Блоги | Статьи | Форум | Дамский Клуб LADY

Все о любвиСоздан: 28.04.2009Статей: 72Автор: Ми-миПодписатьсяw

"Спляшем, Бетси, спляшем!" 14

Обновлено: 14.09.09 02:34 Убрать стили оформления

 

У моря

Часть 3 Дельфийский оракул

Глава 14 Идиллия на фоне бури

 

 

 

 

Джек встречает меня в Риме и везет по пустынным еще улицам, расспрашивая о подробностях и восторгаясь больше меня успехом.

-Я не сомневался, что твою игру оценят. Я смотрел фильм с комком в горле. Ты будешь еще сниматься?

-Нет, больше - нет. Я хочу писать роман о мадам де Севинье.

-Что ты думаешь о катастрофе в Киеве?

-Какой катастрофе? Я ничего не слышала. Знаешь, я ведь не знаю испанского языка, поэтому чувствовала себя там настоящей иностранкой! А испанцы еще так смешно говорят по-английски, жуткий акцент!

Я смеюсь, но улыбка сползает с губ, когда Джек рассказывает о том, что не сходит с первых полос газет уже пять дней: о радиоактивном облаке, движущемся от атомной электростанции под Киевом на северо-восток.

-Из всех посольств в Москве и из консульств начата эвакуация женщин и детей. Уровень радиации очень высок. Ваше правительство пока молчит. Новый лидер недавно вступил в должность. Ему можно только посочувствовать.

-Что же делать? - запаниковала я, - Что делать?! Нужно срочно вызывать всех сюда. Нет, всех не выпустят. Детей! Нужно срочно вызывать сестру с детьми. Джек, помоги!

В слезах я хватаю его за руку и машина виляет, чуть не выскочив на встречную полосу. Джек резко тормозит и останавливается на обочине.

-Элизабет, прекрати истерику. Мы ведь не знаем истинного положения вещей. Может, все не так безнадежно. Я постараюсь помочь, чем смогу, - он обнимает меня одной рукой, успокаивая, вытирает слезы.

-Поехали же дальше, скорей, - тороплю я его, мне хочется скорее добраться до телефона и позвонить в Ленинград.

Машинально я набираю номер не сестры, а Коли и, услышав его сонный голос, от неожиданности надолго замолкаю, а потом говорю охрипшим внезапно голосом:

-Прости пожалуйста, я дура. Я не сообразила, что еще рано.

-Что случилось, Бетси? Что-нибудь с детьми?

-У нас все в порядке. Добейся разрешения навестить Сашу, и выезжайте как можно скорее. Немедленно! Твоя жена, случайно, не беременна?

-Нет, - ошеломленно говорит он, - Бетси, что случилось?

-Я не могу говорить, это не телефонный разговор, но ради безопасности я прошу как можно быстрее уехать из страны или хотя бы за Урал. Коля, я очень прошу! Приезжайте навестить Сашу.

Я говорю и говорю одно и то же, но он не понимает, что меня так взволновало. Прервав поток слов, Коля начинает расспрашивать о детях.

-Ах, я еще сама их не видела, только что прилетела из Испании.

-Что ты там делала, опять снималась?

-Нет, наш фильм был на кинофестивале.

-Какой фильм?

-"Жизель до и после смерти". Я, между прочим, получила премию за сценарий и за лучшую женскую роль.

-Бетси, почему ты перестала мне писать? - настойчиво спрашивает Коля, - Я получаю только кассеты с записями детей. Да еще Дмитрий Александрович рассказал кое-что. Я ничего о тебе теперь не знаю.

-И не надо, Коля. Живи без меня и будь счастлив. Я наверное твою жену разбудила? Извини. Кстати, где Митя, ты не знаешь? Его тоже нужно предупредить, у него же дети.

-Они, по-моему, уже уехали на раскопки куда-то на Украину.

Я поражена: Господи, вот та буря, что пройдет по его судьбе.

-Бетси, поговори со мной еще о чем-нибудь.

Я устало вздыхаю: - О чем нам говорить теперь? У меня все хорошо. Надеюсь, у тебя - тоже. Я счастлива. Коля, я счастлива, - слезы текут у меня по щекам, - Вы только уезжайте скорее. Прилетайте к Саше. Завтра же иди оформлять визу. Ты обещаешь? Коля... Ты слышишь? Я должна позвонить сестре и маме. Прощай!

И я кладу трубку. Я не думала, что его голос так на меня подействует. Мне хочется завыть, раскачиваясь из стороны в сторону, такая первобытная тоска охватывает меня, даже дышать становится труднее. Я вдруг замечаю, что сижу, покачиваясь мерно взад-вперед, как душевнобольная. Я отхожу к бару налить себе бренди и, выпив залпом, сижу какое-то время, приходя в себя, пока слезы не перестают течь, размывая дорожки на напудренных щеках. А я-то надеялась, что все притупилось в сердце... Набираю номер сестры и начинаю те же уговоры, с той лишь разницей, что она с удовольствием откликается на приглашение погостить у меня.

Весь день я провожу с детьми, а вечером прошу Джека развлечь меня. Он послушно ведет меня в клуб, с грустью наблюдая, как я, смеясь, принимаю поздравления знакомых и незнакомых людей с успехом фильма, пью рюмку за рюмкой "Мартини", танцую со всеми, кто меня приглашает. Наконец, он не выдерживает и, крепко взяв меня под руку, ведет к машине. Дома Джек подводит меня к дверям спальни и собирается уйти, но я, задержав его руку, тяну за собой.

-Ты ведь меня не бросишь? Люби меня пожалуйста, Джек! Ты теперь единственное мое утешение.

-Я не могу тебя бросить, Лиззи. Я люблю тебя. Тебе ведь это знакомо? Ты так же страдаешь, как я?

-Но ведь я с тобой, Джек! - пытаюсь убедить его я, - Возьми меня, я с тобой!

Он обнимает меня, расстегивая "молнию", и маленькое черное бархатное платье падает вниз.

-Когда ты вот так стоишь передо мной, я верю, что ты - моя! Лиззи, девочка моя, не печалься, я буду тебя любить. Я сделаю все, что ты пожелаешь!

Он опускается передо мной на колени и страстно целует, пока я не опускаюсь на ковер рядом, помогая снимать одежду. Джек дает мне забыть об утреннем разговоре.

На другой день Джек сообщает мне все, что известно в посольстве об аварии, я жадно прочитываю все газеты и звоню Саше. Он тоже волнуется, не зная, что делать, и хочет лететь домой. Строго запретив это, я зову его к себе. Вдвоем будет легче. Наконец, через несколько дней следует официальное заявление правительства об аварии на атомной станции. Я слежу за всеми сообщениями о распространении радиации, но не верю, что это истинное положение вещей.

Вскоре приезжает сестра с детьми, отправив родителей к родственникам на Байкал. Мы тут же всем семейством уезжаем на остров Джильо, где я снимаю небольшую виллу на берегу моря. Туда же приезжает Клер со своим годовалым сынишкой, и жизнь наша становится похожей на лежбище котиков на дальневосточных островах. Целыми днями мы лежим лениво на пляже, бдительно следя за детьми, которые так и норовят залезть в море и заплыть подальше.

Средиземноморский пейзаж

Племянницы мои уже взрослые девицы четырнадцати и двенадцати лет, и их трудно удержать на месте. Трехлетний Алик тоже то рвется в воду, то уходит в скалы, обнимающие нашу бухточку с двух сторон, и лишь Алиса может уследить за ним. Только Томас, сынишка Клер, пока спокойно сидит в манеже. Днем мы перебираемся на тенистую террасу и, пока дети спят, расслабившись, предаемся женским сплетням. На уик-энд приезжают Майкл и Джек. Джек привозит доски для винд-серфинга, и мы с ним увлеченно обследуем окрестные берега, заплывая в недоступные с берега крохотные пляжики среди скал.

