Ф.Шандернагор «Королевская аллея»

Раритеты исторического любовного романа.  Франсуаза Шандернагор  «Королевская аллея»

Франсуаза Шандернагор (фр. Franсoise Chandernagor, род. 19 июня 1945, Палезо, Эсон, Франция) — французская писательница, работающая в жанре исторического любовного романа, член Гонкуровской академии с 1995 года. Автор исторического любовного романа «Королевская аллея» (1981,  экранизирован в 1996 году),  опубликованного на русском языке всего один раз  в 1999 году и быстро ставшего  библиографической редкостью.

Франсуаза Шандернагор родилась 19 июня 1945 года в городе Палезо (департамент Эсон) во Франции. Выросла в среде политиков. Её отец  — французский политик Андре Шандернагор, бывший председатель генерального совета департамента Крёз (1958—1981), министр по делам Европы (1981—1983), бывший депутат французского парламента и министр в правительстве Пьера Моруа (французского политика-социалиста, премьер-министра Франции  в 1981—1984 гг.).  Франсуаза окончила Институт политических исследований в Париже и получила степень магистра государственного права. В возрасте 21 года, в 1966 году, поступила в Высшую Национальную школу администрации, получила диплом юриста и окончила её в звании майора, став первой женщиной, получившей это звание. Работала на государственной службе, в частности, с 1969 года работала  судьёй Государственного совета,  а также  выполняла различные судебные функции. Также занимала ряд должностей в иностранных юрисдикциях в сфере культуры и экономических услуг. Также брала на себя ответственность в качестве добровольца в благотворительных организациях, в том числе была вице-президентом «Фонда Франции» до 1988 года и вице-президентом «Фонда Aguesseau».

Проработав 20 лет судьёй коммерческого суда, Франсуаза Шандернагор вышла из администрации в 1993 году, отказалась от карьеры, оставила юриспруденцию и политику для того, чтобы целиком посвятить себя писательской деятельности. Пишет романы на современные и исторические темы, проявив себя блестящим стилистом и знатоком истории, — в частности, истории Франции XVII—XVIII веков. В настоящий момент Франсуаза Шандернагор — автор более десяти романов, два из которых были экранизированы, и одной театральной пьесы. Произведения писательницы переведены на 15 языков мира.

Известность писательнице принёс роман «Королевская аллея» (1981; на русском языке опубликован в 1999 г. в издательстве «МИК» в переводе И. Волевич). Книга получила две литературные премии: книжную премию «Амбассадор» и главную премию читательниц журнала «Эль» в 1981 году и была экранизирована в 1996 году (мини-сериал «Путь короля» режиссёра Нины Компанеец с артистами Доминик Блан и Дидьё Сандром в главных ролях). Роман  переведён на многие языки и до сих пор пользуется огромным успехом. Книга представляет собой искусную стилизацию автобиографии морганатической  супруги короля Франции, основанную на глубоком и доскональном знании исторических реалий XVII века. Героиня романа — Франсуаза д'Обиньё, маркиза де Ментенон,  внучка предводителя гугенотов Теодора-Агриппы д’Обиньё, сподвижника Генриха IV,  женщина, которая родилась в тюремной камере Ниора, провела детство на Антильских островах, была замужем за  поэтом-калекой Полем Скарроном  — одним из умнейших и образованнейших людей своего времени, состояла в тайном  браке с Людовиком XIV  — «Королём-Солнце» — и окончила свою жизнь, дожив до глубокой старости,  в Сен-Сире  — первой светской женской школы Европы, основанной ею вместе с королём. Блестящий стиль, достоверность фактов, опирающихся на исторические документы (в частности, на переписку самой маркизы де Ментенон), необыкновенная занимательность повествования — вот черты, отличающие роман «Королевская аллея» и снискавшие ему любовь читателей многих стран.

Среди других самых известных книг Франсуазы Шандернагор: «Уроки тьмы» (фр. «Lecons de tenebres») (1988), «Дитя просвещения» (фр. «L'Enfant des Lumieres») (1995). За это произведение писательница получила в 1995 г. литературную премию Sola Cabiati de Paris. Эта книга была экранизирована в 2002 г. Не меньшим успехом пользовалась трилогия из жизни французского общества 1960—1980-х гг. («Несравненная» (фр. «La Sans Pareille»), «Архангел из Вены» (фр.  «L'Archange de Vienne»), «Дитя и волки» (фр.  «L'Enfant aux loups»); 1988). Эти произведения в 1990 году получили приз Шатобриана. В 1988 году писательница написала книгу «Первая жена» — исповедь немолодой женщины, переживающей развод с мужем после трёх десятков совместных лет. В 2002 году писательница написала книгу «Дом» (фр.  «La Chambre»), в которой ввиде искусной стилизации под мемуары описывается жизнь ребёнка, являющегося на самом деле маленьким Людовиком XVII, в плену у революционеров. В 2003 г.  за это произведение писательница получила приз Fondation Pierre-Lafue.

