Осень в этом году выдалась теплая, грибников хоть отбавляй. Лешему работы немерено: каждого заблуди... от тропы уведи... Умаялся бедный, все лапти стоптал, но так ни кого до конца и не угробил. Стареет... Да и мои наряды прохудились. Пенсия нам, труженикам Нави, по местному законодательству не положена. А мухоморы испокон веков валюта надежная. Да не переведутся на Руси торчки, мнящие себя великими шаманами!

Корзина моя уже полна красными шляпками, и я присаживаюсь на бережке речки, опуская в прохладную воду ноги. Закатное солнышко греет. Вокруг пальцев шныряют мальки.

Благодать...

На горизонте, перед холмами, виднеются крыши да дымки ближайшей деревеньки.

Продам грибочки – куплю себе... ммм... может, джинсы? Сарафаны быстро рвутся, и десяти лет относить не могу.

– Ой! А что это у нас тут за девица? – скабрезненько. – Аль заблудилася?

Это с какого лешего местная фауна старинными оборотами заговорила?

С удивлением разворачиваюсь.

Как есть – три недо...тыря. «Бога» в их контексте упоминать язык не поворачивается, несмотря на то, что организации мы не дружественные.

Каждый недотырь в своей педипальпе по бутылочке пива держит. И, судя по осоловевшим распущенным взглядам, бутылочка та не первая.

И что ж вас так далеко от местного сельпо занесло, болезные?

– А коса-то у нее какая... – с издевкой подпевает второй педипалый, вытаскивая из своих хелицер прикуренную сигаретку. – Сразу видно – деревенская. Может, за косу тебя потаскать? Всегда мечтал накрутить косу на руку и отжарить как следует молочную деревенскую девку! Вы ж любите городских, да? А у тебя сразу трое будут! Все девки обзавидуются!

Коса у меня, и правда, еще очень даже ничего. Все стыдные места прикрывает надежно, когда распускаю. И длиной, и богатством.

– А что в корзинке у тебя? Смотри-ка, а девица-то и не знает, какие грибы собирать. Ядовитые они, дурында! Му-хо-мо-ры, – как недоразвитой внятно поясняет мне он.

Толкает корзинку ногой, и грибочки мои рассыпаются на траву.

Та-а-ак...

Одергиваю сарафан, поднимаюсь.

– А не проводите ли вы меня, добры молодцы, до дому? А то дурында я как есть, одна заблужусь, не дойду.

– А чего ж не проводить? – переглядываются они. – В гости пригласишь? А то мы комфорт любим.

– А чего ж не пригласить, если дойдете? Я и баньку истоплю, и накормлю, и спать уложу, и отжарю. Все по канону!

– Всех троих, что ли? – лениво ржут болезные, переглядываясь.

– Могу сразу всех, а могу и по очереди. Это как сподручнее выйдет.

Откидываю косу за спину и веду руками по полной груди и ниже, поправляя полу сарафана, точеные бока подпираю ладонями:

– Ну что? Идем?

Ни один представитель фауны мне еще не отказывал. Ловля на живца – вещь бесперебойная.

– Идем... идем... – выбрасывают они недокуренные сигареты.

Двое – прямо в жухлую траву. Третий в речку. Бычок с шипением тухнет, трава дымится...

– Кто ж от такого предложения откажется?

Терпеливо вдохнув поглубже, достаю из воды бычок. Жалко мальков... Наглотаются никотина, передохнут. На секунду даже позволяю себе мысль – засунуть бычок обратно между хелицер болезного. Чтобы утилизировал. Но мысль эту отметаю. Жрать послушно он его не захочет, и придется мне коготки выпустить... А так откровенно лезть на рожон близ людского поселения – не стоит. Не дай черт, потом пойдут с батюшкой своим по лесам меня искать да отпевать. Ни слуха, ни голоса у местного попа не водится. И песнопения его – то еще испытание! Тем более что прецеденты были...

Набираю в ладони воды и тушу загорающуюся траву.

– А ты смотри, она еще из этих... как их... «зеленых»!

– Гринписовцы они, – подсказываю ему.

Нормальные ребята, я считаю. Природу уважают, зверье не обижают. Из фауны можно смело перемещать в сонм осознанных существ. Правда, не сказочных, но тем не менее. А к «Гринпису» никакого отношения я не имею. И некоторое приблудившее зверье могу обидеть запросто.

– Писовцы, да! – ржет третий.

Брюхо, торчащее из-под коротковатой аляпистой футболки с изображением голой сисястой девки с растянутой чупа-чупсом щекой, потрясывается.

Мда...

Но! Сойдет на шкварки... Или волкам скормлю. Им надо жировую прослойку перед зимой набирать. Поспособствую по старой дружбе.

Собираю обратно грибочки – такие на дороге не то что не валяются, даже не растут! И искала я их по валежникам. С самого утра. А труд свой надо уважать.

– Как зовут-то тебя, деревенская? – наблюдают они за моими стараниями.

Если я «деревенская», стало быть недотыри мои – городские.

– Ядвигою...

Городских я не очень люблю. Прокопченные все какие-то, неполезные, местами порченные. Хотя, надо признаться честно, что и местных недотырей не люблю тоже. Но местные бычки в сухую траву не кидают даже после пива. К природе они ближе. Поэтому снисхождение я им периодами оказываю. Для разнообразия. Если всех перевести, в местном биоме будет экологическая катастрофа. А я-таки за гармонию.

