Из ребра

 Мало на свете мест, более притягательных, чем холлы гостиниц.

- Все эти люди, снующие туда-сюда, - сказал он. – Их тайны.

Потом пустился в признания, что было ему несвойственно, и сказал, что в следующей жизни ему бы понравилось быть гостиничным холлом.

- Работать в холле, вы хотите сказать?

- Нет-нет: быть холлом...

А. Барикко «Мистер Гвин»

Сначала меня привлек запах. Забытый запах старых духов. Еще не найдя женщину, я уже был заинтригован. Кто в наше время будет пользоваться ароматом тридцатипятилетней давности?

Когда-то этот горький букет из герани, мускуса и гвоздики часто стелился шлейфом за женщинами в мехах и вечерних платьях. Они неторопливо выходили из такси в сопровождении холеных мужчин после вечера в театре или ресторане, и направлялись к гостиничной стойке, чтобы забрать ключ от номера.  

Но это было так давно... Мода на ароматы давно изменилась. Да и на меха тоже. Так кто же она, владелица забытых духов?

Ею оказалась маленькая и очень хрупкая женщина, с бледной кожей и огромными глазами. Она была необычной. Я не смогу вам объяснить, в чем именно заключалась эта необычность, но знаю, что такую ни за что не пропустил бы художник с Монмартра. Не то, чтобы я хорошо представлял себе Монмартр, я всего лишь гостиничный холл и знаю о мире только то, что видел внутри отеля и через огромные окна фойе. Для человека, который имеет возможность общаться, завязывать знакомства и дружбу, передвигаться, посещать множество мест, может показаться, что видел я совсем немного, но  если учесть, что наш отель был построен в 1900 году, и с тех пор я только тем и занимаюсь, что наблюдаю за людьми, думаю, мой жизненный опыт нельзя назвать совсем скудным.

Я часто видел, как постояльцы заносили внутрь купленные на Монмартре картины, я  разглядывал приобретенные работы (если, конечно, они не были упакованы) и имею представление о том, за что может зацепиться глаз художника.

Так вот, эту женщину должны были обязательно нарисовать на Монмартре. Может быть, она туда и ходила, но только возвращалась всегда с пустыми руками.  Впрочем, однажды она принесла цветок. Такого я еще не видел. Я видел, как в номера доставлялись изысканные букеты орхидей или корзины роз со спрятанными внутри посланиями, я видел женщин, входивших внутрь с маленькими, перехваченными лентой фиалками или пышными роскошными хризантемами, но никто никогда не приносил с собой крошечный росток в скромном пластиковом стакане. На следующий день она купила красивый глиняный горшок. И тогда меня посетила мысль, что женщина завела себе цветок, как люди зачастую заводят кошек и собак. Чтобы не быть одинокими.

Она была очень одинокой и очень несчастной.

Ее духи пахли удушливой горечью герани.

Я видел много несчастных людей, которые разыгрывали перед другими беззаботность и веселье. Я видел людей, которые очень боялись, что окружающие догадаются о том, насколько они одиноки. Я видел стариков, которых все это уже давно не заботило, потому что жизнь осталась позади. И видел опустившихся, тех, кто уже не следит ни за своим внешним видом, ни за словами, ни за поступками. Они живут, лишь повинуясь природным инстинктам и потребностям.

Она держалась.

Каждое утро незнакомка спускалась к завтраку тщательно одетая и причесанная. Здесь надо сказать, что, конечно, я узнал, как ее зовут, заглянув в компьютерную базу данных, когда у кого-то из постояльцев возник вопрос с ключом, и консьерж вывел на экран список проживающих в отеле. Но даже с именем эта женщина не перестала быть для меня незнакомкой.

Через открытые стеклянные двери ресторана я видел, как неспешно она подходит к столу, выбирает сыр, маленькие булочки, фрукты, как делает заказ.

Спокойная, выдержанная, аккуратная.

В отеле она проводила мало времени. Уходила вскоре после завтрака и возвращалась вечером, когда смеркалось. Всегда одна.