-Я скучаю без тебя, Лиззи, хотя мне надо привыкать к жизни в одиночестве, - говорит он, торопливо снимая с меня купальник и замерев как всегда на минутку, с восхищением оглядывая, - Я никогда не привыкну к твоему телу, каждый раз, когда я смотрю на тебя, у меня, как впервые, захватывает дух. Это совершенство! Ты околдовала меня еще там, в Москве.

На песчаном пляже он ласкает и любит меня под палящим солнцем, слизывая бисеринки пота с верхней губы, а потом берет на руки и медленно заходит в воду, постепенно погружаясь в благословенную прохладу.

-Джек, мне всегда так хорошо с тобой! - улыбаюсь я, вздрагивая от соприкосновения разгоряченного тела с водой, - Я хотела бы жить вот так в воде, выходя на берег только для любви.

-Или не выходить. Мы бы научились это делать прямо в воде. Так даже лучше, - прижимает он меня к себе.

Средиземноморский пейзаж

-Джек, нам нужно вернуться к обеду, - напоминаю я, уже увлеченная игрой. Наш смех, всплески воды, крики радости, вырывающиеся одновременно, никто не слышит. Вернувшись, мы набрасываемся на салат и свежую рыбу, жаренную на углях, за которой Майкл сходил в соседнюю крохотную деревушку. Клер всегда выглядит смущенной, когда подозревает, что мы с Джеком "согрешили". Она не может забыть Алекса и любит Колю. Всех остальных она считает изменой им. В то же время, Джек - друг ее мужа. Для Клер, прямолинейной и простой в своих чувствах, это слишком сложно. Она меня не осуждает, раз и навсегда она решила, что будет мне верна, что бы я ни сделала, но с грустью наблюдает за происходящим. Она единственная не придала значения Колиной женитьбе, не веря, что это может стать препятствием между нами, и удивляется, как я сама в это поверила. Моя сестра тоже внимательно присматривается ко мне, а потом замечает:

-Ты удовлетворена, словно кошка, напившаяся сливок. Или ты поймала мышь и припрятала про запас?

-Я съела мышь и запила сливками, - лениво улыбаюсь я.

-Лиза, ты мне не рассказывала еще, как ты живешь.

-Ты ведь тоже не рассказала, как он там живет.

-А я не знаю, - разводит руками сестра, - Нечего рассказывать. Свадьбу он не устраивал, просто пришел однажды с женщиной и сказал: "Вот моя жена". Она его ровесница, так и выглядит: женщина за сорок. Какая-то бесцветная, тихая, сидела и молчала. Больше мы ее не видели. В гости они не ходят, к себе не приглашают. Его мы иногда встречаем в филармонии, чаще он издали помашет и не подходит. Счастливым он не выглядит, на откровенность не идет. Все. Мне почему-то кажется, что сливок в его жизни немного, и те прокисшие.

-Помнишь "Попытку ревности" Цветаевой? Ты очень любила это стихотворение. А мне оно всегда казалось ножом по сердцу - себе и ему, одним махом. Она всегда резала по живому и рассказывала об этом всем. Но как она рассказывала! По-другому уже и не скажешь.

 

- ... Ну, за голову: счастливы?

Нет? В провале без глубин -

Как живется, милый? Тяжче ли?

Так же ли, как мне с другим? -

задумчиво вспоминает сестра, - Так как же? Тяжче?

-Мы ведь с тобой никогда не задумывались о том, что они оба с другими. Как просто быть брошенной и терзаться. Такая сладость в страдании, чувствуешь себя невинной жертвой! А вот с другим - попробуй, пострадай! Когда другой доводит до экстаза и тебе это нравится, и ты хочешь еще, и уверена, что ты потаскуха, и не отказываешься! Это как искус: святые запирались в пещере, чтобы проверить, испытать веру. Так и с другим - чем лучше, тем хуже...

-Ты мазохистка! Лиза, ты не чувствуешь, что это сродни шизофрении?

-Нет, - смеюсь я, - я совершенно нормальна. Любовь - это гармония разума и чувств. А как называется гармония разума и чувственности? Ты знаешь? Я - нет! Шизофрения, - повторяю я со смешком, - да это спасение! Я больна любовью. У меня в крови вирус, как вирус иммунодефицита. Он меня заразил. Я забыла его имя, его голос, я почти забыла его руки на своей коже. Но зараза в крови останется. От меня заразился Джек, он знает, что обречен и ничего кроме тела от меня не получит. Дженни краснеет и бледнеет, когда приезжает Джек, значит больна и она, - я вытираю слезы и смеюсь, - Надо вставить это в сценарий. Красивый монолог, да?

-Лиза, ты ведь не показала еще свой фильм, - переводит разговор сестра, испуганная моим тоном.

-Сейчас попробую устроить, - я беру телефон, - Витторио? Ты не хочешь немного отдохнуть от лаврового запаха? Мы на Джильо. Приезжай, дорогой, я познакомлю тебя со своей сестрой. Кстати, прихвати плеер и кассету с фильмом, и у тебя появится еще одна горячая поклонница.

Витторио приезжает к вечеру в тот же день.

-Ты зафрахтовал "Конкорд"? Примчался со сверхзвуковой скоростью!

-Я подумал, вдруг на Джильо заработал Джильский оракул? - внезапно Витторио замирает и глаза его расширяются, - Ирен! - произносит он восторженно и отрешенно.

-Что с тобой? - интересуюсь я и оглядываюсь. Сзади на ступеньках террасы стоит моя сестра. Я беру Витторио за ухо и веду знакомить их. Далее Витторио не сводит с нее глаз.

Утром, после всеобщего купания, мы отправляемся в затемненный и прохладный холл и усаживаемся перед телевизором. Витторио садится так, чтобы наблюдать за единственной зрительницей, которая впервые увидит фильм. Зрелище захватывает всех - уже который раз. Джек, видевший фильм не менее десяти раз, не отрывает глаз от экрана, изредка взглядывая на меня. Сестра смотрит фильм, подавшись вперед, когда идут заключительные титры, она откидывается на спинку кресла и сидит какое-то время молча, а потом говорит:

-Ну ладно, ты всегда была актрисой, это меня не удивляет, но, скажи на милость, как ты стала балериной?!

сцена из балета

-Если бы надо было летать по воздуху - я бы летала, правда, Витторио ?

-Но ведь это фантастика, ты настоящая Жизель, ты просто паришь над землей!

- Парю над землей я в руках Франческо, - хихикнула я, - Это он меня носит. Но если сказать правду - три месяца по пять часов тренировки ежедневно до седьмого пота - так и обезьянку выучить можно.

-А этот Франческо? Он ведь тоже влюблен в тебя?

Я пожимаю плечами.

-Кстати, Лиза, открой секрет, как ты научила его за вечер обращаться с женщиной? Помнишь? Представляете, - вспоминает Витторио, - начинаем снимать сцену насилия, а он навалился на Лизу и не знает, что делать дальше. Я в отчаянии, он ведь не профессиональный актер. Оставляю их прорепетировать, а утром съемки идут как по маслу, с первого дубля - отлично, ну вы видели. Так как это было, Лиза?

-У него были проблемы психологического характера, - сдержанно говорю я, - Я помогла ему разобраться в них. Он ведь еще ребенок - двадцать лет.

-Лиза, - проникновенно говорит сестра, - я даже не могу понять, что лучше: сама история или ты в ней. Но впечатление потрясающее. Жаль, что Коля не видел! - она тут же осекается, но я уже поспешно отворачиваюсь налить всем сока со льдом.

