2
В комнате с белым потолком
С правом на надежду
«Наутилус Помпилиус»
– Доброе утро, дорогая. Как ты себя чувствуешь сегодня?
Сегодня, вчера, неделю назад... Какая разница? На карнизе за окошком сидит маленькая беззаботная птичка. Она гораздо интереснее визитёра и не пытается нарушить периметр моего личного пространства.
– Нормально, – отвечает кто-то. Вроде бы это я.
Птаха по ту сторону стекла весело щебечет. Хорошо ей.
– Вера, давай быстренько станцуем все положенные ритуальные танцы и я оставлю тебя в покое, идёт?
Вера... это не моё имя. Так назвали меня здесь, потому что в день, когда я сюда попала, были именины Веры. Мне всё равно, пусть называют, как хотят.
Соскользнув с подоконника, я пересела на кровать и уставилась куда-то чуть выше плеча в белом халате. Доктор осматривал меня с профессиональной быстротой, зная, что я не терплю чьих-то прикосновений. Что от припадка меня удерживает лишь понимание – у него нет злого умысла. Хотя в первые три месяца он со мной намучался. Я была совершенно невменяема и не подпускала к себе никого. Бросалась на каждого, кто подходил ближе, чем на три метра.
– Гипс можно снимать. Рёбра болят?
– Болят.
– Ничего, поправишься. – Врач отодвинулся, намекая, что осмотр окончен. Я тут же вернулась на подоконник. – Как спалось?
Я непроизвольно дёрнулась.
– Спасибо, хреново.
Боль, запах крови, темнота. Унижение. Вторжение чуждого разума в мою сущность. Боль, боль, боль. Насилие над личностью и телом. И тишина. И так раз за разом. Каждую ночь. Я бы хотела никогда не спать.
– Я могу прописать снотворное...
– Нет.
Под наркотиками становилось ещё хуже. Я не могла проснуться. Я окончательно теряла себя.
Врач вздохнул.
– Как хочешь. Когда придёт сестра, не покусай её, пожалуйста.
– Придётся немного потерпеть.
Медсестра Галина меня побаивалась. Не только из-за того, что я сломала ей нос в первый день, а ещё и из-за того, что я была самой непредсказуемой из пациентов.
Сейчас большую часть времени я могла сойти за нормальную. Я знала, какой сейчас год, кто президент США и канцлер Германии, в какой стране проходил чемпионат мира по футболу, и отчётливо понимала, что нахожусь в психушке. Чаще всего время, свободное от обследований и разговоров с врачами, я проводила на подоконнике своей палаты.
Но поначалу всё было совсем иначе. Три месяца назад я появилась в приёмном покое этой больницы буквально из ниоткуда. Я отчётливо помню тот момент, когда, поскользнувшись на собственной крови, упала на прохладный белый кафель.
Столько звуков вокруг после нестерпимой вечности в тишине, столько света после абсолютной тьмы... И голоса, неразборчивые слова, чьи-то руки. Поднимают, куда-то тащат. Опять в боль? Нет! НЕТ!!!
Я сопротивлялась молча – отвыкла разговаривать, потому что до этого меня наказывали за любой произнесённый звук. Откуда только силы взялись? Никто из странных белых существ не ожидал такого поворота событий.
Вот тогда я и сломала нос медсестре Галине. Она попалась мне на пути.
Треск и хлюпанье под рукой, чей-то крик. Укол. Потом ещё один.
В состоянии искусственной комы меня продержали полтора месяца, залечивая многочисленные переломы и восстанавливая истощенный организм. Для меня это было продолжение пыток. Наркотический дурман вернул меня к моим экзекуторам.
Маленькое помещение без двери. Темнота и тишина. Поначалу я пробовала кричать, но влажный затхлый воздух поглощал все звуки. ОНИ никогда не приходили вместе, только поодиночке. Сначала один, потом второй. По очереди. Наверное, если бы они приходили вдвоём, я бы не протянула и дня.
Из наркоза меня выводили долго и мучительно. Мозг отказывался воспринимать действительность, видя в каждом потенциальную угрозу. Я норовила ударить или укусить всех, кто подходил слишком близко. Если кто-то рисковал ко мне прикасаться – орала. Беззвучно. Наверное, страшное было зрелище: перекошенное в немом вопле лицо...
