Георгий Зотов, он  же Гоша, он же Жоржик, он же Пистон, спалился самым дурным образом, когда вместе с команией коллег, с честью нагрузившись пивом после тяжелого трудового дня, решил попугать жителей деревни Обузлово П*ской области,  куда Гоша вместе с коллегами-уфологами  был откомандирован для изучения находки, предположительно являющейся элементом космического  инопланетного корабля.

Нарядившись в балахоны и разукрасив себя во все цвета радуги, веселящаяся компания  отправилась просвещать аборигенов о последствиях ожидаемого в  2012 году Апокалипсиса. В результате двух старушек в прединфарктном состоянии «скорая» увезла в областной центр, ребятишки из местного детского сада поголовно стали заикаться и мочиться в постель, а механизатор Сидоренко, убегая огородами, спрятался  в отхожем месте, где умудрился провалиться в яму и чуть не захлебнулся.

Терпение Акакия Флегонтьевича Загребалиса, исполнительного директора фирмы «ПараНорма», собственно, и направившей своих специалистов в командировку в заповедные природные дебри, иссякло резко и необратимо. Пока Акакий, брызжа слюной, поносил, на чем свет стоит,  безмозглых и тупорылых охламонов, на которых совершенно нельзя положиться, Гоша, понурив голову, с грустью сам себе признавался, что начальник не так уж далек от истины. Однако по выходу за пределы Акакиевского кабинета, раскаянье в момент испарилось, уступив место озабоченной мысли о том, какое наказание ожидало разнузданную честную компанию. 

 Акакий Флегонтьевич с особой жестокостью расформировал группу уфологов, а самих их прикрепил поодиночке к разным службам. Таким образом, Гоша был принесен в жертву  миру потусторонних явлений различных  мастей и масштабов, и в частности, отдан на поруки  будущей напарнице, тихоне Анечке Бойняшиной.

Для командировки в районный центр Ловушевичи Гоше были выданы ключи от ведомственной ржавенькой «Нивы», под общую материальную ответственность обоих напарников.

Вцепившись в руль, Гошка пытался вести машину ровно, чтобы уменьшить болтанку, насколько это вообще было возможно на штопаной заплатками трассе. 

На соседнем сиденье Аня штудировала карту области, в нужных местах подсказывая, где и в какую сторону  необходимо  повернуть.

Гошка скучал. И чего ему делать в этой командировке и в этой дыре? Мало того, Гоша откровенно зевал, даже не удосуживаясь прикрывать рот. Аня делала вид, что ей пофигу,  но откровенное пренебрежение коробило.

- Слушай, Бойняшина, а ты хоть раз привидение  видела?  Вот так вживую, как меня сейчас.

- Если и видела, что из того?

- Усикалась, наверное, до чертиков? – заржал Гоша.

- Смотри, сам не усикайся. И не укакайся.  – огрызнулась Аня.  

Немного помолчали.

- А чего  мы в этих Ловушевичах забыли? – через некоторое время возобновил светский разговор Гошка.

- Про тебя не знаю, - едко ответила Аня. – А мне надо границу ареала уточнить.

- Чего-чего? – изумился Гоша.

-  Ну,  - замялась Аня, смутившись его удивленным восклицанием, - есть такое понятие как ареал. Знаешь?

- Знаю, знаю, чего тут не знать? – Нетерпеливо перебил Гоша. – И что дальше?

-  А я  уточняю границы ареала потусторонних явлений  в нашей области.

Гошка некоторое время осмысливал, вдруг начал давиться, мычать что-то нечленораздельное, а потом его прорвало, и он захохотал. Аня обиделась, насупившись.

Просмеявшись, Гошка вытер слезы и сдавленно поинтересовался:

- И как он выглядит, этот ареал?

- Никак. – отрезла Аня.

- Слушай, Бойняшина, извини. Я же человек далекий от потустороннего мира, и многого о нём не знаю. Сейчас  как представил, что твои подшефные привидения бродят по этому ареалу, словно уссурийские тигры, а ты у них под носом границу выравниваешь и хворостинкой их гоняешь, ну и, сама понимаешь, не смог остановиться. – Гошка замолчал, всем своим видом призывая Аню присоединиться к веселью.

- Не вижу ничего смешного.

Гошка хмыкнул.

- Ну, и все-таки, как выглядит граница ареала?

- Где как, – вяло ответила Аня. – По-разному.

- Ну, какая она? – Вдохновился Гошка. Ехать еще предстояло долго, а он боялся, что от скуки уснет прямо за рулем. Уж лучше позлить напарницу, пусть тоже в тонусе сидит.

- Да всякая она! – закричала Аня. – Кривая, косая, пятнами и вкраплениями! И вообще, Зотов, отстань от меня, будь любезен! Скоро должен быть свороток на Ловушевичи, а я из-за тебя всё пропущу.

- Все. Приехали. Дальше ходу нет. – объявил Гоша, взял сумку и полез из машины. Тут же по колено утонул в грязи и смачно выругался. – Чего сидишь? Вылезай. Будем думать, долго и печально.

