Блоги | Статьи | Форум | Дамский Клуб LADY

Далекое и близкоеСоздан: 30.01.2012Статей: 61Автор: miroslavaПодписатьсяw

"БАБЬИ СТОНЫ" (часть 1)

Обновлено: 22.01.25 16:23 Убрать стили оформления

«БАБЬИ СТОНЫ»
(о семейном насилии над женщинами в прошлом)
(часть 1)


Примечание: название взято из статьи известного российского общественного деятеля конца 19 века Якова Ивановича Лудмера «Бабьи стоны», которая была напечатана в 1884 году в журнале «Юридический вестник», впервые в России поставила вопрос о семейном насилии над женщинами и получила широкий общественный резонанс).

Эпилог
«Мой постылый муж
Да поднимается,
За шелкову плетку
Принимается...
Плетка свистнула,
Кровь пробрызнула...
»
(Русская хороводная песня)


Всем известна древняя русская поговорка про мужа, избивающего свою жену «Бьет – значит любит». Для многих российских мужчин эта поговорка веками считалась истинной. А что думали по этому поводу женщины в России? Как они на самом деле расценивали рукоприкладство своих мужей? Действительно ли и они тоже считали это проявлением любви? Вот как об этом пишет немецкий путешественник Адам Олеарий, описывающий свое путешествие по «Московии» в 1636-39 годах.

«Если [между мужем и женою] у них часто возникают недовольство и драки, то причиною являются иногда непристойные и бранные слова, с которыми жена обращается к мужу: ведь они очень скоры на такие слова. Иногда же причиной является то, что жены напиваются чаще мужей или навлекают на себя подозрительность мужа чрезмерною любезностью к чужим мужьям и парням. Очень часто все эти три причины встречаются у русских женщин одновременно. Когда вследствие этих причин, жена бывает сильно прибита кнутом или палкою, она не придает этому большого значения, так как сознает свою вину и к тому же видит, что отличающиеся теми же пороками ее соседки и сестры испытывают не лучшее обращение. Чтобы, однако, русские жены в частом битье и бичевании усматривали сердечную любовь, а в отсутствии их – нелюбовь и нерасположение мужей к себе, этого мне не привелось узнать, да и не могу я себе представить, что они любили то, чего отвращается природа и всякая тварь, и чтобы считали за признак любви то, что является знаком гнева и вражды».

В начале 18 века другой путешественник, англичанин Джон Перри, также отмечал отчаянное положение русской женщины в семье, комментируя просвещенность Петра I, желавшего устранить браки по принуждению: «В России мужья бьют жен своих самым варварским образом, и иногда столь бесчеловечно, что те умирают от ударов, но, несмотря на это, мужья не подвергаются наказанию за убийство, так как закон перетолковывает это в смысле исправления, и потому не делает их ответственными. С другой стороны, жены, нередко доведенные до отчаяния, убивали мужей своих, чтобы отмстить им за дурное обращение; в этом случае существовал закон, по которому, за убийство мужа, жену заживо стоймя закапывали в землю, так что только одна голова оставалась над поверхности земли. Тут приставлялась стража, чтоб наблюдать за тем, чтоб никто не высвободил несчастную, пока она не умрет голодной смертью. Зрелище это весьма обыкновенно в этой стране, и мне известно, что осужденные таким образом нередко оставались в этом положении дней 7, или 8».

Правы ли были Олеарий и Перри в своей оценке широкой распространенности супружеского насилия в России 17-18 вв. или же их выводы всего лишь отражали их предубеждения и взгляд на Россию как на варварское общество? Действительно ли уровень супружеского насилия в России, рассматриваемый иностранными путешественниками как беспрецедентный, отражал в целом высокий уровень общественного и межличностного насилия и отсталость страны по сравнению с европейскими государствами? Было ли это обусловлено в целом аграрным характером развития страны и общим невежеством народной массы (по мнению историков, юристов и этнографов 19 века) или иными, структурными причинами социальной трансформации определенных культур и цивилизаций? Историки по-разному отвечают на этот вопрос. Кто-то заявляет, что по сравнению с западными странами в России действительно был повышенный уровень супружеского насилия. Кто-то доказывает, что подобное творилось в любой стране в прежние времена. Так что однозначного ответа нет.

