Блоги | Статьи | Форум | Дамский Клуб LADY

Исторические зарисовки за чашечкой кофеСоздан: 06.03.2014Статей: 4Автор: CappuchinaПодписатьсяw

Герцогиня из Эно, или Полотно судьбы 4

Обновлено: 22.02.15 01:11 Убрать стили оформления

дворец      6.

Позже, когда герцог Ланкастер удалился в отдельный зал в своих покоях, чтобы принять нескольких просителей, а затем провести заседание Совета Кастилии, королем которой он все еще именовался, граф Саффолк, прибывший в Савойский дворец на собственном судне, отправил своего сквайра к лодочникам с приказом готовиться в путь.

- Вы воспользуетесь гостеприимством нашего Monseigneur de Castille? - с едва заметной улыбкой спросил он у маленького, вечно сердитого Перси, который, прищуриваясь, оглядывал огромный, освещенный факелами и свечами зал, все еще заполненный людьми и тенями. - Надеюсь, мы не ошиблись, сделав ставку на него. Я и Уорвик, вы и ваш брат.

Перси нахмурился, не желая признавать, что его собственный лондонский особняк не шел ни в какое сравнение с комфортом и удобством расположения главной резиденции Ланкастеров. Его род процветал на севере, в приграничных с Шотландией землях, большая часть дохода от которых уходила на поддержание огромного замка Алнвик в Нортумберленде.

- Вопрос в том, хочет ли герцог лишь укрепления власти своего отца и племянника, или в его планы входит корона Англии для него самого, - продолжал Саффолк, как ни в чем не бывало. - Куртене и Уикхем верят в последнее. А герцог - человек мстительный, у него явно личный зуб на их преподобия, хотя еще пару лет назад, перед тем как мы отправились во Францию, Уикхем был назначен распорядителем его имущества. Иногда мне кажется, что речи Ланкастера сильно попахивают ересью.

- Меня беспокоит, что он повсюду таскает с собой этого еретика, Уиклифа, - нехотя проворчал Перси, переступая с ноги на ногу. -  Притом, что вовсе не разделяет его глупых философствований насчет реформирования церкви. Нет, Уиклиф нужен ему лишь для посрамления епископов. У этого оксфордского книжника язык подвешен так, что он уж обоснует все, что нужно герцогу, комар носу не подточит, все в соответствии с Писанием. Но вы правы, лорд Уильям, характер у него испортился. Я едва смог уговорить его отказаться от идеи казнить де ла Мэре. Тот, конечно, зашел слишком далеко в оскорблении старого короля. Все бы ничего, жалкий человечишка, из крестьян, да и граф Марч поостережется теперь вступиться за него, но вы представляете, какой бунт может устроить Палата общин и лондонские горожане? Им-то дерзости де ла Мэре явно пришлись по вкусу. А вот милорда герцога не жалуют, особенно с тех пор, как он вернул леди Перрерс.

Саффолк беспокойно оглянулся по сторонам, подумав, что никогда не стоит быть слишком беспечным. Подслушанные невзначай речи могут дорого обойтись!

- Да еще и бастарды, которых он выставляет напоказ. Он так гордится ими, словно это маленькие принцы крови.

-  Что ж, всяк любит своих детей, даже зверь лесной, отчего бы и герцогу их не любить? Признайте, эта вдова, леди Суинфорд, хороша, - Перси выразительно причмокнул и подмигнул собеседнику. - И все же, не следует дразнить гусей. Попробую убедить его почаще показываться с законной супругой, а то служанки моей жены болтают, что он держит герцогиню в заточении в отдаленном замке.

 

 - Хочу сказьку про Мелюзину! - завел тоненький голосок трехлетнего мальчугана. Раздался плеск воды, а затем веселый детский смех, серебристым эхом улетевший к высокому каменному потолку банной комнаты.

- Сначала вы, мастер Джон, должны перестать щекотать мастера Гарри и дать мне вымыть вам голову, а лишь потом будет сказка, - притворно суровым голосом сказала мальчишкам, сидящим в теплой воде в деревянной лохани под полотняным навесом, Хавиза, дородная розовощекая служанка, которую Кэтрин давным-давно взяла себе из деревни в Кеттлторпе. - Эми, принеси-ка еще горячей воды, да закрой за собой дверь поплотнее, чтобы не было сквозняка. Я добавила им в воду отвар лаванды и котовника, миледи, чтобы спали как ангелы, - добавила она, обращаясь к Кэтрин, которая осторожно расчесывала крупным гребнем длинные, еще влажные волосы своей старшей дочери, Бланш.

- Как мне нравится аромат лаванды, мама! - воскликнула Мэгги Суинфорд, рыженькая пухленькая девчушка, болтая ногами под длинной, льняной сорочкой, греясь перед очагом. Две сестры были похожи как две горошины в стручке, но неуловимым образом, там, где тонкие черты Бланш складывались в притягательной гармонии, круглое личико Маргарет все больше напоминало Кэтрин о ее грубоватом покойном муже.  "А в Кеттлторпе мне иногда приходилось мыться в холодной воде, как крестьянке", - с легкой ностальгией вспомнила она, любуясь узорчатой плиткой на полу. Во дворце герцога Ланкастера не было недостатка в удобствах, включавших отапливаемые банные и особые приватные комнаты для справления телесных нужд. Впрочем, в городах даже бедняки могли воспользоваться публичными банями, которых только в Лондоне было не меньше тридцати, продолжая тем самым принесенные в древние времена обычаи римлян.

- Сказьку, Хавиза, - напомнил Джон, фыркая и жмурясь от воды, которой служанка поливала его голову. Годовалый Гарри, как всегда, подхватил за братом,залепетав одно из немногих слов, которые уже умел говорить: "Хавиза, Хавиза, Хавиза".

- Давным-давно, может, лет четыреста назад, жил да был один могущественный лорд, и звали его Фальк Анжуйский по прозвищу Черный, - завела, наконец, служанка свой рассказ. - Много странствовал он по свету, воевал с нехристями в Святой Земле, и вот однажды вернулся в родной замок, но не один.

Дети затаили дыхание, даже Бланш, которой исполнилось тринадцать.

- Граф Фальк привез с собой жену, красавицу, равной которой не было на белом свете. Была она смуглой, с волосами, черными и блестящими, как оперенье ворона. Графиня родила ему троих сыновей и дочь, красивых, здоровых и умных. Но от матери им передалось также нечто темное, что люди поняли не сразу, так как графиня жила уединенно, почти как монашка, - Хавиза поджала губы и сделала знак няньке. Обоих малышей, розовых и томных, подхватили, вытащили из лохани и завернули в подогретые полотенца. - Но к Мессе она ходила очень редко и никогда не принимала святого причастия. Муж любил ее, но ему стало любопытно, и однажды он потребовал, чтобы жена сопровождала его в церковь на обедню вместе с детьми. Бледная и дрожащая, вошла она в храм, становясь все беспокойнее, пока шла служба, - женщина понизила голос, - Хотела убежать, но возле дверей церкви граф Фальк поставил стражников. И вот, в тот миг, когда священник, совершая причастие, подал ей облатку- тело Христово - графиня закричала страшным, звериным голосом. За спиной ее раскрылись огромные крылья, сзади вырос хвост, а на руках когти, во взгляде вспыхнуло адское пламя! Она схватила двоих своих сыновей и в тот же миг вылетела в окно. Вот так и открылась правда! Ибо все, кто это видел, поняли: то была Мелюзина, дочь дьявола!

- А что стало с третьим сыночком? - вдруг спросила, заикаясь, Маргарет, которая, как перепуганный котенок, прижалась к матери.

- Он вырос, стал рыцарем, однажды взял себе жену и положил начало славному роду, от которого происходит и наш добрый король Нед! - торжественно заключила Хавиза и посмотрела на маленького Джона Бофора. - Это и ваш предок, мастер Джон, и мастера Гарри тоже! Вот от кого эти черные кудри и карие глазки, - она пощекотала нежные пяточки, и ребенок снова засмеялся. - Интересно, у нового крошки тоже возобладает темная анжуйская кровь, или он будет похож на вас, миледи?

Молодая женщина вспыхнула, невольно приложив руку к животу, и оборвала дерзкую служанку:

- Глупости, Хавиза! Это все глупые сказки, не более того! - она быстро повязала ленточку на длинную косу Бланш, которую закончила заплетать ей на ночь, и поднялась, уперев руки в бока. - Хороша же ты, утверждать, что король, а с ним и милорд герцог, происходит от Сатаны! Слышал бы тебя наш капеллан, брат Мартин! - и Кэтрин, а вслед за ней и девочки, быстро перекрестилась.

Матвей, Марк, Лука и Иоанн,

Следите за постелью, на которой я лежу:

Четыре угла у моей постели,

Четыре ангела там расположились,

Один в голове, один в ногах,

И двое - чтобы проводить меня до небесных врат;

Один - чтоб петь, и два -  молиться,

И один, чтобы унести мою душу.

 

Повторив эту молитву, которой сама Кэтрин выучилась еще в раннем детстве, девочки быстро забрались в свою постель. Они делили одну комнату с малышами Бофорами и их няньками, правда, Бланш с недавних пор умоляла мать поместить их отдельно, завидуя брату Томасу, который недавно был переведен в пажи и начал службу вместе с юным Генри Болингброком, единственным законным сыном Джона Гонта, в замке барона Уэйка. Девочка немало гордилась тем, что является крестницей герцога и, вдобавок, была уже почти помолвлена: недавно герцог предложил Кэтрин выдать Бланш за наследника рода Дейнкур.

- Пусть на этот раз у тебя родится девочка, мама, - сонно прошептала вдруг Маргарет, нащупав в полутьме руку матери. - Мелюзина забирает только мальчиков.

Она бы и выбросила из головы болтовню Хавизы, но позже, после тихо произнесенных слов, открытых и запертых вновь дверей, сброшенного бархата и шелка их одежды, вновь в их убежище, островке посреди огромных покоев, которые назывались даже не герцогскими, а Парадными, Les Grands Appartements, ей вдруг пришло в голову игриво спросить, знает ли Джон легенду о дочери дьявола, вышедшей замуж за его предка.

- Сын Мелюзины? - он нехотя приоткрыл один глаз и вздохнул, давая ей понять, что, хотя он всем доволен, полным счастьем будет заснуть и хоть немного отодвинуть грядущий день. - Если твоя Хавиза говорила о графе Фульке Анжуйском, то тот из них, кого за скверный характер прозывали Черным, помнится, был женат дважды. Я происхожу от Эрменгарды, дочери второй жены, которая стала прабабкой первого Плантагенета.

Кэтрин даже почувствовала некоторое разочарование.

- Впрочем, припоминаю, дьявольское пламя в его истории все же присутствовало, - добавил, после короткого раздумья, герцог. - Так как первую графиню сожгли у позорного столба, когда Фульк узнал о том, что она изменяет ему с вилланом. Тебе хочется, чтобы я происходил от Сатаны, а, женщина? - поддразнил он ее и погладил ее слегка округлый живот, в котором таилась новая жизнь. Не придумав ответа, она лишь устыженно поцеловала его сонные глаза, усталые и в мелких морщинках. Но в темноте ей все равно чудился яростный и беззащитный взгляд женщины, разоблаченной в своей истинной сущности, женщины, потерявшей своих детей.

Утром, когда Кэтрин спустилась в Большой Холл, чтобы переговорить с сапожником, приехавшим из Лондона, ее остановил один из пажей в белой с синим тунике.

- Миледи, мне поручено проводить вас в приемную залу, - поклонился ей долговязый юноша. Люди расступались, когда она шла, кто-то узнал ее, но многие видели в ней лишь знатную молодую леди в богатом наряде. В моду вошел чепец из гофрированного, накрахмаленного полотна, но она предпочитала, как и прежде, прически из горизонтально уложенных в сетку-креспин кос. Ведь какой толк от красивых густых волос, если их прятать под материей?

- Кэтрин!

В этот момент из дверей залы, распахнутых стражниками, выходила большая разномастная процессия из рыцарей и горожан в темных одеждах зажиточных купцов. Кэтрин с изумлением узнала в одном из них своего зятя Чосера, который с лукавой улыбкой расцеловал ее в обе щеки.

- Что вы здесь делаете, сир Джеффри? - она вспомнила, что в последний раз видела своего родственника не меньше месяца назад и полагала, что он поглощен своими обязанностями в Лондонском порту. Филиппа, ее старшая сестра, не желая терять выгодную и необременительную должность, все еще служила при дворе герцогини Ланкастер в Хертфорде, где с ней пребывали и дети, но часто отлучалась домой, как она утверждала, по состоянию здоровья.

- Как всегда, стараюсь на благо короля и Англии, - в серых, как у нее, только без зеленоватого отлива, глазах Чосера мелькнули лукавые чертики. - Милорд герцог проводит собрания с представителями общин в преддверие сбора Парламента в Вестминстере. А ваш скромный слуга призван выступить экспертом по вопросам налогов и таможенных пошлин, в особенности, пошлины на вывоз шерсти и "корабельного сбора" на импорт вина.

- Леди Суинфорд! - объявили у дверей, и Кэтрин, получив обещание Чосера разыскать ее позже, вновь последовала за  пажом.

Ей редко приходилось видеть герцога в официальном обличьи, восседающем на королевском троне, где соединились все его геральдические символы: леопард Плантагенетов, французская лилия Капетингов, красный лев в короне Леона и золотая башня Кастилии.  В это время дня он обычно принимал посетителей, число которых значительно возросло с тех пор, как Джон Гонт стал фактическим правителем Англии при немощном монархе. 

Его голову покрывала, по обычаю, меховая шапка, увенчанная узкой золотой короной, длинная мантия была заткана золотом и подбита мехом горностая и соболя. В этом парадном и варварски роскошном одеянии он участвовал в Королевском совете, парламентских съездах и других публичных собраниях, а также вершил суд на подвластных ему землях, входивших в герцогство Ланкастерское, где его власть была практически верховной. Собственно, как граф Линкольн, он являлся и сюзереном Кэтрин через земли ее сына.