Аня схватила под мышку ноутбук и  выбралась из «Нивы», осторожно  перепрыгнув через разбитую колею, заполненную водой вперемешку с островками жирной грязи. Смущенно прокашлялась, стараясь не смотреть на свои ноги и на то, что раньше было Гошкиными адидасовскими кроссовками.

- М-да, - почесал Гоша макушку, разглядывая «Ниву», зарывшуюся бампером в дорожную хлябь по самое не хочу. – Тэкникс не вытолкать и не вытянуть. А что, Бойняшина, неплохо было бы тебя впрячь, и еще,  знаешь ли,  прутиком постимулировать.

И вдруг как заорал:

- Может, объяснишь, куда мы свернули?  Это ведь ты у нас штурман, кажется!  Это ведь у тебя на руках карта была!

Аня чуть не заплакала, тыкая пальчиком в карту:

- Вот этот поворот. Он показан пунктиром и уходит в сторону от трассы.

Гошка выдернул из ее рук карту с таким видом, будто хотел на месте испепелить карту вместе Аней. Поизучал, вернул, презрительно выплюнув:

- Зашибись, Бойняшина. До своротка на райцентр Ловушевичи мы чуть-чуть не доехали,  а вместо этого свернули в какую-то тмутаракань. - Он оглядел лес по обе стороны от дороги. – Всегда подозревал, что у женщин с головой проблемы. Вот видишь, если нарисован пунктир, значит, дорога проселочная, грунтовая. Понимаешь? А в Ловушевичи  идет асфальтированная дорога. Там даже такая жирная черная ниточка нарисована, что означает «твердое покрытие». Доступно объясняю? Знаешь, что такое «твердое покрытие»?

- Я только... я хотела... - Анечку жгли стыд и раскаяние.

- И что характерно, мобила здесь не работает, - продолжал размышлять Гоша. - Топать пешком обратно на трассу неохота. Мы точно с десяток километров уже проехали.  Остается идти дальше. По твоей карте недалече должна быть деревушка. Дойдем до неё, тогда и порешаем, что делать дальше. Может, кого дорогой повстречаем.

- Гош? - робко позвала Аня, но Зотов резко оборвал:

- Тебе, Бойняшина, советую идти как минимум в пяти шагах от меня. Я сегодня буйный. Это надо же было так вляпаться!

Деревушка, отмеченная на карте одиноким домиком, в реальности состояла из десятка изб, раскиданных по огромной поляне  среди соснового бора. Лес, зажимающий с обеих сторон разъезженную  колею, внезапно расступился, обнаруживая большое открытое пространство, занятое деревянными постройками. 

Перейдя через мостик, под которым протекала небольшая звонкая речушка, Гоша и Аня оказались перед крыльцом добротного деревенского дома. В тот же миг через брешь в неприветливом октябрьском  небе  выглянуло солнце, в новом ракурсе освещая дом и ухоженный дворик.   

- Уау, - невольно выдохнула Аня. Деревенский пейзаж навевал на романтический лад.

- Уау – мяу, - зло отрезал Гошка,  поднялся по ступенькам и затарабанил в дверь. – Хозяева! Есть тут кто?

На интенсивный стук вышла сухонькая маленькая старушка в цветастом переднике, казалось, нисколько не удивленная столь неожиданным визитом. Представилась  Марфой Ильиничной. Увидев изможденного и извазюканного Гошку и уставшую Аню, она всплеснула руками, закудахтала, заставила умыться у колодца, почиститься, после чего насильно затащила в избу, где напоила чаем с малиной да еще и с вкуснейшим пирогом.

Голодный Гошка разве что с блюдцем пирог не съел. Наевшись, он раздобрел и развалился на лавке. Его сытая физиономия отражалась  в пузатом боку начищенного самовара.

- А что, баб Марфа, - запанибратски спросил он, -  откуда у вас тут позвонить можно?

- Ой, милочек, нету у нас телёфону-то  на хуторе.

- Ну, а если заболеет кто, или, допустим, пожар случится? Что тогда?

Бабка Марфа перекрестилась:

- Свят-свят, нам болеть нельзя. У меня еще капуста  не квашена. Делов по горло, не знаю, за какое схватиться. А так всё без телёфону сидим.  

- Ну ладно, - отмахнулся Гошка, - перетерпим. А  свет-то у вас есть? Анька бы сразу к Интернету подключилась.

-  Так, и без свету мы тоже, - развела руками бабка Марфа. – И без радио. Но в райцентре обещали, что в следующем году обязательно проведут.

- Что, и телевизора нет? – ошалело спросила Аня.

- Да ну его. Только мешает. У меня вон весь огород зарос, руки всё не доходят до грядок. Да еще на зиму уйму заготовок сделать нужно. Некогда нам в телёвизер смотреть.

Гошка почесал затылок:

- Баб Марфа, а как бы нам машину вытянуть? Мы же случайно свернули не туда, да и застряли. – При этих словах  глаза бабки Марфы блеснули. - А  то ведь эта рухлядь на мне висит. С меня же за казенный транспорт начальство живьём шкуру снимет. 