Одно несомненно – в прошлом насилие мужа над женой в семье в России было нормой супружеских отношений. К сожалению, свидетельств подобного насилия сохранилось не так и много. Многие избитые, изувеченные и даже убитые мужьями женщины остались в веках безгласными. Жаловаться было некому и некуда, понятия «семейное насилие» и тем более наказания за него не существовало. Да и не могли эти женщины в подавляющем большинстве случаев оставить письменные свидетельства насилия, творимого над ними: большинство женщин-простолюдинок были безграмотными, а среди представительниц дворянского сословия образование на уровне даже грамоты стало повсеместным только в начале 18 века, в эпоху петровских времен. Причем было распространено мнение, что битье жены мужем – это «нормальное» наказание за какую-то вину женщины, и женщины, чтобы обратили внимание на их жалобы, должны были еще доказать, что были биты «безвинно». Так, Фекла Алексеева дочь Русиновых в своей челобитной архиепископу Великостюжскому и Тотемскому от 1697 года, жаловалась: «...муж мой Артем бил меня сироту и увечил насмерть... и ножем мало непотребил и прежде сего пошибте беременна бие и увечил безвинно...». Спустя почти сто лет в 1780 г. другая женщина, Домна Борисова дочь, взятая в полицию в Санкт-Петербурге по обвинению в побеге от мужа и в шатании без паспорта, объяснила свой побег тем, что «от нестерпимых от мужа ея всегдашних напрасных побой нипокрала ничего бежала...»

Вплоть до конца 19 века российское семейное право не содержало конкретных и точных норм, запрещавших супружеское насилие, кроме запрещения смертоубийства и покушения на жизнь супруга. Муж считался для жены и семьи непререкаемой властью, и восставать против этой власти означало все равно, что бунтовать против властей государственных или церковных. Руководствовались при разборе таких дел в основном Евангелием и сочинениями «святых отцов» на эти темы. Патриархатная система предполагала возможность (в случае буквального толкования Евангелия) использования методов физического воздействия на жену, а также других домашних в целях якобы «любовного» исправления. А вот женщина не имела права применять какие-либо методы для самозащиты, ибо они автоматически рассматривались как покушение на власть мужа и таким образом как нарушение светского и божественного законов.

Несмотря на малое количество дошедших до разбирательства дел, иски о супружеском насилии рассматривались как в духовных, так и в светских судах. Духовные суды, как правило, рассматривали иски о разводе или о разрешении раздельного проживания. Светские суды рассматривали уголовные дела или иски, подлежащие юрисдикции определенного суда (например, кригсрехт, созданный при Петре I, рассматривал иски жен военных о притеснениях со стороны мужей). На материалах судебных дел можно выделить следующие виды супружеского насилия: побои и увечья («бьет и увечит» обычная формула иска), изоляция и ограничение свободы, отказ в содержании («не поит и не кормит»), изгнание из дома («со двора сбил»), принуждение к разводу (включая насильное пострижение и саморазвод) и сексуальное насилие (понимаемое как неестественное сношение – содомия, анальный и оральный секс, принуждение жены к сексуальным отношениям либо с другими мужчинами-членами семьи, так называемое снохачество, либо с посторонними мужчинами).

