Кукла. Возвращение

От автора. Руса! Без тебя не было бы этого текста. Без тебя не было бы этой истории. Спасибо тебе, дорогая, за поддержку, за те долгие минуты, что я мучила тебя. За уверенность и за помощь. За твое место здесь, рядом со мной. Спасибо за идею, рожденную в праздной болтовне! Здесь каждое слово для тебя.

Далекое

 Солнечные лучи едва-едва пробивались от самой кромки горизонта, окрашивая мир во все оттенки сизого. Крошечные белесые капельки висели в воздухе, ломая привычные цвета на сотни тысяч граней, стирая привычную реальность ради сказочной фантазии. Очертания становились плавнее, углы стирались, даже звуки распространялись с какой-то ленивой медлительностью, не желая нарушать безмятежность последних часов сна. Ночные хищники наслаждались добычей или мелькали призрачными тенями между раскидистых ветвей. Нооторны своими длинными носами, похожими на хоботки, пили молочную росу, скопившуюся в широких чашах мясистых листьев. Их пушистые хвостики подрагивали, а сами они готовы были сорваться с места при малейшей опасности. У самой кромки Переменчивого леса вздымались вверх шершавые громадины вулканов, их тупые верхушки утопали в облаках. Мирно спала жизнь.

Риллан поднял косматую голову, прислушиваясь к непонятному шороху. Его сильное, гибкое тело слабо проглядывалось в утреннем тумане. Он загнанный зверь, преследуемый и живущий в постоянной опасности. Рилланов боятся и убивают. Но это не значит, что в этом мире нет места, где бы можно было отдохнуть и зализать раны. Зеркальные поверхности озер скрывают под собой миры, которые не подвластны линалунцам. Линалу стала подчиняться человеческой расе, которая объявила себя верховной, открыла охоту на сопротивляющихся и наиболее опасных, вытесняя равновесие природы. Хорреонов уже не осталось, марды ушли через подводные миры, рилланы скитаются в одиночестве и уже не так часто вступают в бой. Его собственный последний бой чуть было не стоил ему жизни, но призрачная рука, протянувшаяся к нему через сотни тысяч световых лет, подарила ему Силу.

Он должен был вернуть ей долг, хотя и чувствовал в ней тошнотворную человеческую слабость. Рилланы ненавидели людей; дикость, необузданность, свирепость и внезапность нападения наделили их род черной славой. Они были отверженными. Когда молодая Линалу вступала в свою первую цветную Осень, а небеса и водные глади были окрашены в сияющий аквамариновый цвет, из самой глубины Затаивших дыхание появилась в ревущей лаве на выгнутой спине рилланов Древняя память. Аквамарин окрасился кровью, воды стали непригодными для жизни, стон всего живого раздавался в каждом уголке. Четыре Хранительницы взошли на небеса, отдав свои души служению Линалу, и по сей день их призрачное сияние охраняет мир от Древней памяти. С Цветом, в котором измерялись на Линалу времена, угасла последняя Древняя Ночь. Рилланы остались на земле, в ловушке, которую уготовили им Луны, но ничто не могло их заставить покориться. Они могли читать мысли людей, и презираемый ими страх отвратил их от человека, загнав в самые дебри Переменчивых лесов. Из Цвета в Цвет рилланы убивали любого, кто оказывался на их территории, не признавая никакого могущества. Но она... Она подарила ему жизнь, а затем потеряла свою.

В тот момент он наслаждался кровью рытника, толчками вырывающейся из распоротой клыками шеи. Мощными челюстями он отрывал исходящее паром мясо, рыча на набивающийся в ноздри мягкий пух и ни на минуту не теряя бдительности. И на одно бесконечное мгновение перед его темно-алыми глазами настала Вечная Древняя Ночь. Кровь рытника так и продолжала хлестать, риллан не ощущал ее запаха. В его теле поселилась пустота. Его жизнь с Лиловой Осени была разделена. И пусть он не мог дотянуться до своей Дарующей, он знал, что она в беде. Осторожность перестала быть необходимостью, с рычанием он искал Путь и засыпал только в бессильном изнеможении. Но она была слишком далеко. Еще никто до нее не проходил такого расстояния. Линалу была миром Забвения, а она нашла его. И теперь риллан ее потерял, так и не уплатив свой долг. Два Цвета он скитался в безразличии ко всему, Лиловую Осень сменила Изумрудная Весна, а за ней пришло Красное Лето. И только в расплавленном зареве багрового заката он увидел ее. Она смотрела в огонь пустыми глазами. Рядом был еще кто-то, но риллан не мог его видеть. Да и знать ему нужно было только одно – что она жива. Антрацитовой тенью скользнул он под сень Переменчивого леса и приготовился ждать.

Шерсть его встала дыбом, он ощущал ароматы, которые не мог объяснить, кровь его забурлила, темно-алые глаза засветились, кисточка покрытого шипами хвоста напряглась в ожидании боя. Ощетинившись, он стал вглядываться в предрассветную дымку, но вокруг стояла тишина. Смутно знакомые очертания хрупкой женской фигуры на миг материализовались в тумане и, когда она растаяла, риллан ощутил, как призрачное далекое сердце вновь забилось в его груди, вторя ритму его собственного. Он вскочил и с быстротой молнии метнулся в заросли. Сегодня будет настоящая Охота, Дарующей нужна кровь.

Настоящее

Поначалу ее не интересовало ничего. Каждый день был похож на предыдущий. Целыми днями она смотрела на то, как полыхает в камине огонь, а ее тело таяло на глазах. Если она хотела есть, то наливала себе стакан ледяного молока, а к нему доставала первое, что попадалось под руку. Утром Мор на руках относил ее в кресло, в котором ее тоненькая фигурка утопала и пряталась от всего мира, но так любимый раньше кофе совершенно перестал волновать ее. Она вообще не прикасалась к теплому, не протягивала к огню руки, мылась под жалящими струями холодной воды. Однажды он обнаружил ее в ванне, наполненной до краев. Губы ее посинели, глаза были закрыты, но тени, залегшие под ними, отдавали чернотой. Выдернув ее оттуда за волосы, Мор хлестал ее по щекам до тех пор, пока те не загорелись румянцем. Он с нечеловеческой силой вдавил ей в плечи пальцы, но она даже не вскрикнула, только посмотрела на него своими пустыми глазами и качнулась. Он прижал ее к груди, заледеневшую, усталую, неживую, молча целуя в висок, и она потянулась к нему. Легко провела худенькими пальчиками по плечам, зарылась в густые черные волосы и стиснула его со всей доступной ей силой. Она была жадной и горячей, откликалась на малейшее касание, но не отдавала себя так, как могла отдать только она одна. Это был танец, полный огня, как всегда, тот танец, что связал их, стал для них дыханием. Одним на двоих. Но сейчас дышал только он, отогревая ее застывшее сердце, колотящееся в пустом ритме. Их черные волосы перепутались. Она лежала в его объятиях, и грудь ее еле слышно вздымалась.

– Ты моя, понимаешь? – спросил Мор.

Она потерлась об него носом и чмокнула в подмышку. Так и не ответив.

Занимался новый день. Косые солнечные лучи гуляли по ее лицу, и она морщила носик. С наслаждением потянувшись, Ким приоткрыла глаза. Мора рядом не было, но она ощущала его присутствие в замке. Совсем недавно в ней проснулись животные инстинкты. Все они были связаны с Мором, она знала, когда он уходит, как далеко находится, ощущала его запах, фиксировала движения. Лениво приподнялась, и соскользнувшая простыня обнажила грудь.

Мор вошел в комнату, и она мгновенно обернулась к нему, чуть склонила голову на бок.

– Ты будешь завтракать? – спросил он.

Отрицательно покачала головой. Встала и прошла в ванную, включив холодный кран и зачерпнув в ладони воды. Мор с силой сжал запястья, зайдя сзади, заставил ладошки разжаться. Включил теплую воду, толкнул в душ податливое тело и, раздевшись, присоединился к ней. Мощное загорелое тело и маленькое бледное. Он прижал ее к стене, проводя руками вслед струйкам. Она запрокинула голову, встречая жалящую воду с восторгом, но тело стремилось к нему, впечатываясь, заполняя собой каждую впадинку, готовую принять его. Он смотрел на нее своими жгучими глазами, в мириадах разлетающихся брызг она видела только его глаза, в темнеющей глубине которых таилась нежность и что-то такое великое, чего она ждала всю свою жизнь... Всю свою прошлую жизнь. Мор прижал ее к себе, ее ладошки скользнули на лопатки, и они долго стояли под струями воды, просто держа друг друга, оберегая ото всего мира.

