6 апреля 2078 года

 

Наверное, стоит закрыть входную дверь ещё и на задвижку. Да, так будет лучше. Дея постояла у двери, прислушиваясь. Вроде бы тихо. Бесшумно ступая, вернулась в комнату, подошла к окну и оглядела сверху узкую и глубокую, как ущелье, улицу. Пусто. Высоко в небе ослепительно сияло солнце, но дна каменной бездны его лучи не достигали. Зато они щедро заливали её комнату, не оставляя в ней ни одного тёмного уголка. По счастливому стечению обстоятельств окно находилось на такой высоте, что заглядывать в него было некому. Кроме солнца днём. И луны ночью. А если очень повезёт, и ночь будет ясной, то ещё и звёзд. Тем не менее девушка аккуратно задёрнула простые белые шторы, постаравшись не оставить ни одной щели. Освещение комнаты стало ровным, матовым и немножко таинственным. Вот так будет хорошо.

Всевидящий экран компьютера с неотключаемой камерой уже давно был развёрнут к стене, а микрофон тщательно заклеен скотчем с толстой мягкой прокладкой. Дея поставила на стол три стакана с чистой водой. Это явно было частью какого-то ритуала. Из нижнего ящика платяного шкафа из-за пакетов с носками и колготками она достала большую пластиковую коробку. Сняла крышку. Выражение лица её в этот момент было необыкновенно торжественным. В коробке лежала картонная папка, а под ней стояли старые баночки с плотно закрученными крышками. Краски. Старинные краски под названием «гуашь». Девушка отложила папку в сторону и стала перебирать баночки, словно это были бесценные сокровища. Некоторые из них, заглянув под крышку, она ставила на стол, другие возвращала в коробку. Как жаль, что краска в большинстве баночек высохла и превратилась почти в камень. Конечно, такой камень поддавался действию воды, но результат был совсем не таким, как от тех красок, что ещё сохранили некоторую пластичность. А самым печальным было то, что баночки с некоторыми цветами неотвратимо пустели. И не было никакой надежды когда-нибудь пополнить их запас. Дея вздохнула. Нос щекотал слабый специфический запах от ещё «живых» красок. Как она любила его! К выставленным на стол краскам добавился лист плотной, чуть шершавой бумаги желтоватого оттенка. Вот и бумага заканчивается. Дея с сожалением оглядела полупустую папку и снова вздохнула. Затем из заветной коробки появились белая пластиковая палитра с небольшими углублениями для смешивания красок, несколько кисточек разной толщины и почти целый карандаш. Бабушка называла его «простым». Наверное, за то, что он оставлял после себя обычные серые линии. Вообще-то карандашей было два, но второй она подарила Рене. Оглядев стол, Дея удовлетворённо кивнула. Ну вот, всё готово.

Девушка села за стол и взяла в руку карандаш. Некоторое время она рассеянно смотрела на бумагу, как будто видела не её, а нечто совсем другое. Затем лёгкими линиями наметила контуры будущей композиции. Посмотрела на результат, отодвинув лист на расстояние вытянутой руки, сделала несколько поправок. Потом обмакнула в один из стаканов широкую кисточку с круглым концом, чуть отжала лишнюю воду о край стакана. Затаив дыхание, слегка прикоснулась кистью к влажной поверхности любимой красной краски. Потом плотно прижала кисть к бумаге и, не отрывая её, сделала овальный мазок. Вот так! Яркий красный цвет в начале мазка постепенно бледнел, становясь к концу нежно розовым, словно белое облако с отсветами утренней зари. Она немного подождала, пока краска чуть подсохнет. Теперь ещё один мазок. И ещё... Под руками Деи на бумаге расцветал прекрасный цветок. Бабушка называла такие пионами. Лепестки, высыхая, становились полупрозрачными и бархатистыми. Дея старательно отжала на палитру остатки краски из кисточки и тщательно промыла кисточку сначала в одном стакане, потом в другом. Отложила в сторону. Другой, тонкой кисточкой она взяла из третьего, чистого стакана каплю воды, чтобы краску на палитре сделать чуть светлее. Легко касаясь уже почти сухих лепестков, она нарисовала на них нежные прожилки. Цветок оживал на глазах. Девушка прикусила нижнюю губу, сосредоточенно осмотрела свою работу и протянула руку к следующей баночке. Цветку нужны листья!

 

 

Время за любимым занятием летело незаметно. Солнце поднималось всё выше, освещение становилось мягче, а рукотворный букет – пышнее. Дее хотелось петь и плакать одновременно. Она вряд ли могла объяснить почему. Просто чудо рождения того, чего до этого не существовало, всегда удивляло. И она, Дея, помогала ему рождаться! Это просто поразительно. Бабушка говорила, что не все люди могли делать такое. А те, кто могли, назывались художниками. И рисовали не только цветы, хотя Дее они очень нравились. Может быть, когда-нибудь она попробует нарисовать не цветы, а...

Резкий стук в дверь заставил её подпрыгнуть. Сердце пропустило удар. Девушка замерла. Хорошо, что в руках не было кисточки, иначе работа была бы испорчена. Но что же делать? Всё равно она не успеет убрать со стола. И запах краски – его же не уберёшь. Притвориться, что никого нет дома? В конце концов, сегодня выходной. Стук продолжался, складываясь в характерный ритмический рисунок, который закончился неожиданным стаккато в диссонанс. Рене. О, какое счастье! От облегчения девушка чуть не рассмеялась. Это Рене! И не нужно ничего прятать. Она метнулась к двери, но не стала сразу открывать её, прислушиваясь.

– Дея, открывай же! Мне тут страшно одному! – Громкий и нарочито трагический шёпот Рене прозвучал для неё настоящей музыкой.

– Ты действительно один?

– Ясное дело! Если бы я привёл к тебе целую компанию, то предупредил бы заранее.

Девушка тихо рассмеялась. Она быстро отодвинула задвижку и щёлкнула замком, распахивая двери.

– Рене! Входи быстрее. – Она звонко чмокнула его в щёку и отступила от двери, пропуская внутрь. Затем так же быстро закрыла двери, не забыв и о задвижке. – Ты напугал меня.

– Прости. – Юноша обнял её за плечи и поцеловал в тёплую шелковистую макушку. Затем принюхался. Шёпотом спросил: – Опять рисуешь?

– Ну да. Потому и испугалась. Проходи, посмотришь, что получилось.

Они прошли в комнату, держась за руки. Яркие цветы на столе притягивали взор прямо от порога.

– Дея! Я не видел такой красоты даже на конкурсе электронных фрактальных узоров. Как это у тебя получается? Мне кажется, это что-то из совсем другой жизни. Может быть, я видел что-то такое в детстве, а может, просто во сне. Знаешь, это несправедливо, что ты должна скрывать свои способности.

– Кто бы говорил! Ты ведь тоже, наверное, пришёл ко мне не с пустыми руками? – Девушка шутливо склонила голову к плечу своего друга. – Иначе твой визит не был бы таким неожиданным. Ну, давай, признавайся.

Щёки юноши неожиданно покрылись ярким румянцем. Он слегка повернул голову и покосился в сторону Деи, неожиданно натолкнувшись на взгляд её смеющихся тёмных глаз.

– Ну, да... Ты права. Знаешь, я тут кое-что написал и хотел бы тебе прочитать. Не возражаешь? – Рене неожиданно посерьёзнел. – Мне хотелось бы услышать твоё мнение.

– Конечно. Мне очень нравится всё, что ты пишешь. Я с удовольствием послушаю. Могу даже покритиковать, если захочешь. Давай-ка сядем на диван.

Девушка отстранилась первая, подошла к дивану и села, инстинктивно приняв изящную позу, которая одновременно и подчёркивала её природную грацию, и говорила о большом внимании, с которым она приготовилась слушать собеседника. Юноша невольно залюбовался её хрупкой фигуркой, блестящими каштановыми волосами, заплетёнными в косу, правильными чертами лица.

– Ты такая же красивая, как твои рисунки.

– О... Ты просто слишком добр ко мне.

– Нет, я просто слишком правдив.

Он сел на диван рядом с нею, полез куда-то вовнутрь лёгкой куртки и достал из потайного кармана несколько листков тонкой бумаги, исписанных карандашом.

Глаза девушки испуганно расширились:

– И ты шёл с этим по улице? – Она ткнула пальцем в бумагу.

– Да, а что? Никто же об этом не знал. А мне очень хотелось с тобой поделиться.

– Рене... Ты мог бы рассказать мне это по памяти.

– Нет, не мог. Потому что это что-то особенное. У меня так ещё не получалось. И потом, ты же показываешь мне, что получается у тебя. – Рене сделал жест открытой ладонью в сторону стола.

– Но ведь это совсем другое дело! Я не хожу с этим по улице. Ты ведь знаешь, что будет, если...

– Тс-с-с... – Он прикоснулся пальцем к губам девушки. – Всё в порядке. Я уже благополучно сюда добрался, так что не переживай зря. Слушай! – Он расправил листки и сосредоточился на своих записях. Затем встал, подошёл к столу, повернулся лицом к своей единственной слушательнице и негромко начал читать, сопровождая чтение выразительными жестами свободной руки.

– Однажды утром летним я вышел на рассвете. Хотелось в университетском побродить саду. Но этим ясным утром мне грустно почему-то. Казалось, вновь сюда...

Действительно, это было нечто особенное. Ритм чтения завораживал. Похоже на музыку. Это... Дея мучительно искала нужное слово. Это стихи! Вот что это такое.

– ...но вот уже прошла она, не глянув на меня. Какой-то грустной тайны коснулся я случайно. Как странно это в свете наступающего дня... – Юноша бессильно уронил руку с исписанными листами.

Глаза его горели воодушевлением, обычно бледные щёки разрумянились, длинные светлые волосы волнистыми прядями разметались по плечам. В комнате наступила тишина. Из широко раскрытых блестящих глаз девушки медленно скатывались крупные слёзы.

– Рене... Это просто необыкновенно! И так печально, – девушка вытерла тыльной стороной ладони мокрые дорожки на щеках, – что я не смогла удержаться от слёз. Но ты действительно ещё никогда не сочинял ничего подобного. Я вспомнила, что когда получается вот так, как у тебя сейчас, то это называется стихами. Бабушка говорила, что люди, которые умели так писать, назывались поэзами. Нет, поэтами.

– Поэтами! У меня так получилось впервые. Неужели кто-то всегда мог так писать?

– Не знаю, Рене. Но это просто замечательно. И ты так читал, просто мурашки по коже. Я подумала... Знаешь, мне так захотелось попробовать нарисовать не цветы, а тебя. У тебя было такое необычное лицо...

– Ужасное?! – Рене широко раскрыл глаза. Положил стихи на стол, подошёл к дивану и сел рядом с девушкой, взяв её за руку. – Я прав?

– Нет! Совсем наоборот. – Дея протянула вторую руку к его волосам и накрутила на указательный палец один из локонов. – Наверное, настоящие поэты именно так и выглядели. Только я тебя очень прошу, оставь свои стихи у меня. Я спрячу их вместе с рисунками. Не нужно ходить с ними по улице. Даже думать не хочется, что будет, если фазеры их найдут. Всем известно, что писать от руки – преступление перед народом. Так же, как и рисовать, между прочим.

– Вот тут я с тобой полностью согласен. Для всего на свете существуют компьютеры и множество замечательных программ. И если мы с тобой не всегда ими пользуемся, то об этом совсем не обязательно знать кому-то, кроме нас. Мне не хотелось тебя пугать, но лучше всё-таки предупредить. Помнишь Матиаса?

– Такой большой рыжий парень с ослепительной улыбкой? Конечно! У меня до сих пор хранится маленькая фигурка, которую он вырезал из кусочка орехового дерева. Печальный кролик с перчатками на лапках. Он подарил мне его в день рождения. Очень талантливый парень с золотыми руками. С ним что-то случилось?

– Увы. Кто-то из соседей увидел, как он закапывал стружки у забора на заднем дворе. Они сначала подумали, что он что-то сажает, и сразу донесли фазерам. Те тут же кинулись проверять, ну и нашли стружки. От настоящего дерева! А это в сто раз хуже, чем самовольная посадка растений. Ты же понимаешь, что деревянные фигурки ручной работы невозможно выдать за полимерные произведения трёхмерного принтера. Совет Наблюдателей считает это серьёзным преступлением перед нравственностью и безопасностью. У Матиаса не было никаких шансов.

Дея стиснула руку друга.

– Что они с ним сделали?

Рене сглотнул и отвёл глаза в сторону.

– Ты уверена, что хочешь узнать все подробности?

– Конечно. Матиас – отличный парень, я о нём прекрасного мнения. Может быть, ему нужны помощь и поддержка.

– Не думаю, что ему можно чем-то помочь. Его подвергли публичному порицанию. Руки заламинировали в жёсткие беспальцевые перчатки, так что теперь он может пользоваться только голосовым управлением для компьютера или другой домашней техники. А в Реабилитационном Центре для социально неадаптированных граждан, куда его отправили, такой техники вообще нет. Но самое ужасное, что в таких перчатках пальцы деформируются, и кровообращение в них... Пожалуйста, Дея, не заставляй меня об этом рассказывать!