По замечанию историка 19 века А.И. Загоровского, «в низших классах продолжала по-прежнему царить палка. Ужасные даже для старой Руси описания истязаний мужьями жен встречаем мы в делах о несогласной жизни супругов, разбиравшихся в Московской духовной консистории: здесь сплошь и рядом – покушение на жизнь, побои, разные виды истязаний, сделавшие бы честь даже древнерусскому застенку по свое изобретательности; и что замечательно – тут фигурирует не одно крестьянство, но купцы, мелкое чиновничество, дворцовые стряпчие и даже коллежские асессоры – чин по тогдашнему времени не малый». Действительно, материалы Московской Духовной Консистории, опубликованные другим историком Н. Розоновым в 1869-70 гг., демонстрируют ужасающую картину супружеских отношений разных слоев населения. Поэтому пафос Загоровского, который объяснял использование побоев как знак низкой культуры и невежества низших классов, выглядит весьма неубедительно, особенно на фоне опубликованных известных дел Синода о супружеском насилии и разводах в знатных семьях. Не только крестьяне и посадские люди, купцы и лавочники били своих жен. Физическая расправа часто использовалась и представителями дворянства. Такие знатные и известные дворянские фамилии, как Порецкие, Мусины-Пушкины, Солнцевы-Засекины, Ржевские, Лопухины, Долгорукие, Ганнибалы, так или иначе были втянуты в разбирательства Синода.

Побои мужей обычно разделялись на «просто побои» и на «бьет смертным боем».

«Простые побои» часто выражались формулой «бьет и увечит» или «бьет и мучает», особенно в ранних документах. На протяжении 18 века эта формула меняется на «несносные побои». В челобитной Антонины Трофимовой дочери на своего мужа Карпа Андреева сына Меньшенина (Устюжская епархия) от 1699 года говорится: «он муж мой Карп меня сироту бьет и увечит смертно».

Женщины часто в своих челобитных описывали методы и виды «напрасных побой и мучений». Анна Карповна Ржевская в 1730 г. на очной ставке со своим мужем полковником Василием Ивановичем Ржевским, который побоев жене не отрицал, но говорил, что бил ее «обычно» и «несмертно», детально описала его «обычные» побои: «он де, ответчик, подлинно ее, истицу, бил смертно и давил, от которого его давленья из гортани ея истициной шла кровь и волосы ея выдранные им, ответчиком, из головы лежали на земле». Дело это было настолько тяжелым для судей, что составленную тетрадку с детальным описанием нанесенных Анне Ржевской побоев и их освидетельствовании, отдали в секретный архив.

Княгиня Марфа Петровна Солнцева-Засекина, с помощью своего брата князя Ивана Дашкова уехавшая от мужа князя Солнцева-Засекина в Новодевичий монастырь, была там освидетельствована по приказанию Синода. Монахини произвели осмотр и оказалось, что «на голове 2 пролома, в правом боку ребро переломано, на груди и на спине между плеч горбы, 2-х зубов исподних нет и язык с правой стороны поврежден».

В деле бригадира Потемкина 1731 года, его жена Марья Даниловна, просившая «за дряхлостию» (ей было 74 года) отпустить ее в монастырь от мужа, так как «означенной муж ея, бригадир Потемкин, видя такую ея совершенную старость и дряхлость, ненавидит ее аки супостата, и движимое имение ея пограбил без остатку и, гнушаяся ею, бьет ее Марью смертным боем безвинно, а тем и изувечил, а именно: в разные времена бьючи ее, проломил ей Марье тростью голову, да у левой ноги в бедре, розбил тростью ж кость, на котором де месте и поныне имеетс горб, - от чего тою ногою своею и поныне владеет она по самой нужде; да он же бьючи ее руками немилостиво и смертно, сломил было ей голову, и в то время у ней Марьи в шеи кости сшиб с составов; да и во все ее Марьи с мужем супружеское житие, с тому уж лет 15, едва не всегда он, муж ее, возненавидя и гнушаясь ею, бивал де ее Марью смертно, отчего де она ныне весьма в здравии своем имеет слабость и болезнь тяжкую...»

Ксения Григорьевна Дурново так описывала «ругательства» своего мужа: «над нею наругался, приказывал людям раздевать ее и бить; жег ей лучиною лицо и все это делал для того, чтобы она записала ему свои приданые деревни, а сама шла в монастырь».
Отставной прапорщик Александр Степанович Минин свою жену «постоянно бил ... мучительски, выколол ей ножем глаз и проломил голову».

