Реальный мир, наше время.

В основе: фильм «Последняя дуэль» (и реальные события, которым он посвящен).

Авторские размышления о том, что могло бы случиться, если бы существовала машина времени, а события почти двухсотлетней давности завершились бы иначе.

Солнце пробралось в кабинет сквозь полупрозрачные занавески на окнах, и его лучики разбудили мужчину. Какое-то время он лежал, не шевелясь, прислушиваясь к собственным ощущениям и опасаясь открыть глаза. Думал о том, что стоит лишь немного двинуться – и боль вернется.

За последние часы слишком хорошо изучил эту боль, что, казалось, пронизывала все тело. Слепящий дурман. От нее не было спасения, с каждым мгновением она прибывала и прибывала, становясь совершенно невыносимой. Финал был предрешен, и чтобы понять это, не требовалось подтверждение врача. Хотя и оно у него было. Как и все остальное – БЫЛО.

Говорить о себе в прошедшем времени он не привык, но теперь оставалось только так: переживать минуты до конца, полные жгучей, нестерпимой боли, и оттого кажущиеся бесконечными и одновременно такими пронзительно короткими. Он столько всего не успел. Сделать, написать, сказать. Особенно ей – прелестному ангелу, что терзалась сейчас от тревоги за него, находясь в соседних комнатах. Но он не хотел ее видеть. Нет, не так. Всею душою жаждал еще немного побыть рядом, ощутить тепло ее рук, посмотреть в прекрасные глаза, услышать нежный голос, зовущий его по имени. Вот только нельзя было ее пускать. Нельзя, чтобы она видела его таким – жалким, измученным, изо всех сил цепляющимся за ускользающую жизнь. Мог бы – вообще запретил приходить, да только не находил в себе сил на это: расстаться навсегда, так и не повидавшись.

Казалось, забыл уже, каково это: не чувствовать постоянной боли. Но сейчас ее как раз и не было. Похоже, ему даже удалось поспать. Врач предупреждал, что скоро могут наступить минуты, когда от боли и жара последует забытье, но сейчас он ощущал себя так, словно не без сознания пробыл, а в действительности спал, крепким и спокойным сном.

Он раскрыл глаза и осторожно пошевелил ногой. Потом другой. Опираясь на локти, приподнялся и сел на кровати. Боли действительно не было. Опустил руки на живот и, не обнаружив повязку, в изумлении тотчас задрал рубаху, осматривая абсолютно неповрежденную кожу на животе. Не было не только кровавой воспаленной раны, но и какого-либо ее следа.

– Похоже, я поторопился с выводами, что здоров и выспался, – сказал самому себе. Наверно, это продолжающийся сон, слишком глубокий, чтобы в него могла проникнуть боль, или горячечное виденье умирающего, когда он еще надеется на какое-то избавление, оттого и видит его в полусне-полубреду.

Он огляделся по сторонам и кивнул, находя подтверждение собственным мыслям. Комнату наполнял яркий солнечный свет, какого никогда не бывает в этих местах зимой. Да и как он мог оказаться в своем старом доме, еще и так, чтобы ничего не помнить о дороге сюда? И кто и когда успел настолько все изменить здесь?

Вроде бы его кабинет, его вещи – и при этом ничего из того, что он привык видеть. Высокий потолок, наполовину закрытый пестрым ковром дубовый паркетный пол. Дорожный сундук под туалетным столиком с зеркалом над ним. С таким сундуком он добирался сюда в двадцать четвертом. С таким – да не с таким. Уж свой-то сундук не спутал бы ни с каким другим. Тогда что эта вещь делает в его кабинете? И в его ли?

Мужчина поднялся с кровати и встал на ноги, вытягивая руки над головой и снова прислушиваясь к ощущениям в собственном теле. Если он и бредит, то все равно, такой бред куда привлекательнее дурманящей боли. Взгляд остановился на письменном столе посреди кабинета. Везде – разбросанные листы, сломанные перья, стопки книг. Подойдя ближе, опустился в кресло. Удобное, но тоже чужое. Все – чужое. И при этом – странное чувство, что все-таки его. Или это рассудок играет с ним злые шутки?

Взял со стола лист, всматриваясь в витиеватые строчки, но прочесть ничего не успел – позади раздались торопливые шаги и его оглушил возмущенный женский голос.