Мор возвращался от Голода с Русой, решившей заглянуть к Ким. Она уговорила его пройтись по зимнему лесу в направлении замка. Молчаливый снег, знающий все на свете, хмельно кружился. Заглядывал за воротник, таял на губах или путался в ресницах. Мор предупредил ее, что Ким уже не та, что раньше, но Руса все равно хотела ее увидеть. Уже подходя к замку, не имеющему внешних границ, они заметили какое-то движение в снегу у самых окон. Зимнее солнце отражалось яркими бликами от стекол, оживляя молочно белые стены. На кованом балконе стояла Ким, ее черные волосы развевались на ветру, припорошенные снегом, и внимательно смотрела вниз. Подойдя поближе, Руса остановилась в ужасе, не в силах отвернуться от открывшейся картины. Двое волков рвали на части маленького рыжего щенка. Он огрызался из последних сил, повизгивал и дрожал от страха. Брызги крови уже окрасили кипельно белый снег, и ярко-рыжие клочки разметались по сверкающей поверхности. Двое молодых самцов забавлялись со своей игрушкой, но запах крови заставил их ноздри раздуваться шире, жажда засверкала в желтых глазах, исход был ясен. Короткий рывок, щелчок сомкнувшихся челюстей, и снег пропитался алой кровью, вбирая в себя последний визг пушистого комочка, забежавшего в своем детском любопытстве слишком далеко.

Руса со стоном упала на колени, закрывая лицо руками. Пластиковая коробка с тортом упала и раскрылась, испачкав сверкающую поверхность уродливо растекшимся шоколадным пятном. Короткий звук привлек внимание Ким. Ее глаза зажглись при виде Мора, возбужденное тело подалось ему навстречу, опасно перегибаясь через перила. Еще раз посмотрев в сторону плачущей Русы, она скрылась в замке, чтобы через мгновение появиться у входа, замереть, не отрывая глаз от Мора, и птицей влететь в объятия, прижавшись всем телом. Отпустив Ким, Мор коснулся плеча Русы, подавая руку и помогая ей подняться. Огромные озера глаз с застывшим в них ужасом встретились со спокойными, пустыми.

– Как ты могла? – дрожащим голосом произнесла Руса, сжав трясущиеся руки в кулаки. – Как ты могла смотреть и ничего не сделать?

– Привет, – безразлично сказала Ким. Уголки губ дрогнули, словно вспоминая улыбку, что-то мелькнуло в глазах и тут же угасло.

Ветер изо всех сил трепал ее длинные черные волосы, бледное лицо с остро выступающими скулами не выражало никаких эмоций. Ее тело и больше ничего от нее. Угольная чернота волос подчеркивала хрупкую бледность изменившегося до неузнаваемости лица. Поворот головы сделался более хищным, черты лица заострились, а всегда лучащиеся смехом глаза погасли. Руса покачала головой и осторожно обняла Ким. Она слегка дернулась, подняла в нерешительности руки и приобняла подругу за плечи.

Мор вывел их из задумчивости, позвав в тепло замка. Руса отстранилась. Ким настороженно смотрела на нее, не двигаясь с места. Затем опустилась на колени, подобрала принесенный ветром огненный комочек, некоторое время смотрела на него, а затем отпустила на волю ветра. Повернулась и пошла за Мором, отбросив ногой в сторону маленькую пушистую лапку. Руса передернулась и пошла следом.

Внутри было пусто. Все на своих местах, но не обжитое, словно здесь никто не жил. Не свисала со спинки кресла-качалки огромная теплая шаль, одинокий тапок не был забыт возле столика, под который закатился клубок, пустовавшего в отсутствии кипы журналов, книг и исписанных мелким почерком листков, не распахивалось неожиданно ближайшее к тебе окно, обдавая тебя морозным потоком. Замок Ким и Мора, мыслящий, живой, своевольный, затаился и ждал. Ждал возвращения своей сумасшедшей хозяйки, обожавшей его и знавшей каждый уголок, не обходя его своим вниманием, заставляя пустоту необыкновенными вещами. И скучал по ней, нависая портьерами и плотно прикрывая двери.

Ким зацепилась рукавом за дверную ручку и замешкалась возле висящего напротив зеркала. Руса потянулась помочь ей и замерла. В зеркале блестели непролитыми слезами зеленые искры. Она резко развернула Ким, но глянцевое стекло пустых глаз никак не отреагировало. С надеждой вглядываясь в угловатое лицо, она не могла найти там и следа того, что отразилось в зеркале. Бездонная пустота и больше ничего.

– Как же ты живешь? Что же ты наделала, дурочка? – прошептала Руса, стискивая прохладные ладошки. – Где же теперь искать тебя?

– Слишком много вопросов для легкой беседы на пороге. Может, уже пройдем в дом? – осведомилась Ким.

Она всем своим существом рвалась к Мору, стремилась быть в непосредственной близости от него, словно он давал ей тепло, необходимое для того, чтобы продолжать дышать. Ким принесла с кухни огромный торт и кофе.

– Вчера заходила Кики, принесла тортик. Думаю, что он тебе понравится, – сказала она Русе.

– Кики была с ней после того, как я забрал ее из больницы в Мадриде. Растворила шрамы, заставляла есть, ходить, возилась с ней днем и ночью, – заметил Мор. – Но пока она не начала материться и бить склянки с зельями перед ее носом, реакции не было. Потом они слегка разнесли на пару санаторий, которым заведует эта рыжая бестия

– Кто-нибудь может ее вернуть, Ваше Высочество?

Она может вернуться сама. Или... твой муж может помочь. – Раздался в голове Русы голос Мора.

Она хотела было возмутиться бесцеремонным вторжением, но глянув на Ким, промолчала.

– Любопытным способом ты получила бессмертие, дорогая, – чужим голосом произнесла Ким. – Не жмет?

– Что ты хочешь этим сказать? – нахмурилась Руса.

– Просто такая сильная любовь, – издевательски ровно протянула Ким.

– Не так-то просто тебе будет нащупать у меня болевые точки, – не поддалась она. – Если ты намекаешь на то, что я должна понять тебя, то ошибаешься. Ты сделала это сама!

– Ах, какой ужас!

– Это не ты, я знаю, – тихо сказала супруга Голода.

– Приятно познакомиться, Рус, – хищно усмехнулась Ким.

– Хотя ты всегда была заразой, – парировала Руса.

– Я вижу, что вас можно оставить вдвоем, – поднимаясь, произнес Мор. – Я верну тебя домой, как только ты скажешь.

Блеск, оживляющий пустые глаза Ким, погас, как только за ним тихо прикрылась дверь. Но запал оставался на уровне.

– Ты все еще любишь его? Какой-то забытой частью, бьющимся сердцем ты все еще продолжаешь любить его, – сказала Руса.

– Не обманывайся, детка, какая, к черту, любовь, – усмехнулась та.

– Нашла, для кого жертвовать.

Ким внимательно посмотрела на Русу.

– Ты, видимо, забыла, как подкашиваются твои ноги от одного его присутствия? – резко произнесла она. – Забыла, как выветривается из головы образ Голода, и единственное, о чем ты можешь думать в тот момент, это чтобы он поскорее разложил тебя прямо на полу и оттрахал до потери сознания.

– Нет, об этом я не забыла, – не поддавшись смущению, проговорила Руса. – Зато ты, определенно, даже не хотела вспоминать о том, что кроме тебя существуют еще и другие, и не только в этом мире.

– Бей врага его же оружием, – с сарказмом заметила Ким.

– Ты не враг мне, я тебя люблю. Даже такой.

Голова Ким дернулась, дыхание участилось, а в уголке глаза засверкала слезинка.

– Где-то я уже это слышала. Становится модным – любить Ким вопреки всему, – странно приглушенным голосом произнесла Ким.

– Кто бы взялся лупить тебя три раза в день по двадцать минут после еды, – вздохнув, сказала Руса.

Где-то около часа спустя, Руса внезапно осознала, что Ким делает все, чтобы отвлечь ее от самой себя, от грусти и сожаления, с которыми она смотрела на нее. И снова смогла смеяться. Так и застал их Голод, одну веселящуюся, а вторую спокойную, сложившую руки на коленях.

– Приятно видеть вас в хорошем расположении духа. Привет, Ким.

– Здравствуйте, Ваше Высочество, – чуть склонив голову, ответила она.

– У меня есть дело к Мору, а потом, если ты не против, вернемся домой, – обратился Голод к жене.

– Не против, – кивнула Руса.

Через несколько минут Голод с Мором вошли в столовую. Руса встала и подошла к Ким попрощаться.

– Если бы я только могла тебе помочь, – сказала она.

Ким вздернула бровь, но не ответила.

