OST Autumn Tears, Garden of Crystalline Dreams (LPDFC, Act II),

Scald, Will of the Gods Is Great Power

 

Голубой амулет нестерпимо сиял. Я пыталась прятать его под одеждой, заворачивала в кусок плотной ткани, даже налепила жевательную резинку – бесполезное занятие. Вместо мерцания в такт биению моего сердца такая вот засада.

Это началось в тот самый миг, как мы с супругом ступили на землю Каллелы – еще одного мира, затерянного во Вселенной, – и с каждым часом сияние становилось все ярче и ярче. Даже Смерть начал хмурить брови, поглядывая на вытянутый полупрозрачный кристалл, свисающий между моих грудей.

Под конец дня я не могла смотреть на свое отражение: слезились глаза. При попытке снять кристалл меня обжег, и я зашипела, дуя на ладонь.

А потом все это потеряло значение.

– Откинь назад амулет, – приказал муж, и я послушно перевернула кожаный шнурок, на котором болтались украшения.

Смерть склонился надо мной. Долго смотрел на дрожащую и ждущую. Наконец его длинные смуглые пальцы сжали мои запястья и подняли руки мне за голову. Вторая рука развела мои бедра, легла на лобок, нажимала и гладила, пока я не закатила глаза и не втянула воздух сквозь стиснутые зубы.

Темный принц входил медленно и бесконечно, а я пыталась дышать. Между нами зарождалось мерцание – это знаки Хаоса на наших телах вспыхивали, соединяясь. И где-то у меня за спиной пылал Небесный амулет, подарок архангела Иеремиила, создавая вокруг наших тел ореол света.

– Не закрывай глаза, – двигаясь во мне, шептал Всадник Апокалипсиса и повторял что-то на своем родном языке, которого я не понимала.

Слова чужого наречия мягко падали вокруг нас, создавая непроницаемый купол, откуда не сбежать, не вырваться. Я смотрела в переливающиеся зловещим трехцветием нечеловеческие глаза Смерти, и как в ночь нашего знакомства видела свою ауру. Она отделилась от тела, устремилась к Всаднику и начала впитываться в его смуглую кожу.

Голова моя запрокинулась, я выгнулась дугой, вжимаясь бедрами в тело того, кто мог в любую секунду прекратить мое существование. Горячие губы Смерти коснулись моей шеи. Зубы царапнули яремную вену. Внутри все жгло, заставляя одновременно и хотеть избежать давления, и испытывать это трение вечно.

Перед глазами мелькнули события прошедшего дня и начали исчезать одно за другим. Принц сжимал меня в сильных руках, не давая шевелиться, его магия парализовала волю. С каждым мучительно-медленным толчком он поглощал пережитые мной минуты. Смаковал. Темный принц пировал.

Когда последний кадр стерся в моем сознании, Всадник просунул руки мне под спину, приподнимая, за волосы запрокинул мне голову и задвигался все быстрей и быстрей, пока я не утонула в кипящем наслаждении, не способная сдержать слез и утробного стона. В конце я прошептала истинное имя супруга и провалилась в небытие, не надеясь, что он вернет меня в мир живых.

Когда я открыла глаза, в мыслях было тихо, тепло и пусто. Я подождала, пока зрение вернется, а вместе с ним и понимание, кто я и где нахожусь. Смерть, откинувшись на подушки и согнув одну ногу в колене, лежал рядом и наблюдал за мной. С минуту я не двигалась, разглядывая смуглое, нечеловечески совершенное тело, потом потянулась к супругу. Руки Всадника встретили меня и приняли в свои объятия. Смерть взял мое запястье, белое и тонкое, и медленно поднес к губам. Мраморные нити почти не были видны, лишь подчеркивали мягкое жемчужное сияние моей кожи. Смуглость Всадника и моя белизна создавали удивительную гармонию.

– Моя принцесса, – пошептал принц и втянул меня к себе на колени.

Небесный амулет сполз мне на грудь и погас.

 

День первый

 

Легкий летний ветерок принес запах цветущих садов и задрал длинный подол моего платья. Я ухватила тонкую ткань в горсть и потянула вниз, пока никто не заметил выглянувших из-под оборок синих кед. Окованный серебром кончик трости зацепил верхнюю юбку и приподнял.

– Не надо, увидят же! – закрутила головой я и снова одернула платье.

Всадник Апокалипсиса усмехнулся.

– Когда я велел тебе переодеться, никак не думал, что под платье ты нацепишь кеды. Надо было мне лично подобрать тебе туалет.

– И что бы ты мне подложил? Строгий корсет на китовом усе, в котором ни вздохнуть, ни выдохнуть, стопицот юбок, перчатки по шею и шляпу, под которой хочется чесаться, плюс какая-нибудь дурацкая вуаль? На вуали у меня с некоторых пор аллергия.

Я топнула ногой и бодро зашагала по дощатому тротуару, постукивая зонтиком вместо трости. Смерть, тихонько посмеиваясь, на некотором расстоянии двинулся за мной.

Я наслаждалась летним днем, радовалась своей предусмотрительности в плане комфортной одежды и крутила головой, рассматривая местные достопримечательности.

Каллела казалась удивительно безмятежной. На высоком небе ни облачка. Солнце перешагнуло за полдень и уже не так слепило глаза. Пастельных оттенков двухэтажные домики по обе стороны улицы утопали в зелени. У каждого под окнами были раскинуты цветники. Порхали бабочки, щебетали птицы. Кругом чистота и никого народу. Довольно подозрительно, но я пожала плечами. Мало ли какие странности могут встречаться во Вселенной.

Я замурлыкала под нос привязавшуюся с утра мелодию, раскинула руки и пробежалась вприпрыжку по тротуару, пока не уперлась в невидимый барьер. Стена запружинила и отбросила меня прямо в объятия Смерти.

– Оба-на! – изумилась я. – Это еще что за нафиг, переход в другой мир?

Муж провел набалдашником трости по поверхности, которая тут же подернулась едва заметной рябью.

– Вот даже как, – проговорил он, с любопытством разглядывая темнеющую под его рукой стену. – Другой бы и не заметил. Расслабились наши друзья, расслабились. Непростительная беспечность.

– Это ты про кого?

– Да про Арку. Прямо хоть свою службу создавай. Проверяющие за проверяющими, – поцокал языком Всадник.