– Мужчина! Встаньте немедленно! Здесь нельзя сидеть!

Он подскочил с кресла, оборачиваясь, и едва не наткнулся на худенькую седовласую женщину в какой-то нелепой одежде и со странной повязкой, закрывающей половину лица. Как в таком тщедушном тельце нашлись силы, чтобы так кричать?

– Почему вы без маски? И кто вас вообще сюда пустил? Экскурсии еще не начались!

– Покорнейше прошу простить меня, сударыня! Не началось что? Боюсь, я не совсем понимаю, о чем вы говорите.

Ее глаза расширились от изумления. Или от возмущения. Второе было более вероятно, потому что дама стала подступать к нему явно не с добрыми намерениями.

– Немедленно покиньте помещение!

Он еще раз обвел глазами кабинет. Выходит, это действительно не его дом? Будь он у себя, как могла бы эта странная особа ворваться сюда и еще что-то гневно от него требовать?

– А кто хозяин сего имения, позвольте узнать? Я буду рад засвидетельствовать ему свое почтение. Хоть и явился без приглашения.

– Я сейчас позову охрану! – Ее голос поднялся до фальцета.

Мало того, что она выглядит странно и странно говорит, еще и возмущена донельзя. В его жизни случалось, когда он позволял себе поддразнить излишне назойливых дам, пошутить со скучающей особой или позволить себе спор с той, которая чем-то трогала его сердце. Или не только сердце. Но ничего из подобного он не мог допустить с этой женщиной, здесь и сейчас. Лучшее, что следовало сделать, – это удалиться. Именно так он и поступил. Выставил вперед ладони, отступая к выходу, чем вызвал еще большее возмущение дамы.

– Туда нельзя! Мужчина, немедленно вернитесь! Выход с другой стороны!

Она что-то еще кричала ему вслед, но он этого уже не услышал. Сделал несколько шагов по скрипучему деревянному полу, дернул дверь, которая с трудом, но поддалась, и буквально вылетел на залитое солнцем крыльцо. И замер, узнавая родные сердцу пейзажи.

Внизу, над гладью озера распростерся луг с золотыми скирдами, холмы над ним зеленели сочными летними красками. Сколько раз видел эту картину – и никогда не мог наглядеться. А сейчас такое тепло внутри ощутил, будто воспарила душа, избавленная (надолго ли?) от гнетущей тоски и боли.

Он обогнул дом и двинулся по аллее в парк, подальше от крикливой дамы и поближе к собственным воспоминаниям. Пусть все это лишь привиделось ему, но он и на то согласен сейчас. Куда лучше бредить, любуясь сочным деревенским летом, чем умирать в промозглом, заснеженном Петербурге.

***

– Я очень сожалею, но придется немного подождать, – миловидная девушка на ресепшн виновато улыбнулась. – У нас заселение с 14-ти часов, и номер пока готовят. Вы можете оставить вещи и немного погулять. Или могу предложить вам кофе, чтобы скрасить ожидание.

Олеся кивнула.

– Я погуляю. Но от кофе тоже не откажусь, с собой, если можно.

Девушка заулыбалась теперь уже радостно и поспешила к кофемашине, а Олеся присела на небольшой диванчик у входа и осмотрелась. Уютно. Намного лучше, чем она представляла по фотографиям в Интернете. Впервые оказалась в таком отеле. Не привычная многоэтажка с современными зеркальными окнами и вычурными архитектурными изысками – бревенчатая усадьба, так гармонично вписывающаяся в окружающий пейзаж, словно не была построена десяток с небольшим лет назад, а простояла здесь не один век. И впитала в себя здешнюю историю, став ее частью.

– А книги у вас напрокат? – взяла с полки небольшой томик со стихами. Как раз такой видела в книжном магазине среди новинок незадолго до отъезда. Хотела купить, да только забегалась и не успела.

– Нет, вы просто можете взять почитать, пока живете у нас, – пояснила девушка-администратор, ставя на столик перед Олесей бумажный стаканчик с капучино. – Ваш номер будет готов примерно через полтора часа. А если хотите погулять, за это время удобнее всего пройти в деревню. Как выйдете на дорогу, налево, вниз до озера мимо мельницы. А еще чуть дальше через лес – дорога к Михайловскому. Не заблудитесь, если что – спросите у кого угодно, да там и указатели везде.