В последние годы Франсуаза Шандернагор обратилась к истории Древнего Египта и начала писать историческую трилогию под общим названием «Забытая царица» (фр. «La reine oubliee»), посвящённую дочери Клеопатры и Марка Антония — Селене. В 2011 году была опубликована первая книга трилогии под названием «Дети Александрии» (фр. «Les Enfants d'Alexandrie») (гран-при Palatine за лучший  исторический роман,  2011 г.) (на русском языке опубликована под названием «Селена, дочь Клеопатры»). В 2012 году была опубликована вторая книга трилогии под названием «Дамы Рима» (фр. «Les Dames de Rome») (на русском языке опубликована под названием «Селена. Кольцо Клеопатры»). В настоящее время писательница работает над заключительной книгой трилогии «Забытая царица» под названием «L’Homme de Cesaree» (что дословно переводится как «Человек Цезаря»). Книга готовится к выходу в свет в ближайшее время.

В 1969—1993 гг. Франсуаза Шандернагор была членом Государственного совета. С июня 1995 года является членом Гонкуровской академии. С апреля 2007 года является Офицером ордена Почётного легиона, с 13 ноября 2014 года — Кавалером Большого Креста ордена «За заслуги». Вице-президент ассоциации «За свободу истории». Обладатель ряда литературных премий за исторические романы. Франсуаза Шандернагор дважды была замужем и является матерью троих сыновей.

Отрывки из статьи «Французская литература выходит из чистилища», журнал «Иностранная литература», 1999 г., №10. Составление и перевод с французского Натальи Мавлевич. Сокращения: «ИЛ». — «Иностранная литература», Ф.Ш. — Франсуаза Шандернагор.


«Иностранная литература». Давайте познакомимся.

Франсуаза Шандернагор. Я писатель поколения 80— 90-х годов — моя первая книга вышла в 1981-м. До нас была «ангажированная» литература, потом «новый роман», сейчас же нет больше школ, роман получил некоторую свободу, которой я дорожу. Ни к какому направлению я не примыкаю. Во французской литературе чувствую себя маргиналом. Во-первых, потому что я женщина. Во-вторых, потому что не принадлежу к литературным кругам. Я не журналист, не филолог, у меня юридическое и политическое образование, я двадцать лет проработала судьей коммерческого суда. А это совсем другая среда. В литературный мир я пришла как иностранка, и меня не слишком радушно приняли. Кроме того, у меня не зеленые волосы, я не употребляю наркотиков, не живу под мостом — форменная маргиналка! И даже теперь я часто боюсь допустить бестактность. Для меня часто бывает новостью то, что всем известно: кто с кем спит, кто кого издает и так далее, и потому я предпочитаю помалкивать и слушать.

«ИЛ». Как же вас занесло в литературу?

Ф. Ш. Писать я начала давно. Это мое призвание, но я не знала дороги, в семье писателей не было, и родители были бы в ужасе, если бы я пожелала выбрать профессией литературу. Впрочем, я не жалею — литературное образование часто выхолащивает. Кто привык препарировать тексты, уже не может писать наивно, а для писателя это необходимо. Надо быть очень наивным человеком, чтобы думать, будто другие поверят тому, что ты придумаешь. С другой стороны, юриспруденция — это другой язык. Долгое время я чувствовала себя билингвом: днем изъяснялась на одном языке, вечером писала на другом.

С недавних пор я член Гонкуровской академии, а это значит, что треть всего времени уходит на чтение. Но мне это нравится, это открывает панораму современной французской литературы, о которой я прежде не имела понятия.

«ИЛ». В последнее время во Франции особенно обострился интерес к событиям 1968 года. Как будто май 68-го — некий переломный момент в истории, культуре, литературе. По нашим российским меркам ничего особенного в те дни не произошло: ну, сожгли студенты десяток автомобилей, побили стекла, пошвыряли самодельные гранаты, подрались с полицией. Почему это называется революцией? И почему именно сегодня об этом столько спорят?

Ф. Ш. В мае 68-го я училась в Париже и снимала квартиру вместе с тремя другими студентками: двумя троцкистками и одной маоисткой. Они, конечно, ходили на баррикады. Я, как все молодые, хотела перемен, была против де Голля — слишком авторитарного, слишком старого. Но представить себе, что во Франции будет режим Мао?! И потом, эти революционеры были так ужасающе серьезны, у них совсем не было чувства юмора!

