– Вы навлечете на себя гнев Наместника.

Даже связанный и брошенный в грязный угол ангел оставался ангелом: воплощением всего светлого в нашем неуютном мире. И он светился, источая спокойствие и любовь.

– Я беспокоюсь о ваших душах и ваших судьбах, – тихо сказал он, не дождавшись ответа от угрюмых революционеров.

– О себе беспокойся, – грубо оборвал его Нормах из-за своего стола. За его спиной стояло около десяти человек, пришедших просто поглазеть, а остальные мялись у входа. Узреть ангела хотелось всем, особенно связанного и повергнутого.

– На смерть мою нет воли Всевышнего, – спокойно ответил ученик Наместника. – И я не могу умереть раньше отведенного мне срока, прежде, чем выполню долг перед государством Его.

– Точнее, ты не можешь прожить дольше этого срока, – раздался голос Дары, сидевшей тут же. Она отложила в сторону полуразобранную рацию, которой занималась уже полчаса, и подошла к сидящему пленнику. Ангел поднял на нее взгляд непроницаемых голубых глаз, полных историй о чем-то недосягаемо-вечном. Они с Дарой явно говорили на разных языках: революционерке было плевать на взгляд ангела, а он не в силах был догадаться, на что она намекает.

– Ваш срок годности необычайно мал, – сказала она веско.

Ангел нахмурился, вслушиваясь в незнакомые слова, но продолжал молчать, сохраняя на лице маску непробиваемого покоя. Было видно, что ему есть что сказать, но он не считает необходимым открывать рот и что-либо доказывать.

– Зря, что ли, думаешь, якобы бессмертные ангелы сидят на престоле всего три года? Какого лешего вас сменяют так часто? Молчишь?

– Покайся, дитя мое, – вдруг сказал ангел почти плачущим голосом.

Я смотрел на все это действо, словно через мутное стекло. Увидеть ангела в любом случае – потрясение. Может, те, кто сидят в правительстве и живут около него каждый день, уже привыкли, а вот я, да и Рикки, да и многие другие, уже несколько часов кряду испытывали шок.

Оказалось, что целью нашей операции была кража ученика Наместника. А потом? А что потом? Что «Неорома» собирается делать дальше? Нормах говорит, что нас надежно спрятали. «Неорома» прикрыла наше исчезновение с такой же скрупулезностью, как и устроила это похищение. Правда, она, очевидно, не учла, что мусор охраняется вооруженными наемниками, зато позаботилась обо всем остальном. Так, по крайней мере, говорил Нормах. А за полгода я привык доверять ему больше, чем себе.

– В Новейшем Завете написано, что ангелы своим приходом вытеснили старую людскую власть. Молчи, не перебивай! Мне твоя жалость не нужна! Лучше подумай, что за советники все время сидят за вашими спинами. Не было смены власти – это все та же каста людей, которой, правда, удалось избежать революции!

Ангел, не веря этим глупым человеческим речам, продолжал хмуриться и смотреть на Дару с жалостью, как на умалишенную. Я, впрочем, смотрел так же: неужели она собралась его в чем-то убеждать? Это дохлый номер. Нормах еще смог бы поколебать мировоззрение простого человека продолжительной спокойной беседой, но точно не взбешенная Дара и не убежденного в своей правоте трехлетнего ангела, сошедшего с небес.

– Ну а теперь ты – наш козырь. Через пятнадцать дней тебя должны посвящать в Наместники... А мы устроим из этого показного ритуала шоу для оболваненного народа. И правда всплывет, но для этого нам понадобится кое-что... Рикки, Льюи!

Я тут же напрягся, потому что догадывался, к чему ведет ее эмоциональный монолог.

– Рубите ему крылья!

Мы с Рикки синхронно вздрогнули, а Дара тут же отвернулась, видимо, испугавшись реакции ангела. Но ее – реакции – как ни странно, не последовало. Ангел оставался спокоен.

– Зачем? – просто спросил он.