– Спасибо, – поблагодарила Олеся и, прихватив книжку и стаканчик с кофе, направилась к выходу. Постояла немного на крыльце, любуясь лужайкой с аккуратным газоном и огромными клумбами с пестрыми цветами, а затем двинулась туда, куда указала ей администратор.

Заблудиться, и правда, было негде: дорога всего одна, вдоль озера, мельница, колодец, а дальше – музейные домики и почта. Все, как описано в Интернете.

Только никакое, даже самое яркое описание, не передавало и части той красоты, что открылась девушке. Свежий, чистый воздух, которого не встретишь в большом городе, наполненный чарующей смесью запахов: и свежескошенной травы, и каких-то цветов, и сложенного в скирды сена, и чего-то еще, неузнаваемого, но от того не менее приятного. Ветер доносил всевозможные звуки деревенского быта, долетало даже слабо различимое «кукареку».

Олеся вздохнула, вспоминая вчерашний разговор с Александром. Ее желание поехать сюда жених воспринял в штыки.

– Что ты забыла в этой деревне? Там ведь даже сходить некуда. Глушь несусветная.

Она попыталась отшутиться.

– Вот чего-чего, а мест для «сходить» там предостаточно. Еще и не успеем все обойти за три дня.

– Велика беда, – фыркнул парень. – Я и пытаться не собираюсь. Лесь, ну там же даже Интернета нормального нет. И чего тебя на историю потянуло? Ты же даже не филолог, зачем тебе оно надо?

– Саш, это же Пушкин. И ехать три часа всего. Мы живем так близко, а еще ни разу не были.

– И что? – он усмехнулся. – Леська, ты точно чокнутая какая-то. Ну, кто в наше время стихи читает? Я не чувствую, что что-то потерял. Давай лучше на эти три дня в Турцию слетаем. Тем более, что границы открыли уже. Оторвемся.

– Я не хочу отрываться, – последнее время с ним почему-то все труднее было говорить. Как будто не осталось общих тем. Они не ссорились, лишь спорили иногда, как сейчас, но это утомляло все больше. И Олеся не понимала, что происходит. И что делать, тоже не понимала.

Достала из сумки телефон, чтобы набрать сообщение и рассказать, как добралась, но связи не оказалось. Не то чтобы какой-то там Н+, а совсем никакой.

«А я тебя предупреждал!» – девушка словно воочию услышала ехидный голос жениха. Представлять, что еще он мог бы сейчас ей сказать, совершенно не хотелось. И вообще обо всем этом думать. Раньше в подобной ситуации она расстроилась бы и, скорее всего, помчалась обратно в отель, где должен был быть вай-фай, чтобы услышать голос любимого. А теперь... теперь Олеся сделала то, чего меньше всего ожидала от самой себя. Она засунула телефон обратно в сумку. Нет связи – ну и не надо. Зато есть много чего другого.

Ей здесь нравилось. Все нравилось: отсутствие машин, тишина, природа, редкие прохожие, которые, как и она, никуда не спешили. Удивительное ощущение, когда тебе не надо бежать и пытаться что-то непременно успеть, словно от этого зависит твоя жизнь.

Асфальтовая дорога сменилась грунтовой, а после и вовсе перешла в тропинку. Узкую, в некоторых местах почти полностью заросшую травой, с кое-где выступающими из земли корнями деревьев. Рядом стрекотали кузнечики, а из леса доносилось пение птиц.

Как в сказку попала. Ей вдруг захотелось разуться и пройти по этой траве босиком. «А почему бы нет?» Олеся засмеялась над собственным решением и сняла кроссовки. Ноги в дороге устали, и ощутить кожей мягкую прохладу земли и траву было более чем приятно.

А через несколько минут девушка увидела его.

Мужчина сидел прямо на траве, кажется, ничуть не обеспокоенный тем, что может запачкать одежду. Ветер теребил темные волосы, которые были значительно длиннее, чем Олеся привыкла видеть у людей его возраста. Не особо примечательный внешне, он, тем не менее, притягивал взгляд. На этого человека хотелось смотреть и смотреть, как хотелось смотреть на все, что окружало здесь.

