Блоги | Статьи | Форум | Дамский Клуб LADY

Много разных фантазийСоздан: 18.07.2013Статей: 13Автор: WhiteroseПодписатьсяw

Тугие паруса

Обновлено: 17.02.16 20:15 Убрать стили оформления

Придет – не придет – придет – не придет.

Каблуки отстукивали варианты, служа заменой лепесткам ромашки. Да и где ее было найти, ромашку, в дождливой осенней, спрятавшейся под зонты Москве? 

Придет - не придет – придет – не придет – придет...

По количеству ступенек выходило, что придет. Обычно, они не обманывали, только один раз промахнулись в предсказаниях. Да и то наполовину. Андрей не пришел, зато ее ждал букет необыкновенных красно-желтых роз. Словно извинение. Уехал на гастроли.

Ольга с усилием открыла тяжелую дверь и нырнула в теплый молчаливый кафетерий. Здесь никогда не бывало шумно, пол покрывали толстые мягкие ковры, вбирающие звук шагов, около столиков располагались удобные, обитые бархатом кресла. Это место совсем не подходило людям, теснящимся на городских остановках в ожидании автобуса или бегущим по делам сквозь ряды ларьков с горячими слоеными пирожками и шаурмой. Здесь не было шума и суеты, только степенность, тихий звон дорогих столовых приборов, деликатно раздающийся из динамиков Штраус и приглушенный гул голосов вежливо беседующих хорошо одетых людей. Это совершенно другой мир, не тот, в котором жила Ольга.

Придет – не придет... Пришел. Андрей сидел за своим обычным столиком и неторопливо помешивал ложкой чай. Встреча Штирлица с женой в кафе «Элефант» началась. Уже в который раз... и сердце сжалось одновременно от радости, боли и восторга.

- Есть свободные столики на втором этаже. 

- Нет, спасибо, не надо. Я вижу подходящий у окна. 

Так они могли друг друга видеть. 

Это случилось пять лет назад. В тот день она забыла дома зонтик и, спасаясь от проливного дождя, открыла первую попавшуюся дверь...  

Ольга практически столкнулась с Андреем, который уже уходил. А за его спиной что-то бурно обсуждали мужчины, ждавшие своей очереди в гардеробе, и один из них очень отчетливо произнес.  

- Но ведь сегодня уже семнадцатое октября! 

Она тогда вздрогнула. 

 

- Почему именно семнадцатое? И почему октября? 

- Да просто так. А чем тебе не нравится эта дата? 

Ольга пожала плечами: 

- Ну, я не знаю... 

- Послушай, ведь должна же у нас с тобой быть своя, особенная дата, только наша.  

- Должна, -  согласилась она. – Просто обычно это день первого поцелуя или... чего- то такого памятного... первого свидания, например... 

Андрей с интересом посмотрел на девушку: 

- Ты помнишь день нашего первого поцелуя? 

- Вообще-то... не очень. Помню, была осень и дождь. 

- Вот видишь! Осень и дождь! Спорим, что семнадцатого октября обязательно будет осень и дождь?

 

Андрей оказался прав. Семнадцатого октября, правда, много лет спустя, действительно шел дождь, и именно он помог им увидеться.  

Та неожиданная встреча потрясла Ольгу, лишила ее покоя, и ровно через год, день в день, даже в тот же час она снова открыла дверь этого кафетерия. Наугад. Придет – не придет... Пришел. 

Семнадцатое октября... странный день, странные встречи. Они сидели за разными столиками, пили кофе и смотрели друг на друга, не перемолвились даже ни словом, словно подойти, подсесть, нарушить молчание – значило грубо сломать невероятную атмосферу загадочности осеннего вечера. Ольге нравилась существующая незавершенность, недосказанность их отношений, она томила и заставляла чувствовать себя почти что Блоковской незнакомкой. 

Неторопливо пить кофе, наблюдать, как Андрей общается с официантом или подошедшими посетителями, как держит в длинных пальцах фарфоровую чашку или рассеянно смотрит в окно. Ольге нравилось слушать его негромкий глубокий голос со знакомыми и новыми интонациями. И знать, что он тоже рад ее видеть.  

Ведь если прислал тогда цветы в знак извинения, значит, вторая и третья встречи были неслучайны? Значит, он тоже вспомнил? Тоже... приходил специально? И тоже так и не решился приблизиться... Почему? Хотя... говорить им было не о чем. Глупо спрашивать друг у друга: «Как ты? – Ничего. А ты?» Глупо, потому что все и так ясно. Его имя не сходило с афиш, а ее давно затерялось среди старых программок, да и то в разделе массовки. Из общего осталось только семнадцатое октября. Но ведь что-то заставляло Андрея сюда приходить. Ностальгия по юности? А, может, по чистоте и честности того давнего романа? В жизни стало так мало искренних отношений, что люди просто вынуждены по ним тосковать. 

- Вы готовы сделать заказ?  

Ольга, погруженная в свои мысли, не заметила появления официанта и вздрогнула. 