– Не плоди хоть здесь бюрократию и коррупцию, ее в людских мирах и так за глаза и за уши, – скривилась я. – А то я подумаю, что вы точно такие же.

– Следи за тем, что говоришь, милая, – бросил муж и просунул руку сквозь стену.

Рябь вздрогнула и расступилась перед Всадником Апокалипсиса. Я прикусила язык.

– А я что, я ничего. Так, тихо сам с собой веду беседу.

– Это человеческий мир, жена. Смотрящие тоже люди. А люди подвержены страстям. Пойдем.

Смерть поправил шляпу-котелок и подставил мне локоть. Я взяла супруга под руку, и мы шагнули сквозь стену.

На моей груди под кружевами разгорался Небесный амулет.

 

За стеной кипела жизнь. Дома стали выше – в три и даже четыре этажа. Архитектура однотипная, но не лишенная некоторого очарования: нижняя часть отделана камнем, а верхние этажи обязательно из дерева. Раскрашенные в яркие цвета – зеленый, красный, желтый, с башенками, ажурными балкончиками и резными ставенками на окнах, домики казались легкими и воздушными.

По улицам прогуливались женщины. Они чинно выхаживали по двое, трое. За ними семенили аккуратные нарядные дети. Я остановилась. Присмотрелась. Нет, не может быть. Одни девочки. А женщины все на первый взгляд молодые. Не старше тридцати.

– Это то, о чем я подумала?

Я покрепче ухватила остановившегося мужа за руку. Смерть, прищурившись, провожал взглядом женщин. Переплетя свои пальцы с моими и укладывая мою руку в короткой атласной перчатке себе на локоть, принц взглянул на меня.

– Да. Держись близко ко мне, никуда не отходи, иначе они тебя увидят.

– Стоило нам наряжаться, если мы все равно невидимки, – сморщила нос я. – Но я не спорю. Как скажешь, так и сделаю.

Оглядев элегантное черное пальто мужа, щегольски завязанный шарф, я не удержалась от разочарованного вздоха.

Прогулка наша продлилась недолго. На городской башне начали бить часы, и гуляющих женщин как ветром сдуло. Похватав детей, они словно растворились. Со стуком захлопывались ставни, на дверях защелкнулись замки. Площадь опустела – минуты не прошло.

Поднялся ветер. Смерть замер, придерживая края шляпы. Я вцепилась в его локоть и крутила головой, ожидая неизвестно чего. Когда часы замолчали, я услышала стук копыт.

Две двуколки с поднятыми крышами мчались друг за другом. Передние щитки были расписаны золотыми символами, изображающими солнечные диски, только с каплями крови вместо лучей. Экипажами правили одетые в черные платья дамы. Рядом сидели девушки в белых полупрозрачных сорочках. Женщины в черном понукали лошадей. В белом – что-то выкрикивали.

Они пронеслись мимо нас, врезались в невидимую стену, сквозь которую мы недавно прошли, и исчезли из вида.

Смерть потянул меня вслед за колясками. Мы перенеслись прямо за барьер.

Пустынная площадь с двухэтажными бледными в сравнении с тем, что мы видели в городе за барьером, коттеджами заполнилась людьми. Мужчинами!

Окружив двуколки, они смотрели на женщин. Те, что были в черном, остались сидеть, как сидели, в белом спустились к встречающим и застыли, испуганно глядя на мужчин.

Прикрикивая на лошадей, возницы развернули коляски и с грохотом помчались обратно за барьер, оставив молоденьких девушек одних.

Мужчины как-то сразу надвинулись на них, окружая. Те прижались друг к дружке, но долго так не простояли. Мгновенно разделив их, мужчины сорвали с худощавых фигурок платья и начали щупать и разглядывать. Девушки робко протестовали, но их никто не слушал. Мужчины смеялись, обсуждая прелести жертв.

Я сжала руку Смерти. Вполне можно было представить, что последует дальше. Но муж не двигался, и мне приходилось тоже стоять рядом и ни во что вмешиваться. Я послала Всаднику мысленный вопрос, но он не ответил. Его взгляд был прикован к правой группе.

Слабо подергивающуюся девушку оттащили к обочине и разложили прямо на траве. Я не могла видеть мужчин, но все было понятно и так. Их было с десяток. Вскоре последовал полный муки вскрик, который захлебнулся в слезах.

Смерть потянул меня ближе. Я начала вырывать руку. Не очень-то мне хотелось присутствовать при сцене жестокого насилия безо всякой возможности вмешаться. Однако муж был настойчив, и мне пришлось последовать за ним.

Девушка лежала, раскинув ноги, голова ее была запрокинута, она уже не плакала. Склонившийся над ней мужчина поглаживал маленькие аккуратные груди. Второй устроился между ее ног и начал ласкать. Девушка застонала. Я поджала губы – стонала она определенно от удовольствия. И в подтверждение моей догадки она открыла глаза, приподняла руку и поманила к себе третьего.

Я взглянула на мужа. Что здесь происходит, я не понимала. Смерть невозмутимо наблюдал за происходящим. Но я его уже хорошо знала – ему нравилось это зрелище под цветущими деревьями. Секс – его стихия, его пища. Эмоции женщин – любимый десерт. Много секса, много эмоций – пир.

Я отвернулась и заметила вторую девушку. Она стояла поодаль. Никто не обращал на нее внимания. Другая группа мужчин с горящими глазами следили за приятелями. Девушка подошла к одному из них, сунула руку тому за пояс – он не отреагировал, увлеченный происходящим под цветущими деревьями. А в руках девушка сжимала нож!

Я хотела предупредить Смерть, но не успела. Девушка воспользовалась сменой очереди, бросилась к своей подружке и с криком «Ах ты тварь!» со всего маху всадила нож ей прямо в грудь.

Ее схватили, оттащили от тела. Она не сопротивлялась. Руки ее безвольно опустились, но глаза бешено сверкали.

– Ее ждал ритуал, вы! – прошипела она. – Вы все испортили! Это вы называетесь мужчинами? Да какие вы мужчины!

– Ритуал? – расхохотался кто-то. – Это тебе дуэньи пообещали? А подружку твою жаль, ей понравился секс. Могла бы послужить для разведения женских особей. А ты ее в расход, нехорошо.

Девчонка задрала подбородок.

– Я вам не дамся, – заявила она.

– А кто сказал, что ты нам нужна? – откровенно удивился еще один парень. – Та была лучшей, мы ее и взяли.

