Судьба играет человеком, а человек летает на метле

– Извините, но подобной чепухой я не занимаюсь: беготня со свечкой и выкатывание яйцами – это не мой профиль.

 За те полчаса, что я выслушивала клиентку, прижав плечом трубку, у меня свело шею, горело ухо, и где-то в затылке зарождалась головная боль. Сложно что-то объяснить человеку, когда он упорно цепляется за предрассудки, талдыча о порче и сглазе, и никого кроме себя не слушает.

Я вежливо свернула порядком утомивший меня разговор, выключила телефон и пошла на кухню варить кофе.

– Молока нет, плюшек нет, карамелек – и тех нет. Что за дом такой? – жаловался вылезший из диванного короба Яков. – Ты в последнее время живешь на одном кофе и сигаретах, а я так не могу. Поскорее бы нам вернули Софью, – загрустил он. – Ты б начала нормально готовить, пекла пирожки, варила борщи, запекала мясные рулеты, – размечтался домовенок.

– Вернут, Яша, обязательно вернут. Только этой надеждой и живу. – Я сделала глубокую затяжку, высмолив за раз половину сигареты. – Одно утешает: вчера, когда ее видела, она была веселой, охотно общалась с другими детками и пыталась ходить.

– Обрадовалась тебе?

– Еще бы! Заверещала на всю игровую комнату и на четвереньках так ко мне припустила, что нянь еле за ней успевал. Взяла ее на руки, она на своем лопочет – рассказывает все новости, меня за волосы тянет и постоянно заглядывает в глаза... Все, Яков, больше не могу... – Я затушила сигарету, намочила полотенце и прижала к глазам.

– Ну и перец, этот твой архангел, – пробурчал домовенок. – Вместо того, чтоб себе родить дитёнка, он нашего забрал и пытается из ведьмочки воспитать ангела... Мартышкин труд. – подытожил Яков. – А домик в Ирландии, хоть ты так от него легко отказалась, все же жалко.

– Яша, не начинай снова эту песню! После того, что там произошло, я все равно не смогла бы в нем жить.

– Вот ты всегда так, Тирка! Чуть что не так, сразу зовешь Наставника. Могли бы сами разобраться, а ты сразу в слезы, в панику, а тот и рад стараться... утешитель, ёлки зеленые, а нам одни убытки от этого бессребреника... И вообще, какая-то ты не такая стала. Нет, орать и швыряться чем под руку попадет – это никуда не делось... Кстати, если у нас с такой частотой будут взрываться лампочки, мы на них разоримся... Что я хотел сказать-то?.. Тьфу ты ну ты, ножки гнуты, совсем склероз заел с такой  жизнью... Ага, вспомнил! Ты чего зависать стала?

– То есть? – удивилась я.

– А вот то и есть: делаешь что-нибудь и вдруг застываешь, а мысли-то ни одной в голове и нет в этот момент – я же вижу! И это... искриться начинаешь...

– Где?

– Да ясное дело где, – хмыкнул домовой. – Как в том кине: вам по пояс будет.

– В кино, – машинально поправила я.

– Да без разницы. Все равно искришься. Что случилось-то?

– Ничего...

– Ну вот, опять зависла! Прям как вчера ночью, когда в своем ноуте, будь он не ладен, рассматривала какую-то фотку.

– Ладно, Яков. – Я действительно поймала себя на том, что выплываю из прострации. – Пойду, прогуляюсь на свежем воздухе.

– Заодно и на рынок сходи, купи продукты. И, главное, молоко не забудь!

– А ты, пока меня нет, не снимай телефонную трубку и не работай вместо автоответчика, рассказывая людям сказки. Житья от всяких сумасшедших не стало: мне подсыпали, мне подкинули, на меня наслали... Сплошной бред! И пожалуйста, прекрати мяукать! На меня уже соседи косо смотрят, думают, что я кота голодом морю.

– А нечего им отираться под нашей дверью и подслушивать! Эх, то ли дело свой домик...

– Ну все-о-о, начало-о-ось... – Я быстро оделась и поспешила на улицу, пока домовой опять не завел свою шарманку.

Истошные кошачьи вопли я услышала, когда кружила над Лысой горой. И если б не знала точно, что Яков сейчас дома попивает молочко со свежей выпечкой, то подумала бы, что это он опять над кем-то куражится. Понаблюдав сверху за кучкой тинейджеров в черных балахонах, я усмехнулась: средь бела дня, потому как ночью, очевидно, страшно, несколько придурков пытались вызвать на контакт кого-нибудь из Нижнего мира. Кота они приготовили в подарок. Я решила и себе настроение поднять, и народу помочь.

– Ну, че надоть, засранцы? Пошто растревожили? – загробным голосом спросила я  офонаревших вызывальщиков. – Эт че за пентаграммы такие корявые? А ну, марш по домам геометрию учить! – раздавала я невидимые, но весьма чувствительные подзатыльники. 