«ИЛ». Разве «новый роман» массам понятнее, чем «старый»?

Ф. Ш. Мы, безусловно, проживаем хотя материально благополучную, но трудную эпоху. Экономический кризис, крах идеалов 68 года (как выясняется, секса мало для счастья!) исчезновение религиозных, духовных ценностей, падение коммунизма и прочих идеологий — люди растерянны. Нет церкви, нет идеологии... и теории для романа тоже нет. Хотя как раз это последнее, по-моему, очень хорошо. Мало когда французская литература была так свободна. А писатель должен быть свободен. Как говорил Жан Кокто: пусть каждая птица поет на своем дереве. Но если писатели довольны, то литературоведы — нет. Они любят теории. Сегодня Франция потеряла статью экспорта: она больше не экспортирует литературные теории вроде «нового романа», структурализма. А этот товар пользовался спросом. Никто так не писал, потому что это ужасно скучно, однако книги покупались и изучались — как же, теория! Правда, и писатели вместе со свободой обрели некоторые неудобства. Когда ты говоришь: я принадлежу к такой-то школе, это защищает и рекомендует тебя как фирменная марка.

Мне кажется, основная проблема современной литературы — это засилье американского романа и пристрастие к нему нынешних критиков. В мире преобладает английский язык, французская литература перестала быть доминирующей — это данность, и это имеет экономические корни. Американское могущество не с культуры началось, а вкус к американской литературе особенно распространился во Франции всего лет пятнадцать тому назад. Как и к американскому кино. Надо учесть, что средний уровень переводных книг выше, чем средний уровень французских, — ведь издатели отбирают то, что уже имело успех на родине.

У американцев особое отношение к времени. Я люблю итальянское, русское, французское кино, где смотришь и успеваешь понять, пережить. В американских же фильмах все так сжато, сокращено, что ничего понять невозможно. С такой же бешеной скоростью развивается действие романов, детективов: глотай скорей, пережевывать некогда! Наша молодежь сформирована — или деформирована! — этой продукцией и ничего другого не хочет. А взгляните, какие книги разбираются на страницах газет: одни американские и английские названия!

«ИЛ». Но почему?

Ф. Ш. Потому что их гораздо больше на рынке. К тому же американские книги подкрепляются готовыми пресс-досье. Нетрудно выбрать: ага, вот эта книга имела успех в Америке! А как выбирать в развале французских книг? Отзывов нет, легче наткнуться на ерунду. Да и не распробуют французскую литературу читатели и критики, вскормленные на американской.

«ИЛ». Гонкуровский лауреат-женщина — это ведь, кажется, случай довольно редкий. Между тем писательниц, и отличных, во Франции немало. Каково их положение в литературном мире?

Ф. Ш. Во Франции положение пишущих женщин гораздо хуже, чем, например, в Англии или в США. В Англии почтение к писательницам — традиция, идущая с прошлого века. У нас в XIX веке была Жорж Санд, одна в окружении мужчин. Ее уважали, но она была, так сказать, суперзвездой. Кроме того, ей создавали престиж влиятельные любовники. Но профессионально ее ценили невысоко, скорее относились как к этакому курьезу. Так или иначе, путь для других женщин она не проторила. Правда, нельзя отрицать, что в какой-то степени литература все же феминизируется. Раньше во Французской академии не было ни одной женщины, теперь две (впрочем, обе не писательницы, а ученые). Две на сорок человек — и это уже много! В Гонкуровской академии больше. Эдмон Гонкур изначально пожелал, чтобы в состав жюри входили женщины. Первой была Жюдит Готье, дочь Теофиля. Позднее была избрана Колетт. Теперь нас там трое из десяти: Франсуаза Малле-Жорис, Эдмонда Шарль-Ру и я...

Однако, хотя две трети читателей — женщины, две трети издаваемых авторов — мужчины. Почему? Ответа на этот вопрос я не знаю, но думаю, что уже при первом, возможно бессознательном, отборе рукописи мужчины имеют больше шансов быть принятыми всерьез. Далее — почти все издательства возглавляют мужчины, женщина-издатель — большая редкость. На более низком уровне, где нужна кропотливая работа или обаяние, — пожалуйста! Агенты по связям с прессой почти все женщины. В литературной критике тоже заправляют мужчины. Практически везде, кроме «Монда», критическими отделами руководят мужчины. Даже в женском журнале «Эль»! Крупные теле- и радиопередачи опять-таки ведут мужчины. А у мужчин другое восприятие, они и о романах судят по-своему. Это уже преграда. В литературном мире достаточно сильно женоненавистничество. К тому же в этой среде немало гомосексуалистов. Я ничего против них не имею, но они часто очень плохо относятся к женщинам. У них свои проблемы, но мы тут ни при чем!