– Да что вы с ней говорите, – фыркнул кто-то еще. – Отведите ее на ритуал, раз она так рвалась. Устройте стандартный праздник. Я слышал, они с пеленок к этому готовятся.

– Праздник так праздник, – пожал плечами первый. – Вызывайте уборщиков, пусть труп уберут и проверят, сильно ли подпортили шкурку. Если нет, пусть оживляют и во вторичный цикл.

При этих словах Смерть шевельнулся, и это была его первая реакция на происходящее, и я отвлеклась, соображая, что бы она могла означать.

Девушку-убийцу куда-то повели. И тут стала видимой еще одна граница – прямо посреди улицы. Через нее шагнули еще двое мужчин и сразу же склонились над телом.

– Сойдет, – наконец произнес один и достал шприц из небольшой черной сумки. – Сейчас заморозим, и можно на регенерацию. На этот раз вы вовремя. Мозг умер совсем недавно, душу призвать будет все равно сложно, но мы попробуем.

– Дайте мне данные по обеим возницам, – обратился к кому-то мужчина, который казался главным. – И записи с камер.

Я открыла рот, чтобы задать вопрос, но муж уже перенес нас в другое место.

Огромный зал был украшен воздушными шариками и искусственными цветами. Повсюду были развешены плакаты в стиле... Я бы назвала это соцреализмом, если бы не знала, что нахожусь в совершенно другом мире. Только вот параллель буквально напрашивалась. Рекламные агитки, все эти «Добро пожаловать, сестра», расписывающие чудеса «дивного нового мира» вызывали у меня одно желание: разгромить тут все к чертовой матери.

Смерть легонько сжал мой локоть. Он ощущал мои эмоции, как свои собственные.

В конце зала мы заметили большие двустворчатые двери и направились туда.

– Сюр какой-то, – пробормотала я, покрутив головой. – Я бы ожидала тут увидеть ряды стульев для партсобраний, но кругом диванчики, торшеры и кресла. Уютненько, блин. И одеты все как, черт его знает, век девятнадцатый моего мира.

– Все миры развиваются по-разному, ты это и сама должна знать, – заметил Смерть и прошел сквозь двери.

– Знать – это одно. Ожидать – другое. Мой менталитет заточен под определенные условия, любое отступление вызывает разрыв шаблона. Хотя все это, безусловно, интересно, да только происходящее в совокупности мне совершенно не нравится.

Я умолкла, воззрившись на бегающих туда-сюда мужчин, одетых в одинаковые голубые комбинезоны, больше всего напоминающие хирургические из миров с развитой медициной. Вдоль стен были расставлены кресла, похожие на гинекологические. На них ожидаемо лежали женщины с раздвинутыми ногами.

– Твою мать! – выругалась я и дернула мужа за руку. – Чем бы это ни было, я не желаю на это смотреть. Если в этом поганом мирке всем плевать на интимность, личное пространство, уважение к личности, то у меня с этим все в порядке!

– Не кричи, – поднял руку муж, и я лишилась голоса.

Он вел меня между рядами кресел, я мысленно материлась и старалась смотреть только под ноги. Когда Всадник меня остановил, я невольно вздрогнула.

Перед нами стояла девушка, которая убила свою подругу из «женской» половины. Ее окружили мужчины в голубых комбинезонах, человек пять. Они ей что-то втолковывали, но девушка скрестила на груди руки и мотала головой. Мужчины вдруг разом замолчали и переглянулись. Один из них вышел вперед.

– Дева Одмей, ты нарушила закон и подлежишь ликвидации как нежелающая пройти курс исправления.

Девушка задрала подбородок еще выше.

Когда ее уводили, она выставила за спиной палец в узнаваемом во многих мирах жесте.

– Инъекция? Или пусть пострадает? – осклабился один из оставшихся «медбратьев».

– Да ну. Пусть поразвлекает ребят, пока ресурса хватит.

– Те ребята не любят девственниц, ты же знаешь.

– Я в курсе. Она там про ритуал лопотала. Вот ее и отведут на ритуал. Только он не такой, как ей расписывали. Сунут палку – вот и нет целки.

Мужчины рассмеялись и разошлись каждый по своим делам.

Я повернулась к Смерти.

– Что, нахрен, это за мир? Спали его к Богу в Рай!

– Весь-весь? – изобразил удивление Всадник Апокалипсиса. – А как же невинные души?

Я скрестила руки на груди и отвернулась.

– В каждом мире, который ты уничтожил, были невинные. Кто-то спасся. Я виделась с Часовщиком и Лайзой[1]. Спасение работает. Но... ты прав. Я просто злюсь. Сильно злюсь.

– Это хорошо. – Смерть взял меня за локоть и повел на улицу. – Злость тебе поможет.

Я вдохнула свежий воздух полной грудью. Очень хотелось еще и помыться – мне казалось, что я вся липкая после этого мерзкого отборочного пункта, или чем это было на самом деле.

На улице ничего изменилось. Все та же пустота. Так же в легкой предвечерней дымке торчали каминные трубы аккуратненьких домишек. Пели птицы. Пахли цветы. Полная пастораль. А где-то за барьером унижали женщин, которые, как я подозревала, ожидали здесь совсем иного приема.

 – Кстати, – остановилась я посреди аллеи. – За той преградой как бы женская половина. Там дети есть. Что происходит?

– А это мы оставим на завтра.

Смерть сжал пальцами ярко горящий небесный амулет и сунул мне за корсаж. Но голубой камень просвечивал даже сквозь ткань. Странное дело. Надо бы спросить Иеремиила.

Мы шли мимо садовых скамеек с фигурными спинками. Газовые фонари причудливо изгибались возле каждой, но архитектурные красоты маленького городка между двумя мирами меня уже не привлекали. В голове мелькали картины из «отборочного пункта», и к моменту, когда мы остановились возле увитого зеленью крытого входа в один из домов на окраине, я уже просто кипела от ярости.

С крыльца сбежали две собаки и с лаем бросились скакать вокруг нас. Одна поднялась на задние лапы и лизнула меня в нос. Это странным образом меня успокоило. Я потрепала пса за уши и ухватила за загривок тыкающегося в ладонь второго.

 Смерть поднялся на крыльцо, на площадке перед дверью повернулся и посмотрел на собак.

