Чудовищный грохот разорвал тишину, захлебываясь в истерическом припадке, завыли сирены. Увлекая за собой Бэс, я сползла с лежанки, позвала Светика и шарила в поисках люка в подвал. От взрывов сотрясались стены дома и дрожал пол. Сверху упал кирпич и огрел по голове. На руку свалился кусок черепицы. Я ойкнула, потерла ушибленное место и проснулась. На улице творилось светопреставление. Гром, молнии и шум ливня. В распахнутую дверь лоджии врывался ветер и надувал парусом шторы. Я лежала на полу, стащив с дивана одеяло и подушку. Вместе с ними свалилась увесистая книга, которую я приняла за кирпич — по весу и воздействию разницы никакой. Воющей сиреной оказалась автомобильная сигнализация, сработавшая от несусветного громыхания, а черепичным осколком — смартфон. От него тянулся проводок гарнитуры, радиоволна то исчезала, то появлялась снова, и тогда в наушниках прорывался голос Милен Фармер. В небесной канонаде наступила пауза, и я смогла разобрать, о чем пелось. Точнее — о ком. Слова доходили до сознания, прогоняли остатки кошмарного сновидения, вызванного стихией, и активировали память. Песня закончилась, пискнул телефон, выдав сообщение «критический уровень заряда», и дисплей погас. Не обращая внимания на предупреждение, я смотрела в темноту, перед глазами проносились яркие картинки, помешать которым не смогли возобновившиеся оглушительные раскаты.

— Вспомнила, — пробормотала, не отрываясь от просмотра. — Я все вспомнила... Как я могла забыть?..

Оживив смартфон, я нажала кнопку быстрого вызова, ждала соединения с абонентом и от нетерпения кусала губы. Между пятым и шестым гудком связь прервалась — батарея окончательно разрядилась, и телефон тихо умер.

— Ах, черт...

Включив ночник, воткнула зарядное устройство. Поднимая с пола сброшенные во сне вещи, мысленно ускоряла реанимацию гаджета. За окном шарахнуло особо ядрено, я на мгновение оглохла, в комнате стало темно — вырубило электричество. Я не расстроилась. Не Киевом единым, есть куда податься.

Монета-артефакт висела на шее на прочном кожаном шнурке, снятом с подарочных часов от неизвестного дарителя из Ада на позапрошлый день рождения. Впрочем, уже не анонимного. С ее помощью я перенеслась в Тоскану. В «Магии ди маре», слава богу, с электричеством было все в порядке. Пока принимала душ, смартфон пришел в рабочее состояние. Однако абонент на вызовы не отвечал. Глянула на время — четвертый час утра. Рановато, конечно. Но это смотря для кого... Собственно, спешить особой нужды не было, подстегивало лишь мое желание поскорее увидеть, а там уже как получится. Потерплю, решила я, дольше ждала.

После того как всплыли на поверхность растревоженные французской певицей мегабайты информации, снова ложиться в постель и пытаться заснуть нечего было и думать. Отправив лаконичную смс-ку, я сварила кофе, взяла сигареты и расположилась в патио на свежем воздухе, напоенном ароматом жимолости, бузины и пионов.

— Как меня угораздило забыть? — спросила у себя и сама же ответила: — Обыкновенно.

Разве ж с такой жизнью не мудрено? История произошла весной прошлого года, а после нее чего только не приключалось, всего не упомнишь. Как говорит мой сосед: жизнь бьет ключом и все по чайнику. Одно пребывание в воюющем мире чего стоило, и шок от превращения в пятнистого монстра улучшению памяти не способствовал. У меня вообще разом все отшибло, хорошо хоть имя свое не забыла. Потом — Сонины этюды в багровых тонах, Франция, Пасха и повседневные заботы. Вопросы Охотника вылетели из головы...

Энтузиазм оказался преждевременным. Ни после первой, и ни после второй капельницы пятна не сошли, они стали чуть светлее, и я была похожа на линялого гепарда. Жуткие кошачьи зрачки тоже никуда не исчезли. Потерпите денек другой, уверяли доктора, и организм начнет справляться с вирусом, но я подозревала, что это всего лишь изящная литота, и понимать ее надо как пару-тройку недель, если не больше.