Протянувшаяся чуть поодаль река со спокойной, словно застывшей водой. Густая, сочно-зеленая трава, искрящаяся на солнце. Небо невероятного ярко-голубого оттенка, высокое и бескрайнее. Рисующие причудливые узоры на его глади кудрявые белоснежные облака. Эти завитки на небе удивительным образом походили на... волосы незнакомца? Олеся улыбнулась пришедшему в голову сравнению. Их будто создавала одна рука: барашки облаков и тугие, непослушные кудри на голове мужчины, к которым хотелось прикоснуться.

Девушка отступила, машинально сжимая пальцы и пряча руку за спину. Что за мысли ей приходят? Ведь видит этого человека впервые в жизни. И он даже не красив. Обычный мужчина, не слишком озабоченный собственным внешним видом. Взять хотя бы эту странную красную рубашку навыпуск. Или штаны, которые были не то что немодными, а вообще какими-то нелепыми. «Шаровары», – подумала Олеся и снова улыбнулась, вспоминая, что видела похожие совсем недавно в каком-то историческом фильме. Там такую одежду носили крестьяне.

А может, это просто постановка? Здесь же снимают фильмы (взять хотя бы того же «Холопа»), ставят спектакли. Может, и этот мужчина – актер, который просто не успел переодеться? Или специально разгуливает в таком виде, чтобы лучше войти в роль? Если это правда, интересно, кого он играет?

Как раз в этот момент незнакомец обернулся и заметил ее присутствие. Поднялся, как показалось Олесе, слишком поспешно, отряхнул одежду и выпрямился, почтительно склоняя голову.

Он ни слова пока не сказал, лишь смотрел, как девушка приближается, а она вдруг поняла, что последует дальше. Как будто знала об этом. Как и о том, что губы, в легком касании дотронувшиеся до ее руки, окажутся мягкими и теплыми.

Это было очень необычно и почему-то волнительно. И еще красиво. Очень красиво. Ей никогда прежде не целовали руки.

Оказывается, это приятно. И дело совсем не в физических ощущениях – Олеся почувствовала себя особенной. Той, про которую мог написать поэт: «мимолетное виденье», «гений чистой красоты».

– Мне кажется, если бы Пушкин был жив, он был бы похож на вас, – и тут же, осознав, насколько нелепо звучат ее слова, рассмеялась и поправилась: – Вернее, вы на него.

Олеся почти не сомневалась, что незнакомец тоже засмеется, но тот даже не улыбнулся. Посмотрел на нее несколько озадаченно.

– Если бы был жив? Но ведь так и есть...

Между ними повисла пауза, и девушке стало неловко. Она и сама думала об этом. И прежде, когда рассматривала фотографии на сайте заповедника, и уже здесь, стоило только вдохнуть этот воздух, разглядеть неописуемой красоты пейзажи, над которыми не возымели силы ни время, ни цивилизация.

– Да, вы правы. Меня тоже не покидает ощущение, что он здесь где-то рядом.

Она огляделась.

– Знаете, я смотрю вокруг и как будто слышу его голос. Слышу стихи. Везде. В веяние ветра, в шелесте листьев на деревьях, в пении птиц. Тут ведь им воспет каждый поворот, каждая травинка. Деревья, даже камни. Вот как этот.

Девушка махнула рукой в сторону леса, куда убегала залитая солнцем тропинка. Немного прошла по ней и остановилась перед массивным камнем с выбитой на нем надписью «Граница владений дедовских». Проговорила, не оборачиваясь, почему-то уверенная, что незнакомец последовал за ней.

– Это будто картина ожившая, и слова – как музыка:

На границе

Владений дедовских, на месте том,

Где в гору подымается дорога,

Изрытая дождями, три сосны

Стоят – одна поодаль, две другие

Друг к дружке близко...

Они действительно находились рядом – три сосны, две из которых стояли совсем близко друг к другу, а одна – в сторонке, раскинув густые массивные ветви над старым, поросшим мхом заборчиком.

– Просто невероятно. У него как будто любая мысль в стихи превращалась. И ведь не просто в стихи, а такие, с которыми до сих пор ничто другое сравниться не может. Не представляю, как такое вообще возможно.

Олеся смахнула с глаз набежавшие от волнения слезы и обернулась к мужчине. Устал, наверно, от ее болтовни. Или, того хуже, как Саша, считает ее немного двинутой.