– Пора тебе приступать к своей миссии, жена. Заодно и поучишься.

– Чему? – не поняла я.

– Управляться с Дикой охотой.

 

Я стояла перед зеркалом и заплетала косу. Всадник, сцепив за спиной руки, расхаживал по комнате.

– Ты себе представить не можешь, как внутри меня все протестует! – не выдержала я и швырнула на столик щетку. – Я смутно помню, как все происходило в Гадане[2], а твоими стараниями я еще ничего и не чувствую, но мне это не нравится! Я... Смерть, я не могу убивать людей!

– Считай, что ты исполняешь приговор преступникам. Ты – моя жена, Элви, моя принцесса. Я – Всадник Апокалипсиса, а ты – Предводительница Дикой охоты.

– Я человек, Смерть! Там есть невинные. Есть! Не все же они негодяи. Ну разве ты не понимаешь?

Всадник Апокалипсиса пожал плечами.

– Первый раз всегда тяжело. Ты не сможешь сопротивляться. Даже если попробуешь, тебе будет физически плохо. Потребность вести охоту сродни Зову. Когда тебя призвали в Гадан, ты не могла этому противостоять и тут не сможешь.

– Меня сейчас никто не призывал! Ты сказал: иди и убей этих людей.

Всадник молчал.

– Ты мне приказал! – дошло до меня, и я судорожно сжала кулаки.

– Мироздание моими устами, если тебе станет от этого легче. Разницы нет. Ты знаешь, кто я и чем занимаюсь. Это не моя прихоть.

Смерть взял мои руки в свои. В его взгляде было бесконечное терпение.

– Я знаю, что ты чувствуешь. Но вспомни о том, что видела час назад. Всех этих девушек. Эксперименты. Распределение. Ты ненавидишь все это. Ты хотела отомстить. Месть в твоих руках. Накажи их. Пошли предупреждение остальным. Тебе не нужно убивать всех.

– А кого нужно? Я должна выбрать жертву? Решить, кто достоин жить, а кто нет? Да, я ненавижу такие миры. Но это не первый и не последний с таким устройством. Почему именно этот?

– Этот мир был должен развиваться иначе. Кое-что пошло не так.

– А как же свободная воля?

– Ты сегодня видела свободу выбора? Молчишь? Ты согласна со мной. Тебе дано право наказывать. Теперь это твое предназначение. Ты привыкнешь.

– Я не собираюсь привыкать! Иеремиил....

– Архангелы тоже не страдают излишним милосердием.

– Но почему я? – Я почти кричала. Со слезами на глазах. – Я простая девушка из обычного мира. Я просто живу. Да, рядом с тобой, со всеми вами. Я живу и наблюдаю. Это ваши правила. Это ваше, черт возьми, предназначение, долг, не знаю что еще. Но это не мое дело! Я не хочу этого. Мне нравится моя жизнь, я не хочу перемен. Каждую секунду я благодарю тебя, моего ангела-хранителя, судьбу за возможность быть свидетелем потрясающих событий и иногда принимать в них участие. Но не в качестве ключевой фигуры, я просто где-то рядом с вами!

– Смотришь бесконечный фэнтезийный сериал, – перебил мою тираду Смерть и погладил мои пальцы. – Это не сериал. Ты давно уже не человек. Ты перестала быть им, когда я впервые забрал твою жизнь и вернул ее обратно. Люди смертны. Ты – нет.

– Нет, – всхлипнула я. – Я человек. Я смертная. Меня можно убить. Я умирала много раз.

– И возвращалась обратно, – мягко произнес Темный принц. – Пора взглянуть правде в глаза. Тебе сколько лет? По вашим, человеческим, меркам. С учетом всех наших путешествий по мирам – для тебя каждый день был прожит по-настоящему. Год за годом.

Он развернул меня лицом к зеркалу.

– Так сколько тебе лет? Опять молчишь. Ты забыла, когда перестала считать. Тебе был тридцать один год, когда я нашел тебя, шатающуюся по незнакомому городу в одиночестве с бутылкой виски в руке. Ты ни капли не изменилась с тех пор. Даже выглядишь моложе. Тебе больше сотни лет по времени твоего мира.

– В моем мире прошло всего-то лет пять. Кажется. Ну, может быть, чуть больше. Значит, мне сейчас лет тридцать пять.

– У тебя взрослые дети, Элви. Нашему сыну уже давно не сто лет. И почему ты перестала ходить на работу? Раньше тебе это даже нравилось.

– А когда мне работать? Мы постоянно где-то далеко и долго. Тяжело после таких перерывов вникать во что-то.

– Ну и какой же ты человек, милая?

– Я человек! Им была, им и останусь!

– Ну хорошо, моя человеческая жена. Я пока не буду тебя разубеждать. Однако время к закату. Тебе пора собираться.

Всадник взял в ладони мое лицо, дунул – и слезы высохли. Провел руками по моим плечам, и я увидела в зеркале, как длинное платье из тяжелой ткани и с нижней юбкой превращается в легкое без рукавов и разрезами по бокам до самых бедер. На моих ногах появились мягкие кожаные сапоги.

За руку Смерть вывел меня из дома. И там нас уже ждали гончие. Они выстроились в клин, глаза каждой светились алым. Пасти раскрыты. Из глоток вырывалось с трудом сдерживаемое рычание.

Псы как один повернули ко мне свои морды. И тут я ощутила призыв. Нет, это был даже не призыв – потребность скакать вперед, отдавшись ветру, стать ветром, вихрем, сметая все на пути.

– Понимаешь теперь?

Не дожидаясь ответа, Всадник подал мне руку и повел к изгороди, у которой били копытами две лошади. Один конь был Сивкой, а вот второй... Он казался сотканным из тумана. Серый. Зыбкий. С белесыми глазами – в них плескалось нечто, напоминающее Бездну. Этот конь и был частью Бездны.

– Это мой дар тебе, милая. Бездна любит тебя.

– Это кобыла?

– Да.

Я протянула руку к изогнутой шее, погладила шелковистую, короткую, цвета мокрого асфальта гриву.

– Пусть ее так и зовут, Эбис, – прошептала я. – она потрясающая. Спасибо, Смерть!

– Я вижу тебе уже не терпится. – В глазах супруга светилось понимание. – Я буду рядом. Не бойся. Я всегда рядом, моя принцесса.

Он приподнял меня и усадил на спокойно ожидающую Эбис.

