ПАСХА

День начался погано. Была Пасха. Роберт, оттарабанивший полную неделю с восьми до девяти, хотел хоть один день поваляться в постели и наконец-то выспаться. Но его жена Настя вскочила ни свет, ни заря. 

- Ты куда, Настен? – спросил он, продирая один глаз.

- Пасха сегодня, - она забегала по квартире, собирая вещи, - к маме надо, а потом прям от нее поедем в церковь. Да  я же говорила тебе вчера.

- Я думал, ты пошутила, - он хотел отвернуться и доспать свои три часа, но Настя безжалостно сдернула с него одеяло. 

- Ты что, Роб, вставай! Мама же ждет!

- Побойся Бога, Насть, дай человеку поспать один день в неделю! 

- Вот еще. Сегодня праздник. Поехали!

- Я атеист. И ты это знаешь.

- Мне что, ехать без тебя?

Он разозлился:

- Да, без меня! А я 364 дня в году в Бога не верю, и сегодня не планирую! Хочется тебе быть христианкой, делай это без меня! А я спать буду.

Он перевернулся на другой бок и попытался заснуть.

- Ну, ты и гад, Роб, - сказала Настя. Она еще некоторое время ходила по комнате, потом зазвенела ключами и проговорила зло: - я машину взяла. А ты спи. Придется самой ехать по шоссейке!

Дверь хлопнула, и наконец-то стало тихо. Роб закрылся одеялом и провалился в желанный сон.

Но поспать ему не дал телефон. Звонила мама.

- Христос воскресен! – радостно закричала она в трубку, а Роберт чуть ли ни зарычал от отчаяния. 

- Мама, дай, блин, поспать! То Настя, то ты!

- Настя мне уже звонила. Она ужасно обиделась на тебя.

- Ну, так не она же вкалывает с утра до ночи. Она только по магазинам ходит!

- Настя учится, и не смей говорить про нее гадости.

- А вы не будите злого не выспавшегося зверя!

Мама вздохнула:

- Начнем сначала. Итак. Христос Воскресен!

- Мама! – взвыл Роберт, - я атеист!

Он бросил трубку и зарылся лицом в подушку. 

Поспать ему удалось не больше часа. 

Зазвонил домофон, и Роберт, так толком и не поспав, поплелся открывать.

На пороге стояла мать с куличом и бутылкой кагора наперевес.

- Привет.

- Привет, мам. 

Он ушел умываться, а мама отправилась хозяйничать на кухню. 

- Робенька, тебе чай или кофе?

- Кофе.

Приняв душ Роб почувствовал себя проснувшимся. Он с удовольствием выпил бы кофе, но мама стала резать кулич, и тут его терпение кончилось.

- Мам, слушай, я атеист. Уважай чувства неверующего. Я не хочу кулич. Отрежь мне простой булки.

Мама замерла с ножом в руке. 

- Ты не хочешь отпраздновать Пасху со мной?

- Нет. 

- Почему?

- Ну, как тебе объяснить. Я не верю Бога. Вообще. И не верю сомнительным книжкам о Сыне этого Бога. И даже в то, что Он воскрес. Поэтому не надо тратить на меня куличи. 

- А я думала, что ты в церковь со мной пойдешь. Андрей-то уезжает. 

- Не пойду. Там толпа, у нас же на Рождество и на Пасху все резко верят Бога. 

- Роберт, - мама смотрела строго, - ты бы прикусил язык-то. 

- А я не прав? Вот ты когда в последний раз в церкви была?

- Позавчера. Яйца святила.

- А до этого?

Мать молчала. Потом встала и пошла к двери.

- Знаешь  что, сынок, позвони, когда у тебя улучшится настроение. 

Дверь хлопнула, и Роберт остался с куличом наедине. Он подумал о кагоре, но быстро отбросил эту мысль. 

В квартире было пусто. Только серая кошка Муська умывалась, сидя на подоконнике. Он некоторое время наблюдал за ней, потом пошел за телефоном и погрузился в мир новостей. 

Спать не хотелось. А развлекаться самостоятельно, без Насти, Роберт давно разучился. Он перечитал все новости, потом позвонил другу, но тот был у свекрови на даче в качестве раба, поэтому вариант провести время с другом отпал сам собой. Промаявшись три часа и проголодавшись, Роберт полез в холодильник, но обнаружил, что ничего, кроме кулича, в доме нет. Он быстро оделся и отправился в ближайшее кафе, где они часто обедали с Настей.

Зайдя в полумрак кафе, он остановился у дверей, решая, куда бы ему сесть. Все столики были заняты парами или семьями с детьми. Раздавались смех, детские голоса, музыка, что-то готовили на кухне. 