Пацанва с криком бросилась врассыпную, благодарный кот – мне на спину. Вцепилась ошалевшая животинка намертво, продрав когтями тонкую ветровку и больно оцарапав спину. Не ожидая подвоха от спасенной жертвы и едва не сделав в воздухе кульбит, я понеслась между деревьями, пытаясь отодрать от себя орущего в ухо захребетника. Метла словно взбесилась и, не слушая команду остановиться, набирала скорость.

Долго меня носило над городами и весями, пока я не догадалась расстегнуть курточку и, летя вдоль автобана, скинуть ее в открытый кузов грузовика на тюки с соломой. Избавившись, наконец, от незваного пассажира, я смогла перевести дух и осмотреться. А внизу...  Красотища-то какая! – Яблоницкий перевал через Карпаты, Тиса, граница Украины и дальше Моравия с Богемским лесом. Вот где раздолье! А метла все неслась и неслась вперед, сама выбирая направление. Я особо не переживала за отбившуюся от рук метелку. Такое уже бывало, когда она с перепугу летела сама по себе без рулей и тормозов. Просто в этот момент надо держаться покрепче за древко, и, пока длится незапланированная экскурсия, смотреть, что делается вокруг или внизу. В зависимости от того, на какой высоте проходит вояж.

Зависнув на мгновенье, противная деревяшка набрала высоту и понеслась, забирая на юг. Приближались Апеннины, и я зажмурилась. Размазать не размажет, но смотреть, как на тебя неумолимо надвигаются горы, зрелище не из приятных. Когда я решилась открыть глаза,  внизу простиралось побережье Тирренского моря, западнее промелькнула и осталась за спиной Сицилия. Метла нацелилась севернее вдоль «сапога». Пока я, открыв рот от изумления, пыталась рассмотреть, куда меня несет, метла постепенно сбавила обороты и остановилась.

– Что, выдохлась? Конец экскурсии? И долго я тут торчать буду? – спросила я для проформы, оглядывая зеленый холмистый ландшафт без единого домика. День заканчивался, солнце садилось за горизонт, и мне стало неуютно.

Древко подо мной завибрировало, как-будто по нему пропустили ток, а у меня от нехорошего предчувствия на загривке зашевелились волосы. Резко поднявшись вверх и сделав «свечу», точно ее поставили на дыбы, метла развернулась, и я, вытянувшись в струнку, полетела вниз головой. Перед глазами возникло громадье многоуровневой крыши с частоколом каменных труб. Как в воронку водоворота затягивало меня по спирали в зияющую черноту здоровенной квадратной трубы. Оцепенев от страха и не издав ни звука, я ухнула в неизвестность...

«Это ж какой интересно высоты такая махина?» – привыкшая к совсем другим габаритам, успела я подумать, прежде чем просвистеть по дымоходу и, зацепившись за фигню для сбора золы, вылететь из камина. Проехавшись на животе в обнимку с метлой по гладкому полу, я уперлась во что-то головой и остановилась. Теперь окончательно.

Когда в голове прояснилось и сердце вернулось на место, я открыла глаза и осмотрелась, насколько это было возможно в моем положении: распластавшись на полу, я прижималась щекой к прохладным мраморным плитам. Судя по отделке из темного дерева, это был кабинет. Большой кабинет. До стоящего в отдалении массивного стола надо было еще ползти и ползти. Собственно, а чего ползти-то? Надо вставать. Но так не хочется... После сумасшедшего  перелета через всю Западную Европу так хорошо лежать на этом полу, так спокойно, мирно, уютно... Будто у себя дома... Да, но я-то не дома.

Поднявшись, я одернула свитер, расправила юбку, убрала с лица растрепавшиеся и закрутившиеся мелким бесом волосы и встретилась взглядом с хозяином кабинета... «Матерь Божья!» – хотелось мне заорать и бухнуться ему в ноги.

– Ваше Высочество... – вместо этого произнесла я, глядя на него несчастными глазами и вытянув по швам руки. – Я не хотела... нет, я хотела... то есть я никогда бы не посмела вот так, без приглашения ворваться к Вам в дом, да еще таким постыдным образом... как трубочист... с метлой... в затрапезном виде...

Аристократ. До кончика сапог аристократ по земным и неземным меркам, Мор сидел в широком кресле, накрытом шкурой дикого зверя, и сам выглядел диким, несмотря на внешний лоск, беззаботно раскинутые руки и небрежно закинутую ногу. Я смотрела на него и не могла понять, как у меня хватило ума там, в Мексике, протянуть ему руку для приветствия как какому-то менеджеру крупной компании. Ему, главе одного из четырех правящих Домов. Темному Принцу. Эльфу.

Пугающий до обмирания, он смотрел на меня и видел насквозь. И я понятия не имела, что он во мне нашел. Но в его взгляде был не просто интерес. Всем своим существом, без слов, он ставил меня в известность о принятом решении, от которого не отступаются.

– Я тебя выбрал. Поэтому ты здесь, – сказал он негромко властным голосом.