– Без седла? Я не упаду?

– Нет. Она не позволит.

Я обняла лошадь за шею. Я забыла про разговор в доме. Я чувствовала, как ветер приподнимает полы моей юбки. Мне хотелось скакать.

Собаки залаяли. Смерть подъехал к нам верхом на Звере Апокалипсиса.

– Вперед? – Он кивнул на подернутую вечерней дымкой улицу.

Вместо ответа я тронула коленями бока своей лошади.

 

Мы неслись вместе с туманом. Мы сами были туманом и небытием. Мы могли поглотить плоть мира. Превратить в Антиматерию. Бездну.

Туман касался живого и растворял, превращал в себя. Густел, наливался, набухал кровавым брюхом, словно насытившаяся комариха. Глотки ветров раззявлены. Когти зверей выпущены. Лай – предупреждение: «бегите, если можете».

Мои нити на теле светились и были заметны даже сквозь колдовской туман. На груди, в разрезе платья голубой звездой сиял Небесный амулет. Коса расплелась, волосы развивались. Это не было похоже на Гадан, где я почти ничего не помнила. Здесь я видела и ощущала все. Я больше не держалась за гриву Эбис. Я чувствовала спину лошади всем телом. А она реагировала на каждое мое движение. Мы слились в одно. Были единым разумом. Семеро собак неслись рядом, и они тоже были моими руками, глазами, моим нюхом.

Всадник Апокалипсиса скакал рядом. Но он не был частью нас. Просто держался неподалеку, наблюдал, не вмешивался и не мешал. Его сила нас не интересовала. Слишком мощная. Слишком холодная. А нам была нужна жертва. Собакам – теплая плоть, еда.

Мы чувствовали страх внизу. Он был вкусным. Я втянула ноздрями запах и улыбнулась. О да. Сладко. Десерт.

Сжав коленями бока Эбис, я направила ее вниз. Собаки подпрыгнули – и я крикнула им: «Вперед! Что поймаете – все ваше!».

Густым туманом мы рухнули вниз. Люди бежали. Кричали. Их крики нам нравились. Где кричали громче – самое вкусное лакомство. Собаки радовались. Наконец-то кровь. Горячая. Согревающая нутро. Дающая силу.

Туман пожирал плоть. Под копытами Эбис хрустели кости. Мы оставляли за собой лишь пыль.

Это было потрясающе. Ни на что не похоже. Я впитывала энергию сквозь туман, от собак и Эбис. Все ярче сияли Нити. Все нестерпимей светился амулет.

Я мчалась вперед. Раскинув руки и запрокинув голову. Хохотала и дышала полной грудью. Мне нравилась жизнь. Мне нравилось всё. Я была абсолютно счастлива.

– Достаточно, милая! Пора домой, – донеслось до меня сквозь свист в ушах.

Что-то остановило наш полет. Резко. Я задохнулась. Туман осыпался к копытам моей лошади. Собаки замерли, споткнувшись. Тяжело дыша, они свесили языки, с их клыков капала кровь.

Я смотрела в глаза того, кого звали Смертью. Он гарцевал перед нами на бледном Звере со светящимися мертвенным зеленым светом глазами. Одной лишь силой взгляда Всадник Апокалипсиса остановил Дикую охоту.

Соскользнув со спины лошади, я опустилась на колени в пыль, склоняясь пред своим Повелителем и супругом.

– Поднимись, моя принцесса, – молвил он, и я повиновалась.

Всадник подал мне руку и втянул к себе на коня.

Смерть мчал нас домой. А я приходила в себя. В моих ушах стоял бесконечный крик людей. Тех, кого пожирала моя Дикая охота. Меня затрясло. Темный принц прижал меня к себе. Я рыдала у него на груди. Задыхаясь и захлебываясь. Я не могла вспоминать. Я не могла не вспоминать.

На руках Смерть внес меня в дом положил на кровать.

– Нет, – хотела кричать я, но у меня не было слов – только страх и боль. Это был ад.

Засияло Клеймо, покрывая мое тело голубым свечением поверх белого света Нитей под кожей. Всадник Апокалипсиса, обнаженное смуглое божество, склонился надо мной, провел горячими ладонями по моим рукам.

– Не плачь, – прошептал он. – Ты справишься. Ты научишься. Ты смиришься. Я помогу тебе. Смотри на меня, милая.

Я посмотрела ему в глаза и потеряла себя.

– Откинь назад амулет, – приказал принц.

 

День второй

 

Поигрывая зонтиком, я прогуливалась по уютному скверику в Беата-Каллеле. Такое название носила «женская» часть мира. И оно ей очень подходило. Здесь на самом деле было очень красиво. Навстречу вышагивали женщины. В основном небольшими группками. Они что-то тихонько обсуждали, прикрываясь веерами, не забывая при этом красоваться друг перед другом нарядами. В одиночку гуляли только мамы с детьми. Девочками, отметила про себя я. Однако особого удивления у меня этот факт не вызвал. Я ожидала чего-то подобного. Интересно только, куда они девали мальчиков.

 – Негоже появляться с утра с голыми плечами, – раздался позади чей-то голос.

Я и подумать не могла, что кто-то обратится ко мне и потому не отреагировала. И тут меня что-то пребольно стукнуло по запястью. Обернувшись, я встретилась с возмущенным взглядом дамы на вид немногим старше меня. Губы ее были поджаты. В руке она сжимала веер. Похоже, им она меня и стукнула.

– Разве мистресса не учила тебя одеваться соответствующе часу? – Дама прищурилась, поправила изящную шляпку с тонкой светлой вуалеткой. – Или ты из южной части?

Сделав шаг назад, она критически оглядела мой наряд.

– Нет, не похоже. Слишком изящна и тонка.

– Что такое южная часть? И, простите меня, беллья, доброе утро. Я... С вечера засиделась за пиано и, как была, выскочила из дома к солнцу.

Я плела первое, что пришло в голову, плоть мира услужливо подкидывала нужные термины, правильные обращения. Прячась за веером, изображая растерянность и смущение, я внимательно следила за реакцией собеседницы. Жесткий проницательный взгляд той немного смягчился. В глазах мелькнула тень улыбки. На щеках обозначились ямочки. Доброе лицо, отметила я. Хотя и строгое.