Аня поперхнулась чаем.

- А это тебе, милок, к Митричу надо. Он у нас на все руки мастер. У него и тягач найдется.

Бабка Марфа выглянула в окошко и тоненько закричала:

- Пе-етька-а-а! Петька-а-а, поганец! – И обернулась к Гоше.   – Петька тебя к Митричу проводит, а мы с Аннушкой блинчиков к ужину напечём, правда, девонька?

По довольному Аниному лицу Гошка понял, что девонька вовсе не против.

Петькой оказался веснушчатый бойкий пацаненок лет десяти, примчавшийся на зов спустя несколько минут. Словоохотливый Петька провел для Гоши краткую экскурсию по деревеньке.  Все население хутора Благодатного обитало на одиннадцати дворах и  состояло из шестнадцати взрослых и четырех мальчишек, самому старшему из которых было двенадцать лет.

Небо очистилось от хмари, и теперь солнце  весело слепило глаза.

- И не скучно тебе, Петруччо, без телека и компа? – поинтересовался Гоша на всякий случай. От болтливого Петьки его морило в сон.

 - Неа! – с восторгом ответил пацан. – Тут и без них столько интересного!

- Ага. Понятно. – лениво отозвался Гоша и зевнул.

Вдвоем с Петькой они прошествовали в другой конец небольшой улицы, и мальчишка по ходу обстоятельно рассказывал обо всех хуторянах.  Вдруг он сорвался с места и бросился вперед, крича:

- Дядька Митрич! Дядька Митрич! А у нас гости! Целых два!

Митрич, сухощавенький дедулька с козлиной бородкой,  ковырялся в растерзанном нутре допотопного трактора.

Гошка сухо изложил суть проблемы.

- Сегодня не могу, - ответил Митрич. - Сегодня, как видишь,  ремонт, а завтра поглядим. Вы у Марфы переночуйте, в баньке попарьтесь, а завтра будет день - будет пища.

Гоша  слегка опешил.

- Да нам бы поскорее обратно вернуться, - пояснил он Митричу. -  У нас  куча дел в городе, да еще эта гадская  командировка в райцентр на шее висит.

Дедулька задумался, а потом хмуро ответил:

- Как хошь, милок. А лошадь всё равно не дам  – машину она не вытянет, только зазря угробится.

Гошка про себя выругался.

- А позвонить здесь точно не откуда? Как же  с миром-то связь держите?

- Да вот так и держим. На своих двоих, да на телеге. Токмо еще и лошаденка  для этого нужна, - то ли захихикал,   то ли закашлял Митрич.

В общем, вечером, напарившись в бане у бабки Марфы, Аня и Гошка  выкушали чай с блинами, после чего завалились спать на полатях, продрыхнув без задних ног  и без снов.

Естественно, на следующий день они никуда не поехали. У Митрича срочно обнаружились дела на дальней пасеке, и он с раннего утра уехал разгонять своих пчел.

Гошка промаялся полдня, мучаясь бездельем и вполуха слушая рассказ бабки Марфы, которая достала семейный альбом с пожелтевшими фотографиями и рассказывала Ане историю своей раскулаченной семьи. Та охала, ахала, вздыхала.

Гоша сплюнул. Пошел к речушке, на берегу встретил Петьку с друзьями, разговорился, и в результате вечером вернулся к бабке Марфе со связкой свеженаловленных жирных чебаков.

- Представляешь, Ань,  никогда особым терпением не отличался, и поэтому рыбалку не шибко люблю, - разоткровенничался вдруг он.  – А тут пацаны мне удочку сунули,  и как пошло клевать! До сих пор руки дрожат.

Бабка Марфа, рассмотрев улов, еще раз нахвалила здешние места за природные богатства и пояснила, что не зря хутор называется Благодатным: здесь всегда жилось привольно и человеку, и зверью.

Вечером после баньки, у самовара, Аня рискнула расспросить разомлевшего Гошку:

- Гош, а почему твоего брата Бисером прозвали?

Гошка напрягся, подобрался:

- Что, понравился Ванёк?

- Да нет, я просто так спросила, - смутилась Аня. -  Интересно. Он всегда такой молчаливый, спокойный. Лишнего слова из него не вытянешь.

- Да, он такой, - протянул Гоша, не зная, то ли ему злиться на Аньку за этот её интерес к брату, а то ли погордиться за него. – А ты сама подумай.

- Ну...не знаю, - протянула Аня.

- Вано молчит, но уж  если  выдаст, так выдаст! Он великий стратег и мыслитель, и свои мысли как бусинки на нитку надевает. У него иногда такие логические цепочки получаются,  что даже я обалдеваю. Так что сейчас некоторые умные, вроде Ванятки, ищут Шамбалу в Тибете, а некто Гоша застрял не понятно где и не понятно с кем.  - Сварливо сказал  Гошка.  – Надеюсь, излишне пояснять, почему  этого некту прозвали Пистоном?

Аня пискнула что-то невнятное.