Первый мой крик в заточении был прерван до банального грубо. Сильный удар затылком о холодный камень и спокойное предупреждение:
– Ещё хоть звук – вырву язык.
Когда-то я очень любила звук его голоса. Было в нём что-то удивительное, завораживающее, какой-то едва различимый акцент, который навевал образы древних суровых воинов-кельтов. Вот только когда это было? И кто он? Я уже не помнила. Я ненавидела и боялась его и того, второго... которого тоже когда-то любила...
Потом понемногу ситуация начала меняться. Каждый день ко мне приходил врач Сергей Петрович, пожилой, с чуть грустным и очень мудрым взглядом. Он садился в углу палаты недалеко от двери и разговаривал. Как бы со мной. Я ничего не понимала из того, что он говорил, просто лежала, привязанная к койке, и смотрела в облупившийся больничный потолок.
ОНИ почти никогда со мной не разговаривали. Только отдавали приказы. В самом начале ОНИ красочно расписывали, что и как собираются делать со мной до того, как я умру, сопровождая эти монологи действием. Ломались кости, рвалась плоть. После того как с моего тела срезали два куска кожи с татуировками, ОНИ стали более молчаливы. Каждый раз, когда всё заканчивалось, один из НИХ оставлял меня переломанной марионеткой корчиться в луже крови. 
А потом приходил второй и лечил меня для того, чтобы сломать заново. Вот только на левой лодыжке и чуть ниже поясницы неизменно оставались незаживающие раны...
Потом я вдруг начала различать интонации. Первыми связными словами, которые восприняло моё сознание, были «...ведро огурцов сняли...». Сергей Петрович рассказывал, как его супруга хозяйничает на огороде. Внутри будто что-то щёлкнуло. Огурцы... зелёные, немножко колючие, хрустящие... парник – стеклянный, душный, с жужжащими внутри пчёлами и потрясающим запахом молодых овощей... садовые качели под огромным кустом цветущего жасмина... гибкая вишня и яркие тигровые лилии, спрятавшиеся в её тени...
Мозг так радостно ухватился за эти образы, что начал безостановочно выталкивать на поверхность то ли воспоминания, то ли иллюстрации к рассказам терпеливого врача. Слишком много. Слишком быстро.
Я билась на кровати, захлёбываясь слезами.
ОНИ ломали мою личность неторопливо и со смаком. Вторгаясь в тело, калеча оболочку, ОНИ ещё и уничтожали сознание. По одному извлекали из памяти события, связанные с НИМИ и выжигали. Постепенно не осталось ничего, что связывало меня с этими двумя, кроме боли и страха...
Дальше было немного легче. Оказалось, что во мне ещё есть что-то от человека. Сергей Петрович терпеливо вытаскивал эти остатки, словно детали мозаики, и заново складывал из них меня. Он говорил, что мне не место здесь, что мне надо постараться вспомнить своих близких, и тогда всё будет в порядке. Он говорил, что я не сумасшедшая. Просто слишком сильным было психологическое воздействие, слишком много страха, слишком много боли...
Я чувствовала, как чуждая сущность проникает в мой разум. Бесцеремонно копается в мыслях, словно кабан в муравейнике. Частички сознания пытаются нырнуть поглубже, спрятаться, спастись, но ничего не выходит. Все они переловлены и растоптаны.
Сейчас меня уже не привязывали к кровати и не кололи успокоительных. Я была совершенно адекватной, пока меня не трогали. Вот тогда случались припадки. Тогда от моего самоконтроля не оставалось и следа, и из замкнутой и молчаливой пациентки вырывалась жестокая фурия. Слава всем святым, что не дошло до убийства.
Ещё были сны, в которых я возвращалась в кошмар, в маленькое тёмное помещение, каким-то чудом не ставшее могилой. А ещё я абсолютно ничего не помнила о себе. Кто, откуда... Туман. Знания об окружающем мире остались при мне, но всё, что касалось лично моей жизни – всё оказалось уничтожено ими.
Сейчас меня больше всего интересовал вопрос: почему? Почему они меня отпустили? Почему выкинули в приёмное психушки? И не вернутся ли, решив поиграть ещё?
– Ну вот, готово.
Я так глубоко провалилась в свои мысли, что забыла о медсестре, и едва не набросилась на неё, но меня отрезвило спокойствие в её взгляде, искажённом очками с толстыми линзами. Она смотрела с жалостью и состраданием. Я отвернулась.