-Может быть вы, синьора, уговорите Лизу не уезжать, а написать сценарий "Разума и чувств женщины"? И если вы сниметесь вместе с ней в главных ролях - мы завоюем "Оскар"!

-Вот прекрасная мысль! - оживляюсь я, - Витторио, попробуй новую актрису. Делай, что хочешь, хоть женись на ней, только бы оставить ее с детьми здесь.

Сестра начинает хохотать.

-Да мне ведь сорок лет! Из меня что актриса, что жена! Поздно уже!

Вечером при прощании Витторио целует мне руку.

-Лиза, ты всегда приносишь мне удачу. Вот и сейчас... Что мне сделать для тебя?

-Спасибо, Витторио, ты ничего уже не сможешь прибавить. Я так счастлива, так счастлива!

Голос мой прерывается и я глубоко вздыхаю, чтобы загнать слезы обратно. Он обнимает меня крепко и держит так, поглаживая по спине.

-Кто тебе нужен, чтобы ты опять улыбалась и была просто счастлива? Скажи, и я достану его хоть на краю света.

-Ты должен будешь вытащить его из супружеской постели.

-И только-то?! - восклицает Витторио легкомысленно и осекается, увидев мое лицо, - Я приеду еще в конце недели, можно?

-Когда хочешь!

-Если бы ты вышла тогда за меня замуж, я бы сумел сделать тебя счастливой! - шепчет он напоследок.

Витторио начинает приезжать каждую неделю. Время он проводит в разговорах с сестрой. Они заняты друг другом на пляже и на прогулках, когда мы устраиваем пикники, отыскивая живописные полянки среди сосен. Вместе с детьми мы составляем развеселую компанию. В начале июня приезжает Саша. Он сдал последнюю сессию и ему предстоит год стажировки. Он тут же вливается в общее веселье, организует детские забавы, Алик с Алисой обычно виснут у него с двух сторон на руках, споря между собой, с кем из них он будет сидеть или купаться. Дженни получает возможность немного отдохнуть. Я четыре-пять часов работаю с документами о Марии Севинье и ее дочери Франсуазе, читаю мемуары герцога де Сен-Симона и другие материалы о правлении Людовика Четырнадцатого, и в это время дети изгоняются из моей комнаты.

Вечерами Саша приходит ко мне на террасу и мы разговариваем обо всем, избегаем лишь говорить о Коле. Я только узнаю, что он приедет в Лондон в августе на три недели. Почему-то мне стало мучительно разговаривать о нем. Сестра как-то сказала, что я пытаюсь "не думать о белой обезьяне". Мысли о нем все равно преследовали меня, и лучше, наверное, было бы выговориться, но я боялась. Но однажды Саша сам коснулся этой темы. Мы говорили с ним о нашей жизни в Лондоне, его стажировке, и Саша предложил остаться жить со мной, хотя я знала, что он очень хочет вернуться домой, чтобы работать над исследованиями в области психологии в уникальной обстановке нашей страны. Саша считал, что кто-то из их семьи обязан пожертвовать собой ради моего счастья и никак не мог понять, что одна жертва уже сделана и не принесла мне покоя. С юношеским максимализмом он обвинял Колю в отказе от попыток как-то выехать за границу.

-Ты - та цель, Бетси, что оправдывает любые средства.

-Саша, шесть лет назад я могла попасть к Коле, согласившись сотрудничать с КГБ. Мы решили, что это нам не подходит.

Саша изумленно смотрит на меня.

-Так вот почему ты не вернулась! Все равно, - упрямо говорит он, - это одно, а фиктивный брак - другое. Вот он сейчас женился, а разве для тебя это имеет значение? Так и надо было: там женился, здесь развелся и вы были бы навсегда вместе. Он просто трус, или не любит тебя!

-Саша, замолчи! Это я трусиха и предаю его! Я боюсь остаться одна и у меня есть любовник. И не смей осуждать Колю!

Саша берет мою руку и прижимается к ней лбом.

-Я давно это знаю. Джек, да? Что же он такой невеселый?

-Выучила на свою голову психолога! Раз ты такой умный, то сам должен понять, что Джеку нечего радоваться. Поди прочь, ты меня утомляешь!

Саша сразу переводит разговор на то, в какую школу я хочу отправить Алису, и больше к этой теме не возвращается.

Витторио приглашает нас с сестрой на студию, он хочет все показать ей и сделать пробы. Я понимаю, что без знания итальянского языка ей невозможно серьезно думать о карьере, но я подозреваю, что у Витторио другие планы на ее счет. Пять дней в Риме они заняты друг другом, а я наконец, без опасений быть увиденной Дженни и детьми, посвящаю все время Джеку.

-Ты прощаешься со мной? - спрашивает он ночью, разжимая мои руки, сомкнутые у него на шее.

-Джек, мне просто первый раз повезло, и я одна в Риме. Но если ты имеешь в виду, что мы больше никогда не увидимся, то ты напрасно надеешься. Я буду приезжать в Италию, и подозреваю, что ты тоже будешь летать в Лондон при любом удобном случае. Ведь так? Значит прощаемся мы с тобой ненадолго.

-Нет, Лиззи, я чувствую, что навсегда. Мы еще когда-нибудь увидимся, но так, как было в этом году - уже не будет. Ты создала волшебную иллюзию, что ты со мной, но я-то знаю, что это не так.

-Джек! Не начинай все сначала, - устало говорю я, - Знаешь, Джек, ты единственный мужчина здесь, которому мало просто спать с женщиной. Тебе нужна еще ее душа, и это удивительно. Мало кто из западных мужчин подозревает, что у женщин она тоже есть.

-Наверное потому, что я познакомился с тобой в Москве, и еще потому, что у тебя-то душа бесспорно есть.

-И моя душа страдает оттого, что ты несчастлив из-за меня.

-Помнишь, ты мне как-то пересказала стихотворение о несчастной любви?

-А ты помнишь?!

-Да, я много думал и это как-то утешает.

-Джек, я хочу тебе сказать, что если бы я была вольна выбирать, то я вышла бы замуж только за тебя!

Склонившись над ним, я целую лицо, скольжу губами вниз по шее к ямочке у ключицы и замираю на груди, слушая учащающиеся удары сердца.

-Джек! - шепчу я, - Джек, ты простишь меня?

-За что, милая?

-За все! Я ведь не нарочно тебя мучаю.

Он молча гладит меня по волосам, прижимая к груди.

Утром ко мне заезжает Витторио. Он в солидном костюме, в котором смотрится забавно: словно на статую Давида на площади шутники натянули пиджак. Я привыкла видеть его либо в трикотажных рубашках и джинсах, либо в смокинге.

-Леди Ферндейл, я официально прошу руки вашей сестры.

Я начинаю смеяться: - Витторио, у младшей сестры не просят руки, и потом, ты же знаешь, что она замужем.

-Лиза, а как ты думаешь, она согласится? Мы с ней откровенно разговаривали, и она призналась, что у нее нелады с мужем. Лиза, я влюблен, как мальчишка, она очаровательна. И эти ее косы - это что-то необыкновенное. Она похожа на Лорелею!

-Витторио, поговори с ней. После того, как ты назовешь ее Лорелеей, она будет твоей.

-Видишь ли, вчера мы... я... ну, в общем, я самый счастливый человек на свете! Но я хочу, чтобы она была моей женой. И ее девочки мне очень нравятся.

Я обнимаю его и целую, встав на цыпочки.

-Витторио, если вы договоритесь, я рада буду получить такого родственника.

