В этом городе тысячи домов и миллион людей. Город моей юности – я его оставил, стёр из памяти и был уверен: не вспоминаю. Приехал на два дня: разъезды, встречи–обычная рабочая командировка. Обратный самолет через три часа. Сижу в гостях у друга. Его жена обожает индийские фильмы, вяжет крючком шали, подбирает бездомных котят на улице, всех жалеет и любит - хорошая она. Двери их дома постоянно открываются и закрываются – мелькают соседи, друзья, родственники. Проходной двор. Ну и что? Я ведь тоже приехал именно в этот дом, чтобы перекантоваться несколько часов до самолета. Хозяйка виновато улыбается и врубает звук в телевизоре почти на максимум. Поднимаю глаза – на экране сдобная брюнетка крутит бедрами. Раджа недовольно хмурит брови. Закидываю руку за голову, массирую ноющий затылок. Думаю, что старое индийское кино - это самое паршивое, что может случиться сегодняшним вечером. Ошибаюсь. 

      В моем городе тысячи домов и миллион людей. Я живу здесь всю жизнь. У меня много друзей – они появились в моей судьбе после детского сада, школы, университета, с работы. Я могла бы приехать к любому из них, но этим вечером почему-то оказалась именно в этом доме - будто почувствовала. Здесь пахнет яблочным пирогом и круглосуточно работает канал с индийскими фильмами. Судьба?

      Она переступает порог комнаты, и индусы в телевизоре умолкают. Я понимаю: вот теперь случилось страшное. Мы не виделись больше десяти лет. Красное платье на ней будто вымочено в крови. Она стала взрослее, ярче и, как ни странно, роднее. Я не могу отвести взгляд.

      Переступаю порог комнаты и прирастаю к полу. Возле окна стоит тот, с кем я не виделась больше десяти лет. Он выглядит сильнее, жестче и, как ни странно, роднее. Я не могу отвести взгляд.

      На экране два откормленных бугая делают вид, что бьют друг другу морды. Но никто на нихне смотрит - все в этой комнате теперь пялятся на нас. Надо что-то делать. Отталкиваюсь от подоконника, иду к ней.

      - Привет!

    - Привет... - Моё хваленое красноречие улетучивается. А где-то в телевизоре заливается песней потерянная в детстве дочь раджи.

      - А чего такая испуганная? – неожиданно начинаю злиться - сразу, с полуоборота.

      - Я?..

      - Ну не я же!

      Отвожу взгляд, понимаю: действительно, напугана. Он почему-то бесится, и я не знаю, что с этим делать. И раньшене знала, теперь - тем более. Не получалось у нас с ним «и в горе, и радости». Пока все было хорошо, земля уходила из-под ног - казалось, взмахну руками и взлечу от счастья. Ни с кем это чувство не повторилось. Но с его плохим настроением никогда не справлялась. Особенно если была виновата. Не умею я просить прощение. Совсем. Вот он – да, умел. Но в тот вечер извиняться ему было не за что. Только хлопнуть дверью и вычеркнуть меня из жизни.

      - Да не трясись ты, как заяц. Я сегодня без пистолета, - пытаюсь пошутить.

      Сказал - и сразу пожалел. Стало тошно. Какого черта напомнил об этом? Если женщина вытерла о тебя ноги и врезала под дых, нельзя показывать, что от боли не можешь продохнуть. Хватит с меня того вечера – десять лет назад - когда орал, бил кулаком в стену и палил из пистолета. Вот дурак! Хорошо, руки тряслись – промазал.

       - Ты вроде замужем?- спрашиваю, хотя точно знаю ответ.

       - Да...

      Усмехаюсь и отворачиваюсь - снова чувствую себя полным идиотом. Зачем спросил? Замужем она! Глазки опустила – скромница. Через полчаса разбежимся в разные стороны – я в аэропорт, она в свою квартиру. Приедет домой, разденется, ляжет в кровать, муж притянет её к себе, она раздвинет ноги... Становится жарко, ослабляю узел галстука. Да что за фигня? Мне-то какое дело?!