- То-то же.  А про Ванька забудь. Ему такие, как ты,  не нравятся.

- А какие ему нравятся?  - робко поинтересовалась Аня.

- Яркие. Сильные. Умные. В общем, не ты, это точно.  – И заработал подзатыльник от бабки Марфы, хлопотавшей у русской печки. - Ладно, пошли спать, а завтра будем решать, как с этой благодатью поскорее расстаться.

Но на завтра так ничего и не было решено. И на послезавтра. И на послепослезавтра. И так на всю неделю.

Митрич был неуловим, аки мститель. Каждый день у него находились срочные дела, не терпящие отлагательств.

Аня перезнакомилась со всеми хуторскими женщинами. От нечего делать она записывала в блокнотике народные песни, прибаутки и байки, которыми охотно делились с ней хуторяне.

Гошка со скуки сначала починил забор у бабки Евдокии, затем подправил сарай у Пелагеи. Вечерами он резался в карты с Петровичем, одиноким бобылем без левой ноги до колена. Еще Гошка пристрастился к рыбалке. Аня научилась чистить и жарить рыбу с хрустящей ароматной корочкой  так, что Гошка весь слюной исходил.

 Погода разгулялась настолько, что Гошка даже начал путаться, забывая о том, что сейчас не июль, а вторая половина октября. Солнце стояло высоко и жарило с такой силой, словно была макушка лета.     

  Однажды Гошка все-таки выловил Митрича ранним утром, когда тот заводил свой трактор, который в клубах черного дыма трясся, исторгая звериный рев.

- Митрич, да когда уж за машиной поедем? Обещал ведь.

- Погодь маленько.  У меня самые горячие деньки пошли. Если сено не собрать вовремя, оно впустую сгниет, а скотинке жрать неча будет. Потерпи чуток.

- Митрич, да здесь же совсем недалеко.  К тому же дорога просохла. Смотри, уже какой день нет дождей. Мы за полчаса обернемся туда и обратно.

- Вот именно! – Глаза Митрича сверкнули. – Сам говоришь – погожий денёк. А день год кормит. Мне сейчас позарез сено с дальнего кордона доставить надо. Не хочу, чтобы корова с голодухи сдохла.

И убренчал на своем драндулете.

Гошка нашел Аню на бережку речушки. Та, опустив  босые ноги  воду, плескала ими по прозрачной глади.

- Сдурела? Не лето на дворе! – закричал Гошка. – Ума нет совсем?

Аня обиделась.

-  Вода теплая, – поджала она губы. - Сам потрогай, если не веришь.

Гошка зачерпнул ладонью. И вправду, вода была теплой, от нее пахло солнцем, травой и медом.

Он оглянулся на дом Марфы. За покатой крышей виднелась макушка яблони – вся в цвету!

У Гошки отвалилась челюсть.

- Ты это видела? – ошалело спросил он, показывая на яблоню. Аня обернулась, пожала плечами.

- Ага. Еще с  утра.

Гошка присел на корточки перед Аней, заглянул в её безмятежное лицо.

-  Послушай, Анька, не бывает так, чтобы в октябре вода была как в июле. И чтобы яблони цвели.

- Гошечка, милый, - погладила Аня ладошкой его руку, и от этого простого прикосновения Гошку прострелил озноб, - так ведь ты радио, что ли, не слушаешь и телек не смотришь? Прогнозисты обещали, что лето и осень в этом году будут аномально жаркими. Так что ничего удивительного, что многие деревья и даже цветы зацветают по второму разу. Подобное явление наблюдалось  в природе  неоднократно.

Митрич  копался во внутренностях трактора.

- Все, дед, кончай  работу, пошли тягать нашу машину. А то её, наверное, уже на запчасти растащили. Если за тачкой не угляжу, мой начальник меня за ногу над унитазом вздёрнет и курять будет, пока не захлебнусь.

- Не, малой, сегодня никак,  – отозвался Митрич из глубин техномонстра. -  У меня опять ременная полетела. Только завтра налажу, не раньше. Сходи-кась к Авдотье, помоги дрова наколоть. Игнат тебя давеча тоже спрашивал. Хочет веранду обновить, да одному несподручно  брус пилить. Уважь мужика, Гиоргий, помоги.

Гошка плюнул, развернулся и поперся с Митричева двора. Занозой-зарубкой засела в мозгу мысль, пока не оформившаяся, но уже болезненно ноющая.

Остановился на берегу речушки,  руки в карманах. Задумался. Быстрым шагом двинулся обратно к Митричу. Того  во дворе не было видно. Решив, что  Митрич человек занятой, Гошка направился к сараю. Должен же дед когда-нибудь кормить свою прожорливую скотину, для которой с большой заботой заготавливает тонны  сена и прочих кормов.

Гошка распахнул двери в хлев. Внутри чисто, опрятно. Пол застелен соломой. И пусто. Везде. Через прорехи в крыше были видны бегущие по небу облака.

Он оцепенело оглядел двор, избу. Показалось, что в окне мелькнуло лицо Митрича. Или не его, а чья-то незнакомая мертвенно бледная маска?