– Ну... у нас есть причины, – подал голос Нормах. – Во-первых, чтобы доказать народу, что ты всего лишь фикция, а во-вторых, тебя так будет легче переносить. Ты хоть знаешь, сколько лишнего веса таскаешь на спине?

– Эти крылья – символ Воли Его. Он не позволит их отнять.

– Да с чего ты взял? – выкрикнула Дара. – Докажи! Докажи, что ты к нам с небес спустился!

– Я спустился на крыльях! Какие еще доказательства нужны? Человек продолжает оставаться неверующим даже тогда, когда его тыкают лицом в самое чудо! – сказал ангел, удивляясь. – Я говорил с самим Всевышним! Это он мне сказал идти к вам – людям – с миром и любовью! Его глас направлял меня!

– Ну что ж, – сказала Дара странным тоном, глядя на маленького ангела. – Мы тоже слышали его – этот твой божественный глас, – пойдем вместе послушаем! Льюи! Рикки! Тащите его в зал!

Мы с Рикки, растерявшись от такого поворота событий, встали и посмотрели на Нормаха, ожидая от него знака. Тот кивнул, мы развязали пленника, подняли на руки его тяжелое из-за крыльев тело и перенесли его в указанное место. Он не сопротивлялся, очевидно, заинтригованный.

Зал, в который мы доставили ангела, на самом деле был той самой находкой, благодаря которой несколько месяцев назад Нормах заставил меня пересмотреть все, что я знал о мироздании. Это была одна из комнат закрытой лаборатории, заброшенной чуть менее сотни лет назад. Дара, чувствовавшая себя тут хозяйкой, чем-то щелкнула, и все приборы разом включились, освещая таинственное место.

– Мы в логове самого дья... – не растерялся ангел, но его перебили.

– Это просто подпольный научный центр, – сказала Дара раздраженно.

– Одно и то же, – спокойно ответил ангел.

– Это государственный подпольный научный центр! – с мстительным напором повторила девушка, наклонившись к лицу ангела.

– Как? – Наш несгибаемый пленник впервые растерялся по-настоящему. Мгновение ему понадобилось, чтобы собраться с мыслями. – Кто же за спиной Наместника творил это низкое дело?

– Хотела бы я сказать, что сам Наместник, но это не так. – Она пожала плечами. Я смотрел, как напряжение в глазах небесного создания словно леденеет и трескается под давлением. – Во всяком случае, многие твои предшественники тут побывали.

Она провела рукой по пульту, с которого совсем недавно стерли вековую пыль, и бережно нажала одну из кнопок. Тут же в центр зала прямо с потолка ударил свет, в котором мы все увидели призрак молодого человека без одежды с массивными лебедиными крыльями за спиной. Я тут же вспомнил, как Нормах с Дарой наперебой пытались объяснить мне, что на самом деле это всего лишь голограмма.

– Кто это? – спросил наш пленник, никогда в своей короткой жизни ничего такого не видевший.

– Ты. Или... один из твоих предшественников, – ответил ему Нормах. – Вас клепали в этой лаборатории лет сто назад, пока место не рассекретили. Теперь лаборатория переехала прямо под дворец Наместников. В самое сердце столицы.

Вид у ангела был напуганный. Он еще ничего не понимал, но уже начал трястись, завороженный крылатой фигурой, зависшей над полом. Рядом с призраком-голограммой блестела еще одна: тонкая ниточка ДНК почти человека. Правда... как ни старалась Дара, я так и не понял, что это за таинственная ДНК...

– Ты просто мутант, которому отведено на земле не более шести лет. Долговечнее вас сделать не смогли, – жестоко сообщила Дара. – Просто мутант. Один из тех, которых предписано уничтожать, как тварей греховных.

– Нет, это происки темных сил! – затараторил ангел, сбиваясь и пряча лицо. Мне стало жаль его, но я напомнил себе о погибших родных и страданиях своего народа. Пусть он всего лишь орудие и ни в чем не виноват – это, по словам Нормаха, оправданная жертва.

