История 7-16

— Куда, руками! — сухой старческой ладонью дед шлёпнул Николая по пальцам и торжественно вручил один из лежащих на столе пинцетов. Словно наградное оружие выдал. — Запомни, Колюшка, марки руками берут только идиоты. Ну, или дилетанты, но мы-то с тобой люди опытные и знающие.

Старик внимательно смотрел, как его внук, высунув от старания язык, сосредоточенно вкладывает пестрые квадратики в прозрачные кармашки кляссера, стараясь не помять зубчики и одобрительно покачал головой. Будет толк из пацана.

— Марки, Колюшка, это не просто интересное увлечение или, говоря по-современному, хобби. Это ещё и школа жизни. Они тебя научат ценить настоящую красоту.

— Дед, а почему ты так странно их раскладываешь? — мальчишка ткнул пинцетом сначала в серию с яркими экзотическими растениями, а потом и в блёклую, словно выцветшую марку со схематичным изображением чего-то похожего на чертополох, — Вот эти, такие яркие, лежат все вместе, рядами, а вот эта, такая старая и некрасивая, одна на странице? Лучше бы наоборот! Сложи всё старое вместе в кучу, а красоту разложи так, чтобы её хорошо видно было.

— А потому, внучек, раскладываю так, что эта одна, как ты говоришь, некрасивая, на самом деле гораздо ценнее, чем все вот эти, яркие и красочные. — Старик пододвинул к себе один из кляссеров и покачал головой. — Красивые, щегольские, дорогие, но их, вот таких, много, у каждого коллекционера есть целый запас, на продажу или на обмен, с массовкой расстаёшься без душевных мук. А вот эта, посмотри, или же вот на эти, — он перевернул пару страниц, на каждой из которых было всего по одной марке, — они уникальны, и поэтому прекрасны. Таких во всём мире остались единицы. Ну и что, что краски тут не столь ярки. Не в них ценность, Колюшка. Именно марки научат тебя не гнаться за внешней красотой, а ценить истинную, глубинную суть вещей. И с людьми всё обстоит точно так же. 

Дед задумался и добавил вполголоса, скорее уже для себя, чем для внука.

— Хотя, нет, с людьми всё же сложнее. Если не можешь сам определить цену марки, её можно уточнить в каталоге. А для людей каталогов ещё не составили.

Подёрнутые дымкой воспоминаний глаза остановились на висящем на стене портрете, где хохотала обнимаясь молодая пара, неуловимо взаимно похожая на старательно разбиравшего марки, а сейчас озадаченного непонятными словами мальчишку. Дед грустно улыбнулся и потрепал внука за вихрастый затылок.

— Когда подрастёшь, мой мальчик, ты сам всё поймёшь.

* * *
После смерти деда, Николаю не один раз предлагали продать коллекцию. Сулили огромные деньги, но он отказался. Друзья удивлялись и не понимали, ведь он, хоть и отлично разбирался в марках, но настоящим коллекционером, каким был его дед, так и не стал, найдя своё призвание в другом и став более чем успешным деловым человеком. Наконец, решили, что он просто считает коллекцию выгодным вложением капитала на чёрный день. Они ошибались. Николай вообще не собирался ничего продавать. Ни единой марки. Он хранил их, как семейную реликвию, в память о деде, суеверно считая, что в них осталась навечно жить душа старика.

Сидя в старом дедовом кресле около раскрытого сейфа, Николай медленно перелистывал страницы старых кляссеров, прислушиваясь к шелесту папиросной бумаги, перестилающей страницы и словно слышал в этом шелесте тихий, надтреснутый голос деда, как бы между прочим изрекающего мысли, всю глубину которых он, ещё зелёный пацан, тогда, двадцать лет назад не осознавал, но запомнил, как оказалось, на всю жизнь.