Я не глупа. И поняла это еще в первую встречу. А сейчас, стоя перед ним, поняла ещё и то, что прошедшие шесть дней были даны мне, чтоб не свихнуться умом, как тогда на пляже, когда я разделась перед ним и полезла в воду, не отдавая отчета своим поступкам. Когда просила меня отпустить, стоя рядом с ним возле моего домика в Ирландии. И списала тогда все это на его великодушие. Поняла, откуда эти, без единой мысли, провалы в прострацию – душа подготавливала сознание к новой жизни, отсчет которой начался после Бриллиантовой вечеринки.

Я поняла и боялась. Но не его, а того, что неминуемо должно произойти. Сейчас. Между нами. А оно уже происходило: воздух потрескивал от невидимых разрядов. Без всяких интеллектуальных игр, без боя характеров, когда все было ясно и понятно с самого начала – меня тянуло к нему как магнитом.

– Я боюсь, – прошептала беззвучно одними губами.

– Не бойся, я с тобой, – услышала я его голос в своей голове.

Я ничего кроме него не видела. Ни спальни, в которой мы оказались, ни кровати, в которую легла, сама раздевшись и не смея, не желая оторваться от него взглядом. И он был со мной. Еще не прикоснувшись, но уже проникнув сквозь все мои инстинкты самосохранения. Под тонким налетом цивилизованности в нем бушевала дикая необузданная сила. Он не стремился сломать и подчинить. Сдерживая себя, укрощая стихию, он целовал меня так, словно пил из источника жизни –  бережно и нежно. Казалось, источник это был неиссякаем. Мое тело горело под ним и выгибалось, энергия переполняла и била через край: если не отдать – разорвет. Я была на пороге безумия, когда он проник одним ударом и не отпускал, пока не освободил, не забрал всю нерастраченную, невостребованную пока я была не с ним страсть. Все желания, мечты и любовь. Себя он отдавал неистово, не щадя и не жалея.

Утром, после всего, что я вытворяла в его постели ночь напролет, я смущенно спросила, уткнувшись в подушку и не решаясь посмотреть ему в глаза, можно ли мне пойти в ванную.

– Конечно. Это теперь и твой дом, – ответил он просто и без апломба. И добавил, глядя, как я, отбросив за ненадобностью ложную скромность, удаляюсь в указанном направлении без единой нитки на теле: – Босоногая принцесса...

Эти слова стали для меня сильнее всякой клятвы и вернее любых признаний. Хотелось... много чего хотелось сделать, но я лишь зажмурилась и сладко промурлыкала: АМоррр...

В столовую мы попали, выбравшись из спальни, только к обеду. Стол был сервирован и ждал хозяев. У меня проснулся зверский аппетит. Мор по-доброму усмехался, когда я, с горящими от голода глазами и закусив губу, не могла решить в какое блюдо первым запустить вилку.  И тут же за обедом он объяснил мне, что я вольна в этом доме делать все, что мне заблагорассудится или взбредет в голову. Слуги в моем полном распоряжении. Единственным запретом была вторая часть дома – невидимый Замок, что открылся мне, когда я угодила в трубу и вывалилась из камина у него в кабинете. Все остальное, видимое для всех – тосканская вилла на побережье – в моем безраздельном владении.

– Ваше Высочество, ты знаешь, что у меня есть ребенок. Маленькая девочка. Когда мне ее вернут, можно она будет жить со мной? С нами. – решилась я, наконец, спросить Мора.

– А где она сейчас?

– В садике. Под присмотром архангела.

– Да? – выразил он легкую степень удивления, но не стал вдаваться в подробности. – Это решаемо. И довольно быстро.

– Правда? – Я выскочила из-за стола и опустилась перед ним на колени, молитвенно сложив руки. – Я буду тебе так признательна!

Спустя минуту я поняла, что в моей признательности он не нуждается:

– Я вхож в Эдем. – Он погладил меня по голове. – И в Ад. – И так на меня посмотрел, что мне стало неуютно.

– Спасибо, Ваше Высочество. – Я поцеловала его руку и вернулась на свое место.

Вечером Мор ненадолго меня оставил, скрывшись в невидимом Замке. Я разбавила кьянти водой и вышла на террасу перед виллой. Сидя за столиком, я смотрела на бескрайние зеленеющие виноградники, потягивала вино и думала, что надо быть благодарной судьбе, за то, что она дала мне порядочного пинка, в полете от которого открылись такие горизонты, что не видны человеку, стоящему на земле.

Проведя фантастическую ночь в объятиях Всадника, я поняла, что отныне архангел может не переживать из-за моих посяганий  на его тело. И без демона я смогу прекрасно прожить. Наверное...

Впрочем, мысли об архангеле и демоне быстро отошли на второй план, уступив первенство постоянному желанию ущипнуть себя. Я не могла поверить, что все это происходит со мной наяву. Казалось, я сплю и вижу сказочный сон, но стоит проснуться, и все исчезнет. Останутся лишь удивительные воспоминания о необыкновенном замке, великолепном принце и незабываемом сексе.