– О, нет! Не может быть, чтобы с ним могли так поступить только за то, что он умел делать что-то необычное. – Девушка судорожно обхватила Рене за шею. Он крепко обнял её в ответ, прижавшись щекой к мягким волосам.

– Дея, ты не понимаешь. Не за то, что он умел делать что-то необычное. А за то, что он не хотел для этого пользоваться компьютером.

– Да, я знаю, что это запрещено. Но не понимаю, что в этом страшного? Мы же никому не приносим этим вреда!

– Этим мы подрываем устои нравственности и безопасности. Если я пишу руками, а не набираю текст в специальной программе, то фазеры и Совет Наблюдателей не могут ничего узнать о содержании моего текста, а значит, и принять своевременные меры в случае необходимости. Они не могут отследить закономерности в твоих рисунках или предсказать, что сделает... – голос Рене дрогнул, – что сделал бы своими руками в следующую минуту Матиас. Вот ты отвернула дисплей к стенке. Это тоже нарушение, но не столь страшное, пока тебя не поймали за другими недозволенными занятиями. Конечно, мы с тобой осторожны, но Матиас тоже не кричал о своих занятиях на каждом углу. И всё равно плохо кончил.

– И что же нам делать?

– Не знаю. Я не перестану писать и совсем не хочу, чтобы ты перестала рисовать. Тем более что ты обещала когда-нибудь нарисовать меня.

– Нет! Теперь – нет. Это слишком опасно. Если получится похоже, то это будет уликой не только против меня, но и против тебя. – Девушка подняла голову и посмотрела в глаза другу. Ресницы её слиплись от слёз. – Я не стану так рисковать.

– Ну что ж. Тогда нам остаётся только вести себя так, будто мы не делаем ничего недозволенного. Если вздрагивать и оглядываться по сторонам, то это будет выглядеть подозрительно. Не стоит привлекать к себе ненужного внимания. И знаешь что? Я оставлю стихи у тебя. Мне будет приятно, если они будут лежать вместе с твоими рисунками.

– Хорошо. – Дея слегка повернулась и обвела взглядом комнату. – Нужно всё убрать. Может, ты сегодня останешься у меня? Мне было бы не так страшно.

– Останусь. Только компьютер придётся поставить на место.

Девушка кивнула:

– Я понимаю.

 Молодые люди разомкнули руки, поднялись с дивана и приступили к тщательной уборке. Или это нужно было назвать заметанием следов? Всё было вымыто, сложено и спрятано в заветную коробку, исчезнувшую в глубине шкафа за обычными повседневными вещами. В последнюю очередь были отдёрнуты белые шторы. Но солнце больше не светило.

 

 

 

Тремя неделями позже

 

– Дея! Открой, это я, Мирра. – Женщина нетерпеливо переминалась перед закрытой дверью. – Дея! Я хотела попросить у тебя диск с последним концертом «Синтекомпа».

Наконец дверь открылась. На пороге стояла девушка в домашней одежде, она вытирала руки бумажным полотенцем. Но это была не Дея.

– Простите. Я была занята. Что вы хотели?

Гостья, вытягивая шею, попыталась заглянуть в комнату через плечо девушки.

– Я соседка снизу, с тридцать первого этажа. А Дея дома?

– Дея здесь больше не живёт.

– Нет? Она что, переехала?

– Можно сказать и так.

– А вы...

– А я её подруга. – Девушка отвела глаза в сторону. – Теперь здесь буду жить я. И если вас интересует диск «Синтекомпа», то я могу посмотреть в фонотеке Деи.

– А разве Дея не забрала свои вещи?

– Ну, – девушка понизила голос, – дело в том, что Дея оказалась замешана в преступных деяниях. Ей вынесли публичное порицание.

– Дея?! Не может быть! Такая милая, вежливая девушка.

– Да, я тоже так думала. Она сумела обмануть даже меня. А ведь я была её лучшей подругой! – Девушка театрально прижала руки к груди.

– Что вы говорите, милая? Кстати, как вас зовут?

– Глория.

– Дорогая Глория, не могли бы вы рассказать мне подробнее, как это случилось? Я никогда бы не подумала, что она могла так притворяться... И к ней ещё заходил такой милый юноша. А что с ним, не знаете? – Голос посетительницы буквально сочился жадным интересом.

– Вы, наверное, имеете в виду Рене. Такой высокий, светловолосый?

– Да, дорогая, его. Так что же?

– Зачем мы стоим на пороге? – спохватилась девушка. – Входите, Мирра, присаживайтесь на диван.

Новая хозяйка пропустила гостью в знакомую квартиру, на несколько секунд задержавшись перед большим овальным зеркалом. Глаза обеих женщин светились неподдельным интересом к предмету разговора. Насколько одной хотелось узнать новости, настолько другой хотелось этими новостями поделиться.

Комната оставалась почти такой же, как при Дее. Только занавеси на окнах сменились тёмно-малиновыми, отчего всё пространство осветилось каким-то нездоровым, тревожным светом.

– Так вот. – Девушка поудобнее устроилась на диване. – Я раньше тоже думала, что Дея вполне нормальная девчонка. Ничего такого за ней вроде бы не водилось. Только вот Рене... Мы сначала дружили все вместе, а потом она стала вешаться ему на шею, хотя и знала, что он мне нравится. Бедный Рене не имел никакой возможности отделаться от неё вежливо и спокойно. Она просто вынудила его прекратить общение со мной. При этом продолжала делать вид, что мы с ней подруги. Она вообще была очень настойчивой, даже навязчивой. Всегда норовила вылезти вперёд. В лицее все преподаватели носились с ней так, будто других учеников и не было. Как же, самая умная!

– Кто бы мог ожидать от неё такого, дорогая Глория! Ну, а ты?

– А я тоже делала вид, что мы всё ещё подруги, хотя мне было очень обидно. А потом вдруг я стала замечать за нею некоторые странности. То она долго не открывает дверь, то у неё на руках какие-то странные цветные пятна...

– Точно! Я тоже их видела. Что это, думаю, такое? Вдруг это что-нибудь заразное. Ну, дорогая, так что дальше? – Собеседница подалась вперёд и даже приоткрыла рот от нетерпения.

– Даже странно, что я не замечала этого раньше. Ну вот, как-то раз я увидела такие пятна у неё на полу. В комнате ещё стоял странный запах. Я спросила, что это такое, а она ответила, что перебирала старые вещи, уронила какую-то банку, оставшуюся ещё от бабки, а в ней оказалась краска. Вот, типа, пол и испачкался. Но я сразу поняла, что она врёт!

– Да-да-да! Врать она никогда не умела.

Глория поджала губы и недовольно взглянула на соседку, но продолжила:

– Думаю, что она что-то красила. Вручную! Вот отчего и пятна на руках. Это была краска! Где она только её брала? Конечно, она была моей лучшей подругой, но я же не могла покрывать преступление, если мне стало о нём известно? Иначе я становилась соучастницей.

– Конечно, дорогая! Ты совершенно права. А Дея-то, Дея! Какова, однако. А я ей доверяла, общалась с ней. И что же ты сделала?

– Как честная и порядочная гражданка, я отправила в Фазер-Центр электронное заявление, в котором сообщила о своих подозрениях и просила провести проверку. В конце концов, кто-то должен останавливать преступников. Для социально адаптированных граждан есть столько прекрасных программ, с помощью которых можно делать красивые изображения, есть цифровые камеры и многое другое. Ей никто не мешал пользоваться разрешёнными средствами.

– Ты поступила правильно. Преступникам не место среди нас. И потом, если бы Дея была честной гражданкой, то проверка была бы ей не страшна.

– Да. Вы правильно меня понимаете.

– А этот красивый мальчик?

– Ну он же совсем ни при чём! Не думаю, что Дея успела втянуть его в свою преступную деятельность, поэтому я о нём даже не упоминала.

– Наверное, ты права, дорогая Глория. И что же было дальше?

– Как мне потом сообщили из Фазер-центра, в квартире был проведён тщательный осмотр. Они нашли и краски и какие-то кисти, и, главное, какие-то картинки, которые она рисовала этими красками. Её сразу изолировали

– Глория, милая, а можно посмотреть, что она рисовала?

– Ну что вы, нет! Всю эту гадость фазеры сразу изъяли, чтобы добропорядочные граждане даже не соблазнялись этим безобразием, – возмущённо воскликнула девушка. – Я совсем не хотела бы это видеть.

Соседка слегка смутилась.

– Ах, ну конечно, дорогая, я просто неудачно выразилась. А что же Рене?

– Пока не знаю. Я его не видела с той поры, как Дею изолировали. Наверное, он переживает, как бы Дея не потянула его за собой. Когда всё успокоится, он обязательно со мной встретится. Ведь теперь нам никто не будет мешать.

– Вот как!

– Что касается Деи, то её подвергли публичному порицанию. И присудили к минусовой лазерной коррекции зрения перед отправкой в Реабилитационный центр СНГ. Ну, этих, социально неадаптированных граждан. А мне разрешили занять её квартиру. Здесь так солнечно! И гораздо просторнее, чем в моей старой. Кроме того, Рене знает этот адрес, и я надеюсь, он рано или поздно...

– Извини, Глория, может, я не так поняла, но лазерная коррекция означает, что...

– Ну да. Да. Теперь она уже не будет рисовать. Слепые не различают красок. И вообще, в Реабилитационном Центре ей теперь будет даже лучше.

– Слепые... Но я думала... я думала, что всё не так страшно.

Соседка ошеломлённо замолчала, а потом как-то неожиданно вспомнила, что её ждёт неотложное дело и засобиралась домой.

– Подождите, Мирра, вы же хотели взять диск.

– Да, спасибо, дорогая. Жаль, что я спешу. Как-нибудь в следующий раз. – Женщина вскочила с дивана и почти бегом бросилась к входной двери. – Пока-пока, милая!

Девушка открыла дверь и выпустила гостью из квартиры. Некоторое время постояла на пороге, глядя той вслед. Затем пожала плечами и закрыла дверь.

 

Неделей позже

 

Ночь была тёмной, безлунной. Тяжёлые тучи затянули небо, но дождь всё не начинался, хотя горизонт ещё с вечера полыхал далёкими зарницами. Здесь, за городом, даже сохранилась растительность, которой не было места в каменных лабиринтах города, огромного людского муравейника.

По узкой тропинке, вьющейся между кустами и деревьями, тихо скользили две тени. Они казались ещё более тёмными, чем окружающий их мрак. Если бы через плотные облачные покровы пробивался хоть один луч света, то он мог бы отразиться от металлических деталей их обмундирования или защитных стёкол на шлемах. Но ни одного луча на землю не падало. Только тихий хруст гравия под ногами говорил о том, что тени не были бесплотными. Неожиданно одна из них споткнулась. Мужской голос тихо чертыхнулся.

– Вот сколько я себя помню, мне всегда доставались дежурства в такие мерзкие ночи. Даже когда я был фазер-юниором. А теперь и подавно!

– Да ладно тебе! – отозвался второй голос. – Нормальная ночь. Даже дождя пока нет. А ещё неизвестно, каким бы он был. Может, кислотным, как на прошлой неделе, когда в Реабилитационный Центр привезли слепую девчонку. Помнишь?

– Помню. Я ж тебе о том и говорю. Может, диодным осветителем воспользоваться?

– Нельзя. Инструкция запрещает.

– А инструкция не запрещает нам свернуть себе шеи?

– Не волнуйся, свернуть тебе шею не так-то просто. А светить нельзя, потому что если кто попытается сбежать из Реабилитационного Центра, то может увидеть свет и притаиться, пока мы не пройдём. Они же там все социально неадаптированные. И если мы кого-то из них упустим, вот тогда гран-фазер свернёт тебе шею собственными руками. Кстати, болтать не по делу инструкция тоже запрещает.

– Инструкция, инструкция. Только и слышу. Реабилитационный Центр обнесён высокой стеной. Вокруг несколько кольцевых тропинок. Патрули чуть ли не на пятки друг другу наступают. Нужно быть полным идиотом, чтобы попытаться оттуда сбежать. Все знают, что это безнадежно! А если такой идиот и найдётся, то куда он побежит? Никто не даст ему приюта. Себе дороже.

– В основном я с тобой согласен. Но инструкция есть инструкция.

– Да надоел ты мне со своими...

– Тихо! Слышишь?

– Что?

Тени замерли. На несколько мгновений наступила полная тишина, нарушаемая лишь слабым шорохом ветра в листьях растений.

– Ну и?

– Мне показалось, что впереди кто-то переполз тропинку. Но там такие густые кусты, почти ничего нельзя различить. А ты не заметил?

– Абсолютно ничего. Ты что, хочешь сказать, что нашёлся-таки идиот, пытающийся сбежать из Реабилитационного Центра?

– Нет. Мне показалось, что этот кто-то прополз как раз в сторону Центра. Надо бы пойти проверить.

– В сторону Центра! Ну ты сказал! На моей памяти такого отродясь не было. Что-то мне слабо верится, чтобы именно сегодня такой придурок нашёлся. Лично я не стал бы туда пробираться даже под угрозой общественного порицания, а не то что добровольно.

– Я тоже такого не упомню, но мало ли что.

– Извини, я в кусты не полезу. У меня нога до сих пор болит. Если уж тебе так интересно – давай, иди сам.