Звонок в дверь раздался внезапно, прокатившись переливом по пустой квартире. Тихий голос домработницы, невнятный разговор в дверях и в коридоре раздались тяжёлые приближающиеся шаги. Николай сложил кляссеры обратно в сейф, уложив туда же старые дедовы каталоги с карандашными пометками на полях. И Гиббонс, и Цумштайн уже давно устарели, но выбросить их у Николая не поднималась рука. Когда-то по ним, как по азбуке, он начинал постигать премудрости и тайны филателии. Они стали такой же неотъемлемой частью дедового наследства, как и марки. Повернув ключ в замке, набрал код сигнализации и опустил фальшивую панель, скрывая сейф. Предосторожность далеко не лишняя, ибо коллекция притягивала воров словно магнит и система безопасности в его доме с недавних пор не уступала банковской.

Вошедший в комнату друг и компаньон со скептической усмешкой следил за его действиями. Человек глубоко приземлённый и практичный, Пётр считал оперной глупостью сентиментальную привязанность Николая к прошлому. По его мнению, коллекцию давным-давно следовало продать, а деньги вложить в бизнес. Шутка ли, такие безумные деньги, а лежат мёртвым грузом. Один Леваневский с надпечаткой стоит сейчас почти две сотни штук зелени. Не говоря уже о других. А этот сентиментальный идиот упёрся... да ещё хранит дома, нет бы в банке запереть.

— Всё же решился? — Пётр оттолкнулся плечом от дверного косяка и прошёл в комнату, обходя стоящий на пути чемодан. — Едешь? Григорьев, подумай головой, ну зачем оно тебе надо? Ладно бы Никита Гаврилыч ещё жив был, это его идея-фикс была, но ведь нету его уже давно.

— Замолчи, — Николай раздражённо передёрнул плечами. — Так надо. Дед хотел иметь в коллекции пару с «Картонки», значит, так и будет.

* * *
Да, это была заветная мечта его деда. Две парные марки, внешне не особо примечательные, тридцать второго года выпуска, синяя и чёрная. Выпущенные небольшим тиражом по отдельности, а также блоком, приуроченные к первому всесоюзному съезду филателистов. Блок сразу получил в филателистическом обществе прозвище «Картонка», и моментально разошёлся по именитым коллекционерам с персональными надпечатками. Правда, в скором времени прошёл слух, что «Картонка» приносит несчастье. Практически все владельцы именных блоков, а их было двадцать пять человек, по какому-то совпадению, оказались репрессированы в течение пары лет и сгинули где-то во глубине сибирских руд. Одиночные же марки разошлись по менее известным коллекциям, впрочем, очень малый тираж и трагическая легенда, сразу сделали их бесценными.

То, что в коллекции деда есть раритетные экземпляры, Николай знал с детства, но то, что дед ищет чёрную марку из легендарной «Картонки», он узнал, только когда уже закончил университет и понемногу начинал собственное дело. Тогда же узнал, что синяя марка из этой пары у деда уже есть, и довольно давно. Откуда старик её взял, купил или же выменял раритет у кого-то, не знающего его ценности, он так и не сказал. Но желание собрать пару стало у него походить на навязчивую идею. Николай по мере сил помогал деду в его поисках, но в первые годы собственный бизнес отнимал у него всё внимание, время, силы и средства. Учиться приходилось в прямом смысле слова на собственных ошибках. Когда же компания, наконец, крепко встала на ноги, дед заболел. Где-то простудился и свалился с воспалением лёгких. Вроде бы, при уровне современной медицины, ничего особо опасного. Но дед был уже слишком стар, а диагноз ему поставили с опозданием. Николай просиживал у постели больного целыми сутками, слушая его горячечный бред, в котором постоянно присутствовала его вожделенная чёрная марка и обещая, что как только дед поправится, они обязательно её найдут. Но не смотря на все усилия врачей, деда не стало.