Но вместе с тем мне казалось, что незнакомка кого-то или чего-то ждала. Перед тем как выйти на улицу, она часто проверяла свой телефон на наличие звонков и сообщений, не расставалась с ним и спускаясь в ресторан.

Безусловно, я видел, что было на дисплее телефона. Дата. Время. И ни одного звонка. Ни одного послания.

А потом в ней что-то надломилось. Сломалось. Как будто она перестала ждать. И, выходя по утрам на улицу в моросящий серый дождь, больше не проверяла телефон. Думаю, незнакомка его с собой просто не брала. Как не брала и зонт. Помню, тогда я подумал: «Вот так в человеке умирает надежда».

Она стала возвращаться гораздо позднее. Ночами. Промокшая и потерянная. Влажные волосы небрежно обрамляли грустное лицо с потухшими глазами. И даже запах дождя не мог перебить горечь герани. Мне казалось, что эта женщина возвращалась только для того, чтобы сделать передышку, отогреться после холодного одинокого дня, прежде чем уйти вновь. Да и цветок требовал ухода. Это может показаться странным, но я точно знал, что она не бросит свой цветок.

Момент, когда появился мужчина, я упустил. Точнее, не обратил на него внимания. Может быть, все дело в том, что в новом постояльце не было ничего особенного. Просто высокий мужчина в темном пальто.

В тот день в отеле проходили съемки (а надо сказать, что это для нас не редкость), приехало много людей, было шумно, кто-то занимался установкой освещения и аппаратуры, кто-то говорил по телефону, все искали управляющего и ждали появления кинозвезды, которая должна была сниматься в фильме.  Поэтому неудивительно, что мужчину я упустил, заметив лишь, что у стойки регистрируется новый постоялец. Не проводил до лифта. И позже не увидел, как он вышел в город.

Прибывшая к тому времени невероятно красивая и знаменитая актриса показалась мне более интересной.

Но возвращение мужчины незамеченным не осталось. Было уже очень поздно, и улицы почти опустели. Фары спешащих машин больше не освещали мостовые, полностью предоставив это дело  фонарным столбам.

Войдя внутрь, он быстрыми шагами направился к лифту, не останавливаясь и не оглядываясь. Следом торопливо шла незнакомка. Почти бежала. Ее огромные глаза, казалось, занимали большую часть лица. В них были испуг, замешательство и что-то такое, чему я не могу дать точное определение. А еще они блестели. Впервые за долгое время я уловил блеск в этих грустных глазах.

И почему-то сразу было понятно, что, хотя мужчина зарегистрировался в отдельном номере, поднимутся они все равно в один – в ее.

Утром мужчина и женщина спустились вдвоем. Но не вместе. Если вы понимаете, что я имею в виду. Он снова шел впереди. Она послушно следовала за ним. Никаких разговоров, взглядов, прикосновений.  Ничего, что говорило бы об их близости. И все же... все же что-то между этими двумя происходило.

Завтрак прошел в полном молчании, мне хорошо был виден их столик. Мужчина на свою спутницу почти не смотрел, но если взгляды все же случайно встречались, женщина не выдерживала первая, отводя в сторону глаза от его пристального внимательного взгляда. Она выглядела осунувшейся, измученной, виноватой и... почти счастливой.

Днем они вышли на улицу. Все также вдвоем и порознь одновременно. Но когда достигли дороги, которую надо было перейти, мужчина вдруг нашел ее пальцы и сжал их в своей ладони. Он уверенно пересекал проезжую часть перед замершими на красный свет автомобилями, а когда оказался на другой стороне, так и не отпустил маленькую женскую руку. Я смотрел, как неспешно удалялись их фигуры, постепенно становясь все меньше и меньше, превращаясь в две темные точки. Они шли в сторону садов Тюильри, туда, где в тумане едва заметными очертаниями угадывалось колесо обозрения.

А когда пришло время возвращаться, две руки были все также тесно переплетены. Ни один замок не смог бы приковать их друг к другу прочнее, чем эти крепко держащие друг друга пальцы.

