочка вышла и боком, оглядываясь по сторонам, подошла к скамейке, на которой сидела девушка.

– Давай, садись. Стоит признать, что из тебя никакой шпион. Я тебя всю неделю вижу неподалеку, – улыбнулась Колибри, наблюдая за тем, как девочка опускается на краешек скамейки. – У меня "окно". Все однокашники уже, наверное, смылись по домам, а я жду последний урок. Прогуливать нехорошо, да еще в конце года, хоть и контроши позади. А ты на сегодня все отсидела, да?

Ребенок молчал. Лекси удивленно подняла бровь и взъерошила волосы, намотав прядь на палец.

– Мдя... Надеюсь, тебя оставили в покое. Должны были. Профилактическая беседа прошла на "ура". Так как тебя зовут?

– Спасибо, – выдавила из себя девочка, продолжая смотреть на зеленый газон.

– Прикольно! – заливисто рассмеялась Лекси. – Но вряд ли это твое настоящее имя. Ну, или твои родаки тоже не от мира сего. Хотя знаешь, Лекси – это сокращение от Александры. Мои друзья зовут меня Лекси, а поскольку мы друзья, можешь называть меня так.

– Колибри. Я называю тебя Колибри.

– Вау! Это из-за волос? Эх, слышала бы ты, как у меня дома ругались! Ну а что? Я же не сделала ничего такого, не курю, наркотики не принимаю, с готами не вожусь, с эмо не плачу, даже кота за хвост не дергаю. А ты будешь у нас Мышь, раз я не могу дознаться твоего настоящего имени.

Девочка встала со скамейки и, щелкая пальцами, быстро направилась к школьным воротам.

– Мышонок, ты обиделась? Мышонок! – Лекси подбежала к ней и схватила за локоть. – Ты чего?

– Не трогать. Не трогай. Ничего. Пока, – пробормотала Мышонок и, высвободив руку, побежала по улице.

У каштана свечки, у яблони – колокольчики, а у жасмина – кувшинки. А все цветы белые-белые! И пахнут так здорово! Мне кажется, я начинаю любить весну.

Лекси считает меня своим другом. Я могу назвать ее Лекси. Она носит перчатки без пальцев, как у меня, и тоже любит мозаики. Хорошая.

Родители почти не разговаривают друг с другом.

Папа и мама много работают и очень сильно устают.

Мама хочет найти нового специалиста, няню и школу для меня. Папа считает, что я могу в следующем году экстерном закрыть сразу два года учебы. Я справлюсь. Должна.

Мне нужно время, чтобы собирать мозаики.

Брата почти вижу. Он изредка звонит мне по скайпу, рассказывает о своих делах. У него родился ребенок. Девочка. Такая крошечная-крошечная. Они с женой все так и не определились, как ее назовут. Надо предложить им имя Александра.

– Слушай, Мышонок, я навязываться не люблю. Вообще, знаешь, старшеклассники редко дружат с теми, кто младше. Да и тебе вовсе эта дружба и не нужна. – Лекси стояла напротив девочки и пыталась заглянуть ей в лицо. – Поэтому давай так. Успехов тебе и пакедова.

– Хочу. Хочу дружить, – тихо проговорила девочка. – Я... У меня синдром Аспергера.

– Ну и что? – удивилась Лекси. – Хочешь, – давай дружить. Мы еще не в том возрасте, чтобы мужики становились яблоком раздора!

Она засмеялась, но почувствовала неловкость, когда непонимающий, чуть тяжелый и напуганный взгляд карих глаз остановился на ее лице.

Прозвенел звонок.

– Черт! До завтра, Мышонок! – Лекси подхватила сумку и понеслась по школьному коридору.

Зря я ей сказала. Не нужно было. Люди всегда пугаются услышав. Мама, вообще, плакала. Больше она со мной не заговорит.

– Я придумала. Мышонок тебе не очень подходит. – Лекси села на автобусную скамейку рядом с девочкой. – Я буду звать тебя Асперианка. Ничего так звучит.

Автобус остановился и распахнул двери, но подруги не сдвинулись с места. Словно разочарованный, он со скрипом закрыл двери и двинулся дальше, увозя начавшийся разговор.

– Знаешь, я вчера загуглила это название синдрома и... - наконец, заговорила Лекси. - Ничего. В том смысле, что написано много чего, но мне оно ничуть не мешает. Наоборот. Просто мне показалось, что я могу тебе чем-то помочь. В конце концов, ты здесь недавно, друзьями еще не обзавелась. Так что... все ок.

– Другая, – проговорила девочка.

– Фу, чушь какая! Это не ты другая, а они все другие и словно под копирку. Ты как человек с другой планеты, по-иному думаешь, чувствуешь, воспринимаешь. Ну, так про вас пишут.

– Наверное. Я не знаю, как чувствуют все остальные.

