Наступил последний день декабря, и все вокруг шептало о приближающемся празднике.

Пушистые сугробы доставали почти до подоконника. Ветки елей тяжело клонились к земле и кряхтели от развалившегося на них снега. Даже кормушка, привычно пустовавшая осенью, все чаще раскачивалась: к ней слетались шустрые синицы и устраивали настоящие бои за просяные зернышки, рассыпанные по деревянному дну.

«О, воробьи появились. Наверняка им понравится моя булочка с маком. Только как незаметно стащить ее?» – подумала Маруся, следя глазами за очередными пируэтами птиц у кормушки.

Из неплотно закрытой форточки тянуло холодом, и девочка переступила босыми ногами по дощатому полу. В выходные она легко просыпалась, без напоминаний вставала с постели, но никак не привыкла сразу надевать домашнюю одежду и чуть ли не до полудня бродила в пижаме.

– Так, улица к Новому году готова, а что же мы? – вслух протянула Маруся и задумчиво поджала губы.

Первый пункт в маршруте проверки будет... Маруся прокралась по коридору. Точно, холодильник...

Странно, кашу вечером она съела всю и даже не выкапывала спрятанный в ней кусочек сливочного масла. Бр-р, масло! Липкое, невкусное и с этим, как его, «холо.. холе...стринином». Так вот, кашу-то она, Маруся, съела, а вот сил распахнуть белую дверцу что-то не хватает. Эх, жаль, Кузька не может помочь! Только вертится под ногами и отвлекает. Брысь! Ну, нет колбасы, пока нет. Но если поднатужиться... еще чуть-чуть... Уф, вот оно, счастье!

Маруся поискала глазами нож, чтобы отрезать коту самый краешек копченой колбасы, но вовремя вспомнила, что брать острые предметы ей пока не разрешали. Бабушка сразу сердито хмурила брови, как будто прикидывала, какую часть тела внучки не жалко отдать этому самому ножу. Ладно, Кузька, обойдемся подручными средствами. И Маруся осторожно откусила колбасу, стараясь, чтобы граница была ровной, а не закругленной. Так, еще разочек здесь и здесь. Вроде незаметно. На, держи угощение.

А что у нас с предполагаемым пиром? Есть ли все нужное в холодильнике? Маруся слышала, как мама обсуждала с бабушкой предстоящий праздник, который в их изложении вовсе таким и не казался: ужин будет самый обычный, да и гостей не предвидится.

Но какой же Новый год без любимого салата с кукурузой?! Вон и не видно на полке ни одной баночки. И как без крепких, хрустящих огурцов из пузатой бабушкиной кадушки? Пока выловишь один, все пальцы пропахнут укропом и еще чем-то кисленьким. Облизнешь их – и жмуришься от удовольствия... А как же без слоеного торта, в котором коржей и не разглядеть из-за щедро намазанного крема? Кажется, что аккуратно его кусаешь, а на щеках всегда такие же усы, как у Кузьки...

Неужели всего этого не будет?!

А елка!.. Уж ее-то точно надо нарядить. Маруся давно приготовила новые игрушки: бумажные фонарики и нарисованные шары, – и в мыслях повесила их высоко-высоко, на самый верх. Чтобы все заметили.

Главное, чтобы саму колючую красавицу принесли. В прошлом году притащили ее поздно вечером, почти перед самым ужином и украсили кое-как. Мама тогда еще долго ворчала на папу, что тот отложил это важное дело напоследок, вот и досталась ему кособокая кривуля. Но на Марусин вкус деревце было неплохое, даже с изогнувшимся стволом. А вдруг елка просто хотела выглянуть в окно, поглазеть на своих подружек в лесу, вот и повернулась так?

Папа... Последние месяцы он работает уж слишком много. Маруся даже засыпает, не дождавшись его прихода. А по утрам ее увозят рано в детский сад, и она шепотом желает хорошего дня в стриженую макушку папы, выглядывающую из подушки. Было бы здорово, если в праздник старая работа вся будет сделана, а новая еще не успеет начаться. Тогда папа проведет вместе с ними целый день, сам вытащит стол на середину комнаты и развесит бумажные гирлянды под потолком, а то Маруся туда никак не может дотянуться.