На следующий день они уехали. Женщина спустилась первой. На сгибе ее локтя висела дамская сумочка, а в руках был глиняный горшок с подросшим и окрепшим цветком. Она поставила цветок на маленький столик, а сама расположилась рядом на старинном диване, присев на краешек и держа спину прямо. Стала ждать. Сначала обвела взглядом интерьер, потом некоторое время смотрела в окно и, наконец, открыв сумочку, достала книгу. На обложке было написано: «Эрнест Хемингуэй». Раскрыв ее на том месте, где остановилась ранее, стала читать. Мне очень хотелось узнать, о чем она читает, но я успел выхватить только одну фразу, потому что вдруг обратил внимание на закладку. Это был лист бумаги, размером с формат книги, испещренный с двух сторон мелким, словно бисер, почерком. Стихи! Ее стихи... очень личные. Читать их было неудобно и неправильно. Но кто из нас без греха? Мне так сильно хотелось проникнуть в тайну незнакомки, что я не смог удержаться и, пытаясь разобрать ее торопливые буквы, в очередной раз чуть не пропустил появление мужчины.

Он вышел из лифта, везя за собой небольшой женский чемодан на колесиках.  Все его вещи уместились в сумке через плечо. Мужчина направился к стойке, чтобы сдать номер, но увидел ту, за которой приехал, и замер. Он смотрел, как она читает, как недовольно хмурит брови, потому что прядь волос упала на лоб и, не отрывая глаз от текста, убирает с лица непослушные волосы. Он смотрел, как она переворачивает страницу, а потом вдруг вновь возвращается к предыдущей, чтобы перечитать ее сначала. Он смотрел, как найдя в книге что-то особенное, она на несколько мгновений прикрыла глаза, словно пробуя слова на вкус.

Он смотрел, и черты его сурового лица смягчались. Он ее любил.

Наконец, отведя глаза от хрупкой фигуры на диване, мужчина направился к стойке.

Услышав его голос, женщина подняла голову. Книга тут же захлопнулась и была отложена в сторону. Все повторилось с точностью до наоборот. Теперь уже женщина, не отрываясь, смотрела на высокую мужскую фигуру, и глаза ее  при этом лучились каким-то необыкновенным внутренним светом, мягким и теплым. Как она на него смотрела! Сияла. И была в тот момент настолько прекрасна, что вдруг показалась мне намного красивее той кинозвезды, что снималась здесь два дня назад.

Исчезла герань. Духи были другие. Легкий нежный аромат незримо обволакивал тонкий силуэт. Она пахла духами и им. Тем мужчиной.

Я провожал их через огромные, почти до самого пола, окна. Таксист грузил в багажник чемодан и небольшую дорожную сумку. Мужчина открыл для женщины дверцу машины и ждал, пока она устроится на заднем сиденье, чтобы потом передать цветок.

Все очень буднично и привычно. Я по несколько раз в день наблюдаю подобные вещи.

Они уехали.

А на диване осталась лежать недочитанная книга. Позже ее отнесли в комнату забытых вещей.

Я так и не узнал, что произошло между двумя этими людьми, почему она приехала в Париж одна, почему при встрече его лицо было замкнутым, а ее – виноватым. Я даже не знаю кто они друг другу: супруги или просто любовники. Все это осталось их тайной. Тайной двоих. Знаю только, что если Библия права в своих изречениях, то эта конкретная женщина была сотворена из ребра взявшего ее за руку мужчины. Она была его частью.

И теперь каждый раз, когда я вижу, как переходя через дорогу, мужчина берет за руку женщину, я вспоминаю ту необычную пару

Интересно, а они? Они хотя бы иногда вспоминают Париж?

В той забытой книге было написано: «Париж никогда не кончается, и каждый, кто там жил, помнит его по-своему».*

_______

*Э. Хемингуэй «Праздник, который всегда с тобой»

Приложение

Стихотворения, оставшиеся вместе с книгой в комнате хранения забытых вещей.