Незнакомец сидел на корточках перед придорожным камнем и водил пальцем по контуру выбитых букв. И выглядел при этом так, словно не глыба обычная была перед ним, а что-то немыслимое, вроде неожиданно приземлившейся летающей тарелки.

Девушка подошла к мужчине, усаживаясь рядом прямо на траву. Утром здесь, наверное, все мокрое от росы, но сейчас солнце высушило влагу, и зелень была просто прохладной и невероятно приятной на ощупь. «Гораздо уютней, чем у Саши в спальне», – подумала Олеся, вспоминая дорогущее меховое покрытие на полу в доме жениха. А вслед за этой мыслью внезапно пришло осознание, что последние несколько минут она совсем не думала про Александра, а боль, что терзала сердце после размолвки с ним, стихла. Было удивительно легко на душе, в этом красивом, непривычно спокойном мире, полном ярких красок и удивительных, свежих запахов.

– А знаете, я, кажется, его понимаю, – улыбнулась она.

Мужчина отнял руку от камня и взглянул на девушку.

– Кого?

– Ну, Пушкина же. Здесь так восхитительно красиво, что невозможно не писать. Даже если никогда этого не делал.

Незнакомец впервые с момента их встречи улыбнулся, и его лицо показалось ей почти красивым. Особенно глаза, живые, ясные, того же необыкновенного голубого оттенка, как и распростертое над головой небо.

– Вы удивительная девушка. И говорите такие странные вещи.

Удивительной ее никто никогда не называл. Да и чему удивляться? Она была совершенно обычной, и внешностью, и характером. Давно привыкла так думать, потому сейчас и смутилась от слов мужчины. И снова ощутила то же самое волнение, которое пережила после его такого несовременного приветствия.

– Ну, почему же странные? Я просто приехала только сегодня, а уже кажется, что нахожусь здесь давно-давно. И так рада, что все-таки решилась на эту поездку. Мне очень нужно было попасть в этот мир.

Мужчина приподнял бровь, недоумевая.

– Зачем?

– Наверное, чтобы отдохнуть. От суеты, от всего того, что не дает вздохнуть полной грудью. Насладиться жизнью. Полюбоваться тем, что тебя окружает.

Незнакомец задумчиво кивнул.

– О да, это место действительно помогает отвлечься.

Олеся обрадованно подтвердила:

– Конечно. Воздух словно пропитан вдохновением. Но я все равно не понимаю, как ему удавалось так точно подбирать слова. И с их помощью рисовать такие картины.

Мужчина пожал плечами.

– Он просто писал о том, что видел. Что чувствовал.

– Да, но как талантливо! – Олеся вытащила из сумки книжку, которую взяла из отеля, полистала ее, выбирая подходящие строки.

– Вот здесь, например:

...зеленый скат холмов,

Луга, измятые моей бродящей ленью,

Прохладу лип и кленов шумный кров —

Они знакомы вдохновенью...

Волшебно, правда?

Мужчина не отреагировал на ее вопрос, уставившись на книгу. Смотрел какое-то время, а затем спросил:

– Вы позволите? – протянул руку, и, отдавая ему томик стихов, Олеся в очередной раз подумала: «Все-таки он странный. Книгу, как ребенка держит. Слишком осторожно и как будто с опаской. Словно уронить или повредить боится».

Он долго рассматривал сборник, листал, всматриваясь и вчитываясь в строчки, и почему-то задумчиво хмурясь. Один раз даже понюхал страницы. Потом вернулся к началу.

– Я в отеле взяла на время, удобно, маленькая, нетяжелая, даже в мою крошечную сумку помещается.

Сказала – и подумала вдруг, что сейчас он отреагирует так же, как ее жених: с расширенными от изумления глазами спросит, зачем ей таскать с собой сборник Пушкина. Но мужчина опять ее изумил:

– А что это за цифры здесь? Две двадцатки.

Олеся улыбнулась: «Очень странный». Или он на самом деле актер и так вживается в роль? Тогда это объясняет все его странности, и нелепую одежду, и вопросы, которые не задаст ни один нормальный человек.

 – Так ведь это год издания.

Интересно послушать, что он теперь скажет. Если изображает пришельца из прошлого, то должен несказанно удивиться сейчас.

Незнакомец помолчал, а потом неожиданно усмехнулся.

– А ведь я решил, что от болезни у меня помутился рассудок. И начали мерещиться совершенно немыслимые вещи.