Отказываться от обещания, данного умирающему, Николай даже не думал. Но отыскать чёрную марку оказалось не просто. Это, конечно, была не Британская Гвиана и не синий двухпенсовик, но как и любые раритеты, осевшие в частных коллекциях, её появления надо было просто ждать. И вот, спустя уже четыре года после смерти деда, на электронную почту Николая пришло неожиданное письмо из Питера, от одного из посредников, к которым он когда-то обращался в поисках. Тот сообщал, что недавно скончался один из коллекционеров-любителей, и его наследники, не заинтересованные в сохранении коллекции, люди, совершенно далёкие от филателии, сначала хотели вообще выбросить марки. Но потом обратились к нему, желая попробовать их распродать, за сколько смогут. Сама коллекция, честно говоря, не слишком ценная, в основном массовка тематическими сериями, так что наследники вряд ли с неё сильно обогатятся, но в ней есть одна старая чёрная пятнадцатикопеечная марка, которую ранее искал господин Григорьев. Если, конечно, он до сих пор в ней заинтересован.


Получив это письмо, Николай не раздумывая вылетел из Москвы в Питер.

Северная столица встретила его кратковременными дождями и серым хмурым небом. Можно было бы принять это за плохую примету, но Коля уже бывал здесь и знал, что такая погода не является редкой для этого города. Петербуржцы редко выходят из дома без зонта, разве только в жару и сильные морозы, которые иногда делают разнообразными метеорологические условия.

Аэропорт «Пулково» остался позади. Разместившись в гостинице, Григорьев первым делом позвонил посреднику. Никогда не откладывал в долгий ящик дела, которые требовали безотлагательного вмешательства. Этим ценился работниками и был уважаем среди конкурентов и партнеров.

- Артемий Степанович, здравствуйте. Я в Питере, как и обещал. Где мы можем встретиться?

Записав название и адрес ресторана, будущий владелец черной марки засобирался. Даже не верилось, что скоро произойдет встреча с человеком, который поможет осуществить мечту его дедушки.

В ресторане было довольно уютно: белоснежные скатерти, накрахмаленные салфетки и сверкающая посуда. Николай бывал и в заведениях поинтереснее, только ни в одном другом не было такого вида – на Казанский собор. Разглядывая колонны и золотые купола, он и не заметил, как к столику подошел пожилой мужчина.

- Господин Григорьев?

- Да, это я. Прошу, присаживайтесь.

Когда филателист сел, расправил на коленях салфетку и заказал подошедшему официанту кофе, Коля, чуть поерзав на стуле от нетерпения, все-таки спросил:

- Марка у вас?

Уголки губ Артемия Степановича чуть приподнялись.

- Пока нет. Семья Самойловых хранит коллекцию у себя дома. Я предупредил их о том, что есть один заинтересованный человек, но они настаивают, чтобы провести интернет-аукцион. Думают, что таким образом смогут заработать больше.

- Я заплачу, сколько нужно. Не говорите мне, что я зря приехал.

Принесли кофе, и диалог прервался. Отпив горячий напиток, посредник серьезно посмотрел на Григорьева.

- Скажите, для чего она вам?

- Мой дед мечтал найти пару своей синей «Картонки».

- Мечтал? В прошедшем времени?

- Да. Его не стало четыре года назад, а я пытаюсь лишь выполнить его последнюю волю.

Артемий Степанович задумчиво потер подбородок.

- Я сделаю все возможное, чтобы уговорить Самойловых не проводить аукцион, поскольку он непредсказуем. Но мне нужна ваша помощь.

- Все, что угодно, - произнес Коля, даже не предполагая, что попросит посредник.

- Вы поедете со мной к продавцам и поведаете свою историю. Одно дело, если ее расскажу я, и совсем другое, если это сделаете вы. Возможно, она повлияет на их решение.

Николай кивнул.

- Готов ехать хоть сейчас.

Артемий достал телефон и, порывшись в контактах, набрал номер Татьяны Андреевны Самойловой – племянницы филателиста, собравшего довольно посредственную среди ценителей, но почти бесценную и такую нужную Коле коллекцию. Договорившись о том, что они сейчас приедут, мужчины заплатили по счету и вышли из ресторана.