– Ах пиано. Как давно я не слышала настоящей музыки. Однако, нам надо тебя переодеть, пока мистрессы не начли обход. Пойдем ко мне. Как раз вчера от Ан-моли доставили новые платья. Я знаю, какое тебе отлично подойдет. Ты скоро на ритуал?

Она выдала такое обилие информации, что я и на самом деле растерялась.

– Ох, дорогая девочка, я вовсе не хотела тебя смутить.

Она неожиданно лукаво улыбнулась, а потом прыснула в кулачок.

– Я нашла белину, о божественный свет! – воскликнула она с неприкрытым восторгом. – Ты чиста и невинна. Побудь моей куклой, лапабелла, я сделаю все, чтобы последние дни стали для тебя счастьем и ты узнаешь, как чудесна солнечная Беата, прежде чем перед тобой откроются врата истинной Каллелы. Без сомнения интересной, но уже лишенной сияния невинности.

Я опешила от подобной тирады и с огромным трудом спрятала скептическую улыбку. Если честно, мне хотелось ржать во весь голос, но это могло сильно обидеть славную женщину и свести на нет мое желание узнать, что творится в этой части мира.

– Меня зовут Анненке Фиора. А тебя, кара миа?

– Элви..ра, – пробормотала я. – Э-э Морте.

– Морте, – задумчиво повторила синьорина Анненке и взяла меня под руку.

 

Небольшой домик с цыплячье-желтой крышей утопал в цветущем шиповнике. Резные наличники оранжевого и голубого цветов, кружевные занавесочки, горшки на подоконниках – милейшая картина. А еще запах. Запах свежей сдобы. Анненке выпустила мою руку и вспорхнула на крыльцо.

– Ну же, Эльвира, заходи, не бойся. Дома никого нет. Право на одиночество я заслужила и теперь могу сама распоряжаться своим временем и принимать гостей. Ты станешь моей первой.

Я перешагнула порог и наступила на цветастый вязаный коврик. Откуда-то справа раздавались шорохи, постукивания и бормотание хозяйки. Мгновение спустя что-то натужно заскрипело, и до меня донеслось:

Не искушай меня без нужды

Возвратом нежности твоей;

Разочарованному чужды

Все обольщенья прежних дней![3]

Мужской блеющий тенорок заставил меня поморщиться, а затем я удивилась, узнав знакомые слова моего родного мира. Как такое могло быть? Надо будет спросить Смерть.

– Ты где, кара? Я нашла тебе подобающее платье.

Анненке Фиора впорхнула в комнату с платьем в руках, совершенно не похожая на чопорную дамочку с веером, которая накричала на меня каких-то несколько минут назад, и сказала мне раздеться. Не забывая ни на секунду, что чиста, невинна и вообще наивна, я начала распутывать завязки корсета. Молодая женщина смешно скривила губы и оттолкнула мои руки.

– Давай я сама. Сразу видно, не одна росла. А я одна.  – Голос женщины стал суше, погрубел. Исчезла витиеватая манера излагаться. – Ни тебе служанок, ни тебе мистресс. Мистресса Олей потратила много времени, чтобы научить меня манерам. Много.

Я стояла перед ней в корсете, панталонах, чулках и туфельках на невысоком устойчивом каблуке, вытянув руки по швам. А синьорина Фиора меня разглядывала. Долго и с интересом.

– Пожалуй, с размером я немного перестаралась. Платье будет на тебе висеть, но я его заколю булавками.

Она с видимым нежеланием оторвала от меня взгляд и отошла к столику с разбросанными нитками, пуговицами и кусками ткани.

Я сплю, мне сладко усыпленье;

Забудь бывалые мечты:

В душе моей одно волненье,

А не любовь пробудишь ты.

 Закончил тем временем романс тенор. Запись заскрипела, и все смолкло. Я повернула голову и уставилась на старинный фонограф. Барабан еще немного провернулся по инерции и замер. Латунная блестящая труба качнулась.

– О чем эта песня? – спросила я вернувшуюся с булавками во рту синьорину.

– О несчастной любви, конечно, – пробормотала она, прищурившись. – Подними руки, кара.

Она натянула на меня платье и опустилась на колени, ловко подворачивая и закалывая ткань в нужных местах. Сбегала за кружевом. Прикрепила к вырезу.

– Вот теперь ни одна мистресса не накажет тебя. Жаль мне не попалось в свое время такой подруги. Я ведь могу быть твоей подругой?

Женщина вдруг схватила меня за плечи и с силой сжала.

– Не бойся. Только не бойся. Держись рядом со мной, особенно когда пробьет твой час. Я сама отвезу тебя.

– Я не боюсь. Это же счастье! – попыталась осторожно высвободиться я. – Это то, к чему должна стремиться каждая из нас.

Что-то снова подсказывало мне нужные слова, и я не спорила с интуицией. В чужом мире часто приходилось играть по незнакомым правилам.

– Голодная? – Не дождавшись ответа и все продолжая сильно сжимать мое плечо, новоявленная подруга повела меня из комнаты. – Чай с тортом. Сладкое – это то, что нам сейчас нужно. Мы как раз успеем.

Пока хозяйка хлопотала у фарфорового чайника, я наконец к ней присмотрелась. Высокая, худощавая. Темные волосы убраны в строгую прическу – волосок к волоску. Не то что моя растрепавшаяся свернутая в пучок коса. Платье, как и положено – с длинными рукавами и глухим воротом, корсет с аккуратными пуговками сзади. Интересно, как она их в одиночку застегивает?

Небольшая кухонька была отделана в розовых и золотистых тонах и напоминала пудинг. Вся такая пухлая и в рюшечках. Мне показалось, что моей новой знакомой она совершенно не подходит. Все эти салфеточки, скатерточки и занавесочки. Анненке бы что-то строгое и стильное, как ее профиль.

– А вот и чай.

Она повернулась ко мне с улыбкой, сделавшей ее лицо значительно моложе. Глаза ее сияли, и в этот момент я поняла, что она мне очень симпатична.

– Сахар? Сейчас я принесу торт. Сама испекла.

Она не успела даже повернуться, как в дверь заколотили. С лица синьорины исчез румянец, делая ее похожей на утопленницу. Тонкая рука взлетела к воротнику-стоечке.