– От болезни? – переспросила Олеся, внимательно разглядывая его. Он не выглядел больным. Нуждающимся в отдыхе – возможно: сеточка морщин вокруг глаз выдавала усталость. Но кто не устает в наше время?

– Хотя, наверно, так и есть, – мужчина снова невесело хмыкнул. – Человеку в здравом рассудке такое не привидится.

– Вам нехорошо? – теперь она заволновалась. Если он действительно плохо себя чувствует, может, лучше вернуться в отель? – Вы тоже остановились в «Арине»?

– Где остановился, простите?

– «Арина Р» – по дороге из Бугрово. Минут 15 отсюда, – пояснила немного растерянно, недоумевая, как он может не знать самый известный отель рядом с заповедником.

Мужчина покачал головой, указывая на лесную тропинку.

– Мое имение там. По дороге через лес.

Олеся задумалась. Столько раз рассматривала карты – и не видела в этом районе никаких частных домов. Несколько построек в Бугрово, но и только, а все остальное – уже с другой стороны реки. И как странно он произнес: «Имение».

– Со мной все в порядке. Наверно, насколько это возможно сейчас.

Казалось, мужчина хотел сказать что-то еще, но отчего-то промолчал. Смотрел на нее, но словно был погружен в свои собственные мысли. А она вдруг подумала, что его лицо ей кажется знакомым, хотя они абсолютно точно не встречались прежде. Похожий на кого-то человек?

– Мы даже не познакомились. Я – Олеся.

Мужчина отвлекся от своих мыслей и улыбнулся.

– Александр. А вам идет это имя. Нежно звучит, как ручеек. Искренний, живой, похожий на вас.

Она снова смутилась от нежданного комплимента и вдруг подумала о том, что совпадение имен ее нового знакомого и жениха – не случайно. Словно кто-то предлагал ей сравнить. Подумать, оценить, наконец, то, что на самом деле происходит в ее жизни. Рядом с этим мужчиной она находилась всего несколько минут, а он уже успел дважды взволновать ее. И дело было не в том совсем, что этот Александр пытался соблазнить случайно встретившуюся девицу или произвести на нее впечатление. Да и сама Олеся понимала, что это лишь краткая встреча. Случайное пересечение судеб на мгновенье. Вот только зачем? Не затем ли, чтобы она смогла понять, что другой Александр никогда не смотрел на нее так, будто она единственная женщина на свете? Никогда не целовал ее рук? Не говорил удивительных слов просто так? И что она столько времени делает с человеком, с которым ее не связывает ничего общего?

– Олеся? Теперь мне впору спросить: с вами все в порядке? Вы так резко изменились и погрустнели.

Она покачала головой.

– Я просто задумалась. О своем женихе.

Мужчина чуть склонил голову, рассматривая ее.

– И эти мысли настолько невеселые? Вам нежеланен предстоящий брак? Родители настаивают на нем?

– О нет! – Олеся изумилась такому предположению. Ее родители как раз были от Саши далеко не в восторге и даже пытались отговорить дочь от отношений с ним. Правда, тогда она и слушать их не захотела. – Я сейчас поняла, что совсем его не знаю. И что мы с ним совершенно разные.

– Разве это плохо? – уточнил мужчина. – Моя жена и я – тоже абсолютно разные люди. Но это не мешает любить.

– Если любить, – задумчиво повторила Олеся. – А я, кажется, подменила любовь желанием не остаться одной. Я не хочу жертвовать собой и своими интересами ради человека, которому это не нужно.

– Здесь вы правы. Жертва должна иметь смысл, – он помолчал. – Можно все отдать, но лишь тогда, когда ты уверен, что не можешь иначе. Что вся твоя жизнь, любовь зависит от того, что ты сделаешь сейчас. Даже если это будет последнее, что удастся сделать.

Его слова прозвучали слишком печально, но Олеся не могла с ними не согласиться. И произнесла вслух то, о чем думала не раз уже, почему-то очень захотелось узнать мнение Александра.

– Если бы Пушкин знал, что его убьют, он бы поехал на эту дуэль?

– Конечно, – тот ответил мгновенно, как бывает, когда люди ничуть не сомневаются в том, что говорят.

