"Спляшем, Бетси, спляшем!"6

Я летела из Швейцарии в Лондон, смертельно раненой. Мне казалось, что ничего уже исправить нельзя, и счастье невозможно. Второй раз я так обманывалась, выбирая не того мужчину, второй раз оставляла за собой частицу своего разбитого сердца. Но на этот раз я проклинала еще и любимую родину, которая обращалась со мной, как с проституткой, пытаясь использовать в своих грязных играх.

Сара поразилась перемене, произошедшей со мной. Узнав безнадежность нашего положения, она стала меня утешать:

-Из каждого тупика есть выход. Нужно только хорошенько подумать.

И мы стали думать. Пока же я поселилась в скромном отеле и заканчивала роман, радуясь, что начала писать его, когда питала надежды на счастье, сейчас он оказался бы слишком черным с начала до конца. Статьи, написанные в Женеве, были напечатаны в престижном женском журнале. Эссе о французской поэзии я отослала в Сорбонну.

-Может, Никлас приедет сюда? - поинтересовалась как-то Сара.

-Я не уверена, что его выпустят, ведь его бывшая жена живет в Германии.

-Какая у вас странная страна, - вздыхает Сара, - Хорошо, а если ему пришлет вызов искусствовед, побывавший в Русском музее, и пригласит в гости, или для ознакомления с коллекцией?

-Если это будет коллекция русской живописи начала века, то может быть, - неуверенно соглашаюсь я, - Где только найти такого искусствоведа? Кстати, Сара, меня очень беспокоит мое неопределенное положение. Ведь у меня нет гражданства. Раньше я предъявляла документы мужа, а теперь...

-Это пустяки, мы что-нибудь придумаем. Надо проконсультироваться с миссис Коннор, помнишь ее? Она юрист. Я договорюсь, чтобы она тебя приняла. Бетси, ты опять побледнела. Ты плохо себя чувствуешь?

-Да, что-то со мной происходит. Если бы я не была уверена, что это невозможно, я бы подумала, что беременна.

-Почему же невозможно?

-Я была бесплодна, правда, в Швейцарии лечилась, думала, что ребенок помог бы Иву поверить в наш брак. Но после лечения почти год результата не было. Я решила, что уже ничего не поможет. Уже после развода мы прожили с Ивом неделю в Женеве. Неужели... - я даже застонала, - Мне только этого не хватало! Сара, я сойду с ума. Я хочу только Колиного ребенка! И потом, как можно рожать, не имея дома, гражданства, работы, мужа... Я не переживу этого!

-Глупости, - строго говорит Сара, - Ты разумная молодая женщина, образованная, со средствами. У тебя все будет отлично. Ты никогда не хотела иметь детей?

-О чем ты говоришь! Ребенок мне снится по ночам! С того дня, как десять лет назад я решала судьбу не рожденного ребенка и узнала, что других у меня не будет, старалась не думать о детях, запретила себе, но в сердце словно был забит гвоздь. Я все время ощущала это. В других обстоятельствах, узнай о беременности, -  пела бы от счастья, но сейчас! Когда мы последний раз виделись с Колей, я так хотела, чтобы наша любовь материализовалась, превратившись в маленькое существо, наше третье, половинку его и половинку меня. И вот Ив достал меня после развода! - по щекам моим покатились слезы и я размазала их по лицу, - Бедный Коля, у него ведь так и нет своих детей, только приемный!

Сара подала мне платок, налила немного виски и скомандовала:

-Вытри слезы, завтра ты пойдешь к врачу и к миссис Коннор. Надо решать все вопросы сразу. В отеле тебе больше жить нельзя. Тут рядом сдают квартиры, я видела объявление. Давай посмотрим, подойдет ли тебе что-нибудь. И завтра же я наведу справки насчет работы. С твоей квалификацией тебе, конечно, больше подошел бы Кембридж или Оксфорд, но на первое время - преподаватель французского или переводчик - годится?

-Можно еще с итальянского и с русского, - я вытираю слезы, - Сара, я ведь могу поехать переводчиком домой!

-Ну вот, видишь, я говорила, что ты можешь что-нибудь придумать! Но сперва тебе надо родить.

-Но сперва мне нужно убедиться, что есть кого рожать!

Сара хихикает и ведет меня смотреть квартиры по соседству. Мы долго спорим, какую из них выбрать. Сара тоже женщина практичная, но она считает, что выбирать нужно как минимум на двоих - значит, трех-четырехкомнатную, я же выбираю двухкомнатную, но окнами в маленький скверик и с приличной мебелью. Цена за нее, как мне кажется, очень высока, но Сара утешает тем, что когда я буду работать, сумма станет для меня пустяковой.

На другой день я отправляюсь сначала к врачу, тоже одной из Сариных феминисток, она даже вспомнила мою лекцию. Она подтверждает мои подозрения и поясняет, что лечение иногда не имеет немедленного эффекта. Кроме того, нервное напряжение жизни перед разводом тоже влияло на меня. После санатория, отдохнувшая и поздоровевшая, я обрела наконец долгожданную возможность. Родить я должна в ноябре. Выхожу от нее с двойственным чувством. Вот, наконец, сбылась мечта последних десяти лет, еще три года назад я была бы на седьмом небе от счастья, но сейчас жестокое разочарование потрясает. Я хочу Колиного ребенка! Как же я не убереглась для него! Не представляю, как написать ему об этом. О том, что нужно бы сообщить Иву, мне даже не приходит в голову. Я иду к миссис Коннор. Она сообщает мне, что быстро получить в Англии гражданство реально только через брак, вообще в Европе все очень сложно. Германия принимает политэмигрантов из восточных стран, но я не могу претендовать на эту категорию. Лучше, конечно, выйти замуж.

-Человек, за которого я хочу выйти замуж, совершенно недоступен для меня, пока я не получу гражданства, - поясняю я, опять готовая расплакаться.

-Я все-таки советую подумать о фиктивном браке. Мы с Сарой Фергюссон подыщем подходящего мужчину, не волнуйтесь, миссис Ферри, мы найдем очень надежного человека, с которым у вас не будет никаких хлопот.

-Понимаете, миссис Коннор, я боюсь. Я с детства знакома с человеком, которого люблю. Но как только кто-то из нас оказывается свободен, другой в это время женат или замужем. Он недавно развелся с женой, я тоже. Это впервые за двенадцать лет. Я боюсь. Ах, если бы вы знали, как я люблю его! Но я даже на месяц не могу поехать к нему, пока у меня не будет гражданства, документов и постоянного места жительства, чтобы оформить въездную визу. Вы не представляете, как это все сложно.

-Успокойтесь, миссис Ферри, я поняла ваше положение и беспокойство, - спокойно прерывает поток моих жалоб миссис Коннор и уверенно обещает: - Я постараюсь вам помочь, я вам очень сочувствую!

Распрощавшись с юристом, я спешу к Саре, чтобы подписать контракт на аренду, а на другой день въезжаю в квартиру в соседнем с Сарой доме. Я развешиваю свои картины и японские гравюры, расставляю книги, загружаю продукты в холодильник, покупаю немного посуды и письменные принадлежности. Решив, что нужно попробовать получить удовольствие из создавшейся ситуации, я по нескольку часов пишу, занимаюсь в библиотеке, знакомлюсь с Лондоном. Город вызывает у меня двойственное чувство. Я воспринимаю его, как город Диккенса и Голсуорси, и в то же время это современный шумный мегаполис, и он этим напоминает мне Ленинград. Я много гуляю, купив карту, хожу в Британский музей, сижу в парке, греясь на весеннем солнышке и наблюдая за всадниками, проезжающими по аллеям на прекрасных верховых лошадях. Столько лошадей я больше нигде не видела, мне тоже хотелось бы попробовать, но боюсь, что удержусь в седле не дольше секунды. Мой оптимизм дает результаты. Конец романа получается не так безнадежно мрачен, как я предполагала. Я отсылаю его в Парижское издательство и отдаю сделать литературный перевод на английский. Наконец, почти одновременно начинают решаться мои проблемы. Сара находит искусствоведа, посещавшего Руский музей и согласившегося мне помочь, вызвав Колю в Лондон. Я от его имени оформляю документы и вскоре Коля пишет, что получил разрешение на поездку в мае. Я счастлива. В это же время миссис Коннор приглашает к себе, она нашла подходящую кандидатуру для фиктивного брака. Когда она усаживает меня в своем офисе и нам приносят чай, она рассказывает, что недавно к ней обратился муж трагически погибшей несколько лет назад активистки феминистского движения. Он узнал, что смертельно болен, и просил составить завещание. Родственников у него не осталось, их единственная дочь погибла вместе с матерью в авиакатастрофе. Миссис Коннор рассказала ему обо мне и он согласен мне помочь.

Наша встреча произошла на другой день за обедом, он пригласил меня в ресторан, не самый шикарный, как сказала Сара, но респектабельный. Сара помнила Анну Ферндейл и раза два встречалась с  ее мужем.

-Он, помнится, композитор. Вообще, богемная была семья. Она была несколько импульсивна и эксцентрична. Кажется, довольно обеспеченная. Посмотришь сама.

Когда я подошла к столику, мне навстречу поднялся мужчина лет сорока пяти - сорока восьми, совершенно не "богемного" вида, в приличном костюме и галстуке.

-Миссис Ферри? Простите, но мне придется представиться самому. Я Александр Ферндейл. Позвольте узнать ваше имя?

-Меня зовут Елизавета, - я произношу имя по-русски, - Элизабет. Прошу вас, называйте меня по имени: я недавно развелась с мужем и больше не претендую на его фамилию.

Подаю ему руку и он крепко жмет ее. Мы садимся за столик, заказываем легкий обед и оглядываем друг друга. Этот человек при смерти? Мне не верится, он кажется таким здоровым и надежным. Он замечает сомнение в моих глазах.

