«Она стояла, прислонившись к дереву, в длинном облачении
лунного цвета; ее тяжелая, доходившая до бедер шерстяная шаль жила
отдельной жизнью: волновалась, трепетала, махала крылом ветру.
Снежное лицо казалось высеченным из холодного белого мрамора,
как у родовитых ирландских женщин: лебединая шея,
сочные, хотя и неспокойные губы, лучистые
нежно-зеленые глаза. От того, как прекрасны были ее глаза,
как хорош был этот профиль за покровом дрожащих ветвей,
у меня в душе что-то перевернулось, сжалось от боли
и умерло. На меня нахлынула убийственная тоска, какая охватывает
мужчин при виде мимолетной красоты, которая вот-вот исчезнет».
Рэй Брэдбери
Ещё один потомок древнего рода обречён. Ещё один Хранитель Договора. Скоро не останется никого, кто помнил бы о Союзе между Людьми и моим Народом...
Накинув на голову капюшон, она шагнула в Междумирье, покидая на время благословенные Холмы, чтоб выполнить свои обязательства перед умирающим.
В мире людей была осень. Яркие краски увядающей листвы, немного поздней зелени и терпкий аромат последних цветов, золото солнца и звонкие трели беспокойных птиц. Спокойная и величественная красота природы, способная заставить человеческое сердце дрогнуть.
Но она – не человек и оказалась в парке неподалёку от старинного особняка не для того, чтобы насладиться живописными видами. Просто по Договору запрещено применять любую магию на земле этой семьи, кроме той, что скрывала её от посторонних глаз, поэтому расстояние от границы владений до умирающего придётся преодолеть пешком. Как это всё глупо и утомительно... но ничего не поделаешь.
Огромный дом – почти замок – погрузился в атмосферу скорби и отчаяния. Даже окна на увитых плющом стенах перестали отражать лучи закатного солнца, только старый дворовый пёс тихонько поскуливал в своей конуре, будто бы чувствуя, как больно его хозяину.
Неслышно поднимаясь по серым гранитным ступеням, она вдруг обернулась, устремив застывший взгляд в густую тень между стеной и пышными кустами акаций. Радужки переливающихся всеми цветами спектра глаз застыли холодным льдом, зрачки угрожающе сузились.
«Пошла вон!»
Из зыбкого предзакатного сумрака вырвался скрюченный силуэт и изобразил клоунский реверанс.
Человек от одного вида этого создания, скорее всего, сошёл бы с ума. Такими пугают непослушных детей на ночь: длинное сгорбленное тело, покрытое грязно-коричневой кожей; костлявые руки с острыми обломками когтей; непропорционально большая голова с будто облитым кислотой лицом, на котором выделялся безгубый рот с множеством мелких острых зубов и огромные кровоточащие глаза. Правда, тщеславие и зависть не позволяли подобным появляться перед родом людским в таком облике – они насылали чары, немного приукрашивающие их внешний вид, и люди видели уродливых старух в тёмных плащах.
Но эти двое видели друг друга сквозь завесу колдовства такими, какими их создали.
«Убирайся!»
Существо скривилось в издевательской гримасе.
«Или что, Светлая? Убьёшь меня?»
Светлая не снизошла до ответа, просто стояла, презрительно вздёрнув подбородок. Вступать в споры с Тёмной? Эти существа – всего лишь ошибка, извращённая копия первородной расы, каким-то непостижимым образом вырвавшаяся из-под контроля! Надо было сразу уничтожить их до последнего, пока они не постигли Силу и Знание, а не запирать на вечность в будто бы неразрушимой тюрьме. Теперь Тёмные заполонили мир людей, питаясь их эмоциями и жизненными силами, отдавая предпочтение страсти и страху. Вот и эта явилась, учуяв боль. Явилась, чтобы мучительно добивать и купаться в ужасе всего семейства, виртуозно доводя умирающего до безумия своим воплем, который никто, кроме него не услышал бы. Тёмная выпила бы досуха будущую вдову и её детей. Пока они в отчаянии заламывали бы руки у постели мужа и отца, Тёмная успела бы забрать у каждого из них не один год жизни. Старит людей не смерть близкого, а беззащитность перед стервятниками в этот момент.