Вдруг его кто-то окликнул:

- Роб!

Роберт обернулся. За столиком слева от него за стеллажом сидел молодой мужчина. Красивый, чисто выбритый, с яркими синими глазами. Волосы его, черные, немного вились, и обрамляли чуть удлиненное лицо, спускаясь до середины шеи. В одном ухе золотая серьга, на шее широкая цепь с подвесками. Белая рубашка навыпуск и темные джинсы. 

Роберт подошел, остановился и молча уставился на молодого человека.

- Привет, -  сказал тот.

- Мы знакомы?

- К сожалению нет. Но мы можем познакомиться. 

- Откуда же ты знаешь мое имя?

Незнакомец пожал плечами:

- Ну, так, знаю. Садись.

Роберт сел, почему-то чувствуя расположение к этому человеку. Возможно потому, что тот говорил мягко и спокойно, или потому, что синие глаза смотрели с интересом и внимательно изучали его. 

- Что невеселый?

Роб вздохнул. Он не любил жаловаться, но синеглазый незнакомец вызывал желание рассказать ему обо всех проблемах.

- Да вот с девушкой поссорился. Из-за Пасхи.

Подошла официантка, и Роб сделал заказ. 

- А что не так с Пасхой? – спросил незнакомец, когда та ушла.

Синие глаза улыбались. Он поставил локти на стол, положил голову на ладони и внимательно смотрел на Роберта. 

- Да достали меня они со своей религией! Вот их дело, хотят верить, я не мешаю. Но ведь ко мне-то лезут! Настя сегодня в церковь ушла, обиделась, что я не пошел с ней. Мать заявилась, принесла всякие кагоры и куличи. И тоже обиделась.

- А она на что?

- А она на то, что я сказал, чтобы обратно уносила, мне это все не нужно. 

- Ты куличи не любишь? Или на кагор аллергия?

Роберт откинулся на спинку стула. Спокойный голос собеседника успокаивал его, и сейчас он уже не помнил, почему поругался с мамой. В принципе не было ничего ужасного в словах «Воистину воскресен». Не приставал бы к матери с этими куличами, мог бы просто сказать спасибо и «воистину»... и не сидел бы сейчас тут в кафе с незнакомцем. 

Хотя что-то было в этом незнакомце такое, ради чего можно было и поссориться с матерью. 

- Вера дело очень тонкое, - вдруг сказал тот, будто прочитал его мысли, - ведь даже встреться тебе прямо тут Иисус Христос в белых одеждах и со стигмами, ты бы не поверил. Разум достроил бы реальность, ты бы решил, что все это розыгрыш, актеры, да кто угодно, но только не Христос. Даже апостолам сложно было поверить в Его божественную сущность, а они видели Его после Воскресения. Обычному же человеку предлагается поверить, никогда не видя Его, а прочитав о Нем в очень сомнительной книжке. Так?

Роберт кивнул. Это были его собственные мысли, как будто собеседник просто считал их и озвучил. 

- Для этого есть чудеса, - сказал Роб, - но вот я не видел чудес, а сомнительной книжке не верю. Что же поделать?

- Чудеса? – собеседник тоже откинулся на спинку стула, копируя его позу, - да чудеса ничем тебе не помогут. Их обязательно объяснят либо психосоматикой, либо стечением обстоятельств. Да что там говорить, вон воскресение Лазаря умудрились объяснить летаргическим сном. И диагноз поставили ему прямо по сомнительной книжке, - он улыбнулся, да так заразительно, что и Роб тоже заулыбался, а потом рассмеялся в голос. 

- Ну, если бы я узрел чудо, да такое, чтобы точно знать, что вот оно... да и то, в церковь бы не пошел. Все эти причастия, облатки...  Чушь собачья. Как они там преобразуются в кровь и тело? Католики объяснили, что преобразуются в гортани.  И даже сожгли несогласного с этим Бруно. Наши вроде решили, что преобразуется, но не пояснили как. Зачем они тогда? Это же  чистый каннибализм!

Парень снова рассмеялся. 

- Ну, что-то типа того, - он покрутил кольцо на пальце и Роберт заметил, что на ладони у него кровь. 

- Что это? – спросил он, хотя, конечно, это было не его дело.

Тот посмотрел на руку:

- Да гвоздем разодрал. 

Он спрятал руки под стол, положив на колени. Роберт сжал губы.

- Вот тебе и чудеса. Причастие – это самое великое чудо. Но, увы, физикой доказано, что ничего ни во что не преобразуется. Тем более в гортани. 

Пиликнул телефон. Незнакомец посмотрел на него, поднялся, отстранив от себя чашку с недопитым кофе, накинул на плечи куртку и кожаный рюкзак. Снова уткнулся в телефон, достал наушники. 

