Я не бросилась во все тяжкие в тот же вечер. Ни в тот, ни в другой, ни в следующий. Я по-прежнему занималась детьми и домом. Не знаю, подчиняется ли человеческая жизнь какому-то определенному закону или события без всякого смысла происходят сами по себе, но как-то перед сном, включив телевизор и выбрав канал наугад, я посмотрела одну из серий молодежного сериала. Действие происходило в Сен-Тропе. Мне понравились виды Лазурного побережья и царящая там атмосфера: люди, магазины, пляжи, бары и ночные клубы, яхты и машины.

Простое, но дорогое платье, целомудренно закрывающее колени. Ни грамма косметики, только прозрачный блеск на губах. Волосы собраны в низкий хвост. На правой руке  часы и кольцо-артефакт с янтарем, на левой — венчальное. На ногах удобные туфли-лодочки. В таком виде я в первый раз появилась на набережной в Сен-Тропе. Немного прошлась вдоль моря, слушая звуки французского аккордеона и вдыхая воздух свободы. Посидела за столиком в кафе, выпила лаймовый фреш и вернулась обратно домой. Потом менялся лишь цвет платья и туфель, все остальное оставалось без изменений.

Я познакомилась с парнем, он работал спасателем на пляже. Нет, спасать меня ему не пришлось, я хорошо плаваю и уверенно  чувствую себя  в воде. Наверное, возникла та самая магия «мужчина-женщина». Платье стало на пару сантиметров короче, а каблук — выше. Венчальное кольцо осталось дома. Об адюльтере я не помышляла, это было бы  просто смешно. Но пофлиртовать хотелось. Спасатель был галантным и обходительным — настоящий француз. В его чертах угадывалась легкая примесь испанской крови, что делало его еще более привлекательным.

Я стала исчезать из дома не только по вечерам, но иногда и днем на пару часов. Он водил меня в кафе и в кино. Однажды пригласил на выставку в картинную галерею. В предмете я была ни бэ ни мэ, но на всякий случай впечатлилась. Он считал меня недотрогой и дарил цветы. А потом мой поклонник пропал. Я как обычно сидела в баре на пляже, где он работал, и ждала своего спасателя. Пробыла там достаточно долго, но он не пришел. Может, у него закончился контракт, и он уехал, а может, потерял ко мне интерес. Мой лимит времени подходил к концу, пора было возвращаться. Я еще раз искупалась в море и пошла переодеваться. Пока шла, возникло такое чувство, что чей-то взгляд уперся в затылок. Я обернулась, но никого не увидела. Переодевшись, нашла безлюдное место и переместилась.

Вечером этого же дня я опять появилась в Сен-Тропе. Спасателя я не искала — не видела смысла. Вместо одного пропавшего поклонника нашлось много других, чьи заинтересованные взгляды я ловила на себе. Я просочилась на частную вечеринку, где было столько народа, что многие вряд ли знали друг друга в лицо, и можно было не переживать, что попросят на выход..Тип, сидевший за стойкой бара и цедивший виски, посмотрел на меня без всякого бубнового интереса. У меня разболелась голова, и испортилось настроение. Я стала пробираться сквозь толпу в поисках места поспокойнее. За мной увязался мужчина, решивший, что его компания  мне не помешает. Я сидела, пережидая приступ, и в пол-уха слушала романтический бред, кивая невпопад.

— Вали отсюда, — услышала я совсем рядом и открыла глаза.

Перед моим случайным кавалером стоял тип из бара и ласково на него смотрел.

— Вы это мне, мсье? — поинтересовался кавалер, с виду не обиженный здоровьем.

Тип ударил. Резко. Так кобра кидается на жертву в смертельном броске. От хруста костей мне стало совсем плохо, и я согнулась пополам.

—  Уходим. Быстро. Пока ажаны[1]  не слетелись. — Он взял меня за руку и потащил на выход.

Я стала вырываться и попыталась упереться каблуками в газон, но осталась без туфель и, спотыкаясь, бежала за ним босиком, чтоб не остаться еще и без руки. Он дотащил меня до машины и затолкнул в салон. Сам, перемахнув через дверцу кабриолета, сел за руль и сорвался с места.

— Послушай, я не знаю, как тебя зовут, и не уверена, хочу ли это знать. Что тебе от меня надо? — спросила я похитителя, зажав виски руками и борясь с подступавшим обмороком.

— Да ты что, матрешка? Мне ничего от тебя не надо. Я тебя, можно сказать, спас от сексуального маньяка.

— Мне кажется, ты сам маньяк.

— Нет, матрешка, я смирный. Ты плохо разбираешься в людях. Тебе нехорошо?

— Да. Очень. Останови, пожалуйста, я выйду.

— Скажи, где ты живешь, и я отвезу.

— Вот здесь. — Я указала на первое появившееся строение.

— Вот здесь? — Завизжали тормоза, и машина резко остановилась. — Прямо на заправке?

— Какая тебе разница? Что ты ко мне пристал? — Хотела закричать, но получилось еле слышно.

Перед глазами все закружилось, и я отключилась...

Я с детства не любила просыпаться в незнакомых местах, а это место, вне всякого сомнения, мне было не знакомо. Большая комната с высоким стеклянным потолком, сквозь прозрачное перекрытие  видны тускнеющие звезды — утренние сумерки. Я лежала одетая на широкой кровати с жестким матрасом, под головой вместо подушки — свернутая валиком джинсовая куртка. Я провела ревизию, но не нашла в ней никаких документов. Ощупав себя с ног до головы, убедилась, что и артефакт на месте, и моя женская честь не пострадала, и никакого намека на мигрень.