-Я должен успокоить вас на мой счет, миссис Элизабет. Врачи дали мне не более года, у меня рак, но я пока ничего не чувствую. Мне предложили испытать некоторые виды лечения без каких бы то ни было гарантий, но я отказался. После смерти жены и дочери я малодушно остался жить. Господь исправляет это. Так что на мой счет можете не волноваться, я на этом свете не задержусь, если вы решите воспользоваться представившейся возможностью. Но, вы простите мое любопытство, я хотел бы узнать побольше о вас.

Я вкратце рассказываю о себе, о браке с Ивом, о причине развода и о том, что я беременна.

-Я должна быть с вами предельно откровенной. Я не хочу, чтобы мой бывший муж узнал о ребенке. Он родится в браке и по вашим правилам будет носить ваше имя. Хотя, я надеюсь, что рано или поздно я выйду замуж за человека, которого люблю, он безусловно признает ребенка и даст ему свое имя. Так что все это ненадолго. Теперь вы должны решать, рискнете ли вы дать имя неизвестному ребенку.

-Элизабет, каково ваше материальное положение? - спрашивает он и я сначала смущаюсь, но потом понимаю, что это не праздное любопытство. А вдруг он подумает, что я собираюсь жить за его счет! Я тороплюсь развеять сомнения, если они возникли:

-У меня есть кое-какие деньги, которые мне оставил муж и я заработала сама. Сейчас выходит моя книга, и я собираюсь писать еще. И потом, я ищу работу, я филолог со степенью, специалист по французской и итальянской литературе.

-Элизабет Ферри - что-то очень знакомое. Я мог читать ваши книги?

-На английском языке только одну, "Жемчужное ожерелье". Я даже приезжала в Лондон с лекциями, это было в 1977 году. Вторая, "Их взгляд на любовь", вышла совсем недавно.

-О, теперь я вспомнил, моя жена была на вашей лекции и с восторгом мне рассказывала о ней. Это было за два месяца до аварии. Лиза Ферри. Ну, конечно. Я хотел бы прочесть вашу книгу. А новая, она о чем?

-Это роман. История женщины, почти автобиография.

-Когда вы хотели бы оформить наш брак? - спрашивает он без перехода, и я удивленно замечаю, что он смотрит на меня доброжелательно и без тени сомнений.

-Вы согласны? В мае приезжает мой друг, с большим трудом удалось сделать ему визу. Я хотела бы поговорить с ним. Дело в том, что я обращалась в посольство с просьбой разрешить уехать обратно и получить гражданство на родине, но мне поставили одно невыполнимое условие, я не хочу говорить, какое. Мое самое большое желание - выйти замуж за моего друга. Все будет зависеть от него, если он попросит, я выполню это условие. Тогда отпадет необходимость в нашем браке.

-Хорошо, я понял, - согласно кивает он, - Значит, в мае вы мне дадите точный ответ. Но у меня тоже есть одно условие. Видите ли, после смерти жены я замкнулся в одиночестве, и это было естественно. Теперь же я чувствую, что последние отпущенные месяцы я должен время от времени иметь живую душу рядом. Если бы вы могли уделять мне хоть немного времени, чтобы поговорить иногда. Мой дом тоскливо пуст. Приходите ко мне изредка в гости, - говорит он это спокойно, но я чувствую затаенную тоску. Господи, ведь он умирает!

-С удовольствием, - тут же обещаю я, стараясь, чтобы он не услышал в голосе жалости, - Это не условие, а просьба,  и это будет приятно выполнить. Знаете, я очень тоскую по человеческому общению. Раньше мы с друзьями могли часами обсуждать новые книги, фильмы, слушать музыку. Это было так здорово! Здесь я одинока.

-Вы любите музыку?

-Очень! В юности я 2-3 раза в неделю бывала в филармонии.

-Тогда, может, вы разрешите мне пригласить вас на концерт? Как вы относитесь к Моцарту?

-Обожаю!

Мы разошлись очень довольные друг другом. Я напечатала объявление, что перевожу на итальянский, русский и французский. Иногда мне давали небольшую работу, большой я пока не искала. Всю весну мы встречались с Алексом. Он водил меня на концерты или в оперу, иногда просил погулять с ним в Ричмонде, водил в Гайд-парк, и мы бродили по лужайкам от оратора к оратору, иногда подсмеиваясь над ротозеями, что слушали выступающих. Алекс рассказывал мне о своей юности, о своей музыке (всегда иронично), о жене. Я рассказала ему о себе все. Он умел внушить доверие. Он был старше меня на семнадцать лет, но воспринимал все, как мой ровесник. Я была с ним очень откровенна. Так бывает, когда разговоришься в поезде со случайным попутчиком, так как знаешь, что завтра расстаешься с ним навсегда. Наша с Алексом поездка затянется на год, но тоже обязательно закончится, и мы расстанемся навсегда. Иногда он комментировал мой рассказ с высоты своих сорока семи лет и опираясь на логику мужчины и англичанина, но всегда очень по-доброму и заинтересованно. Однажды он сказал мне, что представляет, будто беседует со своей выросшей дочерью. Я была тронута до слез. Иногда мы ходили друг к другу в гости. Я принимала Алекса у себя в квартире, с удовольствием что-нибудь готовила, пекла бисквит или печенье, он приносил бутылку хорошего вина, так как знал, что я так и не привыкла к вкусу виски. Мы сидели и болтали о пустяках, или он просил рассказать о моей работе, или я пересказывала содержание наших с Ивом романов и Алекс хохотал в особо трогательных местах. Мне было хорошо с ним.

Когда вышел новый роман, он пригласил меня к себе и устроил праздник. Алекс жил в просторном красивом двухэтажном доме с садиком недалеко от Гайд-парка. Район был дорогой и дом был, вероятно, собственным. Сара ведь сказала - он состоятельный. Большой холл с камином на первом этаже был когда-то очень уютен, сейчас он имел несколько нежилой вид, хотя весь дом блистал чистотой. Рояль был открыт, на столе, на камине и столиках у больших зеркал стояли свежие цветы. Стол был сервирован старинным фарфором и серебром. Алекс открыл бутылку шампанского.

-Выпьем за роман? Я читал его всю ночь и считаю, что он великолепен. Я не ожидал, что у тебя может получиться так хорошо, так пронзительно, так печально и с такой надеждой. Хотя мог бы и догадаться, после наших разговоров. Я подумал, что Анне очень бы понравилось.

-Всю ночь? Господи! - всплескиваю я руками, очень довольная похвалой, - Это слишком. Он того не заслуживает. Но я рада, что тебе понравилось.

Я прошу Алекса поиграть. У пылающего камина с бокалом шампанского я наслаждаюсь музыкой, играет Алекс блестяще.

-Ты, наверное, уже в лихорадке ожидания? - спрашивает он, закончив сонату Шуберта.

-Осталось две недели, я ни о чем другом думать не могу, - киваю я, - Мы не виделись больше двух лет.

-Да, я помню такое состояние, - задумчиво улыбается Алекс, - Однажды, я был уже женат, я влюбился в молоденькую девушку. Мне было тогда за тридцать, а ей - восемнадцатый год. Она была такая... невинная, как цветок. Она приезжала иногда в Лондон и останавливалась у нас. Я заранее начинал сходить с ума. Я очень боялся, что Анна заметит. Это ожидание ее приезда было даже прекраснее ее появления. И такой творческий подъем! Я написал тогда лучшие свои вещи.

Я тихонько смеюсь: - И что было дальше?

-Дальше она вышла замуж, - Алекс изображает на лице гримаску разочарования, - И представляешь, через год они с мужем встречаются нам на вечеринке, и она начинает отчаянно заигрывать со мной! Я чуть не придушил ее. Все очарование пропало.

-Жаль. Я всегда предполагала, что творческому человеку необходимо состояние влюбленности. Это дает особое состояние души, как свет впереди. Без этого, наверное, невозможно или просто очень тяжело что-нибудь создать. Да?

-Возможно, ты права, - соглашается он и спрашивает: - А ты?

-Никогда не причисляла себя к творческим людям. Я филолог, свои книги я пишу больше головой.

-Ты клевещешь на себя. В твоем романе больше сердца и души, чем в десятке других.

-Спасибо! Знаешь, я сейчас пробежала мысленно свою жизнь и вижу, что я все время была влюблена или страдала от последствий любви. Коля всегда говорил, что я живу только чувствами, но кто на самом деле жил только чувствами - так это он. Мне сейчас становится страшно, когда я пытаюсь представить, как он выдержал это: год за годом видеть любимую с другими, не имея возможности предъявить свои права.

-Ну, почему же не имея, - возражает Алекс, с улыбкой поддразнивая меня, - Десятки мужчин так бы и сделали. Без зазрения совести обманывали бы жену или бросили ее совсем, чтобы тайно или явно насладиться любовью, пока она не иссякла.

-Нет, - засмеялась я, - это невозможно. Мы так не могли. И потом, я ведь не любила его. Это помогало ему выдержать. Только два года назад у меня открылись глаза. Это было невероятно, я была ошеломлена своими ощущениями, - я погружаюсь в воспоминания о том счастливом лете, не замечая, с каким вниманием Алекс слушает меня, - Друг детства, с которым я знакома пятнадцать лет, почти брат, к которому я бежала со всеми своими проблемами, понимаешь - со всеми, я могла советоваться с ним обо всем самом интимном. И вдруг это стал другой человек, как принц из сказки - незнакомый и волшебный, который один на всем свете - мой, и я - только для него. Даже если мы никогда не сможем быть вместе - мы все равно связаны на всю жизнь!

-Ну, почему же, не сможете? Всегда есть выход из любой самой сложной ситуации. Только смерть невозможно исправить, - тихо замечает Алекс и мне хочется погладить его руку, сжавшую подлокотник кресла, - Как я понимаю, тебе нужно получить работу, чтобы жить в Москве. Я позабочусь, чтобы через год ты ее получила.