Вот и второй пункт проверки – украшения. Маруся помнила, что елочные игрушки, аккуратно переложенные старыми газетами и ватой, хранятся в небольшой коробке на антресолях. Яркие шишки и шары, веселые снеговики, парочка сосулек, шуршащая мишура, звездочка-макушка и огоньки, похожие на небольшие свечки.

На самое дно складывали поделки Маруси, которые она старательно мастерила каждый год. А все началось с забавного бумажного клоуна с круглым носом и глазами разного размера. Мама заявила, что он похож на прадеда, и назвала в его же честь Ерошкой. Потом были кукла с пальцами, как лепестки у ромашки, и снежинка с огромными дырками-узорами.

Но самое главное украшение вытаскивалось тогда, когда елка была уже наряжена.

Бабушка открывала сервант, брала потертую шкатулку и за ниточку поднимала большой шар насыщенного синего цвета. Пока она неторопливо снимала налипшие ворсинки ваты, шар покачивался, а вместе с ним двигался и нарисованный на одной стороне ангел. Марусе всегда казалось, что его пушистые крылья боятся распрямиться до конца, но, если осторожно коснуться игрушки в самый Новый год, притихший ангел проснется и взмоет ввысь.

Однако проверить это никогда не удавалось: бабушка строго-настрого запретила трогать ценную вещь, объясняя, что ангел приносит счастье в дом, и что это единственная память о дедушке. Какая же единственная, всегда недоумевала Маруся, если вон висит его фотография, а сама Маруся помнит, как дедушкины усы мягко щекотали ее щеку и ухо? Но шар в руки все-таки не брала: боялась.

За спиной раздалось негромкое покашливание, и Маруся поняла, что задумалась перед открытым холодильником. А он тонким писком напоминает, что дверцу следует прикрыть, и покрепче. Повезло, что бабушка задержалась перед трюмо.

– Муся, ты уже встала? И опять в пижаме? Хорошо, что в мире есть хоть что-то неизменное. – Бабушка чмокнула ее в макушку и прошествовала к плите.

Бабуля всегда так: не ругает, но говорит таким тоном, что сразу бежишь все исправлять. И эти очки, сдвинутые на самый кончик носа... Зачем они ей, если бабушка все равно смотрит поверх стекол? Но сегодня Маруся не поспешила переодеваться, а с ногами забралась на табуретку. У нее важное дело.

Бабушка пощелкала зажигалкой и подождала, чтобы кружок на плите осветился голубоватыми огоньками.

– Баб, а елка будет? – Маруся шмыгнула носом и тут же испугалась этого громкого звука.

– Будет.

– А когда?

– Скоро.

– А когда скоро? – Маруся постаралась незаметно вытереть нос рукавом.

Бабушка помешала молоко в кастрюльке.

– Шла бы ты переодеваться, а то в сосульку превратишься. А ей все равно, есть ли елка, нет ли.

Маруся насупилась и сползла с табуретки. Ну и уйдет она, ну и пожалуйста! В комнате стащила со стула приготовленные колготы, домашнее платье в синюю полоску и, вздохнув, сняла уютную пижаму.

Из зала доносилось мерное посапывание. И как мама может долго спать в такой день? Между прочим, последний в году. Маруся прокралась в комнату и, недолго думая, потрясла маму за плечо.

– А? Что? Который час? – испуганно вскинулась лохматая голова.

– Каша готова.

– Муська, сколько раз я просила не будить меня в выходной! – мама с головой спряталась под одеяло. Совсем как Маруся, когда надо идти в сад.

– Так и Новый год наступит, пока ты тут лежишь. Вставай. Пошли в магазин за кукурузой.

– Какой кукурузой?

– Для моего салата. Забыла, что ли?