- Да. Эспрессо и... и «Абрикотин», пожалуйста. 

Вообще, торт танцовщицам не положен, даже бывшим, но в витрине настолько зазывно смотрелся совсем неизысканный среди абсолютной изысканности прочих пирожных кусочек песочного теста с глазурью и кремом, что захотелось именно его. Вкус юности. 

 

Тот август был самым необыкновенным в жизни Ольги. Они приехали на гастроли в Ялту, совсем еще молодые, допущенные в массовку «Лебединого озера». 

О, что это был за август! Солнце нещадно палило, обжигающе целуя лицо и голые плечи, пахло морем и цветущими розами, на рынке продавали ранний, еще не до конца зрелый виноград.  Андрей купил крупную гроздь, от которой потом отрывал сочные ягоды, а Ольга ловила их ртом. На всю жизнь запомнились поцелуи со вкусом раннего крымского винограда, губы тогда пропитались его соком, а пальцы стали липкими, сладкими от ягод и солеными от моря.  

Ближе к вечеру, перед спектаклем они бродили по набережной, вдоль которой стояли рыбаки с удочками и кошки, готовые в любой момент умыкнуть улов. Ольга все пыталась сфотографировать маяк, она искала нужный ракурс, желая запечатлеть море, башню и множество уток, качавшихся на волнах, но ей все никак не удавалось, потому что каждый раз в последний момент в кадр влезали прохожие, группы туристов или прогулочные катера. Ольга злилась, а Андрей смеялся. Потом, увидев на пирсе ресторан «Золотое руно», который был выстроен в форме древнегреческого корабля, он декламировал наизусть Мандельштама: 

- Бессонница. Гомер. Тугие паруса.
Я список кораблей прочел до середины:
 

Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,
Что над Элладою когда-то поднялся...

Больше в Ялте она не была, да и вообще на гастроли не ездила. Перелом ноги для танцовщицы – это приговор. Случайность, неудачное падение... и конец всему. А у Андрея жизнь шла прекрасно. Она заново училась ходить, когда он собирался на гастроли в Ленинград. 

 

- Я не могу не поехать, ты же понимаешь? 

- Конечно, понимаю... Скажи, ведь гастроли выпадают на семнадцатое? 

- Да, а что? 

-Ну... помнишь, там, в Ялте... наш день. Его не будет. 

- Ну почему же не будет, глупая? Обязательно будет. Вот я возвращусь и будет!

 

Ольга ушла сама, не дожидаясь, когда ее бросят. Все равно к этому шло. Редкие встречи, его вечная занятость, ее бездействие и личная трагедия. Андрей устал от частых слез, он стремился к успеху, который не заставил себя ждать, к поклонницам, что уже начали дежурить у служебного входа, к новым постановкам. Зачем было доводить до крайности, до безобразных сцен? В один из его отъездов Ольга собрала свои вещи и ушла. Он не искал. Почему? Все и так было ясно. Жизни разошлись.

В те годы... Сколько их было? Пять? Семь? В те годы она сама себе напоминала корабль-призрак, который без управления плавал по бескрайним неизведанным водам жизни, чтобы однажды неминуемо сесть на мель. Это было время безвременья. Огромная могучая держава развалилась, образовавшая новая страна болезненно меняла общественный строй и сознание людей. Ольга работала в подтанцовке начинающей поп-звезды, была хореографом в детском кружке при доме культуры, продавцом в магазине и даже секретарем.

Она привыкла жить с постоянной щемящей болью. Что значит не танцевать для человека, который был рожден для танца? Это мука. Она чувствовала себя инвалидом, человеком, у которого ампутировали жизненно важный орган, и он вынужден не жить, а просто существовать.  

Именно тогда в потерянную Ольгину жизнь вошел муж, перевернув весь мир. Любила ли она его? Скорее, позволяла себя любить. Ольга оперлась на него, как опираются на стену, крепкую и надежную, чтобы было не так тяжело, чтобы можно было вздохнуть. А он души не чаял в этой умной хрупкой женщине с потрясающей прямой спиной балерины. Он дарил ей вселенную, она позволяла себя любить и не заметила, как сама полюбила.  

Любовь бывает разной. Много лет Ольга считала главным мужчиной в своей жизни Андрея. Безмолвным и позабытым зрителем она следила за его блестящей карьерой. А потом эта неожиданная, невероятная встреча в кафетерии после стольких лет разлуки в одно мгновенье сломала привычную устроенность ее размеренного уютного существования, вновь заставила мечтать и тянуться за недосягаемым, безжалостно царапая только-только нашедшее покой сердце. Андрей, божественно-прекрасный на сцене, обладающий невероятной пластикой и какой-то завораживающей мощью, олицетворял собой все то, что не случилось у нее. Он сам был танец. Он летал. Ольга не могла. 

Муж был тем, кто изо всех сил пытался помочь. Принимая ее целиком такую, какой она была, с этой внутренней неизлечимой увечностью, он, не имевший никакого отношения к искусству танца, не понимавший классическую музыку, зевавший на третьей минуте любой увертюры, казавшийся сам себе неуклюжим по сравнению с ней, он искал выход. И идея открыть класс танца для детей и подростков принадлежала именно ему.   