Двери захлопнулись, и взгляд ее метнулся к фигурам, застывшим в центре залы напротив герцога, различив нежные черты своей дочери, Бланш Суинфорд, которая стояла рядом с двумя высокими мужчинами. Старший из них, сэр Джон Дейнкур, был главным смотрителем садов и прилегающих ферм и охотничьих угодий Кенилворта, а недавно стал констеблем замка и женился на богатой чопорной вдове. Младший, юноша лет шестнадцати, самой примечательной чертой которого была копна рыжих волос, застенчиво посматривал на Бланш, как и она на него.

- Поскольку леди Суинфорд, как законный представитель и опекун присутствующей здесь дамзель Бланш Суинфорд, присоединилась к нам, могу ли я приступать, милорд? - скрипучим голосом осведомился клерк, маленький человечек с крючковатым носом, появившийся словно ниоткуда. Рослый писец, устроившийся по правую руку от герцогского трона за специальной высокой конторкой с наклонной доской для крепления листа пергамента и рожками чернил, торопливо подал ему какой-то свиток с печатями. Герцог лишь едва заметно кивнул им.

- В день двадцать девятого сентября сорок девятого года правления государя нашего, короля Англии и Франции, Эдварда, леди Кэтрин Суинфорд настоящим даруется право распоряжаться всеми землями, а также другим недвижимым и движимым имуществом, составляющим наследство покойного сэра Роберта Дейнкура, переходящего к его единственному сыну Яну, пятнадцати лет от роду, до достижения последним возраста совершеннолетия. Кроме того, настоящим упомянутая леди Суинфорд уполномочена давать согласие на брак Яна Дейнкура, без коего он будет считаться недействительным.

Не давая Кэтрин опомниться, служитель развернул другой документ.

- С распоряжения милорда герцога, являющегося нашим сеньором и сюзереном, также составлен настоящий брачный контракт, имеющий целью заключение брака de futuro* между упомянутым Яном Дейнкуром и присутствующей здесь дамзель Бланш Суинфорд, возраста тринадцати полных лет, в то время, которое будет выбрано их законным опекуном, леди Кэтрин Суинфорд, - все это было сказано безразличной, деловитой скороговоркой, игнорирующей взволнованное семейство.   

- Первой должна была выйти замуж я, а не Бланш!- горестно сказала Элизабет, ревниво осмотрев кольцо, надетое той на руку женихом в честь их помолвки. Бедняжка Элизабет! Кэтрин окольными путями уже пыталась обратить внимание герцога на взаимное влечение его младшей дочери и Джона Холланда, но тот заявил, что считает слишком горячего и неуравновешенного молодого лорда неподходящей партией для Элизабет.

Под звуки волынок, цимбал и свирелей, грянувших разом оглушительный, быстрый мотив, новоявленный жених, улыбаясь, втянул свою краснеющую нареченную в круг танцующих. Несмотря на неожиданность помолвки, все считали, Кэтрин повезло: ее дочь выйдет замуж за юного и недурного собой наследника поместья, гораздо более процветающего, чем Кеттлторп. И все же, в глубине души она была захвачена врасплох и даже рассержена на герцога, который принял окончательное решение о браке Бланш так внезапно для нее.

- Вам кажется, что девочка слишком молода, но это уже не так, - проницательно заметил сир Джеффри, узнав новость о помолвке. - У Бланш нет отца и более чем скромное приданое, но, выйдя за Дейнкура, она ни в чем не будет нуждаться и останется с вами при дворе Ланкастера. Что касается Маргарет, Филиппа говорила мне, что в вашем роду де Роэ всегда был обычай отдавать одну из дочерей в невесты Христовы, девочку с удовольствием примут в любой обители, которую вы выберете.

И лишь леди Филиппа Ланкастер казалась довольной: ей удалось оставить при себе юную флорентийку, синьору да Тиццано, которой было поручено составить каталог манускриптов, хранившихся в Савое и Кенилворе среди прочих сокровищ, и переписать заново те из них, что обветшали и были более непригодны для чтения.

 

*брачное соглашение de futuro – обязательство заключить брак в будущем, помолвка

 

Часть десятая

 

кэтринО, что за осень! Багрянец и золото сброшенной уже листвы растворяется во всепоглощающем сером, цвете дождя, цвете насупленного неба Линкольншира. Широкий рукав Хамбера, протянувшийся с Северного моря, отделяет его от Йоркшира, а протяженные болотистые равнины, фены, лишь кое-где осушенные, с горсткой низких холмов из известняка на севере и юге и рыбацкими деревушками на побережье, чередовались с густым лесом. Недаром, ради испытания крепости своей веры, в старые времена немало отшельников основало здесь свои удаленные обители.

Кортеж герцога Ланкастера, составленный из всадников, включая вооруженных до зубов рыцарей и лучников, громоздкой кареты, влачимой упряжкой из пяти тяжеловозов, и дюжины нагруженных вьючных лошадей, торжественно и медлительно следовал по древнему, проложенному вездесущими римлянами, пути, Эрмин Стрит, связывающему Лондон и Линкольн, главный город графства, а затем устремляющемуся к Хамберу, или Abus Fluvius, переправившись через который у Винтерингхэма, можно было добраться до Йорка.

- Безлюдно-то как.

- Еще лет тридцать назад назад этот край процветал, -  проворчал один из сквайров, родом из местного Стэмфорда, который миновали не так давно. Они остановились, чтобы напоить лошадей из быстрого, чистого ручья. По неизвестной причине, саксы и даны-викинги, пришедшие в эти земли задолго до норманнов, преимущественно строили свои поселения подальше от этой дороги, и оттого местность казалась особенно пустынной и унылой. - Эта дорога была запружена, сколько народу ехало на ярмарку, пешему не протолкнуться! А теперь едва встретишь пару пилигримов, бредущих поклониться Святой Деве Уолсингемской, за весь день.

- Что же потом случилось, Латтрелл? - с любопытством спросил его товарищ.

- А то не видно. Чума и овцы, - ответил Латтрел и сплюнул. Он был отпрыском боковой ветви славного древнего рода, произведшего на свет немало храбрых рыцарей, живших, по традиции, на доходы от земледелия и военной добычи. Но времена менялись.

Страшная болезнь собрала здесь свою жатву, как и везде, оставив после себя полувымершие города и деревни. Вспышки чумы случались до сих пор. Оживленная местная торговля кожами, глиняной посудой, скобяными изделиями, соленой рыбой прекратилась, оставив лишь самый выгодный, экспортный товар - шерсть прекрасного качества, сырую и уже сотканную в материи, из которых особенно ценились алая и зеленая. Мелкие лендлорды, вроде отца Латтрела, совсем обеднели и вынуждены были за бесценок отдавать землю в аренду фермерам-овцеводам, которым не требовалось много работников для ведения хозяйства, за исключением суетного периода стрижки, мытья и кручения шерсти.

картаВдобавок ко всем несчастьям, сразу несколько знатнейших родов графства, таких, как Ганты из Фолкингхема и Тэттершеллы из Тэттершелла, пресеклось, не имея наследников, и многочисленные мэноры перешли к Короне, которая передала их людям, с точки зрения местных, случайным, королевским любимцам, предпочитавшим проводить время в других своих владениях. Таковы были богачи Диспенсеры и Мобраи, к ним же причисляли и герцога Ланкастера, самого крупного земельного магната в Мидленде. Но все чаще и крупные поместья распадались на множество кусочков, сдаваемых за ренту любому желающему, если таковой находился.

И все же, став графом Линкольном, Джон Гонт, по природе своей практичный и дальновидный хозяин, от своих обязанностей не отлынивал, ведь производство шерсти от местной, линдсейской породы овец все еще составляло немалую долю его доходов и обеспечивало государственную казну налогами. Лишь война могла отложить совершаемый им ежегодно объезд и инспекцию территорий, сюзереном которых он являлся, а в этом году это произошло ввиду нескольких важных причин: смерти старшего брата, затянувшегося столкновения с Парламентом и подготовки к созыву нового.

Кэтрин всегда с нетерпением ждала возможности отправиться вместе с ним, чувствуя свою глубинную связь с суровым краем, где родились четверо из ее детей. Ее истинно женской природе, подобной воде, которая терпеливо точит камень, он казался благодатной возможностью для созидания. Глушь и изолированность Кеттлторпа сейчас манила ее, словно долгожданное убежище, где она могла снова произвести на свет зачатое вне брака дитя вдали от неизбежных сплетен и осуждения. Впрочем, это должно было произойти лишь будущей весной, а пока необходимо было проверить ход ремонтных работ в маленьком замке Суинфордов, начатых ее бейлифом еще два года назад, когда из герцогских лесных угодий  в соседнем Ноттингемшире туда доставили древесину двадцати лучших строительных дубов.

Как и все Плантагенеты, Джон Гонт привык к роскоши, и она не уставала поначалу поддразнивать его по поводу немалого скарба, сопровождавшего их в путешествии: везли посуду, канделябры,свечи, одежду, матрасы, одеяла, простыни, гобелены, жаровни, переносной алтарь для капеллана, сундуки с документами и герцогскими печатями, и даже дрова, фураж, вино и запас еды. Все это было заблаговременно отправлено впереди герцогского кортежа, дабы обеспечить им сносный ночлег и отдых. Впрочем, Кэтрин с детства привыкла к кочевому образу жизни, заведенному еще неугомонным королем Эдвардом, который, когда не находился в военных походах, постоянно перевозил свой двор и семейство из Вестминстера в Вудсток, а оттуда в Шин, Хейверинг, Ричмонд, Элтем или иной свой замок. Не каждый вассал, будь то барон или аббатство, был способен разместить у себя своего правителя и устроить ему достойный прием.

"Мы похожи на беглецов, которые должны вернуться", - подумала она, восхищаясь про себя беспечной удалью, с которой герцог осадил своего коня, выносливого гнедого "пэлфри" с мелким, ровным ходом, поравнявшись с дормезом, в котором Кэтрин ехала с Маргарет, Хавизой и малышом Джоном Бофором. Разумеется, богатый кортеж с гербами Ланкастера неизбежно привлекал к себе большое внимание, но особое восхищение и изумление вызывала у зевак именно карета, настоящий дворец на колесах c выпуклой, расписной кожаной крышей и искусной резьбой на боках, внутри которого у них были и шелковые занавеси, и мягкие ковры, удобные сиденья, бархатные подушки и полости из медвежьих шкур на случай сильного холода. Место нашлось даже для клетки, в которой весело чирикала любимая канарейка Маргарет. Подобная карета стоила целое состояние, несколько сотен фунтов, и могла передвигаться лишь значительно медленнее остального кортежа, поэтому Кэтрин первоначально хотела ехать верхом, однако, напомнив о ее деликатном положении, герцог настоял на своем предложении. Более размеренное путешествие оказалось довольно приятным, признавала она теперь.

Рядом с Джоном-старшим, прекрасно держась в седле, скакал его старший сын и наследник - юный Генри по прозвищу Болингброк. Глаза у мальчика были карие, как у отца, тот же горделивый нос и ироничный абрис губ, а вот волосы гораздо светлее, ближе к тому рыжевато-русому цвету, который отличал Плантагенетов.

Страстные охотники, они не упускали возможности подстрелить из лука зайца или куропатку, как только выпадала такая возможность. Забыл ли герцог сейчас о Лондоне и о том дне, всего лишь неделю назад, когда епископы Лондона и Винчестера, созвав церковный совет, попытались обвинить его в следовании еретическому учению, которое проповедовал мятежный оксфордский книжник Уиклиф? Им не хватило лишь папской буллы, так как авиньонский понтифик, порядком утомившись от войны с итальянскими князьями, пока медлил с ее объявлением. Кроме того, архиепископ Кентерберийский, престарелый Саймон Сэдбери, ровесник и верный слуга короля, помнил, кому обязан своим избранием всего лишь год назад и склонен был разве что по-отечески пожурить герцога.

- Ваши глаза сейчас похожи цветом на лесной мох, Катрин - молодая женщина, как ей было свойственно, покраснела, приняв от Ланкастера галантно преподнесенную веточку орешника с еще зелеными, резными листьями и несколькими крупными плодами.

 

В Линкольне, куда они торжественно прибыли через римскую арку северных ворот, после нескольких дней отдыха в великолепном дворце епископа их дороги должны были временно разделиться: путь герцога Ланкастера лежал в его северные владения, до которых он не доехал весной, получив известие о смерти младшего сына от второй жены, Констанцы Кастильской. Крайней точкой путешествия станет Данстанбур, стратегически важная сторожевая крепость в Нортумберленде, совсем недалеко от приграничной полосы, разделяющей Англию и Шотландию. Величественные замки Пикеринг и Понтефракт в Йоркшире, управляемые опытными клерками, все еще служили региональными узлами, куда весной из всех герцогских мэноров этого графства свозили собранную после стрижки необработанную шерсть и где покупали и продавали овец.

За долгие годы жизни в Кеттлторпе Кэтрин уже привыкла не удивляться  могуществу, каким обладало в этих краях кроткое животное. Овцы, которые, помимо шерсти, давали молоко для изготовления сыра и навоз для удобрения пахотной земли, были настолько ценны, что их владельцы предпочли бы голодать в тяжелые годы, но так и не решились бы пустить на убой хоть одну из них.

На деньги от торговли шерстью и был возрожден в свое время Линкольн, некогда полузаброшенное римское поселение, центром и душой которого стал грандиозный собор, выстроенный в прошлом веке, равного которому не было во всей Англии и, как говорили, в Европе.

 

I praise God and ever shall

It is the sheep hath paid for all.