Нам необходимо было ее принести.

– Всевышний говорит со мной! – продолжал бормотать в рукав ангел. – Я так счастлив, когда он обращается ко мне в моих снах! Счастлив! Горе, о горе! Вам не дано будет познать того счастья – безмерного, безграничного! – если вы не опомнитесь!

– Кстати, о Всевышнем, – холодно продолжала Дара. – Вот и он.

Она нажала еще одну кнопку, покрутила тумблеры, и на пыльном экране замелькали какие-то неясные образы. Я заметил руки, облака и чьи-то глаза. Чуть позже из колонок раздался звук, наполненный шумами и помехами, но в нем все еще угадывался мягкий баритон, задачей которого некогда было внушать прекрасные мысли слушающим. Ангел смотрел на мелькавшие на экране изображения широко распахнутыми и мокрыми от слез глазами. Он даже потянулся к знакомым картинам из снов руками, но вовремя остановил себя.

– А с помощью этого, – сказала Дара, поднимая с пола грязный, раздавленный медицинский шприц, – они заставляли вас чувствовать себя счастливыми. Наркотики. Простые наркотики. Опиум для ангелов.

– Неправда! Тебе не дано понять природу Божественной любви. Это высшее чувство, не доступное для человеческого понимания.

– Твое высшее чувство – обыкновенная химическая реакция! – победно заявила она. А затем тихо добавила: – Впрочем, как и все остальные.

И тут ангел сделал то, чего я совсем не ожидал – он повернулся ко мне и попросил:

– Скажи, что это неправда! Скажи!

Я так растерялся, что сделал шаг назад.

– Мутант, наркоман! Политическая пешка, – продолжала наступать Дара.

И тут, видимо, что-то в нем сломалось под натиском ее ненависти.

Не думаю, что есть что-то страшнее воющего ангела, агонизирующего в истерическом припадке. Кажется, даже Дара была удивлена резкой сменой его поведения. Тем более она, как и любой из нас, вообще не верила, что сможет донести до него правду. Мутанта, которого всю жизнь заверяли в его божественном происхождении, колотило и рвало, в довершение, носом у него внезапно пошла кровь. Но как только он немного успокоился, наш главный медик отдал повторный приказ рубить крылья. Сердце у меня замерло, и внутри все похолодело, а пленный уже не смог принять эту новость с таким же хладнокровием, как полчаса назад.

Пока ему надевали маску на лицо и кололи препараты, пытаясь ввести наркоз, он все вырывался и кричал ровно до тех пор, пока не потерял сознание. А потом Рикки сунул мне в руки лазерную пилу и толкнул к распростертому на полу телу в белом одеянии.

***

– Вы, придурки, каким образом умудрились устроить ему кровопотерю прижигающим лазером?! – вопила Дара на нас так экспрессивно и громко, что было решительно непонятно, почему нас еще не нашли по звуку.

– Это Льюи резал! – тут же перевел стрелки Рикки.

– Ты же врач! – отреагировал я. – Почему ты сама не взялась резать?!

– Тебе такое дело доверили! – взвизгнула она.

– Дали бы ей пилу, так она б ему вместо крыльев голову отделила! – заметил проскользнувший мимо по коридору Ник.

– Ну и чего тогда расстраиваться? – тут же нашелся я, пока Дара негодующе краснела и подбирала адекватные слова. – И жив и увечен: все как ты мечтала!

– Теперь с ним возни в три раза больше!

– Знаешь, после потери крови он в три раза больше спит, так что я не понимаю твоих претензий.

– Он мог погибнуть...

– Вот это другой разговор.

– И до сих пор может!

– Ох...

Вмешательство «Неоромы» в нашу мирную пропаганду истины совершенно сбило всех нас с толку.

Ник уставился в экраны своих бесценных мониторов. Если честно, не помню, чтобы он смотрел еще куда-нибудь, кроме них, потому оставалось загадкой, как он при этом успевает быть в курсе происходящего за его сутулой спиной.