В лабораторном боксе время текло однообразно: анализы, моцион, еда, прогулки в закрытом саду, укрепляющая физкультура, процедуры, и так по кругу. Спала в капсуле. Как мне объяснили, она не просто разновидность больничного спального места, а магический аппарат для поддержания энергетического уровня у светляков. К слову, я была  у них первой и единственной пациенткой светлой ведьмой человеком, и мое восстановление чистый эксперимент. После его завершения можно садиться за диссертацию. Эмоциональному подъему это не способствовало, но я понимала, что альтернативы нет, и не роптала, хотя всем известно: целители и врачи — пациенты не из лучших.

Просмотр телепередач и чтение книг поначалу оказались недоступными — болели и слезились глаза. Не имея возможности отвлечься, я изводилась упадническими мыслями и плакала ночью в своей затемненной капсуле в  моменты отчаяния, страха и одиночества. Чтобы кто ни говорил, как ни поддерживал морально, по сути, больной человек остается один на один со своей бедой. Вера в успех, конечно, играет огромную роль и творит чудеса, но для этого надо обладать соответствующим характером. Я не страдала паранойей, но нет-нет и закрадывались мыслишки: это навсегда — пигментные пятна и звериные глаза. Особенно тяжело, когда рядом находятся создания, не обремененные физическими изъянами.

В боксе посменно дежурили две медсестры. Их труднопроизносимые имена я сократила до Тути и Фрути. Первая, сухощавая кареглазая блондинка, была эльфийкой. На досуге выращивала необычные ромашки с черными лепестками. Каждый раз на смену приносила свежий букет, который постепенно исчезал — по цветочку уносили доктора. Чопорностью, серьезностью и пунктуальностью напоминала англичанку. Ко мне обращалась исключительно по титулу, вязала салфетки, слушала роковые композиции и обладала своеобразным юмором.

— Тути, пока ромашки не растащили, сплети мне венок, — попросила, укладываясь на послеобеденный сон.

Надела, легла и сложила на груди руки:

— Панночка помэрла.

Аккуратно выщипанные брови эльфийки поползли вверх.

— Ты не смотрела гоголевский «Вий»? — удивилась я.

В следующую смену она отчиталась:

— Капсула не гроб – не летает.

— А снаряды – да, — сказала я, думая о своем. — В отличие от моей метлы, и в дождь, и в туман.

— Для снарядов любая погода летная, Ваше Высочество. — Медсестра мелькала вязальным крючком, отматывая из кармана голубенькой униформы ирисовую нить.

В ее дежурство появился нежданный посетитель.

— Мадам, к вам пришли, — постучалась эльфийка в комнату отдыха, где я приходила в себя после очередной дозы лекарств.

— Одну минуту!

Сердце учащенно забилось: неужели Охотник наконец-то вспомнил о моем существовании. Как встретить? Какой стороной повернуться, чтоб уродство не бросалось в глаза? Ах, как ни повернись, все едино! Накинула поверх пижамы халат, расчесалась, подкрасила бледные губы и надела темные очки на пол-лица.

— Привет, мам. — В комнату зашел Себастьян.

— Здравствуй... сынок. — Я растерялась.

Неожиданность, радость, горечь и толика разочарования смешались коктейлем. Вспыхнула давняя обида.

— Не было бы счастья, так несчастье помогло. Сын в кои-то веки навестил родную мать. — Я расплакалась. — Ради этого стоило провалиться в тартарары, заразиться, превратиться в чудовище и едва не протянуть ноги!

— Не надо... Перестань... Не плачь.

Он обнял меня, по-мальчишески угловато, смущаясь с непривычки, гладил по спине. Усадил на диван, сев рядом, снял с меня очки.

 — Ты не чудовище. Похудела, но выглядишь вполне сносно.

— Не ври, это некрасиво, — принялась я воспитывать, прижимая к себе выросшего ребенка, и целуя в непокорные пряди. — Ты такой же свин, как и твой папаша. Разбиваешь сердце, игнорируешь и плюешь на чувства.