Очень даже можешь. Поговорим дома, – раздалось в голове Русы.

Она непонимающе обернулась и протянула руку к мужу, который тут же перенес их домой.

Мор подошел к Ким и обнял ее, крепко прижав к себе.

– Еще немного, малышка, – сказал он, целуя висок. – Я говорил, что не отпущу тебя.

Дневной свет слабо пробивался сквозь тяжелые портьеры. Он стоял в самом темном углу. Контуры ее обнаженного тела, хрупкого, знакомого, проглядывались в полумраке. Мор все еще раздумывал над способом, который применялся последний раз так давно, что успел стать легендой. Это было опасно. Неконтролируемая сущность одного – это еще куда ни шло, а вот если их будет двое... Они могут не успеть остановиться. В другом углу шевельнулись тени. Он оттолкнулся от стены и подошел к окну, чуть приоткрыл. С кровати послышался стон. Мор более чем четко ощутил, как напрягся Голод. Слишком давно. Слишком много времени прошло с тех пор, как они все вместе были одним целым. Легкое движение руки и она вновь застонала. Мор с интересом обернулся. Легкий солнечный лучик гулял по напрягшемуся соску. Его слабое, невесомое тепло ласкало обнаженное тело, тонущее в огромной кровати. Изголодавшееся тело.

Женский голос разорвал тягучую тишину момента. Руса нервничала и в этом было мало удивительного. Голод посвятил ее во все тонкости. Она знала, что рискует. И чем. Но просить ее не пришлось. Молчаливый обмен взглядами, и они уже здесь, в полумраке холодной комнаты, где молчание звучало громче рога войны. Голод нетерпелив и в той же мере насторожен. Человеческая супруга научила его эгоизму. В нем клокотал собственнический инстинкт. Мор ощущал ярость Голода от того, что кто-то дотронется до его женщины. Руса положила ладонь ему на грудь и кивнула. Смелая девочка. Мор чувствовал желание, которое она испытывала к его брату, жгучее, дикое, неподдающееся никакой логике. Животную страсть. Это возбудило его, запах ее разгоряченного тела оказался внезапно слишком искушающим, приглашающим. А еще она пахла страхом. Тщательно подавляемым, но адреналин в достаточной степени выплеснулся в ее кровь, что она сама могла потерять контроль над собой. Хочет и боится. Человеческие предрассудки. Их сила в их слабости, в очередной раз подумал Мор. Ким предупреждала меня, что мы поверхностны к их расе... А теперь она нуждается в них всех. Ему очень хотелось верить, что нуждается именно она, но он не мог не признать, что его желание вернуть ее улыбку едва ли не сильнее ее жажды жизни.

Мор и Голод оказались около кровати одновременно. Она спала. Черные волосы разметались змеями по подушке, жилки на шее проступают слишком четко. Она стала невероятно хрупкой, кукольной, фарфоровой. Того и гляди разобьется. В уголке левого глаза проступали едва заметные бледные шрамы. Еще тоньше перламутровые ниточки тянулись по ее щекам. Ее неровное дыхание поднимало грудь с заострившимися сосками, требующими ласки. Словно ощутив жадные взгляды двух самцов, она слегка выгнулась, предлагая себя. И Голод не заставил ее долго ждать. Она ахнула в тревожной полудреме, когда он накрыл один из сосков горячим ртом. Мор припал к другому, раздвигая рукой ноги и чуть поглаживая лобок, но не позволяя пальцам проникнуть внутрь. В воздухе витало возбуждение, смешанное со страхом, и звери внутри Всадников приподняли головы. Руса медленно приблизилась. Из одежды на ней было несколько шелковых лоскутков. Голод рванул ее на себя и с рычанием впился в губы. Один зверь сорвался с поводка. Мору стоило труда оторвать взгляд от стремительно обнажающихся участков нежного тела. Он слышал, что брат стучится в его мысли, зовет к трапезе, но в то же время защищает свою добычу. Еще рано, решил он и вернулся к тоненькой фигурке, утонувшей в его руках.

Квинтэссенция вожделения сделала воздух тягучим, и по углам кровати вспыхнули факелы, освещая танец четырех фигур, которые становились все ближе и ближе друг к другу. Сознание Мора соединилось с сознанием Голода, сущность наложилась на сущность, и он, урча, намотал светлые волосы на руку, дернув ее к себе. Руса застонала и с силой обхватила рукой его член, давно уже пульсирующий от дикого напора того, что заменяло им кровь. Голод застыл на мгновение, затем подтянул к себе темноволосую девушку и проник пальцами в ее влажное лоно. Бесчувственное большую часть времени тело затрясло в экстазе, но глаза оставались закрытыми. Во сне она всегда ближе ко мне, пробилась в сдвоенное сознание едва осязаемая мысль, тут же растворившаяся в новой волне удовольствия. С силой направив голову Русы к члену Голода, Мор задавал ей темп, наблюдая за тем, как брат заставляет другое тело выгибаться сильнее и сильнее. Правой рукой он проник внутрь ее, синхронизируя свои движения. Они были одним целым, снова. Наконец-то. Жестко лаская их обеих, причиняя боль, тут же поглаживая и снова заставляя вздрагивать от боли, они жаждали рвать, убивать, иссушать, калечить. Отблески ярко-желтого огня играли теневую пьесу на поднятых вверх ягодицах Русы. Их с Голодом руки поменялись местами, и теперь Мор ласкал знакомое тело. В какой-то момент он понял, что стеклянные глаза открыты, и огонь в исступлении пляшет в их глубине. Откинув черные волосы с глаз, она откатилась в сторону, предоставляя возможность им двоим начать.

Когда Голод вошел в Русу сзади, она откинула голову, но не застонала. Лишь прикусила губу. Мор видел, что Голоду одному не добраться до ее души. Становилось все жарче не только от огня, тела покрылись потом и заблестели. Он оказался возле ритмично двигающейся пары в одно мгновение, и Руса с жадностью вобрала в рот всю длину его члена. Толчки Голода отзывались легким касанием ее зубов к бархатной поверхности. В тот момент как она с причмокиванием выпустила его изо рта, облизав головку с выступившими на ней солеными каплями кристально чистой жидкости, Мор обернулся назад. Темные волосы прикрывали грудь, но рука, скользнувшая внутрь ее, была четко видна. Она подняла голову и посмотрела ему в глаза с вызовом, лаская себя и наблюдая за ними. Он ощутил, как внутри него что-то сильно вздрогнуло и устремилось вперед, но преграда удержала это и оно забилось в конвульсиях, вместе с хрупким телом, которое содрогнулось в тот момент, когда Руса закричала и упала на смятые простыни. Голод не выпустил ее, но его взгляд был прикован к темноволосой девушке, странные глаза которой расширись от оргазма, а рука продолжала дразнить их обоих. Они знали, что там их место. Они вдвоем должны быть там, обладать ею. В то же мгновение, как эта мысль сформировалась в их сознании, Голод уже был в ней, поставив ее на колени. По бледной щеке поползла капля, царапая до крови нежную кожу, а он с силой вонзался в тело, которое отдавалось ему с необузданным желанием, присущим только диким животным.

Мимо Мора проскользнуло тело, обдавшее его ароматом оргазма и вновь разгорающегося желания. Руса присоединилась к мужу. Глаза Голода вспыхнули, когда она наклонилась к женскому телу, изучая его руками и губами, смешивая запахи возбуждения. Сплетение светлых и темных волос, трех растворяющихся в наслаждении тел, пляшущего огня, первобытного танца. Мор выпрямил Русу и проник в нее. Резко. Она стояла на коленях, но если бы он не поддержал ее, то рухнула бы на постель. Он знал, что имеет двоих сразу. Это он, жадный, ненасытный, изнуряющий. Их двое, но они одно. Девушки извивались в их руках, касаясь друг друга, больше щипая, чем лаская. Боль только распаляла их. Руса дернулась в крепких объятиях Мора и внезапно замерла. Голод поднял полыхающий вожделением взгляд и улыбнулся. Битва началась. Он стал еще сильнее пронзать толчками женское тело. В черных глазах Мора закружились цвета.

Картины проникали в ее голову, принося с собой чувства, от которых хотелось бежать без оглядки. Кончики пальцев подрагивали от переполняющих тело ощущений. Она отмахивалась от них, пытаясь сосредоточится на силе, сминающей ее изнутри, на пальце, доводящем клитор до болезненной пульсации, на нем, в ее теле, таком чужом и в тоже время родном, знакомом. Она знала его, все ее тело знало его, но Мор был с другой. Прямо напротив. Со светловолосой девушкой, которую он истязал с той же силой, что и ее любовник, который вытрясывал из нее... Что? Он что-то хотел от нее... Но она забыла, что может ему дать. И не хотела ничего вспоминать. Она хотела только одного – чтобы он был внутри нее вечно.