– Заявили о пропаже? – задал я вопрос, который он, наверное, слышал десятый раз за день.

– Еще нет, – спокойно ответил Николас. – Если бы заявили, то других разговоров промеж вас бы и не было. Но я не думаю, что Совет так просто пустит эту информацию в прессу. Интересно другое: как они будут объяснять, что ученик Наместника не в кадре?

– А почему не пустят информацию?

– Потому что это будет равносильно заявлению, что ангелы не всесильны, и Всевышний их не бережет. Кстати, как он?

– Всевышний? – я притворился, что не понял.

– Ты балда! Я про ан... калеку, – его красные, немного навыкате, глаза скользили по двухэтажному ряду менявшихся изображений.

– Тебе уже доложили, что его прооперировали?

– Ага. А также о том, что у тебя тряслись руки, – он засунул в рот чипсину, которую все это время держал. Ник ест постоянно, но со страшно медленной скоростью. Очевидно, зрительный процесс отбирает все ресурсы организма.

– Он спит. И, надеюсь, будет спать ровно до того дня, когда все это закончится.

Николас подавился.

– Шутник, – сказал он, кашляя, но так и не удостоив меня взгляда. – Тогда ему придется спать до самого конца света.

Я не задумался тогда о смысле этого замечания и вообще пропустил мимо ушей. Хотя уже через пару дней возвращался к нему мысленно, пытаясь понять: один ли Николас сомневался в победе, или же он был правилом, а не исключением для нашей организации?

А потом и я задался вопросом: безусловно, я верю революционерам, но верю ли в то, что они способны остановить творящееся безумие?

– Отступать некуда, старина, – хлопнул меня по плечу Нормах и легонько подтолкнул в сторону лаборатории, где меньше суток назад мы немилосердно покалечили ангела. Тот еще спал. Зато не спали суетящиеся рядом активисты.

Дара сидела в центре комнаты за овальной установкой, которую из-за плохого освещения можно было запросто попутать с барной стойкой в питейном заведении. Она увлеченно листала журнал, пожелтевший и рассыпавшийся от старости, что-то подчеркивала, что-то переписывала в свою огромную неизменную тетрадь.

В глаза мне бросились белоснежные крылья, запачканные кровью. Они валялись в углу комнаты, на расстеленном брезенте, рядом стояло ведро воды и лежала стопка чистых тряпок. Видимо, у кого-то все не доходили руки отмыть перья.

До меня долетали обрывки разговоров ребят, устроившихся на перекур в отдаленной части лаборатории.

– Власть пошатнулась, – бормотал Рикки. Поскольку он то и дело оглядывался на Дару, его было слышно лучше всех. Но, с другой стороны, говорить ему почти не давали.

– ...ангел ничего не сможет сделать. Это то самое доказательство, которое необходимо народу, чтобы понять...

– А если на площади что-то пойдет не так?

– Меня скорее волнует почему?..

– «Почему» что?

– Какое преимущество нам дают эти крылья?

– Когда мы их предъявим на церемонии, перевес силы будет у нас...

– Да с чего ты вообще взял?..

– Смотри: благодетель очнулся.

Один из них поднялся, подошел к скамейке, на которую положили ангела, и что-то протянул.

– Это жрань, – пояснил он, но видя, что пленник не понимает, добавил: – Еданина! Еда!

– Мне не нужно есть, чтобы жить, – вяло ответил ангел. Судя по голосу, он был настолько сбит с толку, что не мог даже паниковать. С учетом лошадиной дозы обезболивающих и сходящей анестезии – удивительного в этом было мало.

– Снова иллюзии? – прошипела со своего места Дара, прикрывая глаза рукой, очевидно, чтобы не видеть пленника.

– Но ты же думаешь сейчас об этих зеленых штуках, верно? – настаивал революционер с едой.

– Его сейчас тошнит, Родери, – сказал Рикки. – Он не будет есть.