-Алекс, ты волшебник?

-Ну, более или менее. Просто у меня есть кое-какие связи.

Через две недели Алекс везет меня в аэропорт Хитроу. Когда я вижу Колю, я бросаюсь к нему, закидывая, как всегда руки, чтобы обнять его за шею и оседаю на пол, у меня темнеет в глазах. Коля подхватывает меня, сзади спешит Алекс.

-Она переволновалась. Вы Никлас? Разрешите представиться - Александр Ферндейл. Поедем скорее.

Коля почти несет меня до машины. Я сижу с ним и не верю, что он рядом. Я крепко держу его за руку. Алекс, прощаясь у моего дома, просит не забывать его и предлагает повозить нас по Лондону и окрестностям.

-Через несколько дней, хорошо, Алекс? - я  уже обретаю способность улыбаться.

-Поберегите силы, дорогая Элизабет. До встречи!

Мы поднимаемся ко мне. И прямо в холле я опять бросаюсь Коле на шею. Следующие два часа мы ни о чем не говорим - только блаженная близость наших тел, рук, губ доводит до головокружения.

-Тебя ведь надо накормить? - шепчу я, пока он стягивает с меня свитер.

-Да, потом, - рассеянно отвечает он, нежно дотрагиваясь до меня и вглядываясь в лицо, - Бетси, ты изменилась. Ты мне все расскажешь? Я люблю тебя, Бетси!

-Я тоже люблю тебя.

И мы опять замолкаем, занятые поцелуями. К вечеру я обретаю способность думать еще о чем-то, кроме любви. Пока я быстро готовлю ужин, Коля расспрашивает меня о разводе, он так и не понял, почему я ушла от Ива. Мне приходится рассказать о его дикой ревности.

-Как же ты вытерпела это? Бедная моя девочка! - Коля усаживает меня на колени, поглаживая и целуя в шею, - Он слишком тебя любил, вот в чем беда.

-Коко, перестань, отпусти меня, бифштексы пригорят, - смеюсь я, продолжая прижимать его одной рукой к себе, - Самое страшное - он не давал мне работать. Роман я писала в санатории для нервнобольных, представляешь? Тебе бифштекс с кровью?

-Не знаю, давай попробую, я о таких только читал. А кто такой Александр Ферндейл?

-Это мой друг. Мы познакомились чуть больше месяца назад, но он замечательный человек. Я о нем тебе расскажу. Давай дня три не будем заниматься делами. Я хочу только любить тебя.

-Бетси, - просительно говорит Коля, - я ведь впервые за границей - и сразу в Лондоне! Может, все-таки, завтра на часок сходим, посмотрим что-нибудь?

-Зачем же завтра? - смеюсь я, - Мы можем прогуляться и сегодня.

Допив кофе, мы выходим на улицу.

-Этот район называется Челси, - начинаю пояснения я, - Сейчас мы выйдем к Темзе.

-Здорово, Бетси! - Коля восхищенно оглядывается по сторонам, - И что это тебя бросило в Лондон?

-Ну, мне хотелось быть как можно дальше от Швейцарии. И здесь живет Сара. Здесь вообще замечательные женщины, они все мне очень помогают, устроили тебе вызов. Сара просто молодец! Без нее я бы пропала. Она три года убеждала меня уйти от мужа. Я тебе все постепенно расскажу. Я не могу сразу - знаешь, неприятное на потом.

-Раньше ты была храбрее. Что случилось? - сжимает он мою руку.

-Коко, давай сегодня без подробностей.

Мы доходим до Кингс-Роуд и возвращаемся обратно, купив по дороге бутылку вина.

-Мы будем сегодня пить и любить друг друга, хорошо? - прошу я Колю.

-До утра! - обещает он, сжимая мою ладонь.

Всю ночь и половину дня мы проводим в постели. Я забываю обо всех своих неприятностях, о невозможности просто вернуться домой, о ребенке, который еще осложнит мое положение. Я растворяюсь в Колиной любви. Мы стали взрослыми и выросли из романтических чувств, но плотская любовь только с ним так одухотворена, приносит мне такой восторг самоотдачи. То, что он живет в эти часы только для меня, я знала всегда.

-Бетси, наконец ты только моя! - заявляет он утром, наблюдая, как я причесываюсь перед зеркалом, - Не потому, что я тебя ревную к другим. Просто ты теперь будешь, как раньше, надеяться только на меня и идти со всеми проблемами только ко мне. Ты ведь опять моя девочка?

-Конечно, дорогой мой, ты - единственный, я принадлежу тебе, - я прячу голову у него на груди, чтобы он не заметил слез в моих глазах.

Проснувшись уже к полудню, я звоню Саре и приглашаю ее на ланч в кафе на углу, где мы часто обедаем. Когда мы подходим к столику, Сара уже сидит и с любопытством разглядывает нас.

-Вы сегодня спали?

-Конечно, мы только что встали, - невольно улыбаюсь я, взглядывая на Колю, - Сара, познакомься, пожалуйста, это мой Коля, Никлас.

-Ник, - кивает она головой.

-А это Сара, мой ангел-хранитель. Сара, если медленнее говорить, то проблем с общением не будет. Если что - я переведу.

Сара сразу берет быка за рога:

-Ник, скажите, как вам понравилась новость про ребенка Бетси?

Только что глотнув воды, я поперхнулась от неожиданности. Коля сначала заботливо постукивает меня по спине и подает свой платок, а потом смотрит на Сару.

-Я правильно понял, у Бетси будет ребенок?

Сара кивает головой, не спуская с него глаз. Коля поворачивается ко мне с довольной улыбкой:

-Бетси, наконец-то, какая радость! - он подносит мои руки к губам, - И как же Ив отпустил тебя!

У меня дрожат губы, я чуть не плачу: - Но я хотела твоего ребенка, прости меня!

-Ты сумасшедшая девочка. Какая разница, от кого, главное - ты смогла! Бетси, ты не рада?!

Я неуверенно улыбаюсь: - Я еще не привыкла. Ты правда не против?

-Еще слово, и я побью тебя!

-Стоп, стоп! - говорит возмущенно Сара, - Я ничего не поняла!

Оказывается, мы говорили по-русски. Коля, тщательно подбирая слова, переводит ей наш разговор. Сара смеется.

-Бетси, бери его. Это уникальный мужчина! Или я соблазню его сама.

Во время ланча они заняты разговором, я же сижу, машинально пережевывая салат и отварную рыбу, которые заказала мне Сара. Коля смотрит на меня с нежностью и говорит, обращаясь к Саре:

-Я бы хотел, чтобы Бетси оставалась здесь до родов. Я опасаюсь за ее здоровье. Первые роды в тридцать лет могут быть тяжелыми.

-У Коли чуть не погибла жена и умер ребенок при родах, - поясняю я.

-Я усыновлю ребенка потом, когда вы приедете.

-Коля, мы поговорим еще об этом. Я ведь просила три дня отсрочки.

-Бетси, давай уж сразу все, первая новость мне очень понравилась!

-На этом все хорошее и кончается, - со вздохом говорю я, - Но мы поговорим об этом дома.

Сара спешит на консультацию к больному, но предлагает подвезти нас к Вестминстеру. Мы осматриваем Уайтхолл и заходим в Вестминстерское аббатство. Древние серые камни и бархатная зеленая трава выглядят как всегда очень волнующе. Мы проходим мимо старых надгробий в Уголок Поэтов, читая надписи под изваяниями на могилах, многие из которых нам не знакомы, потом приделом идем к могиле Неизвестного солдата, черно-золотой между двух красных венков.

-Тут совсем рядом - Саус-сквер, где жила Флер Форсайт. Хочешь посмотреть?

-Прямо не верится! - качает головой Коля, оглядываясь, - Конечно, хочу.

Пройдя всю улицу и гадая, в каком доме могла жить героиня Голсуорси, мы идем домой в Челси.

-Ты устала? Садись, я сам приготовлю что-нибудь поесть, ты только командуй. Может, тебе нельзя так много ходить?

-Глупости! В холодильнике есть ветчина. Доставай овощи. Молоко, нет, лучше йогурт. Клубнику, и еще там такой баллончик со сливками. С хлебом здесь проблемы. Есть булочки. Знаешь, мне все время хочется есть, скоро я стану толстой, как слониха.

-Единственное, что меня удручает - это то, что меня с тобой в это время не будет. Я бы так хотел посмотреть на эту слониху! - смеется Коля.

-Может, я прилечу домой повидаться. Давай спокойно поедим, а потом я тебе все объясню.

И я ему все объясняю. И как я была в посольстве в Берне, и что я не могу приехать домой даже в гости, потому что у меня нет гражданства и постоянного места жительства. И что мне предложили в посольстве.

-Черт! Черт!  Черт! И здесь нас достают! Когда же это кончится! Бетси, все так безнадежно?

-Да нет, выход есть, - я решаю выложить все сразу, - Вернее - два. Если ты согласен и захочешь, я пойду на сделку, хоть и противно. Второй выход нашли мне здесь адвокаты. Это Алекс, Александр Ферндейл. Он согласен на фиктивный брак, - я рассказываю историю Алекса, - Мы очень подружились, он замечательный человек и очень мужественный. Это ведь так страшно - точно знать, когда умрешь. Я часто с ним встречаюсь, он сказал, что тоскует один. Мы гуляем или ходим в театры, он относится ко мне очень бережно. Знаешь, мне кажется, для него очень важно заботиться о ком-нибудь, опекать в то время, когда он сам уже скоро будет нуждаться в уходе. Это придает ему силы справляться с отчаянием. И еще, он сказал, что у него есть связи и он поможет мне получить работу в Москве в посольстве или еще где-нибудь.

-Бетси, - с отчаяньем говорит Коля, - почему у нас нет прямых дорог!