Другой отставной прапорщик Семен Жуков бил жену «безчеловечно, смертным боем, однажды разрубил ей голову и заставил пить кровь».

Использование холодного оружия было достаточно распространено. Ульяна Дмитриева дочь и Фекла Алексеева дочь заявляли в своих челобитных о том, что их мужья увечили их ножом.

Фельдшер Васильев также поколол свою жену ножом (и еще находившуюся рядом солдатскую жену), московский купец Григорий Кунев порезал ножом себя и свою жену Ирину. Солдатская жена Анна Михалкова заявляла на мужа в увечье кортиком. Использование холодного оружия вносило некоторый момент подготовки к совершению деяния и нанесения увечья, потому рассматривалось более серьезно, чем простые побои.

Жестокое обращение и увечья часто приводили к выкидышам, что также принималось судом более серьезно, нежели побои без последствий. Марья Титовна Лопухина, жена стольника Степана Ивановича Лопухина, пережила несколько выкидышей (только два в 1730 году феврале и декабре) прежде чем ей позволили перейти под защиту дяди полковника Афанасия Прокофьевича Радищева.


Жена оконнишнего дела мастера Ивана Хлебосолова заявила своему духовному отцу на исповеди, что муж у нее выдавил младенца уже четвертого по счету. Освидетельствование показало, что у мертвого младенца голова была помята и череп вдавлен.

Прасковья Иванова, жена секретаря Василия Иванова, в челобитной в Синод (в связи с конфликтом интересов) заявляла, что преждевременно родила младенца, который жив, но болен, после того, как «муж бил ее нагую веревками, топтал ногами и давил шею».

В жалобах дворянок побои часто соседствуют вместе с обвинением в прелюбодеянии, в особенности с дворовыми девками или служительницами. По отношению к прелюбодеянию власти светские и особенно церковные были более суровы, чем по отношению к побоям мужей. Побои не считались поводом к разводу, а вот прелюбодеяния – считались. Поэтому данные факты указывались в челобитной избитыми женами с целью сделать иск более успешным, с одной стороны, а также и продемонстрировать характер мужа, с другой. Ксения Григорьевна Дурново утверждала в своем иске, что ее муж «служительниц девок и многих крестьянских женок батожьем заставил жить с собою блудно». В деле Солнцевых-Засекиных жена прямо обвиняла мужа в насилии над дворовыми девушками и женщинами. Прасковья Григорьевна Трифонова обвиняла своего мужа канцеляриста Московской губернской канцелярии в держании наложниц и «прижитии» с ними детей. Марфа Бахтеярова (урожденная княжна Путятина) обвиняла мужа в сожительстве с тремя крепостными девками, которые были родными сестрами, и Тверская духовная консистория дала Марфе развод именно на этом основании. Анна Васильевна Озерова подала жалобу на своего мужа секунд-майора Михаила Константиновича Озерова в систематическом прелюбодеянии с дворовыми, в том числе в сожительстве одновременно с двумя девками, которые на следствии показали, что жили с ним только «из неволи по насилию».

Беспрецедентный произвол помещиков в условиях крепостного права имел те же корни, что власть мужа над женой или самодержавная власть российских правителей: женская сексуальность становилась объектом и символом данного произвола. Сексуальная эксплуатация крепостных женщин была постоянным напоминанием свободным женщинам дворянского происхождения о том, до каких границ может простираться власть мужа по отношению и к ее собственному телу. Трудно оценить, насколько дворянки сочувствовали крепостным женщинами, так как в изучаемых делах в случае положительного исхода дела женщины, состоявшие в прелюбодейной связи, даже если они были изнасилованы, все равно подвергались наказанию (как правило, плети, и отсылка в монастырь в тяжкие работы на несколько месяцев), и дворянки использовали их в своих интересах, но в деле Солнцевых-Засекиных княгиня Марфа Петровна защищала свою дворовую Ульяну, которую князь изнасиловал, и пыталась взять ее с собой к брату.