Перед глазами замелькал калейдоскоп мгновений. Смех четырех подруг, головокружение от адреналина, боль от недопонимания, серые мужские глаза, маленький черноволосый мальчик, водная гладь, незнакомый голос, зовущий ее, рвущий пространство страшными когтями, вталкивающий свою кровь в ее вены, крепкие объятия, счастье, грусть, обида, тоска, разочарование, боль, боль, боль, страсть, сомнения, любовь, зов. В груди сжалось болезненно сердце, пальцы сжались в кулаки, впиваясь ногтями в гладкую кожу. Она потрясла головой и вновь окунулась в водоворот движений, раскачивающих ее, проникающих в самую глубь, пронзающих, покоряющих. Голод слегка приостановил темп, заставляя ее сосредоточиться на картинках в голове. Последним усилием она вывернулась из его рук и опрокинула его на кровать, сев сверху. Ногтями прочертила краснеющую полосу по его груди, с силой сжала член, заставив его вздрогнуть, провела влажными, набухшими половыми губами по его торсу и чуть прикусила головку. Он дернулся вновь и с рычанием схватил за волосы, заставляя покориться. Она тихо засмеялась и одним жадным движением втянула его в рот. И так же резко отпустила. Пощекотала языком подрагивающую головку, медленно, с наслаждением втянула в рот, скользя все ниже, обнажая самые чувствительные места, сжимая рукой сильнее и сильнее. Внезапно выпустила его с характерным звуком, посмотрела в горящие глаза и, не опуская взгляд, провела языком сверху вниз и с наслаждением облизала губы. И вновь вобрала его на всю глубину.

Голод видел в ее пустых глазах что-то древнее, таившееся в самой глубине, но оно смотрело прямо на него, живое, мыслящее, манило к себе, обещая бесконечное наслаждение в черной глубине. Мор тоже ощутил чужое присутствие, на разгоряченную кожу повеяло холодом, и ее душа в нем затаилась. Она обернулась, собрав свои волосы в кулак, и посмотрела прямо ему в глаза. На миг там мелькнуло удовлетворение от победы, но оно угасло, оставив после себя мерцающее от огня стекло.

Мор понимал, что Голод уходит. Он не мог один удерживать Русу, не причинив ей вреда. Вихрь воспоминаний, проходящий через него, набирал силу. Он отдавал их Голоду, а Голод Ким, но Ким сейчас была недосягаема. Отпустив стенающую душу, он ухватил ускользающее сознание брата. Зверь, бушевавший в нем, не желал подчиняться. Его интересовал только голод. В голове Мора возникла картина слившихся в поцелуе фигур. Светлые волосы были властно смяты сильной рукой. Но это была рука не Голода. Мор с благодарностью посмотрел на Русу, из последних сил вытолкнувшую воспоминание, способное вернуть Голода. Он встрепенулся и оторвал Ким от себя, рывком подтянув ее к себе, приподнял и насадил на себя. Ее затрясло, и она закричала.

Рано, детка, рано, подумал Мор. Руса стала приходить в себя и застонала. Он перевернул ее на спину, закинул стройные ноги себе на плечи и с уничтожающей силой рванулся внутрь.

 Сквозь колыхнувшиеся портьеры в охваченную огненными отблесками комнату ворвались солнечные лучи, прошили насквозь грудь Мора, протянулись к Ким и высветили середину груди. Голод с изумлением уставился на бабочку, запорхавшую в ворвавшемся свете и усевшуюся между замерших грудей с темными сосками. Контуры невесомых крыльев стали расплываться, изгибаясь, словно охватывали что-то и, наконец, бабочка совсем исчезла в теле Ким. Мор остановил свою бешеную пляску и удивленно посмотрел на стремительно затягивающееся отверстие в своей груди.

Я открыла глаза после мгновения темноты, тянувшей ко мне свои тонкие руки и обнаружила себя верхом на Голоде... а Голода внутри меня. Я знала, что это так, что открою глаза и увижу его, но не верила своим мутным воспоминаниям до последнего. Как такое могло случиться? Я растерянно осматривала комнату, все еще не выпуская его из себя, и наткнулась на горящие черные глаза. Они же должны сейчас менять цвет, почему-то возникло у меня в голове. Я смотрела на то, как Мор обнимает маленькую и истерзанную Русу. Голую. И ее ноги на его плечах. И не придумала ничего лучше, как обратиться за помощью к Голоду. В его глазах полыхало неудовлетворенное желание, как и в глазах Мора. Мне было весьма комфортно сидеть вот так сверху него и слегка покачиваться, ощущая пульсирующую плоть внутри меня. Слов нам не понадобилось. В одно мгновение Мор оказался сзади меня, а Голод сзади Русы. Мы были слишком близко друг от друга, стоя на коленях, практически касаясь грудью. Толчок от проникновения заставил меня податься вперед, и наши разгоряченные тела соприкоснулись. Глаза Русы распахнулись, и с ее губ сорвался выдох облегчения, но в глазах мелькнуло что-то дикое, и она укусила меня за плечо, которое обожгло огнем, и вниз покатились тонкие горячие струйки.

Когда она вновь подняла на меня глаза, ее губы были перепачканы в моей крови.

– Трям! – произнес знакомый голос.

Не было времени думать о том, что я делаю. Я качнулась к ней и впилась в ее губы. Она ответила. Языки начали свой собственный танец. Танец жадности и нежности, укора и страсти, стыда и благодарности. Я ощущала вкус собственной крови, и она запульсировала у меня в висках, а Руса помнила солоноватый вкус Мора. Голод и Мор замерли позади нас, а наши руки начали свое путешествие. Короткое путешествие. Оголодавшие звери вонзились всей своей мощью в наши тела, заставив их вновь соприкоснуться от удара. Рука Голода проникла мне между ног, а Мор потянулся к Русе. Мы не отрывали горящих взоров друг от друга. И в тот момент, когда сперма сильной вязкой струей ударила в нас изнутри, сознание померкло.

Руса

Удивительное влияние природа имеет на человека. Наверное, у каждого есть определенное место, в котором все его тревоги, переживания и напряжение уходят на задний план, где энергией и силой насыщается не только тело, но и душа.

Для меня таким местом является берег моря.

Всегда, когда мне плохо, морально ли или физически, не имеет значения, я мечтаю оказаться на берегу моря или океана, обязательно с бухтой, огражденной от всего остального огромного простора водной глади небольшими горами. Чтобы вода лазурного цвета, яркое солнце и золотистый песок радовали глаза разнообразием красок и оттенков. Чтобы ветер, гуляя по верхушкам пальм, шелестел листьями, а потом внезапным порывов развивал мои волосы, когда я, легко ступая по кромке воды, исследую берег в поисках чего-то интересного.

Находиться на морском берегу я могу, кажется, целую вечность, поэтому и не спутаю МСМ (место своей мечты) ни с каким другим.

Играя белокурыми волосами, ветер то забрасывал локоны на лицо, щекоча нос и щеки, заставляя меня немного морщиться, то откидывал их обратно, словно освобождая место для ласковых прикосновений к бледной коже.

Я потихоньку приходила в себя, вдыхая полной грудью столь любимый мной запах моря, всем телом ощущая теплый воздух вокруг, отдаленным сознанием отмечая звук волн, набегающих друг на друга.

С трудом разлепив глаза, я тут же зажмурилась, солнце было в самом зените, и только предусмотрительность Голода, устроившего нас в тени пальм, спасало от припекающего светила.

Завернутая в шелковую простыню серо-жемчужного цвета, я полулежала на муже, уткнувшись носом в его шею. Его левая нога была согнута в колене, а вместе с левой рукой это создавало для моего тела самую удобную во вселенной «конструкцию». Второй рукой он обнимал меня, нежно поглаживая по спине, отчего по телу разливалась приятная нега. Мои ноги были перекинуты через его правую, а ступни зарыты в золотистого оттенка песок.

Почему-то я чувствовала себя сильно вымотанной физически, двигаться совершенно не хотелось, чувствительность была на нуле, все воспринималось без особого энтузиазма, и ко всему прочему я обнаружила проблемы со способностью помнить. Казалось, меня лишили чувств и воспоминаний, голова отказывалась работать, а я не понимала почему. Память о последнем дне восстанавливалась слишком медленно.

Своеобразным толчком стала мысль о том, почему мы с мужем, собственно, здесь находимся, и почему я в простыне, при этом явно не своей.

Осознание произошедшего словно вспышка пронеслась в мозгу, начавшем потихоньку работать, заставляя краснеть от корней волос до кончиков пальцев ног.