– Вот, Вера, возьми, – Галина сняла с шеи цепочку с кулоном и повесила на настольную лампочку. – Тебе он нужнее. Это пентакль Архангела Рафаила. Ты знаешь, кто такой Рафаил? Он небесный лекарь. Он может излечить тебя, девочка. Надо просто верить и хотеть излечиться. Попроси его. – Медсестра тяжело поднялась на ноги. – А я завтра за тебя свечку в храме поставлю.
***
Семь месяцев спустя. Вера.
ОН выводил пальцем на моей спине какой-то причудливый узор. Вслед за его движениями обугливалась кожа. Нельзя было плакать и кричать, иначе будет ещё хуже. Что, хуже некуда? Нет. Всегда есть что-то большее. Казалось, что на ногах меня каким-то образом удерживает лишь этот самый палец, лениво рисующий кровавую картину на моей плоти...
Ещё не до конца проснувшись, я уже пыталась спрятаться. Скатилась с койки, больно ударившись коленями об пол, и отползла в самый тёмный угол палаты. Сердце гулко билось в рёбра, норовя пробить грудную клетку и вывалиться на серый линолеум. Понадобилось около десяти минут, прежде чем я осознала, где нахожусь. Опершись на подоконник, поднялась на ноги и добрела обратно до кровати.
Неужели это всегда будет так реально? Эти чёртовы сны... эта чёртова жизнь на два фронта – днём и ночью. И ведь ночью она казалась... настоящей. Боль была настоящей.
Ненавижу темноту. НЕ-НА-ВИ-ЖУ. Дёргая за шнур лампы, я злилась всё сильнее, потому что свет не зажигался. То, что я дёргаю не за то, за что надо, до меня дошло в тот момент, когда я это «не то» оторвала.
– Пентакль архангела, мать твою, – гнусаво передразнила я, наконец-то включив свет.
Я крутила холодный медальон в пальцах, с грустью думая о том, что Бога нет. И архангелов нет. Никто мне не поможет. Я всё-таки сойду с ума и навсегда останусь гнить в этом заведении... Буду просиживать днями на подоконнике, принимая таблетки по расписанию, и орать по ночам от очередного кошмара.
Я ЕСМЬ совершенство Бога явленное, в теле, разуме и душе. Я ЕСМЬ руководство Бога струящееся, исцеляющее и хранящее в полноте! – было выгравировано на обороте кругляшка. Я одними губами повторила слова.
Рафаил.
Призыв грянул из ниоткуда. Голос ворвался в моё сознание, словно солнечная вспышка, вдруг указав место. Нить, связавшая нас с девушкой в тот момент, когда меня назначили её наставником, и разорванная исчезновением, вдруг срослась, натянулась и потащила вперёд, туда, где моя подопечная растворялась в безнадёжности.
Я её слышу!
Мир, почти утонувший в цинизме. Больница. Почти пустая палата с металлической кроватью, тумбой без дверцы и тусклой настольной лампой.
И девушка, которую безрезультатно искал не только я, но и один из самых могущественных демонов Преисподней и некто, кого с натяжкой можно назвать человеком. Похудевшая, больше похожая на тень себя прежней, она сидела на краю постели и смотрела в пустоту перед собой.
Я не чувствовал её в этом существе.
– Арабеска?
Она вздрогнула и повернулась.
– Бэс...
То же лицо, те же глаза... Но никакого узнавания. Никаких эмоций, кроме животного ужаса.
– Не бойся, – да что же с ней?! – Бэс...
Вера.
– Арабеска?
Тело прошило мгновенной конвульсией. Тут никого не может быть. Никого. Это наваждение. Надеясь, что это всего лишь галлюцинация, я обернулась.
Высокий, поджарый и... как это называется? Стильный. Вьющиеся тёмные волосы и тревога вперемешку с облегчением в карих глазах. Он что-то говорит, но я не слышу за оглушительным рёвом крови в ушах. Липкий холодный страх ползёт по хребту. Пришелец похож на одного из них почти как отражение в зеркале. Ещё один? Третий?
Я сидела и не могла пошевелиться. Пыталась уговорить себя, что чужак мне мерещится. Я же в психушке. Я спятила и брежу. Никого тут нет. Всё это игра воспалённого воображения.