Дара хлопнула ладонью по столу и резко встала, от чего все синхронно вздрогнули.

– Так, давайте-ка разберемся, – сказала она, подхватив журнал. – Родери, оставь свои жалкие попытки и закатай ему рукав. Видишь? Говори, что видишь.

Я сел поближе, на случай, если ангел совсем отойдет от наркоза и примется буйствовать. Пока он смотрел на революционеров мутными глазами и позволял ворочать его, как Даре было угодно. Я склонялся к мысли, что за одни сутки мы превратили почти состоявшегося правителя в куклу.

Это уже потом мне пришло в голову, что никого мы и ни во что не превращали.

Просто подпортили то, что уже было.

– Следы от игл, – озвучил Родери свои наблюдения. – О! И не только тут. Посмотри-ка на шею...

– Судя по атласам, он не врет, – сказала Дара, перелистывая свои бумажные сокровища. – Они его и в самом деле человеческой пищей не кормили.

– Все три года?

– У него почти отсутствует ЖКТ, – продолжала она, игнорируя вопрос.

– Прости, что отсутствует? – переспросил я.

– Желудочно-кишечный тракт. Некуда ему есть и нечем переваривать.

– Вот видите? – спросил ангел заторможено, намекая, видимо, на то, что все мы поголовно ошибаемся.

– Тебе промывали организм, пока ты спал. Каждую ночь, – жестоко сказала врач, наклонившись к пленнику. – Кормили тем же способом: инъекционно.

Ангел смотрел на нее все тем же безразлично-туманным взглядом.

– Инъекционное кормление и диализ – вот и вся твоя святость. Сейчас главное – привести тут некоторые аппараты в рабочее состояние, иначе мы не сможем провернуть тот же фокус. «Неорома» послала нам упаковку ангельской «еды» в ампулах. Этого хватит на три дня, но проблему с очисткой организма предоставили нам.

– Как так? Они что – хотят, чтобы он подох?

– Тут есть все условия, – Дара пожала плечами, указывая себе за спину. – Но мне нужно человека три, чтобы осмотреть прибор, может, заменить некоторые детали и промыть кое-что. Родери, сгоняй к Нормаху, скажи, что мне нужны силиконовые трубки, сменные иглы и стерильные бинты. Скажи, что срочно.

Родери отправился выполнять поручение врача.

– Его ждет абстинентный синдром, – сообщила Дара, глядя вслед посыльному. Кажется, в ее неадекватном тоне присутствовали нотки радости или злорадства.

– Какой синдром?

– Ломка. Его всю жизнь наркотиками обкалывали. Как думаешь, что с ним будет теперь?

– А продолжать их ему давать? – предположил я наугад.

– Это такая псевдочеловечность в тебе говорит или брезгливость? Можешь не волноваться: его даже рвать не будет – нечем. Но меньше чем через сутки его накроет и ломкой, и абстинентной депрессией. И, я думаю, эти ощущения перекроют все остальные.

Дара пристально посмотрела мне в глаза, демонстративно проигнорировала Рикки, пытающегося что-то ей сказать, а потом отправилась с ребятами, чей перекур она прервала, возиться с «перегонным аппаратом». А я остался следить, чтобы пленник не убежал со скамейки.

И пока ученик Наместника не отошел от наркоза, все было тихо.

***

– И вот эти домашние игрушки правили нашей страной?

– Ты дурак? Никто из них не правил. Иначе для чего нужен Совет?

Ревел ангел, не прекращая, все то время, пока не спал. А спал только потому, что временами выматывался до изнеможения, предварительно доведя меня до такого же состояния.

Ангелу явно не нравились диализ и кормление.

Пока приглядывал за ним, я вспоминал, какой он был на экранах: идеальный, похожий на обычного человеческого подростка, но со странным выражением на безупречном лице, и осанкой, подчеркивавшей божественное строение тела.

...Ну и глаза, выражавшие мудрость небес.