 Помимо потолка, одна стена с двойной дверью тоже была стеклянной. При моем приближении двери разъехались, и я вышла на открытую площадку. Автономные фонари освещали пешеходную дорожку, усеянную гранитным крошевом, и газон с плотной стриженой травой.  Дом был двухэтажным, средиземноморского типа. В открытом гараже стоял черный  кабриолет «мустанг».

— Матрешка, ты как, в порядке? — За моей спиной неслышно возник похититель.

Я подскочила от неожиданности и повернулась.

— Пошли перекусим.

— Как-нибудь в следующий раз. — Посмотрев на марку машины, добавила: — Жеребец.

Он рассмеялся, положил руку мне на плечо и подтолкнул к дверям. Пройдя за ним вглубь дома, я оказалась на кухне. Она была чуть меньше той комнаты, где я проснулась. Видимо, хозяин этого дома был неравнодушен к прозрачному материалу: сквозь круглую столешницу из толстого стекла просматривался темно-синий каменный пол с бледными прожилками. Стулья были из пластика. Естественно, прозрачного. Из встроенных в потолок светильников лился мягкий дневной свет. Все это производило впечатление легкости, невесомости. На столе стояли две тарелки, в каждой лежало по куску поджаренного биточного мяса толщиной в две моих ладони. На большом плоском блюде нарезанные овощи соседствовали с пучками петрушки и укропа, рядом стояла сухарница с тонкими ломтиками злакового хлеба.

— Ешь, матрешка. Не бойся, не отравлено.

— Если ты меня до сих пор не изнасиловал, то не думаю, что станешь травить.

— Женская логика — штука сильная, хоть и непостижимая, — усмехнулся он.

— Спасибо, — через некоторое время поблагодарила я. Достала из распечатанной пачки салфетку и стала выбираться из-за стола.

— Не за что. Ты почти ни к чему не притронулась. Не спеши, сейчас будет кофе.

На разделочном столе в аппарате для приготовления кофе по-турецки в толще песка стояли две турки. Он вынул их, подождал, пока пена осядет, и зарыл в песок. Когда кофейная пена поднялась во второй раз, разлил кофе в крохотные чашки.

— Ты как относишься к сигаретному дыму?

— Вообще нормально, но если можно, то лучше не кури.

Напиток был крепким и горьким. Я такой не любила.

— Может, сливки или молоко? — поинтересовался он.

— Спасибо, не хочу. Ты извини, но мне надо уединиться. Где у тебя... э... ванная?

Я шлепала босиком по теплым плитам пола, смотрела на широкую спину своего похитителя и очень надеялась, что ванную вместе со мной он не зайдет. Он не зашел, но придержал меня в дверях.

— Что? — спросила я, и в моих глазах наверняка отразился испуг.

— Ничего. — Он прикрыл за мной дверь, и я тут же нажала на кнопку защелки.

Бегло осмотрев ванную комнату, размерами не уступающую кухне, я не удержалась  и восхищенно присвистнула:

— Вот это да!

Открутив хромированные вентили, сделала напор посильнее и подставила лицо под упругую струю. Проигнорировав банные полотенца, я стряхнула с рук воду и, перед тем как повернуть на пальце артефакт, приоткрыла дверь и выглянула наружу. Коридор был пуст. Пусть похититель думает, что я незаметно ускользнула.

Все-таки дома лучше, чем в гостях, особенно, когда не помнишь, как в этих гостях оказалась. Несмотря на то, что ночью мне довелось спать не так уж много, я чувствовала себя бодрой как никогда. Быстро приняв душ и переодевшись в домашнюю одежду, я поспешила в детскую комнату.

День пролетел незаметно. Вечер меня застал перед раскрытыми шкафами в гардеробной: я смотрела на висевшую в два яруса одежду и раздумывала, что надену, когда через пару часов отправлюсь в Сен-Тропе. Не было сомнений, что я туда непременно отправлюсь: мужчина, похитивший меня с частной вечеринки, хоть и напугал первобытной жестокостью поступка, сломав нос моему случайному спутнику, но этим меня не оттолкнул. Он словно имел собственное гравитационное поле, которое притягивало  и интриговало. Я не собиралась намеренно искать с ним встреч, но если опять увижу, то избегать не стану. Почувствовав, что ситуация принимает опасный оборот, я всегда смогу исчезнуть при первой подвернувшейся возможности.

На мега-пати, которое устроил крутой российский рэпер, я попала с одним из своих соотечественников. Я не поклонница мистера Блек Стар и хип-хопа, но ни тот, ни другой меня не напрягали. Под грандиозное мероприятие рэпер арендовал виллу и гулял с размахом, присущим русской душе. И не важно, какого цвета тело, в котором она находится, и какие национальности необъятной родины сплелись в едином порыве родить миру этого человека. Бритоголовые друзья музыканта организовали фонтан из сотни бутылок игристого вина. Даже Шумахеру после выигранных гонок не устраивали такого душа из шампанского.

Из патио разогретая тусовка постепенно переместилась к большому, освещенному изнутри бассейну. Иллюминация здесь была не только в воде: под каждым фигурно выстриженным кустом и под каждой пальмой расположились декоративные светильники. Я оказалась в бассейне вместе с визжащими фанатками в бикини, и сама визжала, когда меня окатывали брызги, поднятые очередным сиганувшим в воду парнем или девчонкой. Массовое веселье заразительно. Под звучащую R’n’B музыку  я со смехом уворачивалась от шаловливых рук и сама утаскивала под воду того, кто оказывался рядом, ухватив за шею или за ноги.