Мама отогнула край одеяла, и Маруся увидела уставившийся на нее голубой глаз. Глаз хитро щурился.

– Нет, не забыла. Ты в шкафу смотрела? На средней полке. Все есть: и кукуруза, и оливки, и даже кабачковая икра. Хотя, зачем она, – мама села в кровати и отвела от лица волосы, – если папы все равно не будет?

Да, кабачковую икру ел только папа, причем не ложками, а банками. Маруся это хорошо помнила. Как и то, что позавчера мама громко ругалась с папой из-за очередной командировки и проклинала какого-то Ивановича, которого папа опять согласился подменить. Этот Иванович представлялся Марусе чем-то вроде Бармалея: усатым, с огромным животом и кривой саблей на боку.

Маруся тихо вздохнула и поерзала на диване.

– Иди, Муська, а то каша остынет. – Мама чмокнула ее в щеку и легонько подтолкнула. – Я сейчас.

На кухонном столе в тарелке дымилась овсянка, сверху украшенная подтаявшим кусочком масла. Ладно, и его съедим, а то не будет сил досидеть до самого вечера и загадать желание. Самое-самое заветное.

Бабушка принесла из ванной расческу и мигом заплела Марусе две косички, а после подвязала их. Вышли чудесные бублики. Маруся помотала головой, и они пошлепали по щекам. Замечательно!

– Не спеши и дуй, – предупредила бабушка и поставила рядом большую чашку с чем-то коричневым. Какао!

Маруся размазала золотистую пленку по всей каше и героически зачерпнула полную ложку. Ну, не очень-то и противно, особенно если запивать.

В кухню вошла мама в коротких домашних штанах и футболке с непонятными буквами. Вот как ей удается так быстро одеваться, умываться и не выглядеть заспанной? Маруся улыбнулась, когда мама, проходя мимо, погладила ее по голове и качнула «бублик».

Зашумел электрический чайник, а мама принялась стоя намазывать кусок батона плавленым сыром.

– Ну что, после завтрака начнем готовить? – На откушенном мамой бутерброде четко отпечатался полумесяц зубов, и Маруся завистливо вздохнула: у нее самой никак не рос передний зуб, выпавший еще месяц назад.

Бабушка не успела ничего ответить, потому что затрещал дверной звонок.

– Мы кого-то ждем?

– Да вроде нет.

Мама скользнула в коридор, и через секунду оттуда послышались громкие голоса:

– Сюрприз! Доброе утро! Светик, ты все цветешь!

Звуки поцелуев заглушил визг подскочившей на табуретке и ринувшейся в прихожую Маруси. А-а, приехали! Тетя Катя, дядя Вова и, конечно, Витька! Ее двоюродный брат Витька, самый лучший друг. И хотя в последний свой приезд он задирал нос и обзывал ее малявкой – да ей уже пять лет, скоро в школу пойдет! – но Маруся мгновенно простила Витьку, стоило тому выйти за порог.

– Ух, чистый ураган! – Дядя Вова подхватил Марусю под мышки и подбросил под потолок. – Привет, егоза!

– Здрасьте, здрасьте. Витька, ты...

– Я. – Тот со смехом тянул туго завязанный шарф.

Из-за спины раздался сдержанный голос бабушки:

– Катерина, что ж вы не предупредили, не позвонили?

Тетя Катя перегнулась через прыгающую Марусю и поцеловала бабушку.

– Ты что, не рада, мама? И почему не предупредили? – ее сброшенную шубу подхватил дядя Вова. – Вообще-то нас Петр пригласил.

– Пригласил, а сам ту-ту... – мама руками изобразила вращающиеся колеса. – Ну да ничего! Молодцы, что приехали. Как раз к завтраку.

Маруся потянула Витьку в ванную, потом усадила на свое место за столом. Она готова была ему даже предложить свою тарелку с кашей, но вспомнила, что уже успела облизать ложку. Взрослые топтались в коридоре, о чем-то шептались, а потом дядя Вова внес в кухню плотно набитую сумку с незастегнутой молнией. Сверху лежала газета.