 

Я бога не устану восславлять всегда

За все, что заплатила скромная овца

 собор

Этот насмешливо-благодарный девиз начертал на витражных окнах своего нового великолепного дома один из богатых торговцев шерстью, гильдию которых принял герцог в своем линкольнском замке, построенном еще Вильгельмом Завоевателем и давно уже используемом лишь как тюрьма и военная крепость. Среди них были крупные дилеры, закупающие через своих агентов необработанную шерсть у больших и мелких хозяйств, и купцы, преуспевшие на посреднических сделках с итальянцами и фламандцами, а также владельцы ткацких мануфактур, производивших шерстяные материи. Джону Гонту было известно, что, несмотря на мелкие разногласия, страстным их желанием было и остается возвращение в город "стэпл", монопольного права на продажу и закупку шерсти в графстве, которое было неоднократно ему даровано в прошлом.

- Скажу прямо, милорд, что Линкольн всегда поддерживал Корону и исправно предоставлял вашему отцу крупные займы для ведения войны с Францией, так почему же монополия на шерсть и кожи была передана Бостону? - едва скрывал за почтительным тоном свое возмущение Джон де Саттон, семья которого подарила городу нескольких мэров и, по меньшей мере, двух епископов. - Наши ярмарки гораздо крупнее бостонских, и именно в Линкольне издревна сходятся торговые пути, по которым шерсть, зерно и лес перевозят из Дербишира и Йоркшира.

"Но бостонский порт гораздо удобнее и ближе к морю", - лишь вздохнул про себя герцог Ланкастер, малодушно предпочитая отделаться туманными обещаниями, нежели сразу объяснить ничтожно малую вероятность осуществления обращенной к нему просьбы. Когда-то, еще в далеком детстве, его, как и отца и старшего брата Эдварда, посвятили в торжественный ритуал братства Линкольнского собора. Здесь родился его старший сын от Кэтрин, которого он любил тем сильнее, что не мог дать ему ни своего имени, ни наделить подобающим наследством. Первая жена, нежная незабвенная Бланш, принесла Джону Гонту в приданое огромное состояние, но право на него по справедливости имели лишь их дети - Генри, Филиппа и Элизабет.

Монополия на торговлю шерстью возникла еще на заре войны с Францией из желания его отца, короля Эдварда, после того, как почти все его доверенные итальянские и английские банкиры по очереди объявили себя банкротами, получать необходимые для армии деньги наиболее быстрым, надежным и простым способом, и если в результате появились пострадавшие, такие, как Линкольн, вряд ли это имело хоть какое-то значение для Парламента и Королевского совета.

- Важнее понять, какой налог я должен предложить им, дабы не вызвать возмущения, как в прошлый раз, - пожаловался Ланкастер Кэтрин в последнюю ночь, которую они провели вместе перед предстоящей разлукой. - Я предпочел бы прекратить войну вовсе, но они сами требуют ее и, вместе с тем, трясутся над каждым пенни, как ростовщики, и заваливают меня смехотворными жалобами.

Он надел ей на безымянный палец кольцо, перед тем, как она забралась в дормез. Золотой перстень-печатка с маленьким круглым рубином посередине принадлежал раньше его старшему брату, Черному принцу, но тот подарил его Джону еще в Кастилии, перед памятной битвой при Нахере.

- Я хочу, чтобы ты отдала его мне, когда встретимся, а пока будем врозь, не снимай его, - герцог сжал в своей руке округлую нежную ладонь, а потом поднес ее к губам. - Я увижу тебя задолго до Рождества, моя упрямица.

Перстень был ей велик, но Кэтрин тут же решила, что будет носить его на нательной золотой цепочке. На миг она растерялась: провести два месяца в Кеттлторпе в одиночестве, вдали от Джона, показалось ей теперь верхом глупости, бессмыслицей. Она все еще держалась за его руку, большую, крепкую и теплую, как за спасительную соломинку. Одна! Уже завтра герцог, его наследник и свита отправятся дальше на север, в Ноттингемшир. Но вот молодая женщина заставила себя отступить от него.

- Мое сердце будет следовать за вами, милорд, - прошептала она едва слышно и незаметно поцеловала оставленное ей кольцо, наблюдая за тем, как герцог поднял на руки их сына, Джона Бофора, прежде чем передать его няньке, уже сидящей в карете. Маленького Гарри и захворавшую вдруг Бланш Кэтрин оставила в Кенилворте под присмотром своей собственной старой няни, Агнес Бонсержан, когда-то приставленной к сестрам де Роэ доброй королевой Филиппой, а потом долгое время прозябавшей в числе многочисленной прислуги Вестминстерского дворца. Агнес была роскошью, которую она недавно себе смогла позволить на щедрое содержание от герцога, гораздо более ценной, чем наряды и драгоценности. Что же касается дочерей герцога, несмотря на бурные протесты, их отправили на время в Хертфорд, к мачехе, которая неожиданно попросила об этом.

 кольцо

- Мама, одна женщина сказала мне, чтобы я молилась о твоем прощении, - вдруг сказала Маргарет, до сей поры то рассеянно считавшая вслух церковные шпили, мелькавшие на их пути, то разглядывавшая стаи птиц, парящих в преддождевом небе.

- Какая женщина, милая? - непонимающе спросила Кэтрин, поворачиваясь к ней. Голова спящего ребенка лежала на сгибе ее локтя. Девочка путанно описала некую "даму" в просторном черном одеянии из грубой ткани, с белым платком вокруг лица и темной вуалью, скрывающей волосы, из чего следовало, что во время их пребывания в резиденции епископа Линкольнского, заинтересовавшись особенно сладкими яблоками в епископском саду, она повстречала монахиню-бенедиктинку, которая подарила ей деревянные четки и наказала молиться за спасение души великой грешницы и блудницы, коей стала ее мать, леди Кэтрин де Суинфорд.

- Много они понимают в грехах, монашки-то, - вставила Хавиза, беззастенчиво подслушивая.- Мой батюшка говаривал так: если бы никто не грешил, какой был бы нам прок от святых отцов, что в нашей деревне, что в Кентербери, что в Савойском дворце? Мы платим десятину нашему доброму викарию, отцу Роберту,  и на Рождество, Пасху и Троицу приносим ему хлеб, гусей, мед, рыбу и дичь, а он взамен ходатайствует за нас перед Святой Девой, как Иисус родился, чтобы искупить наши грехи, вот так я это понимаю, - она замолчала под укоризненным взглядом госпожи, явно довольная своей простой логикой, достойной Платона и Святого Августина. "Вот то, что понравилось бы Уиклифу, - пришло Кэтрин в голову. - Но в его устах это называется ересью".

К счастью, внимание Маргарет было легко отвлечь, она и о сестре-бенедиктинке-то упомянула лишь потому, что нашла подаренные ею четки в кармане платья вместе с засохшей веточкой мяты и ревеневым леденцом.

- Мама, Хавиза, смотрите, там девочка! - закричала она, увидев из окна кареты какое-то старое каменное строение, а рядом с ним, в зарослях дикой ежевики, обреталось существо лет пяти от роду, чумазое и голоногое, в драной рубашке из домотканой холстины, с изумлением наблюдавшее приезд господ. Поблизости, в пределах досягаемости длинной хворостины, паслось небольшое стадо свиней. В этот момент дормез, который последние пару лиг еле-еле полз по грубой, узкой и неровной дороге, царапавшей его днище глубокими выбоинами и стеблями жухлой травы, остановился, покачнувшись и заскрипев, и один из четырех латников с гербами герцогства Ланкастерского, которые сопровождали леди Суинфорд в Кеттлторп в качестве охраны, почтительно позвал Кэтрин:

- Мадам, мы у въездных ворот в ваш замок.

 

Она проснулась засветло, как от толчка, затем различила легкое дыхание спящих рядом, на одной с ней кровати, детей, и постепенно успокоилась. Вдруг вернулось то чувство, которое сопровождало первый год ее жизни здесь, в Кеттлторпе - щемящая сердце тоска. И ее сестра -  скука. Сэр Хью, обвенчавшись с Кэтрин в часовне Савойского дворца, привез ее сюда уже через неделю, чтобы немедленно присоединиться к английскому войску в Аквитании, где он и провел последующие девять лет, за исключением редких приездов домой. И Кэтрин, едва достигнувшей брачного возраста - ей недавно исполнилось тринадцать - показалось, что она, словно неудачливая принцесса из сказок няни Агнес, попала в  заточение в ветхом замке, который все еще окружал ров, заросший тиной и населенный лягушками. Из слуг ей достался лишь престарелый привратник, обитавший в сторожке у чудом уцелевших ворот, да весьма бойкая, грудастая и совсем не старая вдова, то ли ключница, то ли экономка -  Кэтрин затруднилась определить с уверенностью, а сэр Хью предпочел не уточнять -  весьма недовольная появлением в Кеттлторпе молодой леди. Ей пришлось пережить свою первую зиму и первую беременность, тяжелую поначалу, почти не выходя из единственной комнаты, где не протекала крыша - на втором этаже башни - и тревожно прислушиваясь к отдаленному завыванию волков. Оконные проемы почти полностью замуровали еще в начале века, оставив маленькие сводчатые прямоугольники в тяжелом свинцовом переплете с маленькими кругляшами мутного стекла, почти не дававшие света. Кэтрин слышала, что когда-то, еще в правление первого Эдварда, деда нынешнего короля, климат был гораздо теплее, и будто бы в Линкольншире и даже Шотландии выращивали сладкий виноград и персики. Может, так оно и было. Зато в тот год уже на Михайлов день внезапно выпал снег, вот чудо-то было!

замок   Сейчас, впрочем, не так уж много изменилось, разве что она привыкла к местному наречию, неторопливости и плутовству, к которому прибегали вилланы, дабы избежать повинностей и оброка. Здешние произносили короткое "э", там где южане тягуче "акали", а приветствовали они друг друга обычно лаконичным "ну!"

- Старый Уилл, староста-то наш, огорчен, что вы не привезли мастера Томаса, - передала ей Хавиза за утренней трапезой, состоявшей из ломтей хлеба, выпеченного в собственной пекарне усадьбы, не такого светлого, как тот, что подавали в Савое или Кенилворте, но мягкого и вкусного, подогретого эля, вареных яиц, овечьего сыра и остатков дикой утки, которую вчера зажарили на ужин. Были также в изобилии спелые яблоки, груши и сливы с богатого в этом году урожая. - Но он остался доволен мастером Джонни, - и она не упустила возможности подхватить лишний раз на руки улыбающегося мальчика, который напоминал осенний крепкий грибок-подосиновик - с темной, вихрастой головенкой и румяными щечками.- Мастер Джонни любого очарует, когда наш принц в хорошем настроении, правда, миледи?

Не приходилось и сомневаться, что, благодаря длинному языку Хавизы, дочери самого зажиточного человека в деревне - мельника, весь местный мирок был в курсе того, кто именно является отцом младших сыновей госпожи. Это никого особенно не возмущало, скорее даже, служило поводом для забавной гордости, так как в крошечном Кеттлторпе, едва насчитывавшем дюжину домов, да и в соседних Ньютоне, Лафтертоне и Фентоне бегало немало ребятишек, чьи родители не состояли в браке. Из их числа была и кроха Ида, частенько застигнутая возле господской усадьбы вместе со стадом деревенских свиней, которые совершали бессовестные набеги на капусту и другие овощи в огороде. Узнав, что девчонке исполнилось уже восемь или девять лет, хотя на вид можно было дать от силы шесть, и жила она настоящей дикаркой, после того как ее мать сбежала то ли в Йорк, то ли в Анкастер с заплутавшим лучником из свиты барона Уиллоуби, Кэтрин решила при случае поговорить о ней с отцом Робертом Нортвудом, викарием прихода церкви святых Петра и Павла. Она подозревала, что Маргарет, со свойственной ей добротой и способностью исчезать и находиться в самых неожиданных местах, отдает маленькой бродяжке остатки хлеба, которые таскает вечером с кухни. Пусть уж лучше та приходит в замок, от миски похлебки ни у кого не убудет.

 крестьяне        В полдень Кэтрин, как повелось с момента ее приезда неделю назад, со вздохом отодвинула от себя кипу записей и счетов, полученных от управляющего, чтобы осушить глиняную кружку свежего молока, принесенную кухаркой. В "соларе", небольшой светлой зале, в которую вела каменная лестница из Большого Холла, молодая женщина проводила большую часть своего дня, когда не объезжала усадьбу, работала в саду или гуляла с детьми. Кэтрин взглянула на золотое кольцо, оставленное ей Джоном как залог их встречи. И снова ей начинало казаться нелепым собственное стремление к независимости, которое легко затмевала жажда любви. Как далеко герцог сейчас от нее! Думает ли он о ней, как обещал?

Большую часть поместья занимали низкорослые рощи да болотные топи. За два года ее усилиями и вложенными немалыми деньгами замок приобрел более или менее жилой вид: соломенную крышу заменили на новую, на прочных дубовых балках, крытых свинцовыми и шиферными листами, вычистили основательно захламленный дымоход, оштукатурили стены и обновили перекрытия потолков в Холле и нескольких комнатах. С неохотной помощью вилланов и наняв толковых работников, она восстановила также голубятню, амбар для хранения зерна, кроличий загон и маленькую пивоварню, а в саду и маленьком огороде по весне зазеленели молодые саженцы и грядки взамен огромных лопухов, репейника и древних, сучковатых яблонь. В Линкольншире, за исключением ненадежного известняка, почти не добывают камень, а привозной так дорог, вот почему в Кеттлторпе был очень нужен превосходный ноттингемский строевой лес. Однако из записей бейлифа следовало, что сенешаль герцога, Оливер де Бартон, давно задерживал доставку последних, обещанных ей сорока дубов из угодий в Уитли. И это была лишь малая часть из ее забот.

- Кэтрин, ты глупая гусыня, - пробормотала она себе под нос, снова складывая длинный столбик цифр, в который затесалась ошибка. В этот момент вбежала юная служанка:

- М'леди,вам нужно выйти! - глотая слоги, залепетала она, показывая в окно. - Там спрашивают вас!