Я отказалась от сигареты и с благодарностью приняла полотенце у высокого мускулистого парня, только ноги и лицо которого имели свой естественный цвет. Все остальное, как я успела рассмотреть, включая выбритый затылок, было в татуировках. Может, и под плавками кожа осталась нетронутой, но настолько далеко мое любопытство не распространялось.

— Что будешь пить, рыжая? — поинтересовался он, глядя, как я пыталась полотенцем высушить закрутившиеся штопором волосы.

— Что-нибудь безалкогольное, — попросила я.

Он принес бутылку «перье» и сел рядом в шезлонг.

— Твоя лайба? — Он показал на припаркованную возле въезда на виллу машину.

— А? Не, я не умею водить! Но скорость люблю! — Приходилось кричать, чтоб хоть что-то расслышать в грохоте музыки и гомоне тусовки.

— Может, покатаемся, рыжая? — Он положил руку мне на колено и сжал пальцы.

— А че, можно! — Я наклонилась и стала искать под шезлонгом свои босоножки.

— Иди, парень, покатайся. — Сказано было негромко, но я услышал, оставила поиски и затихла.

— Ты куда-то шел, вот и чеши дальше, — попросил мой сосед. — Что, нормальных телок не хватает?

— Слышь, теплокровный, если не хочешь из своей  живописи получить аппликацию, проваливай.

Назревала неприятная ситуация, я разогнулась и собиралась по-тихому уйти, но не ушла — не смогла. Напротив татуированного соседа стоял вчерашний похититель. В его темных, почти черных, глазах светилось что-то такое, что заставило парня, не уступающего ему ростом и сложением, подняться и, чертыхаясь: «Развелось тут шизиков, нормальному человеку отдохнуть нельзя», отойти.

— Извини, паренек, но сегодня не твой вечер.  — Похититель развалился в освободившемся шезлонге и обратился ко мне: — Привет, матрешка.

Парень обнял подвернувшуюся девушку, обернулся, посмотрел на меня недоуменно и пошел к бассейну.

— Удивительно, как ты ему ничего не сломал.

— Я дал клятву покончить с пороками.

— Со всеми?

— А чего мелочиться? — Он раскатисто рассмеялся и подозвал смотревшую на него со значением девушку: — Киска, принеси мне минералку.

Киска опрометью исполнила пожелание, я и глазом не успела моргнуть. Очевидно, рассчитывая на более дельное предложение, она топталась рядом. Но ушла, так и не дождавшись.

— Твое здоровье, матрешка. — Он отсалютовал бутылкой и подмигнул помахавшей ему рукой барышне.

— Еще раз назовешь меня матрешкой, получишь босоножкой промеж глаз.

—  О... да ты девушка с характером, — усмехнулся он.

— Пошел ты... членистоногий. — Я разозлилась, забрала с шезлонга платье и клатч, подобрала босоножки и пошла в патио.

Бросив вещи на плетеное кресло, я вытерла о траву ноги и обулась. Надев платье, стянула с себя мокрое бикини и зашвырнула в кусты. Ночь только начиналась, и было обидно за испорченное веселье. Я достала телефон и проверила поступившие сообщения. От Юси не было ни слова, значит, с детьми, слава богу, все в порядке.

— Ты строптива, крошка. Мне такие нравятся.

— А мне не нравится, когда неслышно появляются за спиной и дышат в затылок.

Не поворачиваясь, я спрятала мобильный и попросила:

— Отстал бы ты от меня. Здесь достаточно красивых девушек.

— Красивые девочки вскрываются легко и незатейливо, как устрица на ужин французом, а достойные женщины встречаются реже падших ангелов... Как тебя зовут, детка?

«Интересно, это он мне комплимент сделал или пнул так ненавязчиво», — подумала я. Повернулась и отступила на шаг.

— Тира. А тебя?

— Бретт. Поехали покатаемся, Тира. Ты ведь хотела.

Он подвел меня к тому самому автомобилю, о котором спрашивал парень в татуировках. Это был «майбах экселеро», стоимостью в миллион американских зеленых рублей. Черный хищный монстр соответствовал своему хозяину. Я остановилась и не спешила сесть в салон. Загоревшись желанием получить в свою собственность такую же, мне хотелось получше рассмотреть машину.

— Твоя? — спросила я Бретта, уже зная ответ.

Он открыл передо мной дверцу.

— Моя. Садись. — Он положил руку мне на бедро и замер. — Хочешь сказать, что стоишь с голым задом?

— Это не твое дело. Лучше ответь, что такое твердое в меня упирается? Нет, не в ягодицы, в спину. Это оружие? Я не сдвинусь с места, пока не узнаю, зачем оно тебе.

— Исключительно в целях самообороны. — Он развернул меня и положил руки мне на плечи. — Не надо бояться, Тира. Я частный детектив. В моей работе обстоятельства иногда складываются так, что без него не обойтись.

— С каких это пор частные детективы разъезжают на дорогих тачках? Очень дорогих. Ты работаешь на масонскую ложу?

— Что-то вроде того, — ответил он вполне серьезно. — Клиент, на которого я работаю, хорошо платит. Ты мне не веришь? Я могу показать лицензию.

— Не надо. Поверю на слово. Хотя сейчас можно изготовить любую бумажку, были бы деньги.