Но просыпаясь по утрам рядом с мужчиной с холодными, как у дикого зверя, светлыми глазами, я постепенно осознавала, что моя новая жизнь не мимолетная эфемерность, а вполне материальная действительность, которую можно потрогать руками и попробовать на вкус. Что я и делала к обоюдному удовольствию.

Став избранницей Всадника Апокалипсиса Мора, я примеряла на себя новое положение как примеряют понравившееся платье: очень хочется, но не уверена, подойдет ли, как будет смотреться? Постоянно напоминая себе, что я здесь навсегда, что это мой дом и я в нем полноправная хозяйка, я, начихав на этикет с тосканского холма, постепенно рассталась со скованностью и смущением и вела себя естественно. То есть, как всегда: если что-то не нравилось – злилась и кричала, а в основном улыбалась и всюду совала свой нос.

Мору мои крики были до лампады. Скорее они его забавляли. Железной рукой в мягкой перчатке он накинул на меня узду как на норовистую кобылу, заставив подчиниться. Его инородная энергия в несоизмеримо большее количество раз превышала мою. Это и притягивало, и вызывало отторжение. Я не амбициозна, но меня манила сила и власть, которую он олицетворял. Его эльфийская сущность, скрытая в человеческом теле, мужском теле, вызывала желание, и все во мне отзывалось ему в унисон. Как бы двусмысленно это ни звучало, но Мор был чумовым мужиком. Он укрощал холодным разумом и горячей сексуальностью. Перед таким сочетанием невозможно устоять. Давно, наверное, не слышали стены старинной виллы столько мужского смеха и женских воплей, постепенно затихающих и переходящих в прерывистое дыхание и всхлипывания. Может, с моей стороны было самонадеянностью или наивностью считать, что было во мне что-то особенное. Но ведь что-то привлекло его. Что-то побудило выбрать и меньше, чем через неделю, заставить метлу преодолеть тысячи километров и принести меня к невидимому Замку, с легкостью управляя этим процессом, как дистанционно управляют игрушечным самолетиком.  

Я пыталась осознать, как-то проникнуть в явление под названием «Мор» и понять, почему оно так на меня влияет, но мои попытки заканчивались головокружением и головной болью. Меня выбивало на самых дальних подступах к мысли о том, что он Всадник Апокалипсиса. Но эта же самая мысль давала защиту и уверенность, что более надежного покровителя для меня не существует. Она помогла мне смириться и признать его неоспоримую силу и власть.

Я стала называть его Мессир, подразумевая под этим понятием его исконную этимологию – господин. Он принимал это как должное, являясь господином всего, что ему принадлежало в Среднем мире. И я в том числе. Можно было сколько угодно тешить себя мыслью, что я здесь хозяйка, но никогда не стоило забывать, кто действительно является подлинным хозяином. Возможно, я бы восприняла это как ущемление своей вольной, свободолюбивой натуры, но Мор был Всадником – он был политиком и дипломатом. Ему была не нужна война в собственном доме и в собственной постели. Но и сломленная, подавленная женщина ему тоже была не нужна.

Я покорилась ему добровольно, признав в нем не только высшее могущественное существо, но и мужчину, ценившего во мне женщину, оставляя за мной право на слабость, ошибки, капризы и сумасбродство.

 Первую такую ошибку – даже не ошибку, так, оплошность, по сравнению со следующей, – я совершила, когда немного освоилась в своем новом доме и отправилась в старый, чтоб забрать домовенка, пока он без меня окончательно не одичал. Мора поблизости не было, и я не стала его искать, чтобы предупредить о своем скоропалительном решении. Уже не помню, что меня тогда разозлило, я очень торопилась, оделась впопыхах, села на метлу и усвистала. Метла сделала вокруг виллы круг почета и вернулась на место старта.  

– Виновата, Ваша Высочество. Я исправлюсь, без спроса улетать больше не буду. – Я стояла, опустив голову, и рассматривала обувь Мессира.

– Свитер наизнанку и юбка задом наперед, – усмехнулся Мор, поцеловал меня в макушку и ушел.

– Подумаешь... Тоже мне... – Я все же привела одежду в порядок и улетела.

– А я, между прочим, цветочки тут поливал... – намекнул  Яков на мое долгое отсутствие, встретив дома.

– Какие цветочки, откуда они взялись? – удивилась я и рассмеялась, заметив на подоконнике в пластиковом лотке ряд проросших луковиц.

– Тира, это называется – ушел за хлебом, вернулся через неделю, – не сдавался домовой. – Я что, больше тебе не нужен?

– Нужен, ворчун мой дорогой, очень нужен! – поспешила я его заверить, пока он окончательно не разошелся. – Я специально вернулась, чтоб забрать тебя с собой в наш новый дом.

– И нас оттуда не попрут... некоторые? – С такой надеждой прозвучал вопрос домовенка, что защемило сердце.

– Не посмеют! – убедила я его, что не стоит переживать из-за архангела. Вообще не из-за кого не стоит переживать.