Во дворе кучка слуг била баклуши и с восхищением глазела на неподвижную металлическую фигуру, возвышавшуюся на крупной чалой лошади, мирно помахивавшей хвостом. Гости редко появлялись в поместье, да и не принято было в этих краях наносить друг другу пустые визиты вежливости. "Святая Екатерина. это же доспехи времен короля Эдварда Первого", - Кэтрин прижала руку ко рту, пытаясь подавить смех. Она много раз видела военные латы и своего мужа, и герцога; теперь их делали не монолитными, а расчленили на части, соединенные множеством крючков, шарниров и пряжек и надеваемые по мере необходимости, что сделало их много легче и обеспечило большую подвижность их обладателю на поле боя.

Рыцарь открыл забрало, и она увидела яркие синие глаза под мохнатыми бровями-гусеницами и пышные седые усы.

- Леди из Кетил Торпа, - громогласно приветствовал он ее. - Я ваш сосед и младший констебль прихода, Джон де Лизье из Фледборо, это в одной лиге отсюда.

Он сделал знак своему слуге, или оруженосцу, флегматичному линкольнширцу, который помог хозяину спешиться. Закряхтев, сир де Лизье стащил с головы шлем. Пеший, он был все равно очень высок, больше чем на две головы выше Кэтрин, с необыкновенно крупным горбатым носом на узком длинном лице, лет пятидесяти от роду.

- Почему вы называете меня так, мессир? - с любопытством спросила Кэтрин, отвесив почтительный поклон, достойный короля. Младший констебль избирался общиной и, главным образом, следил за соблюдением порядка и удалением его нарушителей, а также должен был участвовать в защите графства в случае вражеского вторжения, бунта или восстания.  - Я владею этим мэнором по праву, данному мне королем, и мое имя - леди Кэтрин Суинфорд.

- Кетил...вот как звали того полоумного викинга, который основал тут поселение после вторжения данов в девятом веке. Линкольн стал частью Данелага, созданного ими королевства. А "торп" на их языке означало "деревня". С тех пор это место и называется, если по-правильному, Кетил Торп. Так гласит легенда, и я склонен ей верить.

данелаг    Кэтрин невольно вспомнила истории, которые любила рассказывать Хавиза, и снова скрыла улыбку, наливая незваному гостю горячего эля из глиняного кувшина, принесенного служанкой. Она слышала о де Лизье из Фледборо, что на том берегу реки, от викария, не раз упоминавшем о безутешном вдовце, который устроил в местной церкви прекрасную часовню над гробом своей жены.

- Я знавал отца вашего мужа, сэра Томаса де Суинфорда, - буркнул рыцарь, когда, неохотно вспомнив о правилах гостеприимства, она предложила ему укрыться от пронзительной октябрьской сырости в замке у растопленного камина. Однако ей не удалось уговорить его снять хотя бы часть доспехов, которые он носил словно почетную униформу, ничем не выказывая дискомфорта. - Встречал еще в его бытность шерифом в Бедфорде и Бэкингемшире. Поместье это, Деревню Кетила, сэр Томас купил у барона де ла Круа, а тот и рад был от него избавиться. Так что, Суинфорды - люди пришлые, из Саффолка.

- Дед моего мужа продал там свой родовой замок, - спокойно сказала Кэтрин, недоумевая, в какую сторону их выведет этот разговор о прошлых временах. Покойный сэр Хью не раз с горечью говаривал о своем беспутном деде, который не оставил после себя почти никакого наследства, равно как и об отце, потратившем все приданое, полученное от первой, а затем и второй жены на почти не приносящие дохода земли в Линкольншире.

Джон де Лизье оглядел Большой Холл замка. По выражению его лица было заметно, что, мысленно сравнив прежний и нынешний облик залы, мужчина отметил и новые изящные деревянные перекрытия потолка, и высокие свежеостекленные окна, и несколько красивых шпалер на стенах, не говоря уже о таких мелочах, как тканые циновки на полу, вымощенном камнем и плиткой, а не усыпанном камышом или соломой, как это было принято раньше. "Солома! В крайнем случае, пучки ароматных трав из огорода, но никак не гниющее сено", - Кэтрин сморщила носик. За годы жизни при дворе она присмотрелась к тому, как устроены жилища короля и богатых аристократов, включая герцога Ланкастера, и давно продумала новшества для своего собственного дома. Например, камин был соединен с плитой, облицованной узорчатым кафелем из обожженой глины, что позволяло лучше удерживать и распространять тепло.

холл   - Мне сказали, мадам, что вы имеете некое влияние в Лондоне и Вестминстере, посему я и решил обратиться к вам, - промолвил он, наконец, снова поворачиваясь к молодой женщине и снова пронзая ее испытующим взглядом. - К сожалению, герб ваш мне незнаком, и я не знаю, к какой славной фамилии вы принадлежите...

- Моего отца звали сэр Жиль де Роэ, он был родом из Эно, как и покойная королева Филиппа, - Кэтрин выпрямилась и подбросила еще одно полено в очаг. Она пожелала, чтобы геральдические эмблемы Суинфордов убранстве замка теперь соседствовали с ее собственными - тремя золотыми игольчатыми колесами на красном поле.

- Так вы фламандка! - седые брови сошлись в одну линию.

- О да, - она пожала плечами, расслышав нотку осуждения. Фламандка, грешница, состоящая в связи с принцем королевской крови, обвенчанным с другой. "Вдобавок, чтоб вы знали, я беременна", - чуть было не ляпнула она, приходя в восторг от своего бесшабашного настроения, но вместо этого примирительно добавила.- Отец мой был принят в английские рыцари и умер на службе у сестры королевы, графини Маргарет, а моего брата, сражавшегося при Пуатье вместе с милордом Эдвардом, принцем Уэльским, благослови Бог его душу, забрала чума в том же году.

Образы славных теней, давно ушедших в мир иной, немного смягчили сира де Лизье, который и сам участвовал в битве при Пуатье, приведя под своими знаменами двух пеших лучников, крепких парней из Фледборо. Наслышан он был и о бароне Мэнни, фламандце, прославившемся в битвах с шотландцами. И, как бы то ни было, у него важное дело к молодой хозяйке Кеттлторпа. "Белые, нежные ручки", - неодобрительно проворчал он про себя, припомнив юную невесту Суинфорда, которую лишь однажды видел много лет назад на ярмарке в Торкси. У той-то руки были красные от домашней работы. Подчиняясь нетерпеливому жесту Кэтрин, гость перешел к сути своего дела:

- Мои земли, мадам, как и ваши, лежат между древним римским каналом, сейчас называемым Фосдайком, и рекой Трент, которая соединяется с ним у Торкси и служит водной дорогой, по которой местные купцы переправляют в Линкольн на продажу шерсть из Йорка, Ноттингхема и Гулля.

- Возможно, так оно и было, сир Джон, но с тех пор много воды утекло, ибо все, что сейчас осталось от этого канала, это жалкий ручеек, заросший густой травой, где мои вилланы пасут овец, - отвечала Кэтрин, которая не раз слышала об этом от своего управляющего. - И это, пожалуй, единственное, что дает им средства к существованию.

- Тогда вам будет интересно, леди Кэтрин, что ваше имя, как и мое, среди прочих землевладельцев, упомянуто в петиции, которую подали на Михайлов день в королевском суде линкольнские торговцы, указывая на то, по нашей вине и пренебрежению Фосдайк находится в столь плачевном состоянии, в результате чего город несет убытки в размере не менее тысячи фунтов в год!- прорычал сэр Джон, сжав кулаки и вновь приходя в ярость, которая вспыхивала в нем каждый раз, как он припоминал полученную им исковую кляузу.

Почти каждую весну своевольная река Трент приносила с Хамбера высокую и мощную приливную волну, которая часто выходила из низких берегов, затапливая близлежащие поселения и превращая поля в труднопроходимые болота.  Но, одной рукой отнимая, как забрал он к себе незабвенную Беатрис, леди де Лизье, другой Господь все же одарил Фледборо: в противоположность бурному Тренту, древний канал Фоссдайк, занесенный илом, превратился в прекрасное пастбище для овец, благодаря которым де Лизье и смог построить часовню для могилы своей любимой жены и подарить церкви Святого Григория витражные окна необыкновенной красоты, новые позолоченные запрестольные перегородки и алтарные покрывала из расшитой золотом парчи.

-Что же вы теперь станете делать? - тревожно спросила Хавиза, закрыв на ночь ставни в господских покоях. Она заметила, что Кэтрин в этот вечер особенно усердно молилась перед маленьким переносным алтарем, подаренным ей герцогом Ланкастером на прошлое Рождество. Дети уже безмятежно спали при свете единственной свечи на бараньем жире, набегавшись за день. Пожалуй, Маргарет больше остальных Суинфордов любила своих младших, единоутробных братьев Бофоров.

Сэр Джон де Лизье предложил молодой женщине заключить альянс для защиты "общих интересов". В Линкольне у него имелся надежный барристер, хорошо знакомый с хитросплетениями закона, представлявшего собой смесь местных обычаев и королевских статутов. Но у него не было связей при дворе, а вот Кэтрин, по его мнению, полученному от источника, который он не захотел раскрывать, обладала влиянием достаточным, чтобы Колесо Фортуны повернулось в их сторону.

- Одно ваше слово, мадам, и неприятности наши будут позади, - многозначительно повторил он на прощание.

Это ее и страшило. Никогда еще, за исключением невинных женских уловок, вроде нового наряда для капризной Элизабет Ланкастер, Кэтрин не пыталась прибегнуть к своему так называемому влиянию, памятуя о печальном примере Элис Перрерс, предприимчивой любовницы короля. Разве не дано ей уже было счастья и благ сверх всякой меры? Она помнила и о предупреждении своего зятя Чосера о том, что любая ее неосмотрительность может быть использована против герцога Ланкастера его противниками. Что может быть удобней в качестве мишени, чем его корыстолюбивая конкубина, отнявшая мужа у законной жены? Да и правду ли говорит сир де Лизье? Фосдайк пребывал в плачевном состоянии уже многие годы, отчего же только сейчас об этом вспомнили в Линкольне?

- Спросите совета у бейлифа, у старосты, да и у отца Роберта не помешает, а сейчас-ка ложитесь спать, голубка, - решительно прервала ее сбивчивые мысли Хавиза и откинула меховое одеяло.

 

 

Часть одиннадцатая.

 

Не вкусив яблока,

 Ах, да не вкусив яблока,

 Не бывать нашей Деве

Царицей Небесной.

Благословен же будет

Тот сорванный плод!

 

Английская средневековая песня

 

Отец Роберт Нортвуд (или "де" Нортвуд, так как хотя английский язык и захватывал все большее признание, став, наконец, языком судопроизводства, люди хорошего происхождения все еще предпочитали сохранять свою связь с прибывшими вместе с Вильгельмом Завоевателем предками, норманнскими дворянами) получил свой приход еще от отца покойного сэра Хью, по праву, приобретенному Суинфордами от Джона де ла Круа вместе с покупкой имения Кеттлторп. Около ста лет назад бароны де ла Круа построили церковь Святых Петра и Павла, которая находилась буквально в нескольких туазах к северу от замка и, по преданию, была связана с ним подземным ходом. Благодаря столь тесному соседству отец Роберт, разумеется, был прекрасно осведомлен обо всем, что происходило в Кеттлторпе практически на его глазах, или, точнее будет сказано, у него под носом. Семнадцать лет назад он прибыл сюда стройным безбородым юношей, едва завершившим изучение церковного права в Линкольне, радуясь возможности нести слово Божье темным и необразованным селянам, все еще хранящим многие обычаи язычества; теперь же фигура доброго ректора погрузнела, и, на основании жизненного опыта, он приобрел большую гибкость в трактовании Святого Писания, смирившись с тем, что паства время от времени просит его совершить обряд изгнания фей или друидов, поселившихся в яблоневом дереве, а на день Святого Джона-Крестителя непременно отправляется жечь костры в установленном еще предками священном месте.

Суинфорды были людьми простоватыми и грубыми, что старший, сэр Томас, который больше всего на свете любил своих соколов и частенько, охотясь с ними на голубей, нарушал границы соседних владений, вытаптывая пастбища и засеянные поля, что его сын и наследник Хью, вспыльчивый вояка, которым, впрочем, деревенские весьма гордились. Отец Роберт испытал немалое изумление, когда осенью 1363 года тот привез в поместье, словно военный трофей, юную жену, которая и внешностью, и речью, и манерами, по всему было видно, принадлежала раньше к совершенно иному миру.

И он тогда содрогнулся, представив себе, как годы, бедность и одиночество со временем возьмут свое, и дух ее, столь отчетливо зримый в мечтательных серых, почти зеленых глазах, приугаснет, превратившись в огарок былой яркой свечи. Такая женщина- врата дьявола, она принесет только смуту в головы. Сэру Хью следовало бы взять в жены дочь любого соседнего барона, румяную и ширококостную, способную обуздать тех вилланов, кто еще не успел сбежать из Кеттлторпа в долгое отсутствие хозяина. Многие уходили подальше на север или даже в сторону Лондона, ведь, прожив год за пределами мэнора, они становились вольными людьми.

Но новая леди оказалась упрямой и более крепкой, чем казалась на вид. Со временем к ней все привыкли, особенно после рождения здорового наследника. Но, как он и предполагал с самого начала, тот южный ветер, что принес ее однажды, позже снова унес ее с собой.

- Я многие годы знаю сэра Джона де Лизье, леди Кэтрин, - несколько сердито вымолвил отец Роберт в ответ на осторожные расспросы, с которыми к нему явилась в то утро упомянутая дама, столь часто служившая предметом его размышлений. Он следил за тем, как мальчишка-причетник осторожно чистит песком серебряную кадильницу. - И о тяжбе с Линкольном слышал уже не раз. Городские магистраты настаивают, чтобы все землевладельцы-фригольдеры, чьи земли лежат по обеим сторонам Фосдайка, очистили свою часть берега и прибрежных вод от ила, песка, водорослей и мусора, поскольку это создает помехи для судоходства.