Он и пах как Бальт и немного по-своему.

— Что ты усмехаешься? — дернула за чуб. — Нельзя смеяться над матерью.

— Отец предупреждал, что так будет. Слово в слово.

— А сам он где? Как у него дела? — Заинтересовалась вышитым узором на тапочках.

— Нормально. Разбирается с бюрократическими заморочками.

Забыв про свой дефект, я во все глаза недоуменно уставилась на Себа.

— Ад – многогранный социум со своей вертикалью, кастами и группировками. Ты удивлена? Не знала? — Утратив юношескую мягкость, лицо сына стало жестким, черты заострились, усилив сходство с Охотником. — Интриги, подковерные игры, борьба за власть и место поближе к трону – почти как у вас, людей. Разница лишь в масштабах и методы изощреннее.

—У него неприятности? — подалась я встревожено к сыну.

— Ничего из ряда вон, рабочая рутина. Расскажи лучше, как ты?

— А что рассказывать, сынок? Твоя мама на собственной шкуре проверила метафору «стреляный воробей», — иронично улыбнулась я. — Вернусь на виллу, первым делом прикую к себе цепью артефакт для перемещений.

— Зачем так радикально? — не понял иронии демон. — Сними шнурок с часов, если их не выбросила. Он удобнее и надежнее любой цепи.

— Часы?.. Какие часы? — Рассеянным взглядом я блуждала по комнате, роясь в памяти в поисках подсказки. — Я редко что выбрасываю и еще реже отдаю. Буду дома, обязательно найду, — заверила Себастьяна. — Что я смешного сказала?

— Да так, ничего, — уклонился он от ответа.

— Ты – как твоя сестра Соня...

— Кстати! — не дал он развить мысль.

Исчезнув па пару секунд, вернулся с плоским кофром.

— Отец говорил, ты осталась без связи с семьей. — Расстегнул и достал ноутбук. — Он настроен. Пользуйся. — Выложил на стол гарнитуру.

— Вот чудесно! — обрадовалась я. — А то тут с этим напряженка, одни телепаты вокруг.

Хотела снова обнять, но споткнулась о мелькнувшую неприязнь, направленную на верхнюю пуговицу халата.

— Сколько можно тискать? Я же не девчонка, — хмыкнул он, сглаживая возникшую неловкость.

— Да. Конечно. — Все правильно поняв, вздохнула и провела по глянцевой крышке гаджета.

Нельзя в один день требовать много от юношеского максимализма. Возможно, со временем...

— Общайся, а я пойду, не буду мешать.

—  Ты не мешаешь, но не хочу задерживать. У тебя, наверное, свои дела. Спасибо, что навестил. Не пропадай надолго, я тебя люблю, волнуюсь и скучаю. — Сдерживая слезы, грустно улыбнулась. — Появляйся чаще, я хочу знать о тебе больше. Хочу знать, каким ты стал.

— Каким может быть сын Охотника и ведьмы? Клевым парнем, — подмигнул мне на прощанье Себ.

— Не сомневаюсь...

Ноут загружался, я заново прокручивала встречу с сыном и думала о его отце. Бальт по выходу из узилища точно так же реагировал на Мишин Знак-амулет, но когда приводил меня в чувства в воюющем мире — и обнимал, и прижимал. Правда, в экстремальной ситуации, но было же, было! Значит, именная отметина архангела не является непреодолимым препятствием, и значит... Ничего это не значит, запуталась я в  мыслемешалке и пришла к выводу, что их, выводы, делать рано за малочисленностью фактов и отсутствием интересующей личности. Надела наушники, поправила микрофон и кликнула по иконке мессенджера. После сеанса связи с дочерью погадаю на ромашке, решила я...

После мне было не до гаданий. Соня не поверила, что у меня якобы контракт, потребовала к ней вернуться и пригрозила перемещением. Я наорала на нее за шантаж и сгоряча ляпнула:

— За шастанье по другим мирам тебя заберут от меня и навсегда посадят в тюрьму!