На кухню ворвались трое. Впереди запыхавшаяся дама средних лет в ярко-зеленом платье и такой же шляпе с широченными полями. Тощая как палка – и с палкой в руке. Точнее, с зонтиком. Он нацелила острый конец в грудь Анненке. По бокам грозной мадам стояли ее солдаты – две такие же женщины в зеленых платьях оттенком посветлей и тоже с зонтиками в руках.

– Заберите верджину, – приказала дама неожиданно молодым и звонким голосом. – А ты, Анненке Фиора, приговорена к наказанию, которое будет исполнено незамедлительно. Обе – перчатки и шляпки.

Она развернулась, вперила на секунду в меня пронзительный взгляд странно ярких, даже светящихся, глаз и зашагала обратно по коридору. Ее подчинение дамы встали рядом со мной.

– Кара, шляпка и перчатки. Обязательно! – шепнула Анненке. – И не забывай держать спину прямо. Представь, что ты проглотила зонтик мистрессы Олей.

– А ты? – спохватилась и обернулась я уже у входа.

– Уже бегу. Рядом с тобой. Не бойся, – отозвалась она из глубины дома.

Мы вышли из домика, перед которым уже собралась изрядная толпа. Но женщины вели себя тихо, не гомонили, не шептались. Они просто ждали. Детей нигде не было видно.

Я шла следом за мистрессой Олей, по бокам меня конвоировали ее помощницы. А позади я слышала стук каблучков синьорины Анненке Фиоры. Толпа перед нами расступилась, образуя коридор, который вывел нас прямо к огромному белому, увитому розами столбу.

– Это что, позорный столб? – подумала вслух я, и мистресса резко обернулась и взглянула на меня.

– О простите, мистресса, ради солнца!

Она кивнула головой. Женщины схватили меня под руки и отвели к остальным зрительницам.

– Синьорина Анненке Фиора, – не глядя на провинившуюся отчеканила мистресса. – Ты будешь выпорота и оставлена голой у столба на трое суток. Потом ты будешь отправлена на Юг.

Толпа в ужасе выдохнула.

Анненке подошла к мистрессе. С гордо поднятой головой повела плечом – и пуговки ее корсета расстегнулись сами. Я сжала кулаки, глядя на растущую кучку шелкового белья между двумя женщинами. Синьорина Фиора избавилась от последней одежды, подняла над головой руки и покрутилась перед толпой, показывая, что на ней не осталась ни клочка. Потом подошла к столбу и прижалась к нему спиной.

Из толпы вышли две женщины – снова в зеленом – и споро привязали Анненке к столбу. Потом они развязали свои пояса. Я округлила глаза – это были не пояса – а тонкие зеленые плети с явно утяжеленными кисточками на концах. Дамы профессионально свернули плети в два раза, перевязали посередине, чтобы было удобней держать и взмахнули орудиями наказания в воздухе. Раздался тонкий свист.

Толпа машинально отшатнулась. И следующий раз уже не был холостым – внахлест, сначала одна, затем вторая женщины замахнулись, действуя связанными поясами по типу нунтяку. Анненке закричала. На ее груди, шее, животе и правом бедре на глазах вспухали и наливались кровью страшные рубцы.

Я знала, что должна молчать и смотреть, но я не могла.

– Что она сделала? – выступила вперед я. – Она ничего не сделала!

– Молчать, вирджина, – рявкнула мистресса, разворачиваясь и наступая на меня танком.

Но не ей было меня пугать. Я приготовилась дать достойный отпор, но дама вдруг резво кинулась ко мне, сунула руку под мою юбку, нащупала разрез на панталонах, и я почувствовала, как ее пальцы пытаются добраться до моего лобка.

– Или ты уже не верджина? Тебя вскрыла наша Анненке? Решила сама провести ритуал? А вот сейчас мы и узнаем.

Я настолько опешила, что среагировала не сразу. За меня, как обычно, все сделало Клеймо. Силовое поле отшвырнуло мистрессу – да так, что та упала прямиком на бедную обвисшую на столбе Анненке. Та застонала от боли.

Толпа молчала. Мистресса выпрямилась и выставила на меня указательный палец в зеленой лайковой перчатке.

– Второй столб. Мы проведем ритуал сами.

– Да неужели? – приподняла брови я, про себя прикидывая, как вытащить из передряги хозяйку домика с желтой крышей.

Но второму столбу не было суждено появиться. В полной тишине раздался стук копыт. Все развернулись.

– Дети! – охнул кто-то. – Мы забыли про Час детей!

Все бросились к остановившейся посреди площади коляске. Даже мистресса на время забыла про наказание и присоединилась к остальным. Я побежала в противоположную сторону. К столбу. Державшие Анненке путы оказались заметно ослаблены, и я без труда смогла освободить мученицу.

– Дети? – пересохшими губами зашелестела она. – Привезли детей?

– Похоже на то.

Неожиданно сильным движением синьорина Фиора оттолкнула меня с дороги и бросилась за остальными женщинами.

Мне не оставалось ничего иного, как отправиться следом.

Сначала мне все скрывали шляпки, раскрытые веера и юбки, но потом я увидела. Две женщины выгружали их из фургона. Спеленатых младенцев, отчего-то молчащих (похоже они все крепко спали) просто выкладывали на траву.

Женщины сначала их разглядывали, затем кто-то схватил первого ребенка, развернул.

– Мальчик? – раздался изумленный вскрик.

– Еще один! – второй.

– Они что, прислали нам мальчиков? Что мы с ними будем делать?

– Девочка! – радостно закричал еще кто-то. – Мистресса Олей, позвольте я ее возьму себе, поглядите какие кудряшки!

Я удивленно смотрела, как женщины буквально роются в свертках, выбирая, отбраковывая. Дети продолжали спать (опоили их чем-то, что ли?). И тут я увидела Анненке. Та перешагивала через младенцев, пока не добралась до первого из мальчиков. Он лежал на траве в сторонке, забытый и никому ненужный.

– Здорово, – прошептала я. – Бери его, дорогая. Он поможет тебе, а ты ему.

– Мой сын! – возвестила синьорина, приподнимая над головой младенца.

Тот вдруг раскрыл оказавшиеся очень светлыми глаза и взглянул на нее. Маленькие губки приоткрылись. Малыш заулыбался.

Анненке долго разглядывала детское личико. Затем повернулась ко мне.

– Маленький мужчина, кара. Погляди какое чудо!

– Он и вправду совершенно чудесный, – закивала я. – Тебе разрешат?

– А куда же они денутся!