В конце июля Саша уезжает в Лондон встречать Колю, а я начинаю паковать вещи для возвращения в свой дом. Все во мне сжимается, когда я думаю о переезде, так я боюсь оказаться в городе, в котором надеялась жить с Колей и который связан с воспоминаниями о наших встречах и нашей любви. Меня страшит новое свидание. Я представляю, что вот так себя чувствовал Коля, когда я приезжала с Ивом. Но больше всего я боюсь не этого. За три года с моего отъезда из Москвы мы виделись три раза по две-три недели. И вот теперь он женат и может, я уже ему не нужна? Я довожу себя этими мыслями до отчаянья. Клер, которая часто теперь приходит ко мне перед разлукой, утешает, как может, она уверена, что Коля по-прежнему любит меня.

-Как ты можешь сомневаться, Элизабет? Это все равно, что сомневаться в Господе Боге!

-Клер, твоя вера безгранична! Но я хотела бы посоветоваться с тобой о другом. Может, мне оставить Дженни здесь, у тебя? У нее может появиться шанс. Ты понимаешь, о чем я?

-Да, я знаю, что она влюблена в Джека. Но по сравнению с тобой она не имеет шансов.

-Я подумала, что возможно, когда он будет скучать обо мне, любящее сердце рядом утешит его и привлечет? Давай попробуем. Как только я устроюсь и отправлю Алису в школу, я пришлю Дженни обратно.

-А как же ты?

-Дети подросли, я отправлю Алика в детский сад и работать буду дома. Если у Дженни ничего не выйдет, я возьму ее обратно. Может, в Лондоне она найдет себе кого-нибудь, чтобы забыть Джека.

-А ты? Тебе не будет трудно без Джека?

-Клер, мне трудно только без одного человека. Джека же мне бесконечно жалко. Но он мужественный человек. И я думаю, что когда мы расстанемся, он сможет сделать счастливой любую. Ему только нужно дать понять, что Дженни страдает.

Наконец мы улетаем в Лондон. Когда я вижу в аэропорту рядом с Сашей Колю, я деревенею от усилий сохранить безмятежное выражение на лице. Дети вопросительно смотрят на меня, на Сашу, а потом подбегают к Коле. Алиса, конечно, помнит его и смело протягивает руки обнять. Алик исподлобья смотрит на них, подняв одну бровь и накрыв верхнюю губу нижней. Я не выдерживаю. Наклонившись над чемоданом, словно мне срочно что-то надо найти, прикусываю до крови губу. Дженни, нагнувшись помочь, с испугом смотрит на меня и поспешно стирает кровь платочком.

-Дженни, принеси мне, пожалуйста, воды, - прошу я, доставая лекарство, которое пью теперь постоянно.

Саша, подхватив Алису, быстро подходит ко мне и обнимает, думая, что я опять упаду. Но я уже опять невозмутима, давно научившись делать вид, что все прекрасно. Выпив сразу две капсулы, я светски улыбаюсь подошедшему с Аликом на руках Коле и протягиваю руку, предотвращая неловкость встречи. Теперь будет так. Мы едем домой, Саша лихо ведет мою машину.

-Саша, неужели ты освоил это жуткое движение по "неправильной" стороне? Придется подарить тебе эту машину. Хозяйство ты уже наладил? Завтра же буду искать экономку, - болтаю, не вникая в смысл, лекарство уже действует, и я могу, повернувшись, свободно посмотреть на Колю, - Вы хорошо устроились у нас? Где твоя жена?

-Дома.

-Как ты думаешь, Алик вырос? Как твоя жена к нему будет относиться?

-Она все знает. Алик очень вырос, - он крепче прижимает сына к груди, но тот выпрямляется, уставившись в окно на Трафальгарскую площадь, - И спасибо тебе за то, что он хорошо говорит по-русски.

-Это больше заслуга Алисы. Саша, а в Фернгрин ты ездил?

-Да, миссис Марш все уже приготовила. Вы можете жить там, когда захотите.

Мы подъезжаем к дому и я занимаюсь детьми, вещами, показываю Дженни дом, в котором она еще не бывала, и заглядываю на кухню посмотреть, что можно придумать на ужин. Но там все в порядке, ужин готов, в холодильнике молоко для детей и фрукты. Я прошу вошедшую Дженни накормить всех, а сама иду в спальню, потому что чувствую, что две капсулы транквилизатора заставили мой мозг почти полностью отключиться от действительности. Я ложусь на кровать, на которой мы спали с Алексом и никогда - с Колей, и меня накрывает ватное безмолвие. Мне кажется, что я не сплю, а просто лежу, ожидая, когда ко мне придет Коля, но сердце мое стучит громко, говоря почему-то по-французски: никогда, никогда, никогда... и мне хочется, чтобы оно замолчало, даже если при этом я умру. Лишь бы не слышать это "никогда". Я начинаю плакать от жалости и бессилия и открываю глаза. В комнате почти темно, горит один ночник, рядом с кроватью сидит Коля и печально смотрит на меня.

-Бетси, почему ты плачешь?

-Я не хотела уезжать из Рима.

-Я так надеялся, что ты счастлива.

-Я счастлива. Я очень счастлива! Вы уже поужинали? Где твоя жена?

-Дома. Я приехал один.

Я в изнеможении закрываю глаза. С этим я бороться не могу. Пока я думала, что они вдвоем, мне было легче справиться с собой. Слезы опять текут из глаз, щекоча шею. Коля наклоняется и вытирает их, вглядываясь в мое лицо. Я слышу, как он пытается сдержать глубокое дыхание и опять закрываю глаза, чтобы не видеть борьбы на его лице. Я чувствую невесомое прикосновение его губ к моему лицу, сорвавшийся нетерпеливый стон и крепкий бесконечный поцелуй. Он целует, притянув меня к себе, сжав в объятьях, его руки проводят по телу, мнут его, впиваясь пальцами, он целует меня, как одинокий мужчина, за год истосковавшийся по близости с женщиной. У меня кружится голова и я на какое-то время теряю сознание. Открыв глаза, я делаю то, что никогда бы не сделала в здравом уме: я обнимаю его за шею и начинаю целовать так же неистово. Мы не произносим ни слова, нам нечего сказать. Моя сестра говорила о прокисших сливках - так вот, теперь мы вдосталь напились свежих, но мне показалось, что они отдавали горечью.

-Прости, Бетси, я не хотел этого.

Я сдерживаю нервный смех и продолжаю молча смотреть на него. Мне интересно, что еще он скажет.

-Я дал слово, что все кончено.

-Да?!

-Бетси, - шепчет он, прижимаясь лицом к моей шее и касаясь губами уха, - прости меня, я дурак!

Я беру его лицо в руки и говорю четко:

-Где бы ты ни был, с кем бы ни жил, здесь ты - мой, и я не позволю тебе думать о других в моих объятьях. Никаких угрызений совести, никаких причин для отказа - будь у тебя хоть десять жен и двадцать детей. Запомнил?! И посмей сказать, что ты меня не хочешь!

-Что ты, Лиза, - пугается он, - это я никогда не смогу сказать, это слишком невероятно.

-Тогда почему ты сейчас взял меня, как девку, второпях?

-Мне нет оправдания.

-Поцелуй меня, - неожиданно для самой себя жалобно прошу я и время останавливается для нас.

Ну и пусть, упрямо думаю я, это с ней он изменяет мне. Я была всю жизнь. Только бы он не понял, что без него я не могу жить, что я нуждаюсь в нем, как травинка в солнечном свете, лишь с ним я могу быть сама собой, все во мне кричит от счастья, когда он близко! Я не могу понять, почему я стараюсь скрыть это: из гордости, которой у меня никогда перед ним не было, или из боязни нанести ему еще одну рану - вины и раскаянья.

-Бетси, - слышу я Колин шепот, - куда ты ушла?

-Я искала свою гордость.

-Что я с тобой сделал! Ты меня простишь когда-нибудь?