Гошка ринулся к бабке Марфе. Мимо речки, краем улицы.

- Дядь Гош, а дядь Гош!  - закричала с того бережка пацанва. – Все нормально?

Гошка остановился, показал большим пальцем, мол, «во, лучше не бывает».  Пацаны приветливо засвистели в ответ, вернувшись к рыбалке.

- Петька! - крикнул Гоша, стараясь, чтобы голос звучал обыденно.  – А где Анька? Недавно же здесь была.

- А она к Пелагее ушла, - отозвался мальчишка.

Гошка ринулся во двор к Марфе и завернул к курятнику, откуда  каждое утро и вечер  доносился голос бабки,  кормившей свою живность и приговаривавшей:

- Куд-куда, мои хорошие. Несите яички, радуйте бабушку.

В курятнике оказалось пусто. Совсем пусто. Ни капли птичьего пуха и пера, ни грамма птичьего помета, ни характерного птичьего запаха.

А на крылечке стояла бабка Марфа и улыбалась. Беззубым провалом черного рта.

- Ой, милочек, чегой-то забыл? – прошамкала.

- Баб Марфа, пирожков хотел, с лучком и яйцами.  – ответил Гошка и сам поразился твердости голоса. - Да вот нигде вас не нашёл. Сюда и заглянул. Думаю, может, вы здесь?

- Лукавишь, Гоня. – Бабка почему-то звала Гошку таким странным именем. – Не заглядывал ты в избу и меня не звал. Впрочем,  состряпаю я пирожки, как ты заказал.

И ушла в дом. Гошка утер внезапный пот со лба и  ринулся к Пелагее,  к крайнему дому у  леса.

Аня сидела на завалинке и, похоже, дремала. От резкого прикосновения вздрогнула и открыла глаза. 

- Гошка, как ты меня напугал! - воскликнула.

- Все нормально? – нарочито спокойно спросил Гошка. – Где Пелагея?

- Она в дом ушла, проверить, не убежало ли тесто.

 - Так, Анька,  - твердо сказал Гоша, - мы тоже собираемся и идем.

-  Зачем? - удивилась девушка. – Посмотри, какая вокруг лепота. Здесь даже воздух звенит, до того прозрачный.

- Если сама не пойдешь, то я тебя понесу, - понизил голос Гошка. На крылечке показалась Пелагея, высокая статная женщина. Она, молча, глядела на препиравшихся Гошку и Аню.

- Ты сдурел, что ли, Зотов? Куда идти-то?  - Отбивалась Аня от его рук.

Гошка замер. В воротах показался Митрич, за ним бабка Марфа. Между ними протиснулся Петька. Они также безмолвно взирали на спорящих напарников.

- Что случилось? Гошка, ты что опять натворил? – Начала возмущаться Аня, заметив, что за ними наблюдает куча лиц.

Гошка потащил ее мимо ворот к калитке. Аня упиралась.

 - Нет, ну надо же! Он даже ведет себя как свинтус! Ни здрасьте, ни до свидания, ни извините, люди добрые! – громко причитала она. – Что про тебя подумают?

 - А что подумают  добрые люди? – громко спросил Гошка, обращаясь к собравшимся. – Добрые люди поймут, если я скажу, что мы порядком у них загостились. Пора бы и честь знать. Так что сваливаем отсюда. – Последнюю фразу он процедил через плотно сжатые зубы, чтобы услышала одна лишь Аня.

- Зотов, ты совсем, видно, рехнулся? – возмутилась Аня, выдираясь из его рук, случайно обернулась и ахнула.

Женщины и Митрич приближались медленно, широко расставив руки, словно пытались поймать их. А Петька сбоку вообще являл бы собою комичное зрелище, если бы Ане не стало вдруг так страшно.

- Гош, чего это они? – неуверенно обратилась она к нему. – Это у них игры здесь такие, да?

- Пошли. – Гошка потянул её за руку. Вдвоем они вышли через калитку, а за ними вырулила с распростертыми руками вся компания.  Из  соседних домов безмолвно вытекали  хуторские.

Гошка подтянул Аню к себе. Та охотно вцепилась в руку, крайне напуганная непонятным поведением  местных.

Гошка потянул девушку за собой, и они быстрым шагом двинулись по улице.  Предстояло пройти из конца в конец через все дворы. И тут Гошка понял, что совершил глупость. Чем быстрее они шли, тем опаснее вели себя хуторские. Они расставляли широко руки, посередь улицы, пытаясь поймать  идущих  Гошу и Аню.  Но почему-то вели себя словно слепые, будто не знали, куда именно нужно глядеть, вертели головами по сторонам, а Гошку с Аней как бы и не видели. Вот что было странно!

Вдобавок ко всему Аня запнулась, громко ойкнула от боли и запрыгала на одной ноге. Хуторские тут же оживились и пошли всем скопом в направлении голоса. Шли они так, словно перетекали по воздуху. И у всех на лицах были нарисованы смертная тоска, печаль и уныние, вперемежку с обреченностью.