Я порылась в шкафу, нашла подходящую льняную наволочку и раздумывала, чтобы такое в нее положить вместо уголька, как раздался звонок городского телефона. Решив не подходить, я копалась в шкатулке, перебирая минералы, когда краем уха услышала:

– ... реанимация... дети...

Пропищал автоответчик, сигнализируя о конце записи, и смолк. Отложив все в сторону, я еще раз внимательно прослушала запись, запоминая адрес, вызвала такси и крикнула Якову, выбегая из квартиры:

– Я ненадолго!

Ненадолго обернулось тремя сутками. Дни я проводила в реанимации, ночевать приезжала домой. Родители договорились с врачом. Во время его дежурства я могла сидеть в отделении возле кроватей и «тянуть за ноги»  деток, не давая ускользнуть за грань. Смотрела на свечение вокруг эпифиза – для меня его интенсивность показатель жизнеспособности – оно слабое, вот-вот совсем угаснет. Другая беда: под воздействием энергетики влитые лекарства нейтрализуются. Несовместимые способы лечения. Врач выслушивал меня скептически, не верил, называл шарлатанкой. Я его понимала и злилась: у них же диагноза все равно нет, а дело делаем общее. Я видела, что он боялся взять на себя ответственность и отменить препараты, они только мешали, нагружая и без того слабые детские организмы. Родители в панике, врач их успокаивал и просил отказаться от моей помощи. Авторитет медицины огромен. Не смотря ни на что. Меня попросили удалиться, я не согласилась – не могла. Стояла под дверьми отделения и чувствовала детей шкурой. От бессилия хотелось лезть на стену.

– Пойдем отсюда. – Возле меня появился Мор.

– Как хорошо, что ты здесь! – обрадовалась я. – В твоей власти сделать так, чтоб мне не мешали.

– Ты им ни чем не поможешь. Они обречены. – остудил он мой всплеск надежды.

Не знаю, что на меня нашло. От злости я забыла кто он, и что значат его слова. Вырвала руку и прошипела:

– Да пошел ты!.. Жлоб.

Мы оказались в больничном парке возле скамейки на одной из аллей. Я видела –  ему хотелось меня ударить. За глупые несправедливые слова. Вместо этого, он подтолкнул меня к скамейке, поставил рядом ногу и наклонился, опершись согнутой рукой о колено. Голубые глаза стали совсем светлыми, почти белыми. Я не могла от них оторваться и сидела как загипнотизированная. Перед внутренним зрением одна за одной замелькали картинки: Мор показывал «рабочие фрагменты» как мы, люди, сами себя губим, шагая к пропасти семимильными шагами. Меня трясло, по щекам катились слезы. Я смотрела хоррор и понимала всю абсурдность своих попыток остановить локомотив, положив на рельсы веточку. Но глубоко в душе теплилась, согревая, надежда – мы все равно выживем!

– Заканчивай со своими делами и возвращайся домой. – Глаза Мора приняли обычный цвет.

– Спасибо за урок, Мессир. – Я шмыгнула носом и вытерла рукавом слезы.

Мор исчез, а я поплелась на трамвайную остановку, подобрав по дороге с земли кусочек уголька.

Яков с котомкой в руках ждал меня на банкетке в коридоре. В котомке – подаренный ему на день домового горшочек с монетами. Он повсюду таскал его за собой. Я нашла свой рюкзачок, бросила в него документы и взяла наволочку:

– Хозяин мой, идем со мной.

Банкетка опустела, наволочка с угольком переместилась в рюкзачок. Автодоводчик  бесшумно закрыл за моей спиной дверь подъезда. Уже в сумерках забралась по тропинке на Лысую гору, поднялась в воздух и взяла курс на Италию. В Тоскану. Ориентиры были не нужны – метла сейчас подчинялась не мне: древко вибрировало, повинуясь силе, сопротивляться которой бесполезно.

На виллу я вернулась глубокой ночью. В ушах стоял свист ветра, то, что творилась на голове...

– Взрыв на макаронной фабрике. – Яков выбрался из наволочки, стал невидимым и отправился осматривать новый дом. Я – прямиком в душ.

В спальне на кровати поверх покрывала лежало элегантное белое платье. Тончайшая шерсть таяла в руках. Рядом оказалась коробка с откинутой крышкой. Я заглянула и ахнула: в атласных недрах стояли туфли от обувного дома Borgezie.

– Ёлки-зеленые, целое состояние! – Появился рядом домовой.

– Ты что! А ну, спрячься немедленно! – Я замахала на него руками.

– Да нет тут кроме нас никого. А ты кого-то боишься?

– Не боюсь, но... В общем, я тут не одна живу. Сам все увидишь.

– Да я уже понял. К дому прилегает что-то грандиозное, и оно одной ногой в другом измерении, а здесь ощущается такой уровень магии... твоей делать нечего. Пока перестроился, чуть на атомы не распался... Но туфли волшебные, Тирка... белое золото, бриллианты... Где ты в них будешь ходить?