Но недотырей не люблю...

Богатыри хоть и опаснее – каждый пленить тщится, но в общении – не сказать, насколько приятнее. На руках носят, ручки целуют, коленочки...

– Ядвигою... – копирует тот, что постарше да почернявее, мою интонацию. – Имя-то какое дурацкое. Что тебе мамка более нарядного не могла придумать?

– С нарядами у меня не очень, – честно признаюсь я. – Лес, хоть и грибной, но на полноценный гардероб не насобираешь.

– Чиво-о-о?... – морщится он пьяненько.

– Ничиво-о-о! – фыркаю я.

А еще городские...

– А ты не пугливая, да?

– А чего мне бояться? «Секс я знаю, лес люблю...»

Смешно пока им.

Ну-ну... – прищуриваюсь я довольно.

– Перепутала ты. По-другому в этом анекдоте говорилось.

– У меня свои анекдоты.

И чувство юмора тоже специфическое...

Иду я в сторону чащи, а не деревни, и мой трехглавый караул минут через пять начинает осознавать подвох.

– Эй, как там тебя, деревенская! Куда ты? Деревня там.

– А я на хуторе живу. Там... – машу рукой в другую сторону.

– Так это далеко, что ли? – недовольно куксится толстый. – Мне сандаль трет. Я далеко не пойду.

– Сандалия, – не сдержавшись, поправляю я. – Здесь недалеко, почти как до деревни. А как дойдем, я тебе с ногой помогу... Перестанет натирать.

Нечему натираться будет.

– Ладно... – похабно ухмыляется он. – Ради такого и потерпеть можно.

И терпит он совсем недолго, а потом опять начинает ныть:

– Далеко еще? Я больше не могу!

Молча поднимаю повыше юбку сарафана и завязываю под ягодицами, повышая слюноотделение болезных.

– Чего идти-то? – вдруг изрекает чернявый, притормаживая. – Давай уж здесь все пожарим, что положено.

– Не выйдет... – улыбаюсь я. – Муравьи здесь красные... кусают, словно осы!

– Где? – смотрят они себе под ноги.

Незаметно веду руками, и муравьи вдруг появляются из-под пней, лесин и шевелятся даже во мху.

– Ай! – вскрикивает жирный. – Ай!!!

С удовлетворением наблюдаю за самоизбиением болезных.

Пора нам кого-нибудь потерять...

Отворачиваюсь, ускоряясь по тропинке дальше. Шлепая по себе и матерясь, караул бежит следом.

С хохотом прибавляю ходу, стирая за нами тропинку. И через несколько минут бега толстого уже не видать.

Это тебе подарок, Леший. Развлекайся...

Распускаю юбку сарафана обратно.

– А где Мишаня? – оглядываются оставшиеся.

– А Мишаня ваш обратно рванул. В деревню. Я видела.

Подозрительно оглядываются, но идут.

– Долго идем что-то...

– Да вот болото пройдем, и хутор уже будет.

– Может мы того, – толкает в плечо чернявого самый скромный. – Не пойдем дальше?

– А куда пойдете? – ухмыляюсь я. – Тропинку мы потеряли. Солнышко садится... Кругом топи... И волки сейчас к овечьим стадам бегают. До хутора ближе. Идите за мной.

– Братишка... – шепчет скромняшка чернявому. – Она же специально нас заблудила, сука! Давай ее пресанем, пусть к деревне обратно ведет!

Прыгаю на первую кочку. Незаметно веду над тиною пальцами, высвечивая себе путь.

– Эй, архаровцы, чего стали? Давайте за мной!

Недобро переговариваясь, не спеша прыгают следом. Мы заходим глубже в топь, кочки становятся реже и мягче. Комары назойливее. И скромняшка в какой-то момент поскальзывается, с плюханьем шлепается в воду, оказываясь по пояс в трясине.

Крича от ужаса, он дергается, хватаясь руками за ломающиеся под ними ветки.

– Не дергайся. Быстрей затянет.

Разглядываю с любопытством его лицо, искаженное ужасом.

– Помогите!!

Чернявый сомневается, трогая колеблющееся под ногой болото.

– Братишка, помоги!!! – с бульканьем болезный погружается по самую грудь.

Чернявый трусливо делает шаг назад, близко посаженные глазки бегают.

Ну, так неинтересно! Пусть помучается еще. У жертвы должен быть шанс. Иначе скучно. Наклоняю ему гибкую лесину понадежнее, позволяя зацепиться руками. Минут десять мучений, и он вылезает на малюсенькую круглую опушку. Тяжело дыша и с ненавистью глядя на товарища.

– Идем дальше? – улыбаюсь я.

– Никуда я с тобой, ведьма, не пойду!

– Хозяин-барин! – быстренько прыгаю дальше.

Этот подарок – водяному. Сегодня я проставляюсь!

Оборачиваюсь. Последний, тот что понахальнее всех, молча чешет следом. И в глазах его давно не похоть, а страх. Это он правильно... Это по-нашему!

Выходим из болота. Темно...

– Где хутор? – хватает он меня за горло, впечатывая спиной в лесину. – Убью, тварь.

А я ему улыбаюсь. Но показываю теперь зубки настоящие... отлично заточенные под человечинку!

Я – тварь, тут не поспоришь!

С воплями он срывается с места, исчезая в ночной чаще.

Ладно... Этот пусть волкам. Я не жадная...