— Так ты не на Земле?! А вдруг вернешься беззубой старухой?! — Дочь помнила свои возрастные метаморфозы на Трионе и последующий шок родственников. С взрослым Домиником постоянно ругается, доказывая, что она старшая сестра, и он должен ее слушать, а не наоборот.

— Зося, не сочиняй! — прикрикнула на маленькую ведьмочку. — Время здесь течет одинаково с вашим, и я по-прежнему молодая и... красивая.

Дочь сразу же просекла и дрогнувший голос, и невольную паузу.

— Почему ты не включаешь вебку?

Я бы дорого отдала, чтоб включить и посмотреть на милую веснушчатую мордашку с тугими медными косичками. Но нельзя, увидит меня во всей красе, испугается.

— Я с чужого ноута, не разбираюсь в настройках, а свой не брала.

— Чем ты занимаешься на этом... как его... контракте? — Вроде бы поверила и успокоилась.

— Испытываю новые метла, которые не боятся сырости.

— Они летают под дождем? — восторженно ахнула ведьмочка. — И нам надо! Домой возьмешь? Я хочу свою метлу! Мама, ну пожа-а-алуйста. — Голосок плаксиво исказился.

— Котеночек мой рыженький, обязательно! — пообещала опрометчиво.

Сообщив последние новости, дочь погрустнела.

— Мама, когда ты вернешься?.. Ты точно вернешься?

— Ты что, Соня? Ну конечно! Испытательные полеты заканчиваются в конце февраля, в первых числах марта откроется пространственное окно, — выдумывала я. — К празднику уже буду дома. Непременно! Кровь из носу! — убеждала не столько ее, сколько себя. Словно заговаривала, заклинала судьбу.

— А почему ты не отвечала по телефону?

— Срочный вызов, собиралась в спешке и забыла трубу. Будем связываться по скайпу.

— Мамочка, ты меня не бросишь? — ни с того ни с сего выдала дочь.

— Зося, за такие вопросы я тебя отлуплю, поставлю в угол, и никакой метлы не получишь! — разозлилась не на шутку. — Что у тебя в голове? Что за мысли?! — Так рявкнула, что дитё с перепугу отключилось.

Захлопнув ноут, я медленно, словно опять брела за осликом по вязкому черному месиву, подошла к окну и дала волю слезам. Что если я не выздоровею до марта?.. Господи, что за жизнь такая? Только все хорошо, как опять плохо. Сколько же можно?

Предаваясь горестным размышлениям, я не сразу заметила, что в комнате уже не одна.

— Здрасьте, — вытирая лицо, поздоровалась с Благородием и лечащим врачом.

Настроение у обоих видимо было хорошее.

— Чего это вы стоите и улыбаетесь? Поделитесь, я тоже хочу.

— Наблюдаем положительную динамику, — ответил за двоих доктор, дирижируя  цветком.

Садисты какие-то. Я реву, а им нравится. Иегудиил подвел меня к зеркалу. Я молча тупила на свое отражение, жмурилась, терла глаза и оттягивала веки.

— Они снова человеческие! — Повисла на шее архангела. Благородие чуть не оглох.

— Стараемся. — Врач понюхал ромашку и отпустил меня с наставником.

В Поднебесье Благородие принялся обхаживать и угощать козьим молоком с  ватрушками.

— Я его на дух не переношу. — Отодвинула чашку.

— Зря, оно очень полезное.

— А секс полезен? — Я выковыривала из булки сыр.

— Какой секс? — поперхнулся архангел. — Щадящий режим.

— Это в темноте под одеялом и в миссионерской позе?

— Какие позы, Морковка? — Он вытер молочные усы. — Ты на себя посмотри, кости да кожа.

— И та пятнистая. — Тяжко вздохнув, одернула рукава халата. — Ой... Матка бозка, опять! — Перекосило от ужаса.

— Тебе плохо? Где болит? — Метнулся ко мне  Благородие.

— Глаза!

— Пекут? — Подул холодом.

— Зрачки, что с ними?

— Ничего. Обычные. Естественные.

— Но я вижу!

— Должно быть иначе?

— Да нет же! Я прекрасно вижу без очков!

— Ну, и отлично.