- Прости, Роб. Спасибо за интересный разговор. Мне пора. А чуда ты жди. Уж свое чудо ты ни с чем не спутаешь. 

Синие глаза его задорно сверкнули, он поднял руку в приветствии, махнул Роберту, и вышел в стеклянную дверь. 

Роберт некоторое время смотрел ему в след. А потом бросился за ним, выскочил на улицу. Парень шел в сторону моста, ловко лавируя между прохожими.

- А зовут-то тебя как? – Роберт спросил это тихо, но незнакомец услышал его. 

- Иса, - ответил он, обернувшись, и Роберт услышал его ответ среди толпы. 

Иса? Исаак, видимо. Странное имя. Хотя какие-то сектанты дают детям библейские имена. Может, Исаак простой сектант, вот и разбирается в Библии? Странно, что журнальчик ему не сунул. И тихий голос, и взгляд внимательных синих глаз вполне можно было объяснить сектантством. 

- Черти что, - Роберт вернулся к недопитому кофе и тарелке с суши и долго сидел, глядя в пустоту. Потом достал телефон и набрал мамин номер.

- Воистину воскресен, мам! -  сказал он сходу, даже не поздоровавшись. 

Мама обрадовалась. Она не любила с ним ссориться, и тут же весело заговорила о чем-то другом. О том, что творог надо убрать в холодильник, а то Настя забудет, и все испортится. А Мусе она привезла корм, не забудь накормить животное. А брат твой уезжает в Новгород в командировку, вот повезло, кремль посмотрит... а еще... 

Роберт долго слушал милую болтовню, иногда вставляя слово. Но перед его внутренним взором так и стояли внимательные синие глаза. 

 -Мам, - он прервал ее на полуслове, - а ты в Бога поверила как? Ты видела чудо? – спросил он.

Мать от неожиданности замолчала. 

- Да нет, - сказала она наконец, - я не видела чудес. Я поверила просто так. Почувствовала однажды, что надо мне зайти в церковь, да так и осталась на службу. А там красота неземная. И ангелы поют, - она рассмеялась, - а вот так, чтобы сразу и чудо – нет. 

Вернулся домой  он поздно. Долго бродил по городу, размышляя о разговоре с незнакомцем. Потом позвонил Насте.  

- Да не сержусь я на тебя. Сердиться на болезных запрещено, - Настя усмехнулась, - забери меня завтра от мамы, я тут переночую, приехала моя кузина. Дай нам посидеть и куличей поесть, атеист, - она засмеялась и положила трубку. 

Ничего не оставалось, как спуститься в метро и ехать к себе, ночевать наедине с Мусей, а питаться мамиными куличами с творогом. 

Кулич удался на славу. Роберт съел почти половину, когда понял, что больше в него не влезет. Он встал, взял бутылку кагора, плеснул себе в высокий бокал  из тех, что когда-то ему подарила его бывшая девушка Лида. Лиды и след простыл, а бокалы так и остались, тонкие, на высоких ножках, с золотым ободком по верхней грани. Кагор красиво плескался в стекле, и Роберт залюбовался его цветом, смотря сквозь бокал на люстру. Потом поднес бокал к губам и втянул полный глоток. 

Вкус вина показался ему странным, солоноватым, а консистенция была похожа на томатный сок. Роберт не мог проглотить его, чувствуя отвращение. Он вскочил и бросился к раковине, выплюнул вино, красным ручейком потекшее вниз в слив. Роб смотрел на вино, глаза его медленно лезли на лоб, а желудок сжался в желании вывернуться наизнанку. Он смотрел на бокал. В нем явно плескалось вино. Но в раковине тонкой красной струйкой текла густая темная венозная кровь. И рот его тоже был весь в крови, как у вампира.

Он уставился в зеркало, изучая свое отражение.

- Гвоздем разодрал, да? – проговорил он непослушными губами как-то зло, - прямо так раз, и гвоздем...

Его все- таки вырвало, а потом Роберт забился под одеяло и долго лежал, закрывшись с головой, стараясь сдержать нервную дрожь. Сегодня он больше ни капли не возьмет в рот, ни капли. Ни грамма алкоголя любой марки. Никогда.  

Он просил чудо, и получил его. Только непонятно было, что теперь делать с этим чудом. Разум метался в поисках рационального объяснения, голова разболелась, тело трясло, как в лихорадке, а из глаз потекли слезы.

- Воскресен, воскресен, черт побери! – закричал он в отчаянье. И как наяву увидел улыбающиеся синие глаза. А потом провалился в тяжелый сон без сновидений.