– Не знаю. – Я пожала плечами и поправила халат. – Дома, перед Мессиром. – Я не выдержала и рассмеялась.

– Тьфу ты! – возмутился домовой. – Кому что, а курице просо.

Ночью мне приснился странный сон: нарушив запрет Мора заходить в невидимый Замок, я шла по бесконечному коридору и пыталась кого-то найти. Передо мной распахивались двери, я заглядывала в огромные залы с теряющимися вверху сводчатыми потолками, поднималась по широким лестницам, спускалась. Анфилады пустых комнат встречали меня тишиной. Вдруг я почувствовала, что уже не одна. Я испугалась и побежала, не разбирая дороги. Кто-то невидимый и страшный настигал меня, черная тень проявилась на стенах и ширилась, заполняя  собой все пространство, перекрывая льющийся свет из высоких стрельчатых окон. Я выбежала в бесконечный коридор и в панике оглядывалась, не зная, в какую сторону бежать дальше. Вдалеке послышался звук. Едва слышный, он постепенно нарастал, и я услышала стук копыт. Эхо гулко разносило далекое конское ржание, отражаясь от стен, и я устремилась ему навстречу. Хотелось бежать быстрее, но движения замедленные, будто пробираешься сквозь толщу воды. Впереди показался всадник. Его белый конь с развивающейся пламенной гривой летел по коридору, высекая искры из каменных плит. Надо мной распростерлась тень огромных крыльев, с жутким звуком вспарывающих воздух. Я не вижу, но знаю – еще чуть-чуть, и острые когти вонзятся мне в спину... Еще немного и меня сметут, раздавят копыта... Кто-то подхватывает меня, я чувствую, как ноги отрываются от пола... Я не знаю, кто держит меня, руки всадника или когти тени... не могу понять, за что я ухватилась, чтоб не упасть, за стремя или за крыло...

Выбираясь из сна как из трясины, я продолжала хвататься. Ощутила под руками тело, почувствовала, как под моей ладонью бьется сердце. Руки инстинктивно потянулись выше, дыхание от страха перехватило, когда я перебирала пальцами густые волосы на голове и боялась наткнуться...

Открыв глаза, первое, что я увидела, это лицо Мора. Я лежала на нем,  держала руками его голову, уткнувшись носом ему в подбородок.

– Тебя не было, когда я засыпала.

– Что тебе приснилось?  

– Ммм... ну... я пыталась научиться ездить верхом, – улыбнувшись, ответила я, не зная, кого хотела обмануть, его или себя.

– И как, успешно? – без тени улыбки спросил Мор.

– Э-э... почти... – Я заерзала на нем, пытаясь сползти и лечь рядом.

– А что помешало? – Он положил руки мне на спину и прижал к себе. Его глаза начали светлеть.

– Не помню. – Я порядком струхнула и ничего не успев понять, оказалась сидящей на нем. – Ох, Мессир. – Я подалась вперед, чтоб ослабить давление внутри. – Какое замечательное продолжение сна...

– Научись отличать действительность от грез. – Он притянул меня к себе за волосы и поцеловал. – Реальность лучше и гораздо надежнее твоих снов.

– О да, Мор, такая реальность мне очень нравится. – Я стала медленно двигаться. – И что может быть надежнее, чем сидеть на таком великолепном мустанге? – Набирала потихоньку темп.

– Выйти замуж. – Он ласкал мою грудь.

– Замуж? – Я непроизвольно замедлила движение и притихла, задумавшись. – А если я не соглашусь? – спросила, лукаво улыбнувшись, и сделала вид, что собираюсь встать.

– Не сбивайся на иноходь. – Он наотмашь хлестнул меня по ягодице, пришпоривая и задавая ритм. – Мы уже связаны. Сегодня лишь будет выполнена формальность, принятая в твоем мире.

– А вдруг я захочу развестись? – В меня точно бес вселился и дергал за язык.

– У нас не бывает разводов. – Неуловимый миг, и я стояла на четвереньках посредине необъятной кровати, выгибаясь под искусным неутомимым наездником – не ускользнуть, не вырваться, не сбросить. Чередование – медленный шаг, ускоренная рысь, бешенный галоп – сладкая пытка. До дрожи, до помрачения рассудка. – Никогда! – каскад мощных, увесистых толчков... больше я уже ничего не соображала – взрыв, вспышка перед глазами, и я рухнула на смятые простыни, наполненная до краев, накрытая, придавленная сильным телом...

Формальность свершилась неподалеку от виллы, в маленьком городке на холме, словно застывшем в истории: снаружи высокие стены старинной крепости, внутри единственная площадь, окруженная зданиями. Рядом небольшая церковь в романском стиле, вокруг виноградники и оливковая роща. «Монтериджони» – было написано большими печатными буквами через всю полосу одностороннего движения.

Я поставила ногу на вековые пыльные камни, выбираясь из салона «Мазерати», и солнечный свет заискрился, рассыпался, отражаясь от бриллиантовых граней.