Натянув простыню к самому горлу, я еще сильнее прижалась к мужу, не заметив, как он крепче сжал руки вокруг меня, потому что боролась с собственными противоречивыми эмоциями.

Да, я пошла на это, чтобы помочь Ким, но от воспоминаний этих разгоряченных тел Всадников, рьяно обладающих своими «жертвами», становилось не по себе. Я хотела... нет... я вожделела другого, и все это на глазах... тьфу, что я говорю... при участии мужа!

Воспоминания о силе рук, впивающихся в ягодицы или путающихся в волосах, были яркими и волнующими, но воспоминания о силе проникающих движений в самую глубь моего существа были несравнимы ни с чем. Боль смешивалась с наслаждением, разум отключился, были только инстинкты, запахи, желания. В какой-то момент, мне кажется, я даже «теряла» тот основной мотив, ради которого все затеялось, и просто наслаждалась их силой и мощью.

А потом...

Тяжело вздохнув, я вспомнила, какое облегчение и одновременно огорчение я испытала, когда поняла, что эта сладостная пытка закончилась. К Ким вернулась ее душа, у нас получилось, но...

Глупое «но»! Тебе что, так нравится жалеть себя?!?

Слезы душили меня. Я понимала, что это глупо, но, пережив такой всплеск эмоций, я просто не могла сдерживаться.

– Ты все сделала правильно, – вдруг проговорил Голод.

Я откинулась на его левую руку, вглядываясь в профиль совершенного лица.

Неужели он не злится? Ну, или хотя бы не раздражен самим фактом того, что другой меня не просто касался? И, что еще хуже, тем, что я отвечала и даже поощряла продолжать.

Чувство стыда захлестнуло меня с головой, заставляя сомневаться в правильности поступка.

Наверное, можно было подождать, чтобы найти другой способ, альтернативный...

А потом я вспомнила эпизод у зеркала, когда приходила навещать Ким. Увидев отражение ее глаз, я поняла, что она где-то там, страдает, умирает, с каждой убегающей в никуда секундой.

Нельзя... нельзя оставлять ее такой, мелькнула мысль в голове, которая только окрепла, когда я вглядывалась в пустые, лишенные какого-либо интереса глаза подруги на прямую.

Голод повернул голову в мою сторону и пристально посмотрел в глаза, я в тот же миг забыла обо всем, все мысли, метающиеся в голове, замерли по стойке смирно. Он словно гипнотизировал или лучше сказать сканировал меня, не упуская ни малейшей детали моих размышлений, крошечного отклика эмоций, связанных с этими размышлениями.

– Если тебе тяжело, я могу заблокировать часть воспоминаний, – проговорил муж, поглаживая мою скулу.

От его участия, заботы и нежности я не выдержала, сердце защемило, слезы сами собой полились из глаз.

Боже! И это ОН один из самых ужасных кар Твоих на земле?!? Его пришествие считают концом света? Да я была бы рада, чтобы он никогда не уходил!

Сердце разрывалось от любви и нежности к этому внешне суровому, склонному к постоянному контролю всего и вся, чаще всего немногословному мужчине.

Как я могу чувствовать безмятежность и спокойствие в ЕГО объятьях? Его имя вызывает ужас, а я готова кричать его на всю вселенную! Его приход означает конец света и смерть, а я готова умереть без него...

– Я люблю тебя! – внезапно вырвалось у меня.

В его глазах что-то мелькнуло, но я знала – таких же слов в ответ я сейчас не получу...

Может быть, когда-нибудь много позже... Я буду продолжать надеяться на это.

Для Голода мое признание, конечно, не было секретом. Думаю... нет, уверена, он давно все знал, но мне в данный момент это было совершенно безразлично. Повторять слова о моей любви хотелось без остановки, и пусть он в них не верит, не понимает, считает абсурдными и надуманными, но знать о них он должен, и не только из моих мыслей.

– Люблю... люблю... люблю, – продолжала шептать я в перерывах между легкими поцелуями, с которыми я накинулась на мужа.

В ответ Голод сжал мое лицо ладонями и, резко перехватив инициативу, углубил поцелуй, заставляя подчиниться. Уступая, я застонала и уселась ему на колени, стискивая шею, стараясь как можно теснее прижаться к мужу. Последней осознанной мыслью стала:

Я буду любить тебя вечность... и еще один день...

Ким

Я парила. Было легко, правильно, надежно. Я знала, что это мой дом, мой настоящий дом. Меня знали здесь, и я знала все. Я была частью этого всего. Острая поверхность впивалась в кожу ступней, но не ранила, а лишь заставляла ощущать. Серпантином вилась вверх гряда, внезапно обрываясь в туманности. За спиной возникали воздушные крылья, со свистом рассекающие невесомость. Мимо меня мелькали миры. Мир Сияющей Красоты, мир Безнадежного Отчаяния, мир Вселенского Знания, мир Леса, мир Воды, мир Нежности, мир Ужасающего Холода, мир Великих Кошмаров, мир Одиночества, мир Живых Ледников. Каждый из них гостеприимно распахивал передо мной свои входы, но зов слышался издалека. Все дальше и дальше порхала я по узкой гряде, утопающей в жемчужной серости и безграничности высоты. Она, принявшая меня в материнские объятия, не следила за мной, оставив право выбора, доверяя. Легкое белое платье, развевающееся за мной шлейфом, не стесняло движений и не давало холоду, сковывающему действительность, проникнуть в мое тело.

Поскользнувшись на остром выступе и поранив кожу, я слишком четко услышала голос и, потянувшись туда всем своим существом, вывалилась в мире, наполненном красками до такой степени, что глаза закрылись сами собой. От напряжения, которое не ощущалось на Грани, силы мои были на исходе. Грудь прерывисто вздымалась, дыхание вырывалось с хрипом, жадно заглатывая воздух и давясь им в приступе боли. Такие путешествия были мне пока не по плечу. Кончики пальцев свело судорогой, ноги онемели, и голос пропал. Я не могла позвать на помощь, не могла подняться, даже ползти не могла. Не хватало сил даже позвать Грань. И тут мне в рот хлынула терпкая, вязкая струя. Я упивалась ее сладостью, чувствуя, как оживает каждый миллиметр моего тела, наполняется силой, незнакомым мне ощущением величия, всевластия.

В щеку ткнулся холодный влажный нос, и шершавый язык осторожно слизнул капельки нектара, оставшиеся на подбородке. Я осторожно приоткрыла глаза, но яркость красок, наполнявших этот мир сиянием, не резанула роговицу. Зрачок сузился и очертания стали привычными. Надо мной возвышался зверь. Лоснящаяся антрацитовая шкура, томящиеся в покое мышцы, темно-алые глаза, внимательно следящие за мной. Он рыкнул и нагнул голову, подставляя мощную шею. Осторожно подняв руку, я погладила его по голове, запутавшись пальцами в гриве. Второй рукой чуть обхватила его за шею и попыталась подняться. Я взлетела вверх с невероятной силой. Ноги, коснувшиеся твердой поверхности, готовы были бежать. Мощь, игравшая под моей кожей, потрясала. Я закинула голову, упираясь взглядом в размыто-красное небо с синим светилом. В изумлении я оглядела окружающую меня растительность. Никаких оттенков синего, свет белый, привычный. Вновь посмотрев на небо и поведя взглядом в стороны, я заметила, что светил было семь. Цветовые лучи, преломляясь в спектре вопреки земным законам физики, освещали мир белым светом.

Красный цвет преобладал во всем. От прозрачного алого до темного пурпура. Пока я оглядывалась по сторонам, пытаясь понять, где оказалась и как теперь выбираться отсюда, зверь тихо стоял рядом. С меня ростом, упругий, сильный и, я не сомневалась в этом, смертельно опасный. И все же я знала, что это он звал меня. Он звал меня... Мне вспомнился вечер на островах, когда потерянная и разбитая я собирала себя по крупицам, скрываясь от Мора. Тогда я тоже услышала зов. Но это был скорее стон. Он не просил помощи, просто не смог сдержать последнего стона. И я каким-то образом отдала ему часть себя, часть своей жизненной силы. Я вспомнила, как во время отчаянного обращения к Грани, когда потухли мои глаза, а сознание все еще оставалось в зыбком мире прошлого, закричал зверь, пытающийся дозваться меня. Но он был слишком далеко. А я слишком поглощена собой.