Анненке посмотрела на мистрессу, которая вместе с остальными перебирала детей, отдавая какие-то указания. И взгляд синьорины стал вдруг совершенно безумным.

Она прижала к себе младенца, который издал сдавленный звук.

– Эгей, не сжимай его так, – бросилась за ней я. – Ты никогда не держала детей? Погоди, дай его мне, я научу.

Между нами оказались две женщины с проснувшимися младенцами в руках – девочками. Воркуя с малышками, они показывали их друг другу, обсуждая у кого какие глазки. Мне пришлось их пропустить, чтобы снова броситься к уже вернувшейся к столбу женщине.

– Анненке? – на бегу позвала я.

Та сорвала с ребенка пеленку, ухватила малыша за ноги и со всей силы ударила об увитый розами столб.

– Не-е-е-т! – одновременно, но слишком поздно заорала я.

Брызнула кровь. Тельце упало на зеленую траву.

– Из маленьких мужчин вырастают большие! – сообщила мне синьорина Фиора. – Неужели ты не знаешь таких элементарных вещей, кара миа?

Я почувствовала, как все вдруг словно замерло. Сквозь траву начала подниматься дымка, превращаясь в стелящийся понизу туман. Он постепенно плотнел и расползался. Мне в ладонь ткнулась мокрым носом собака. Я опустила руку ей на лоб, потрепала между ушей. Вторая собака выпрыгнула из тумана и уселась передо мной. Позади раздалось ржание Эбис.

– Тебе идет желтый цвет, – склонила голову набок Анненке. – Оставь это платье себе на память.

– Почему? – спросила я. – Я собиралась тебя спасти.

Женщина не ответила. Она смотрела на моих собак.

Сила охоты овладела мной мягко, не так как в прошлые разы. И я знала, что могла ее контролировать. Могла, но не хотела. Эбис опустилась передо мной на колени, и я, подобрав платье, забралась ей на спину. Собаки низко зарычали.

– Выкосим нахрен эту чертову Беату, – прошептала я.

Во мне не было ненависти, как в первый день. Чистое осознание, что в мире не должно быть места подобной пакости. Мне хотелось поскорее закончить работу и залезть отмокать в ванну. Смыть липкий воздух Беаты-Каллелы с ее миленькими домиками и цветущими садами. Я хотела стереть кровь младенца из своей памяти.

Эбис поднялась на дыбы и забила копытами.

– Вперед, моя охота, – приказала я. – Собаки, выбирайте мясо пожирней.

Прикрыв глаза, я впустила в себя колдовской туман и стала им сама.

Стала холодной и всепроникающей.

Собаки, конь, туман и ветер – это все было мной, а я была ими.

Я позволила Эбис размозжить ударом копыта голову Анненке Фиоре и помчалась вперед, туда, где в ужасе застыла мистресса, ее помощницы и остальные женщины.

 

Смерть стоял на крыльце дома, где мы поселились. Дом в некой нейтральной полосе, с двух сторон окруженной силовыми полями, разделяющими мужскую часть Каллелы от женской.

Я устало сползла с лошади, похлопала ее по шее и отпустила.

– Гораздо легче, когда есть личная заинтересованность. Но так бывает не всегда. Я бы сказал, крайне редко.

Смерть медленно спустился ко мне, протянул руку и провел пальцем по моей щеке. На подушечке осталось красное пятно.

– Мне надо отмыться.

Я прошла мимо мужа. Он переместился следом и смотрел, как я срывала с себя красивое желтое платье, рвала завязки корсета, топтала панталоны.

– Она размозжила голову этому ребенку, Смерть! Я даже не могла представить, что она такое сделает, что она способна! Я... я... если бы я знала, догадалась, я бы его спасла, но как я не догадалась?

Я забралась в ванну и погрузилась с головой в воду.

Смерть сунул руку мне под спину и вытащил меня на поверхность.

– Это было предначертано, ты ничего не могла изменить.

– Откуда тебе знать? Ты – судьба, что ли?

– Можно и так сказать. В некоторых случаях.

– Зачем тогда ты позволил мне это увидеть и пережить?

Всадник не ответил. Он вынул меня из ванны, завернул в полотенце и понес в постель.

Я сопротивлялась. Смерти пришлось применить силу. Не настолько, чтобы мне было больно, без магии, он скрутил меня и прижал своим телом к кровати.

Я успокоилась, когда он начал двигаться во мне – резко, мощно. Молча.

Глядя ему в глаза, я забывала о пережитом. Хруст костей, крики, влажное хлюпанье плоти. Анненке с месивом на том месте, где была ее голова. Чья-то вывернутая рука. Разорванный живот. Столб, увитый розами цвета крови. Младенец с огромными светлыми глазами. «Оставь это платье себе на память». «Кара миа». «Из маленьких мужчин вырастают большие».

Привязанная к гинекологическому креслу девушка и несколько мужчин рядом. На белых бедрах кровь. «Где мой сын? Куда вы дели моего сына?»

Я запрокинула голову. Слезы текли по моим щекам. Смерть сжал в ладонях мое лицо, слизнул слезы. Его глаза затопила Бездна. Темный принц поглощал воспоминания женщин, жизнь которых взяла Дикая охота. Забирал силу и энергию, которые я ему принесла. Освобождал меня от мыслей и чувств – чужих и моих собственных.

– Она хотела воспитать девственницу и отправить в мужскую часть мстить. Анненке следила за женщинами и передавала информацию мужчинам! – прокричала я в лицо мужу.

– Тише, – прошептал он и забрал и эти мои слова. – Тише, милая. Ты со мной. Ты в безопасности. Ничто плохое не потревожит тебя.

Я обвила руками шею мужа и улыбнулась.

– Ненавижу плохое. Люблю когда все хорошее и радостное. Ты делаешь меня счастливой, Смерть.

Он последний раз толкнулся в меня. Придерживал, пока я вздрагивала, кончая. Поглотил мой последний стон и кончил сам.

– Не уходи, – попросила я, когда он скатился с меня.

Вместо ответа Темный принц притянул меня к себе на грудь.

– Спи, – приказал он. – Спи.

 

 

Окончание

Если Вы обнаружили на этой странице нарушение авторских прав, ошибку или хотите дополнить информацию, отправьте нам сообщение.
Если перед нажатием на ссылку выделить на странице мышкой какой-либо текст, он автоматически подставится в сообщение