-А ты меня? Ты простишь мне всех моих любовников? С каждым из них я наслаждалась любовью так же, как сейчас с тобой. Младшему из них - всего двадцать лет. Мы пять дней жили в Гранаде и не могли оторваться друг от друга. Ты думал, что я сижу здесь без тебя и страдаю?!

-Лиза!..

-Да? Я тебя шокирую? Хорошо, давай тогда забудем о твоей и моей жизни друг без друга, и пока мы вместе, будем только вдвоем, без прошлого и будущего. Летний роман, помнишь, ты так это называл. Знаешь, я так хочу есть! А ты ужинал?

Он мотает головой. Мы одеваемся и тихо спускаемся вниз. В холле перед телевизором сидит Саша. Оглянувшись на нас, он вскакивает и подходит ко мне.

-Бетси, как ты себя чувствуешь?

-Отлично. Мы решили поесть. Ты составишь нам компанию?

-Я посижу с вами, - говорит Саша, продолжая приглядываться ко мне. Он не спускает с меня глаз весь вечер.

-Саша, у нас есть что-нибудь выпить?

-В честь чего это? - бурчит он.

-А без повода - нет?

-Там отец привез бутылку армянского коньяка.

-Ну так неси, - распоряжаюсь я и достаю стаканы.

Мы пьем коньяк, и я без остановки болтаю о всяких пустяках, рассказываю Саше о Клер и Майкле, о Витторио и его романе с сестрой. Он внимательно слушает, задает вопросы, поддакивает, словно все это не происходило при нем на Джильо. В его глазах я замечаю жалость и краска бросается мне в лицо. Мне становится невыносимо стыдно: что подумает Саша, если узнает, что я не устояла перед искушением получить женатого мужчину и жалости достойна только та женщина, что осталась дома и ждет возвращения своего мужа. Все две недели, что Коля живет с нами, в доме напряженная обстановка. Саша - воплощенное осуждение. Я же изо всех сил играю легкомысленную чувственность: уж такая я есть, дня не могу прожить без любовника и если уехала от одного - беру другого из тех, что поблизости. Вряд ли Коля верит в это, но ночами в постели мы больше не разговариваем обо всем на свете, как раньше. Лихорадочное обладание и изощренное сладострастие - так можно описать наши сумасшедшие ночные свидания.

Днем я по большей части занята работой, пишу о мадам Севинье и понемногу работаю над сценарием для Витторио. Школа для Алисы выбрана по рекомендации Сары. Для меня главным было бережное отношение к интересам девочки, еще не определившей для себя главное направление в жизни. Кроме того в этой школе большое внимание уделяли языкам, я хотела, чтобы Алиса учила французский и совершенствовала итальянский. Алиса умная девочка и я с ней занималась по тем же методикам, что и с Сашей. Мне пообещали, что если ей станет скучно в первом классе, ее переведут дальше. Алику я нашла хороший детский сад. После Колиного отъезда я решила отослать Дженни в Рим. Мы с ней нашли хорошую экономку, которой можно было доверять детей, если мне нужно будет ненадолго отлучаться. Жизнь, как всегда, устраивается с удобствами. Может, я кривлю душой, когда уверяю себя и других, что променяла бы обеспеченную жизнь на нашу любовь? Смогу ли я теперь жить так, как описывал мне Митя? Правда, я много работаю, но даже когда я свободна, я не люблю возиться с хозяйством и привыкла, что дети никогда не были проблемой. Клер и Дженни заботились о них не меньше меня и давали мне полную свободу.

Однажды я заговорила о Мите, и Коля рассказал, что весной он с женой и младшими детьми уехал на раскопки под Чернигов, всего в семидесяти километрах от Чернобыля. Отозвали их оттуда только в июле. Дети болеют, то ли потому, что просто болезненные, то ли сказывается облучение.

-Коля, разыщи Митю, пожалуйста, и передай, чтобы Наташа с детьми собиралась ко мне, я завтра же оформлю вызов на лечение детей и все оплачу. Надо что-то делать. Да, это наша буря... - задумчиво говорю я.

-Саша мне рассказал, как вы были в Дельфах. Ты об этом?

-Да. И ты знаешь, что интересно, для меня это просто как этап, точка отсчета, а Мите так и сказали: буря пройдет по твоей жизни.

-Так ты действительно поверила, что это предсказание обязательно сбудется?

-Да, сразу.

Ночью, прижавшись к спящему Коле, я вспоминаю прежние наши встречи, жизнь в Ленинграде, его любовь, что сопровождала всю жизнь, и меня захлестывает волна нежности к нему и стыд за ту комедию, что мы разыгрываем друг перед другом, не найдя нужных слов. Тихонько, чтобы не разбудить, я обнимаю его, касаясь губами плеча, затаив дыхание.

-Бетси, почему у тебя так колотится сердце? - слышу я вдруг шепот Коли.

-Почему ты не спишь?

-Я думал о нас с тобой.

-Я тоже. Только не говори, что ты думал! - поспешно прошу я.

Он крепче обнимает меня, прижавшись губами к моему лбу и мы замираем так, думая о своем и одном и том же. Но сегодня я чувствую, что нас опять связывают те же узы, что и раньше, и мы как всегда - единое целое. И я, лежа в темноте и закрыв глаза, вижу его лицо, вызывающее боль в сердце: брови, губы, его глаза... Я глубоко вздыхаю, чтобы рыдания не прорвались наружу, и слышу такой же судорожный вздох. Я тихо глажу его плечо и мы лежим, пока не засыпаем, замерев в такой близости, какой не бывает в любовном объятии.

Прощание наше мучительно, потому что мы так и не смогли при свете дня найти верный тон и стать уже не любовниками, а друзьями, сохранив ту духовную близость, которая существовала всю нашу жизнь и иногда тонкой ниточкой связывала нас ночами. Но днем я не хотела быть откровенной, мы обменивались лишь незначительными фразами и похоже, что Коля тоже боялся откровенности. Мы расстались чуть-чуть соприкоснувшись душами и это не принесло нам облегчения. Последний раз я вижу его измученное и печальное лицо. После Колиного отъезда я окончательно поняла, что потеряла его. Мы могли бы еще изредка видеться и с жадностью утолять жажду тел, но пили мы теперь из разных источников и были эти источники пересохшими. Единства больше не было. Поэтому я зажила дальше, словно утратив частицу себя. Саша заметил это, но ничего не говорил. Внешне жизнь была проста. Я заканчивала роман о мадам де Севинье и писала сценарий. Алиса с удовольствием ходила в школу и дома развлекала нас историями о школьных новых подругах и учителях. Алик после детского сада играл с Джуззи и Сашей.

В сентябре приехала Митина семья. Наташу я плохо знала, видела только на свадьбе и несколько раз в университете. Мы познакомились поближе и подружились. Она была милой женщиной, умницей и с большим чувством юмора. Но тот стержень, что был в ней по рассказам Мити, сломался. Выглядела она невероятно усталой, темные круги под глазами и бледность придавали ей какой-то неземной вид. Дети были прелестны, но тоже бледны и усталы, не заводили шумных игр, а только смотрели на все с вялым любопытством и тихо играли с Джуззи. Мы с Сашей и миссис Лейдж постарались устроить их как можно лучше и моя сердобольная экономка, обожающая детей, начала их откармливать, приговаривая, что все болезни от плохого питания. Мы устроили Игоря и Севу в клинику на обследование, Марусю лечил наш старый врач, который приходил еще к Алексу. Когда детьми занялись специалисты, я уговорила Наташу тоже пройти обследование. Результаты были неутешительны - и у нее и у мальчиков начиналось серьезное заболевание крови. Я вела переговоры в клиниках и в конце концов мы нашли способ начать лечение. Я оплачивала все, потому что у меня наворачивались слезы, когда я смотрела на этих детей. Марусина астма здесь почти прошла, девочка посвежела и яркий румянец сделал ее похожей на Митю десять лет назад - те же пшеничные густые волосы и синие глаза. Она все порывалась помочь по хозяйству, и я долго убеждала ее, что посуду у меня моет посудомоечная машина. Маруся много занималась с Аликом, она привыкла дома, что младшие братья на ее попечении. Я нашла хорошие курсы английского языка для иностранцев и вскоре Маруся начала говорить по-английски.