– Мне не положено, я старший. И не будь ты моим старым приятелем, я не позволил бы тебе пререкаться с командиром.

– А я вообще не понял, чего тебе волноваться? Даже если это был человек, в чём я не уверен, он же не пытается сбежать из Центра, так? Разве в инструкции сказано, что мы никого не должны впускать в Центр?

– Нет. Про впускать ничего не сказано. Только не выпускать.

– Вот! Не выпускать. А если какой-нибудь придурок хочет добровольно попасть к изгоям, значит, мы не обязаны ему мешать.

– Ладно, ты прав. Скорее всего, померещилось. Что-то голова побаливает. К дождю, наверное.

– Ну так и не вали с больной головы на здоровую. Пошли дальше, а то интервал движения патрулей поломаем.

Они замолчали и двинулись вперёд, продолжив патрулирование.

 

 

Человек, замерший в придорожных кустах, с облегчением перевёл дыхание. Одетый во всё чёрное, до глаз закутанный капюшоном, он успешно сливался с окружающей тьмой. Остались ещё две тропинки. А в самом Реабилитационном Центре СНГ нет ни патрулей, ни наблюдателей. Там изгои предоставлены самим себе. Как ему повезло с этой чудесной, безлунной ночью! Ещё несколько секунд он прислушивался к удаляющимся шагам, а потом возобновил движение. Хорошо бы успеть до дождя...

 

 

 

  

 

ЧАСТЬ 2

 

23 апреля 2078 года

 

– Слушается дело «Народ против Деи Фабиан». Слово предоставляется общественному обвинителю для оглашения общественного порицания.

Дея обвела глазами огромный, почти пустой зал. Сквозь высокие стрельчатые арки окон лился беззаботный и радостный солнечный свет, но атмосфера в зале не была ни беззаботной, ни радостной. Реальность происходящего просто не укладывалась в сознании. Больше всего это походило на какой-то странный спектакль. Бабушка говорила про такие  – «театр абсурда». Как же она, Дея, оказалась действующим лицом этого спектакля? Где она допустила ошибку? Она была достаточно аккуратна. Слышала, что так случается... Вот Матиас, например. Но разве это могло случиться с ней? И что будет с Рене? Девушка заставила себя сосредоточиться на голосе обвинителя.

– ...на основании чего Дея Фабиан обвиняется в нарушении общественных и нравственных норм. Народ требует применить к обвиняемой адекватные меры наказания.

Со скамьи народных заседателей раздались аплодисменты. Председатель постучал деревянным молотком по специальной подставке.

– Обвиняемая Фабиан, признаёте ли вы себя виновной в том, что предавались запрещённому занятию – рисованию красками вручную? Имейте в виду, обвиняемая, у суда имеются неопровержимые доказательства, поэтому не тратьте напрасно время уважаемых членов суда и народных заседателей. Или у вас есть другие доказательства?

– Нет, господин председатель. Таких доказательств у меня нет. Я... я признаю себя... виновной... – Голос девушки упал до шёпота.

– Обвиняемая Фабиан, вместе с рисунками у вас был также найден рукописный текст, по форме называемый стихами. Вы можете сказать, кому принадлежит этот текст?

Дыхание Деи перехватило. Значит, у них нет доказательств, что это не её стихи? О, слава Всевышнему! Тогда Рене в безопасности.

– Мне! Мне! Текст принадлежит мне, господин председатель. Это мои стихи. Я сама их сочинила и написала, своими собственными руками. Вы же нашли у меня карандаш, которым я писала.

– Нашли. Но важно, что вы признали свою вину добровольно. Раскаиваетесь ли вы в содеянном? Это могло бы служить смягчающим обстоятельством при выборе степени порицания. – Голос председателя звучал почти заботливо.

– Да, господин председатель. Я признаю свою вину и в этом. И я раскаиваюсь. Мне следовало бы быть... более социально адаптированной. – Голос девушки дрожал. Быть более осторожной, подумала она на самом деле. Ведь предать её мог только кто-нибудь из ближайших соседей. Или... друзей. Но об этом думать совсем не хотелось.

– Господа народные заседатели! Обвиняемая Фабиан полностью и добровольно признала свою вину и раскаивается в содеянном. К ней не понадобилось применять специальных мер убеждения. Прошу вас учесть эти обстоятельства при вынесении решения. Готовы ли вы объявить о нём, или вам требуется время на обсуждение?

Со скамьи народных заседателей поднялся солидный мужчина – ответственный старшина.

– Господин председатель, время на обсуждение нам не требуется. Мы готовы объявить о своём решении.

– Прошу вас. – Председатель стукнул молотком по подставке.

– Оглашаю решение коллегии народных заседателей по делу «Народ против Деи Фабиан»...

Звон в ушах Деи становился всё громче, перед глазами всё плыло. Звуки голосов отлетали эхом от высоких стен зала судебных заседаний, множились, наслаиваясь друг на друга, и почти не доходили до её сознания.

– ...призна-а-ать... призна-а-ать... призна-а-ать... вино-о-о-овно-о-о-ой... с учётом смягчающих обстоятельств... обстоятельств... обстоятельств... при-и-и-иговори-и-и-ить...

Главное, билась в голове Деи единственная ясная мысль, что Рене в безопасности. Они о нём не узнали. Не узнали. Не узнали...

– ... приговорить к минусовой коррекции зрения и принудительной реабилитации в Центре для социально неадаптированных граждан...

– Не-е-е-ет!!! – Дея вскочила со своей скамьи и в отчаянии прижала руки к груди. – Нет, прошу вас, прошу вас... Я никому не делала зла. Прошу вас!

Председатель постучал молотком по подставке.

– Благодарю вас, господа народные заседатели. Суд принимает ваше решение без возражений. Приговор окончательный, обжалованию не подлежит. Вступает в силу немедленно. Конвой, отведите осуждённую Фабиан в Отделение исполнения приговоров.

– Прошу вас, господин председатель, господа присяжные заседатели, прошу вас...

Два охранника, которым девушка не доставала даже до плеча, подхватили её под руки. Сквозь слёзы девушке показалось, что в их глазах мелькнуло сочувствие. Немногочисленные присутствующие расходились молча, отводя глаза от девушки, отчаянно рыдавшей между двух дюжих ордер-фазеров, которые почти несли её к выходу из зала. Дее хотелось умереть. Или хотя бы потерять сознание, но желанное забвение не наступало.

 

Поздний вечер того же дня

 

К вечеру погода совершенно испортилась, как будто и не было днём яркого солнца. Небо затянулось плотными чёрно-фиолетовыми тучами, на которые неведомо откуда ложились неприятные жёлтые отблески. Подул холодный ветер, сильный и порывистый. И пошёл дождь. Отвратительный кислотный дождь, совсем нередкое явление в последние годы. Резко пахнущие струи дождя собирались в жёлто-зелёные пенные лужи, оставляли красные, припухшие и зудящие следы на лице и руках, ржавые потёки на металле, разъедали краску на одежде и деревянных поверхностях. Казалось, природа оплакивала жгучими слезами непоправимое несчастье девушки.

Для самой же Деи вечная ночь наступила ещё при дневном свете.

В стерильно чистом белом кабинете, сверкающем зеркальными стёклами и хромированным металлом неизвестных приборов, переливались разноцветными огоньками компьютерные установки. На окнах висели простые белые занавеси, которые создавали ровное матовое студийное освещение, по жестокой иронии судьбы так напоминающее Дее её собственную комнату. Охранники остались за дверью. Симпатичный молодой врач просмотрел сопровождающие документы, сделал нужные записи в электронном журнале. Потом усадил Дею на стул, закапал глаза какой-то едкой жидкостью и приветливо сказал:

– Посидите минут тридцать, зрачки должны как следует расшириться. А мы пока подготовим лазерную установку. Коррекцию будем производить сначала на правом глазу, потом на левом. Это займёт часа три-четыре. Не бойтесь, боль будет не постоянной и не слишком сильной. К сожалению, такие операции не обезболиваются, придётся потерпеть.

Он отошёл от девушки и занялся своими приборами. Потом произнёс, полуобернувшись:

– Кстати, я постараюсь всё сделать аккуратно, и ваши глаза будут выглядеть как обычно. Никто и не догадается, что...

Его слова казались лишёнными смысла, как будто произносились на неизвестном языке. Они не доходили до сознания Деи. Девушка уже не плакала. Она чувствовала только безграничную усталость, отупение и полное равнодушие к окружающему миру. Её отстранённому взору улыбка врача казалась почти звериным оскалом, а его доброжелательность – лицемерием. Полчаса. Разве она куда-нибудь торопится?

Через тридцать слишком быстро пролетевших минут две невесть откуда взявшиеся медсестры в нежно-салатных халатиках усадили её в специальное кресло. Руки пристегнули к подлокотникам, а лицо закрепили в специальном станке так, чтобы она не могла случайно пошевелить головой. Лазер – травмоопасный инструмент. После этого каким-то металлическим приборчиком зафиксировали веки правого глаза в открытом состоянии. Молодой врач в это время возился с настройками компьютерной программы и проверял готовность своих инструментов.

– Всё готово, доктор.

– Хорошо. Я тоже почти готов. Ну что, приступим?

Он отрегулировал высоту своего кресла, затем высоту лазера. Некоторое время рассматривал глаз Деи через систему мощных линз, затем что-то подкорректировал в настройках. И операция началась.

Действительно, больно было только иногда. Но мир, видимый правым глазом, постепенно размывался, мутнел и меркнул. Пока не погас. А потом наступила очередь второго глаза.

 

 

плачущая2

 

 

Девушка погрузилась не просто во тьму, но во мрак отчаяния и безнадежности. Вокруг неё что-то происходило. Её куда-то везли в инвалидном кресле, шуршали какими-то бумагами, разные голоса о чём-то переговаривались. Но никто не обращался к девушке, не пытался говорить с ней, спрашивать о чём-нибудь. А даже если и обращались, вряд ли несчастная слышала их, или понимала, чего от неё хотят.

Между тем её кресло выкатили на улицу под какой-то навес, потому что вокруг слышался шум дождя, а сильный ветер доносил отдельные едкие капли, бросая их в и так опухшее от слёз лицо. Подъехала какая-то машина, лязгнули открывшиеся двери. Кто-то невидимый, подчиняясь резкому приказу, подхватил кресло и по воздуху перенёс его вместе с девушкой в автофургон. Потом сопровождающие лица также забрались внутрь, и дверцы захлопнулись. Мотор взревел. Машина тронулась, увозя Дею в неизвестность. Ей было всё равно. Всё, что могло случиться плохого, – уже случилось.

 

 Неизвестно, сколько времени они ехали. Час, минуту, вечность... Ничего не имело значения. Сопровождающих было двое, они всю дорогу разговаривали между собой, но Дея не понимала ни слова. В голове вообще не было ни одной мысли, ни одного желания. Она как бы спала наяву, но даже во сне не видела ничего.

Неожиданно машина остановилась.

– Приехали. Сейчас переговорю с дежурным, ждите здесь. Я скажу, когда её выносить.

Где-то впереди хлопнула дверца, отвратительно завоняло кислотным дождём. В тишине стало слышно, как он барабанит по крыше фургона.

 

 

 

 

Бывший профессор одного из лучших медицинских учреждений страны Никос Андриади нервничал. Впрочем, теперь-то он просто ответственное лицо, что-то вроде председателя комитета самоуправления Реабилитационного Центра СНГ №13824/06. Это выборная должность. Он занимал её вот уже почти пять лет, но так и не смог к ней привыкнуть. На территории Центра не было ни охранников, ни наблюдателей – кроме вездесущих веб-камер, схему расположения которых, несмотря на регулярное изменение, обитатели давно уже вычислили. Жизнь в Реабилитационном Центре регулировалась самими обитателями, и на комитет самоуправления ложилась большая ответственность. Ещё днём было получено официальное сообщение, что сегодня к ним привезут нового обитателя. Вернее, обитательницу. Юную девушку. Если профессор правильно понял, в чём состояло её наказание, то каждая минута промедления могла стать роковой. А прошло уже несколько часов напряжённого ожидания.

Он сидел в небольшом помещении, примыкающем к воротам. Если бы он мог управлять их открытием и закрытием, он назвал бы себя привратником. Но такая функция была ему недоступна. Более того, даже снаружи открыть их было возможно только в том случае, когда специальный датчик показывал, что с внутренней стороны ворот находится только один человек. В его обязанности входило общение с представителями власти, если они сами являлись в Центр, чтобы забрать кого-нибудь, или привезти новенького, или по какой-то другой надобности. Все процедуры по оформлению официальных документов проводились в этом помещении. Машины из внешнего мира никогда не въезжали на территорию Центра. Это запрещалось инструкцией, поскольку вместе с выезжающей с территории машиной Центр мог несанкционированно покинуть кто-нибудь из его обитателей – спрятавшись под днищем, прицепившись к заднему бамперу, или ещё как-нибудь. А обитателям Центра запрещалось выходить из ворот даже на один шаг. За нарушение этого правила приходилось расплачивались очень дорого. Иногда – жизнью. Иногда – чем-то ещё более ценным. Они были просто заключёнными, хотя высокие каменные стены, окружавшие Центр, создавали иллюзию осаждённой крепости.