— Не могу не согласиться.

Бретт повез меня вдоль побережья, развивая на прямых участках трассы такую скорость, что я закрывала глаза, цеплялась руками за кресло и просила ехать помедленнее, чтоб не оказаться в прошлом. Он предложил мне сесть за руль, но перебраться к рулю я должна была на ходу, поменявшись с ним местами. Я послала его к черту и треснула клатчем по плечу. Он криво улыбнулся, словно запас его дружелюбия на исходе, и назвал меня трусихой.

Потом мы вернулись в город и колесили по узким улицам. Свет фонарей попадал в салон и освещал лицо водителя, делая его черты резкими, жесткими. Я посмотрела на руки, лежащие на руле, и меня пробрал озноб, грудь заныла, внизу живота собралась тяжесть. Пора сматываться домой, решила я и задумалась, как повежливей отделаться от Бретта.

— Ты видела, как выглядит залив Сен-Тропе ночью? — прервал он мои размышления.

— Нет, а что?

 Он не ответил. Выехал на набережную, остановил машину и помог мне выбраться. Не отпуская мою руку, он повел меня вверх по петляющей улочке, вымощенной брусчаткой, настолько узкой, что, казалось, вот-вот придется протискиваться боком. Мы вышли к цитадели с шестигранной башней и поднялись на смотровую площадку. Внизу простирался залив, в его черных водах покачивались белоснежные яхты. Набережная, залитая огнями, была видна как на ладони. С восторженным замиранием я смотрела на открывшуюся панораму ночного побережья и дала себе слово, что непременно прилечу сюда на метле. Предварительно проложив маршрут днем, и наметив вехи, чтоб не заблудиться ночью.

— Ты живешь здесь, в городке? — Бретт снял куртку и накинул мне на плечи.

— Нет. Рядом. — Я не стала уточнять где, чтоб не попасться на вранье. Провела рукой по изнанке куртки, но ничего увесистого в карманах не нашла.

— Не ищи, его там нет.

Притянув к себе и положив ладонь на затылок, он рассматривал мое лицо, словно хотел в нем что-то найти. Я смотрела в его глаза и не могла понять, о чем он думает. Это были зеркала, которые ничего не отражали и не пропускали внутренний свет.

— Что-то не так? — спросила я его.

— Ты постоянно облизываешь губы.

— Они пересохли.

— Хочешь, чтоб я помог? — Он наклонил голову.

— Нет, — ответила я, но потянулась к нему навстречу.

Наши губы соприкоснулись, он провел языком, раздвинул и скользнул внутрь, лаская мой язык. Я выронила клатч, положила руки ему на грудь, ощущая под ладонями жар тела, и отдалась поцелую, от которого закружилась голова. Он легко оторвал меня от земли, и я повисла на нем, всем телом ощущая его сильное нетерпение.

Где-то внизу коротко проиграла мелодия. Выплывая из чувственного тумана, я не сразу поняла, что это отозвался мой телефон: пришло сообщение. Я стала вырываться из крепких объятий, он не отпускал, и тогда я в страхе схватилась за кольцо. Видимо он понял, что звонок для меня важен, и разжал руки. Я подняла сползшую с моих плеч куртку и вернула хозяину, подобрала валяющуюся рядом сумочку и побежала к лестнице. Быстро перебирая ногами, я спускалась, громко стуча каблуками по металлическим ступеням. Выбежав на улицу, я на полном ходу налетела на Бретта.

— Как ты здесь оказался?! — с паникой в голосе закричала я.

— Тихо, успокойся. Спустился на лифте.

— Я не слышала звука работающего подъемника.

— Он хорошо смазан. Что у тебя случилось? Пожар?

— Не знаю... наверное. Бретт, пожалуйста, отпусти, мне надо срочно домой!

— Тира, детка, только скажи куда, и я мигом тебя доставлю.

— Умоляю, не надо. Я сама. Завтра, вернее уже сегодня, мы снова встретимся. Я приеду в Сен-Тропе.

— Обещаешь?

— Клянусь!

Он как-то странно посмотрел на меня. Если бы не спешка и мысли, целиком занятые домом, то я бы задумалась, отчего в его взгляде промелькнуло недоверие, смешанное с презрением. Но я торопилась и не стала в это углубляться. Сбежав вниз по улочке и едва не оставив в брусчатке каблуки, я заскочила в первый попавшийся проем между домами и переместилась.

Мгновенно оказавшись в детской комнате, я немного постояла, привыкая к полумраку, подошла к одной кроватке, к другой и с облегчением опустилась на пол. Из меня словно выпустили весь воздух. Встряхнув головой, я открыла сумочку, достала телефон и нашла сообщение: «Тирка, елки-моталки, куда ты затырила мой горшок с монетами???» и подпись: «Очень недовольный домовой!»

Прочтя сообщение, я боролась с двумя противоречивыми желаниями: то ли рассмеяться от облегчения и вернуться обратно в Сен-Тропе, то ли остаться дома, дождаться Якова и сделать ему выговор. Я выбрала последнее — осталась дома. Домовой появился, когда я расстилала постель, чтобы успеть поспать до утра хотя бы пару часиков. Пенять ему за смс-ку я не стала. Мы приятельствовали с ним давно, еще со времен моего поселения в Ирландии. Он всегда оставался верным другом и помощником, следовал за мной из дома в дом, давал дельные советы и, будучи существом сверхъестественным, знал некоторые специфические моменты лучше меня. Как домовой хлопот Яков не доставлял, пакостей не делал, а если и пошаливал, то безвредно. Я знала о его слабости к подарку и решила по пустякам с ним не ссориться: его дружбой я дорожила.