Наташа почти все время проводила в клинике с детьми, но когда возвращалась, мы подолгу разговаривали. Наташа, уже более десяти лет замужем, с тремя детьми, была влюблена в своего мужа. Это было видно сразу по тому, как она говорила о нем, как, забывшись, называла иногда интимным прозвищем «Дымка», она вообще звала его не Митя, а Дима. Это вызывало у меня спазм в горле от зависти к их жизни вдвоем.

-Лизочка, ты с таким лицом иногда слушаешь меня, что мне хочется плакать. Скажи, у вас с Димочкой что-то было?

-Ничего такого, о чем ты могла бы беспокоиться. Он ведь тебе рассказывал, как мы были вместе на раскопках? Он тогда мне очень помог прийти в себя после того, как муж меня бросил. Это было еще до тебя. Нет, Наташа, я просто безумно завидую вам.

-Ты - нам?!

-Конечно. Я хочу тоже жить с мужем, я хочу видеть его каждый день, я хочу спать с ним! - и я разрыдалась.

женщина в слезах

Наташа обнимает меня и спрашивает:

-Погоди, Лиза, о ком ты говоришь? Ведь твой муж умер?

Всхлипывая и сморкаясь я рассказываю Наташе все - свою историю, свои чувства, нашу последнюю встречу с Колей, которая убила во мне всякую надежду на будущее. Наташа слушает, широко раскрыв глаза.

-Лиза, я даже не знаю, что тебе сказать. Я бы умерла. Я черпаю свои силы лишь в том, что Димочка только мой, что он любит меня. Я такая счастливая, такая счастливая!

Я прижимаю к себе эту счастливую, смертельно больную женщину, чьи дети сейчас на грани и чей муж год назад убеждал меня, что только со мной... О, Господи! Я начинаю рыдать еще сильнее.

Наташа, постоянно испытывая неловкость оттого, что они живут у меня и лечатся за мой счет, просит найти ей хоть какую-то работу, она согласна даже мыть полы. Я советуюсь с Сарой и мы обе начинаем искать Наташе работу. Скорее благодаря Саре, чем мне, мы находим ей способ заработать немного денег на факультете археологии. Наташа так этому обрадовалась, что тут же стала готовить несколько лекций об античных колониях Причерноморья. Ряд ее статей раньше был напечатан в зарубежных научных журналах и теперь она с удовольствием общается с английскими коллегами. Через месяц прилетает Митя, они должны решить, делать ли Севе операцию на костном мозге. Целый вечер я убеждаю их, что они должны взять мои деньги и учитывать только интересы мальчика, отбросив неловкость.

-О деньгах не думайте, это мои личные деньги, за книгу. При чем тут деньги, когда речь о жизни ребенка! Митя, как ты можешь!

Я смотрю на Митю, и у меня сжимается сердце. Та же усталость в глазах, нет уже роскошной гривы волос, в поредевшей шевелюре полно седины - да, на добра молодца он уже не похож. При встрече, крепко обняв меня, он прошептал: "Укатали Сивку крутые горки!" - и такая печаль была в глазах и кривой улыбке, что я чуть не заревела. И вот теперь я убеждаю Митю с Наташей взять у меня деньги на операцию.

-Кстати, знаешь, Наташа, у Шурочки Звонаревой девочка тоже больна, и у Ирины...- поворачивается к жене Митя.

-Они все были с нами в экспедиции, - поясняет Наташа, - но им не так повезло...

-Я подумаю, что можно сделать.

-Лиза, не можешь же ты одна лечить всех, ведь таких тысячи.

-Одна, конечно, не могу, но можно организовать фонд помощи. Завтра я схожу в Феминистский клуб и они мне помогут собрать средства. Нужно устроить благотворительные аукционы. Мою книгу я полностью отдам в фонд. Может, устроить какие-то концерты? Нужно позвонить Витторио и узнать, кто купил права на наш фильм... Так, что еще? Позвонить Светлане в Германию. Она знает всех художников, пусть подарят по картине на продажу. И можно продать один из моих портретов. И эти чертовы бриллианты Ива.

-Лиза, остановись, ты как тайфун! - ошарашен Митя, не веря, что я говорю серьезно.

-Я человек дела и привыкла решать дипломатические вопросы. Фонд должен быть международным. У меня есть связи с феминистками Франции, в Италии мне поможет Витторио. Придется согласиться сниматься в новом фильме, это деньги. Важным аспектом помощи будет трудоустройство родителей, которые находятся здесь с детьми. Прежде всего я хочу устроить тебя, Митя, потому что тебе тоже нужно подлечиться. Чтобы не разбрасываться, нужно начать помощь нашим ленинградским детям, попавшим под радиацию. А потом посмотрим. Митя, - спрашиваю я смотрящего на меня вместе с Наташей изумленными глазами Митю, - у тебя нет знакомых медиков, которые взяли бы на себя труд выявлять нуждающихся в лечении детей?

-Нужно подумать, дело деликатное. Я думаю, что нужно связаться с биофаком, они - с медико-генетической службой. И еще через военно-медицинскую академию. Я напишу. Лиза, то, что ты говоришь - это реально? Ведь ты спасешь детей! Ты не представляешь, что это такое!

В глазах Мити появляется подозрительный блеск.

-Вот и подумайте над этим, а я завтра займусь делами фонда. И напишите вашей Шурочке, пусть пришлет данные для визы.

На другой день я встречаюсь с активистками движения. Они обещают помогать и дают ценные советы. Миссис Коннор соглашается консультировать фонд как юрист. Мне советуют найти в правление фонда подходящего священника. О помощи церкви я уже думала. Я решаю отдать все деньги от издания моей новой книги "Письма Франсуазе". Мне советуют продавать ее дороже с моим автографом. То же я предлагаю моему французскому издательству. Я звоню в Фернгрин священнику Хартнеллу и он советует мне обратиться к молодому и энергичному оксфордскому канонику Фаулзу.

В Оксфорд мы решаем поехать все вместе, пока Севу готовят к операции. Заехав в Фернгрин, мы оставляем детей миссис Марш. Со времени нашего возвращения она энергично привела в порядок дом и мечтает, что мы будем жить в Фернгрине. Алису она по-прежнему обожает, но что удивительно, еще больше полюбила Алика. Для нее он стал воплощением Алекса: Александр Ферндейл.

В Оксфорде я знакомлю Митю и Наташу с Биллом Хартнеллом, тем самым племянником священника, профессором истории. Быстро введенный в курс дела, он сразу соглашается помочь всем, чем сможет. Все вместе мы отправляемся к канонику Фаулзу. Это, оказывается, молодой мужчина лет тридцати пяти, курносый и веснушчатый, который скорее похож на студента, чем на священника. Он выслушивает нас и обещает продумать возможность своего участия в фонде. Мне нравится, что он так серьезно к этому подходит.

Оксфорд, Англия

-А почему вы обращаетесь только к одной конфессии? Даже в Англии католическая церковь имеет некоторое влияние.

-Я думала об этом. Но у меня есть идея привлечь итальянскую католическую церковь, обратиться в Ватикан. И, кстати, Европейскую православную церковь тоже, этим займется моя помощница в Германии.

-Хорошо, леди Ферндейл, я вижу, что у вас серьезные намерения и большие планы. В среду я буду в Лондоне и мы с вами подробнее обсудим задачи фонда и мое участие. Я рад был познакомиться с вами. Я читал ваши книги и видел оба фильма. Мне лестно, что вы обратились ко мне, я ваш поклонник!