Память, прорезавшая все мое существо, принесла с собой боль. Я упала на колени, крича и содрогаясь от невыносимого жжения на лице. Зверь мгновенно напрягся, вслушиваясь в тишину в поисках нападавшего. Присев на задние лапы в готовности к прыжку, он не выпускал меня из виду и рычал, вспахивая землю вокруг опасной остротой покрытого шипами хвоста. Трещины, ставшие перламутровыми шрамами, едва заметными и почти неосязаемыми, распахнулись во всю ширь, выпустив на волю синее сияние. В глазах на мгновение промелькнула бездна, кончики пальцев заискрились. Боль прошла так же внезапно, как и началась. Я лежала на земле, свернувшись клубком, а успокоившийся зверь щекотал прохладным носом мою шею, царапая ее жесткой щетиной. Спустя какое-то время пришло осознание того, что я хочу пить. В тот же момент зверь потянул меня за рукав в направлении густой растительности. В мясистых чашах низкорослых пальм сверкали капли сохранившейся в тени росы. Прохладная вода освежала. Устроившись на самом краю тени, подтянув колени к подбородку, я задумчиво смотрела в алую даль.

– Какой он, твой мир? – спросила я своего странного охранника. – Кто ты здесь?

Он смотрел на меня, склонив голову набок, и молчал. Затем опустился на землю и привалился ко мне всем весом.

– Ого! – засмеялась я, пошатнувшись. – Дружок, ты для меня тяжеловат.

Он что-то утробно рыкнул и снова ткнулся лбом в меня. Поддавшись, я растянулась во весь рост рядом с ним.

Он вскочил моментально. В один миг заслонил меня своим телом и приготовился к бою. Из дрогнувшего воздуха вышел Мор и остановился, созерцая картину. Антрацитовая сила ощетинилась, выгнув спину и приготовившись к прыжку. Я медленно поднялась на ноги и успокаивающе погладила темно-серый бок. Если бы не мягкая бархатность его шкуры, то я бы подумала, что прикоснулась к мраморному изваянию.

– Неплохого защитника ты себе нашла, куколка, – выгнув бровь, заметил Мор. – Если бы знал, то не стал волноваться и разыскивать тебя сломя голову по мирам. У меня было достаточно проблем с тобой в одном мире, теперь придется тебя просто привязать.

Я фыркнула, риллан угрожающе зарычал.

– А ты знаешь, кто он, Ким? – с интересом разглядывая мою руку, спокойно лежащую на напряженном звере, спросил Мор.

– Просто хищник из какого-то далекого мира. Он спас меня, – пожав плечами, ответила я.

Мор изумленно уставился на меня.

– Ты не помнишь? – спросил он.

– Смотря, что именно ты имеешь в виду, – осторожно ответила я.

– Ты не так давно спасла его, он просто отплатил долг и вот что меня интересует, – каким способом?

От пристального взгляда черных глаз мне стало не по себе. Я мало что помнила, кроме невероятной слабости и терпкой жидкости, проникающей в каждую мою клетку. Я вопросительно посмотрела на зверя, но он не отрывал взгляда от неподвижной фигуры Мора.

– Кстати, если тебе интересно, это риллан, один из перерожденных богов этого мира. Они не выносят даже присутствия человека и если вдруг оказываются должны жизнь, то, вернув долг, уходят. Но он остается рядом с тобой и даже, кажется, вознамерился защищать от меня.

Я сделала шаг по направлению к Мору, но риллан, слегка поведя предплечьем, оттеснил меня назад. Растерявшись, я испугалась, и зверь, мгновенно ощутивший мое состояние, ощетинился.

– Даже так, – задумчиво протянул Мор, – ты пила кровь.

Мои глаза расширились от ужаса, и в горле встал ком, настойчиво проталкивающийся наружу.

– Не-е-е-ет, – слабо возразила я, – ничего такого я не пила.

Риллан подвинулся ко мне, предлагая для опоры свое сильное тело, и я с благодарностью оперлась на него, не надеясь на подкосившиеся ноги.

– Я шла по Грани...

Мор и риллан одновременно вскинули головы и уставились на меня.

– Ну а что? Я была там, что мне оставалось? Рухнуть вниз? Я не знаю, как попала туда, не знаю, как смогла удержаться...

– Не знаешь? – прошипел муж и дернулся ко мне.

Я вцепилась в зверя и умоляюще вскинула одну руку.

– Подожди, послушай. Он не подпустит тебя ко мне все равно, так дай мне объяснить!

– Ты звала ее опять? Ты снова говорила с Гранью? Ты сошла с ума!!! Что ты для нее? Она поглотит тебя в одно мгновение, не оставив даже молекулы вашего жалкого человеческого тела, – он злился на меня.

– Но не поглотила же! Я не звала ее, это не я! Я очнулась там, но она не тронула меня.

– Ты хоть понимаешь, что говоришь, Ким? – гораздо более спокойно ответил Мор, заметив кровавые полосы, прочерченные хрустальными слезинками по моим щекам.

– Я ничего не понимаю, это правда. Я не знаю, как смогла пройти в этот мир, помню только зов...

– Это он звал тебя, он чувствовал изменения, происходящие с тобой. Ты была его Дарующей до возвращения долга жизни, и он мог найти тебя в любом из миров. Но, видя твое превосходное состояние, я могу сделать вывод, что долг уплачен. Как?

– Я шла к нему на зов, но очень устала. Когда оказалась здесь, мне стало плохо, сил не хватало, и он что-то принес мне. Я пила, но не знаю, что это было. Густое, теплое, но сладкое, медовое и пахло нектаром, – сумбурно пересказывала я.

– Это кровь этого мира, малыш, это кровь перерожденного бога. Он связал вас.

Позеленев, я рухнула на землю, но желудок не скручивали спазмы, и мне оставалось только зарыться лицом в нагретую солнцем малиновую траву.

– Скажи ему, что я не причиню тебе вреда. На тебе несколько запахов сейчас, и он не может определить, кто именно причинил тебе боль, – спокойно сказал Мор.

– А как я могу сказать?

– Просто посмотри ему в глаза и скажи.

Я поднялась на ноги и подошла поближе к своему непрошенному защитнику. Дрожащей рукой погладила его по шее и заглянула в темно-алую глубину. Мысль столкнулась с мыслью, и я отчетливо ощутила его понимание.

– Я люблю его, – вслух произнесла я.

Риллан некоторое время еще смотрел мне в глаза, а затем направился к Мору. Огромное, великолепное животное, оказавшееся каким-то там богом, посчитало моего Всадника равным. Мор мгновенно оказался рядом со мной, стиснул плечи, вглядываясь в меня, а затем прижал к себе. Борясь со слезами, я уткнулась в шелк его волос.

– Родной мой, родной, – прошептала я больше самой себе, чем кому-то еще.

– У тебя еще остались сюрпризы? – неохотно отпуская меня, спросил Мор.

– Надеюсь, что нет, – всхлипнула я.

Риллан одиноко стоял в тени деревьев. Крепко ухватив Мора за руку, я подошла к нему и опустилась на колени.

– Спасибо тебе, друг. Я не знаю, как правильно называть тебя, не знаю, как я могу отблагодарить тебя и что мне теперь делать.

Риллан лег около меня и положил огромную голову на мои согнутые колени.

– Ой, – вырвалось у меня.

Мы сидели втроем: молчаливый антрацитовый зверь с алыми глазами, самый дорогой мне мужчина и я, кукла с душой, звездным сиянием в уголке глаза и хрустальными слезами. Это был самый лучший день в моей жизни.

– Я могу покинуть этот мир, Мор?

– Можешь, ваша связь просто позволит вам постоянно знать, где вы находитесь, и найти друг друга в случае опасности, а также вытащить тебя за шкирку из твоих сумасбродных путешествий. Когда-то им не было равных во всех мирах, богам этого забытого мира, но зависть других отравила жизнь здесь, и боги ушли вместе с Древней памятью в самую сердцевину вулканов, которые затаили после этого свое обжигающее дыхание и уже больше не извергались до начала Великой ночи, когда Древняя память вышла на свет на спинах переродившихся в пламени богов.

Их сила осталась в их крови, поэтому он напоил тебя. Даже если Грань отпустила тебя дважды, твое тело не могло выдержать этого. Единственное, что мог риллан – это дать тебе свою силу.

– Во мне теперь кровь бога? – благоговейно спросила я.

Мор засмеялся, оживив свои суровые черты.

– Наивная. Кровь перерожденного бога проникла в твои вены, но, смешавшись с твоей собственной, стала просто маяком. Хотя, – посерьезнев, сказал Мор, – от тебя можно всего ожидать.

– Это удивительный мир.

– Это не твой мир, Ким, запомни это. Он просто нов для тебя, твое место не здесь.