— Подозрительно как-то.

— Вернуть близорукость?

— Да. Нет... Не знаю. Непривычно.

— Привыкай. — Погладил по голове.

— Страшно.

— Куда ведьму ни поцелуй – всюду задница: ничем не бывает довольна. — Иегудиил поднял опрокинутый стул.

— Подумаешь, ложная тревога.

Под щадящим режимом Благородие подразумевал лежание с ним в обнимку на пледе в цветущем гречишном поле. Гармония, умиротворение, райские пчелки жужжат, навевая дрему. О плохом не хочется думать, но оно не дает покоя.

— Помнишь, ты мне кольцо подарил? На нем еще выгравировано: «Люби жизнь. Будь храброй».

— Помню. — Наставник созерцал облака.

— Эх, Благородие...

Я призналась ему в свей храбрости, когда, обернувшись кошкой, бегала по лесу в поисках добычи, наелась мышей и не захотела возвращаться, наплевав на сложность ситуации и оставшуюся в одиночестве голодную Бэс. И как потом ночью в палатке она сказала, что ее бы пристрелили, а я спаслась бы при любом раскладе.

— Война раскрывает людей, как стакан водки. У каждого свой запас прочности. — Крепче обнял и поцеловал в переносицу.

— Тебе не противно ко мне прикасаться?

— Не говори глупости. Лучше поспи. Здесь целебное место.

Поляна и впрямь оказалась чудодейственной. Проваливаясь в сон, я поняла, о каких часах говорил Себастьян. Я получила их в один день вместе с кольцом от Иегудиила и экстравагантной шляпой от Михаила...

Фрути, вторая медсестра, являлась противоположностью Тути: полненькая, смугловатая, улыбчивая шатенка. Опаздывала на смены, ко мне  обращалась запросто и без всяких регалий, за что получала нагоняи от эльфийки. Читала любовные романы в мягких обложках, слушала блюз и кантри, делала мне экзотический маникюр и педикюр, постоянно что-то жевала и была оборотнем. При мне ни в кого не оборачивалась, на звезды не выла, углы не метила, вела себя как обыкновенная девушка и крутила роман с врачом-демоном из хирургического отделения. Однажды она пришла с заплаканными глазами, юбка задом наперед, блузка наизнанку. Сразу видно — человек провел бессонную ночь и его мысли совсем не о работе. Медсестры думали, что я еще сплю, и шептались за ширмой. Тело-то мое спало в капсуле, а я висела под потолком.

— Я так больше не могу, — тихонько всхлипнула Фрути.

— Я это слышу в тысячный раз, однако же... Что у вас опять стряслось?

— Он вчера не пришел... Он меня разлюбил!

— Тссс! Разбудишь мадам, — зашипела Тути и повела коллегу в раздевалку для персонала.

Я беспрепятственно проникла за ними.

— Повторяю в тысячу первый раз: нет у него никакой любви, и не было! — заявила эльфика, переодеваясь в  брючный костюм.

— А как же взрывы бесконечного счастья? Как же чувство, что нужна ему не только для глажки рубашек и готовки, а каждой своей частичкой, каждым вздохом, что я его наслаждение и восторг? — не сдавалась Фрути.

— Объясняю, как любят демоны, напрочь лишенные души: вожделение, страсть, желание обладать. Но это не любовь.

— Что же мне делать?

— Или принять как данность, или расстаться. — Тути поправила вкривь и вкось застегнутые пуговки на розовой больничной куртке девушки-оборотня. — Вчера доставили много тяжелых, бригада хирургов не отходила от операционных столов. Ему, очевидно, было не до тебя. Умойся, приведи себя в порядок и следи за выражением, Ее Высочеству незачем смотреть на постную физиономию.

— Вот бы хоть раз увидеть Темного принца, — отвлеклась от своих неприятностей Фрути.

— Наивность виной назвать нельзя, но на продолжительность жизни это качество влияет не лучшим образом. Раз увидишь, и потом тебя больше никто не увидит, — припугнула эльфийка романтическую натуру и пожелала перед уходом спокойного дежурства.