Ольга принимала у себя тех, кого отчисляли из балетных школ, для кого не было места на вершине. Это был класс для таких, как она сама: не мыслящих свою жизнь без языка движений и жеста. Она чувствовала себя тем спасительным фонарем для потерявшихся, сбившихся с дороги путников, на который они идут, словно на свет маяка, ищут надежду. И Ольга давала им эту надежду. Открыв в себе талант хореографа, она с головой окуналась в творческий процесс, ставила групповые и сольные номера своим ученикам, возила их на районные соревнования, устраивала показательные концерты, заставляла их летать.  

В этот вечер она сидела, медленно разламывала десертной вилкой кусок торта, смотрела на Андрея и думала о своем муже, о том, как много он для нее сделал и значил.   

Ольга представила, как возвратится домой и скажет усталым голосом, что задержалась, но завтра обязательно придет вовремя. А он ответит, что Олежка не дождался и уже уснул. Олежка, их поздний долгожданный вымоленный ребенок. 

- А сказку ты ему почитал на ночь? – осведомится она. 

- Конечно, он же с этой книгой не расстается с тех пор, как получил в подарок, - подтвердит муж. – Хотя, все же, я не могу читать как ты – разными голосами. 

Ольга кивнет и неторопливо стянет с рук тонкие бордовые перчатки. 

- Замерзла? – спросит он и возьмет ее тонкие пальцы в свои ладони, а потом согреет их дыханьем. 

При мыслях о доме стало вдруг так хорошо и тепло, что Ольга удивилась, зачем она сидит здесь, в этом чужом вычурном месте среди  незнакомых ей людей? Зачем? Семнадцатое октября? Боже, какая глупость, какая, разрушающая жизнь, погоня за прошлым, за придуманным и напрасно хранимым годами миражом. Ситуация, совершенно точно подходящая для утонченного кино, показалась ей абсолютно абсурдной в реальной жизни. Абсурдной и смешной. «Как жалко я выгляжу в этом кафе, - подумала она, – женщина средних лет, возомнившая себя таинственной музой. Боже, как нелепо, как пошло... Прочь, прочь, скорее прочь, домой, к мужу, к сыну.»  

Ольга открыла сумочку, вынула оттуда блокнот, вырвала страницу и начала писать - захотелось нарушить затянувшееся молчание и, наконец, поставить точку в неоконченной истории.

  

Бессонница. Гомер. Тугие паруса.
Я список кораблей прочла до середины,
 

Искала имена, искала – не нашла, 

Быть может, их похитили ундины? 

Когда-то стройный ряд молоденьких судов 

Спустился на воду, готовый к приключеньям, 

Подняты паруса, тут каждый – капитан, 

И каждый свой маршрут прокладывал черченьем. 

Вот только жизнь, увы, не карта на столе, 

Жизнь – это море, шторм, волна и мелководье, 

Жизнь – есть проверка, сколько ты прошел, 

Когда минуло, скажем, полугодье... 

Не просто сколько, но еще и как... 

Как ты прошел? Себе жилет оставил? 

Иль бросил тем, кто позади тонул? 

Был честен сам с собой, а, может быть, лукавил? 

Я имя не нашла. Оно ушло вперед, 

Победой осветив свой путь к златой Элладе. 

Я тоже доплыла. На малый островок.  

Есть дом, тенистый сад. Неплохо. Как в балладе. 

Почти что Блок, почти что Мандельштам. 

Ночь. Кафетерий. Вкус «Абрикотина». 

Бессонница. Гомер. И все же паруса...  

Но в разные края. И жизни середина.

          

 

Когда официант принес счет, Ольга рассчиталась и отдала ему сложенный лист бумаги, попросив передать Андрею после того, как она уйдет.

Не вернусь - не вернусь – не вернусь... Каблуки отбивали дробь, спускаясь по ступеням. Ольга спешила в переполненное метро. Не потому, что у нее не было машины, а потому что метро – самый быстрый и практичный, не знающий пробок транспорт.  

«Домой – домой- домой», - стучало в голове. Она знала, что еще хороша, и останется интересной для мужских взглядов в ближайшие года два-три точно, отчего с долей некоторого женского тщеславия подумала о том, что Андрей не увидит ее старой. Она сохранится в его памяти стройной и молодой, такой, какими для человечества навсегда остаются женщины с прекрасных старинных полотен.



Комментарии:
Поделитесь с друзьями ссылкой на эту статью:

Оцените и выскажите своё мнение о данной статье
Для отправки мнения необходимо зарегистрироваться или выполнить вход.  Ваша оценка:  


Всего отзывов: 0

Список статей:



Если Вы обнаружили на этой странице нарушение авторских прав, ошибку или хотите дополнить информацию, отправьте нам сообщение.
Если перед нажатием на ссылку выделить на странице мышкой какой-либо текст, он автоматически подставится в сообщение