 

Профессор очередной раз взглянул на часы. Он знал, что почти все обитатели Центра волнуются так же, как и он. Но никто не смеет выглянуть из основного корпуса, где они сейчас томятся в ожидании знакомого фургона, потому что это может привлечь совершенно ненужное внимание властей. Лучше пусть их считают отупевшим, равнодушным и не представляющим никакого интереса стадом. Это, по крайней мере, обеспечивает им относительную свободу в повседневной жизни.

Чтобы снять напряжение, председатель самоуправления занялся рутинными делами. Он проверил электронную почту, имевшую связь только с одним почтовым ящиком, расположенным в Фазер-Центре, и не обнаружил в нём ничего нового. Подравнял и без того ровные ряды папок в шкафу с официальными документами. Включил и выключил принтер. Аккуратно сложил в коробку под столом рассыпавшуюся бумагу, на одной стороне которой уже было что-то напечатано. Такая бумага представляла собой ценность – на чистой стороне можно было делать заметки запрещённым способом, вручную. Открыл дверь, прислушиваясь к звукам внешнего мира, глохнувшим в шуме дождя. Рычание мотора? Или просто послышалось?

Но звук мотора усилился, затем смолк. Хлопнула дверца. Раздался шум поднимаемых ворот. Наконец-то! Профессор вышел из помещения на улицу. Навес у ворот защищал его от дождевых струй, но отдельные капли долетали и туда, больно жаля открытую кожу.

Когда ворота поднялись достаточно высоко, человек в камуфляже с тремя голографическими нашивками шеф-фазера на рукаве, слегка согнувшись, прошёл во двор. Обернувшись, нажал на кнопку пульта дистанционного управления. Ворота закрылись мгновенно, рухнув, как лезвие гильотины.

– Ждёте, дежурный?

– Где осуждённая?

– Могли бы и поздороваться. Совсем тут одичали.

– Простите, шеф-фазер, – профессор мысленно выругал себя за оплошность. – Я жду вас уже часа три, если не больше, а погода хорошему настроению не способствует.

– Там, за стенами, погода такая же. Она нас и задержала. Вы получили предписание?

– Да. И где же осуждённая?

– Сначала оформим документы.

– Конечно. Извините. Пройдёмте в помещение, – профессор сделал приглашающий жест рукой. Лицо его было совершенно бесстрастно. 

В помещении вновь прибывший огляделся.

– Компьютер включён? Мне нужно отправить рапорт, а планшетник плохо переносит такую погоду. Можете пока изучить дело осуждённой Фабиан.

Он прошёл к столу и достал из-под куртки чёрную пластиковую папку. Документов в ней было немного, так что знакомство с ними заняло лишь несколько минут. Рапорт ушёл в Фазер-Центр. Профессор расписался в возвратном купоне к предписанию, удостоверяя прибытие осуждённой Фабиан в Реабилитационный Центр. Шеф-фазер пробежал взглядом по распечатке, кивнул, и сложил бумагу во внутренний карман.

– Ну что, идёмте, заберёте осуждённую.

Мужчины вышли на улицу. Нажатие кнопки – и ворота вновь начали медленный подъём.

– Охрана! Выносите осуждённую.

Двери фургона распахнулись. Охранники подкатили кресло с безучастной девушкой к краю ступенек, спрыгнули на мокрую дорогу, подняв фонтанчики кислотных брызг, а затем спустили кресло на землю и быстро вкатили его под навес за воротами. Ворота закрылись.

– Получите и распишитесь.

– Я уже расписался.

– Тогда счастливо оставаться. – Шеф-фазер сделал неопределённый жест рукой, истолковать который можно было как сомнение в том, счастье ли оставаться здесь, и нажал кнопку открытия ворот.

Как только ворота поднялись на высоту, позволяющую как-то пройти под ними, оба ордер-фазера поспешили выйти за территорию Центра и забраться обратно в машину. Шеф-фазер вышел вслед за ними и нажал кнопку закрытия ворот. Территория Центра опять оказалась наглухо отрезана от внешнего мира, и профессор остался один на один с девушкой, не подающей никаких признаков жизни.

Челюсти профессора были сжаты, на щеках играли желваки. Когда же уедет эта проклятая машина? Он быстро прижал пальцы сбоку к шее девушки. Под пальцами слабо, но ровно бился пульс.

– Дея, Дея, ты меня слышишь? – Профессор говорил почти шёпотом.

– Да. – Голос девушки был тихим и таким же безжизненным, как она сама.

– Ты уже в Реабилитационном Центре. Я сказал бы тебе добро пожаловать, но боюсь, что это прозвучит для тебя... не слишком радостно.

Девушка молчала. Чёртова машина всё ещё стояла у ворот с выключенным мотором. Что они там делают? А драгоценное время идёт.

– Я Никос Андриади, ответственное лицо по РЦ №13824/06. До того, как попасть в Центр, я был профессором в медицинском университете. Меня здесь так и зовут – Профессор. Ты тоже можешь меня так называть.

– Хорошо.

– Прости, девочка, что держу тебя на улице, но мне нужно, чтобы те, кто тебя привёз, уехали, иначе у нас всех будут неприятности.

– Я поняла.

Профессор зашуршал бумагами.

– Ты Дея Фабиан?

– Нет.

– Нет?

– Я Дея Фабиани ди Кастелло. Мой отец был итальянцем. – В голосе девушки прозвучал лёгкий вызов. И это было гораздо лучше, чем полное равнодушие, звучавшее прежде.

– Почему был?

– Наверное, моих родителей уже нет в живых.

– А почему у тебя другая фамилия?

– Когда папу... и маму тоже... изолировали, я была совсем маленькой. Бабушка записала меня как Дею Фабиан. Чтобы не вызывать ненужных ассоциаций, так она сказала.

– Фабиани ди Кастелло... А как зовут твоих родителей?

– Папу звали Антонио, а маму – Серина.

– Вот как! Тебя ждёт большой сюрприз. Но об этом потом. Мы не можем терять время, его и так потеряно немало, – мужчина замолчал, прислушиваясь к звукам мотора, постепенно удаляющимся. – Слышишь? Машина, которая тебя привезла, наконец-то убралась. Теперь мы должны поспешить. Все разговоры – потом.

Он высунулся из-под навеса и громко крикнул:

– Фрэнки, Матиас! Сюда! Захватите плащ, дождь кислотный. Марта, проверьте готовность медицинской бригады!

Двери основного корпуса распахнулись. Двор наполнился шумом. Дея слышала топот множества ног, и множество голосов, мужских и женских, переговаривалось вокруг. Её укутали плащом, чтобы защитить от ядовитых капель. Кресло подхватили чьи-то сильные руки и быстро, буквально бегом, покатили куда-то. Затем она оказалась в каком-то большом гулком помещении, где до неё старались дотронуться десятки дружеских рук. И десятки незнакомых голосов говорили ей слова поддержки. Сильный, хорошо поставленный голос Профессора, привыкшего разговаривать с большой аудиторией, легко перекрыл весь этот гам:

– Друзья, спасибо вам за поддержку, но наша новая обитательница нуждается в срочной медицинской помощи. Вы успеете с ней познакомиться и пообщаться – у нас для этого будет много времени. Сейчас мне понадобятся добровольцы на велогенератор, часа на четыре-пять. Матиас, ты мне тоже понадобишься. Марта, готовьте операционную. Остальных я прошу сегодня разойтись по своим комнатам.

Нестройный гул голосов был ему ответом. Были слышны отдельные фразы:

– Удачи! До встречи! Счастливого выздоровления!

Операционная! Сердце девушки тоскливо сжалось. Неужели её страдания ещё не закончились? Комок в горле не давал возможности не только задать вопрос, но и просто дышать. Кресло Деи стремительно покатили по длинному коридору. Профессор почти бежал рядом. Знакомый голос произнёс над головой Деи:

– Не волнуйтесь, Профессор, всё зависящее от нас мы сделаем в лучшем виде. Вы видели, сколько добровольцев пошли к генераторной? Перебоев в энергоснабжении не будет, я всё организую.

– Спасибо, Матиас. Но лучше поручи это Фрэнки. Мне могут понадобятся твои руки.

– Хорошо, как скажете.

В этот момент движение затормозилось перед каким-то невидимым девушке препятствием. Раздался звук открываемых дверей, маленькая процессия вошла в какое-то небольшое помещение.

Большие тёплые руки сжали маленькие холодные и влажные руки Деи.

– Дея? Всё будет хорошо, вот увидишь. Профессор у нас – настоящий волшебник.

– Ну-ну, волшебник... Хотелось бы, – пробормотал Профессор, надевая на голову обруч с закрепленным на нём увеличительным стеклом и беря со стеклянного столика на колёсах маленький светодиодный фонарик.

– Ты не узнаёшь меня? – продолжал тот же голос. – Наверное, нет. Я – Матиас-большой. Помнишь, я сделал к твоему дню рождения деревянного кролика?

– Матиас?! Но твои руки...

– С ними всё в порядке. Мы потом с тобой поговорим. Я побегу в генераторную. А тебе удачи.

Парень, крепко сжав на прощание руки, поцеловал девушку в макушку и быстро вышел из комнаты.

– Профессор? Вы собираетесь делать мне ещё одну операцию? Какую?

– Не бойся. Я всё тебе объясню. Пожалуйста, подними голову, открой глаза и смотри вверх, на мой голос.

– Но я ничего не вижу!

– Я знаю. Но ведь ты пока не разучилась управлять своими глазами? – он опустил линзу так, чтобы она оказалась перед глазами, и направил луч от фонарика сначала в один широко открытый глаз девушки, потом во второй.

– Ты что-нибудь видишь? Свет?

– Нет, Профессор.

– Я так и думал. У них хорошие специалисты. – Профессор вздохнул, взял девушку за подбородок, немного поворачивая лицо сначала вправо, затем влево. – Но думаю, что и я кое-то умею, хотя у нас здесь нет такой техники, как у этих палачей. И всё же обычный скальпель в руках специалиста может творить чудеса.

Он помолчал, потом отпустил подбородок Деи. Девушка тоже настороженно молчала.

– Послушай меня, Дея. Нам повезло. Операция, которую тебе сделали, не уничтожила, а только отделила твою сетчатку от кровоснабжающих сосудов и нервных окончаний. Да, ты перестала видеть. Такое иногда случается и без операции. У человека сетчатка может отслоиться в результате удара по голове, сильного сотрясения при падении, просто от чрезмерного напряжения. Это горе поправимо, потому что сетчатку можно пришить обратно. Здесь вопрос только во времени, прошедшем с момента несчастья. Если время упущено, то в сетчатке начинаются необратимые некротические процессы. Сетчатка просто умирает. В твоём случае – ещё не всё потеряно. Конечно, если бы тебя привезли немедленно после операции, шансов на восстановление зрения было бы почти девяносто из ста. Сейчас я могу пообещать только, что ты всё-таки будешь видеть. Скорее всего, не так хорошо, как раньше, но будешь. Хотя бы одним глазом. Согласись, это лучше, чем то, что мы имеем сию минуту. Ты слышишь меня?

– Да, Профессор. Я буду видеть?

– Обязательно будешь. Не рассчитывай слишком на многое. Я уже сказал, что полностью зрение восстановить вряд ли удастся, но, надеюсь, ты будешь видеть достаточно, чтобы передвигаться самостоятельно. И, может быть, даже читать. Не сразу, конечно. Да и заживать швы будет несколько дней. Скальпель – это тебе не лазер, который одновременно прижигает место разреза.

– А рисовать? Я буду рисовать?

– Надеюсь. Ты же пока не разучилась это делать? Вот что ты точно сможешь, так это писать стихи.

Дея вздрогнула. Стихи! Вот этого-то она никак не сможет, но об этом никто не должен знать.

– Дея?

– Да, Профессор?

– Пора начинать. Генератор работает. Марта уже всё приготовила, мои помощницы ждут. Тебе будет немного больно...

– Я знаю. Я потерплю.

– ...но думаю, что ты справишься. Марта проводит тебя в операционную, переоденет, а я пока тоже пойду, подготовлюсь.

Женщина, которую Профессор назвал Мартой, взяла девушку за руку. Когда она успела приблизиться? Дея не слышала её шагов. Наверное, слишком внимательно слушала доктора.

– Вставай, моя девочка, пойдём. До операционной не далеко. Не бойся, здесь ровный пол, а я буду рядом. Сейчас мы с тобой переоденемся в стерильный халатик, я уложу тебя на операционный стол, а там и Профессор подойдёт.

– Уложите?

– Ну да. Операцию же не лазером будут делать. Но ты не волнуйся. У нашего профессора – золотые руки. И золотое сердце. Всё будет хорошо. – Марта обняла девушку за плечи.

Дея послушно двигалась, подчиняясь ласковым рукам медсестры. Тьма вокруг уже не казалась такой непроглядной, потому что впервые после суда и казни там, впереди, затеплился маленький огонёк надежды на лучшее.