 Гошка подхватил Аню на руки.

- Слушай внимательно. – тихо сказал он командным голосом на ухо девушке, отчего та покраснела. – Мы пойдем медленно. Ничего не бойся. Вслух ни слова. Захочешь что-нибудь сказать,  лучше покажи знаками, или только на ухо. Если поняла, то кивни.

Аня испуганно закивала, а потом обернулась на преследователей  через Гошкино плечо. Глаза её расширились от ужаса. Она зажмурилась.

- Смотреть можно, - тихо зашептал Гошка. – Наверное. А вот говорить – нельзя. Они вибрацию чувствуют.

И пошел, медленно ступая по тропинке, старательно обходя хуторских, замерших  в нелепых позах с распростертыми руками и растопыренными пальцами.

Наверное, это была самая зловещая  и жуткая из процессий. Впереди осторожно ступал Гошка, неся на руках дрожащую девушку, а следом плыли старики, женщины, дети.

Гошка понял, что еще чуть-чуть, и Аня начнет истерить, захлебываясь рыданиями. И тогда их поймают.  А о том, что будет, когда это произойдет,  думать не хотелось. И почему-то не ждал  Гошка ничего хорошего от ищущих их цепких дружеских объятий.

Он резко встряхнул свою ношу.

 - Анечка, миленькая, только не оглядывайся и молчи. Рот зажми и молчи.

Та непонимающе оглядела его, а потом мелко задрожала, уткнувшись холодным носом в его ключицу.

Пока Гошка медленно нес Аню по улице, хуторские  окружили его толпой и продвигались следом, правда, на расстоянии. И будто не шли, а плыли. Вытянув руки, словно слепые, водили по сторонам головами.

Марфа судорожно втягивала носом. Глаза её были подёрнуты мутной пеленой.

- Гоша, она наш запах ищет! -  тихо всхлипнула Аня, опять выглянув из-за плеча Гоши, и снова спряталась у него на груди.

«Только бы не побежать. Только бы дойти до речки. Медленно, четко, размеренно» - билась в голове Гошки мысль.

Шаг за шагом. За стуком сердца. Вернее, двух сердец: его и Аниного.

И толпа следом, страшная в своей мрачной безмолвности. Особенно жутко выглядели пацаны с пресными спящими лицами и замутненными глазами.  

Аня, вцепившись в Гошкину куртку, крупно дрожала.

Вот и мостик. Совсем близко.

С каждым шагом небо стремительно затягивалось тучами, и когда Гошка вступил на шаткий деревянный мостик, последний блик солнца съела серая хмарь. По речке пополз туман, густыми щупальцами облизывая берег и выползая под ноги колышущейся толпы.

Гошка прошел по мостику и  двинулся дальше, не оглядываясь, со своей ношей на руках. И лишь когда решил, что отошел на достаточное  расстояние, обернулся.  Аня оторвала голову от его груди и тоже посмотрела назад.  

Темные силуэты хуторских замерли у мостика, не решаясь перейти на другую сторону речушки. В серой промозглости  их фигуры постепенно размывались, съедаемые разраставшимся туманом,  незаметно поглощавшим собою постройки.

Аня всхлипнула, прикрыв ладошкой рот. Гошка поставил ее на ноги.

- Гоша... что это было? – С полными слез глазами, заглядывала она в Гошкино лицо. – Куда же они? А мы? Что с нами будет?

- А что с нами будет? – зло повторил Гоша и встряхнул Аню. – Прекращай истерику. Совсем свихнулась, что ли? Тебя же дома предки ждут, волнуются. А ты за неделю ни разу о них не вспомнила.

Аня на слабых ногах уселась прямиком на землю и, размазывая по щекам слезы, заплакала навзрыд как ребенок:

- Па-апа, да... он ... и мама тоже... Ой, дура-а кака-ая...

Гошка протянул ей руку.

- Вставай, земля холодная. Долго сидеть нельзя.  Дойдем до машины, а там подумаем, что дальше делать.

- Ой, Гоша!  - воскликнула через некоторое время Аня, наконец, пришедшая в себя и теперь спешащая следом за Гошкой. – Смотри, снег пошёл. А ведь только недавно солнышко светило.

И увяла под его взглядом. Гошка шагал, задумавшись, и не сразу заметил, что заметно похолодало. Аня начала шмыгать покрасневшим носом.  На мерзлой земле в ложбинках надуло снегу, промозглый ветер начал пробирать до самых костей.

- А что, Аннет, не прошвырнуться ли нам? – задорно воскликнул Гоша и побежал.

Потому что другого выхода, как можно согреться  самому и согреть Аню, он не видел.

При виде  «Нивы», одиноко торчавшей посреди мерзлой дороги,  у Гошки  засвербило в носу, и от нахлынувших чувств он чуть было не прослезился.  Машина стояла на том же месте,  укрытая небольшим слоем снежка.

О, как сейчас хвалил себя Гошка за то, что ни разу в Благодатном не выложил из кармана ключи от машины, хотя было немало искушающих моментов!