-Такая уж у нас судьба. Но мы ведь любим друг друга?

-Бетси, мне ведь уже тридцать пять. Я хочу жить с тобой, я хочу, чтобы ты была мне настоящей женой, хочу просыпаться по утрам рядом с тобой и обсуждать, как дела у детей в школе, и куда мы поедем в отпуск, и на что потратить зарплату...

-Кстати, о детях. Ты мне еще ничего не рассказал о Саше, - я быстро перевожу разговор на другое, потому что сердце у меня сжимается от желания испытать все, о чем сказал сейчас Коля.

-Саша живет со мной, перешел в девятый класс, ему скоро будет четырнадцать. Я не знаю, хорошо ли, что он так опережает остальных детей, мне кажется, мы лишили его детства. И отъезд Светланы так на него подействовал. Она тут приезжала, завалила его подарками, но он как-то отчужденно вел себя. Она обиделась, сказала, что это я его настроил. Но жить нам с ним легко. Готовим по очереди, он мне помогает вести хозяйство. Все время спрашивает про тебя.

-Да, мы переписывались, а потом он перестал писать. Чем он интересуется? Где хочет учиться дальше?

-Знаешь, он напоминает мне тебя в детстве, - засмеялся Коля, - Философия, психология, биология и бог его знает что еще. Языки легко даются. Я взял ему учителя по английскому, французский он сам учит, немецкий отказался наотрез учить.

-Ну и правильно, я без него обхожусь. В следующий раз приедешь с ним.

-Бетси, долго мы будем встречаться урывками?

-Как получится. Коля, может, согласиться с КГБ? - я  спрашиваю, не сомневаясь в ответе, но все-таки спрашиваю: ему решать.

-Нет, Бетси, потом не отмыться. И они уже не отпустят, - я вижу, что ему хотелось бы сказать: «имеет значение только любовь», и люблю еще больше за то, что он это никогда не скажет, - Я тебя буду ждать, сколько понадобится, хоть всю жизнь.

-Бедные мы, бедные!

Мы сидим рядом, обнявшись. Я трусь носом о его щеку, потом начинаю тихонько целовать, приговаривая:

-Мне еще не верится, что ты со мной. Ты не исчезнешь?

-Я буду с тобой, пока не прогонишь. Тебе не пора лечь и отдохнуть?

-Пора лечь, отдыхать я буду, когда ты уедешь.

-Бетси, - говорит Коля, когда я, выйдя из ванной, снимаю халат, - как ты похорошела сейчас, такая женственная фигура!

-А что, уже заметно?

-Конечно! И как это я вчера не обратил внимания, - он кладет руку на живот и ласково гладит его, - привет, малыш, ты еще не топчешь ножками?

-Нет, - смеюсь я, - еще рано, он родится в ноябре.

-Ив не знает?

-И не узнает. Строго говоря, это произошло через неделю после развода. Это только мой ребенок, - и я смеюсь не без ехидства, мне доставляет удовольствие, что я вовремя улизнула из-под его ревнивого контроля. Коля, знающий меня, как облупленную, укоризненно качает головой, а потом спрашивает:

-Твой ребенок не будет возражать, когда я буду тебя любить?

-Мы оба будем счастливы!

На другой день мы вместе едем к Алексу. Я замечаю, как они присматриваются друг к другу и, кажется, остаются довольны. Я прошу Алекса помочь показать Коле Лондон. Он возит нас по городу и мы любуемся викторианским Лондоном и современными изысками архитектуры. После того, как мы исколесили весь город на машине, мы начинаем ходить везде пешком, потому что припарковать машину в центре невозможно. Сити и Пэл-Мэл, Гайд-парк и Сент-Джеймс-стрит, Пикадилли и Грин-парк, поздней весной Лондон очарователен для туристов, сами лондонцы уже стремятся на природу. Мы несколько раз ездим в Ричмонд через Хемптон-Корт и подолгу гуляем в парке между огромных дубов на поросших молодым папоротником лужайках. Однажды Коля в изумлении схватил меня за руку: несколько оленей неспешно прошли на водопой перед нами. Их шкуры сияли и золотились на солнце, а поступь была величественна.

-Фантастика! - прошептал Коля.

Я упросила зайти в лабиринт Хемптон-Корта и мы, конечно же, заблудились и долго бродили, ища выход. Я хныкала, что хочу пить, Коля волновался, Алекс подсмеивался и обещал, что вечером служители спасают всех заблудших, прочесывая лабиринт. Но мы все-таки вышли на волю и тут же отправились пить чай.

Все двадцать дней мы провели замечательно. Коля отправляется домой нагруженный подарками, с обещанием, что я приеду осенью. Я знаю, что Коля долго разговаривал с Алексом обо мне, но что они сказали друг другу - я не знаю. Последний его день в Лондоне был очень тяжелым для нас. Мы поняли, что может случиться все, что угодно, и мы увидимся нескоро или не увидимся вообще. Я почти все время плакала, Коля уговаривал и утешал меня, но сам был напряжен и глаза его, когда мы встречались взглядами, были тоскливы. Наконец, он не выдержал:

-Бетси, если ничего не получится с возвращением и работой, я думаю, тебе лучше выйти здесь замуж и не мучаться. Я как-нибудь проживу. Я сам виноват, что женился на Светлане, а потом вовремя не ушел от нее. Ты бы вышла тогда за меня?

-Что теперь говорить об этом. Я тебя всегда уважала за то, что ты не причинял ей боли. Не жалей. Мы еще будем вместе, клянусь тебе! Я что-нибудь придумаю.

На другой день в аэропорту я уже без сил и даже слегка улыбаюсь, наверное, очень жалобно, потому что Коля белеет, когда видит это, а Алекс тревожно на меня поглядывает. Он усаживает меня в машину и везет к себе, где старается развлечь, угощая вином, играет для меня, потом ведет в парк, потом в ресторан ужинать. Я безучастно наблюдаю за его стараниями развеселить меня. В конце концов Алекс делает выговор, напоминая, что я должна заботиться о ребенке и не волноваться.

-Элизабет, дорогая, давай скорее поженимся, и тогда в сентябре ты сможешь навестить родных.

-Да, конечно, давай скорее, - оживляюсь я, - когда можно все оформить?

-Ты не возражаешь венчаться в церкви?

Я в изумлении смотрю на него: - Зачем?!

-Видишь ли, у нас так положено.

Мы действительно венчаемся в церкви, без особой помпы, но пристойно. Я, проникнувшись серьезностью момента и догадавшись, что для Алекса эта женитьба имеет не такой утилитарный смысл, как для меня, и он перед лицом бога хочет свершить доброе дело - последнее в жизни, и взять меня под свою защиту на всю оставшуюся ему жизнь, так вот - я советуюсь с Сарой и покупаю себе кремовый костюм, шляпу и перчатки, и с букетом чайных роз выгляжу очень элегантно. Присутствуют еще приглашенные мной миссис Коннор с мужем, Сара и несколько знакомых Алекса. Когда после приличествующей речи священник вопрошает:

-Лорд Александр Ферндейл, берете ли вы эту женщину, Элизабет Ферри, в жены и будете ли жить с ней в горе и радости? - я думаю, что это обычное обращение, принятое для вежливости, но по окончании церемонии к нам подходят поздравлять и меня называют леди Ферндейл. Когда мы садимся в машину и едем ко мне за вещами, потому что, опять по традиции, мы должны съездить хотя бы в небольшое свадебное путешествие, я замечаю:

-Какой интересный обычай - называть жениха и невесту лорд и леди, в русской традиции их тоже величали князем и княгинею, но это давно забыто.

-Это не то. Ты не знала, что теперь имеешь титул баронессы Ферн? Прости, я не предупредил тебя.

-Но зачем мне титул?! - заволновалась я, - Алекс, а нельзя без титула?

-Нет, моя жена обязательно принимает мой титул. Я барон.

-Но я же не знала! - в отчаянии говорю я, - почему ты не сказал?

-Почему ты так волнуешься? - удивляется Алекс, - Какая тебе разница?

-Потому что я никакая не леди, я правнучка крестьян. Я чувствую себя ряженой. И выходит, что я сама напросилась, господи!

-Но Элизабет, ты смело можешь носить этот титул. Я не рискнул бы опозорить свое родовое имя, предложив его недостойной женщине. Ты воспитана и образованна, а значит, благородна. Ты родишь, может быть, сына, и это будет следующий лорд Ферн, значит, на мне не прервется нить. Страшно быть последним. Так что не волнуйся, леди Элизабет, тут еще неизвестно, кто выиграл!

-Так куда же мы едем? - обреченно вздохнула я.

-В Оксфордшир, там возле Хэмпдена у меня есть дом. Если тебе понравится, мы можем прожить там все лето. В Лондоне жара не так приятна, особенно для беременной женщины.

С трудом выехав из лондонских автомобильных пробок, машина понеслась по дороге. Индустриальный пейзаж вскоре сменился типично английским, хотя справа и слева среди цветущих кустарников и перелесков все время попадались современные коттеджи, но они тоже отлично вписывались в окружающую природу. Дальше дорога проходит по зеленым пастбищам, пахнувшим скошенной травой, мимо старинных деревень и за Хэмпденом, извиваясь, начинает петлять между холмов Чилтернс, кое-где поросших лесом, но чаще - бархатных от травы, пестреющей цветами там, где она не скошена. Дом на холме среди дубов, темный и величественный, виднеется справа от дороги и Алекс указывает на него:

-Этот дом принадлежал Ферндейлам с 1667 года и был пожалован с титулом королем Карлом Вторым. Мой дед продал его, когда налоги задушили большинство старых поместий. У нас остался только дом в деревне, которая тоже тогда была на нашей земле. Вот сейчас за поворотом будет Фернгрин.