– Когда-то вид этой крепости настолько впечатлил Данте, – сказал Мор, подав мне  руку, – что он использовал ее образ при написании Божественной комедии – бездонный колодец в центре Ада. 

Моя рука невольно дрогнула, но широкая ладонь держала крепко, надежно. Мор повел меня через площадь в прохладный сумрак церкви. 

«Я не знаю латыни, это не моя вера», – подумала я.   

– Это вопрос не веры, а знания и наличия разума, – услышала я его голос.

На моем пальце изящное кольцо из белого холодного металла – две переплетенные лозы, на губах – хмельной вкус обжигающего поцелуя. Дэниель ди Грассо – имя Мора в моем мире. Оно соответствует его обладателю: мягко обволакивает, зачаровывает и заставляет жестко грассировать, осознавая, что произносишь. 

Белое платье, алмазные туфельки, мелькает, открываясь до ажурной резинки, нога, тесно прижатая к мужской – Золушка танцует со своим Принцем, скользя по мраморному полу в огромном зале невидимого Замка. Воистину, будьте осторожны: могла ли я подумать, что легкомысленное желание потанцевать с принцем, загаданное на чужой свадьбе, исполнится дословно? Или это совпадение? Говорят, так называет себя Бог, когда хочет быть неузнанным.

Так или иначе, но с боем часов карета не превратилась в тыкву. Тыквы остались в прошлой жизни, увядать за ненадобностью, лежа на земле возле домика, где когда-то жила маленькая ведьма. В новой был большой дом с прислугой и возможность жить в свое удовольствие ни о чем не заботясь. А вишенкой, венчающей кремовый торт моей дольче виты, стало возвращение Софийки.  

– Мессир, если соседнюю Умбрию можно назвать раем на земле, то Тоскану без сомнения – его окрестностью, – поделилась я впечатлением, вернувшись с воздушной прогулки.

– Тебя ждет сюрприз, – ответил Мор. – Киндер-сюрприз, – повторил он с усмешкой мои же слова, сказанные во время знакомства на вечеринке в Мексике.

Не доверяя ногам, я сжала в руках метлу и взлетела на второй этаж, едва не сбив архангела. Моя дочь сидела на диване в гостиной и выглядела как ангелочек: в платьице, отросшие рыжие кудряшки забраны в бантики, на ножках гольфы и крошечные сандалики. И все это кипенно-белого цвета. Прижав к себе ребенка, я целовала родное личико, поливая его слезами. Иегудиилу я и не подумала сказать спасибо – догадывалась, что если б не Мор, то не видать мне Соньки возле себя еще долго и кормиться обещаниями типа «потерпи немного, еще рано» неизвестно сколько.

– Поздравляю, – сказал Благородие, имея в виду мое замужество.

– Спасибо, – ответила я бывшему любовнику-в-благих-целях и отвернулась к ребенку.

– Тира, я по-прежнему твой Наставник, – донеслось мне в спину.

– Только не думай, Наставник, что по ночам я буду являться по вызову в твою Небесную обитель. – Я повернулась и посмотрела на Иегудиила. На моем лице была улыбка счастливой женщины.

– Я могу позвать и днем, – не остался в долгу архангел. – «Душа обязана трудиться и день и ночь, и день и ночь».[1]

Общительная Сонька поначалу дичилась Мора, пряталась за мою юбку или забиралась в свою кроватку и накрывалась с головой одеялом. Когда поняла, что угрозы он для нее не представляет, увидев его, весело орала во всю силенку детских легких «Мо!» и продолжала возиться со своими игрушками. С Яковом была отдельная история. Он, в отличие от дочери, был более осторожным. Одна моя подруга в случае грандиозного шухера умеет прикидываться дохлой крыской: брык на спину и лапки кверху. Домовенок, предчувствуя появление Мессира, прикидывался игрушкой: ничем не примечательная дерюжка в цветных лоскутках-одежках, набитая соломой. На тряпичном лице глаза-аппликации и нос-пуговица, на голове рыжая пакля. Этакий домашний магический индикатор. Но и он как-то «поймал ворону». Однажды мы втроем мы сидели на полу в детской комнате и составляли из кубиков по буквам простые слова, называя их Соньке, и просили ее повторять. Так увлеклись процессом, что заметили еще одного присутствующего, лишь когда ребенок сказал «Мо» и сложил вместе два кубика с нужными буквами. Он стоял и смотрел на нас с непередаваемым выражением. Мы, как застигнутые врасплох тараканы, склонили друг к дружке головы и пытались сделать вид, что стали прозрачными.

– В моем доме клан рыжих. –  Он задумчиво потер подбородок, а мы прижались теснее и ждали решения своей участи. – Вам нельзя собираться вместе – вы создаете иллюзию пожара, – рассмеялся он и вышел. Мы дружно перевели дух.