Сувенирный горшок с монетами, что стоял на каминной полке в моем кабинете, на время ремонта я спрятала в сейф. Яков мог стащить с кухни ложку или вилку, и потом прислуга находила их в самых  неожиданных местах, но я никогда не замечала, чтоб он брал мои личные вещи и не возвращал их на место. Поэтому, когда он материализовался в спальне, я извинилась и сказала ему, что горшок стоит там же, где и раньше.

Уснуть так и не удалось — слишком яркими были пережитые впечатления. Заигрывания  загорелых фактурных парней из Сен-Тропе меня больше не привлекали. Мне захотелось вскружить голову мужчине. Настоящему мужчине. Только как удержаться, чтоб и свою при этом не потерять...

Обняв подушку, я лежала с открытыми глазами, мечтательно смотрела в потолок, снова и снова переживая в памяти поцелуй на смотровой площадке. Я не собиралась разыгрывать из себя недотрогу, но и свалиться спелой сливой в руки Бретта мне тоже не хотелось: все, что дешево дается, мало ценится. Захотелось хоть немного сбить мужскую спесь с этого самоуверенного самца.

Я лежала и думала о том, как узнать о детективе побольше, не рассказывая много о себе. Есть ли у него постоянная женщина (почему-то думать, что он женат мне было неприятно) и есть ли у него дети. Судя по его жилищу, семьей там и не пахло, но он же детектив, человек скрытный, так что вполне мог где-то существовать дом с заботливой женой и парой очаровательных малышей. О том, что сама замужем и у меня двое детей, а я собираюсь позволить себе скромные радости на стороне, предпочла не задумываться. На сколько скромными могут быть радости с мужчиной, привыкшим действовать напролом и брать по праву сильного все, что ему захочется, зависело от моего здравомыслия. Зная себя, я очень надеялась, что смогу удержаться в рамках флирта и не переступить черту, за которой безумства любви принимают опасный размах.

Я так замечталась, что не заметила, как наступил рассвет. Топот бегущих по коридору детских ног вернул меня из туманных грез. С утра дома появились дела, требующие моего вмешательства. Уладив вопросы детского воспитания, мы с Юстысей пришли к согласию, что можно разрешить Софийке, а что нельзя вплоть до наказания. Мерить мамины туфли и брать бижутерию — это сколько угодно, но брать самостоятельно ножницы и укорачивать мои вещи под себя — на это я была не согласна. У нее достаточно кукол с наборами всевозможной одежки, чтоб применить таланты раскройщицы. Дай ей волю, потом хлопот не оберешься. Юся напомнила мне, какой я  была в детстве, и сколько она от меня натерпелась. Разница в возрасте между нами составляла пять лет. Я уже и забыла, как терроризировала десятилетнюю тетку, будучи сама в два раза младше. За завтраком я, смеясь, убеждала свою родственницу, что Сонька характером пошла не в меня, на что Юся ответила: «Пани сильно заблуждается».

Отправив после завтрака няню с детьми на прогулку, я решила кое-что предпринять по поводу своих ночных мечтаний. Сняв домашнее платье, я надела шорты и майку, взяла метлу, но не полетела на ней, а, экономя время, с помощью артефакта мгновенно переместилась на Лазурное побережье в район гаража, в котором видела «мустанг». Мой план был прост и потому гениален, оставалось только найти открытое окно или двери, чтоб проникнуть в дом  детектива. Габариты его жилья позволяли передвигаться внутри на метле, находясь на которой, я была невидима для человеческого глаза. Я не знала, как объяснить этот феномен, даже Яшу спрашивала. «Какая тебе разница? Главное, что оно работает, так не все ли равно почему, — ответил домовой, поправив на носу очки. — Тирка, хватит ухахатываться, они для солидности». Но был один нюанс: стоило только приземлиться и встать на ноги или сесть на пятую точку — получалось как когда, в зависимости от обстоятельств, — все колдовство тут же улетучивалось. Учитывая эту ложку дегтя, добавленную природой в ведьминскую бочку меда, я и строила свои расчеты.

Бродить вокруг дома, хрустя гравием и заглядывая в окна, было в моем случае неуместно. Оказавшись возле гаража, я тут же села на метлу и исчезла с экрана радаров, окажись таковые поблизости. Доступ внутрь нашелся быстро. Это была фрамуга метр на метр на крыше, сдвинутая в сторону для лучшей вентиляции. Набрав нужную высоту, я пригнулась, подобрала ноги и нырнула в проем. На малом ходу, держась поближе к стене, я продвигалась вглубь дома. Оказавшись в той самой комнате, где мне довелось недавно проснуться ни свет ни заря, я осмотрелась и потихоньку полетела в сторону кухни.

Объект моих коварных грез сидел за стеклянным столом перед раскрытым ноутбуком.

Я не знаю, из какого материала был выполнен монитор его девайса, но с какой бы стороны я аккуратно не приближалась, увидеть, что конкретно изображено на экране, не удавалось никак. Подавив разочарованный вздох, я кружила над столом и пыталась со всех доступных ракурсов рассмотреть Бретта. Когда человек думает, что его никто не видит, он ведет себя, руководствуясь собственными привычками, то есть естественно. Было очень интересно узнать, какие привычки у детектива. Честно говоря, мне все в нем было интересно.