По дороге Николай думал о том, что дедушка был прав в том, что так ценил марки. Маленькие бумажки, используемые для пересылки писем, служили связующей нитью между людьми. Несмотря на расстояния, они давали возможность не терять близких и просто знакомых. Легендарная черная марка была навязчивой идеей его деда, а теперь стала смыслом жизни самого Коли, его стремлением помнить и не забывать. Сделать так, чтобы дед гордился им даже после смерти и, может быть, улыбнулся ему с небес.

Спальный район, типичные девятиэтажные желто-серые дома – «корабли» и заполненные старыми предметами балконы. Несколько лет назад губернатор Санкт-Петербурга даже попыталась повлиять на эту ситуацию, но все тщетно. Петербуржцы не хотят забывать, ценят историю и хранят вещи, как напоминания о прошлом.

Парадная. Домофон. Расписанная надписями лестница на третий этаж. Железная дверь.

- Здравствуйте. Проходите, - Татьяна Андреевна – полноватая женщина примерно шестидесяти лет, попятилась назад, пропуская визитеров в небольшой коридор, - не понимаю, к чему такая срочность, но раз вы настаиваете на том, чтобы сделать все, как можно быстрее...

- Да-да. Господин Григорьев приехал из Москвы ненадолго, специально ради вашей коллекции...

- Моего дяди. Это коллекция моего покойного дядюшки. Я никогда не понимала этого его увлечения, надеялась, что после его смерти получу в наследство что-то толковое, а не несколько альбомов с разноцветными картинками... Но он написал в завещании, что отдает свои марки моей дочери. Считал, что таким способом сделает ее... Впрочем, неважно. Проходите.

Артемий Степанович чуть заметно поморщился от слов о картинках, но не стал спорить с хозяйкой альбомов.

- Мы можем увидеть их?

- Да, прошу в комнату.

Татьяна Андреевна махнула в сторону зала, когда из другой маленькой комнаты вышла женщина около тридцати. Николай обратил внимание на то, что она прихрамывает, и отвел глаза. Некрасиво так разглядывать незнакомку. Увидев вошедшую, Татьяна Андреевна поспешила представить ее как свою дочь Наталью и попросить принести марки.

Наташа внесла несколько альбомов и, прежде чем подать мужчинам первый, раскрыла его. Николай поддался порыву и остановил ее словами, которые когда-то сказал ему дед:

- Запомните, марки руками берут только идиоты. Ну, или дилетанты, но мы-то с вами люди опытные и знающие.

Наталья смутилась и подождала, когда Артемий Степанович достанет из портфеля резиновые перчатки и пинцет.

Николай увидел ее первым. Черная. Глаза загорелись. Пальцы, держащие пинцет сами потянулись к марке, чтобы вытащить ее и рассмотреть со всех сторон. Идеальная. Именно такая, какой он ее себе представлял.

- Сколько вы хотите? – вопрос вырвался сам собой.

Мать и дочь смутились. Никто из них не знал ее подлинной ценности. В разговор вмешался посредник, назвал среднюю стоимость на рынке и сказал, что Григорьев готов заплатить деньги сегодня же. Татьяна Андреевна засомневалась, а ее дочка спросила, обратившись к потенциальному покупателю:

- Зачем вам эти марки? Вы не похожи на человека, собирающего их.

Николай не смог сдержать улыбки.

- Вы правы. Их собирал мой покойный дед, которому я пообещал перед смертью, что найду пару для такой же синей.

Несколько мгновений никто не произнес ни слова.

- Мама, отдай ему марки, – голос Натальи прозвучал негромко, но твердо.

- Но... Мы же можем заработать и купить...

- Мам! По завещанию это марки мои, и я могу делать с ними, что пожелаю. Я хочу, чтобы они попали к Николаю. Уверена, что он будет дорожить ими.

Артемий Степанович достал из кармана платок и вытер взмокший лоб. Еще никогда он не волновался так при совершении сделок.