– Потом разберем, сначала еда. – Дядя Вова заглянул в кастрюлю и еле слышно простонал. – Анастасия Максимовна, ваша овсянка – просто песня!

Он вооружился ложкой и прямо у плиты, из широкой кастрюли, принялся зачерпывать кашу.

– Да сядь ты и тарелку возьми! – несмотря на слова, голос вошедшей бабушки совсем не был строгим.

Он словно обволакивал теплом, и Маруся засмеялась, когда дядя Вова послушно устроился у стола и поднял ложку на манер копья. Мама с тетей Катей о чем-то секретничали в зале, и бабушка, ворча, отнесла им тарелку бутербродов и кофе.

А после завтрака началось! Три хозяйки – бабушка, мама и тетя Катя – чистили, резали, мыли и беззлобно ругались, поминутно сталкиваясь. Дядя Вова выложил принесенные деликатесы и укрылся в комнате, едва бабушка стала осматривать еду и возмущаться. Колбаса оказалась не того сорта, сыр слишком мягким, зелень подвявшей. Маруся и Витька путались под ногами, и наконец их усадили крошить вареную картошку, морковь и яйца для салата.

Потом на середину зала вытащили стол, и мама принялась выставлять парадные тарелки, протирать звенящие бокалы, раскладывать салфетки, вилки и ножи...

– А елка, елка-то где?! – вдруг опомнилась тетя Катя.

Мгновенно хлопнула входная дверь, а через полчаса дядя Вова ввалился в прихожую с пушистым деревцем. Бабушка заохала, достала эмалированное ведро, в котором обычно квасила капусту, и все дружно стали запихивать в него елку. Она не хотела стоять ровно и кренилась набок. Тогда вспомнили про песок, с трудом нашли его в дальнем ящике на балконе, дядя Вова и Витька аккуратно разбили подмерзшую глыбу и заполнили ведро.

С антресолей вытащили коробку с игрушками. С замирающим сердцем Маруся провожала каждый шарик и сосульку и спорила, куда их лучше повесить. Мама размотала огоньки и обвила ими елку. Наконец, на веточках разложили последние нити сверкающего «дождика», и бабушка степенно подошла к серванту.

Мелькнул синий стеклянный бок. Марусе показалось, будто нарисованный ангел заглядывает в лицо каждому и что-то хочет сказать, и она притихла, чтобы расслышать его шепот. В этот момент ударила входная дверь, а одновременно с ней лопнула тонкая ниточка шара. Секунда – и на полу блестят осколки, на которых с трудом можно разобрать ангела, что так и не смог улететь.

Бабушка прижала ладонь ко рту, а из прихожей раздался голос папы:

– С Новым годом! С новым...

Он осекся, увидев замерших людей. Маруся всхлипнула.

– Петь, ты как тут оказался? – мама погладила ее по плечу.

– Обычно, на поезде приехал. Мы ж с Ивановичем договорились, что это моя последняя командировка. С завтрашнего дня иду на повышение, стану офисной крысой.

– Не хочу, чтобы ты превратился в крысу! – заревела Маруся и лицом уткнулась папе в куртку. – Хочу, чтобы был папой!

– Муська ты моя. – папина ладонь была совсем горячей. – Куда я денусь! Мне ж без вас никак...

Бабушка наклонилась и подняла самый большой синий осколок.

– Крылья ангела... Все-таки дедушка был прав. Они приносят счастье: вся семья в сборе.

Она опустила стекло на пожелтевшую вату и вернула шкатулку в шкаф, а потом сдвинула брови домиком.

– Только чего это ты, Петруша, в сапогах на ковре, а? Сегодня только убирали...

Папа засмеялся и закружил маму. Маруся еще разочек шмыгнула.

Так, значит, в полночь можно загадывать другое желание. Выбрать бы только что: новый велосипед или поющую куклу?..