- Но я впервые услышала об этом от сира де Лизье, в то время как он утверждает, что мое имя упомянуто в иске, - Кэтрин почувствовала легкое покалывание в висках, которое часто случалось с ней в разговоре с отцом Робертом. Она плотнее закуталась в свою тяжелую шерстяную накидку, подбитую шелковистым лисьим мехом. В приделе церкви было холодно и сыро, как обычно в октябре. Пожалуй, она распорядится принести отцу Роберту несколько больших вязанок дров.  - Почему же никто не известил меня об этом? Почему линкольнские магистраты не уведомили меня лично?

- Достаточно, Питер, иди, отнеси все в кладовую, - отпустив прислужника, священник, тяжело вздохнув, повернулся к хозяйке Кеттлторпа. Как же она хороша! Тонкие нежные черты лица напоминают ему лик девы Марии, запечатленный в искусно вырезанной из камня статуе, которой так гордилась церковь Святых Петра и Павла.

Но в этой женщине слишком много от Евы, чтобы она жила так, как того требует Священное Писание -  терпеливо искупая свою вину за первородный грех. Исповедь, которую он много раз принимал от леди Кэтрин на Пасху, ввергала его в тяжкие размышления о спасении души, столь упорствующей в своем падении, хоть и с искренним раскаянием, благодаря которому он все же давал ей отпущение грехов.

- Миледи, известно ли вам, что епископ Линкольнский владеет десятью дворцами и сорока имениями, включая огромную резиденцию  в Лондоне, неподалеку от Савойского дворца, который принадлежит милорду герцогу Ланкастеру? - начал он, скрывая свое беспокойство за едким нравоучительным тоном. - В то время как мой доход, как и доход любого моего собрата, составляет не более двенадцати фунтов в год и также то, что удается вырастить на "пасторском поле" в пятьдесят акров, которое мне представляет община. По-вашему, такой человек, как я, способен разобраться в хитросплетениях политики, в которую вы ввязались? - он гневно взмахнул руками. - Все, что я могу вам посоветовать, это помнить о том, что вы вдова, носящая славную фамилию, и должны блюсти скромность и покорность воле Божьей. Подумайте о своем старшем, законном сыне, Томасе, и о ваших дочерях.

- О них я думаю постоянно, отец Роберт, - тень набежала на лицо Кэтрин. - Мне больно видеть, что я огорчаю вас.

- Единственная возможность избежать греха для вас это соблюдать целомудрие и уйти в монастырь либо снова выйти замуж, - твердо сказал священник, вдруг ощутив слабую надежду, что на этот раз к его словам прислушаются.

Снова эта улыбка Евы мелькнула на ее губах!

- Пожалуй, мне не стоит отнимать больше ваше бесценное время, мой дорогой отец, - мягко сказала она, поднимаясь со скамьи. - Но я только что вспомнила, что хотела спросить вас о малышке Иде, девочке, которая пасет общинных свиней возле замка и портит мой огород.

Последовал новый тяжкий вздох, напомнивший Кэтрин о том, что она запамятовала отдать отцу Роберту ящичек с лучшими восковыми алтарными свечами, которые привезла для него из Линкольна. Церковь Святых Петра и Павла была скромным, приземистым строением с толстыми стенами и двускатной крышей, какие возводили еще лет пятьдесят назад, пока, благодаря таланту королевского зодчего, Уильяма де Рэмси, не научились вытягивать стены и потолки ввысь, на небывалую высоту, без ущерба пропорциям или безопасности здания. Но для Кэтрин эта церквушка была неотъемлемой и милой сердцу частью Кеттлторпа.

- Почему же никто не взял на себя заботу об этой девочке?  У нее совсем нет никакой родни в округе?

- Ее мать была не из этих мест, - отец Роберт кашлянул и бросил на нее странный взгляд. - Возможно, вы ее помните, это Марджери, которая раньше служила в замке, как раз, когда вы сюда впервые приехали, выйдя замуж за покойного сэра Хью. И потом, местные женщины не хотят брать к себе ребенка, несмотря на все мои уговоры, - он сокрушенно пожал плечами и снова принял загадочный вид.- Дело в том, что их мужья...и братья..., - добрый священник помялся. - В общем, Марджери имела плохую репутацию в наших деревнях.

- Я так понимаю, что отцом ее дочери стал один из этих мужчин? - сухо спросила Кэтрин, без труда припоминая служанку, больше похожую на разбитную армейскую маркитантку, которая управлялась в замке до ее появления.

Маргарет поджидала ее на крыльце церкви, нетерпеливо подпрыгивая. Подол ее платья и кожаные башмачки уже были безнадежно запачканы свежей грязью новых приключений.

- Мама, там приехали большие повозки, и Старый Уилл тебя зовет! - закричала она, указывая на ворота, возле которых уже суетились слуги и громко лаяли собаки. Это привезли долгожданные дубы из ноттингемских лесов от сенешаля герцога Ланкастера. Кэтрин встала на носочки и подняла лицо к серому облачному небу, тихонько улыбаясь и безмолвно благодаря. Дитя внутри нее вдруг мягко и нежно толкнулось, словно откликаясь на ее настроение. Беременность ее до сих пор протекала настолько легко - легче, чем все прошлые -  что иногда она забывала о том, что носит ребенка, если бы не эти недавно начавшиеся, робкие движения плода. Еще несколько месяцев, и красивый пояс, гирдл, из тисненой серебром кожи, который спускается с талии на бедра, подчеркивая плавные переходы женской фигуры, перестанет сходиться на ней.

люди     С одной из подвод спрыгнул на землю молодой сквайр, Эмори Хиггс, служивший в поместье Уитли, который поспешил к хозяйке Кеттлторпа с низким поклоном, стащив с головы лихо заломленную набок шапочку.

- Миледи, сэр Оливер де Бартон также посылает вам бочку лучшего рейнского вина и свежую оленину, - передал он, стараясь не глазеть на молодую женщину перед ним, в свободной накидке винного цвета, оттеняющей нежную бледность ее лица, с убранными вокруг головы янтарно-золотистыми косами, главным ее украшением. Хиггс прекрасно знал, что с доставкой леса этой вдове, леди Суинфорд, скуповатый сенешаль тянул несколько месяцев. Ну и переполох же поднялся, когда совсем недавно,почти без предупреждения, в свои владения вдруг лично пожаловал сам герцог Ланкастер, в сопровождении целого отряда свиты! Неизвестно дословно, какой разговор произошел у милорда Джона с управляющим, но когда, спустя два дня, не отказав себе в удовольствии поохотиться, всадники отправились дальше по Тилл Бридж Лейн в сторону Йоркшира, сэр Оливер спешно призвал к себе Хиггса и поручил ему не медля, лично, договорившись с лесничим, выбрать в лесных угодьях поместья сорок лучших, по его мнению, дубов, и, после распила на бревна, взять на себя их доставку в Кеттлторп, вместе с отборной олениной, которую следовало привезти туда свежей, а не засоленной или прокопченной. И захватить повозку или две сухого хвороста! По поводу этого распоряжения в поместье Уитли только ленивый не чесал потом языком.

- Все знали, миледи, что Ида от хозяина, - признала Хавиза и осуждающе поджала губы. - Марджери много раз хвастала, будто бы сэр Хью даже подарил ей пять шиллингов на рождение дочки.

"Все знали, кроме меня", - подумала Кэтрин, взяв в руки одно из старых платьиц своих дочерей, которые они со служанкой извлекли из дальнего сундука. На худенькой девчушке они будут болтаться, как на ветке, придется ушивать. - "И, пожалуй, я бы сама дала этой Марджери пять шиллингов, если бы они у меня тогда были".

Они всем сердцем любила своих старших детей, как Божий дар, но вовсе не выполнение супружеского долга с мужем, который предпочитал молча навалиться на нее всем телом...а потом отвернуться и тут же довольно захрапеть. Правда, сэр Хью часто отсутствовал, участвуя во всех военных компаниях в надежде разбогатеть, а в последние годы так и вообще, казалось, охладел к ней. И теперь Кэтрин догадывалась, почему.

"Как мало ты тогда знала о любви", - сказала она той, прежней себе. Даже весной, когда на Майский день деревенские девушки водили хороводы и имели обыкновение уронить ленточку, дабы понравившийся кавалер вернул сей предмет на свидании, порой через окошко спальни, сердце ее тогда билось спокойно, и кровь не бродила горячечно в жилах, точно опьяняющее вино.

"Но зато меня не называли за глаза герцогской шлюхой", - с вызовом ответила старая Кэтрин. И все же, добродетель ее была потускневшей, изношенной и тесной раковиной, из которой она давно выросла, осознав, что жизнь гораздо сложнее и богаче, чем ей представлялось отсюда, из Кеттлторпа. Ибо спокойствие не стоило и доли однажды испытанного счастья.

Она наказала слугам хорошо обращаться с Идой, хотя и не представляла пока, что делать с этой бедной девочкой, угрюмой и малоразговорчивой, которая едва не вырвала у кухарки глиняную миску с едой и украдкой набивала карманы овощными очистками и корками хлеба.  Сущий волчонок! Когда же Хавиза фыркнула, выражая общее мнение прислуги, ей было категорично заявлено:

- Ты хочешь, чтобы я все время представляла на месте Иды своих малышей, которых никто не желает видеть, потому что они бастарды?

Морщась, словно проглотила кусочек несвежего мяса, служанка вытащила, наконец, из вороха одежды старое платье Кэтрин из ржаво-коричневой шерсти "рюссе", аккуратно заштопанное и вычищенное, но безнадежно унылое.

- Это не надела бы даже прачка из Кенилворта, зачем оно вам? - изумилась она, увидев, как госпожа, как ни в чем ни бывало, прикладывает к себе жалкий наряд. Она поднесла ей серебряное зеркало на ручке.

- Пригодится еще, - миролюбиво отвечала Кэтрин. - Раз уж ты так любопытна, отец Роберт дал мне хороший совет, которым я и хочу воспользоваться.

- И для этого нужно старое платье? - изумилась Хавиза. - У вас есть дюжина других, новых и красивых!

- Мне нужно именно это. Но, пожалуй, немного освежим его беличьим мехом и тесьмой,- Кэтрин задумчиво раглядывала свое слегка расплывчатое отражение. Благодаря разрезам и шнуровке по бокам платье не будет ей мало в талии и груди, хотя она носила его очень давно, три беременности тому назад.  - Я должна выглядеть скромной вдовой из Кеттлторпа, но вовсе не обязательно уродливой.

 линкольн      Утро выдалось необычно холодным, почти зимним, а потом вдруг потеплело, словно природа нехотя передумала, однако солнце так и не выглянуло в тот день. Прибыв через Восточные ворота, устрашавшие каждого путешественника видом выставленных на пиках отрубленных, почерневших голов казненных возле них преступников, они с трудом разыскали дом поверенного, которого нанял сэр Джон де Лизье из Фледборо, в лабиринте узких улочек Нижнего Города, той части Линкольна, которая начиналась от подножия холма Стип Хилл и словно бы постоянно находилась в тени собора и замка. Верхние этажи невысоких домиков из дерева, глины и камня выдавались вперед над речкой Уитэм, с которой тянуло туманом, промозглой сыростью, нечистотами и водорослями.

Кэтрин и Хавиза отправились в поездку верхом на смирных лошадках, взяв с собой, для защиты и компании, рослого слугу и управляющего, который заодно намеревался, поскольку день был ярмарочный, пополнить в городе запасы соли и продать, если повезет, нескольких кур, льняной жмых и связки вяленой речной рыбы, излишки собственных продуктов поместья, которые обычно сбывались в ближайшем к Кеттлторпу городке Торкси.

Поверенный, неопрятный толстяк в засаленной черной мантии и живописно уложенном складками chaperon,концы которого ниспадали ему на плечи, беспрестанно кланялся Кэтрин и одновременно оглядывал ее живыми, блестящими глазками. Он заявил, что задача его состоит, прежде всего, в тщательном изучении формы и содержания предъявленного судебного приказа на предмет соответствия вышеупомянутого установленным процедурам.

- Иски подобного рода могут рассматриваться годами, поэтому, на вашем месте, леди Кэтрин, я бы положился на Божью волю, - елейно и нараспев заключил он, принимая от нее положенную плату. Молодая женщина обвела взглядом тесную комнатку, едва согреваемую небольшой открытой жаровней с горсткой угля. Ее соседство казалось пугающе опасным рядом со множеством свитков и переплетенных тяжелых фолиантов, среди которых едва можно было разглядеть двух молоденьких клерков, усердно переписывающих какие-то документы.

- Что, если я выполню требуемое? - спросила она. -  Этого будет достаточно, чтобы удовлетворить магистратов?

- О нет! - мэтр Осберт позволил себе вежливо рассмеяться. - Признав свою ответственность, вы должны будете возместить убытки, понесенные городом за последние тридцать лет, кроме того, вы все еще можете быть привлечены в качестве ответчика по другим возможным искам, связанным с этим. Кроме вас и уважаемого сэра Джона де Лизье, в этот процесс вовлечены интересы многих высоких лиц, - добавил он, понизив голос. - В списке ответчиков сам епископ Линкольнский, граф Гилберт Ангус и его арендаторы, приор и сам город Торкси, что на Тренте, сэр Хью де Нормантон из Саксилби, приоресса Фоссе, аббат Ньюстеда...

- Прошу вас, мэтр Осберт, - Кэтрин постаралась придать лицу испуганно-умоляющее выражение. - будьте же снисходительны, Кеттлторп и в сравнение не идет со столь крупными владениями!  Как вы думаете, будет ли польза, если я смогу привлечь на свою сторону кого-то из магистратов? Может быть, бейлифа?