Не ответив, я с грустью смотрела в алеющую даль. Семь светил закатывались одновременно, окрашивая небо в разводы удивительных цветовых сочетаний. Моя кожа чуть порозовела за время, проведенное здесь. Риллан с легкостью поднялся на ноги, потянулся и, посмотрев мне в глаза, скрылся в багровой чаще.

– Нам пора, – сказал Мор.

– Но...

– Никаких «но». Пойдем, ты слишком долго не была дома.

– Руса! – внезапно перепугалась я.

– Тише, с ней все хорошо, – потянув меня вверх, произнес Мор.

– Откуда ты знаешь?

– С ней Голод, значит, с ней все хорошо. Она отважная девочка.

– Она сумасшедшая девочка! Ты мог рассеять ее воспоминания!

– А Голод мог убить тебя. Вы друг друга стоите.

– По-моему, с ума все-таки сходят вместе, – заявила я.

– Эльфы этому не подвержены, дорогая, – невозмутимо ответил Мор.

– Ха! Котел придумали не люди!

– А раскидываться душой не будут ни в одном мире, – парировал этот ужасный во всех отношениях мужчина.

Я побледнела и промолчала. Но предательские слезы оцарапали слизистую.

– Я не виню тебя, Ким. Никогда бы не стал тебя за это винить, вот убить мог бы или хотя бы хорошо потрепать, кстати, я пока еще не отказался от этой затеи.

– Прости меня...

– Мне не за что тебя прощать, твоя душа была во мне, я знаю все. Ты меня заставила это ощутить. Впереди вечность – еще будет над чем терзаться, не стоит слишком много времени уделять угрызениям совести.

– Хорошо говорить тому, у кого ее нет!

– Нападение – лучшая защита?

Скривившись, я промолчала. И собралась домой.

– Еще чего!

Я глотала воздух, чуть придушенная собственным воротом, за который меня крепко держал Мор.

– Как ты это сделала, расскажешь мне потом, но больше ты по Грани ходить не будешь!

– Да что я сделала-то? – возмутилась несправедливым отношением я.

Сжав горло, Мор вглядывался в мои глаза. В этом мире сияние, подаренное мне Гранью, имело лиловый оттенок, и было видно даже при свете дня. Сейчас трещины потемнели до темно-фиолетового, а зрачки расширились, отдавая алым и закрывая собой почти весь белок.

– Она внутри тебя! Когда ты шагаешь туда, она бывает в тебе.

– Ты шутишь, – вырвалась я.

– Серьезно? Как ты шагнула внутрь?

– Я просто решила отправиться домой, представила наш замок и пошла.

– Изумительно.

Он швырнул меня на траву и скрылся между темных стволов. Какое-то время я пыталась осмыслить все, что он мне сказал. И пришла к выводу, что все мы слегка перевозбудились. И ничего такого тут нет. И я просто Ким, ребенок в душе и немного запутавшаяся. Мор появился через несколько минут.

– Риллан поможет тебе научиться контролировать это. Я не знаю, откуда в тебе уживаются несколько связей и как твое тело это выдерживает. Но прежде чем выскользнуть из бытия, ухватись за него.

Он порывисто притянул меня к себе и крепко прижал, обхватив руками и целуя волосы на макушке.

– Больше никогда не уходи, – тихо произнес Мор.

Я обвила его руками за талию и сжала изо всех сил.

– Я люблю тебя больше жизни, неужели ты еще не понял?

– А кто сказал, что я нуждался в таких доказательствах?

– Мы опять начинаем спорить, Мор, – укоризненно пробурчала я ему в шею.

– Спорить? Нет, малыш, ты не будешь спорить, ты будешь внимательно слушать и кивать в знак согласия.

– Размечтался!

– Эльфам...

– Это не свойственно, – с издевкой перебила его я, – но, блин, ты многому у меня научился.

– Мне нужно спросить у Голода, где именно я оступился. И выразить свое сочувствие и понимание Дэрроку.

– Мы просто разные! Я не могу быть такой, как Руса. Да и с Кик у нас есть существенное отличие – она доктор, а я пациент. Но все мы любим.

Мор снова прижал меня к себе, и мы оказались дома. Стекла моего замка блестели, а тяжелая дубовая дверь, которую я открывала, упираясь обеими ногами в мраморные ступени, распахнута настежь.

– Он тоже тебя ждал, – сказал Мор, не выпуская меня из объятий.

Мой взгляд наткнулся на резной балкончик, и перед глазами встала картина разрываемого рыжего комочка.

– О, Боже, Боже, – прошептала я, пошатнувшись.

Снега уже не было, ухоженная лужайка весело зеленела на солнышке, но клочья рыжей шерсти горели на ней яркими пятнами.

– Волки... – я не смогла договорить.

– Ты убила их, – бесстрастно произнес Мор.

– Ч-ч-что?

– Ты нашла их в лесу и сказала, что напасть на слабого может каждый, а попробовать сразиться с равным – только настоящий вожак. Ты убила их.

Я с ужасом смотрела в его непроницаемые глаза, отказываясь не то что поверить, а даже допустить такую возможность.

– Мор, я человек. Я не могла справиться с волками.

– Не знаю, что именно обострило твои инстинкты, но ты буквально вгрызалась в меня, ты чуяла меня. Ты убила их обоих кхандой.[1]

– Но это же не сражение! Это убийство!

– А ты и не ставила себя равной волкам, Ким, из ума ты не выжила.

Опустив плечи, я побрела прямо по траве к замку.

– Это была не ты, – оказавшись прямо передо мной, сказал Мор.

– Это была я. Я! – истерически завопила я.

– А теперь успокойся и послушай! – тряханул меня за плечи муж. – Это была не ты. Часть тебя, та самая, которой вы, люди, так дорожите, была вне тебя. Я поражаюсь, как вы носите все это в себе – сострадание, горечь, радость, боль, любовь, тоска, сожаление, надежда. Но без них это была не ты. Ты забыла, что такое горячая вода, что такое пища, кофе. Ты грубила друзьям, заставляя их себя ненавидеть.

– Что же я наделала?

– Отчаялась.

Он сплел свои пальцы с моими и стал подниматься по ступеням. В холле было светло. Зеркала в золоченых рамах, оставшиеся от прежних хозяев и хранящие множество тайн, манили меня. Я подошла к одному из них и застыла.

– А я и забыла, – сказала я, распустив косу и приподнимая тяжелые черные пряди.

Разглядывая себя в зеркале, я не ощущала практически ничего.

– Скоро от меня совсем ничего не останется, – вымученно улыбнулась я.

– Может, стоит прекратить экспериментировать сейчас?

Мор подошел и встал рядом. Его прямые черные волосы смешались с моими. Я повернулась к нему и, положив ладони на грудь, приподнялась на цыпочках и легонько коснулась губами его губ.

– Невозможно любить сильнее, чем я тебя люблю, – прошептала я ему в губы.

Он приподнял меня за талию и прижал к стене между зеркалами. Погладил по щеке, коснулся поцелуем висков, кончика носа, подбородка, скользнул губами к мочке уха и прочертил языком дорожку к шее. Меня затрясло в ознобе накатывающихся волн желания, и я запустила руки в его волосы, растрепала их, сжала в кулаках. Поцелуи становились жаднее, одна рука поддерживала меня, а вторая проникла под легкое белое платье. Дверь с силой захлопнулась, но Мор не обратил внимания. Белья на мне не было, и его пальцы беспрепятственно проникли внутрь. Я застонала, откинув голову, и стукнулась затылком о стену. Мор на мгновение оторвался от меня, пронзил горящими глазами и, расстегнув ширинку, резко вошел. Я обвила его ногами и закричала. Несколько толчков и он замер, изливаясь.

– Ты моя, понимаешь? – глухо спросил он.

– Вечность, – задыхаясь, прошептала я.

Встреча

Мадрид встретил меня все той же бесконечной синевой и звенящими от солнца булыжниками мостовой. Я прошлась по знакомым местам, заглянула в узкие переулки, поболтала с двумя колоритными женщинами и едва увернулась от воды, летящей мне прямо в лицо из рук темноволосого мальчишки, с силой сжавшего пластиковую бутылку. Маленькое кафе, спрятавшееся среди прижавшихся друг к другу домов, гостеприимно распахнуло свою стеклянную дверь, звякнув колокольчиком. Кофе, яблочный пирог и место у окна.

Растворяясь в воздухе, вился дымок от одинокой сигареты в маленькой кофейне. В который раз глотнув холодный кофе и недовольно поморщившись, я вскидывала руку, чтобы заказать еще одну чашку, но так и не заказывала. Было ощущение, что я чего-то жду. Все мои чувства, обострившиеся и работающие на максимуме, ждали. Я устала от этого ожидания, оно выматывало, лишало сна, аппетита. Стряхнув пепел, я заметила, что фильтр уже начал тлеть, затушила и прикурила новую сигарету, чуть прикрыв глаза, а когда открыла их, он сидел напротив и крутил в руках мою чашку.