«ИЛ». У нас в запасе осталось три довольно банальных анкетных вопроса, на которые мы просим вас ответить. Первый из них: ваши литературные вкусы, любимый писатель или писатели?

Ф. Ш. В каждом языке есть мастера стиля, великие для своей культуры, но, так сказать, неэкспортабельные. Для меня это Расин и Шатобриан. Кроме того, я обожаю Бальзака. Сегодня школьники его уже не читают: слишком медленно развивается действие, слишком непонятна эпоха. Поэтому мало читают и русскую классику. Мое поколение читало всего Чехова, а наши дети... Ну, я своих хоть рассказы заставила прочитать. Зато они читают Золя: то, что он описывает, ближе, и он все объясняет. Из французов чту Пруста. Это, наверное, самый умный наш писатель. Кто из авторов ХХ века останется в истории? Я думаю, среди трех-четырех лучших останется Жан Жионо. Есть еще мало оцененный писатель необыкновенной творческой мощи — это Сименон, он ведь не одни детективы писал. Останется Жюльен Грак, но скорее как эссеист — он прекрасный, тонкий читатель. Сартр и Камю как писатели вряд ли уцелеют. Разве что «Постороннего» будут читать. Арагон? Мы о нем часто говорим — он ведь одно время состоял в Гонкуровской академии. Останется часть его поэзии, конечно не «партийной». От «нового романа» не останется ничего. Может быть, будут помнить Дюрас как второстепенного автора. Саррот, по-моему, читать скучно. Селин... я признаю, он мастер стиля, но прочесть больше четырех страниц подряд не могу — задыхаюсь. И потом, его политические взгляды...

Из русской классики я, как все, знаю и ценю Толстого, Достоевского, Чехова, которого с возрастом люблю все больше. Мне так нравится его человечность. И это искусство лаконизма — вот то, чего я не умею. Из более поздних... Булгаков. Солженицын скучноват, хотя первые книги я читала с удовольствием.

«ИЛ». Можно ли назвать кого-нибудь французским Пушкиным?

Ф. Ш. Наверное, нам невозможно представить себе, что значит для вас Пушкин. Я читала его, знаю все производные от него оперы: «Борис Годунов», «Пиковая дама», «Евгений Онегин». Но назвать гения Франции?.. В XIX веке сказали бы — Гюго. Жид повторил это и прибавил: увы! Гюго, как Пушкин, работал во всех жанрах, он великий писатель, поэт, он сыграл важную роль в политической жизни. Но он не абсолютный гений языка, сегодня уже не абсолютный. Пруст? Тоже нет. Возможно, сейчас больше всех почитают его, но это автор одного, пусть колоссального, произведения, не поэт, не мыслитель. Нет, я не вижу эквивалента для Пушкина. Можно было бы назвать по классику в каждом жанре. Для философской прозы — Декарт, для мемуаров — Сен-Симон, но человека, блиставшего во всех жанрах, да еще и основателя национальной литературы у нас нет. Вольтера и других великих просветителей больше не читают. Вольтер-поэт не так уж хорош, драматург — тем более, полемика его никого давно не волнует. Лично я считаю веком высочайшего расцвета языка XVII. В ту эпоху язык еще был мощным, богатым, страстным, сохранял религиозный пафос. В XVIII язык иссушается, делается бесплотным, приспособленным для игры интеллекта. В дальнейшем деградация все увеличивалась, а в XX веке этот процесс усугубился неизбежным влиянием английского...

«ИЛ». И наконец, последний вопрос: ваши литературные планы?

Ф. Ш. У меня есть два проекта: один роман будет исторический, я уже почти закончила подготовительную работу в библиотеках, другой — на материале 40—50-х годов нашего века. Это будет своеобразное продолжение темы, которая звучала в романе «Дитя Просвещения». Там речь идет об отношениях матери и сына, живущих в разных мирах, здесь в центре внимания отец и дочь. Там аристократка, пережившая разорение и позорную смерть мужа, спускается вниз по социальной лестнице, здесь выигравший в лотерею бедняк резко поднимается вверх. Но не знаю, получится ли у меня: ведь главный герой — мужчина.

Источники: по материалам «Википедии» (франц., русск.), официального сайта писательницы (http://www.francoisechandernagor.com/          ), а также статьи «Французская литература выходит из чистилища» (журнал «Иностранная литература», 1999 г., № 10) (http://magazines.russ.ru/inostran/1999/10/krugly.html            ).