Поверенный только развел руками, и ей захотелось топнуть ногой в кожаном сапожке.

- Скажите хотя бы, кто из них имеет наибольший вес? - она выудила из кошелька еще одну серебряную монету и быстрым движением вложила в пухлую руку.

- Ну что ж, миледи, - уступил толстяк, едва заметно улыбнувшись, - как я понимаю, вы не отличаетесь терпением. Возможно, вам сможет помочь Джон де Саттон, он имеет репутацию человека честного и справедливого, даже слишком. Он либо поможет, либо сразу откажет. Желаю удачи, - и он преувеличенно глубоко поклонился, давая понять, что разговор окончен.

"Почему это имя кажется мне чужим и одновременно знакомым?" - гадала Кэтрин, выходя на улицу, где слуга помог ей снова устроиться в седле, а потом взял ее лошадь под узцы и пошел рядом. Управляющий со своей телегой и мулом уже давно отправился на ярмарку, где госпожа наказала ему купить заодно небольшую сахарную голову для Маргарет и малыша Джона, обожавших это лакомство.

город     - Кому горячий горох?

- Горшки, глиняные и оловянные, кому мои горшки?

- Вода, чистая свежая вода!

На Флаксенгейт, улице, где издревна торговали льном, у Кэтрин едва не закружилась голова от пронзительных выкриков и густой волны всевозможных резких запахов, с которыми она не успевала освоиться. Следом начиналась Бакстергейт, улица пекарей, за ней Парчемингейт - там изготавливали и продавали пергамент, и Уолкергейт, самая "ароматная" из них, где обосновались красильщики.

Хавиза подала ей горячий яблочный пирожок, купленный у уличной торговки, которая одной рукой держала тяжелую корзину, а другой - туго запеленутого младенца, сосавшего палец.

- Я и не думала, что так голодна, - призналась молодая женщина.

- Вам о ребенке во чреве надо думать, а в этой толпе шагу ступить нельзя, и куда годится, жить в такой-то тесноте и грязи? - ворчала служанка, по-королевски восседавшая на флегматичной белой кобыле, шикая на прохожих, которые и не думали уступать им дорогу. Какой-то веселый малый загляделся на ее крепкие лодыжки, обтянутые чулками, показавшиеся на миг из-под юбки, и Хавиза, не долго думая, свирепо плюнула в его сторону. Парень ухватил ее лошадь под узцы, белозубо ухмыляясь:

- Куда направляетесь, моя красавица?

Слуга Кэтрин, по имени Бром, который был раза в два крупнее, хотел было дать негоднику затрещину, но она остановила его быстрым жестом и спросила:

-  Мы ищем Джона де Саттона, известно ли тебе, где его найти?

-  В Уигфорде, моя госпожа, - обрадовался тот возможности заработать медную денежку. - Только вам сильно повезет, если застанете его дома.

Казалось, он выбрал самый что ни на есть длинный путь, но, странное дело, смолчала даже остроязыкая Хавиза. Город, словно ловкий купец, заманивал их множеством сокровищ, коварно кружа голову и заставляя забыть обо всем, кроме текущей минуты изумления. У обеих женщин загорелись глаза, и трудно было удержаться, чтобы не запустить жадные руки в переливы материй, от китайского шелка и восточного дамаска до венецианского бархата и парчи и завершая лучшими образцами линкольнского камволя, саржи и тонкого сукна. Все это великолепие буквально взрывалось яркими красками - насыщенной алой, ослепительной желтой, небесной голубой, травяной зеленой - в распахнутых дверях лавок, создавая иллюзию вечной весны. Другие заведения были совсем скромными и маленькими, но и они изо всех сил боролись за внимание покупателей: огромная глиняная кружка, подвешенная на высокую жердь, зазывала попробовать свежий эль, а невероятных размеров деревянные ножницы - в скобяную лавчонку.

город    Люди вокруг разговаривали, как старые знакомые, торговались, жестикулировали, кричали и постоянно передвигались. Все же, осенние ярмарки, по всеобщему мнению, сильно уступали летним, особенно июньской, двухнедельной, что начиналась в День Святого Ботольфа, а заканчивалась в праздник Святых Петра и Павла. Возле древней норманской часовни, забравшись на пустую бочку, горячо проповедовал чернорясый монах-доминиканец, потрясая тяжелым распятием и призывая своих слушателей к новому крестовому походу. Совсем рядом толпа гудела и держалась за животы от хохота, окружив бродячих артистов, которые показывали нехитрый спектакль с помощью грубо вырезанных из дерева и раскрашенных кукол - те беспрестанно колотили друг друга и осыпали писклявыми проклятиями под пронзительные вопли свирели.

-  Это же сенешаль герцога, злодей Оливер де Бартон, задает жару бедному декану Шипи, - усмехаясь, объявил по-французски соседям какой-то молодой щеголь в бархатной, красной с синим тунике и изысканном тюрбане.

- Да Шипи и сам хорош, поперек себя толще! - выкрикнул кто-то в ответ.

колодки    На другом перекрестке Кэтрин мельком увидела сквозь фигуры зевак человека, голова и руки которого были помещены в колодки, отверстия в большой доске, установленной на невысоком помосте. Молодая женщина, вероятно, его жена или дочь, яростно отгоняла мальчишек-подмастерьев, которые дразнили беднягу и бросали в него камешками.

"Люди в городах иные", - подумалось Кэтрин, которая с трудом отвела взгляд от этой сцены.- "В своих замках мы живем замкнуто, так, как предписано нашему сословию, а тут они ходят, смеются, разговаривают и, конечно, мыслят иначе...более свободно и дерзко".  Большие города, пусть Линкольн и был ничтожно мал в сравнении с Лондоном, всегда таили в себе источник смуты и недовольства королевской властью, ревниво охраняя дарованные им, а точнее, неоднократно ими выкупленные хартии вольностей. Она наслушалась уже обрывков разговоров, свидетельствующих о том, что в Линкольне  по-прежнему царили распри между теми, кто был наделен тут властью: каноники Линкольнской епархии во главе с ректором собора и епископом не ладили с городскими олдерменами, а те с враждебностью относились к сэру Оливеру де Бартону, исполняющему обязанности констебля города от имени герцога Ланкастера.

 дом саттонов      Просторный каменный дом Саттонов с изящными эркерными окнами по фасаду мало отличался от остальных богатых особняков, окружавших церковный двор близ часовни гильдии Святой Анны в Уигфорде, поселении, примыкающем к Нижнему городу, но отделенном от него Высоким мостом и обширной речной заводью, которая в старые времена могла служить естественной защитой в случае нападения. В доме, похожем на этот, только гораздо меньше и расположенном в Бэйле, как называли узкую и густо застроенную полоску земли между собором и замком, Кэтрин когда-то в уединении провела последний месяц перед рождением Джона Бофора, старшего сына от своего возлюбленного. Тут, за пределами городских крепостных стен, люди могли позволить себе просторные сады и дворы с хозяйственными постройками.

Слуга, оглядев накидку молодой дамы, теплую и практичную, но вышедшего из моды покроя и подбитую потускневшим мехом, все же провел ее и служанку в довольно элегантный и просторный холл, где попросил их подождать. Подойдя поближе к пылающему камину, Кэтрин откинула свой капюшон, машинально поправив волосы. Ждать пришлось долго, и она начала опасаться, что скоро станет уже слишком темно, чтобы возвращаться в Кеттлторп этим же днем, и тогда придется искать ночлег на постоялом дворе. Мало кто решался путешествовать в сумерках и ночью, даже на короткие расстояния. Управляющий с вырученными за проданный товар деньгами должен был ждать ее у городских ворот. Следует ли ей отправить к нему Брома, передать, чтобы возвращался домой один?

Возможно, судя по числу томившихся в ожидании просителей, Джон де Саттон  и был весьма важным лицом в городе, но и она, Кэтрин, как владелица поместий Кеттлторп и Колби, занимала не самое последнее место в местной иерархии. В конце концов, ей удалось воскресить в памяти событие почти десятилетней давности, связывавшее ее с этой фамилией - крестины своего сына Томаса Суинфорда. Его окрестили через несколько дней после рождения, и не в приходской церкви, а в Линкольнском соборе, и гордый появлением наследника после двух дочерей, сэр Хью сам придирчиво избрал для него крестных отцов и матерей, которых, по традиции, было несколько, дабы обеспечить младенцу наилучшее покровительство в предстоящей жизни. Имя Томас было дано ему в честь Томаса де Саттона, который для Кэтрин, едва оправившейся от родовых мук, являлся таким же незнакомцем, как и все остальные присутствующие на скромной церемонии. Несколько раз тот потом присылал маленькому Томасу на именины обычные в таких случаях подарки - серебряную погремушку, батистовую материю на приданое, небольшой кошелек с монетами - но затем и это прекратилось. Поскольку Суинфорды уже с трудом балансировали на грани разорения, а Саттоны, хоть и более скромного происхождения, принадлежали к числу столпов Линкольна, гордость никогда не позволяла ей напомнить о себе.

Поборов сомнения и некоторую долю застенчивости, молодая женщина поймала одного из пробегавших мимо юнцов, похожего на приказчика или пажа.

- Прошу вас, сударь, проводить меня к господину де Саттону. Я леди Суинфорд из Кеттлторпа.

- Мессир Джон еще не вернулся из ратуши, - сказал тот, вздернув светлые брови. - Но, если вам будет угодно, я узнаю насчет мессира Роберта.

Еще один де Саттон?  Кэтрин слишком устала, чтобы возражать, и ей уже было решительно все равно, с кем говорить. Жизнь при королевском дворе научила ее тому, что для достижения своей цели необходимо терпение, настойчивость и умение вовремя сделать стратегическое отступление.

Первое, что она подумала, увидев его - он моложе, чем ей представлялось. Люди торгового сословия, как и королевские клерки, к которым относился ее зять, Джеффри Чосер, носили более длинные сюркоты и туники, чем допускала придворная мода, ограничиваясь темными тонами, и Роберту де Саттону, крупному и высокому, как нельзя более подходил его строгий наряд. Мужское начало в его внешности было выражено слишком ярко, чтобы представить на нем резные фестоны или золотые бубенчики, которыми украшали себя некоторые знатные щеголи!

Он раздраженно шагнул к ней, сверкнув из-под нахмуренных, очень густых бровей янтарными, как у кошки, глазами. Темные волосы отливали рыжиной - верный признак упрямства и вспыльчивого нрава. Она отчетливо вдруг увидела в своем воображении другого мужчину, любимое лицо и, что греха таить, тело, изученное до последней черточки, родинки, шероховатости и запах кожи...Чем-то они были похожи, ее надменный герцог Ланкастер и этот богатый линкольнский коммерсант.

-  Представить не могу, леди Суинфорд, кто направил вас к моему отцу по такому вопросу, вы лишь теряете свое время! - без обиняков заявил Роберт де Саттон, в свою очередь, беззастенчиво оглядевший ее с ног до головы. Он не предложил ей ни присесть на скамью, выглядевшую весьма удобной, ни освежиться кружкой эля, кувшин которого только что поставил перед ним на стол слуга. Там же, на деревянной доске, лежали ломти хлеба, а на блюде - несколько копченых селедок, холодный свиной пирог и, как ей показалось, зажаренный на вертеле цыпленок. - Я сам участвовал в комиссии, которая осматривала Фосдайк. Из-за таких, как вы, беспечных и безответственных лордов, думающих лишь о собственной выгоде, наш город угасает. Торговля - это кровь, которая снабжает его артерии, а речной путь - самый быстрый и дешевый способ доставки товара. В прежние времена до сто шестидесяти лодок в неделю проходило по Фосдайку мимо Торкси в линкольнский порт. Перекройте этот сосуд полностью - и город умрет!

Кроме того, заложенная еще римлянами хитроумная система каналов служила для отведения от города неизбежной в низинах избыточной воды. В последние годы наиболее бедные кварталы Нижнего города, расположенные близ берегов реки, где скапливался городской мусор - черепки глиняной посуды, кости и внутренности животных, человеческие испражнения- регулярно подтапливало, вызывая затем почти неизбежные вспышки болезней. Хуже всего, что появлялись слухи о новых чумных больных. Достигший своего расцвета двести лет тому назад, древний Линкольн с начала этого века медленно, но неуклонно хирел и впадал в стариковскую спячку. Неудивительно, что монополия на шерсть перешла к Бостону! Но разве не то же самое происходило не раз с Лондоном, с Йорком, с другими городами? Если бы только ему, Роберту де Саттону, одним из предков которого был энергичный и справедливый епископ Линкольна, Оливер де Саттон, неустанно объезжавший свою бескрайнюю епархию из конца в конец, а отец, Джон де Саттон, девять лет назад избирался городским мэром, удалось убедить ленивых или нерадивых магистратов, составлявших Совет двадцати четырех, в проведении хотя бы некоторых реформ ради возрождения былого процветания!

- Ох, перестаньте, - разозлилась вдруг Кэтрин, увидев, как он, умолкнув, отламывает от курицы румяную ножку и поглощает ее сочную мякоть. Что за несносный, грубый человек!  Она едва не впала в уныние, узнав, что Томас де Саттон, бывший его младшим братом, умер три года назад. -  Всем известно, что Фосдайк находится в плачевном состоянии  уже очень давно, и все попытки это изменить, даже королевские указы, ни к чему не привели. Вам не удастся возложить все на плечи таких мелких землевладельцев, как я!

-  Помимо вас, есть много других, - не моргнув глазом, отвечал де Саттон, методично продолжая свой ужин. У нее уже вовсю бурчало в животе от аппетитных запахов. - Но если исключить вас из списка ответчиков безосновательно, мы рискуем вызвать недовольство и упустить более крупную рыбу. Послушайте, миледи...- он, наконец, посмотрел на нее, очистив губы от жира с помощью кусочка хлеба. -  Почему бы вам не вернуться в свой замок? Если у вас есть муж, он сам должен заниматься этим делом, а если он умер -  поручите это вашему отцу или брату...