 

 

 

 

 

ЧАСТЬ 3

 

23 апреля 2078 года

 

Погода с утра была просто сказочная. Вовсю светило солнце, было почти по-летнему тепло. Настроение у Рене было подстать погоде. Губы непроизвольно растягивались в улыбку, на бледных щеках пламенел румянец. Ночью к нему пришло вдохновение, и он сочинил замечательное новое стихотворение, посвятив его Дее. И хотя на этот раз он уничтожил всё написанное, отлично помнил каждое слово. Он едва дождался окончания лекций, так ему не терпелось прочитать стихотворение подруге. Сегодня её почему-то не было на занятиях. Спускаясь по ступеням главного корпуса университета, юноша думал, что нужно будет купить чего-нибудь вкусного, из того что нравится Дее, или даже...

– Рене!

Он оглянулся на голос. С этим парнем он не был знаком, хотя встречал на каких-то общеуниверситетских мероприятиях.

– Ты ведь Рене?

– Да, а что случилось?

Парень подошёл ближе.

– Хотел с тобой поговорить. Мы с тобой лично не знакомы, но у нас есть общие друзья. Давай отойдём в сторону, чтобы никому не мешать. Смотри, вон там, в сквере, есть свободные скамейки. – Он взмахнул рукой, показывая направление.

– Вообще-то я спешу. У тебя как, разговор не длинный?

– Это как получится. Но дело очень важное.

– И какое же?

– Пойдём, сядем, я всё объясню.

– Ладно, только постарайся сделать это побыстрее.

В голосе Рене проскользнуло лёгкое недовольство. Парень бросил на него странный взгляд и первым двинулся к облюбованной скамье. Рене со вздохом поплёлся следом. Скамейка действительно была очень уединённой. Она стояла в конце тупиковой дорожки, под деревом, бросавшим на неё пока ещё совсем прозрачную, кружевную тень. Вокруг не было ни кустов, ни другой растительности, кроме зелёных газонов, производивших своим ярким зеленым цветом и слишком ровной поверхностью впечатление искусственности. Никто не смог бы подобраться к этой скамье незамеченным.

 

 

скамья

 

 

Рене уселся на край скамейки, положив рядом свой рюкзачок.

– Я тебя слушаю.

Парень огляделся вокруг и присел рядом.

– Скажи, ты не к Дее, случайно, спешишь?

– Тебе-то что за дело? – Рене оглядел парня с внезапно вспыхнувшим подозрением.

– Видишь ли... Тебе туда нельзя.

– С чего бы вдруг? И вообще, кто ты такой, чтобы указывать, что мне можно, а что нельзя?

– Я – друг. А ты что, ревнуешь? Ну и зря. Поверь, всё гораздо серьёзней. Выслушай меня внимательно и постарайся не принимать необдуманных решений.

– Ну и?

– Вчера после занятий Дею арестовали и изолировали.

– Что?!

– Дею арестовали.

– Ты врёшь! Этого не может быть. Я проводил её до самого дома. Ты...

– Тише. Убери руки. Её ждали в квартире. Я тут не при чём. Ты ведь её друг? Я просто предупреждаю тебя, что не стоит сегодня идти к ней домой. Её там нет.

– А где же она?

– Ты меня не слушаешь. Её изолировали. Суд состоялся сегодня утром. Её осудили.

– За что?

– Она рисовала вручную. И ещё писала стихи. Ты об этом знал?

– Писала стихи... – потрясённо прошептал Рене, вскакивая со скамьи. – Это же... Я должен...

– Да сиди же ты спокойно! – Парень крепко схватил его за руку и резким рывком усадил обратно. – Ты уже ничего не можешь сделать. Она добровольно признала свою вину. А даже если бы не признала... Нужно объяснять, какой приговор ей вынесли?

– Коррекция зрения?

– Да, они так это называют. И ссылка в Реабилитационный Центр. В тот, который за городом на юго-западе.

Рене запустил пальцы обеих рук в волосы. Из груди его вырвался звук, похожий на рыдание. Парень сочувственно положил руку ему на колено.

– Крепись, друг. Постарайся собраться с силами, они тебе ещё понадобятся.

– А когда её повезут в Реабилитационный Центр? – По щекам юноши текли слёзы, но он даже не замечал этого. – Может быть, удастся остановить машину? Отбить Дею...

– У вооружённых фазеров? Не говори ерунды. И потом, её повезут после коррекции зрения. Она не сможет бежать, даже если охрана специально отвернётся в сторону. Но ты-то должен понимать, что этого не случится.

– Да, это я глупость сморозил. Но ведь нужно что-то делать! Может, я смогу выкрасть её из Реабилитационного Центра? Не знаю, как, но что-нибудь придумаю. Не сидеть же, сложа руки, когда она страдает... из-за меня в том числе.

– Сидеть, сложа руки, не нужно. Но и безрассудно лезть на рожон тоже не стоит. Зачем строить нереальные планы? Мы могли бы тебе помочь.

– Чем? Чем ты можешь мне помочь? И вообще, откуда ты знаешь все эти подробности? Может, это провокация?

– Прости, Рене. Мне жаль, но это жестокая правда. У нас есть достоверный источник информации в суде.

– У вас есть источник... У кого это, у вас?

– Я пока не имею права тебе сказать. Но поверь, и у тебя, и у Деи есть друзья. Если ты готов рискнуть и сделать что-то действительно полезное, мы можем это обсудить.

– А что я могу сделать?

– Ну, выкрасть Дею ты не сможешь, но пробраться в Реабилитационный Центр вполне возможно. Только нужно хорошо подготовиться. Это очень опасно. Если ты действительно на это готов, то я познакомлю тебя с нужными людьми. Ты должен понимать всю серьёзность ситуации. Придётся быть очень внимательным и осторожным, потому что от тебя будут зависеть жизни многих людей. И не только жизни. Ты это понимаешь? – Парень пристально смотрел в глаза Рене, пытаясь прочитать, что таится в их глубине.

Лицо юноши как-то сразу повзрослело, черты заострились. Слёзы высохли, голос звучал решительно.

– Понимаю. Я согласен.

– Тогда завтра после занятий встретимся здесь же.

– Завтра воскресенье. Может, тогда встретимся с утра пораньше?

– И правда, воскресенье. Забыл. Закрутился. Нет, сначала мне нужно кое с кем переговорить, время остаётся то же. Кстати, на занятия ты должен ходить как ни в чём не бывало. Это важно. Ясно?

– Ясно.

– Завтра, когда увидишь меня, сделай вид, что мы хорошо знакомы, но встретились неожиданно. И никому ничего не рассказывай.

– Я понял.

– Хорошо. Как у тебя с физической подготовкой?

Рене пожал плечами.

– Нормально. Тренажёрный зал, плаванье, горные лыжи, теннис. Достаточно?

Парень молча кивнул и встал, Рене тоже поднялся. Они пожали друг другу руки.

– Постой, ты не сказал, как тебя зовут.

– Зови меня Харон.

– Спасибо тебе.

– Потом будешь благодарить.

– Ещё вопрос.

– Да?

– Ты не знаешь, кто... кто на неё донёс?

– К сожалению, нет. А хотелось бы. Может, ещё узнаем, кто эта сволочь. Ну всё, мне пора.

– До завтра.

 

Парень ушёл, а Рене сел на скамью и сидел ещё некоторое время, безуспешно пытаясь привыкнуть к тому, что мир в одно мгновение необратимо изменился. Его нового друга звали Харон. От острого чувства предопределённости по спине и затылку пробежал озноб. Безумный Орфей собирался спуститься в ад к своей Эвридике.

 

28 апреля 2078 года

 

– Никос, когда же я смогу поздороваться с дочерью? Ведь она фактически выросла без меня. Я даже не надеялась когда-нибудь встретиться с нею. И особенно здесь... Ты видел её, говорил с ней. Какая она?

– Она похожа на тебя. Такая же изящная. Красивая. И стойкая, как оловянный солдатик.

Маленькая хрупкая женщина стояла перед профессором, подняв к нему лицо и сжимая в руках тонкую тросточку. Глаза её, полные слёз, были открыты, взгляд их был пристальным, но каким-то неживым, губы дрожали. Высокий темноволосый мужчина с лёгкой сединой на висках покрепче обнял её за плечи. Он так же выжидающе смотрел на профессора, с которым они были похожи, словно братья.

– Серина, Антонио, поверьте, я сделал всё, что мог. Операция прошла вполне успешно. Вам же об этом известно! Я надеюсь на лучшее, но сказать что-то определённое смогу только после снятия повязки. Может потребоваться ещё одна операция, но ваша девочка будет видеть обязательно. Пусть не так, как раньше, но будет. Ты лучше других понимаешь, Серина, какое это большое счастье, что мы успели вовремя.

– Да, да! Но когда я смогу до неё хотя бы дотронуться?

– Терпение, друзья. Сейчас Дея должна как можно больше спать, ни в коем случае не волноваться, не плакать, не напрягаться. Вы же понимаете, что встреча с вами будет потрясением для неё. Потерпите ещё немного. Времени у нас теперь сколько угодно. – Профессор горько усмехнулся, потом снова стал серьёзным. – Повязку снимем дня через три. Если всё будет в порядке, я сразу вас приглашу.

– Спасибо, Никос. – Мужчины пожали друг другу руки. – Пойдём, Серина. Уже совсем скоро, не волнуйся.

Профессор некоторое время смотрел вслед удаляющейся по длинному широкому коридору паре. Женщина даже не пользовалась тросточкой, настолько хорошо она изучила внутреннее пространство Центра за проведённые здесь годы. Жаль, что в своё время некому было сделать для неё то, что он смог сделать для её дочери, а ведь когда-то она тоже рисовала. Впрочем, никто из старожилов центра не раскисал и не упивался жалостью к самому себе. Полезных занятий хватало на всех, особенно в последние три-четыре года. Даже Серина Фабиани ди Кастелло сумела применить свой талант, несмотря на слепоту. Она стала скульптором, и очень хорошим. Её произведения украшали многие комнаты, хотя ставить их приходилось в «слепых» местах, не попадающих в радиус действия следящих камер. А если появлялась необходимость сделать слепок, или форму для чего-нибудь, то равных ей в этом вопросе просто не было.

Ну что же, чем бы всё ни закончилось, три человека станут чуть счастливее, а ему, Никосу Андриади, пора заняться неотложными делами. Скоро сеанс связи, нужно подготовиться. Связного обещали прислать через неделю. Нужно уточнить списки необходимых деталей, лекарств и материалов, составить и зашифровать отчёт по произошедшим в жизни Центра изменениям, сообщить, чего удалось достигнуть в некоторых областях деятельности, тщательно скрытых от властей. А похвастаться было чем.

 

3 мая 2078 года

 

Новые знакомые Рене оказались людьми серьёзными и основательными.

Ежедневно после лекций и с утра до поздней ночи в выходные дни он изучал карты и схемы, учился стрелять из арбалета, тренировался в беге по пересечённой местности с грузом на плечах, спускался и поднимался по канату, ползал по-пластунски, учился распознавать веб-камеры, запоминал приёмы защиты без оружия и интервалы движения патрулей по всем пяти кольцам вокруг Реабилитационного Центра. Кроме того, ему жизненно важно было в кратчайшие сроки получить навыки маскировки, научиться обманывать датчики движения, заучить наизусть, причём без ошибок, целую кучу всяческих инструкций и непонятных ему пока сведений для передачи, и освоить ещё массу не менее важных и полезных вещей.

От того, насколько успешно он сумеет воспользоваться этими знаниями, зависели не только его жизнь и здоровье. В первую очередь он подвергал опасности нелегальное сообщество, к которому принадлежали его новые друзья. Его собственные прегрешения перед властью, как и «преступления» Деи, были детским лепетом по сравнению с тем, что он узнал здесь. В целях безопасности ему не рассказывали почти ничего, но всё же он прекрасно понимал, что речь идёт об организации сопротивления по всей стране. Здесь умение делать что-то полезное своими руками было доблестью, достойной уважения. И большим подспорьем в борьбе за право человека свободно самовыражаться, реализуя подаренный ему при рождении талант в любой приемлемой для него форме.

Впервые в жизни юноша задумался над вопросом: таким ли благом был тотальный переход на информационные технологии во всех областях жизни, если любые другие проявления индивидуальности жестоко подавлялись. И какая судьба может ожидать человечество, если оно разучится пользоваться руками, а Земля внезапно потеряет своё электромагнитное поле? Дети и взрослые, не умеющие писать без клавиатуры и считать в уме или на бумаге, да просто не знающие таблицы умножения! Отсутствие источников информации помимо всемирной сети в сочетании с неразвитой памятью. Не открывающиеся двери, не работающее освещение, не функционирующие клиники. Замершие из-за остановки станков с числовым программным управлением заводы, остановившиеся поезда, оставшиеся на земле стратолёты и турболёты. Автомобили с программным управлением, не реагирующие на команды владельца... А что люди будут есть? Во что одеваться? Чем пользоваться в повседневной жизни? И красоты в мире не останется. Потому что тех, кто мог бы приложить руки к созданию и функционированию всего этого даже без электричества, уже давно лишили такой возможности.

Прошло всего полторы недели, но в нём мало что осталось от романтичного юноши, каким его знала Дея. Он сам себя не узнавал. По его внутренним часам казалось, что он прожил целую жизнь. В нём появились ожесточение и желание драться. Сейчас, когда он получил столько полезных и истинно мужских навыков, он чувствовал себя взрослым и сильным бойцом, получившим ответственное задание.