- Спасибо вам. Обещаю, что буду хранить их и вспоминать о вашей доброте, - Коля не ожидал такого щедрого предложения, но отказываться не стал. – Если я могу как-то отблагодарить вас...

Татьяна Андреевна не постеснялась попросить оплатить услуги посредника, что было совсем необременительно для Григорьева, и он пообещал это сделать.

- А для вас? – Николай обратился к Наталье, уже внимательно ее рассматривая. Ничего особо примечательного: русые волосы, собранные в хвост, карие глаза и чуть подрагивающие кончики пальцев, которые выдавали ее волнение.

- Если позволите, то я хотела бы увидеть синюю марку. Это возможно?

Просьба была неожиданной, но Коля не почувствовал никакого подвоха. Если ей так хочется, то почему бы и нет?

- Хорошо, приезжайте в Москву, я оплачу проезд и проживание в гостинице. Марки находятся в сейфе у меня дома. Вы сможете их увидеть.

Наталья чуть заметно улыбнулась, принимая визитку, и ушла в свою комнату, оставляя альбомы на коленях у Николая.

* * *

Григорьев пребывал в состоянии эйфории – поездка в Питер была более чем удачной. Не верилось даже, что все прошло так легко. Он был готов бороться, но делать этого не пришлось. В голове то и дело возникал образ молодой женщины, сделавшей такой царский подарок.

Приехав домой, Коля первым делом достал дедушкины альбомы и поместил черную марку на одну страницу с синей.

- Надеюсь, ты теперь счастлив, дед. Я выполнил твою просьбу, - прошептал он в тишине комнаты.

Долго поностальгировать не удалось. Дела компании не могли больше ждать. Николай привел себя в порядок и поехал в офис, где попытался включиться в работу, но то и дело мысленно возвращался к альбомам, хранящимся в сейфе. Стук в дверь прервал очередной поток воспоминаний. Пришел Петр, которому не терпелось узнать новости и историю кусочка бумаги, ради которого друг забросил все дела и рванул в Петербург.

Николай нехотя рассказал о поездке, о том, что цена марки оказалась совсем не такой, какую он ожидал, о том, что через несколько дней прилетит Наталья, которой надо будет показать Москву и коллекцию.

- Она хочет заполучить тебя в мужья, - нахмурился Петр.

- Что ты такое говоришь? Ты ведь ее совсем не знаешь! – Наташа совсем не была похожа на тех женщин, что окружали его всю жизнь – ярких, старающихся привлечь его внимание, стремящихся получить его в свою собственность.

- О, да ты уже защищаешь ее! Поверь мне на слово. Она отдала тебе марки, потому что почувствовала в тебе потенциального жениха – богатого и успешного.

В душе Коли что-то запротестовало. Не такая она. Какая, и сам не знал, но почему-то был уверен в том, что друг не прав.

* * *

Нельзя сказать, что несколько дней, проведенных с Натальей, были идеальными. Слишком разными они были и в то же время похожими – как синяя и черная марка, как города, в которых жили. Несколько раз ему приходилось оставлять ее одну и срываться в офис. Несколько раз между ними возникало неловкое молчание. Но все это компенсировало удовольствие от неспешных прогулок. Никогда Николай не служил гидом, но это занятие ему понравилось. Было здорово показывать значимые места Москвы, а потом находить их на марках. Каждый день они заканчивали в квартире Григорьева, где с трепетом разглядывали коллекции ушедших родственников. Наталья была приятной собеседницей и внимательной слушательницей, когда расслаблялась и переставала прятаться в своем маленьком мире.

- Я никогда не думала, что собирать и разглядывать марки – так интересно.

- Это больше, чем хобби. Дедушка болел этим всю жизнь. Хочешь, чтобы я вернул тебе альбомы? Только не проси меня вернуть «Картонку». Я уже не смогу этого сделать.

Коля ждал ответа, сцепив руки. Только не сейчас, когда обретенное «счастье» лежит в кляссере.