Проигнорировав это недвусмысленное предложение, она подхватила юбки и уселась напротив него.

- Но каким образом вы собираетесь поймать эту крупную рыбу, такую, как сам епископ и целая дюжина графов и приоров?

К своему удивлению, де Саттон, сперва с неприязнью посмотрев в ее серые, с зеленцой глаза, едва не утонул в них. Он и припомнить не мог, когда красивая женщина слушала его с таким живым любопытством и пониманием в последний раз.

- На улице Вайнгарт я видела человека, заключенного в колодки, пекаря по имени Роджер Лэнгтон, осужденного за нарушение хлебной ассизы, - продолжала она, - что означает, что он не единожды продавал хлеб дурного качества или по более высокой цене, чем допускается. Однако, люди говорили, что мошенничают все пекари, а в колодки попадают лишь те, у кого не хватило денег откупиться от бейлифа. У Роджера Лэнгтона шестеро детей, которых надо кормить.

- Поверьте мне, я осведомлен об этом, мадам! - прорычал Роберт де Саттон. - К чему вы клоните?

Мгновение они сверлили друг друга сердитыми взглядами.

- Король даровал Линкольну вольности и самоуправление потому, что это великий город, - Кэтрин заговорила первой, сама себе удивляясь, откуда у нее нашлись все эти слова. - Но истинное величие проявляется в честности и милосердии. У вас много прекрасных церквей и богатая ярмарка, но повсюду улицы не вымощены и грязны. Мой покойный муж служил герцогу Ланкастеру, и я видела его герб под коньком крыши вашего дома. Я готова очистить свою часть берега Фосдайка, поскольку это справедливо, но если вы собираетесь переложить всю тяжесть восстановления судоходства в канале на плечи тех, кто слишком слаб и беден, я обращусь к суду графа Линкольна, которым является монсеньор Ланкастер.

Роберт де Саттон, откинув голову назад, громко расхохотался, аж слезы выступили. Она снова невольно подумала, что есть в нем особая, хищная притягательность, которую редко встретишь, но ни за что не пропустишь.

- Вы думаете, констебль герцога, сэр Оливер, пошевелит ради вас хоть пальцем? Да даже если вы, как леди Годива, проедете перед ним нагишом по улице, он все равно предпочтет лишний шиллинг так называемой справедливости!

- Я говорю не о сэре Оливере, а о самом герцоге Джоне, благородном рыцаре, сыне короля! - горячо воскликнула она, охваченная порывом своей любви. Что ж, ей всей душой не хотелось прибегать к этому последнему доводу и козырю, но, возможно, и правда придется. Разве не посоветовал ей этот толстокожий грубиян отдаться под защиту мужа, отца или брата, словом, любого мужчины, который может взять ее под свое покровительство?

Роберт де Саттон постарался вложить в свое напутствие все презрение, которое он в этот момент испытывал к ней. Какое счастье, что все женщины одинаковы, и не нужно ломать голову, пытаясь разгадать тайну, скрытую в прекрасных глазах! Лишь золото и титул разжигают в них огонь.

- Насколько мне известно, его светлость предпочитает женщин более мягких и послушных, но вы можете попытать счастья, - он встал и прошествовал к двери, распахнув ее сильным ударом ноги. - Всего самого лучшего, миледи.

 

Супружеская привязанность и истинная нежность любовников должны почитаться различными, и начало свое они берут от порывов весьма несхожих".

Эрменгарда де Нарбонн в "Трактате о куртуазной любви" Андре де Шаплена, 1190 год.

 

Им повезло найти приют в монастырском гостевом доме. Ночью, завернувшись, как в кокон, в грубые холщовые простыни, Кэтрин окинула внутренним взглядом бурный прошедший день. По щеке вдруг скатилась горячая слезинка жалости к самой себе. Она прислушалась к гулко забившему вдруг колоколу, созывающему святых сестер на completorium, последнюю за день литургию. Вспомнила, что не нашлось времени помолиться перед алтарем Святой Екатерины Александрийской в Линкольнском соборе, и укорила себя.

В специальной серебряной раке там хранились чудотворные предметы - палец мученицы и цепь от усеянного шипами колеса, на котором ее намеревался казнить римский император Максенций. Молодая женщина почитала Екатерину Александрийскую не только потому, что ее нарекли в честь этой святой. Их с Филиппой мать умерла вскоре после рождения Кэтрин, и ни одна из сестер ее не помнила, однако в то время, когда ей исполнилось лет шесть или семь, девочка с каким-то отчаянным упрямством спрашивала о ней каждого встречного и звала ее во сне. Тогда-то добрая королева Филиппа, опекавшая сирот де Роэ, сжалилась над малышкой и сказала ей...

"Она мне тогда сказала, твоя матушка вознеслась на небо и стала ангелом, но она попросила святую Екатерину защищать тебя от всех бед и испытаний. " - вспомнилось Кэтрин, которая по-прежнему ворочалась без сна рядом с беззвучно и глубоко спящей Хавизой и благочестивой пожилой вдовой из Гейнсборо.  - "Поэтому молись ей всякий раз, как станет страшно или одиноко". Она подержала на языке, словно растаявший леденец, это полузабытое фламандское слово - eenzaam. Покойная королева любила разговаривать с ними на грубоватом наречии их родины, маленького графства Эно в Нижних Землях. 

Завтра она поставит свечу Иоанну Крестителю и святому Катберту, которых больше всего почитает герцог Ланкастер. И, если осмелится, попросит Святую Деву Марию, чтобы та поскорее даровала им встречу, пусть и грешно желать этого. Но как можно не желать? Невозможно! Ей так хотелось, чтобы он взял ее на руки и убаюкал, как малое дитя. Хотя, если узнает, что она отправилась в Линкольн одна, без защиты оставленных им конных лучников - не поздоровится ей, пожалуй! Кэтрин улыбнулась в темноте, предвкушая и то, что он ей скажет, и то, что потом сделает.

 

Линкольн в последний раз мелькнул позади, точно драгоценность, которую спрятали в невзрачную шкатулку. Как только в дымку тумана отступили последние островерхие крыши, и царственные близнецы - замок и собор на высоком холме - превратились в игрушечные безделицы, и встречные путники, конные и пешие, нагруженные телеги, повозки и мулы стали попадаться все реже, наступила такая полная и глубокая в своей умиротворенности тишина, какая бывает только в сельской глуши, когда отчетливо слышен каждый новый звук: вопросительная трель проснувшейся птицы, шелест веток, перебираемых ветром, поскрипывание колеса, мягкий топот копыт лошадей.

Она протянулась далеко вперед, широкая болотистая равнина, и оставшийся позади древний город был в сравнении с ней не больше пятнышка. На этот раз Кэтрин велела сначала ехать по второстепенной дороге, ведущей к Торкси, летом невыносимо пыльной, а сейчас покрытой обычным осенним месивом грязи. Как только зарядят сильные дожди, а потом наступят настоящие холода, она станет почти непроходимой. В прошлом, будучи женой сэра Хью Суинфорда, молодая женщина редко выезжала из своего поместья дальше этого маленького торгового городка, хотя до Линкольна было рукой подать. Сейчас она, едва не задремав под мерную ходьбу лошадки, поймала себя на мысли, что хочется так и ехать вперед, не спрашивая, куда и зачем, пока просто не закончится путь.

Лес уже лишился листвы и оттого казался прозрачным, но на голых ветвях рябины издали пламенели почти созревшие оранжевые грозди. По толстым, разлапистым ветвям буков, высоко над головами путешественников, скакали рыжие белки, иногда роняя вниз шишки и кусочки засохшей коры. Из зарослей ольхи, за которыми нередко пряталась трясина, иногда прыскала наутек спугнутая пернатая живность - болотные коноплянки, кулики, серые куропатки и другие, названия которым Кэтрин не помнила. Но тут же деревья расступались, и взгляду открывались большие, неправильной формы массивы земель, окруженные канавами и невысокими насыпными стенами, обозначающими границы соседних владений. Внутри они были поделены на фурлонги - совокупности клочков земли разного предназначения, каждый из которых принадлежал тому или иному виллану или арендатору. Некоторые фурлонги оставались "под паром" и служили в этот год для выпаса скота, с других собрали урожай или уже засеяли озимыми. Ноябрь также называли "кровавым месяцем" - со Дня Всех Святых и до Святого Мартина во всех деревнях резали свиней и домашнюю птицу, чтобы заготовить достаточно солонины на зиму.

Бросалось в глаза, что, как и повсюду, немалая доля плодородной земли нынче простаивала без обработки. В таких местах деревеньки вымирали - и место людей и построенных  без фундамента утлых домишек нередко занимали вездесущие овцы. Для них возводили овчарни и загоны, а рядом все еще могли стоять полуразобранные на хозяйственные нужды руины давно заброшенной церквушки. Это нередко вызывало ненависть у самых бедных крестьян, и даже Хавиза, неодобрительно качая головой, не раз говаривала, что овцы пожирают людей. Впрочем, бывало, если в некоторых местах всех жителей забирала чума, с тех пор там никто не осмеливался поселиться снова.

Попадались на пути и замки, построенные из камня столетия назад, но их было немного. Всех своих соседей, принадлежавших к рыцарскому сословию, Кэтрин знала наперечет, хотя могла и никогда не встречать их больше одного раза. Здесь гораздо чаще, чем в остальных графствах, многие мэноры находились во владении монастырей, особенно обогатившихся после Великого Мора, когда, стремясь спасти свою душу, умирающие отписывали им свое имущество.

 - Вот он, Фосдайк,  - объявил Бром, которому пришлось втиснуться в седло позади немало возмущенной этим Хавизы. Впрочем, Кэтрин подозревала, что на самом деле стройный молодец давно пришелся ее служанке по вкусу.

Молочно-белый, почти осязаемый кожей туман, который крался за ними от самого Линкольна, постепенно начал таять. В серой, облачной, изношенной холстине неба проглянула вдруг нежно-голубая подкладка. Оброненный слабым солнцем луч упал вниз и засиял, отразившись от неспешной водной глади. Римский канал, заросший с обеих берегов камышом и осокой, местами заболоченный, напоминал, скорее, широкий ручей, слишком мелкий, чтобы тут могли пройти юркий когг или баржа, груженные товарами. Для столь важной, по мнению этого грубияна, Роберта де Саттона, торговой артерии Линкольна вид он имел и вправду жалкий.

Зато на заиленных участках трава росла особенно густая и сочная, а неглубокое русло со слабым течением, вероятно, прекрасно подходило для того, чтобы поить овец и мыть шерсть. Конечно, землевладельцы просто воспользовались выгодными для себя обстоятельствами. В одном лишь Торкси, наверное, не меньше тысячи овец, принадлежавших городу, приорству и его арендаторам. Если прислушаться, можно было различить в прозрачном холодном воздухе отдаленное многоголосое блеяние животных. Кэтрин вспомнила, как рив, староста, охотно рассказывал ей, что стадо делится на отары, которые следует содержать отдельно - маток, молочных ягнят, молодняк, уже отнятый от матери, баранов-производителей и валухов, кастрированных баранов, дающих более тонкую и ровную шерсть. У герцога Ланкастера, как и многих других аристократов, были собственные крупные стада, поэтому Кэтрин не находила ничего зазорного в том, чтобы интересоваться, каким образом создается то самое "золотое руно" Англии, основа процветания страны. Хорошо отлаженное овцеводческое хозяйство можно было сравнить с идеально устроенным маленьким королевством.

 

Треск ветки под чьей-то ногой, и худенькая фигурка с быстротой молнии метнулась в сторону. Насторожившись, Бром ударил пятками по бокам кобылы Хавизы, вынуждая ту выехать впереди Кэтрин. Дорога, казавшаяся до сих пор пустынной, принесла им встречу, хотя никто ее особенно не желал.

Мужчина, который мог быть глубоким стариком из-за морщин на загорелом лице, или же довольно молодым еще человеком, если судить по гибкости фигуры, сделал знак остальным, стащив с головы колпак и неловко поклонившись. К нему жались две испуганные женщины - одна, помоложе, держала на руках спящего ребенка - и мальчик-подросток, который что-то прятал за спиной. Кэтрин, кивнув им, хотела было проехать мимо, но старший мужчина вдруг хрипло заговорил, пытаясь освоить почтительный тон:

- Нет ли в вашем поместье какой-нибудь работы для нас, миледи? 

Четыре пары глаз выжидающе уставились на нее. Люди эти были одеты очень бедно, в простую одежду из домотканого полотна и шерсти, на ногах - грязные от пешей дороги, но аккуратно заштопанные чулки и деревянные башмаки.

- Кто вы такие? Откуда сбежали? - вмешалась Хавиза, заговорив громко и презрительно с высоты своей лошади. - Я видела, твой сын что-то подстрелил из рогатки или лука. Дичь в этих лесах принадлежит леди Суинфорд, с которой ты осмелился сейчас заговорить. Что он держит за спиной?

Надувшись, мальчик нехотя протянул правую руку ладонью вверх . В ней лежала небольшая продолговатая щепка, грубо вытесанная в подобие детской куклы.

- Мы из Торни, поместья сэра Джона Брета, - торопливо заговорил мужчина, прежде чем самоуверенная служанка потребовала у юного негодника показать ей и вторую руку. - Уж третий день, как идем, и очень голодны.

- Я не укрываю беглых сервов, если вы из их числа, - Кэтрин прямо посмотрела ему в глаза. Мужчина был довольно высок для бедняка, крепок и широк в плечах. Как и другие поместья, Кеттлторп испытывал сильную нужду в работниках. - Как тебя зовут?

- Эмис, миледи. А вот это моя жена, Неста, - указал он на одну из женщин. - Мы свободные люди. Дети здоровы и тоже могут работать в поле или прислуживать в замке.