На подготовку у него оставался только один завтрашний день. Последний перед одним из самых суровых экзаменов в его жизни. Почти всё было готово. В деканате на всякий случай лежало заявление об отпуске по состоянию здоровья. Однокурсники и соседи были оповещены об отъезде в санаторий. Если с ним что-нибудь случится... Нет, с ним ничего случиться не может! Всё будет в порядке. Всё получится, как надо. Он не подведёт товарищей. И Дею, слёзы которой взывали к отмщению.

 

Ни разу за эти дни Рене не вспомнил о стихах.

 

Поздний вечер 4 мая 2078 года

 

Ночь со среды на четверг выдалась весьма удачной для запланированного мероприятия: она была тёмной и безлунной. Надвигалась гроза, но можно было надеяться, что она пройдёт стороной. И всё же тяжёлые тучи затянули небо достаточно плотно, чтобы не пропускать ни единого луча света. Темнота была другом и союзником. Темнота давала надежду.

Днём Рене получил оставшиеся инструкции и ещё раз ответил на контрольные вопросы. Ещё раз был обсуждён во всех подробностях план действий – как основной, так и запасные варианты. В курсе всех подробностей операции был только один человек из тех, с кем юноша общался в эти дни. Рене не знал, ни кто этот человек в обычной жизни, ни его настоящего имени. Все называли его Цезарем. Даже Харон не знал подробностей задания, полученного его новым другом. Инструкторы по самообороне, ориентированию, стрельбе из арбалета и прочие – тоже были не в курсе. И это было правильно. Это даже как-то успокаивало. Если ты чего-то не знаешь, то ни случайно, ни специально не сможешь рассказать об этом, кому не следует. Прощаясь с юношей, Цезарь назвал его разведчиком и крепко пожал ему руку, пожелав удачи. Собственно, Рене и чувствовал себя разведчиком.

Вечером он в одиночку, не привлекая к себе внимания, добрался до неприметного двухэтажного дома на юго-западной окраине города. Дом располагался на отшибе и выглядел заброшенным. Тем не менее, на условный стук в дверь одной из квартир первого этажа обитатели откликнулись практически мгновенно. Рене произнёс условную фразу, стараясь сделать это как можно естественнее. Сердце билось, как сумасшедшее. Совершенно обычный молодой парень, по виду почти его ровесник, кивнул и ответил другой условной фразой. Потом улыбнулся и открыл дверь пошире.

– Заходи. Здесь кроме нас с тобой никого нет. А у нас ещё много дел.

 

Рене вошёл в небольшую обычную квартиру, спартанская обстановка которой живо напомнила ему знакомый студенческий быт. Его не слишком тренированный взгляд не заметил ничего криминального.

– Ищешь оружие, взрывчатку и деньги? – усмехнулся парень. – И не надейся, ничего подобного здесь нет.

Рене чуть смутился.

– Да я как-то и не надеялся. Но всё-таки мне казалось, что здесь будет не так...

– Не так обыкновенно?

– Ну, что-то в этом роде.

– Где-то как-то ты прав. Увидишь, кое-что необычное действительно найдётся, – рассмеялся парень. – Кстати, можешь называть меня Костюмером. А ты...

– А я – Орфей.

– Ну что, Орфей, иди за мной. Смелее!

Он быстро подошёл к небольшому платяному шкафу, открыл дверцу и решительно скрылся внутри. Рене осторожно заглянул в шкаф. Там висела обычная одежда, но парня нигде не было видно. И что дальше?

Неожиданно вешалки с одеждой раздвинулись, и юноши оказались нос к носу.

– Ты долго собираешься здесь кантоваться? Ровно в полночь ты должен быть на месте, иначе выбьешься из графика.

– Извини, я просто не понял, куда ты исчез.

– Ладно. – Парень раздвинул вешалки с одеждой пошире. – Проходи.

 

Сделав пару шагов, Рене оказался в хорошо освещённой просторной комнате без окон, чуть не присвистнув от удивления.

– Ух ты! Это просто Нарния какая-то!

– А то! Вон, кстати, твой рюкзачок. – Парень мотнул головой в сторону здоровенного, битком набитого чёрного рюкзака с множеством наружных карманов, стоявшего у стены. – Надеюсь, ты хорошо тренировался.

На вешалках и стульях висела и лежала разная одежда, преимущественно чёрного цвета. Одна стена была увешана оружием, разнообразию которого мог бы позавидовать любой оружейный магазин. На столе лежали какие-то неизвестные Рене приборы, а в застеклённом шкафу таинственно поблескивали флаконы с загадочными снадобьями.

Костюмер взял со стола список, нацарапанный от руки.

– То, что лежит в основном отделении рюкзака, тебя не очень касается. Там лекарства, микросхемы, всякие диоды-триоды, инструменты и всё такое. Ты просто должен доставить этот груз адресату, как обычный курьер, так что не будем парить мозги напрасно. Но вот внешние карманы! Тут ты должен ориентироваться как в собственных, и даже лучше, потому что это жизненно важно для тебя. Давай проверим по списку. Я буду читать и говорить, куда ты должен заглянуть, а ты проверяй и запоминай, где что лежит. Потом, в поле, будет темно, а счёт будет идти на секунды. Замешкаешься – неизвестно чем всё закончится. И не только для тебя.

– Понимаю. Давай, начинай.

– Ладно. Начали! Боковой нижний карман справа – два супралоновых троса в мотках. Потолще – для тебя, потоньше – для рюкзака.

Рене открыл карман и обнаружил там два почти прозрачных, невесомых троса, самых тонких и прочных из всех возможных. Любой из них мог бы удержать на весу даже слона. Тросы были аккуратно смотаны в пасмы так, чтобы не запутаться при размотке. Мотки скреплялись специальными жёсткими пластиковыми кольцами. Осмотрев тросы, он положил их обратно и закрыл карман.

– Есть!

– Смотри, будешь распаковывать, пластиковые кольца складывай обратно в карман, чтобы ничего не оказалось на земле. Сам понимаешь, чем это пахнет...

– Ну да, понимаю.

– Боковой верхний карман справа – абордажные крюки для арбалетных болтов. Имей в виду, их на всякий случай четыре, но всё равно постарайся не промахнуться.

– Постараюсь. – Рене открыл карман, проверил его содержимое и закрыл. – Крюки на месте. Они надёжные?

– Надёжные, проверенные, не волнуйся.

– А где сами болты?

– Не забегай вперёд. И до них доберёмся, но чуть позже. Так... Боковой нижний карман слева – электронный подавитель инфракрасного излучения. Это вот этот, длинный. Ставь на максимальный угол покрытия, и не забывай подбирать поближе к телу руки и ноги. А то они у тебя тоже... длинные. И вот ещё ультразвуковой источник электронных помех. Это вот этот, короткий. Смотри, на нём кнопка включения не справа, а слева.

– Угу. Вижу. Дальше. Нож будет?

– Будет, но мы его закрепим на ноге. Не отвлекайся! В боковом верхнем кармане слева – мини-аптечка. Если вдруг поранишься, не вздумай проявлять героизм. Немедленно воспользуйся кровоостанавливающим спреем, чтобы не оставить кровавых следов. Следов лучше вообще не оставлять. Старайся даже траву не мять без необходимости.

– Ну, не знаю. Летать я не умею, а рюкзачок явно тянет килограммов на сто.

– Да ладно, на сто. Всего на восемьдесят четыре с половиной. Я взвешивал.

– А... Уже полегчало.

– Ага... Так, теперь арбалет. Дальность стрельбы всего двадцать пять-тридцать метров, но тебе хватит. Зато он очень лёгкий, металлопластиковый. Ты из такого стрелял на тренировках. Как у тебя с меткостью?

– Девять из десяти.

– Отлично. Значит, не промахнёшься. Это важно. Он в разобранном виде в длинном наружном кармане справа по центру. Смотри, собирать придётся в темноте и быстро. Справишься, или ещё раз показать?

– Спасибо. Это у меня хорошо получалось, даже с закрытыми глазами.

– Прекрасно. Только не роняй детали на землю. Болты лежат в этом же кармане. Скреплены пластиковыми кольцами, как тросы.

– Вижу. Четыре?

– Четыре. Как крючьев. Должно хватить.

– Надеюсь, мне и двух будет достаточно. Слушай, может, вообще одного хватит?

– А рюкзак?

– А я трос от него к поясу привяжу.

– Ну да, чтобы он по пути запутался или зацепился за что-нибудь. Нет уж, давай без экспериментов. Экспериментировать будем на тренировках. Но об этом можно подумать.

– Ладно. Давай дальше...

 

Когда с рюкзаком было покончено, Костюмер перешёл к обмундированию.

– Вот я тут для тебя приготовил костюмчик подходящего размера.

Он снял со стула комбинезон без нашивок из довольно толстой эластичной ткани чёрного цвета и расправил, подняв за плечи повыше, чтобы Рене мог на него полюбоваться.

– Но это же... – Рене задохнулся. – Это же фазерский форменный комбинезон!

– Ну да. А чем ты недоволен? Он прочный, удобный, подходящего цвета, с кучей карманов. А если что, будешь косить под фазер-юниора. На пикнике, скажем, перепил и заблудился. Только рюкзак постарайся скинуть быстро и незаметно. Что такого, если эти тролли принесут нам хоть какую-то пользу?

– Просто как-то неожиданно.

– Это ты с непривычки. – Парень усмехнулся. – Потом ничему удивляться не будешь. Но хватит болтать. Переодевайся. Да, и не забудь надеть чёрное бельё. Мало ли, штаны по шву разойдутся. Демаскируешься. Вот, возьми.

– Это что? – Рене с удивлением рассматривал нечто, похожее на закрытый женский купальник.

– Это нижнее бельё. Не нравится? Что, кружавчиков не хватает? Или ты хотел трусы и майку? Это неудобно. Тут два в одном, боди называется. Надевай, надевай, не задерживай. Я отвернусь, возьму кое-что в аптечке.

Костюмер подошёл к застеклённому шкафу и открыл дверцы, а Рене торопливо переоделся в дурацкое боди и натянул сверху комбинезон с высоким стоячим воротником. Ничего не скажешь, удобно. Не жмёт, не трёт, не мешает.

– Ну вот. Просто красавчик. – Повернувшийся к нему лицом Костюмер дурашливо поцокал языком, оглядывая Рене с преувеличенным восторгом. – Вот тут только поправлю. Теперь нормально. И возьми вот это.

Рене протянул руку и с удивлением уставился на небольшую коричневую капсулу, скатившуюся в середину ладони.

– А это что?

– Это – последняя надежда связного. Надеюсь, не понадобится. Но если вдруг ты попадёшься живым и никак не сможешь уйти, то начинай строить из себя полного идиота, и делай это поубедительней. А потом улучи момент и разгрызи эту капсулу.

– Это яд?

– Нет, что ты. Но эта штука напрочь отшибает память примерно на месяц-полтора. После неё из тебя никакими сканерами и гипнозами ничего не вытянут.

– А через месяц?

– А через месяц память полностью восстановится. Только тебя никто так долго держать не будет. Особенно, если ты с самого начала придуришься как следует. Потрясут немножко, увидят, что голый номер, и выкинут на улицу, или в приют для бездомных. Но это на самый крайний случай. Рекомендую положить её вот сюда. Здесь её при обыске не найдут, а ты легко потом достанешь.

Ловкие пальцы Костюмера засунули капсулу в микроскопический потайной карманчик, спрятанный в одной из складок комбинезона рядом с настоящим нагрудным карманом. Лицо его было серьёзно и даже печально. Он вздохнул.

– Ладно. Это на всякий случай. Теперь я тебе закреплю нож на правой ноге. Вот тут. Попробуй выхватить его. Удобно?

– Угу. Если наклониться.

– А если сидя или лёжа, то ещё удобнее. Только помни, что сидеть или лежать придётся на левом боку, иначе не достанешь. Потом он ещё за голенищем берцов спрячется.

– Ясно. Тоже на крайний случай?

– В общем, да. Может понадобиться верёвку перерезать, ветку срезать. А если воткнуть в щель между камнями на стене, то будет отличная опора. Лезвие очень прочное, должно выдержать. – Бросил оценивающий взгляд на обувь. – Берцы, я смотрю, у тебя приношенные. Тренировался в них?

– Угу. Удобные. Подошва толстая, но гибкая, не скользит. И практически бесшумные.

– Хорошо. Шнуруй понадёжнее. Мы тебе потом перчатки натянем. Извини, не белые, а вовсе наоборот. И ещё вот это наденешь. – Парень протянул Рене съёмный капюшон особого кроя, похожий на горнолыжный. Он закрывал почти всё лицо, оставляя открытыми только глаза. – А глаза подкрасим вот этой чёрной красочкой. Чего только ради красоты не сделаешь! И нам ещё нужно договориться, как я тебя на обратном пути забирать буду.

 

Но вот сборы закончились. Время близилось к полуночи, пора было в путь.

– Ну что, Орфей, присядем на дорожку? – С лица Костюмера исчез всякий намёк на улыбку. Оно стало серьёзным и даже суровым. – Позволь ещё один полезный совет: не считай себя слишком крутым, наш противник крут не меньше, если не больше.