- Нет. Я понимаю, насколько она тебе дорога, поэтому никогда не попрошу ее назад. А вот альбомы, если они тебе правда не нужны, я бы хотела увезти обратно. Знаешь, после всего, что ты мне рассказал, похоже, что я тоже стала филателисткой.

Оба засмеялись. Он - с облегчением.

- Почему ты сделала такой подарок? Ведь ты меня совсем не знала, - он не мог ее спросить перед тем, как посадить на «Сапсан». Наташе захотелось вернуться в Петербург именно так - на поезде.

Самойлова пожала плечами.

- Зато теперь знаю. И столицу увидела. Поверь, за эти несколько дней ты дал мне гораздо большее, в сравнении с деньгами.

- Что же?

- Хорошие воспоминания.

Проводив Наташу, Николай ощутил непривычную пустоту. Это пугало. Вернувшись домой, он нашел ее закрытую страничку на одном из сайтов и добавил друзья. Не хотелось терять это общение с представительницей слабого пола – такое необычное для него, ограничивающегося обычно легким флиртом и одной проведенной вместе ночью.

Наталья добавила его через несколько часов, написала, что доехала хорошо и еще раз поблагодарила за возможность увидеть Москву и забрать альбомы. Коля ответил, что был рад знакомству и еще раз обещал, что будет приглядывать за своей новой, самой ценной для него маркой.

Их переписка не была регулярной, но всегда желанной. Николай рассказывал ей о работе – он горел своим делом, а она делилась фотографиями приобретенных марок. Некоторые из них вместе с красивыми открытками отправляла в Москву, Коле. Увлечение посткроссингом стало еще одним увлечением Наташи.

Лишь однажды их общение прекратилось на несколько дней – Григорьев наконец-то набрался смелости и поинтересовался причиной хромоты Натальи. Этот вопрос повис в воздухе. Самойлова не выходила на связь несколько дней, а потом, когда все-таки появилась в сети, то рассказала об аварии, случившейся несколько лет назад. Удар пришелся на перед автомобиля, ее отец и муж погибли мгновенно, ее же с многочисленными травмами спасли. Видимо, кто-то сверху решил, что ей надо продолжать жить. Чувство жалости затопило Колю волной, но он уже достаточно знал Наташу, чтобы понять: она не нуждается в том, чтобы ее жалели, а вот в том, чтобы о ней заботились – да. Только как это сделать, если она там, а он – здесь? И нужно ли эта забота самой Наталье?

* * *

Дела на фирме продвигались так хорошо, что Николай задумался о расширении бизнеса. И сразу подумал о том, что было бы неплохо открыть филиал в Петербурге. Оставив дела компании на Петра, он снова поехал в северную столицу. Так совпало, что в это же время проходила филателистическая выставка. Григорьев не мог пропустить ее и не пригласить туда Наташу. Похоже, что на своей территории и спустя длительное общение девушка чувствовала себя свободнее. Они посмотрели выставку, пообедали вместе и договорились о новой встрече. Николай и сам не знал, зачем предложил еще одно свидание, просто наконец-то понял, чего ему не хватало все это время – неловкого молчания и неспешных прогулок.

Уезжать из города на Неве совершенно не хотелось. Николай, наконец-то признавшийся в своих чувствах и добившийся взаимности, словно летал. Чувство одиночества, что засело в груди после смерти дедушки, пропало. Он нашел человека, который стал ему близок. Благодаря маркам, призванным для того, чтобы объединять людей. Где-то на задворках памяти остались слова, произнесенные дедушкой:

- Когда подрастёшь, мой мальчик, ты сам всё поймёшь...

_______________________________________________________________________________________________________

 ВНИМАНИЕ! ОТКРЫТОЕ ГОЛОСОВАНИЕ!

Если вам понравилась эта история, проголосуйте за неё ЗДЕСЬ! 

Или нажмите на сердечко "Мне понравилось", при этом не забудьте поставить галочку видимости.

Без неё ваш голос учтён не будет. Спасибо за понимание.

Вы можете проголосовать за 3 истории.