Деревня прелестна, освещенная заходящим солнцем, вся в цветущем кустарнике. Дома, видимо, почти все построены вместе с поместьем в 17 веке, с вкраплениями викторианских построек. Дому Алекса около 200 лет, я правда не очень хорошо разбираюсь в архитектуре. За домом большой парк. Алекс вводит меня в дом, на пороге которого нас встречает пожилая дама с такими колючими и пронзительными глазами, что я невольно ежусь под ее взглядом. Мне сразу становится ясно, что я ей не нравлюсь. Слова Алекса мне все объясняют:

-Элизабет, познакомься с миссис Марш, она ангел-хранитель этого дома вот уже тридцать лет и, я надеюсь, не оставит его своей заботой и дальше.

Ну, все ясно. Миссис Марш знала Анну Ферндейл и осуждает этот брак, а может, боится, что новая хозяйка изменит порядки в доме.

-Пусть леди Ферндейл распорядится, какую комнату ей приготовить, - говорит миссис Марш, обращаясь скорее к Алексу, и не глядя на меня.

-Я думаю, удобнее будет Зеленая комната, миссис Марш. Покажите леди, где ванная и, пока вы все подготовите, мы поужинаем.

Миссис Марш, поджав губы, ведет меня вглубь дома и, поднявшись на несколько ступенек, мы входим через небольшой холл в красивую комнату со старинной мебелью и кроватью под зеленым балдахином. Я снимаю жакет, шляпу и перчатки, сбрасываю туфли на каблуке и с наслаждением потягиваюсь. Я устала за этот день. Миссис Марш с неодобрением смотрит на мои ноги.

-Я сейчас распакую ваши вещи, леди Ферндейл. Вы, видимо, хотите надеть другую обувь?

-Благодарю вас, миссис Марш, я с удовольствием надену туфли на низком каблуке.

-Вы позволите спросить, леди Ферндейл, вы ведь не англичанка?

-Да, я приехала из Швейцарии, но я русская.

Я вижу, что миссис Марш шокирована до предела, но относится она ко мне после этого снисходительней: что с меня возьмешь! Я представляю, что вся деревня будет теперь судачить о том, как бедный Алекс был окручен иностранной авантюристкой более чем сомнительного происхождения. Меня это забавляет, потому что я несколько отстраненно думаю об этом. Я, как калиф на час, пришла и уйду в небытие для этих людей, но я все-таки несколько обеспокоена своим положением и не ожидала, что наш фиктивный брак будет иметь значение для окружающих. В любой стране это прошло бы совершенно незаметно для посторонних, но Англия - это Англия. Лучше бы Алекс был почтальоном или шофером, тогда наш брак наверняка никому не был бы интересен. Все это я говорю Алексу, когда мы сидим за столом.

-Да, возможно, ты права. Традиции еще сильны в деревне, в Лондоне это никого не волнует. А наша семья живет здесь больше трехсот лет. Никому в голову не придет перемывать косточки владельцам Фернхолла, они еще чужаки здесь, всего лишь шестьдесят пять лет.

-Для меня все это звучит, как типичный английский роман. И все-таки, это очень печально.

-Ты имеешь в виду, что они не знают о моей болезни?

-Не только. Они сейчас будут обсуждать твою женитьбу и строить предположения, ведь естественно считать, что мужчина в твоем возрасте женится для продолжения рода. Может, тебе стоило бы подумать об этом, а не связываться со мной, - я тут же жалею, что сказала это: вряд ли у них принято обсуждать такие интимные вещи с малознакомой женщиной, даже если утром обвенчался с ней. Алекс темнеет лицом и сидит некоторое время молча, а потом говорит с внутренним усилием:

-Раньше я вообще не мог об этом думать, свежа еще была рана от потери Анны и дочери, а теперь уже поздно, болезнь зашла слишком далеко, да и рана ведь еще не зажила.

-Я понимаю. Я очень тебе сочувствую, Алекс, и хочу попросить, говори мне о своих чувствах, страхах, желаниях, я постараюсь сделать для тебя все, что смогу. Не за то, что ты мне помог, а просто ты мне очень нравишься. Мне кажется, мы чем-то похожи. Если я смогу хоть немножко скрасить твою жизнь - я буду счастлива.

-Ты очень великодушна, спасибо, - вежливо благодарит он.

-Это не великодушие. Я пока не могу разобраться в своих чувствах, но мне кажется, что мое замужество несло печать греха. Я должна искупить это.

-Ты слишком строга к себе. Насколько я могу судить по твоим рассказам, ты вела себя безукоризненно с мужем.

-Если не считать того, что полюбила другого.

-Знаешь, мне приходит на память в связи с этим одна книга, там говорится, что если боги одаривают человека сердцем и душой, способной тонко чувствовать, то это кроме огромного счастья любви дает еще и чувствительную совесть.

-Это Олдингтон, да? "Все люди - враги". В юности я плакала над ней. Твои слова лестны для меня. Спасибо.

Все пять дней в Фернгрине мы гуляем по парку и окрестным холмам, разговариваем, осматриваем деревню со старинной приходской церковью и, чтобы утолить любопытство жителей, устраиваем чаепитие. Я, несмотря на возражения миссис Марш, пришла на кухню и испекла несколько кексов и бисквитов. Заварить чай миссис Марш мне не дала, свято веря, что чай пьют только в Англии, и я, конечно, понятия не имею, как его заварить. Надо сказать, что мои бисквиты имели большой успех. Среди присутствующих была очень милая пара - учительница местной школы с мужем, приятное впечатление произвел на меня пожилой приходской священник, и совсем уж подарком оказалось присутствие его племянника, профессора истории из Оксфорда, гостившего у дяди. Он узнал от Алекса, что я автор "Жемчужного ожерелья" и "Их взгляда на любовь", и все время сводил разговор к книгам, которые его заинтересовали. Когда же учительница миссис Вильямс услышала от него имя Лиза Ферри, она стала восторженно хвалить мой роман, не подозревая, что его написала я. Алекс, смеясь, представил меня еще раз:

-Лиза Ферри три дня назад стала Элизабет Ферндейл, чем я очень горжусь: в нашем роду, кроме неудавшегося композитора, творческих людей не было, а таких талантливых, как леди Элизабет - подавно!

-Ах, не слушайте его, миссис Вильямс, я всего лишь филолог, пишу я, когда не имею возможности заниматься непосредственно своим делом. Мои статьи по французской литературе читает только узкий круг специалистов.

-Но вам нужно писать романы! - тут же возразила миссис Вильямс, - У вас талант писательницы! Хотя я теперь с удовольствием прочитаю и другие ваши книги.

-Спасибо, мне очень лестно ваше мнение

Интересно, что еще они будут теперь обо мне говорить?

Возвращаясь в город, Алекс спрашивает, что я решила насчет летнего отпуска в Фернгрин.

-Алекс, если это не нарушит твои планы, то это доставило бы мне удовольствие, хотя, боюсь, что с миссис Марш мы никогда не уживемся, она меня не любит.

-Ты должна ее понять, она почти двадцать лет жила с Анной и любила ее. Мы ведь раньше большую часть года проводили в Фернгрин, поэтому я последнее время бывал тут только в годовщину смерти, они похоронены на приходском кладбище. Мне было страшно жить в этом доме.

-Может и теперь тебе будет тяжело?

-Нет, я спокойно спал ночами, я теперь не так одинок...

А я подумала, можно ли говорить о спокойном сне человеку, ждущему смерть. Какая у него сила воли!

-Алекс, - тихо спросила я, - А может случиться, что диагноз неверен, или ты просто выздоровеешь?

-Нет, девочка моя, я уже чувствую, что это близко.

-Мне очень жаль, - я взяла его руку и прижалась к ней щекой.

Он потрепал меня по волосам и опять положил руку на руль. Подъехав к моему дому, Алекс спрашивает:

-Ты готова уехать дней через пять? И еще, зачем тебе три месяца оплачивать квартиру? Откажись сейчас от нее, а потом, когда мы вернемся, можно найти другую, все равно скоро нужна будет более просторная.

Я киваю головой: - Если ты позволишь пока привезти к тебе книги и картины, то пожалуй, я прерву аренду.

Вечером, устроившись на диване с книжкой, я начинаю размышлять, что я буду делать три месяца в деревне. Нужно взять книги и работать, можно продолжить тему французской поэзии. Я задумываюсь, о чем бы мне хотелось написать, вспоминаю, как писала книгу "Их взгляд на любовь", насколько мне казалась, за редкими исключениями, предвзятой точка зрения мужчин на женщину и ее любовь. И я вдруг понимаю, что больше всего мне хотелось бы написать о своем видении мужчины и его любви. Я бы написала о Сергее, и об Иве с его безумным ревнивым чувством, и конечно о Коле - с восторгом и благоговением, преклоняясь перед его невероятной любовью, и еще - мне очень хочется написать об Алексе. Так что, пожалуй, я не возьму с собой много книг, только для развлечения. Отправив Коле письмо с описанием произошедшего, я собрала вещи, попрощалась с Сарой, заручилась обещанием, что она приедет навестить меня, и мы отправились в Фернгрин.

Дни потекли медленной чредой, жизнь наша была размеренной. Я писала с утра до обеда, потом делала перерыв и мы гуляли. Поработав еще часа два и выпив чаю, мы снова отправлялись бродить по окрестностям, а вечером сидели в гостиной, разговаривая. Чаще всего я просила Алекса поиграть. Иногда он играл свои композиции и они мне очень нравились. Я спросила, почему он сейчас не пишет музыки, и Алекс признался, что бросил это занятие после смерти жены.

-Знаешь, я словно оглох, я не слышу больше музыку внутри себя. Анна была для меня как наркотик, она возбуждала во мне творческие порывы.

-Я слышала, что она была эксцентрична. Расскажи о ней, если тебе не трудно.