      Смотрю, как ходят желваки на его лице. Коварная интриганка в телевизоре строит злобные планы, прикусывает пухлую губу, заглядывает в глаза главному герою. Мы молчим. Нужно что-то сказать. Спрашиваю:

     - Ты женат?

     - А то! – не верю своим ушам. Она всерьез думает, что я стану рассказывать ей про своих баб?

      Не хочет говорить о себе. Змея-соблазнительница в индийском фильме издевательски улыбается с экрана. Мне некого винить – всё натворила сама. Даже сто лет пройдет, он не простит мне той ночи.

      Даже сто лет пройдет, не прощу ей той ночи. Дочь индийского раджи начинает заламывать руки, рыдает, падает на колени. Страдает – ясное дело. Отворачиваюсь от экрана и вижу, что у женщины напротив меня трясутся губы. Хочу её пожалеть. Прижать к себе, погладить по голове, нашептать что-то нежное в макушку. Так хочется её пожалеть, что вдруг понимаю – это чувство даже сильнее, чем желание её трахнуть. А в этой их Индии все окончательно свихнулись: кричат, толкаются, ломают мебель. Голова раскалывается. Какого черта?! Разве раньше не жалел? На изнанку ради неё выворачивался. Жил только ею!

      Старая кормилица в райских кущах прижимает к груди плачущую красавицу с пухлыми губами. Утешает. Так хочется, чтобы и он меня пожалел - прижал к себе, погладил по голове, нашептал что-нибудь нежное в макушку. Но ведь не станет! Актриса в телевизоре прикрывает лицо кашемировым платком, закатывает глаза и начинает петь грустную песню. Нет, не станет он меня жалеть.

      Смотрю, как она отходит в сторону – плечи опущены, руки безвольно болтаются. Я до боли сжимаю кулак и начинаю бить им в ладонь. Лучше бы конечно по голове вмазать себе. Со всей силы, чтоб хрустнули кости, а из носа брызнула кровища. Чтоб глаза заплыли от фингалов и не смогли её больше видеть. Чтоб все идиотские мысли выбить из головы – окончательно, раз и навсегда!

      Что он делает? Я не могу смотреть на его руки. Господи, помоги мне! Дай сил подойти к нему, встать на колени и разжать побелевший кулак. Завыть по-бабьи и вымолить прощение. Поцеловать раскрывшуюся ладонь. Сделать то, что не сделала много лет назад. И пусть все в этой комнате замолчат и станут отводить глаза – от неловкости, стыда за меня. Наверное, даже индийский актер в телевизоре подавится репликой и уставится на меня удивленными бараньими очами. Плевать! Главное – разжать его кулак...

      В далекой Индии всё заканчивается хорошо: все в сборе - поют и танцуют. Моё время вышло. Беру в руки телефон.

       - Мне пора ехать.

      - А можно, я подвезу тебя до аэропорта? – спрашиваю с надеждой. - Я на машине, я могу...

      По экрану идут титры, и я вдруг понимаю, что смертельно устал. Она соображает, что говорит? Сколько мы с ней проедем? Сто метров? Двести?

      Уверена: он не согласится. Мы и ста метров не проедем, если окажемся одни в машине - рядом, на расстоянии вытянутой руки.

      Отвечаю на звонок. Такси приехало. Иду к двери.

      -Пока! – проклинаю вдруг севший голос.

      - Пока! – сейчас разревусь.

    Дверь за ним закрывается. Фильм заканчивается, и мгновенно смолкает музыка. С этого вечера у моей давней боли появляется новый привкус – с пряными индийскими нотками.

      В такси откидываюсь на спинку кресла и закрываю глаза. Главное доехать до аэропорта и не передумать. Не вернуться. А прилечу домой - застрелюсь к черту! Становится смешно. У меня завтра две важные встречи, а потом снова командировка. Пожалуй, с пулей в лоб придется повременить. Но ближайшие пять часов в самолете будут принадлежать единственной любимой женщине. Они – её. И никуда не деться. Она ещё вдоволь потешится: изведет меня своим красным платьем и голосами индийских певцов. Пропади всё пропадом! Это будут худшие пять часов моей жизни. А может - лучшие.