Теперь, мягко говоря, это было жалкое зрелище. Жалкое настолько, что я больше не мог его ненавидеть, как ненавидел эти полгода, проведенные у революционеров, или считать личностью, как считал всю предыдущую жизнь.

Ко всему прочему, его внутренние переживания дополнились ломкой, как и предсказывала Дара. То, что вытворяла с организмом ангела отмена его божественного наркотика, произвело на меня очередное впечатление. Может он и был куклой, но куклой явно понесшей кару за ужасные прегрешения. Покуда выворачивало его несуществующий желудок, творились чудеса с сознанием и температурой, он позволял себе не сдерживаться и выть в голос, что окончательно разозлило Дару.

– А чего ты ожидала? Что он терпеть будет? – не выдержал я, когда она начала разряжаться воплями в адрес своего пациента. – Он в своей трехлетней жизни даже порезаться о бумагу не успел!

Наслушавшись стонов, я тоже был порядком не в себе. Не знаю, что на самом деле чувствовал наш пленник, но по слухам – боль в таких случаях не только дикая, но и повсеместная. Так вот, дело было в том, что, хоть ангел и не желал молчать, жалоб мы от него не слышали. Может, потому что понимал: жаловаться тут некому.

Иногда вырубить его помогали лошадиные дозы снотворного и успокоительного, которые заливали в ангельский организм вместе с питательной смесью, и я заставал его спящим. И только в таком состоянии он говорил более-менее членораздельно.

Он молился.

– Дотянет? – как-то спросил Нормах, когда мы ели в импровизированной столовой.

– Должен дотянуть. Обязан, – ответил я неуверенно. – А если нет?

Он тяжело вздохнул, подумал, а потом, криво ухмыльнувшись, ответил:

– В конце концов, мы можем предъявить и труп. Главное, чтобы крылья не рассыпались на эфирные составляющие.

Я уставился на него круглыми глазами.

– Ты не знал? То, что он еще жив, – исключительно инициатива Дары.

Кстати, о Даре. Стоило мне начать размышлять о ней, как мы услышали ее вопли в коридоре. Несмотря на панические нотки в голосе, никто не вскочил из-за стола: в последнее время она совсем перестала разговаривать спокойным тоном, без нервов. Все привыкли к ее непрекращающейся панике. Но слова: «у него в голове жучок» – произвели некоторое впечатление на обедавших, и народ насторожился.

– У него в голове жучок! – Она влетела в столовую, бешено сверкая глазами.

Пока я пытался сообразить, в какую сторону бежать и что делать, Нормах одним движением сильной руки схватил ее поперек туловища. От неожиданности она замолчала.

– В чем дело? – грозно спросил он. Люди, сидевшие тут же, внимательно смотрели на них. Могу поспорить, что почти все они в тот момент прикидывали, какие вещи и оружие нужно будет хватать первым делом, если придется без оглядки покидать катакомбы.

– Вот тут у него! Вот... – Она ткнула пальцем куда-то себе в темечко. – Там устройство! Я тебе говорю, что это жучок! Они нас выследят по нему!

– Да, это жучок, – спокойно согласился Нормах. Присутствующие загудели. – Меня предупредили, что он будет отключен заблаговременно. Так что теперь это не более чем железка в его голове. Можешь расслабиться.

Расслабляться Дара не умела. А я не мог спокойно думать о ней после короткого диалога с начальством. И чтобы не лезть к доктору под горячую руку, отправился к тому, кого Дара интересовала не меньше моего.

– Рикки, ты давно знаком с Дариной? – спросил я своего товарища. Но он не ответил, только осторожно пожал плечом.

– А что?

– Хочу знать, действительно ли она такая бессердечная падла, какой желает казаться.

Он заметно помрачнел и даже на несколько секунд прекратил чистку оружия.

– Слушай, – сказал он вдруг. – Она говорила обо мне?

– Она постоянно говорит о том, какой ты недотепистый. – Через силу улыбнулся я. – Ты же сам слышал.