– Тоже верно. А это и не нужно. Нужно оставаться собой, а не быть кем-то другим. Я вот покрасила волосы, но мне это не мешает оставаться Лекси и хорошо учиться. Любить папу и маму, мечтать о будущей профессии, машине. Знаю, что такое хорошо и что плохо, никого не обижаю. У меня даже электрошокер искусственный! А знаешь почему? Меня тоже одноклассники не возлюбили поначалу, а эта штуковина быстро их усмирила. Трусы. Сила только в том, чтобы обижать слабых. И я поняла – я ведь не слабая. Они хотят, чтобы я была такой, чтобы можно было измываться, но нет! Фиг им. Мой принцип – ну и что? Они пьют пиво и курят? Ну и что? Я считаю, что пиво вредное, а от сигарет умирают. Модно иметь телефон последней модели? Ну и что, если меня устраивает мой, а понтуются те, у кого дел других больше нет, не говоря уже о мозгах. Нужно быть как все? Зачем, если я сама индивидуальность? Едем? – Она кивнула на подъезжающий к остановке автобус.

– Да, – улыбнулась Асперианка.

Они не любят мозаики.

– Вы знаете, стало намного лучше. Я сверяю прошлые показатели с новыми тестами, и есть прогресс. Конечно, до идеала еще далеко, но за этот год произошел существенный положительный сдвиг. Понизился элемент тревожности, эмоциональное состояние стало стабильнее, даже периодически появляется эмпатия. Вы можете гордиться собой и дочкой. – Врач сняла очки и улыбнулась сидящей напротив женщине.

– Спасибо. Я так счастлива! Все же переезд пошел на пользу всем нам, – несмело улыбнулась посетительница. В ее глазах блестели слезы.

А мы – да.

"Лекси, привет!

Прости, что пишу с задержкой. Я помню, что ты просила писать чаще, но я пока не могу себя преодолеть в этом.

Как у тебя дела?

Хотя, знаешь, не отвечай сразу. Так и не привыкла к тому, что люди отвечают на этот вопрос пространственно, да еще и эмоционально. Но я у них все равно спрашиваю – для приличия. Так что если ты ответишь просто "нормально" или "хорошо", будет отлично.

Но мне все равно интересно, ты не думай.

Недавно один знакомый сказал, что у него умерла теща, а я рассмеялась. Оказалось, он серьезно. А мне показалось – забавная шутка.

Так что, когда будешь писать мне, пожалуйста, не забудь ставить смайлики или оценку от минус десяти до десяти.

Спасибо за новые фотографии в профиле – хотя ты навсегда Колибри, а не солидная брюнетка, специалист в области лечения аутентичных детей.

Ты спрашивала об улучшении...

Я почти перестала щелкать пальцами. Теперь кручу в руках шарики. Людей меньше раздражает. От привычки раскачиваться, когда нервничаю, избавляюсь шпильками :) Это серьезно.

Но все равно следую принципу "ну и что". Да, так проще.

У родителей все в порядке. Сейчас копаются в саду, подобно двум червячкам. Все же здорово, что они тогда не развелись.

Лекси-маленькая передает тебе привет. А у моей старшей племяшки серьезная жизнь, ага. Похоже, девчонка влюбилась! Говорит только о том мальчике. Кажется, я ее понимаю .:D

Дрен тоже передает тебе привет и наилучшие пожелания. Хотя вы с ним лучше поговорите вживую, а то я тут буду испорченным телефоном. Он тебе больше расскажет и о нас, и обо мне.

С той работы я ушла. Просто не могу работать в коллективе. Они все слишком шумные, и я чувствую себя разбитой после пары часов с ними.

Теперь работаю дома. Занимаюсь переводами. Поступил большой заказ на перевод книги на пять языков. Пока закончила работу только по первым десяти главам, но все идет довольно легко.

Надеемся, что ты скоро к нам приедешь.

Ведь самая главная новость – во вселенной появится новый житель! Мы с Дреном долго сомневались, но решили рискнуть.

Дрен говорит, что он со всем справится сам, если я закроюсь, но он не знает меня, как ты. Нет, это не ребенок. Это кошка.

Удалось тебя провести? *crazy*

Скоро тебе снова напишу. Обещаю.

Твоя Асперианка.

И да...

Обнимаю *kiss* "

_______________________

Примечания

1. Готы и Эмо – субкультуры, характеризующиеся специфическим имиджем, музыкальными пристрастиями и образом поведения.

2. Синдром Аспергера – это нарушение в развитии, которое характеризуется серьезными сложностями в социальном взаимодействии, а также повторяющимся, стереотипным, ограниченным репертуаром действий, занятий, интересов. Своеобразная форма детского аутизма, при которой сохраняется речь и интеллект, а дети оказываются не способны дружить поскольку не могут верно распознавать эмоции окружающих (например, шутки, печаль) и адекватно на них реагировать. Они воспринимают окружающих как неживые предметы, реагируя только на членов семьи или тех, кого к ним относят. С возрастом внешние проявления синдрома могут исчезать, если ранее ребенок нашел образец или подходящую модель поведения.