Из-за таких, как это существо, люди стали бояться таких, как Светлая – Хранительниц рода, . Хранительницы показывались смертным всё реже, предпочитая незримо участвовать в событиях; встречать новую жизнь, благословляя младенцев, помогать в трудные минуты (что недалёкие люди зачастую списывали на удачу) – будь то сражение воинов или важная сделка. Ну и провожая в последний путь, принося покой и умиротворение.
И защищая от таких вот падальщиков. Тёмные умело использовали людские суеверия себе на пользу, исказив всё до отвращения. Они являлись на запах сильных эмоций, не заботясь о том, увидит их кто-то или нет, и постепенно образ отвратительного чудовища, оглашающего окрестности пронзительным воплем, прочно засел в памяти мнительного человечества.
Воздух плавился и шипел от напряжения. Две незримые силы проверяли друг друга на прочность, а вокруг постепенно чернела трава, высыхали и рассыпались пылью тёмно-зелёные лианы плюща. Дворняга перестала скулить и отчаянно завыла, срываясь на ультразвук.
Тёмная дрогнула первой. Отступила назад, снова сливаясь с тенью у стены.
«Ещё увидимся...» – прошелестела на прощание тьма.
***
На широкой кровати с резным изголовьем, под тонкой льняной простыней угадывался силуэт иссушенного затяжной болезнью старика. Справа от него сидела осунувшаяся от бесконечных бессонных ночей младшая дочь. В массивном кресле у окна дремал её муж, такой же измученный, но не желающий оставлять тестя и жену.
Тихо скрипнула дубовая дверь, и в комнату вошла растрёпанная девочка-подросток в линялых джинсах и необъятной вязаной кофте с подносом в руках.
– Мам, я тебе чаю принесла. И бутерброды. Покушай, а? – прошептала она, беспокойно кусая губы.
Ей было очень страшно. За дедушку, за маму, за себя... за всех.
– Поставь на стол, солнышко.
Светлая опустилась на край постели. Она была бесплотной тенью, скрытой от глаз древней как мир магией. Смертные не могли её увидеть, пока она сама не позволит им.
Изящными длинными пальцами она вытащила из своих кудрей сверкающий золотом гребень и, склонившись над стариком, стала причёсывать его удивительно густые волосы. Она забирала его боль, заменяя её покоем. Она дарила безмятежность и прогоняла страх.
Умирающий вдруг открыл глаза.
– Ты пришла...
Он увидел ангела, сотканного из снежно-белого света и медно-золотых искр. Как же она красива! Нет слов, чтобы передать это волшебное великолепие... Старик поднял руку, ему так хотелось коснуться её, но сил почти не осталось, и пальцы дотянулись лишь до окружавшего её неземного сияния.
Сказочное видение улыбнулось.
«Ты проделал долгий путь...»
Она пела. Лицо, озарённое спокойной улыбкой, оставалось неподвижным, но старик слышал невыразимо нежный и мелодичный голос прямо в своём сознании. Он дурманил, окутывал, словно облако грёз и фантазий, навевал образы бесконечных изумрудных равнин... седых гор... бескрайних морей... Она пела ему каойнеад – песнь беан ши.
Старик закрыл глаза. Рука перестала тянуться к свету и упала на грудь.
Светлая коснулась испещренной морщинами щеки и поднялась. Посмотрела на собравшихся, чуть дольше разглядывала девочку. Нет. Этот род не прервётся. Девочка вырастет и поселится в этом доме, у неё будут сыновья, которые в своё время узнают о Договоре и станут новыми его Хранителями...
А пока она будет и дальше опекать эту семью.