Изоляция и ограничение свободы, а также отказ в содержании дополняли иски о побоях и других насилиях. В обвинениях против бригадира Дмитрия Порецкого его жена Ирина (1730 г.), вынужденная объявить «слово и дело», чтобы просто попасть в суд и подать свою жалобу, обвиняла мужа в том, что он держит ее запертою в одной палате и без пищи, а дворовые девки посылают ее за пищей к собакам, а также в недопущении к причастию и к духовному отцу и в церковь. Ирина была второй женой Порецкого, его первая жена – Марья Порецкая – в 1724 году обвиняла мужа в жестоком с нею обращении, понуждении к поступлению в монастырь, расхищении ее имущества и многочисленных «беззаконных» связях с дворовыми девками. В 1725 году это дело закончилось примирением, а не разводом: с Порецкого была взята подписка в том, что он не будет своей жене впредь чинить «неповинных мучений», однако вскоре та умерла при невыясненных обстоятельствах (!!! Лично я не сомневаюсь, что муж просто убил ее, но сумел спрятать концы в воду).

В другом деле того же периода (1730 г.) действительный статский советник Алексей Баскаков жаловался, что после выдачи замуж дочери за поручика Якова Михайловича Павлова, через неделю после свадьбы его отец и сам Павлов начали запрещать ей посещать родительский дом, его же выгнали из квартиры, когда он прибыл с визитом, били и морили голодом его дочь. Баскаков прибег к милости и защите герцогини Мекленбургской (сестра императрицы Анны Иоанновны), которая приказала ему забрать дочь из дома Павловых. Это дело также весьма показательно с точки зрения вмешательства членов императорской фамилии в такого рода дела: герцогиня Мекленбургская Екатерина Иоанновна, также как и сестра ее императрица Анна Иоанновна часто вмешивались в несогласную жизнь супругов, защищая пострадавших женщин либо забирая их к себе, либо определяя в надежный монастырь как в укрытие.

Изгнание из дома и отказ в предоставлении содержания также часто дополняли обвинения жен в жестоком обращении. Так, Фёкла Алексеева дочь жаловалась на своего мужа устюжанина Артемия Кононова сына Русиновских, что, помимо напрасных побоев и увечий, «и с робятишками а не поит и не кормит и ношным времянем из дворишка пошибте временами збивает ни обувает ни одевает». Муж отрицал возводимые на него обвинения, а отказ в содержании объяснял тем, что сам ходит по миру и когда может, кормит, когда не может, не кормит. Другая женщина, бобыльская дочь из деревни Трясовки (Кашинский уезд), Ульяна Дмитриева дочь в том же году жаловалась на своего мужа Антипа Елизарьева в том, что он ее постоянно выгонял из дома по ночам, ей приходилось спать в бане или просто скитаться меж дворами. Нежелание властей разбирать дело привело к тому, что Ульяна бежала. В другом подобном деле из деревни Великий Бор (Устюжский уезд) Карп Андреев сын Меншенин объяснил свои поступки тем, что жена его воровала у него хлеб (накормила нищих на Пасху) и за это он ее и выгнал. Священник Иван Федоров (Двинский уезд, Сийский монастырь, Золотицкая волость), обвиненный своей женой в 1725 году в покушении на ее жизнь, изгнании из дома с двумя детьми, содержании в доме наложницы (девки Маремьяны), насилии на двумя другими девками (Соломонией Исаковой и Дарьей Антоновой), во всех своих «проступках» сознался преосвященному Варнаве, архиепископу Холмогорскому. А свое поведение по отношению к жене объяснил тем, что она «младенца своего Евдокию уронила с коленей», то есть виновностью жены и заботой о ребенке, что, однако не помешало ему выгнать двух других детей вместе с женой. Варнава наказал попа плетьми и сослал под начал в Сийский монастырь.