Бретт, наверное, был продвинутым пользователем. Он с такой скоростью скроллил веб-страницы, что я удивилась, что там можно успеть разобрать. Кнопки мышки под его пальцами трещали — так быстро он на них нажимал. Я посмотрела на свою ладонь, сравнила с его лапой и подивилась, как манипулятор до сих пор не разлетелся. Видимо найдя все, что его интересовало, он отодвинулся от стола, закинул руки за голову и потянулся, расправив плечи. Расстегнутая рубашка разъехалась в разные стороны, и я увидела хорошо развитую мускулатуру груди и живота, от которого начиналась дорожка темных коротких волос и скрывалась под поясом брюк. Едва не капнув слюной на стол прямо перед его ноутбуком, я вовремя закрыла рот и поднялась под самый потолок.

Встав со стула, детектив подошел к разделочному столу и включил кофеварку. Пока готовился напиток, он рассматривал пол, о чем-то задумавшись. Вылив кофе из двух джезв в одну кружку, он достал стеклянную бутылочку и провернул ее вокруг крышки, наклонив над чашкой. Подождав, пока специя растворится, он сделал глоток и вернулся обратно за стол, поставив кружку рядом с девайсом. От нее исходил такой чудной аромат, что у меня защекотало в носу, и заслезились глаза. Балансируя на метле, я зажала нос и рот руками и зажмурилась, сражаясь с подступающим чихом. Если он вырвется — будет катастрофа. Я все же чихнула, героически не издав ни звука, хотя при этом у меня едва не вылезли глаза и не лопнули барабанные перепонки. Я вообще могла оконфузиться по крупному — так  капитально меня тряхануло. Сжав все внутренности в кулачок, даже пальцы ног поджав, я с честью прошла  испытание, вызванное непонятной напастью из чашки.

Пока я воевала с чихом, Бретт увидел на экране что-то такое, что, очевидно, его сильно расстроило. Он закрыл лицо руками, плечи затряслись от беззвучных рыданий. Я даже не могла представить, что этого мужчину могло так расстроить. В моем понимании это должно было быть настоящее горе. Глядя на него, я и сама расстроилась и пожалела, что застала сильного человека в момент проявления слабости. Мне стало неловко, что я за ним подсматриваю, пользуясь своей невидимостью. 

Я уже хотела было повернуть оглобли на выход, как он отнял от лица руки, сильно выдохнул, закрыл браузер и стал зачем-то раздеваться. Все сочувствия и переживания тут же бесследно испарились, я вся обратилась в зрение, теперь уже порадовавшись, что имею такую возможность — беспрепятственно наблюдать. И этическая сторона моего поступка больше меня не волновала. Он снял с себя все, оставшись в одних боксерах, наподобие тех, что я видела на Благородии. Только цвет другой и фирма-производитель иная, а так один в один.

Он шел к стеклянным дверям, а я трусила следом на метле, бесстыдно ползая  по нему горящим взглядом. Как при этом  на нем трусы не задымились, сама не знаю. При его приближении двери разъехались, но проскочить вместе с Бреттом я не успела и едва не врезалась головой в стекло: фотоэлемент на меня не сработал. Чертыхаясь от досады, я поддала газу и понеслась к открытой фрамуге. Вылетела наружу и сразу его увидела — он направлялся к морю. «Не уж-то решил с горя утопиться?» — в страхе подумала я и поспешила следом. Ничего у тебя выйдет, детектив, я просто не дам тебе этого сделать. Ни за что! И пускай при этом придется рассекретить свое присутствие, но позволить ему свести счеты с жизнью,  чем бы это ни было вызвано, я не могла.

Он подошел к самой кромке воды и с ходу нырнул. Когда это произошло, я висела над ним и видела, как он удаляется. Бросив свою верную помощницу, свой бесценный волшебный инструмент на произвол судьбы, я нырнула следом. Я искала его до тех пор, пока не закончился запас кислорода, и легкие не стали гореть. Вынырнув, я отдышалась, захватила порцию воздуха побольше и опять собралась погрузиться, но увидела, как недалеко от меня из воды показалась голова. Я мгновенно пошла вниз, испугавшись, что Бретт меня заметит. Бестолковее ситуацию сложно представить: топиться детектив не собирался, зато я утопила метлу. Я была за него безмерно счастлива, и от этого счастья его хотелось удавить.

Оказывается, и под водой можно плакать. Выискивая в море метлу, я плакала от отчаяния и искала ее до последнего, надеясь на чудо. Видно, сила моего отчаяния была такова, что небо сжалилось над несчастной глупой ведьмой, и чудо произошло — я заметила в толще воды слабое свечение. Боясь, что оно может погаснуть в любую секунду,  на остатках воздуха я добралась до своего инструмента, подняла его со дна и тут же переместилась  домой прямо в ванную комнату, повернув на пальце артефакт.

Как была, в одежде, я забралась  в джакузи и стала отмывать метлу в пресной воде. От ярости у меня тряслись руки. Злилась я исключительно на себя. Разве повинен ничего не подозревающий человек в том, что я, недооценив его волю к жизни, кинулась спасать, когда он в этом совершенно не нуждался? И метлу едва не загубила по собственной дурости. Платье, приготовленное для предстоящего вечерне-ночного посещения Сен-Тропе, точнее, для свидания с несостоявшимся утопленником, от злости хотелось порезать на лапшу. Мои любимые балетки, в которых я ныряла, были безвозвратно испорчены, что поднятию настроения тоже не способствовало. Это какое-то наказание: за неполных три дня я лишилась двух пар классной, дорогой обуви. Сначала я потеряла туфли, когда Бретт тащил меня к машине, а теперь еще и с балетками пришлось расстаться. Я всерьез задумалась: может, мне стоит отправиться на Лазурное побережье босиком? Или взять с собой сменную обувь, как на школьный урок физкультуры. В общем, было над чем подумать.