Раскрасневшаяся Аня юркнула следом в машину.  Гошка завел двигатель.

- Сейчас печку включим,  - забормотал он. – Согреемся. Хорошо, что машина завелась, и аккумулятор не разрядился. Тьфу-тьфу.

- Гоша, у меня же там ноут остался, - вдруг звеняще сказала Аня, оглядываясь назад.  – И все мои записи. И телефон.

Похоже, она собиралась снова разреветься и закатить истерику. Как минимум.

- Ну, так давай топай обратно, - сердито обрубил Гоша.  -  У меня такого желания нет. Я домой хочу. И еще в клуб. «Витязь» называется. Там ништяковский стриптиз по четвергам бывает. Слыхала?

Возможно,  было грубо сказано, но как раз самое то, что надо.  Аня вспыхнула, закусив губу, однако слёзы придавила.

За два часа, периодически греясь в машине, Гошка отдолбил ломиком землю, примерзшую у бампера «Нивы». Аня сидела апатично, привалившись к дверце, и изредка вздыхала, о чем-то задумавшись.

Наконец, Гошка, осторожно выворачивая руль,  выбрался на замерзшую колею, которую еще не успел накрыть одеялом редкий снег. С большой осторожностью он  вел «Ниву»  по проселочной дороге,  ориентируясь на интуицию и глазомер. Гошка знал, что второго такого шанса не будет.  Если машина опять врюхается в глубокую колдобину, им уже не выбраться из леса, мрачно взиравшего на ползущую «Ниву» по обе стороны дороги. 

А позади следы от шин мгновенно засыпал ровным полотном усиливающийся снег, и одуряюще звенящая тишина хоронила звуки работающего двигателя.

 Вырулив на трассу, Гоша заглушил на обочине двигатель и закрыл устало глаза. Вот и все. Приехали. Бензин на нуле.

Аня дремала. Она вообще всю дорогу молчала, уйдя мыслями вглубь себя.

В зеркало заднего вида Гошка заметил вдалеке фары приближающейся машины и выскочил на дорогу, размахивая руками,  с риском быть задавленным мчащейся на него фурой.  

***

 Все-таки Гоша подхватил пневмонию. А Аньке хоть бы хны, здорова – здоровешенька. Это потом Гошка валялся в терапии в центральной городской больнице, а Аня таскала ему авоськи с мандаринами – как-никак скоро Новый год.

А сначала водитель КАМАЗа, который тормознул Гошка, отвез их в Ловушевичи, где напарники были приняты в горячие объятия главы райсовета Михаила Ивановича Покина.

На его взгляд, ребята вели себя несколько странновато. Как будто в каком-то спектакле участвовали или в розыгрыше. Ну, да ладно. Главное, что нашлись.

От Покина Гошка узнал, что его и Аню уже вот как с месяц разыскивают по всей области и за её пределами, поскольку они считаются без вести пропавшими с тех самых пор,  как выехали  в командировку в Ловушевичи и исчезли  в неизвестном направлении.

- Как месяц? – С запинкой спросила Аня, неуверенно оглядываясь на Гошку.  – Всего же неделя прошла.

- Да, что вы, голубчики? Какая неделя? Ноябрь на исходе. Зима вот только запаздывает. Хорошо, что сильных морозов не было.  Тут вас разве что с солдатами и собаками не искали! – жизнерадостно улыбаясь, сообщал новости Покин. -  Приезжало ваше начальство, и уж как  ругалось! Дым коромыслом до потолка стоял. Да только мы не хуже умеем языком чесать.

Гоша с Аней понимающе переглянулись: стало быть, Акакий везде поспел,  не оставив без внимания и Ловушевичи.

- А мы в Благодатном задержались чуток, - пояснил Гоша правдиво.

- В каком таком Благодатном? – продолжая улыбаться, поинтересовался  Михаил Иванович.

- Да в том самом, что, слегка не доезжая до Ловушевичей. И потом по проселочной этак с  десяток километров. Видите ли, мы немножко заплутали в ваших своротках, вот и уехали не туда, -  развил тему Гоша, тоже лучезарно улыбаясь. – Только по времени немного не рассчитали. Неужели нас все-таки месяц не было, Михаил Иванович?

Покин улыбался, но улыбка  на его лице зависла, превратившись в искусственную.

- Благодатное, - задумчиво произнес он, достал платок из кармана пиджака и утер пот со лба и с залысины.  – Была у нас такая деревня. Вернее, хутор. Помню, как же не помнить. Только вот лет пятьдесят как не живет там никто.

- Да как же, Михаил Иванович? – удивилась Аня. – Я же сама видела это Благодатное. Своими глазами.  И мостик, и речку, и Марфу Ильиничну, и Петьку. У него еще щербинка между зубами, и свистит он классно, – закончила она почти шепотом. 