-Эксцентричной ее мог считать только истинный англичанин, она действительно не вписывалась в общепринятые представления. Она была как пузырьки в шампанском - весела и подвижна, и "ударяла в нос", если ты понимаешь, что я хочу сказать.

-Да, - засмеялась я, - отличная характеристика. Она была тебе необходима, потому что способна была тебя расшевелить и вы дополняли друг друга.

-Ты права. Без нее я потерял смысл жизни.

Алекс рассказывает мне о жене, об их жизни, разные смешные эпизоды. О дочери он не говорит никогда, и я не спрашиваю. Мне кажется, что эта потеря для него еще более страшная. В доме нет ни одной их фотографии. Однажды я, набравшись храбрости, спрашиваю миссис Марш:

-Я уверена, что у вас храниться хоть одна фотография мисс Ферндейл. Не могли бы вы показать, как она выглядела?

Миссис Марш смотрит на меня таким же колючим взглядом, но потом приносит мне две фотографии. На одной Алекс, совсем молодой и очень обаятельный, стоит у пруда с девочкой лет шести, которая хохочет, показывая смешные молочные зубы с дырками на месте выпавших. На другой - о, на другой прелестная юная девушка с темно-каштановыми волосами и выражением, словно она еле сдерживается, чтобы не рассмеяться. Я сразу вспоминаю слова Алекса о пузырьках шампанского и в памяти всплывают строки из любимых стихов Цветаевой:

-О-о-о, - только и могу выговорить я сквозь подступившие слезы, - Иногда я сомневаюсь, есть ли бог на небе, правда, миссис Марш?

Она смотрит на меня несколько смягчившимся взглядом и спрашивает:

-Вы ведь ждете ребенка, леди Элизабет? - она впервые называет меня по имени, я только киваю головой, - Может, это и примирит его с жизнью!

Тут уж я не выдержала и разрыдалась. Что может примирить Алекса с жизнью, которой у него не осталось! Миссис Марш приносит мне воды. После этого она начинает относиться ко мне несколько иначе, без особой любви, но заботливо.

По пятницам к нам приходят на чай священник Хартнелл и Вильямсы. С Хартнеллом я иногда говорю о религии. Меня очень интересует современная смесь веры и знаний, которые эту веру расшатывают. Мы сходимся на том, что теперь это свод моральных принципов, девиз которых - терпимость к слабостям других и взыскательность к себе. Хартнелл интересуется православием, но тут я ему мало чем могу помочь. В начале августа из Лондона нам пересылают извещение о разрешении на въезд в Союз по гостевой визе. Я уговариваю Алекса поехать со мной, это развлечет его, разве не интересно побывать в такой закрытой стране, как наша?

-Хорошо, - улыбается Алекс, - Я так привык каждый день видеть тебя, что не выдержу месяц одиночества.

В сентябре, распрощавшись с миссис Марш и отдав распоряжения закрыть дом на зиму, мы летим в Ленинград. Попав в родной город через два года, когда уже и не надеялась, я заплакала. Нас встречает вся семья: родители, сестра, Коля с Сашей. Все окружают меня и начинают ахать, глядя на мой огромный живот. Наконец, я обнимаю смущенного Сашку и говорю ему:

-Помнишь, как ты просил родить тебе девочку, чтобы ты женился на ней? Немного поздновато, но будет девочка, и ты будешь первым претендентом!

В суматохе встречи Алекс оказывается в стороне и с улыбкой наблюдает за нами. Коля подходит к нему поздороваться. Наконец я, оторвавшись от мамы и сестры, вспоминаю, что их всех нужно познакомить. Родители смотрят на Алекса с опаской: что еще им ждать от очередного мужа? Моя крохотная квартирка, конечно, тесна нам, Коля предлагает свою, у них с Сашкой теперь просторная квартира в центре, на улице Чайковского. Все стены там увешаны чудесными картинами современных ленинградских художников, многие из которых были друзьями Светланы. Алекс с восторгом оглядывает их. Когда мы остаемся вдвоем с Колей, он наконец может обнять меня.

-Вот ты и увидел меня толстой, как слониха, и дальше будешь только смотреть. Жалко!

-Я буду еще обнимать и целовать, - он прижимает меня к себе и вдруг смеется, - Ух, как он толкается! Тоже решил поздороваться!

-Это не он, а она!

-Откуда ты знаешь?

-Мне даже показали ее на телеэкране. Такая смешная страшилка.

-Она будет красавицей, ведь у нее такие красивые родители.

-Я думаю, может она будет счастливей нас?

-Мы сделаем все, чтобы она была счастлива, - обещает Коля.

-Да уж, будущая леди Ферндейл. Знаешь, когда я узнала о титуле, мне захотелось закричать: я хочу обратно! А она привыкнет к этому с рождения. Хотя здесь это не имеет значения. Будь я тысячу раз леди, к тебе я могу попасть только кривыми дорожками.

-Ничего, Бетси, на нашей улице тоже будет праздник!    

Весь месяц мы с Алексом ездим по городу и окрестностям. Город привели в порядок к Олимпиаде и он необычайно хорош, Алексу он очень понравился. Бесконечные встречи с друзьями за чашкой кофе и бутылкой сухого вина, наши разговоры обо всем далеко заполночь увлекают его. Мы с Колей с двух сторон по очереди переводим ему, чтобы он мог принять участие в беседе. Когда мы едем домой, Алекс говорит, что никогда не наблюдал такого удивительного общения и теперь понимает, почему я тоскую и рвусь домой. Он привез меня из Хитроу к себе домой и спросил:

-Ты ведь будешь теперь жить со мной? Я так привык, что ты всегда рядом. Да и за тобой нужно теперь следить, ведь скоро уже?

-Алекс, я не хочу затруднять тебя и нарушать привычный образ жизни. Я справлюсь.

-Я прошу тебя! Мне этого хочется. Хорошо? - он с тревогой ждал ответ и мне пришлось согласиться.

Так я поселилась в доме Александра Ферндейл. Спальня моя выходила в просторный холл второго этажа, напротив спальни Алекса. Еще  он предложил работать в его кабинете, но я предпочитала сидеть внизу в холле, где могла попросить Алекса поиграть мне. Подолгу сидеть за работой было уже тяжело, я устраивалась в кресле у камина, Алекс подставлял мне под ноги скамеечку и я, полулежа, обложенная для удобства подушками, сидела, слушая музыку, или мы разговаривали. Однажды я поглаживаю выпирающий живот и вскрикиваю от неожиданности, когда чувствую особенно сильный толчок.

-Что, - улыбаясь спрашивает Алекс, - у него сегодня тренировка по футболу?

-Скорее уж занятия балетом, это ведь девочка, мне уже точно сказали.

Алекс замер на минуту, а потом, приблизившись, спросил:

-Можно мне послушать?

-Конечно.

Он прикладывает руки и с довольным лицом слушает энергичные попытки моей дочери достучаться до неведомого мира.

-Юная леди, мы ждем тебя!

Через две недели он по совету моего врача заранее отвозит меня в клинику. Я солгу, если скажу, что родила легко, помучилась я изрядно, больше суток, но была так счастлива, что вытерпела бы вдвое больше. Алекс приехал, когда меня уже привезли из операционной, где накладывали швы. Дочка моя, которую мне сразу дали обнять, но я ее не рассмотрела толком, была вымыта и запелената, сестра внесла ее следом за вошедшим Алексом и положила мне на руки. Я взглянула в ее сонные голубые глазки, которые вдруг широко раскрылись, словно удивляясь открывшемуся перед ней миру, и воскликнула:

-Да это же Алиса в стране чудес! Я так ее и назову, пусть ее мир будет только чудесным!

Алекс сжал мою руку и, осторожно поцеловав мою дочку в лобик, сказал нежно:

-Добро пожаловать, леди Элис Ферндейл!

Я сначала опешила от неожиданности. Машинально я произнесла "Алиса" по-русски, забыв, что в английском оригинале это "Элис", так звали погибшую дочь Алекса.

-О, Алекс, я не специально, ты понимаешь, просто ей очень идет это имя, - оправдываюсь я растерянно, - Я не подумала, может, так нельзя? Я придумаю другое имя.

-Ну, что ты, Элизабет, успокойся. Я счастлив, словно возродилась моя девочка. Как ты думаешь, у нее будут темные волосики, да? А глаза могут еще потемнеть, но, возможно, будут серые.

-Скорее всего, светло-карие.

Через три дня меня отпускают домой. Накануне ко мне приходит молодая женщина с милым веснушчатым лицом. Она - няня, и если я согласна, будет мне помогать ухаживать за Алисой. Зовут ее Клер Грайс. Мы немного побеседовали и я сказала, что она мне очень понравилась, но я должна поговорить с мужем. "Конечно!" - говорит она. Когда ко мне приходит Алекс, я убеждаю его, что смогу вырастить Алису сама, но тут он непреклонен.

-Ты должна восстановить здоровье, закончить роман и не забывай, летом ты, возможно, поедешь работать в Москву, с кем же в это время будет Алиса? - Алекс вслед за мной называет девочку не Элис, а Алисой.

А я сразу вспоминаю, что перед тем, как я стану свободно распоряжаться собой, будет самый тяжелый период его болезни, и я обязана уделять ему много времени. Я соглашаюсь взять няню, тем более, что молока у меня нет и кормить Алису придется из бутылочки. Когда мы втроем приезжаем домой, мисс Грайс уже ждет в детской, которую они с Алексом подготовили заранее: она полна ярких игрушек и всего необходимого для младенца. Я благодарно целую Алекса за все, что он сделал для нас, смогу ли я отблагодарить его за это!