Полвека спустя во второй половине 18 века крестьянка Матрена Леонтьева все также жаловалась на своего мужа крестьянина села Весьегонское (Утюженский уезд) на «притеснения и обиды». Вопрос содержания жены (и семьи) постоянно возникал при бракоразводных процессах и при раздельном проживании супругов. Так, в 1785 г. поручик Иван Франк отказался содержать свою жену Прасковью Петрову, так как та живет отдельно от него в доме родителей. В том же году Консистория увещевала купца Андрея Семенова жить в согласии с женой и содержать ее на свои средства.

Часто жен отсылали обратно к родителям. Поручик морского флота Иван Салманов (англичанин по происхождению), женившись 1 ноября 1738 г. на тринадцатилетней девочке, уже 31 декабря 1738 года отправил ее к отцу, 5 января 1739 года забрал от отца и по апрель 1739 года бил ее и «тиранил», затем прогнал, объявив, что в Кронштадте у него есть другая жена и дети от этого брака. Объясняя свое поведение, Салманов настаивал, что жена была непочтительна к нему, постоянно играла в детские игры и забавлялась (а чего он хотел от ребенка!), к тому же похитила у него деньги (он, кстати, получил за ней приданое в 150 рублей, это по нашим нынешним деньгам что-то вроде 200 тысяч, не меньше, а может быть и больше, цены трудно сопоставить).

Принуждение к разводу также часто использовалось для получения законной свободы по разным причинам (для вступления ли в брак с другой или для получения имений и состояния жены). Для получения развода на законных основаниях необходима была «правильная вина». Поскольку самой правильной виной считалось прелюбодеяние, то мужья могли склонять своих жен к самооговору (ложное признание в прелюбодеянии) или к фактическому совершению прелюбодеяния. Так, в бракоразводном деле отставного сержанта лейб-гвардии Преображенского полка Маркова (1723 год) его жена Анна (урожденная Воейкова) призналась в прелюбодеянии с двумя мужчинами – дьяком Федором Никифоровым и дворовым Карпом Григорьевым – что было подтверждено и ее московским духовным отцом попом Яковым Ивановым, и была приговорена к наказанию плетьми (несмотря на свое дворянское происхождение) и отсылке в дальний монастырь (Калужский девичий монастырь) под начал до конца дней. Если бы не вмешательство ее отца, указавшего на процессуальные нарушения в деле (отсутствия очных ставок с обвиняемыми в прелюбодеянии, нарушения при ведении допросов и т.д.), что позволило передать дело в Синод из Московской духовной дикастерии (так называлось церковное судебное ведомство), Анна так бы и осталась в Калужском монастыре. Синод, однако, не снимая с нее вины за прелюбодеяние, отдал ее отцу. Спустя тринадцать лет, после смерти Маркова, его вторая жена Авдотья Хрипунова подала прошение в Вотчинную коллегию о получении четвертой части имения ее мужа. В таких случаях Вотчинная коллегия обычно проверяла законность брака. Дело о разводе Маркова было вновь начато к производству. На сей раз Московская дикастерия, после повторного следствия, пришла к выводу, что Анна была обвинена неправильно, так как следствие было произведено не должным образом, с процессуальными нарушениями (на что указывал ее отец в тот момент). Повторные допросы показали, что духовный отец Яков Иванов солгал по просьбе Маркова, обвиненные с ней в прелюбодеянии так и не были разысканы. Сама Анна Маркова, наконец, созналась в самооговоре: муж ее бил и морил голодом, запирал, заставляя признаться в прелюбодеянии. В конечном итоге, Анна Маркова была признана законной женой и получила полагающуюся ей вдовью часть. Никакой другой компенсации ей предложено не было, провинившиеся судьи и приказные также не были наказаны или лишены должностей и уж, конечно, следы от плетей остались, вероятно, навсегда.