Платье я, естественно, не порезала. Когда наступил поздний вечер, дети были накормлены и уложены спать, и можно было собираться в Сен-Тропе, я была в отличном настроении. Этому благоприятствовало и то, что метла, высохнув, работала безотказно. Специально проверила, выбравшись на крышу и проведя летные испытания.

Я достала из коробки темно-синее чудо, которое увидела в Милане, и, едва дождавшись окончания дефиле, сразу же купила. Оно было сшито узким чулком, впереди пуритански закрытое и с вырезом на спине, заканчивающимся у самых ягодиц. Платье изумительно подходило под цвет моих глаз. Лифчик под него не требовался, но и от трусиков пришлось отказаться — сквозь тонкую обтягивающую ткань проступали контуры. Туфли в тон платью подобрала на  двенадцатисантиметровой шпильке — надев их, сразу стала заметно выше и стройнее. Помаду выбрала чуть темнее волос, матово-медную. На запястья и под мочки ушей нанесла по капле «Венеции». Я любила эти духи-шлейф за сочетание свежих зеленых нот с пряными аккордами. Их запах еще долго держался в воздухе после моего ухода. Посмотрев на себя в зеркало, я подмигнула собственному отражению:

— Ну, Сен-Тропе, держись!

Я провела на набережной не более получаса и получила приглашения отправиться в несколько мест. Одно отличалось экстравагантностью: «Хоть на край света, лишь бы с тобой». Посчитав, что это слишком далеко, выбрала вечеринку на двухпалубной яхте в небольшой, но веселой компании. Я шла по перекидному трапу рядом с одним парнем, а поднялась на яхту, ощущая ниже талии тяжелую руку другого. Даже оглянуться не успела, чтобы посмотреть, куда делся мой провожатый. Подняв голову,  обожглась о взгляд Бретта.

— У меня особенность — оказываться в нужное время в нужном месте, — ответил он на мой безмолвный вопрос.

— Поэтому ты стал детективом?

— Абсолютно верно. Не упустил шанс использовать свой талант с толком, — подтвердил он мою догадку и повел к бару на нижней палубе яхты.

В драных на коленях джинсах, затертых на интересных местах, в синей футболке, обтягивающей грудь и свободно болтающейся чуть ниже пояса, в кожаных мокасинах на босу ногу, он подходил мне как чертополох тепличной орхидее. Его можно было принять за сибаритствующего бездельника, если бы не глаза прожженного циника и мимика, которой он себя не утруждал.

Я покачивала в руках бокал, глядя, как играет в нем вино, щедро разбавленное водой, и исподтишка бросала на Бретта изучающие взгляды. Его нельзя было назвать красивым. Но в нем чувствовалось нечто такое, по сравнению с чем красота не стоила ломаного гроша. Я недоумевала, что же его так расстроило сегодня днем.

— Хочешь меня о чем-то спросить? — поинтересовался он, будто подслушав мои мысли.

— У тебя кто-то есть? — немного поколебавшись, спросила я.

— Сейчас или вообще?

Уточнить я не успела. Ко мне подошел блондинистый парень с голливудской улыбкой, выглядевший так, словно целый год не покидал тренажерный зал. Я невольно на него засмотрелась: не мужчина, а рождественский подарок под елку. Большой, упакованный в кожаную жилетку и такие же штаны с выпирающим гульфиком. Он пригласил меня потанцевать, и я, поставив бокал на стойку, виновато улыбнулась детективу — извини, ничего не могу с собой поделать, — и приняла приглашение.

Слабо охнув, я не смогла сдвинуться с места, почувствовав на талии железную хватку.

— Отпусти девушку, — попросил блондин. — Если она захочет, потом к тебе вернется.

— Это так печально, когда гора мышц в ущерб мозгам. — В голосе Бретта было искреннее сочувствие.

— Ищешь неприятностей? — с вызовом поинтересовался блондин.

— Дай только повод. — Детектив посадил меня на барную стойку и повернулся к оппоненту.

Понимая, что назревает конфликт, и его надо пресечь, я заметалась мыслями, как остановить парня, которому так неосмотрительно дала согласие, и подчеркнуть богатство своего внутреннего мира перед мужчиной, зачаровывавшим наподобие автомобильной аварии: подозреваешь, что там, внутри, может быть что-то страшное, но глаз отвести не можешь.

— Бретт, — обратилась я к детективу, мысленно попросив у блондина прощения, — мужчина, который бреет подмышки, сущий... сущий pidermon! Ты же не станешь о такого марать руки?

По наступившей тишине и удивленным взглядам я поняла, что мое выступление явилось ценным вкладом в дело разрядки обстановки. Возможно, снимать туфли и давать деру не придется. В глазах блондина промелькнула обида. Он назвал меня динамисткой и сказал, что мы оба ненормальные, за что оказался на полу в состоянии нокдауна, пачкая палубу кровью из разбитого лица.

— Ну ты и гад... — Поверженный здоровяк быстро оклемался и стал подниматься. — Жалко девкой поделиться? — Он вытерся и, сжав кулаки, пошел в наступление.