Покин вздрогнул, а потом грузно осел на хлипкий стул у окна. Помолчал немного и заговорил медленно,  тщательно подбирая слова:

- О Благодатном мне ещё мать рассказывала. Она в тех местах всего лишь раз была, и то по крайней надобности. Благодатное всегда было странным местом. Вернее, люди в нем жили странные. Самодостаточные, что ли. У нас их так и называли – благодатными. Они сами по себе жили, с  чужими не роднились, близко ни с кем не общались. Уж не знаю, каким богам благодатные молились и в какой вере жили, да только одним  прекрасным днем или ночью, - этого сказать не могу, - но все они заперлись в большом сарае, влючая детей, и устроили самосожжение.  Что у них там произошло, никому не ведомо. В то время наш почтальон  раз в три дня в Благодатное заезжал. Ну, вот как поехал поутру в понедельник, так и увидел пепелище. Тогда же все Благодатное выгорело подчистую, потому что в ту пору ветер сильный был, и огонь раздуло.  С тех самых пор даже тропки туда нет, не то, что дороги. Всё поросло лесом и затянуло чащобой.

После этих слов глаза у Ани стали что два блюдца. Гошка потрясенно выругался.

-  А почему решили, что они сами себя... того? – спросил он.

- Так ведь, мил человек, там же комиссия из самой столицы целый месяц работала. Копали долго и тщательно. Можно сказать, носами землю рыли. Сделали умные выводы и до людей велели донести, чтобы пресечь нежелательные слухи  и сплетни. Вот и было сказано, что в Благодатном орудовала секта из числа местных жителей, которая людей зомбировала. А потом они всей толпою  изнутри на засов закрылись  и себя подожгли.

 Гошка устало потер лоб.

- Не могу объяснить, Михаил Иванович, где мы целый месяц шлялись, но ведь не привиделось же нам Благодатное. Каким-то образом нашли же мы туда дорогу.

Покин опять задумался.

- Маманя мне рассказывала, что иногда лес расступается перед тем, кто может и готов видеть, и открывает дорогу до Благодатного.

- Кошмар какой-то. - Аня потерла виски.  – А для чего это было нужно? Ведь если бы не Гоша, мы бы так и остались там. Непонятно где: то ли в Благодатном, то ли в своих иллюзиях.

Гошка благодарно улыбнулся в ответ на её признательность.   

- Да кто его знает, зачем? – Пожал сутулыми плечами Михаил Иванович. – Может быть, Благодатное питается свежими душами, высасывая их свет? А может быть, наоборот, пытается  рассказать о своей тайне, да не получается? По мне так – это всё байки.

- Так что же, прежде не было случаев, чтобы люди вот так бесследно пропадали на территории вашего района? – поинтересовался Гошка.

Покин замялся.

- Официально подобных случаев не зарегистрировано. Но в народе каких только историй  не гуляет.  Вы же для этого  и планировали приехать.  Собираетесь задержаться  у нас или со свежими силами после Нового года вернетесь?

- Категорически нет, – заявила твердо Аня, и Гошка сразу понял, что её носа Ловушевичи больше не увидят.

«Ниву» все-таки кто-то спёр, пока она сиротливо жалась на обочине, дожидаясь хозяйской руки. И теперь уже  Гошка не мог точно определить то место,  где он свернул на Благодатное хмурым октябрьским днём.

Та самая карта, на которой была отмечена развилка на хутор,  осталась там же, где ноут и прочие прибамбасы современной жизни, а именно в самом Благодатном.

На других же картах, имеющихся в продаже, никаких развилок, не доезжая до райцентра Ловушевичи, отродясь не было – сплошняком девственный смешанный лес. Гошка изучил в Интернете весь район с помощью  спутника,  а позже даже прочесал этот квадрат на вертолёте, для чего договорился с местным военным аэродромом. И всё впустую.  Благодатное закрылось для него. Наверное, все-таки к добру.      

 ***

За проср*тую машину Акакий Загребалис поставил на удержание с Гошкиной и Аниной зарплаты поровну. Хорошо, что остаточная стоимость  древней «Нивы»  была мизерной, иначе попали бы напарники в пожизненное рабство. А так – всего лишь на полгода.

Акакий был дико рад, что Гоша с Аней вернулись целыми и практически невредимыми (если закрыть глаза на Гошкину пневмонию), однако виду не подавал и в своей слабости не признавался, только ещё суровее стал хмурить брови и ещё  громче орать на летучках.

Аня ушла из фирмы «ПараНорма», в настоящее время учится в институте на заочном отделении на экономиста и подрабатывает гидом в туристическом агентстве. К миру паранормальных явлений её теперь и калачом не заманишь.

Гоша забросил уфологию и увлекся призраковедением, став  известным в своих кругах профессионалом. «Нашел себя и свое призвание» - как выразился сам Гоша. Он  до сих пор уверен, что выводы комиссии, расследовавшей трагедию в Благодатном,  были в корне неверны или, что вероятнее всего, настоящие причины происшедшего сокрыты в секретных правительственных архивах.

«Истина где-то рядом» - говорит Гошка и всё свободное от работы время посвящает собственному расследованию.

Бисер, он же Иван Зотов продолжает поиски легендарной Шамбалы, теперь уже на Алтае.