– Значит, все правильно. Только так ведь и нужно, да? Жить уверенным в том, что ты делаешь. Независимо от того, что ждет впереди. Главное, что ты честен с самим собой.

– Да, – согласился мужчина. Протянул руку к лицу Олеси, поправляя выбившуюся из прически прядь. – Делайте то, что вы считаете правильным. Жизнь слишком коротка, чтобы мы могли отказать себе в такой роскоши. И будьте счастливы, Олеся.

Они не прощались. Просто провели еще какое-то время вместе, постояв у трех величавых сосен, в чьих ветвях о чем-то шептал ветер, а потом разошлись. Девушке пора было заселяться в отель, а ему... ему тоже было пора.

***

– Хорошо погуляли? – закончив оформление документов, администратор протянула карту от номера. – Пойдемте, провожу вас до коттеджа.

– Очень. У вас здесь удивительные места. И удивительные люди.

Интересно, ее новый знакомый уже добрался до своего имения? И что делает сейчас? Жаль, что никому из них не пришло в голову обменяться телефонами. Могли бы созвониться. Когда-нибудь. Может быть.

Они вышли из главного здания и прошли по гравийной дорожке мимо еще одной разноцветной клумбы к уютному бревенчатому домику.

– Ну вот, располагайтесь. Звоните, если что-то понадобится.

– Спасибо, – Олеся прошла в номер и замерла: первое, что бросилось в глаза – большая картина на стене у окна.

Мужчина, изображенный на ней, поразительно напоминал Александра. Та же ярко-красная рубашка, нелепые шаровары, бакенбарды и густые кудри. По телу пробежал холодок от странного предчувствия. Она обернулась к девушке-администратору.

– Что это за картина? Такая... необычная.

– Вы правы, – улыбнулась та. – Необычная. Это Игорь Шаймарданов. Его работы сейчас очень популярны, а у нас здесь особенно. А конкретно эта – из серии «Ситцевый Пушкин». Как рассказывает сам автор, он пытался показать СВОЕГО поэта. Без бронзы и монументализма, таким, каким он мог бы быть в повседневной жизни. Мне кажется, похож. Тем более, мы ведь не знаем наверняка, как он выглядел. Фотографий же не существовало тогда.

– Похож, – подтвердила Олеся. Закрыла дверь за администратором и задумалась. Она не знала, как такое возможно. Наверно, привиделось, показалось? Или все-таки возможно? Особенно в таком удивительном месте.

Как раз в этот момент в сумке ожил ее телефон. Здесь, в номере, со связью все было в порядке.

– Лесь, ты чего не звонишь? Я соскучился. Как там твоя деревня? Аромат навоза везде, наверно? Ну и как, нравится тебе? Когда ты вернешься?

Засыпал ее вопросами, а ей не хотелось отвечать. Девушка опустилась в кресло, продолжая рассматривать картину на стене. Ковер из пестрых цветов, похожих на те, что росли на лужайке перед отелем. И мужчина, уснувший или замечтавшийся – в этих цветах. Обычный мужчина, с обычной внешностью. Ничего примечательного, особенно если сравнивать с таким красавцем, как ее Саша. Ее? Олеся усмехнулась. Как, оказывается, все просто. Ей хватило одного дня. Не дня даже, а нескольких часов, проведенных здесь, в прохладе вековых деревьев, на зеленой траве, примятой не машинами, а босыми ногами, которыми чувствуешь и тепло, и силу земли. Словно камень свалился с души. И не осталось нерешенных вопросов. Пришло ясное понимание того, что книгу, что пишется жизнью, нужно читать с благодарностью, не заглядывая в конец и не пытаясь его скорректировать. Мгновенья проходят, потому что они мгновенья. А с теми, кто сможет прочувствовать их и запечатлеть в своем сердце, они остаются навсегда.

– Я не вернусь, Саш.

– В смысле? Ты поездку решила продлить? Три дня мало что ли?

Кажется, он еще что-то спрашивал. Или говорил. Или снова начал возмущаться. Но это было уже не важно.

Она отключила телефон и снова посмотрела на портрет. Легкий ветерок, проникающий в номер сквозь открытое окно, колыхал занавески, а Олесе показалось, что лепестки цветов на картине тоже ожили, зашевелились от движения воздуха. И на лицо лежащего мужчины упало несколько непослушных прядей волос. И еще ей показалось, что он улыбается.