Громко ахнув, я прижала ладони к груди и не знала, кому сочувствовать больше: себе, из-за того что обозвали девкой, или блондину из-за его упорства. Чувства к ближнему перевесили, захлебнувшись в испуганном вскрике: в неуловимом движении детектив подсел под соперника и нанес ему короткий удар в солнечное сплетение.

— Родители баловали меня в детстве, и я вырос эгоистом, так что не обижайся. — Он придержал блондина ногой, когда тот, хватая ртом воздух, с остекленевшим взглядом рухнул на колени, заваливаясь набок.

Я сползла со стойки и боком, короткими приставными шагами стала продвигаться вдоль нее к выходу из кают-компании.

— Видишь, что случается, когда ты пытаешься меня дразнить? — остановил мое бегство Бретт. В его глазах горел нехороший огонь, рот кривила недобрая усмешка.

Я согласно затрясла головой и пискнула:

— Да.

— Повеселилась?

— Да.

Он привез меня домой, по дороге не проронив ни слова. Не зная, что сказать и что сделать, я прошла в комнату. С момента моего последнего посещения здесь мало что изменилось. Все те же голые стены и голый пол и из мебели по-прежнему одна лишь кровать. Я присела на край, положив руки на колени. Бретт принес из кухни стул и сел напротив.

— Ты хотела узнать, есть ли у меня женщина?

— Да.

—  Она есть.

— А где она сейчас?

— Пребывает в неведении.

— Это как?

— Ты хочешь, чтоб я объяснил?

— Хочу.

— Все зависит от того, сколько правды ты сможешь вынести.

— Я сильная. Я вынесу.

Он закрыл глаза, помолчал немного, словно собираясь с мыслями.

— Я знал, что когда-нибудь буду наказан. Она где-то есть, моя кара. И она пришла. У нее оказались красивые глаза, чувственные губы, изумительные волосы и такие ноги, что можно сойти с ума. Я и сошел. Слетел. Творил безумства и причинял ей боль.

— Ты ее любил?

— Я и сейчас ее люблю.

— А она?

— Она?.. Она любила меня и любила жизнь во всех ее проявлениях. Потом вышла замуж и стала фарфоровой куклой, за которую надают по рукам.

— Ты говорил ей, что любишь?

— О любви говорить не надо. Она или есть, или ее нет. Если есть, зачем слова?

— А что было потом?

— Потом с ней произошел неприятный случай, и она забыла все, что так или иначе связано со мной.

— Разве ей некому было рассказать, напомнить?

— Было кому. Но они решили этого не делать, посчитав, что для нее так будет лучше. Стерли шероховатости между обрывочными воспоминаниями, чтоб не страдала психика.  — Бретт саркастически усмехнулся, словно признавая находчивость своих оппонентов. — Все верно. Меньше знаешь — крепче спишь.

— Но если она после неприятного случая не помнила только о тебе, наверное, это неспроста? Я знаю, так бывает, когда существует неразрешимый конфликт. Значит, он связан с тобой?

— Я предложил ей всего себя. Она согласилась. Потом испугалась — мир не без добрых людей. Они дают тебе то, в чем ты нуждаешься, взамен забирая возможность самому решать, как жить дальше.

— О, Бретт... мне жаль, что так произошло. Но знаешь, я верю... я верю, если любовь настоящая, то ее сила такова, что никто и ничто не сможет помешать вам снова быть вместе.

— Не плачь, Тира. Я тоже в это верю.

— Если я... если я могу чем-то помочь...

— Можешь. Не уходи, останься со мной до утра, побудь рядом.

— Хорошо... конечно...

Он пересел на кровать и привлек меня к себе. Он гладил мои волосы, а я, уткнувшись ему в грудь, тихонько всхлипывала, переживая чужое несчастье, и думала, почему жизнь так жестока и несправедлива, за что она наказывает людей. Разве за любовь надо наказывать?..

— Бретт... — Я шмыгнула носом, вытерла слезы и спросила: — А почему тогда ты преследовал меня? Зачем меня целовал до головокружения, если так сильно любишь свою женщину?

— Тира, подними голову и посмотри на меня...

Прерывисто вздыхая и горько всхлипывая, я смотрела в его глаза и видела в них боль... тоску... голод...  и отсветы пламени, что пробивались сквозь мрак черноты и проникали мне прямо в сердце... в душу...

Перед моими глазами поплыли фиолетовые круги и сквозь них сначала смутно, а затем все четче и четче стали проступать картины обрывочных воспоминаний...

— Бретт... Бальт...

— Она — это ты, Тира...

В голове словно что-то сдвинулось. Я закрыла лицо руками и просидела, не шелохнувшись, переживая заново прошедшие события, пока пробелы не восстановились, собрав все воедино.

— Бальтазар, как ты мог так поступить со мной? Как ты мог надо мной так надсмеяться?

— Тира, ты такая очаровательная в своем любопытстве. Как ты вытягивала шею и сопела мне в самое ухо, пытаясь заглянуть в ноутбук... Искушение сдернуть тебя с метлы было настолько велико... но я решил не пугать тебя и пошел к морю. Думал, ты будешь летать надо мной, пока я не выйду из воды на берег, и, бросив свою метлу, кинешься мне на шею, не устояв перед моим мокрым обаянием. Я обалдел, увидев, как ты нырнула за мной следом. Такая трогательная в желании помочь, спасти... Тира, ты что, собралась меня душить?... Девушка, вы ко мне клеитесь? Я согласен, сдаюсь без боя... до самого утра... без перерыва...

Тира