Я делаю большие глаза и он смеется:

-Ничто человеческое мне не чуждо. Кроме того, я живу среди молодежи.

-Неужели меня знает молодежь?! - удивляюсь я.

В Фернгрин меня ожидает еще один разговор с миссис Марш. Я хочу убедить ее помочь устроить в нашем доме что-то вроде санатория для выздоравливающих детей. После интенсивного лечения им нужно пожить на природе.

-Когда я думаю, что эти дети обречены на медленную смерть, как у Алекса, я готова сделать все, что угодно, чтобы уберечь их от этого. Алекс ведь острее всего переживал гибель дочери, он бы меня понял!

-Да, конечно, леди Элизабет,- подумав, говорит миссис Марш,- я помогу, чем смогу. Эта девочка, Мэри, она тоже больна?

-Больны оба ее брата и их родители. Мария единственная избежала радиации. Скоро они всей семьей переедут сюда. Больные дети - это самое страшное, и таких там много, миссис Марш. Спасибо, что поняли меня. Я счастлива, что мы с вами знакомы. Вы замечательная!

Теперь я готова слетать в Аугсбург к Светлане.

С каноником Фаулзом мы в среду еще раз обсуждаем программу действий фонда. Я бы хотела, чтобы он занялся самой трудной частью работы - трудоустройством родителей. Убедить, что это не представляет угрозы для общества как явление кратковременное - это ему под силу, кроме того, у него блестящие связи в Оксфорде и Лондоне.

-И еще я могу отлично выманивать деньги, - улыбается Фаулз, - в приходе этим занимался в основном я. Мне больше доверяют почему-то.

-У вас исключительно честное и юное лицо, - смеюсь я.

-Слава Господу, я употребляю это преимущество только во благо, - и Фаулз тоже смеется.

-Очень жаль, что мой сын учится в Кембридже и вы не знакомы. У него сегодня работа в клинике допоздна.

-Ваш сын? Сколько же ему лет? Ведь вам не больше тридцати?

-Мне тридцать шесть. А сын у меня приемный, ему девятнадцать и он кончает курс в этом году.

-О, тогда я знаю, кто он. Самый юный студент Кембриджа, русский. Я слышал о нем. Я с удовольствием познакомлюсь с вашим сыном. Давайте вернемся к деньгам. Откуда вы собираетесь получать их регулярно? Пожертвования будут разовыми и не составят достаточную сумму.

-Да, я так и предполагаю. Мы устроим, конечно, несколько аукционов. Еще я отдаю свою новую книгу в фонд, она издается в Англии и во Франции. И еще я снимусь в фильме, меня давно приглашает мой режиссер из Италии. Но у меня появилась еще одна идея. Завтра я улетаю в Аугсбург, чтобы договориться об этом, там живет моя подруга, русская художница. Я думаю, можно продавать здесь картины русских художников, это принесло бы двойную пользу: помогло бы нищим художникам и дало бы нам прибыль. Поверьте, там есть очень большие таланты.

Фаулз задумчиво смотрит на меня.

-Ваша целеустремленность и бескорыстие поражают меня, леди Ферндейл. Я вижу, что основную часть расходов и труд достать новые средства вы берете на себя.

-Знаете, каноник Фаулз, я чувствую себя обязанной сделать это. Богатство досталось мне неожиданно, остальное я заработала сама и это доставило мне удовольствие. Но я понимаю, что я и мои дети могли бы оказаться там и получить сполна тот же удар судьбы. Мне посчастливилось, и я должна отплатить за это. И потом, те, кому я начала помогать - это мои друзья, как же я могу бросить их? И еще одно соображение. Конечно, каждая детская жизнь бесценна и равнозначна, но эти дети - из семей ученых, это будущее русской интеллигенции. Они с детства получают воспитание и образование, которое позволит им стать потом ядром нации. Потерять их - невосполнимая утрата для общества.

-Да, я понимаю вас. У вас видимо так же существует большая разница между разными слоями общества?

-В воспитании - да, хотя простые семьи бывают удивительно благородны. В образовании у всех равные возможности, но в культуре и навыках впитывать эту культуру и образование - существует пропасть. Но это во всех странах становится проблемой. Молодежь отметает культуру прошлого, а когда вырастает из юношеской поп-культуры, настоящая уже утеряна. Может, так было во все времена и мы напрасно брюзжим? Но мне кажется, что мое поколение было несколько другим. Я чувствую себя старухой.

-Леди Элизабет, вы не представляете, как мне интересно беседовать с вами!

-Зовите меня просто Элизабет. Титул мне нужен только на службе, да вот еще для солидности в фонде.

-Могу ли я надеяться, что вы будете называть меня Мэт? Мое имя Метью. Это доставит мне удовольствие, - он расцветает улыбкой и я улыбаюсь ему в ответ.

-Ну конечно, каноник Фаулз! Мэт!

Утром я лечу в Аугсбург к Светлане. Усевшись в ее мастерской со стаканами легкого мозельского вина, мы, как всегда, рассказываем друг другу о своей жизни.

-Боже мой, Светлана, мне бы твои проблемы! - восклицаю я, когда она жалуется, что никак не может решить, кого из понравившихся мужчин взять в любовники.

-Разве у тебя не из кого выбирать? Ты смотришься обворожительно. И твой фильм! Лиза, это что-то особенное. Ты - кинозвезда! Так что у тебя там случилось?

-У меня ничего не случилось, я одна.

Светлана в изумлении смотрит на меня.

-Что ты так смотришь! Я смертельно устала, из меня выпустили всю кровь, я разучилась радоваться жизни.

-Лиза, что ты говоришь! Ты серьезно?

-Да, так и есть. Пока у меня была надежда, я могла себе позволить проявить слабость. Я знала, что всегда смогу отбросить все ненужное и уйти, когда меня позовут. Он позовет. Но вдруг все кончилось. Знаешь, это можно сравнить вот с чем. Я долго растила сад, цветник. Я украшала его и ухаживала, чтобы жить там с тем, кого люблю, прогнав зашедших полюбоваться цветами. И вдруг приходит тот, для кого я старалась, и говорит - цветами не проживешь, тебе нужно сеять хлеб или картошку. Он пускает по саду трактор и перепахивает все. Он делает это с благими намереньями, а я с ужасом смотрю, как под плугом возникает пустыня. Некому ее засеять и второй год все это стоит голым полем, где даже сорняки не растут! - голос мой звенит слезами, но я давно уже не плачу.

-Лиза, ты еще его любишь?

-Я не знаю. Любовь - это радость, это страсть, даже в страдании это счастье. Но меня перепахали. Только сухие комья земли. Летом две недели он спал со мной, но мы даже не поговорили ни разу, нам не о чем было говорить. Представляешь? Мы стали чужими. И когда он уехал, я поняла, что внутри я вся - мертва. Мне не хочется даже любовника. Раньше в таком состоянии уходили в монастырь. Я отрешилась от всего.

-Мне трудно представить, что мы говорим об одном и том же человеке. Я помню, что он весь горел внутри. Его чувства создавали вокруг него ауру. Особенно после твоего второго приезда. Что тогда случилось?

Меня заливает волна горячей крови.

-Я призналась, что тоже люблю его.

-И как тот безумный влюбленный может уговаривать тебя "сажать картошку"?! Это не укладывается у меня в голове.

-Мы много говорили с ним в юности о разуме и чувствах. Чувства царили пятнадцать лет. Теперь пришла пора разума. Он женился. Хотела бы я посмотреть на его жену...

-А у тебя, разум или чувства?