Вопреки пожеланию тот день выдался насыщенным и волнительным и для меня, и для Фрути. Ознакомившись с результатами анализов, доктор известил, что я могу обернуться в кошку. Поначалу я боялась рецидива, а он заверял, что опасности нет, все должно пройти без сучка и задоринки. Сдавшись на уговоры врача и медсестры, я пыталась, но ничего не вышло. Мешал подсознательный страх опять  столкнуться с проблемами реверса, как это было в воюющем мире. Я предложила им меня испугать, может, тогда получится. Самое первое превращение именно так и произошло.

— Что вы, что вы! — запротестовал, выслушав, врач. — Мы не используем варварские методы.

За совместным завтраком Фрути рассчитывала повлиять на меня своим примером, сметая все с тарелок и тарелочек, которыми был заставлен стол. Под ее вздохи я вяло поковырялась в салате, выпила сок, и после часового релакса она сопроводила меня в кабинет с большим металлическим цилиндром. Доктор провел короткий инструктаж и деликатно скрылся в смежной комнате. Я  полностью разделась, часть цилиндра бесшумно отъехала в сторону, и я зашла внутрь...

Когда демон Леонард — покровитель ведьминских шабашей по моей просьбе «встраивал» в меня кошку, тогда казалось, что поместили в центрифугу, здесь же — складывалось впечатление, что я в шейкере, который вращает и подбрасывает бармен-виртуоз. Покрутило, повертело во всех направлениях, и по выходу из агрегата с наэлектризованных волос сыпались искры. Я пошатывалась словно пьяная, не удержала равновесия и приземлилась уже на четыре лапки. Задрав хвост трубой, забежала в комнату к доктору и увидела новое действующее лицо. Вернее, туфли на каблуках-стилетах, часть ног с татуировками от щиколоток до лодыжек и скрывающихся где-то под бриджами.

По коже продрал мороз, шерсть встала дыбом, я заметалась, как итальянский форвард по футбольному полю. Заскочила на шкаф, перевернув вазочку с икебаной, сбросила на пол пачку бумаги, спряталась за бюстом какому-то деятелю и шипела, пока обладательница татуировок не прошествовала вон.

— Я здесь больше не нужна, — бросила она врачу. — Продолжайте без меня. Осложнений быть не должно. — Голос резкий, неприятный. Как свист хлыста, вспарывающего воздух.

Как она и предрекла, сложности не возникли, и после многократных успешных превращений меня отпустили на свободу — гулять за пределами инфекционного сектора. Фрути, естественно, отправилась со мной и по секрету сообщила, что особа, вызвавшая у меня неприязнь — адская ведьма.

В парке мимо нас проехала автоматическая инвалидная коляска, управляемая с головы до ног перебинтованным водителем.

— Езус-Мария, натуральная мумия! Как он видит?

— Сенсорно, — подсказала девушка.

— Слепые порой способны дать фору зрячим... — вздохнула я, провожая взглядом коляску.

— Это правда, — согласилась она, погрустнев.

В кармашке медсестры прогудел зуммер. Достав гаджет, она прочла сообщение, и по тому, как просветлело лицо, я догадалась кто отправитель.

— Если нужно отлучиться – иди. Я неплохо ориентируюсь на местности, не заблужусь.

—  Мне действительно очень надо, — смутилась Фрути. — Я быстро!

— Можешь не спешить. Встретимся возле вон той лавочки у фонтана.

Полная фигурка в розовой униформе как на крыльях полетела по гравийной дорожке к хирургическому корпусу. Я пожелала, пускай хотя бы ее слепец прозреет, раз другие не могут. Или не хотят...

Неспешно прогуливаясь и сочувственно поглядывая на пациентов с сиделками и сопровождающими, я дошла до конца парка. Ухоженные деревья и стриженые газоны сменились дикорастущим лесом и буйным разнотравьем, дорожка закончилась и началась тропинка. По ней я углубилась в чащу. С ветки на ветку прыгали белки, птицы заливались щебетом и не смолкали при моем приближении, на обочинах выглядывали сыроежки и дождевики. На прогалине росли  войлочные вишни. Ягодки спелые, сладкие. Вспомнилась рябина...