Ночи, когда Мор был дома, я проводила в его объятиях. Жаркие ночи, полные бесконечной страсти. Днем занималась ребенком и домашним хозяйством. Иногда он отсутствовал по нескольку дней. Где он находился – рядом, в невидимом Замке или в другом месте, сколько проходило времени в тех мирах и измерениях, где он бывал, я не знала и не спрашивала. Его вид не располагал к вопросам. Мне хватало знания того, что я его жена и уверенности в том, что я ему нужна.

У меня вошло в привычку по утрам, когда в доме все еще спали, выбираться на прогулку. В предрассветных сумерках я вылетала с балкона спальни и кружила над Тосканой, либо низко летела вдоль побережья, наслаждаясь тишиной, штилем и полной свободой.

Ее я заметила издалека, когда возвращалась домой: белоснежная яхта покачивалась на волнах недалеко от берега, где выше начиналась кипарисовая аллея, ведущая на виллу. Медного цвета надпись «Tira» вдоль борта горела под солнечными лучами. «Мор, я тебя обожаю!» – вырвалось у меня непроизвольно от радости. Стремглав преодолев расстояние до яхты, я опустилась на палубу и зачарованно смотрела, как в парусах гуляет ветер. Спустившись по трапу, я попала в маленькую кают-компанию, взяла со столика яблоко и уселась на диван, подобрав под себя ноги, ждать Мессира. Я хрустела, осматривалась и прикидывала, много ли времени понадобиться, чтоб научиться управлять этой аккуратной красивой посудиной.

К тому моменту, когда я услышала шаги, у меня уже набралась уйма вопросов. Он спускался медленно, двигался как порождение ночи, темное и отмеченное проклятьем. При виде его у меня заныла задница. Огрызок яблока я проглотила вместе с кочерыжкой. Минута гробового молчания, и у меня сдали нервы, не выдержав тяжелого взгляда. Поджилки тряслись, но голос прозвучал на удивление ровно.

– Я вспоминала о тебе, Бальтазар.

– Мои глаза туманят слезы благодарности.

– Не фиглярствуй, пожалуйста, иначе вообще больше ничего не скажу.

– Я весь внимание.

– Бальтазар, у меня теперь другая жизнь, и тебе в ней нет места. Держись подальше от меня и от моей дочери. Последний твой визит для нас плачевно закончился.

– Что с Соней?

– Сейчас уже все в порядке, слава богу. Не знаю, куда ты ее забирал, когда появился в моем домике в мое отсутствие, но после этого она стала неуправляемой. Потом-то я догадалась, когда архангел отдал мне то, что она зажимала в кулачке, что она хотела переместиться к тебе, но у нее не получалось. Из-за этого и произошло все остальное. – Рассказывая, я заново переживала случившееся, не выдержала и расплакалась. – Я прошу тебя...

– Завязывай реветь, чертова кукла. – Он сидел рядом и тряс меня за плечи. – Что там у вас произошло? Я клянусь тебе, что не сделал ничего плохого с ребенком. Я не мог! Софья для меня как дочь. Я должен был надолго покинуть Средний мир, перед тем как уйти, зашел вас повидать. Где ты, курва, шлялась, теперь понятно, а Соню я забрал в Дублин, в сувенирную лавку.

– И не нашел ничего лучше, чем подарить маленькой девочке фигурку демона!

– Она сама выбрала, я не мог отказать ребенку. И причем здесь архангел? Ему какое дело до этого?

– Софийка захотела переместиться к тебе, но тебя, очевидно, уже не было в нашем мире, поэтому у нее и не получалось. Она стала вести себя как натуральная баньши. Я испугалась и позвала архангела. И он... а он...

– Что он? Что сделал этот ублюдок?

– Он забрал ее в Эдем. В детский садик. Разрешил ее навещать...

– Что значит навещать? Она что, преступница? Так-так... – Он поднялся и навис надо мной. – Архангел утешил убитую горем мать, но ребенка отдавать не торопился. Учил его петь псалмы и стоять на коленях перед картинками с нимбом...

–  Бальтазар, я не хочу больше об этом говорить. Главное, Софийка теперь со мной, и я прошу тебя, оставить нас в покое. Я замужем!

– Да уж догадался... принцесса. – Он недобро рассмеялся. – Всадник. Холеный, холодный по*уист.

–  Как бы ты его не поносил, не тебе с ним тягаться. Я с ним счастлива. Так что смирись.

– Тира, я ни с кем тягаться не собираюсь. Мне чужого не надо, но и своего я не отдам.

– Бальтазар, опомнись! Кто он и кто ты!

– Ничего, дорогая, чем сильнее противник и тяжелее бой, тем значимей и весомей победа.

– Ладно, Бальтазар, вижу, что все бесполезно. – Я вздохнула и встала с дивана.  – Прощай.

– Прощай-прощай, ведьма. Не пройдет и полгода, как мы снова встретимся.

– Не тешь себя напрасными заблуждениями. – Я поднялась в воздух.

– Не буду. – Он помахал мне рукой.

Когда я подлетала к дому, на горизонте были видны лишь верхушки мачт.

 Тира