То, что мы делаем, возможно не потому, что мы умнее тех, кто у власти. Любая власть, продержавшаяся достаточно долго, начинает считать себя непогрешимой, а своих противников – не опасными. Но в этом как раз и состоит их слабость. Думай они по-другому, то многократно усилили бы меры своей безопасности. В наших интересах поддерживать их заблуждения, потому что это даёт нам шансы на успех. Но любой промах может перерасти в катастрофу. И дело не только в том, что в поле помочь тебе не сможет никто, кроме тебя самого. Если они поймут, что мы способны на сопротивление, то примут жёсткие меры и надолго лишат нас всех такой возможности. Извини за эту лекцию, но это очень важно, потому что от твоих действий по большому счёту зависит судьба всей организации. Имей это в виду.

– Не волнуйся, самомнением я не объелся. И прекрасно сознаю свою ответственность. После всех этих сборов-разговоров я вообще начинаю сомневаться, что готов.

– Это хорошо. Здоровый и управляемый инстинкт самосохранения – дело полезное. Но если бы ты был не готов, тебя бы пока не отправляли. Ну что, я выйду, огляжусь, потом тебя позову. У меня фургон-мусоросборник, уж извини, что не лимузин. Залезешь в кузов, прикроешься картоном и тряпками. «Грязных» отходов я не вожу. Будешь сидеть тихо, что бы вокруг ни происходило, пока не скажу выходить. Запомнил?

– Конечно. Это самое простое из того, что мне придётся делать.

– Не скажи. Но по-любому ни во что не вмешивайся. Ладно, я пошёл.

 

После полуночи. 5 мая 2078 года

 

Посадка в машину прошла в штатном режиме. Фургон быстро понёсся по пустому юго-западному шоссе в сторону дорожного поста на городской границе. Костюмер оказался отличным водителем. Рене лежал в кузове, постепенно успокаиваясь и настраиваясь на предстоящий марш-бросок. Мысленно он прокручивал возможный ход событий. Всё должно получиться. Он действительно был готов.

 

Внезапно фургон остановился, раздались голоса.

– Дорожный патруль. Предъявите документы.

– Пожалуйста, господин офицер. Они у меня в порядке.

– Вроде в порядке. А куда это на ночь глядя?

– Работа у меня такая, господин офицер. Мусорщик я. Днём я людям мешаю, а ночью в самый раз. Утром все проснутся – кругом чистота и красота. Сегодня вот работы много оказалось. А тут ещё одна свалка осталась. Я её оставил напоследок – она же почти за городом, днём особо никому не мешала, решил убрать после всех.

– Какая ещё свалка?

– Да молодёжь пикник устраивала, набросали бумаги, пластика, банок и бутылок. Мне и самому ехать не хочется, господин офицер. Того и гляди, дождь начнётся. Но делать-то нечего, убирать придётся... – Костюмер скорбно вздохнул. – Но я уже почти доехал, господин офицер. Да и обратно постараюсь быстренько вернуться. Может, до дождя успею.

Несколько томительных мгновений Рене ждал ответа офицера. Тот молчал. Наверное, прятал в карман мзду, полученную от Костюмера.

– Ладно, проезжай. В другой раз по ночам в этом районе старайся не шляться.

– Постараюсь, господин офицер, но это уж как получится.

 

Свалка действительно была недалеко. Когда фургон остановился ещё раз, Рене выбрался из-под мусора и подтянул к себе рюкзак. Костюмер открыл кузов и тихо сказал заветное слово:

– Выходи.

– Слушай, а откуда ты узнал про эту свалку?

– А ты догадайся, кто её устроил.

– То-то я смотрю, место такое удачное... Помоги-ка надеть рюкзак.

– Повернись, так, да. Застёгивай карабин на груди. Есть? Хорошо.

– Спасибо тебе, Костюмер.

– Всегда пожалуйста. Вот не люблю прощаться... Ты это, Орфей, постарайся вернуться живым и здоровым. Я столько сил и времени потратил на твою экипировку, что мне будет очень жаль, если ты её попортишь, или, того хуже, не вернёшь. Ну ты понимаешь... Счастливо тебе.

– Спасибо, тебе тоже удачи.

Две тёмные тени в тёмном лесу соединились в крепком мужском рукопожатии, а потом бесшумно разошлись в разные стороны.

 

 

рене

 

 

Теперь Рене остался один и мог полагаться только на себя. Удивительно, как чётко и своевременно в его сознании возникали нужные сведения, а недавно приобретённые навыки уже казались чуть ли не врождёнными. Два первых кольца с патрулями он преодолел без проблем, что обнадёживало, но и несколько расслабляло. А вот на третьем кольце он чуть не влип.

По его расчёту патруль должен был пару минут назад пройти то место, где он собирался перебираться через тропинку. Но что-то пошло не так, и патрульные почему-то задержались. Он уже почти переполз опасное место, когда услышал тихий разговор. Его обдало жаром. Вместо того чтобы проползти за спиной у патруля, он полз буквально перед их носом! Оставаться на дорожке было неразумно, пришлось двигаться дальше. Но в придорожных кустах по ту сторону он затих лицом вниз, и даже почти перестал дышать, пытаясь услышать разговор патрульных. Сбрасывать рюкзак он не стал, но правой рукой постарался на всякий случай дотянуться до рукоятки ножа.

– Я в кусты не полезу. У меня и так нога болит. Если тебе так приспичило – иди сам.

– Мне не положено, я старший. И не смей пререкаться с командиром.

Это хорошо, подумал Рене, что никто из них не хочет соваться в кусты. И понятно, почему они задержались относительно графика.

– А я не понял, чего тебе волноваться? Даже если это был человек, он же не пытается сбежать из Центра, так? Что там, в инструкции, про это сказано?

– Что мы никого не должны выпускатьиз Центра. Про впускать ничего не сказано.

– Вот! Не выпускать. А если какой-нибудь придурок хочет попасть туда добровольно, то мы не обязаны ему мешать.

Отлично! Да здравствуют инструкции! И придурки, добровольно пускающиеся в опасные предприятия.

– Ладно, ты прав. Скорее всего, померещилось. Что-то голова побаливает. К дождю, наверное.

– Ну и не вали с больной головы на здоровую. Пошли дальше, а то график движения поломаем.

Они замолчали и двинулись вперёд. Проходя мимо, один из них почти наступил на Рене и даже постоял некоторое время рядом, видимо, осматриваясь. Но всё обошлось. Его так и не заметили. Юноша перевёл дыхание. Не забыть потом вынести благодарность Костюмеру, его маскировка оказалась просто бесподобной. А теперь пора. Впереди ещё два кольца, зато у него появился бесценный опыт.

 

Последние дорожки с патрулями Рене преодолел как на тренировке, без всяких неожиданностей. Только плечи ныли под тяжестью рюкзака. Впереди огромным сгустком тьмы замаячила каменная стена Реабилитационного Центра. Наконец-то! Теперь оставалось самое трудное. Во-первых, нужно перебраться через открытое пространство перед стеной. Сейчас почти три часа ночи, внимание патрулей притуплено. У стены они не ходят. Но на самой стене расположены никогда не спящие инфракрасные веб-камеры. Вот сейчас и выяснится, насколько хорошо он подготовился. Во-вторых, сам подъём на стену. Всё-таки почти двадцать метров по вертикали. В-третьих, спуск на территорию Реабилитационного Центра. Зато там, на территории, его должны встретить.

Юноша лежал в кустах перед открытой площадью и внимательно осматривал стену. Он вышел почти точно в заданную точку. Передвигаясь через площадку перед стеной, придётся взять немного левее, к угловой башне. Тогда камера слева ему не страшна, башня сама от неё прикроет, а вот где камера справа? До рези в глазах он всматривался во тьму, пока не заметил крохотную красную искру по верхнему краю стены. Вот она! Теперь отсчитать время поворота вправо... Потом влево... Замерла... Опять пошла вправо. Понятно. Значит у него есть пять секунд, чтобы подняться на ноги, пробежать несколько шагов и присесть, скорчившись. Как там говорил Костюмер? Боковой нижний карман слева. Как раз можно достать рукой. Электронный подавитель инфракрасного излучения и ультразвуковой источник электронных помех. Максимальный угол покрытия, кнопка включения не справа, а слева. Так, готовим приборчики, будем прикрываться как зонтиком. Пять секунд, пока камера не отвернётся на достаточный угол. Тогда вскочить, и пробежать ещё несколько шагов. И так все... сколько там? Метров пятнадцать-двадцать.

Потом спрятаться в тёмном – куда ж темнее! – углу, где башня примыкает к стене. Там мёртвая зона, камера её не берёт. Вот наверху придётся поостеречься. Там будет даже хуже, чем на открытой площадке, которую ему сейчас придётся пересечь.

Один... два... три... четыре... пять... Пошёл! Как подброшенный пружиной, Рене вскочил и рванулся вперёд так, словно плечи ему не оттягивал тяжеленный рюкзак, а позади не осталось несколько километров, преодолевать которые пришлось с такими усилиями. Один... два... три... четыре... пять... Присесть, скорчиться, направить подавитель на камеру и включить на максимум. Один... два... три... четыре... пять... Пошёл! Один... два... три... четыре... пять... Присесть, скорчиться... Всего пятнадцать метров! Последний шаг – и он в спасительной тени. Мёртвая зона... По лицу струился пот, заливая глаза. Неужели не прошло и минуты? Адреналин готов был выплеснуться наружу, как газированный напиток из взболтанной бутылки.

Теперь следующий этап. Нужно отдышаться, а для этого можно наконец-то снять рюкзак и перчатки, и начать подготовку амуниции для подъёма на стену. В окружавшей его непроглядной тьме Рене почти не видел даже очертаний собственных рук, поэтому ему всё приходилось делать вслепую, полагаясь на приобретённые навыки и полученные инструкции. А ведь для Деи весь мир теперь такой не только ночью, но и днём.

Сначала он занялся тросами. Один конец тонкого привязал к рюкзаку, затянул узел покрепче. Толстый закрепил вокруг талии, защёлкнув карабин. Чтобы не запутаться с концами, он постарался пока не распускать мотки. Теперь нужно собрать арбалет. Отлично. Время даже лучше, чем на тренировке. Потом насадить абордажный крюк на один из болтов, не поранившись при этом. В темноте это совершенно ни к чему. К другому концу болта прикрепить второй конец тонкого троса. Главное, чтобы тот не запутался, а для этого бухточку нужно аккуратно расправить и сложить кольцом под ногами. Можно натягивать тетиву на арбалете. Ничего себе, слабенький! Какие же усилия нужны, чтобы натянуть тетиву более мощного оружия?

А вот теперь очень ответственный момент. Нужно выстрелить так, чтобы арбалетный болт долетел до верха стены и зацепился там крюком за выступы камней. Его не должны сбросить порывы ветра, пока он, Рене, будет подниматься по другому тросу, иначе придётся спускаться и повторять попытку. Ещё важнее, чтобы тот трос, по которому он сам будет подниматься, не просто зацепился и продержался некоторое время, а зацепился настолько надёжно, чтобы выдержать и порывы ветра, и его собственный вес, и неравномерные рывки при подъёме, а лучше – всё одновременно. Для удачного выстрела придётся немного отойти от стены, иначе болт полетит перпендикулярно вверх, а после просто упадёт ему на голову. Далеко отойти нельзя – попадёшь в поле зрения камеры, так что угол между вертикалью стены и траекторией выстрела будет очень маленьким. Чтобы не попасть в стену, нужно хорошо рассчитать эту самую траекторию. Как ни странно, Рене видел почти неуловимую разницу между практически чёрным небом и ещё более чёрной стеной. Нужно прицелиться несколько выше этой границы. Если он плохо закрепил крюки, они могут оторваться. Тогда у него есть ещё две попытки, но время-то неумолимо бежит! Если он не успеет до рассвета, все усилия окажутся напрасными. Тут уже второй попытки не будет. Ну что ж. Попытка первая.

Рене сделал несколько шагов назад, оставаясь под прикрытием угловой башни, тщательно прицелился и выстрелил. Арбалетный болт с тихим свистом исчез в темноте. Только по едва слышному шороху разматывающейся верёвочной бухточки можно было понять, что болт всё ещё летит вверх. Затем юноше показалось, что слабо звякнул металл, и движение троса прекратилось. Сердце колотилось как на экзамене, когда берёшь билет и ещё не знаешь, что там. Зацепился или нет? Рене осторожно подёргал трос. Тот немного подался – наверное, сдвинулся крюк. Но не оборвался! Тогда он подёргал его сильнее. Потом ещё сильнее. Держится! Отлично! Можно переходить к толстому тросу, по которому он будет забираться на стену. Ещё одна первая попытка. Теперь нужно прицелиться чуть выше, груз-то будет больше. Он опять зарядил арбалет. Прицел, выстрел! И эта попытка оказалась удачной. Рене надеялся, что крюк зацепился надёжно, от этого зависела его жизнь. Упасть с высоты в метров пятнадцать не хотелось. Впрочем, стена была достаточно неровной, чтобы он мог цепляться за эти выступы, а ещё у него был нож. Тот самый, надёжный, который можно использовать как дополнительную опору, если найти щель между камнями стены. Без рюкзака юноша чувствовал себя почти невесомым, вот только не следует впадать в эйфорию. Там, наверху, будет опасно. А ведь он должен залезть туда, затащить рюкзак, спустить его во внутренний двор и спуститься сам. И при этом не попасть в поле зрения всевидящего электронного ока.