По деревянному мостку перешла через ручей, привлеченная ромашками с традиционными белыми лепестками. Сорвала одну, шла, замечтавшись, и оказалась в сказочном месте. Окрестила его ведьминым уголком. Огороженная заводь, в зеленой стоячей воде плавали кувшинки, прозрачные слюдяные стрекозы летали наперегонки. Облокотилась о поручни, и полетели вниз отрываемые лепесточки: любит – не любит, плюнет – поцелует, к сердцу прижмет – к черту пошлет. Любит...

Я лгу себе и верю собственной лжи. Тути права. Бездушная эльфийка лучше разбирается в бездушных демонах. Но и страсти, жажды обладания у него тоже нет. Кончились. Остались в прошлом. Жизнь жестянка. Как та, из-под повидла, что валяется где-то во рву возле хором. Я выкинула общипанный стебель. Надо думать о настоящем. Займусь йогой, стану экзистенциальной буддисткой, восстановлю равновесие, утерянное на Рождество, и...

Заметила его боковым зрением. Стоял в пяти метрах от меня, так же облокотившись о темный замшелый парапет, и смотрел на заводь. Сердце сделало кульбит, и кровь прилила к голове, даже в ушах зазвенело. Схватилась крепче, а то недолго и упасть. Ох, ёлки-моталки, он давно тут? Я хоть не вслух думала? Водится за мной такая привычка. Отвернулась, чтоб пятнистое лицо не видел, расправив волосы, прикрыла профиль. Злиться стала. На себя, на него. На себя больше. Только-только покосившийся внутренний стержень выровняла, как снова превратилась в овсяную кашу.

— Момент переосмыслений и трудных раздумий?

— Не волнуйся, Бальт, я не бедная Лиза, топиться в пруду не собираюсь.[1]

Не обратив внимания на резкость тона, он заинтересованно спросил:

— Получилось? Узнала что-нибудь?

— Что я должна узнать? Не понимаю тебя.

— В принципе, ничего не должна.

Он сел на перила и чуть склонил на бок голову. Дальше отворачиваться не стала, пусть любуется. Не приблизился, дистанцию сохраняет. Брезгует, наверно.

— Отчего же. — Задрав подбородок, устремила взгляд мимо Охотника. — За спасение, за лечение, за одежду. Позаботился обо всем, вплоть до мелочей. Ты же не занимаешься благотворительностью для светляков. Сколько с меня?

— Я спишу. — Он достал сигареты. — Спишу твою дурость на действие лекарств.

Все-таки  вывела его из себя.

— Чего ты бесишься? Переживаешь за внешность? — Передумал курить. Смял пачку. — Не бойся, е*абельность восстановится, будешь краше прежнего.

Ошеломленная убойным комплиментом, я пошла на попятную и миролюбиво поблагодарила за ноутбук и возможность общаться с родными.

— Тай, спасибо, что уговорил Себа навестить.

— Ты плохо знаешь сына. Если он не хочет, его не заставишь. — Охотник, приняв пальмовую ветвь, поменял интонации. — Наладили контакт?

— Вроде бы лед тронулся. — Я символически поплевала через левое плечо. — Но он почему-то надо мной насмехался.

Я пересказала наш с Себастьяном диалог и вызвала у демона усмешку.

— Одно время он жил у меня в Сен-Тропе и за месяц захламил виллу. И все ему нужно, ничего не выбрасывай... Как ты, в общем.

— Надо же, — улыбнулась я. — А часы? Тогда, на допросе из-за непонятной записки, я думала, это твой подарок, но у тебя был вид абсолютного непонимания.[2] На самом деле ты знал, что они от него?

— Не прошло и сто лет, как мамаша прозрела.

— Да, в прямом и переносном смысле.

— Я заметил, ты без очков. Знал – не знал... что это меняет?  — И сменил тему: — Хорошо кормят? Может, чего-то не хватает?

— Нет, все есть, даже с избытком... Тай, а где Бэс?

— В Среднем мире.

Он хотел что-то сказать, но на горизонте появилась Фрути. Запыхавшись, остановилась и высматривала, обмахиваясь лопухом.

