Этот рассказ – дань памяти гениальному человеку и одному из его бессмертных творений.
Шум. Жуткий, неприятный, режущий уши. Зыбкой волной он ворвался в сознание на грани забытья, нагнал его на той черте, за которой скрываются такие долгожданные покой и умиротворение. Сон почти завладел сознанием, его мягкие лапы убаюкивающе обхватили сильное тело, расслабили, мерно укачали в своих заботливых объятиях...
Но острый слух, как всегда, не подвёл. Шум доносился извне, становясь всё сильней и отчётливей с каждым мгновением.
Рядом заворочались. Он поднялся, тряхнул головой, подскочил к выходу, носом втянул воздух. Что-то было не так. Глянув через плечо, заметил, что она тоже уже не спит и настороженно приподняла голову. Из темноты вынырнул брат и так же потянул воздух. Позади сдавленно и ничего не понимая спросонья, шептались младшие. Переглянувшись со старшей сестрой, которая сидела чуть в стороне и, как порой казалось, вообще никогда не спала, он вновь повернулся к выходу.
Резкое движение – и вот уже терпкий морозный воздух щёлкнул по носу, а нестерпимо яркие лучи довольно высоко поднявшегося солнца ударили в глаза, искрящими отблесками заиграли на снегу.
Шум усилился, и вместе с ним в ноздри ударил запах. Слабый, еле ощутимый, но тут же заставивший напрячься. Ветер дул из-за спины, слегка шевелил волосы, и только редкие его порывы позволяли ощутить эту вонь, такую знакомую... Такую страшную. Вне всякого сомнения – здесь были Они!
В проёме выхода показался брат. «Уходим!» Он повернулся к остальным, оставшимся внутри, и через несколько мгновений все они были рядом. Под ногами заскрипел снег. Вокруг нескончаемой чередой замелькали стволы деревьев, воспалённый глаз солнца то и дело помигивал меж ними. Он знал, куда нужно бежать, здесь всё было знакомо: деревья, заросли кустарников, скрытые под снегом тропы.
Сейчас, совсем скоро! Вот за тем перелеском уйти в низину, добраться до глухомани...
Они перебрались сюда недавно, примерно семь с лишним лун назад. Подальше от всех. Здесь было спокойно. Хорошее, тёплое убежище позволяло пережить зиму, да и дичи хватало, не голодали. Изредка наведывались соседи, но отношения не складывались. После Великого Шума, разделившего Мир на две части Смертной Полосой, все стали другими. Жизнь пошла жёстче, нравы поменялись. Кто-то бежал, кто-то остался, находились даже те, кто пытался Полосу пересечь. Кому-то, говорят, удавалось. А тех, кому не повезло, находили потом на краю, изувеченными и мёртвыми...
Он оглянулся. Семья следовала за ним, упорно пробираясь по рыхлому глубокому снегу.
Вот и знакомый просвет, два дерева слева... Сейчас, сейчас!..
Что это? На ветру, прямо перед ними колыхались странные ярко-красные листья, стройным рядком перегородившие проход. Что-то чужое, незнакомое, жуткое... И запах. Резкий, неприятный запах ударил в ноздри, такой едкий и нестерпимый, что захотелось зажать нос. От зыбкой ограды веяло только одним – смертью.
В сторону!
Он метнулся вправо, за спиной слышалось частое дыхание – без звука и лишних вопросов семья устремилась следом.
Быстрее, к другому проходу, к другой знакомой тропе!
Блики на солнца снегу, изогнутые чёрные кости сушняка, тут и там поднимавшиеся над белым покрывалом, могучие корни поваленных ветром и старостью лесных гигантов –мелькавшая чехарда перед глазами.
Вот сейчас!.. Нет! Вновь зловещее колыхание, ровная смертельно опасная преграда, резкий запах от неё.
Страх. Не приходил и не уходил, сидел рядом, ждал внутри. Выполз из укрытия медленно, судорожно сжимая внутренности.
Вперёд! Вдоль жуткой ограды, туда, к просвету!..
Он и не заметил, как утих разбудивший их шум. Тишина, только хриплое дыхание своих за спиной.