 

Рене глубоко вздохнул и начал свой спуск в ад. Только этот странный спуск сначала выглядел как подъём. Долгий и сложный. Несколько раз парень чуть не срывался: удержаться было гораздо труднее, чем на тренировке. Спасибо Костюмеру, его нож действительно не подвёл, как и вся остальная амуниция. А бесконечная стена закончилась совершенно неожиданно. Юноша закрепил карабин, зацепился носками ботинок за небольшой выступ и замер, восстанавливая силы. Остался решающий момент – перевалить через край так, чтобы от изменения нагрузки не сдвинуть крюк. И не забывать про камеру, потому что слепая зона закончилась вместе со стеной.

 

 

на стене

 

 

Интервал вращения камеры он уже знал, оставалось только определиться с началом его отсчёта, а дальше – по испытанной технологии. Один... два... три... Рывок, пауза... Хуже будет, когда он вытянет наверх рюкзак. За пять секунд его невозможно перетащить на другую сторону и спустить за край стены. И подавитель инфракрасного излучения не поможет. Придётся дополнительно пользоваться ультразвуковым источником электронных помех с левой кнопкой пуска. Хорошо, что гроза собирается. Если кто-то просматривает записи с камеры, то помехи удачно спишутся на повышенную наэлектризованность атмосферы, только нужно иногда делать паузы, доказывающие этому неизвестному наблюдателю, что всё в порядке.

Ну что, ещё один рывок. Рене сконцентрировался, подтянулся и чуть-чуть выглянул из-за края стены. Чёрт возьми, как неудачно! Камера была почти в упор направлена на него. Он едва успел спрятать голову в мёртвую зону. Зато появилась точка отсчёта. Один... два... три... четыре... пять... Он перевалился через край стены и замер, скорчившись и включив подавитель. Один... два... три... четыре... пять... Теперь нужно нащупать трос, привязанный к рюкзаку. Чёрт, чёрт, не успел! Скорчиться, включить подавитель. Один... два... Где же этот дурацкий трос? Должен быть рядом. Тут ещё бы крюк не сдвинуть, а то придётся... Вот он! Наконец-то. Теперь скорчиться, включить подавитель. Четыре... пять... Можно тянуть рюкзак. Тяжёлый, зараза, и за стену цепляется. А когда поднимался сам, стена казалась чересчур гладкой. Крайне субъективные ощущения! Так, защёлкнуть карабин, чтобы не дать рюкзаку соскользнуть вниз, замереть, включить подавитель. Один... два... Только бы не выбиться из графика! И не перейти в режим автомата. Тренер говорил, что это самое опасное – в такие моменты и случаются самые большие неприятности.

Но рано или поздно все заканчивается. И вот рюкзак уже не только благополучно затащен на стену, но и подготовлен к спуску. Пауза. Теперь в ход пошёл источник помех. Ну так, для разнообразия. Человек рядом с рюкзаком вблизи от камеры слишком крупный объект для подавителя, тот не справится с маскировкой. А источник помех даёт даже дополнительное время, жаль, что нельзя держать его постоянно включённым. Нужно ещё надёжно перезакрепить крюки для спуска и прикрыть их мелкими камешками, песком и пылью, которых под руками было в изобилии. Спускаться будет легче. Нужно только не перестараться со скоростью спуска, иначе могут пострадать руки, а этого никак нельзя допустить. Это будет почти катастрофа. Так, не отвлекаться! Три... четыре... пять... Рюкзак пошёл вниз. Трос скользил в руках с такой скоростью, что Рене ощущал резкий нагрев даже через плотные перчатки, которые он снова надел. Не задымились бы, всё равно не успеет! Четыре... пять... Защёлкнуть карабин, замереть, включить подавитель. Один... два... Спустить рюкзак ещё немного. Ещё... Натяжение троса резко ослабело. Тяжесть рюкзака больше не тянула его к земле. Неужели лежал уже там, внизу? Теперь его, Рене, очередь спускаться. Три... четыре... Пошёл! Только не торопиться. Для камеры здесь мёртвая зона. Ну ещё кусочек... Ещё немного... И вот – горизонтальная поверхность! Земля!

Рене нащупал рюкзак, осел рядом с ним на траву и прижался спиной к стене. Теперь можно и расслабиться. Ему всё удалось. Он сделал это! Осталось только дождаться встречающего.

 

И тот не заставил себя ждать. Справа Рене уловил какое-то движение. Он насторожился и поплотнее вжался в стену.

– Эй, Санта-Клаус, ты где? – В тихом мужском голосе явственно слышалось нетерпение.

Какой знакомый голос. Молодой. Где Рене мог его слышать? Он отозвался таким же шёпотом:

– Здесь я, рядом с мешком с подарками.

– Это хорошо! Все свои чулочки уже приготовили, осталось только подарки по ним разложить.

– Тогда этим и займёмся.

Встречающий подполз поближе и неожиданно оказался крупнее гостя. Он сел рядом, сделал какое-то движение. Наверное, протянул руку для рукопожатия, предположил Рене, и протянул в ответ свою.

– С благополучным прибытием, друг.

– Спасибо. Это было непросто.

Рука встречающего была большой и тёплой, а пожатие крепким.

– Отдохни немного. Ты, наверное, первый раз?

– Первый. А ты здесь давно?

– Не очень. Чуть больше месяца. А что?

– Хотел спросить, не знаешь, тут должна быть одна девушка... Её Дея зовут. Она совсем недавно должна была появиться.

– Дея? Да, у нас есть такая. Слушай, а ты... Не может быть! Рене?!

– Матиас?!

– Вот так встреча!

Парни хлопали друг друга по плечам и смеялись почти в голос, забыв о конспирации.

– А как же твои руки?

– С ними всё в порядке.

– Я почувствовал. Но я же помню, что всё было очень даже не в порядке.

– Угу. Было. Только здесь живут совсем не безмозглые и не безрукие овцы, а совершенно замечательные люди. Я тебе потом всё расскажу. Слушай, не знаешь, микросхемы и инструменты с тобой передали?

– Передали, насколько я помню.

– Отлично! Вот Хакер обрадуется! Может быть, в следующий раз ты торжественно войдёшь через ворота.

Рене саркастически хмыкнул.

– Ну ладно, не войдёшь. Проползёшь. Но через ворота. Согласись, это будет легче и быстрее, чем через стену.

– Это да, это точно! Уговорил. Я согласен в следующий раз торжественно проползти через ворота.

– Я так и думал, что тебе эта идея понравится. Ну что, отдышался? Тогда пойдём в дом, я тебя к Профессору отведу. Он тебе понравится. Ну, старик, ты меня удивил! Никак не ожидал встретить тебя в таком месте и в такой роли.

– Я сам много чего не ожидал. И я рад за твои руки. Расскажешь, как это получилось, что они у тебя в полном порядке?

– Обязательно. И к Дее отведу. Завтра. То есть сегодня, но попозже, днём. Вот она удивится, когда тебя увидит!

– Как же она меня увидит?

– Э, старик, ты ещё многого не знаешь! Но идём. Где там твои подарки? Небось замучился тащить, зато теперь я их понесу. И ещё. Чуть не забыл на радостях: ты держись у стены, пока не выйдем на площадку перед основным корпусом. И накинь-ка вот этот халат поверх своей одежды.

– Какой ещё халат? Зачем это?

– Обычный халат, оранжевый. Такие вспомогательный персонал носит. И я в таком. Ну, вроде как мы с тобой по всяким хозяйственным надобностям ходили. Мусор вынести, к примеру. Там можно идти открыто. Только старайся смотреть вниз, чтобы лицо в камеры не попадало. Тебе же ещё возвращаться во внешний мир.

 

Внешний мир. Сейчас он казался Рене таким далёким и нереальным. Но он был. И возвращаться в него придётся, хотя это тоже будет нелегко. Зато когда-нибудь в этом странном искажённом мире всё встанет на свои места. Только для этого всем придётся хорошенько потрудиться.

 

 

 

пионы

 

 

Отрицательная критика

Положительная критика


like Мне понравилось!
Комментарии:
Поделитесь с друзьями ссылкой на эту статью:

Оцените и выскажите своё мнение о данной статье
Для отправки мнения необходимо зарегистрироваться или выполнить вход.  Ваша оценка:  


Всего отзывов: 20 в т.ч. с оценками: 15 Сред.балл: 5

Другие мнения о данной статье:

LGA [22.03.2013 16:51] LGA
Ощущение нехватки воздуха, комка в горле... пишу со слезами на глазах и с бесконечной благодарностью автору рассказа за запечатленные образы...История, казалось бы незатейлива, но вызывает чистую грусть, которой хочется поделиться. Вы - мой первый претендент!
Fleur-du-Bien [25.03.2013 00:49] Fleur-du-Bien 5 5
Замечательный рассказ. Очень понравился.
Написала комментарии в теме.
Dawn [25.03.2013 01:03] Dawn 5 5
здорово! страшный мир, зарождение которого мы можем наблюдать уже сейчас с засильем техники в нашей жизни. эхо нашего прошлого с звонками и доносами, которые знаем, прежде всего по рассказам бабушек и дедушек, а не по страницам учебников. отсылка к Гюго не только в образе Деи, но и Рене. пусть лицо последнего и не искажает улыбка. мне показалось, что рассказ получился удивительно гармоничный. ни одного лишнего действия. спасибо Вам!
indigo-luna [28.03.2013 11:16] indigo-luna 5 5
Очень понравилось! Талантливо! Отлично описан процесс рождения пиона. Скорее всего отдам голос.
Оксаночка [28.03.2013 21:37] Оксаночка
Ангелы здесь больше не живут((((
На-та-ли [31.03.2013 12:04] На-та-ли 5 5
Это точно мой фаворит. Сразу же отдаю свой голос. Уже за один процесс рисования цветов. Я читала , а перед глазами расцветали нежные пионы.
Страшно конечно , но увы , это почти реальность. Мы забываем , что письма можно писать на бумаге , компьютерные программы заменяют очень многое . И это случилось за такое короткое время.
Однако чувства , любовь и прекрасному у людей отнять нельзя.
Автор так умело противопоставила любовь и предательство , красоту искусства и картонность мира без настоящих красок.
И стало очень страшно , когда я поняла , что значит минусовая коррекция зрения (для меня это наверное самый большой страх в жизни). Автору браво за такую невероятную историю .
Sania [02.04.2013 10:55] Sania
Прекрасные описания, замечательная идея, хорошее исполнение! Браво, автор!
Оксаночка [10.04.2013 00:32] Оксаночка 5 5
Дея сможет видеть и очень может быть, что и рисовать. Маленький лучик надежды))
Peony Rose [20.04.2013 12:46] Peony Rose 5 5
Великолепно! Читала, и мурашки по спине бегали. Полное ощущение присутствия - как будто сама вместе с Рене брала штурмом стену. Очень понравилась отсылка к Орфею и Эвридике. Моментик с боди и кружавчиками... что сказать, умеет автор писать диалоги, умеет
Но вот эта фраза:"Ни разу за эти дни Рене не вспомнил о стихах" заставила задуматься... Не получится ли так, что захваченные борьбой за спасение мира герои действительно позабудут об искусстве? А ведь борьба может длиться очень долго...
Огромное спасибо! Беру себе в избранное.
Sania [01.05.2013 22:01] Sania 5 5
Прекрасное продолжение! Браво! И точное попадание с конспиративными именами))) Орфей - очень символично!

  Еще комментарии:   « 1 2

Список статей в рубрике: Убрать стили оформления
10.04.13 00:04  Золотые руки   Комментариев: 20
15.03.13 01:16  Надежды нет   Комментариев: 12
14.03.13 23:53  Как аукнется, так и откликнется   Комментариев: 22
14.03.13 23:29  Теплые вещи   Комментариев: 14
14.03.13 23:20  Между прошлым и будущим   Комментариев: 12
14.03.13 22:43  Закон   Комментариев: 14
13.03.13 00:36  Мы - ваши друзья   Комментариев: 21
13.03.13 00:09  Плод   Комментариев: 15
13.03.13 00:04  На каждого психа найдется своя чокнутая   Комментариев: 17
09.03.13 02:13  Слабое звено   Комментариев: 13
06.03.13 23:44  Вирус правды   Комментариев: 13
06.03.13 22:18  Ожидание весны   Комментариев: 15
20.02.13 02:42  Мир не такой, каким он кажется   Комментариев: 13
20.02.13 02:28  За пределами убежища   Комментариев: 14
20.02.13 02:27  Один день в Сером мире   Комментариев: 15
20.09.09 22:30  В … году от Беды Великой   Комментариев: 15
14.08.09 12:18  Огонь преисподней   Комментариев: 14
Добавить статью | Хроники Темного Двора | Форум | Клуб | Журналы | Дамский Клуб LADY

Если Вы обнаружили на этой странице нарушение авторских прав, ошибку или хотите дополнить информацию, отправьте нам сообщение.
Если перед нажатием на ссылку выделить на странице мышкой какой-либо текст, он автоматически подставится в сообщение