— Это за мной, на процедуры.

Думала, проведет до корпуса.

— Успехов. — Бальт остался сидеть на перилах.

Я выбралась на тропинку и направилась к медсестре.

— Ведьмочка, он  ведь не Темный принц? — шепотом спросила девушка.

А я в недоумении, почему она идет и через каждый метр оглядывается? Оказывается, проверяла сентенцию эльфийки.

— Нет, Фрути, он... друг, который вытащил меня из больших неприятностей.

— Спасенным свойственно влюбляться в своих спасателей, — как бы невзначай заметила она.

— Мне это не грозит.

А что я могла ответить? Поздно пить боржоми, когда почки отвалились...

После осмотра доктор сказал, что прогулка в лесу явно пошла мне на пользу: энергетический уровень заметно возрос. Если тенденция сохранится, то необходимость в энергокомпенсаторе отпадет. Меня переведут на амбулаторное лечение, а там недалеко до окончательного выздоровления.

Рано утром на пересменке — Тути меняла Фрути — эльфийка поинтересовалась у девушки-оборотня: «Как обстановка на сердечном фронте?».

Та неопределенно пожала плечами:

— Обещал сегодня зайти после дежурства.

— И снова слезы? — Подала салфетку.

— Я все думаю,  как же любовь? Как без нее?

— Опять двадцать пять, — всплеснула руками Тути. — Некоторые гайморит с геморроем путают и потом требуют от ЛОРа невозможного... Человек подпитывается своей любовью. Она латает все эти дыры в душе. Понимаешь? Своя, а не чужая. Это так же верно, как то, что в капсуле спит принцесса.

Пока она не проснулась, я, расположившись на шкафчике, ловила каждое слово. От Благородия такого не услышишь. От него наверняка не дождешься совета любить Бальта в одностороннем порядке. Про Мишу уже молчу, его спроси, он насоветует...

Через сутки, когда снова заступила Фрути, после общего отбоя явился еще один неожиданный посетитель. Медсестра в наушниках и с плеером крутила педали велотренажера, не выпуская изо рта пончик с повидлом. Она не слышала, как он, постучав, зашел в бокс.

— Кого я вижу? С чем пожаловал, Нортон?

Он, естественно, не ответил. Поставил на стол небольшой контейнер, пододвинул стул и уселся возле энергокомпенсатора в позе роденовского мыслителя. Исследовав передачу, я пришла в неописуемый восторг.

— Ох-ох-ох! Свежие карасики, переложенные льдом!

Пыл пришлось срочно умерить и о рыбе временно забыть. Мое тело заворочалось, я могла вот-вот очнуться, разбуженная голодом. У меня впервые здесь проклюнулся аппетит! Ай, да управляющий, ай, да... Нет, он точно сукин сын! Возле капсулы сидел как на ночном бдении у гроба с покойником, а появилась Фрути, его словно подменили: улыбка от уха до уха, в глазах черти скачут.

— Ты кто? — ойкнула девушка. — Сюда посторонним нельзя.

— Я работаю в поместье Их Высочеств. Зашел проведать хозяйку. Как она?

— Уже лучше.

— Не тяжело? — Нортон кивнул на мою «кровать».

— Нет, у ведьмочки покладистый характер.

Управляющий, не мигая, смотрел на Фрути, будто она заподозрила его в тайном посещении рождественской литургии. Медсестра истолковала его взгляд по-своему, и ее смуглые щеки сделались шоколадными.

— Не желаешь пойти горничной к принцессе? Место престижное, работа не пыльная, питание и проживание за счет виллы и плюс стабильная зарплата.

— А где это? Я плохо знаю Средний мир.

Нортон пустился в урок географии и живописание тосканских красот. Я чуть не расплакалась, так домой потянуло. Фрути мучилась дилеммой: неопределенность с демоном или заманчивые перспективы?

— У меня есть время подумать?

— Вакансия сохранится до выписки хозяйки. — Топ-менеджер  протянул  визитку с вензелями «Магии ди маре»: — Решишься – свяжись со мной.

Окончание