Девушку с ребенком на руках звали Эйлит, а подросток, который старательно прятал за спиной убитого кролика, носил имя Одо. Никогда не знавшая голода, Кэтрин, тем не менее, безошибочно различила его в глазах этой семьи, и это не позволило ей поднять вопрос о браконьерстве, являвшемся по обычаю и королевскому закону одним из самых тяжких преступлений. К тому же, Эмис выглядел покрепче Брома, и кто знает, чем все могло бы закончиться? Недаром герцог Ланкастер настаивал, чтобы она никуда не ездила без надежной охраны.

Батраки стояли на одной ступеньке с сервами, хоть и были свободными. Нет ничего хуже для крестьянина, чем потерять клочок земли, на котором он мог вырастить себе пропитание. Вассальная связь уходила корнями во времена столь давние, что о них никто уже и не помнил, кроме того, что так заведено и записано в свитках. Разумный сеньор своей властью не злоупотреблял и предоставлял крепостным землю и защиту. Батраки же не имели ничего своего, были пришельцами из чужих краев, о которых никто не сожалел. Но после Великого Мора былой порядок жизни пошатнулся, о чем оставалось лишь горевать. Сервы отказывались работать и убегали, чтобы получить свободу, арендаторы на землю находились лишь за бесценок, а батраки, как в деревнях, так и в городах,  требовали повышения обычной платы вдвое, а то и втрое, несмотря на суровое наказание, налагаемое за это королевскими статутами, как на работника, так и на нанимателя. Возможно, Эмис и его жена решили поискать удачи в других местах, как и многие другие. Вряд ли они, в таком случае, задержатся в Кеттлторпе, если только, чтобы переждать зиму, которая по всем признакам обещала быть холодной и снежной.

Молодая женщина достала из седельной сумки большой ломоть зачерствевшего хлеба, оставшийся от запаса еды, который они брали с собой в поездку, и протянула его Несте.

- Решение примет мой бейлиф, когда поговорит с вами, - сказала Кэтрин, когда  угощение было быстро разделено на четыре равные части и мгновенно съедено. - Ступайте по этой дороге, через сотню туазов будет деревня, а оттуда увидите замок. Не думайте только, что у нас платят больше, чем в других местах, - подумав, честно предупредила она. Ей запоздало пришло в голову, что выговор у всего семейства был не такой, как у местных, а более чистый и правильный.

Эмис неожиданно подмигнул ей с добродушной ухмылкой.

- У вашей кобылы, миледи, вот-вот слетит подкова, а в копыте застряла колючка. Возможно, я займусь ею позже. Спасибо за хлеб, благородная госпожа, мы в долгу не останемся.

 

Всего лишь год и два месяца разделяли двух братьев, сыновей короля Эдварда Третьего, однако, немного было в них внешнего и внутреннего сходства: Джон Гонт, герцог Ланкастер, темноволосый и темноглазый, с патрицианскими, заостренными чертами лица, с пружинящей походкой леопарда, и Эдмунд, прозванный по месту своего рождения Лэнгли, граф Кембридж, с рыжевато-русой копной волос, бледной, испещренной веснушками кожей и меланхоличными голубыми глазами. Правда, оба были искусными, закаленными в сражениях и турнирах воинами, высоки ростом, худощавы и носили короткие, ухоженные бородки с раздвоенными, по последней моде, концами. Кроме того, жены их были родными сестрами - и кастильскими принцессами, очень привязанными друг к другу.

- Отец всегда обожал Изабеллу и Эдварда, мать - Лионеля, а я таскался за тобой, как щенок гончей, - граф Кембридж задумчиво посмотрел на брата поверх серебряного кубка, наполненного красным, пряным вином. Первый кубок вина после охоты всегда самый желанный, словно вливающий свежую кровь в истомленные жилы. Травля была удачной: егеря привезли в замок трех лис и второстепенную добычу -  по десятку подстреленных из лука зайцев, фазанов и куропаток. На оленей и другого крупного зверя Эдмунд Лэнгли, в отличие от брата, охотиться не любил. - К счастью, меня никогда не одолевала потребность доказать, что из четвертого сына тоже может выйти толк. Недаром, я единственный из нас, кто не женился на богатой наследнице.

Разумеется, йоркширскому поместью Конисбро, куда герцог Ланкастер заехал навестить младшего брата, пустившись с северных рубежей своих владений в обратный путь в Лондон, недоставало той изысканной роскоши, которая изумляла в Савое или Кенилворте. Замок отличался лишь огромным донжоном - круглой башней с шестью мощными контрфорсами и узкими щелями окон, возвышавшейся надо всей округой - и отлично сохранившимися с двенадцатого века толстыми крепостными стенами. Конисбро, вместе с рядом других земель к северу от Трента, достался Эдмунду в наследство от его крестного отца, Джона де Уоррена, графа Суррея, однако большую часть своего огромного богатства тот предпочел оставить графу Арунделу, своему ближайшему другу, поэтому деньги на ремонт замка пришлось просить у отца, короля Эдварда.

- Утверждаешь, что любишь Изабеллу? - недоверчиво усмехнулся Джон Гонт, вытягивая длинные ноги в сторону камина. Охота разгорячила и его, вызвав румянец на смуглых щеках и встрепав темные, с едва еще заметной сединой, волосы.

- Предпочитаю не задумываться над такими сакральными вещами, как любовь, смерть, существование Эдемского сада на земле, или тем, провожает ли Святой Петр души умерших праведников на личную аудиенцию к Господу. Моя жизнь много проще, так как я во всем лишь следую своему долгу.

- Рыцарскому долгу ? - Джон поднял брови на столь напыщенное заявление. - И это, по-твоему, проще?

Эдмунд пожал плечами, обтянутыми голубым бархатом котты, домашней туники. В ожидании ужина они и свита развлекали себя игрой в триктрак и кости, несмотря на то, что церковь осуждала это занятие, и услаждали слух  - несколько музыкантов негромко наигрывали мелодичные вирелэ и рондо на арфах и виеллах.

- Скорее, долгу перед нашим отцом, перед тобой, моим старшим братом, перед нашим племянником, который станет следующим королем Англии. Ты помнишь, как шестнадцать лет назад, осенью, отец взял нас, Эдварда, Лионеля, тебя и меня, в экспедицию против французов? Мне тогда было восемнадцать, и я помню...- Эдмунд словно ушел в себя в это мгновение, предаваясь приятным воспоминаниям о самых сильных из пережитых им эмоций, - помню всеобщее ликование, с которым нас провожали. Мы все были героями после победы при Пуатье! Никто не сомневался в том, что Англия вернет себе не только Аквитанию, но и Нормандию, Анжу, Турень и Мэн. Тогда мы отплыли из Сэндвича во главе тысячи кораблей, украшенных стягами с королевской лилией, и высадились в Кале, мечтая короновать отца в Реймсе на французский престол и надеясь снова прославиться в решающей битве.

- И обнаружили запертые архиепископом Реймским городские ворота и хорошо укрепленный город, который невозможно было осадить зимой, не имея возможности пополнять запасы еды, фуража и дров. Если бы отец разумно ограничился Аквитанией и Кале и принес бы вассальную присягу верности королю Франции, как это делали еще наш дед и прадед, война закончилась бы на этом, но мы остались бы победителями, - с горечью пробормотал герцог Ланкастер. Та бесконечная холодная осень и еще более длинная зима в замерзшей и разоренной предыдущими набегами Шампани воспринималась им теперь иначе, чем в далекой юности, когда он, как и Эдмунд, был полон юного энергичного задора и веры в могущество английского оружия.  - И посмотри на нас сейчас. Мы вновь и вновь безуспешно пытаемся вернуть себе то, за что было заплачено еще шестнадцать лет назад...

- Эдвард не стал бы сожалеть о прошлом, он просто кликнул бы свой клич, призывая Святого Георгия, и ринулся бы в бой. За это его и любили. Ты гораздо умнее меня, брат, поэтому я полагаюсь на тебя, как полагался на твою правоту всегда. Но не забывай, что в глазах людей настоящий правитель страны - это сильный рыцарь, способный приносить победы и добычу, они оценят лишь самые очевидные вещи. Они должны любить тебя за что-то, поскольку ты слишком богат и высоко вознесен, чтобы любить тебя самого. Продолжи войну за нашего отца и малыша Ричарда, либо закончи ее так, чтобы геральды прославляли тебя на каждой площади. Я считаю себя счастливцем, Джон, что не имею твоего богатства и власти, и мне не нужно принимать порученных тебе решений.

- Означает ли это, что ты вернешься в Лондон, чтобы поддержать меня? - криво усмехнулся Джон, подумав, что в словах Эдмунда было куда больше проницательности, чем полагал он сам, называя себя человеком скромного ума.

- Разумеется, если ты просишь об этом, хотя и без особого желания, - вздохнул Эдмунд. -  Не забывай также о нашем младшем брате, Томасе, он вовсе неглуп, хоть и зазнайка больше тебя самого, с тех пор, как женился на наследнице де Богунов. Посмотрим, к чему приведет твоя попытка в очередной раз собрать деньги для пустой казны в стране, где они сейчас есть только у тебя, да еще у ростовщиков и спекулянтов. Я должен навестить Изабеллу и детей в Лэнгли, как и ты, вероятно, поедешь в Хертфорд к Констанце и своим дочерям.

- Не сразу, - отвечал Ланкастер уклончиво.- У меня есть дела в Линкольне.

Эдмунд захохотал так громко, что Джон невольно покраснел, что происходило с ним крайне редко. Он улыбнулся в ответ, и улыбка вышла столь искренней и застенчивой, что младший брат не удержался от любопытства, хотя и понимал, что ступает на тонкий лед:

- А точнее, возле него, так? Я и забыл, что близится день Святой Екатерины! Изабелла каждый раз негодует по поводу твоей милой вдовушки и требует, чтобы я внушил тебе, что нужно проявлять больше почтения к законной жене. Лэнгли, как ты знаешь, расположен слишком близко от Хертфорда, и моя супруга проводит там немало времени в обществе своей сестры. Но разве тебе самому не нужен наследник для Кастилии? - мягко попенял он, впрочем, не проявляя ни тени осуждения. Изабелла Кастильская слыла признанной красавицей и отличалась капризным и горячим нравом, в отличие от старшей сестры, прекрасно выучив язык своей новой страны и вписавшись в круг высшей придворной знати. Посчитав, что троих детей, двух мальчиков, Эдварда и Ричарда, и девочки, Констанс, названной в честь тетки, ему достаточно для продолжения рода, Эдмунд стремился воспользоваться любым достойным поводом, чтобы улизнуть в скромный Конисбро, оставляя свое семейство в Лэнгли, одной из роскошных королевских резиденций.

- Констанца собирается отправиться в паломничество в Кентербери и к Святой Деве Уолсингемской, так как после вторых родов все еще не может понести вновь, - Ланкастер щелкнул пальцами, подавая знак пажу, чтобы налил им еще вина. - Повитуха и астролог посоветовали ей проводить со мной ночи лишь в те дни, когда зачатие наиболее благоприятно, и, слава Господу и Святому Катберту, это лишь несколько ночей в каждом месяце. Зато моя бесценная Catrine на Новый Год подарит мне уже третье дитя.

- К сожалению, всего лишь бастарда, - напомнил граф Кембридж, немного завидуя горделивой радости, которая светилась на лице брата. - И существование твоих незаконных детей от леди Суинфорд, если тебя это интересует, уже не тайна для миледи Констанцы.

- Их существование ничем не угрожает Констанце и ее детям, если таковые еще родятся, кроме нашей Каталины, - отрезал герцог. -  Мы вступили в брак ради укрепления альянса между Кастилией и Англией, собственно, как и вы с Изабеллой.

- Но однажды, если, при благоприятном стечении обстоятельств, ты вернешь Констанце трон ее отца, разве не придется тебе уехать с ней в Кастилию? Что тогда станет с леди Кэтрин и вашими детьми? - решился спросить Эдмунд. Ему было прекрасно известно, как глубоко Джон любил свою первую жену, Бланш, как убит он был ее потерей. Сознавал ли его брат или нет, но он относился к числу людей, хранивших под внешней невозмутимостью целый кладезь сильных чувств и переживаний. Под доспехами из ледяной стали билось нежное и чувствительное сердце, способное на любовь, не ту, куртуазную и недоступную, что описывали менестрели и барды в своих напыщенных поэмах, над которыми сам Эдмунд предпочитал подсмеиваться, а земную, плотскую и естественную, как восход солнца. Не потому ли женщин, даже набожную чопорную Констанцу, инстинктивно влекло к столь благоразумному во всем остальном Джону?

- До той поры, мой дорогой брат, я найду решение, - огрызнулся Ланкастер, и Эдмунд понял, что угодил в самое болезненное место фактического правителя Англии.

 

- Ну что ж, наслаждайся любовью своей прекрасной дамы, пока можешь - пожелал он от всей души, хлопнув Джона по спине. - Ибо тебе известно, что не позднее, чем через полгода истекает срок временного перемирия, и нам грозит новая война с Францией.

 



Комментарии:
Поделитесь с друзьями ссылкой на эту статью:

Оцените и выскажите своё мнение о данной статье
Для отправки мнения необходимо зарегистрироваться или выполнить вход.  Ваша оценка:  


Всего отзывов: 0

Список статей:
ДатаНазваниеОтзывыОписание
22.02.15 01:11 Герцогиня из Эно, или Полотно судьбы 4 
Часть четвертая
22.02.15 00:55 Герцогиня из Эно, или Полотно судьбы 3 
Часть третья
14.02.15 05:39 Герцогиня из Эно, или Полотно судьбы 2 
Часть вторая
13.02.15 05:50 Герцогиня из Эно, или Полотно судьбы 
Часть Первая



Если Вы обнаружили на этой странице нарушение авторских прав, ошибку или хотите дополнить информацию, отправьте нам сообщение.
Если перед нажатием на ссылку выделить на странице мышкой какой-либо текст, он автоматически подставится в сообщение