– Тебя очень легко найти, – заметил демон, не поднимая на меня глаз.

– Я не прячусь.

– Знаю, – его взгляд, наконец, встретился с моим.

Это был просто взгляд. Не знаю, чего я ждала: вихря, водоворота, омут... Он просто смотрел на меня.

– Как мир после возвращения? – спросил Шакс, лениво потягиваясь.

– Светел.

Мы замолчали. Несколько раз я открывала рот, порываясь задать вопрос, но тут же захлопывала его. Он просто разглядывал меня прищуренными глазами.

– Что насчет твоего... обещания? – по возможности безразлично спросила я.

– Боишься, Ким? – протянул демон.

– Коленки не дрожат.

– Избранница Грани может позволить себе язвить, – качнул головой Шакс.

– Что?

– Ты слышала.

– Откуда ты знаешь?

– Хороший способ возвращения тебе души избрал твой муженек, – не отвечая на вопрос, проговорил он. – Жаль, что меня не позвал.

– Откуда ты знаешь? – четко разделяя слова, снова спросила я.

– Только не надо строить из себя дуру, – поморщился демон. – Она отпустила тебя дважды и один раз ответила на зов. Многие ли получают ответ на мольбу?

– Многие.

– О, прекрати!

– Многие, – упорствовала я.

– Пусть так, но Она еще никого не отпускала. Тебе идет черный цвет, – сказал Шакс.

– Надо думать.

– А могла бы просто сказать «спасибо», – ухмыльнулся он.

– Скажу, как только скажешь, зачем ты здесь.

– Ты ведь ждала меня.

Небо за окном заволокло тучами. Я долго смотрела на них, докуривая очередную сигарету.

– Почему ты не пришел сразу, как только я вернулась домой?

– Фу, ну это же банально, тебе не кажется? Здесь у нас есть общие воспоминания, мы как-то ближе друг к другу, – вкрадчиво проговорил демон, не спуская с меня глаз.

– Я так и знала, что ты будешь издеваться и тянуть время.

Шакс перегнулся через стол, вырвал у меня очередную прикуренную сигарету и, вывернув руку, заставил посмотреть ему в глаза.

– Ты выиграла бой, Ким, но не войну, – отчетливо проговорил он и затянулся.

– Я не воюю, – потирая запястье, сказала я.

– Зато я это делаю.

– Зачем? Я знаю, что не смогу помешать тебе забрать у меня душу.

– Ты так ничего и не поняла, малышка.

Я дернулась от этого слова.

– Да-да, ты маленькая, наивная девочка для нас обоих. И этого не изменишь ничем.

Раскат грома в непосредственной близости от кафе заставил меня подскочить на стуле.

– Расслабься, – улыбнулся Шакс.

От его улыбки у меня заболели глаза. Я отвернулась, пытаясь справиться с непрошенными слезами, и прижала кулачок к носу. Он накрыл мою вторую руку, лежавшую на столе, своей горячей рукой и пожал пальцы. Так легко и просто... и участливо. Я закусила губу, чтобы не застонать от царапающих щеки слезинок, несколько раз глубоко вдохнула и помотала головой. Его рука исчезла, освободив мои пальцы, а когда я повернулась, он стоял прямо передо мной. Я медленно поднялась, понимая, что все, конец. Наконец-то мое ожидание закончилось. Стало гораздо легче, зная, что ждет тебя впереди, не терзаясь от разыгравшейся буйной фантазии. Широко открытыми глазами я смотрела на него, удивляясь красоте его тонких черт, какому-то непонятному изяществу, четкому изгибу губ, густым черным ресницам, отбрасывающим тени на худые щеки, когда он не отрываясь смотрел на мои губы. Он обхватил ладонями мое лицо, поглаживая скулы большими пальцами.

Не в силах выносить эту ласку, я прикрыла глаза и затаила дыхание. Ну, давай же! Не тяни. Он коснулся легким поцелуем сначала одного века, а потом другого, провел по тонким ниточкам шрамов, оставленных острыми слезками. Поцеловал в лоб, чуть задержавшись, словно не желая отпускать. Затем внимательно посмотрел мне в глаза и наклонился к губам, замерев и дав мне возможность отвернуться. Я судорожно втянула в себя воздух, но отступать не собиралась. Он пробовал меня на вкус, нежно и очень осторожно, едва прикасаясь. Я ответила на поцелуй, вложив в него все свое сожаление. Картины мелькали перед моими глазами: вот мы хохочем, вымокнув под дождем, вот я бегу к нему навстречу, а он подхватывает и кружит меня, вот наши тела сплелись в одно целое... Он прижался ко мне лбом, не выпуская лицо из своих ладоней. И исчез. Не звякнул колокольчик на двери, не дохнуло прохладой начинающегося дождя.

Я повернулась спиной к выходу и прижала руки к груди.

– Как же мне жаль, что я не встретила тебя раньше, – сказала я в пустоту.

Его руки обхватили меня сзади и прижали к крепкому мужскому телу. В кофейне в этот час было не так много посетителей, и мы могли бесконечно стоять вот так.

– Помни меня, – прошептал мне в ухо Шакс. И отпустил.

Я рухнула на стул, глядя в окно и не замечая, как по щекам катятся горячие слезы, капая на блузку. На стекле капли дождя догоняли друг друга и превращались в струи, быстро бегущие вниз. Грудь сотрясалась от едва сдерживаемых рыданий. Не выдержав, я закрыла лицо руками и расплакалась в голос. Скоро до меня дошло, что что-то не так. Я посмотрела на свои ладони, мокрые от слез, провела по щекам, не ощущая жжения от ссадин. Швырнув кружку в стену, я вылетела из кофейни прямо под дождь.

В Мадрид я приехала по другому поводу. Мне нужно было встретиться с Пилар. Я несколько раз заходила в больницу, но она была на операции. Наконец, я упросила симпатичного интерна узнать для меня ее домашний номер. Мне не нужно было долго объяснять Пилар, кто я. Просто напомнить об отказывающейся жить странной девушке. Мы договорились встретиться возле больницы в ее обеденный перерыв. Она рассматривала меня с изумлением и любопытством научного работника. Я стоически восприняла тщательный осмотр и улыбнулась ей.

– Сеньорита Родригес...

– Прошу вас, просто Пилар, – перебила она меня.

– Пилар, я хотела сказать вам кое-что. Я помню, как вы рассказывали мне сказки. Спасибо большое, что поддерживали меня. Но... одна сказка ведь была не совсем выдумкой? Это ваша мама?

– Бабушка, – кивнула Пилар.

– Я хотела вас попросить, чтобы вы передали маме, что она любила ее и старалась оградить от самого плохого и страшного. Она знала, что ваша мама самый родной ей на свете человек, но боялась сделать ей больно.

– Вы ведь знаете, о чем говорите, да?

– Знаю. И не хотелось бы, чтобы кто-то еще узнал.

– Ким... Я знаю, что вы врач.

– Это давно в прошлом, – отмахнулась я.

– Не так уж давно, – возразила Пилар, – у меня есть к вам предложение. В нашей больнице построили новое крыло, там собираются открывать онкологию, а специалиста сейчас у нас нет. Как вы смотрите на должность заведующего отделением?

– Пилар, я давно не практиковала и боюсь не оправдать вашего доверия. Поверьте, этого я хотела бы больше всего на свете, но это люди, Пилар. Это рак.

– Я знаю, что вы были замечательным специалистом. У меня есть возможность помочь вам пройти стажировку в нескольких клиниках в Европе. Подумайте, не отказывайтесь сразу.

Она оставила мне свою визитку с номером сотового и ушла. А я вспомнила кровь, бегущую с рук, отчаяние, химиотерапию. Вспомнила маму пятилетней девочки и ее глаза, когда я сказала, что рак отступил. Вспомнила слезы семидесятилетнего мужчины, когда его парализованная жена выписывалась с положительным диагнозом. Это стоит того, это стоит гораздо больше.

Я шла по городу босиком. Вечер остудил мостовую, и камни приятно холодили ступни. Жизнь наполнилась смыслом, и сердце мое трепетало от восторга и страха перед будущим. Мор, шедший сзади на некотором расстоянии, догнал меня и обнял за талию.

– Для счастья тебе не хватало только этого? – спросил он.

Я посмотрела на него огромными сияющими глазами. Некоторое время он молчал, не отрывая от меня взгляда.

– Ты вернулась, Ким, ты вернулась совсем.

Кимана & Руса