Конечно, с няней значительно легче, я не вскакиваю к плачущему ребенку ночью. Правда, Клер утверждает, что Алиса - ангел и отлично спит по ночам, съев свою порцию детской смеси. Мы с Клер быстро подружились. Она оказалась образованной девушкой с легким характером, я думаю, что Алекс специально такую выбирал. Прочитав мой роман, Клер стала ярой моей поклонницей и старалась, чтобы Алиса всегда была сыта и ухожена и не доставляла мне никаких хлопот. Гулять мы втроем с малышкой и Алексом ходим в Гайд-парк. Алекс с удовольствием наблюдает за Алисой, я тоже стараюсь быть с ней как можно больше.

В Алексе я начинаю замечать перемены, пока только внешние. Глубже западают  его глаза, обнесенные темными кругами, чуть худеют щеки, и весь он становится каким-то прозрачным. Я с тревогой вглядываюсь в него по утрам, когда он ковыряет ложкой в тарелке с кашей. Я начинаю потихоньку готовить на завтрак разные деликатесы, чтобы Алекс хоть чуть-чуть поел. Однажды ночью я просыпаюсь от крика. Всунув ноги в тапочки и не пытаясь в темноте отыскать халат, я прямо в пижаме бегу через холл в спальню к Алексу. Глаза уже привыкли к темноте, я подхожу к кровати и трясу его за плечо.

-Алекс, что с тобой?

-Кто здесь, - со стоном вскидывается он, - Элизабет, это ты? Я кричал? Мне снился кошмар, посиди со мной немного.

Я сажусь на край постели и он берет меня за руку. В комнате прохладно и я в тонкой пижаме скоро начинаю дрожать от холода.

-Ты замерзла, иди спать! - но я чувствую, как рука Алекса нервно сжимает мою.

-Можно, я наброшу край одеяла?

Я забираюсь под одеяло и одну руку кладу на его влажный лоб, другую он обеими руками прижимает к себе. Я слышу, как глухо стучит его сердце.

-Мне снилось, что я скольжу в бездну, на дне которой смерть, - словно испуганный маленький мальчик, шепчет Алекс, стремясь избавиться от своего кошмара, - И никого нет рядом, ни одной руки, которая протянется помочь.

-Успокойся, Алекс, я ведь с тобой. Спи спокойно.

Я слышу, как постепенно выравнивается его дыхание, но руку мою он по-прежнему не выпускает. Мне неудобно, лежа на краю, вытягивать к нему руки и я пододвигаюсь ближе к Алексу, продолжая поглаживать по голове, пока не засыпаю сама. Сон Алекса беспокоен, по временам он просыпается, видит меня рядом и, затаив дыхание, лежит тихонько, чтобы не разбудить. Иногда я тоже просыпаюсь и прислушиваюсь к его дыханию, определяя, спит ли он спокойно. Утром Алекс, встав раньше, на цыпочках уходит в ванную, чтобы не разбудить меня. Проснувшись, замечаю, что рядом лежит мой халат. Встречаемся мы с Алексом в столовой, он подходит ко мне и, поцеловав руку, благодарит:

-Я сегодня впервые не чувствовал себя одиноким ночью.

-Значит, теперь я буду спать у тебя каждую ночь, - говорю я, наливая себе кофе.

-Нет, Элизабет, я не могу требовать от тебя этого.

-А ты и не требуешь! Я сама это предлагаю. Когда в следующий раз тебе что-нибудь приснится, мне не придется бежать без халата через холодный холл.

-Прости, пожалуйста!

-Алекс, не извиняйся, ты не виноват в этом.

С этого дня я сплю с Алексом. Иногда он ночью ищет мою руку. Я придвигаюсь поближе и, прислонившись к моему плечу, он спокойно засыпает. Когда у него бессонница, мы разговариваем в темноте. Один раз я просыпаюсь от глухих рыданий, чтобы не разбудить меня, Алекс плачет в подушку, сдерживаясь изо всех сил. Насильно повернув к себе, я обнимаю его, шепча утешения и целую мокрые от слез щеки, глаза, губы.

-Ах, Бетси, Бетси, как мне тяжело, - шепчет он.

-Я с тобой, отдай всю тяжесть мне.

Мы засыпаем, крепко обнявшись. Днем Алекс задумчив и говорит мне, когда мы сидим вечером у камина:

-Помнишь, ты цитировала в своей книге стихи японской поэтессы. Я подумал тогда, что они очень противоречивы, но сейчас я понимаю, какая в них тонкость чувств:

-Это Мурасаки Сикибу. В "Повести о блистательном принце Гэндзи" эти стихи посылает императору его любимая фрейлина, мать Гэндзи, когда она, смертельно заболев, удаляется от двора.

-Знаешь, я мечтал о конце пути разлук, как об избавлении, но теперь я с такой ясностью вижу, как желанна мне жизнь именно сейчас. Я должен оставить Алису без своей поддержки, она даже не запомнит меня. Я держу ночами в объятьях молодую и очаровательную женщину и не могу ее любить! Если бы я тебя не встретил, я бы умер в тоске и одиночестве, но ты, помогая избавиться от них, внесла в мою душу смятение. Я не хочу умирать.

-Мы ничего не можем изменить, но я сделаю все, чтобы тебе было спокойнее.

Я подхожу к его креслу и, обняв, прижимаю голову Алекса к груди. Он вдруг усаживает меня к себе на колени и крепко целует.

-Прости меня, Бетси.

-Ну что ты, дорогой мой, если ты хочешь...

-Как я хотел бы быть здоровым и любить тебя, но поздно! Мне кажется, что тебя послала мне Анна, чтобы ты за нее была рядом. Нас ведь и познакомила ее подруга. Вы с Алисой не просто заменяете мне семью, вы и стали моей семьей - и я должен вас покинуть!

Ночью он спрашивает шепотом: - Можно мне обнять тебя, Бетси?

-Ну конечно!

Я сама придвигаюсь к нему ближе, просунув руку под голову. Алекс нежно гладит меня по спине, я чувствую его горячее дыхание на шее. Потом рука скользит от талии вниз, легко касается груди сквозь тонкий шелк пижамы.

-Тебе неприятно, что я тебя касаюсь?

-Продолжай, пожалуйста. Алекс, ты делаешь это так нежно, мне очень приятно, - шепчу я.

-Бедная маленькая Бетси, ты мечтаешь об объятьях совсем другого мужчины, а вынуждена терпеть больного старика.

-Алекс, как ты можешь говорить! Ты не старик и я себя не принуждаю.

-Ты говоришь правду?

-Конечно, вообще общение с тобой доставляет мне большое удовольствие, и сейчас - тоже.

Алекс нежно касается губами моего лица.

-Ты щедрая душа.

-Ты - тоже. Без тебя я была бы в Лондоне такой одинокой и несчастной.

-Значит, мы спасаем друг друга?

Он опять осторожно проводит ладонью по моему телу. Я блаженно вытягиваюсь под его рукой, тело невольно отзывается на ласку.

-Ты как кошечка, которая выгибает спинку, когда ее гладят

-В прежней жизни я, должно быть, была кошкой. Я так люблю, когда меня гладят.

-Спи, милая, а я буду тебя вот так ласкать.

Я, конечно, не сплю, но лежу тихо, пока рука его не замирает. Мы засыпаем, обнявшись. Следующим вечером, устав от долгой прогулки и заснув, едва коснувшись подушки, Алекс опять просыпается с криком от приснившегося кошмара.

-Алекс, Алекс, что с тобой, опять плохой сон?

-Я опять умираю один, Бетси!

-Не думай об этом, обними меня.

Я быстро снимаю пижамную кофточку и прижимаюсь к нему, расстегивая пуговицы на его пижаме. Желание отвлечь его от страшных видений не дает времени подумать до конца о последствиях своих действий.

-Бетси, - потрясенно шепчет он, - что ты делаешь!

-То, что мне хочется. Приласкай меня.

Просунув руку в расстегнутую пижаму, я глажу его напряженную спину, привлекая в объятья. На какое-то время он теряет тот жестокий самоконтроль, в котором живет постоянно. В его движениях, когда он, приподняв меня за плечи, приникает к груди, в силе и страсти его ласки виден отблеск того великолепного любовника, каким он был до двойной трагедии и болезни. Услышав мое участившееся дыхание, он отстраняется и говорит сдавлено:

-Это опасная игра, Бетси. Она не принесет нам ничего, кроме разочарования.

-Ты не прав, подумай вот о чем. Если бы ты, совершенно здоровый человек, вдруг ослеп, ты перестал бы любоваться красотой женщины, но ты слышал бы ее, говорил нежные слова, ты мог бы чувствовать ее всей кожей, ласкать и вдыхать аромат - женщина осталась бы для тебя женщиной.

-Ты хочешь сказать, что я тоже должен находить радость в том немногом, что мне еще осталось?

-Конечно, ведь у тебя еще так много чувств!

-А ты? Как же ты? Ведь ты сейчас вся затрепетала от ожидания, которое неосуществимо для тебя со мной.

-Нет, мне тоже хорошо рядом с тобой.

-Бетси, ты жертвуешь собой ради меня?!

-Если бы все жертвы были так приятны, мир заполнился бы самоотверженными людьми. Иди ко мне!

Алекс опять привлекает меня в свои объятия, нежно и бережно лаская. Отныне начинается наша странная жизнь, целомудренная и полная любовных ласк, которые спасают Алекса от ужаса надвигающейся смерти. Днем мы по немому уговору больше не затрагиваем эту тему. Тайная ночная жизнь не меняет сложившихся дружеских отношений.

Рождество мы проводим в Фернгрин, там мы устраиваем крестины Алисы. Крестная мать, Сара, держит ребенка, рядом стоит Алекс - за Колю, которого он предложил сделать крестным отцом. Старый священник Хартнелл произносит прочувствованную речь о том, что бог не оставляет милостью своей человека, забрав к себе одного, тут же одаривает другим. Я думаю, что три смерти к одному рождению - не очень-то справедливая  статистика в небесной канцелярии.