Стоп! Еле уловимое движение впереди, что-то серое, большое мелькнуло между деревьями. Он остановился, брат вырвался вперёд, а в следующее мгновение раздался гром. Настолько ужасный, нестерпимый, что, казалось, мир вновь расколется пополам. Уши заложило, зазвенело в голове.
Сам не понимая, что делает, он упал, вжался всем телом в белое и пушистое. Холодный снег забился в ноздри, сковал конечности. Парализовал на мгновение.
Нет!
Мелькнуло перед глазами извивавшееся тело брата. Кровь.
Назад!
Вновь заскрипел снег, а в ушах продолжал звучать полный боли и страха предсмертный вопль...
Дальше всё было, как в кошмарном, невероятно длинном сне. Лес то и дело оглашался жуткими криками, гремел гром, рвавший сознание на части, взвизгивали младшие. Потом в сторону отбросило старшую сестру, а немного погодя где-то за спиной осталась и она, та, с которой началась его семья... Он уже не видел, что творилось вокруг, не слышал больше грохота, не чувствовал потерь, не чувствовал ничего. Остался лишь страх... и невероятное, всепоглощающее, затмевающее сознание желание жить. Выжить любой ценой! Мышцы сводило до судорог, жилы, казалось, готовы были уже порваться, кровь бешено стучала в висках, грязно-серая пелена то и дело заволакивала глаза... Жить!
Он остался один. Только деревья, снег и красные листья, листья, листья повсюду. Он точно знал: за ними – смерть! Не ясно, откуда пришло это знание, но теперь в голове оно проступило удивительно чётко. Ни шагу за преграду! Бежать! Жить! В сторону! Бежать! Жить!..
Что-то больно укусило за плечо (а может, это была острая ветка?), и тут же у левой щеки просвистело, а впереди вверх взвился фонтанчик снега. Его швырнуло в сторону, боль нестерпимой волной прокатилась по всему телу, но тут же угасла, растворилась, исчезла, уступив место одному единственному желанию – жить!
Вновь колыхавшаяся преграда впереди... и справа... и слева... Гром, свист...
До хрипоты, до боли, до сумасшествия только одно – жить!
Ещё один раскат грома, за ним – другой. Крики, вопли, свист, ужас, кровь – жить! Жить! Жить! Жи-и-и-ть!
И, не помня себя, он из последних сил рванулся вперёд...
***
– Ты смотри, смотри, что делает! За флажки пошёл!
– Эй, давайте слева! Бегом!
– Собак! Собаки где? Быстрее, кретины!
Утренний лес был полон воплей, ругательств, выстрелов, ржания коней и заливистого лая.
Нельзя было назвать эту охоту до конца удачной. Положили двух крепких самок, шестерых прибылых, а переярки разбежались. Да, собственно, и шут с ними, если, конечно, собаки не нагонят где-нибудь неподалёку. Единственный, кого, как выясняется, упустили – матёрый. Все бились об заклад и ставили, горели желанием и мечтали только об одном – чтоб матёрище вышел именно под их выстрел. Но он ушёл.
– Зараза! Куда смотрели-то, паскуды?! Что б вас!.. – раскрасневшаяся физиономия тряслась от ярости и обильно брызгала слюной на меховой воротник.
Баснословная сумма за старые ружья, лошадей и прочий антураж. Шесть дней подготовки и выслеживания.
Старший егерь не обратил на гневную тираду ровным счётом никакого внимания, безучастно сплюнул в снег.
Волк ушёл за флажки. На его памяти такого ещё не случалось. Но после того, как лес пересекла новенькая автомобильная трасса, а охотничьи угодья сдвинулись на добрый десяток километров – ожидать можно было всего, что угодно. Зверьё и так в последние годы вело себя крайне странно, а уж с такими «охотниками» вообще в скором времени само начнёт повально кидаться под колёса.
Откуда-то послышался смех, где-то вновь звонко залаяли собаки. Старший егерь хлебнул из фляжки и направил коня в сторону особенно громких криков, оставив заказчика рвать и метать в одиночестве.
Собираться пора, время уж скоро к обеду.