Рикки кивнул и продолжил занятие, которое я так бесцеремонно прервал. Мне нужно было возвращаться к своим обязанностям: существовала опасность, что Дара, оставленная с ангелом наедине, учинит с ним какое-нибудь зло.

***

– Чтобы вся эта махина зашаталась и рухнула, не хватает лишь незначительного толчка. Совет боится этого и старается избежать. Сейчас власть балансирует на грани. Еще немного, и грянет гром.

– Удобное время для похищения ангела...

– Нормах говорит, что «Неорома» начала раскачивать Светлые Палаты еще тридцать лет назад. Так что это долговременный проект, а ты попал как раз на его кульминацию, Льюи...

Дара волновалась, что за оставшиеся дни не удастся раздобыть установку приона. Что это такое, я понятия не имел, спросить все не получалось, зато удавалось подслушать обрывки разговоров:

– «Неорома» говорит, что это грязный ход, – сказал Нормах, когда Дара прямо спросила его про прибор.

– Какой-какой ход?!

– И я с ней согласен. Люди должны понять сами, своими мозгами, а не силой внушения извне.

– Да ты вообще понимаешь, что говоришь?! Убивать без разбору всех, кто встает на пути, это не грязно, значит, а увеличить внушаемость на сотые доли процента – грязно?! Это логично, что ли, по-твоему?!

– Дара, это же совершенно разные вещи!

– Ты даже не представляешь насколько!

– Дара! Мы еще думаем. Не надо так. Может, они и пришлют прионную установку, а может, переключат на нас ту, которую установят на площади.

Не знаю, чем закончился тот разговор, потому что тут рядом со мной возник Рикки.

– Ты можешь себе представить?! Николас! – ругался он, пока я волок его подальше от места ссоры начальства с врачом, схватив за локоть. – Николас – мошенник. Я его спрашиваю: «Как ты добился, чтобы здесь вообще что-то ловило? Мы же в нескольких милях от ближайшей антенны!»

– Действительно, как? – спросил я.

– Усилитель сигнала! – возмутился Рикки. – Представляешь!? Усилитель он с закрытыми глазами делает, а рацию Дарине починить не может!

– Ну... он же занят... – заторможено проговорил я.

– А потом он такой: «И вообще, держись от нее как можно дальше!» Как это по... Какое его собачье дело?! Кстати, а что ты там забыл за углом?

– Пытался понять, на чьей я стороне, – попробовал отшутиться я.

В последние дни у Дары с Нормахом накопилось много разногласий. Например, в какой-то момент Нормах почти приказал найти альтернативу божественному наркотику, боясь, что ангел двинет кони.

– Переживет, – строго сказала Дара, глядя на извивающегося в агонии мутанта. – И вообще, с чего такая забота?

Нормах пожал плечами и вышел из лаборатории.

– Черт теперь знает, как его к стулу привязать! – Дара плюнула под ноги и отложила приготовленные капельницы. – Снова, что ли, под наркоз отправлять? Так ведь может и не проснуться.

– Скажи, ты его по доброте душевной от смерти оттаскиваешь или наоборот? – озвучил я мучивший вопрос.

– В каком это смысле? – сказала она низким и угрожающим тоном.

– Больше похоже на то, что ты продлеваешь его муки. Так...

Я замолчал, возникло чувство, что она сейчас отвесит мне затрещину.

– Ты в курсе, какую клятву дают врачи, получая диплом? – зашипела она, максимально близко подойдя ко мне. – Среди вас, идиотов, только я способна не дать ему загнуться в ближайшие дни. И если этот человек погибнет – кто еще будет виноват, кроме меня?

– Я не человек! – завопил со своего места ангел.

Мы вздрогнули, и Дара, кажется, хотела уже ударить пленника, но тут в лабораторию снова влетел Нормах и, не обращая внимания на происходящее, окликнул доктора.

– Зайди ко мне, Дара. Надо кое-что смастерить, но там без твоей помощи не обойтись.

– Я не механик!

– Только консультировать будешь, не психуй.