Миссис Марш, увидев Алекса, пугается его вида. Она осторожно пытается меня расспросить, но я уклончиво говорю, что он тяжело болел гриппом и, возможно, еще не поправился. Не могу же я ей все выложить. Это не мое дело. Сара, которая все знает, по моей просьбе беседует с Алексом. Я всегда поражалась его сильной воле, которая помогает ему скрывать отчаяние, но теперь, находясь все время рядом, я знаю, как ему на самом деле тяжело. Поговорив с ним, Сара печально заявляет, что ничем помочь не может, Алекс и так удивительно владеет собой.

-Бетси, ты справишься? Не слишком ли много ты на себя взяла? Из его слов я поняла, что у вас одна спальня?

-Ах, Сара, это не то, что ты думаешь, он ведь серьезно болен. Я ночью ему нужнее, чем днем. Бывают такие приступы отчаяния, что утешить могут только объятья, как ребенка.

-Бетси, ты еще не пришла в себя от жизни с Ивом. Как у тебя с нервами?

-Я выдержу.

-Скоро тебе понадобится сиделка.

-Пока я обхожусь.

-Это пока он не слег.

Несмотря на это, Рождество проходит мирно. В Сочельник мы все собираемся в холле у камина. Распаковав коробки, все удивленно рассматривают подарки. Только я и Сара знаем, что Алекс в свое последнее Рождество прощается с нами. Миссис Марш с изумлением примеряет роскошный шерстяной жакет, у Клер - дорогие часы, Саре достается модная сумка из крокодиловой кожи. Алиса завалена подарками ото всех нас, Алекс же положил в колыбельку у камина, где она мирно спит, как младенец Иисус, коробочку с девичьими бриллиантовыми сережками. Когда я открываю свой красиво упакованный подарок и вижу там футляр от Картье, я принужденно улыбаюсь и благодарю.

-Примерь, - предлагает Алекс и застегивает у меня на шее очень красивое колье, - тебе не нравится?

-Спасибо, - говорю я, - но давай это тоже подарим Алисе.

Я не хочу расстраивать его, но драгоценности у меня ассоциируются только с ревностью Ива. Ночью в постели мы все-таки обсуждаем эту тему.

-Я хотел подарить тебе машину, но я знаю, что ты не в ладах с нашим левосторонним движением.

-Алекс, я не хочу от тебя никаких дорогих подарков, неужели мою память надо будет подстегивать! Я и так тебя не забуду.

-Ты права, то, что ты делаешь для меня, не оплатить никакими подарками.

-Я не делаю ничего особенного. Любая женщина сделала бы то же для своего мужа.

-Но я ведь тебе не муж.

-В твоем возрасте глупо так говорить. Ты не любовник, но ты мне муж и самый лучший из всех, что у меня были. У меня ведь есть, с кем сравнивать. Ты так деликатен и заботлив и ты любишь Алису? Для жены это ведь главное. И мы так понимаем друг друга.

Я пожимаю его руки, которые держу в своих.

-Спасибо тебе, спасибо, - шепчет Алекс, целуя меня.

Клер подходит ко мне на другой день и тихо спрашивает, почему Алекс подарил ей дорогие часы.

-Леди Элизабет, вы ведь не думаете, что я дала повод к таким подаркам!

-Успокойся, Клер, я знаю причину. Алекс поблагодарил тебя за все, что ты еще сделаешь для Алисы.

-Но почему?

-Потому что он умирает. Ему осталось совсем немного. Ты разве не заметила, как он меняется?

-Да, но я не думала, что это настолько серьезно. Так он знает об этом?

-Он знает уже год.

-Боже мой! - только и может сказать она.

-Я очень тебе благодарна, Клер. Ты так заботишься об Алисе, я ведь не могу уделять ей много времени, а скоро день и ночь буду с Алексом.

Когда мы возвращаемся в Лондон в машине, Алекс вдруг резко тормозит, я вижу, что он бледнеет и пугаюсь

-Алекс, что с тобой, тебе плохо?

-Да, голова кружится...

-Как же быть? Нужно скорее домой.

-Давайте, я сяду за руль, - предлагает Клер.

Без нее я бы не знала, что делать. Мы привозим Алекса домой и я вызываю врача. После осмотра врач разговаривает со мной в холле.

-Леди Ферндейл, наступают самые страшные для вас времена. Болезнь вступает в последнюю стадию, скоро у него начнутся боли. Вам нужна будет сиделка.

-Я ночами нахожусь в комнате Алекса, пока я сама буду наблюдать за ним. Сиделку я приглашу, когда нужна будет квалифицированная помощь.

Врач оставляет мне снотворное и обезболивающее и обещает заранее подыскать сиделку. Вскоре Алекс перестает выходить из дома, но по-прежнему спускается вечерами в холл, и мы сидим у камина. Ему уже трудно играть и мы слушаем пластинки. Днем Алекс подолгу играет с Алисой. Она начинает улыбаться и тянется ручками за погремушкой. Когда Алекс напевает песенки, она внимательно слушает, глядя прямо на него.

-Я уже и забыл, какие они забавные. Как жаль, что я не увижу, как она сделает первый шаг. Элизабет, я не знал, как это будет тяжело, когда вы рядом. Я не хочу умирать!

Я ничего не могу сказать в утешение, я могу только обнять его, поцеловать, нежно погладить по щеке. Каждый вечер я спрашиваю, хочет ли он выпить снотворное. Алекс пить его боится, ведь если приснится все тот же смертный кошмар, он не сможет проснуться, чтобы найти у меня утешение, но с другой стороны он не хочет мешать мне спать. Когда я понимаю, в чем тут дело, я перестаю предлагать лекарство. Постепенно Алекс перестает выходить из своей комнаты и весь дом сосредотачивается в его спальне. Я делаю последние правки романа, устроившись за маленьким столиком. Клер приносит Алису поиграть, когда она не спит. Алекс сам иногда кормит ее из бутылочки, уложив рядом с собой на диван и напевая смешные песенки. Каждый отпечатанный лист романа я отдаю прочитать Алексу Он очень внимательно относится к моей работе, я рада, что у меня такой заинтересованный первый читатель. Но он совершенно не критикует написанное. Когда я спрашиваю, что ему не нравится, он отвечает:

-Единственное, что мне не нравится, это то, что обреченный на смерть мужчина не может сделать героиню счастливой.

-Но ведь она счастлива! Она счастлива тем, что судьба столкнула ее с замечательным человеком.

-Ах, ты не понимаешь, каждый нормальный мужчина - а я, несмотря ни на что, ощущаю себя мужчиной - хочет сделать женщину счастливой на всю жизнь.

-Но это невозможно! Ни один брак, самый долгий и удачный, не застрахован от неожиданностей и тем более от постепенного изменения отношений.

-И все-таки я ощущаю бессилие.

-Ты хотел бы, чтобы я придумала счастливый конец?

-Нет, Бетси, счастливый конец невозможен, - тихо говорит Алекс.

Закончив роман, я отдаю его в печать с коротким посвящением: "Моему мужу Александру". Назвала я его "Анатомия любви", вспомнив старый фильм под таким названием. Очень обидно, что он выходит под моим старым именем, но издатель непреклонен: нельзя менять имя, у меня уже есть свои читатели.

Алекс начинает уговаривать меня уехать с Алисой и Клер в Фернгрин, пока все не кончится. Он не хочет умирать на моих глазах. Я обещаю, что когда будет совсем плохо - уеду. Вскоре у Алекса случается первый приступ боли. Испуганная его измученным видом, звоню врачу и соглашаюсь на сиделку. Сиделка собранна, профессиональна и холодна, как рыба. Она приходит в ужас оттого, что я сплю с Алексом. По-моему, она подозревает нас в каком-то извращении. Но я непреклонна: она может находиться здесь же, чтобы своевременно сделать обезболивающий укол, но я буду рядом с мужем. В результате она преспокойно спит на диване, и я бужу ее, когда Алекс сжимает мне руку и начинает часто дышать. Днем она сидит в кресле и вяжет себе свитер. Единственное, что делает только она - это все процедуры гигиены. Тут Алекс непреклонен и гонит меня из комнаты.

Закончив роман, я начинаю тосковать: мне нечем отвлечься от той трагедии, что разворачивается у меня на глазах. Только те минуты, что я провожу у Алисы, которую уже почти не приносят к Алексу, немного успокаивают меня. Врач, регулярно навещавший Алекса, озабоченно советует мне принимать транквилизатор и хоть немного выходить погулять.

Конец приближается стремительно. От наркотиков Алекс все время в полубессознательном состоянии, но по-прежнему ищет мою руку и я часами сижу, держа его за руки или поглаживая по волосам. Когда он изредка приходит в себя, то шепотом спрашивает, как Алиса, и просит меня пойти отдохнуть или погулять. Потом он начинает путать меня с женой и спрашивает время от времени:

-Анна, ты здесь? Анна, не уходи!

Дальше он уже ничего не говорит и, наверное, ничего не чувствует. Последнюю ночь мы обе не спим, всматриваясь в его лицо. В какой-то момент он открывает затуманенные глаза и смотрит на меня, пытаясь что-то сказать или улыбнуться. Губы чуть шевелятся, а потом из них вылетает только короткое дыхание. Вот оно затихает и останавливается. Я опускаюсь головой ему на грудь и замираю, вздрагивая от ощущения легкого движения, идущего по комнате. Мне кажется, что я слышу еще один его вздох, и с изумлением всматриваюсь в его лицо, но оно уже заостряется, застывает, я опять падаю ему на грудь и рыдаю от первой в моей жизни безвозвратной утраты. Этот человек меньше чем за год сделался для меня значительным и незаменимым. Я потеряла мужа. Я вздрагиваю от неожиданности, когда сиделка делает мне укол, потом проваливаюсь в свинцовый сон.

                                                             Продолжение  глава 7 "Веселая" вдова