Другим методом получения развода и возможности избавиться от жены и вступить в следующий брак являлось насильное пострижение женщины в монахини. Пример, конечно, подавала царская семья. Петр I насильно постриг свою нелюбимую первую супругу Евдокию Лопухину, несмотря на все затем изданное им соответствующее законодательство о запрете насильственного пострижения в монастырь (впрочем, никакого противоречия здесь не видно, Петр издавал законы не для себя, а для народа). Князь Алексей Васильевич Долгорукий в 1721 году после 14-летнего супружества заставил жену свою Анастасию Владимировну (урожденную Шереметьеву) постричься в монастырь, при этом выдав крепостную запись своему мужу о том, что все свое приданое имение она истратила на себя и посему отказывается за себя и своих наследников от претензий на денежное содержание от своего мужа князя Долгорукова. Для того, чтобы данную запись получить, также как и ее согласие, Долгоруков долго держал ее взаперти, а затем подал в Преображенский приказ иск на свою жену в чародействе и одновременно прелюбодеянии со своими дворовыми. Только вмешательство отца княгини – графа Василия Петровича Шереметьева – позволило приостановить дело и забрать княгиню и ее дочь княжну Анну из Новодевичьего монастыря. Так что жестокий и корыстный князь не только от жены пытался избавиться, принуждая ее принять постриг, но и от дочери.

Финансовый мотив руководил и Петром Висленевым и его сыном, когда они, заковав вторую жену Висленева Агафью Тимофеевну (урожденную Вындомскую) в цепи, били и издевались над ней, заставляя подписать отступное письмо о передаче своих имений на имя сына своего пасынка, сына Висленева от первого брака, что она, в конце концов и сделала. Затем позвав иеромонаха Корнилия (Николаевская Осиновская Пустынь Новгородский уезд), заставили его постричь Агафью здесь же на месте, что он и сделал под страхом смерти. И хотя Синод ее монашество отменил, однако Вотчинная коллегия не спешила отменить отступное письмо и вернуть ей ее имения.

Максим Пархомов, секретарь Белоградской провинциальной канцелярии, настолько сильно желал избавиться от своей жены, чтобы жениться на другой женщине Дарье Колтовской, что бил и мучил свою жену, заставляя ее постричься, однако, когда та все же отказалась, больную привез ее в Рылеевский девичий монастырь и, самолично обрезав косы, велел игумену Николаевского монастыря Волынской пустыни Филагрию постричь ее в монахини, под угрозой расправы и с игуменом в том числе. Сам же Пархомов женился на Колтовской спустя 5 дней после пострижения. Только по просьбе сына Пархомова было начато расследование, и первая жена Ирина Пархомова была разрешена от монашества и возвращена мужу! Второй брак Пархомова расторгнут и ему приказано было жить с первой женой по-прежнему. Однако Пархомов Синоду не подчинился и продолжал жить с Дарьей Колтовской, за что оба были преданы анафеме и публичному церковному покаянию. История, однако, на этом не закончилась, так как несмотря на довольно тяжкое и позорящее наказание (публичное покаяние), Пархомов к первой жене не вернулся, а со второй незаконной женой бежал. Когда были они пойманы, спустя десять лет, их разослали в разные монастыри под начал до конца жизни. Тем не менее, сурово наказан Пархомов был не за насильный постриг жены, а за ослушание синодального указа и упрямство в своем желании оставаться со второй незаконной женой.

(продолжение следует)



Комментарии:
Поделитесь с друзьями ссылкой на эту статью:

Оцените и выскажите своё мнение о данной статье
Для отправки мнения необходимо зарегистрироваться или выполнить вход.  Ваша оценка:  


Всего отзывов: 0

Список статей:
ДатаНазваниеОтзывыОписание
04.02.25 18:09 Как выглядели в прошлом женщины простолюдинки и женщины из состоятельных сословий 
Скрины видеоролика о том, как выглядели в прошлом женщины простолюдинки и женщины из состоятельных сословий



Если Вы обнаружили на этой странице нарушение авторских прав, ошибку или хотите дополнить информацию, отправьте нам сообщение.
Если перед нажатием на ссылку выделить на странице мышкой какой-либо текст, он автоматически подставится в сообщение