-У меня пепел. И наш сын. Светлана, я не могу об этом много говорить. Это боль, как от отрезанной руки. Ее уже нет, а все еще болит. Я ведь приехала к тебе не за этим. Помнишь Митю? Ну, того археолога, что был со мной в Таганроге. Так вот, они все с детьми были под Черниговом на раскопках и получили большую дозу радиации. Сейчас они лечатся в Лондоне, я их вызвала к себе, но там есть еще дети. Я организовала Международный фонд помощи детям. И мне пришло в голову, что можно убить сразу двух зайцев: вывозить картины на продажу, помогая ленинградским художникам, и здесь всю прибыль от продажи отчислять в фонд. Как ты считаешь?

-Лиза, ты молодец! Я-то поахала, прочитав газеты, и успокоилась. Я позвоню в Ленинград. Кстати, ты знаешь, что Румянцев открыл художественный салон?

-А разве это можно? И как же Русский музей? - недоумеваю я, - Он что, бросил работу?

-Вроде, теперь можно, а в музее он уже не работает, ты разве не знала? Он и еще один такой же непрактичный талантливый художник арендовали недалеко от Невского полуподвальное помещение, влезли в долги, сделали ремонт и теперь пытаются торговать картинами. Оба ничего не понимают в коммерции. Съездить, что ли, посмотреть на все это? Заодно я бы переговорила с нужными людьми. А Румянцев отлично разбирается в современной живописи.

-Господи, Света, как я тебе завидую! Если бы можно было - я бы пешком пошла домой, - безнадежно вздохнула я, - Дома я вытерпела бы все. Пусть меня бросают, топчут - но я села бы на своем Васильевском острове, поплакала и стала бы жить дальше, заниматься французской филологией - и ничего мне больше не нужно. Как я страдаю здесь. В Риме, в Венеции, в Гранаде, в Лондоне, в Брюсселе - хочу в нашу грязь, в наше разорение, в нашу красоту. Лежу как-то на пляже, давно, еще с Ивом, на греческом острове в Ионическом море, и вдруг так захотелось на Карельский под дождичек - аж сердце сжалось от боли. Нигде не могу забыть Ленинград. А еще - наш северный городок, когда мне было пятнадцать и мы ходили на лыжах в сопки, и Коля учил меня целоваться. Я тогда влюблена была в блондина с голубыми глазами, как Саша теперь. Кстати, я еще должна с тобой поговорить о Саше. А ты скучаешь?

-Я тоже скучаю, но я ведь каждый год два месяца там. И я художник, мне надо, чтобы все было разное, я на одном месте с трудом долго живу. Там было тяжело, здесь тоже. Но здесь, как затосковала - взяла мольберт, краски - и хоть на Гаваи, хоть в Японию. Вот чего мне здесь не хватает - поговорить не с кем. Тебе-то проще: хочешь что-то сказать - пишешь и все читают!

Я смеюсь невесело:

-Это как с глухонемыми. Помнишь, как мы в твоей мастерской сидели вечерами? Приходил еще художник, мне очень нравились его картины, бородатый такой. Я безумно любила с ним общаться. Илья, кажется?

-Его нет уже, Лиза, - хмурит брови Светлана, - Покончил с собой. Но там дело темное.

-О, я не знала, - я прижимаю руку к губам, - Господи, как жаль! Вот у кого была искра божья. Что же это делается, Светка!

-Коля был очень дружен с ним. По-моему, у него тоже были неприятности.

-Я не знала, - потрясенно шепчу я, - Он никогда мне не говорил...

Я замолкаю, задумавшись. Мои мысли о Коле приобретают другое направление. Я ведь совсем не знаю, как он там жил эти три года без меня. Мое желание видеть его возле себя заслоняло все остальное.

-Так что там с Сашей? - отвлекает меня Светлана.

-Ах, да! Света, у него нет девушки, я боюсь за него. Он, конечно, умный мальчик и может сам справиться с этим, но меня это беспокоит. Знаешь, у меня был такой случай... - я рассказываю ей про Франческо и Светлана начинает хохотать, - Тебе смешно, а я потом не знала, как от него отделаться, он устраивал мне сцены с упреками и клятвами в вечной любви, пока я не определила его на стажировку в Гранд Опера.

-Так это тот, что танцевал с тобой в фильме? Приятный парень. Лиза, ты по доброте душевной готова обласкать всех нуждающихся.

-В тот момент я вспомнила о Саше и подумала, что может и ему повезет. Ведь первый раз - самый важный. Ты знаешь, что Саша предлагал мне жениться, когда решил, что я брошена с детьми?

-Нет! Неужели это так серьезно? - поднимает одну бровь Света, - Ведь когда я спрашивала, почему у него нет девушки, он сказал, что не встретил вторую Бетси.

-Светка, не думаешь же ты, что он в меня влюбился! - расстроено качаю я головой, - Ведь он всегда воспринимал меня как Колину жену, а Колю - как отца.

-Это называется Эдипов комплекс. Ты расспроси, он объяснит тебе все, как психолог.

-Ты все-таки поговори с ним еще раз. И съезди домой. Света, я очень на тебя надеюсь. Кстати, еще проблема с вашей православной церковью, - и я перехожу к деловым вопросам организации фонда.

 


 

 

 

                 Продолжение - глава 15   "Разум и чувства женщины"

 



Комментарии:
Поделитесь с друзьями ссылкой на эту статью:

Оцените и выскажите своё мнение о данной статье
Для отправки мнения необходимо зарегистрироваться или выполнить вход.  Ваша оценка:  


Всего отзывов: 0

Список статей:
ДатаНазваниеОтзывыОписание
15.08.14 14:56 "Женские штучки" Причуды и реальность женского быта 
Мода, история одежды и маленькие истории про женщин, написанные на конкурс
12.08.14 01:45 Хозяин замка Морр 
Он давно не бывал в Лондоне, последний раз в 1697 году. Годфрид Теодор Вильям Джеральд, барон Моррстон, все это времяя был привидением и околачиваться вокруг замка ему надоело. Пора побывать в столице. Лондон его очаровал...
12.07.14 17:58 Поедем в Царское село! 
Я приехала в Царское Село осенью. Волшебное сочетание времени и места! Прямо напротив окон аудитории золотились старинные деревья Царскосельского парка.
25.05.12 22:28 Шляпки Аскота: королевская забава.5
Royal Ascot это символ старой Британии и самые известные в мире скачки. Кроме того, это еще и основная международная выставка изысканных шляпок. Скачки в Ascot были основаны королевой Анной в 1711 году. С тех пор они стали одной из важнейших
25.05.12 22:41 Надо приодеться4
Весна! Пора приодеться и выглядеть на все сто. Но для этого надо бы познакомиться с тенденциями, брендами и прочими премудростями модного прикида. Далеко теперь ходить не надо, все на мониторе. Набирай в Гугле ключевое слово и... держи глаза в кучку
20.05.10 18:04 Книги у изголовья 
Все самые интересные и любимые книги, и мысли, возникающие, когда их читаю
04.05.10 00:54 Тень ведьмы. Книга Антонии1
Тень ведьмы Книга Антонии. Продолжение "Шакти" и драматичной истории ведьм семьи Гарсия.
20.05.10 12:52 Лейтенант и ее Рорк 
По романам серии "Следствие ведет лейтенант Ева Даллас"
14.05.10 02:12 "Спляшем, Бетси, спляшем!" 
Роман в 3-х частях
20.05.10 17:59 Вояж налегке 
Гранада и Венеция, горы и подводный мир... Хотите посмотреть на это со мной?



Если Вы обнаружили на этой странице нарушение авторских прав, ошибку или хотите дополнить информацию, отправьте нам сообщение.
Если перед нажатием на ссылку выделить на странице мышкой какой-либо текст, он автоматически подставится в сообщение