Мир развалился на куски в тот момент, когда пришли другие.
Воздух за спиной незнакомца подёрнулся дымкой, ощутимо повеяло жаром, и из раскалённой пустоты шагнул один из них. А потом второй.
Мои тюремщики. Мои инквизиторы.
Ужас почти парализовал. Почти. Даже если это глюки, то я не вытерплю ещё одного акта кровавого спектакля под их режиссёрством. Наяву или в бреду.
Пальцы судорожно шарят под матрасом, сжимаются на гладком пластике шариковой ручки, которую по неосторожности оставила в палате одна из медсестёр пару месяцев назад.
А ведь почти хотелось жить...
Резкий замах, жёсткий наконечник рвёт кожу на шее, пробивает насквозь артерию. Пальцы скользят, плоть сопротивляется, во рту приторно-сладко. И почти совсем не больно. Я жму сильнее, вгоняя пластмассу глубже в горло.
Всего полторы секунды. Сознание меркнет. Чей-то полустон, полувой и отчаянное «Бэс!!!» ещё мгновение удерживают на краю пропасти...
Занавес. Финал.
Такие смутные тени... голоса... стойкое чувство дежа вю.
– Вон отсюда! – приказывает кто-то.
Мне хочется встать и выйти, а ещё лучше бежать без оглядки от этого властного голоса, полного требовательной угрозы, но сил совсем нет. Тело лёгкое-лёгкое...
Тишина. Широкая ладонь на щеке, поворачивающая мою голову на бок.
– Что же ты делаешь, глупая? – Ласковый шёпот проникает в подкорку, в нём укоризна и печаль.
Я чувствую себя виноватой. Короткая вспышка боли – и веки распахиваются сами собой. Я успеваю рассмотреть первого незнакомца и что-то, перемазанное кровью в его руке, но тут же зажмуриваюсь от нереального белого света. Глаза режет, но, если не смотреть, то свет тёплый. Я купаюсь в нём, впитываю кожей... и все чувства, кроме умиротворения, отступают куда-то...
– Отдыхай, – шёпот становится тише, – отдыхай, девочка...
– Доброе утро, Бэс.
Я приоткрыла один глаз и тут же подскочила, путаясь в льняной простыне.
– Успокойся. Я тебе не враг.
– А кто?
– Друг. И куратор.
– Интересно... – Я отползла в изголовье кровати, стараясь не сводить глаз с «друга» и одновременно с этим осмотреть место, в котором оказалась.
Преимущество белого цвета, огромное панорамное окно за плавающей на ветру прозрачной шторой, пушистый ковёр на полу, широкая кровать. На кровати – я. Судя по ощущениям, из одежды на мне ничего нет.
«Друг» на фоне общей картины казался нарисованным углём: тёмные растрёпанные волосы, тёмные глаза, тёмная одежда. Тёплая улыбка на красивом лице с правильными чертами и расстегнутая рубашка. Вид такой, будто бы он сам только что встал с постели. 
Надеюсь, что не с этой.
– Кто ты? – уже увереннее спрашиваю я, натягивая простыню до подбородка.
– Меня зовут Рафаил, Бэс.
– Это моё имя? Бэс?
– Да. Сокращение от Арабески. Тебе не нравится?
Я нахмурилась, про себя повторяя по слогам: Ара-бес-ка.
– Непривычно.
– Если хочешь, буду называть тебя Верой.
Я покачала головой. Не хочу, раз у меня есть своё имя.
– Позавтракаешь со мной?
– Если ты дашь мне какую-нибудь одежду.
Рафаил встал, жестом указав на аккуратную стопку на краю кровати.
– Ванная за дверью. – Он кивнул на дверь за спиной и вышел, отодвинув занавеску.
Я проследила за его перемещениями и, пожав плечами, слезла с кровати.
– Вот теперь я тебя узнаю, – неопределённо усмехнулся Рафаил, когда я вышла на террасу.
Я села за стол напротив него и взяла любезно предложенную кружку.
– А я тебя нет. – Кофе со сливками и без сахара. Вкусно.
– Это пройдёт. Как ты себя чувствуешь?
– Странно. – Я задумалась. – Как будто сплю.
– Опиши мне.
– Хм... – Откинувшись на спинку плетёного кресла, я посмотрела на небо. – Отрешённость. Спокойствие. Я дышу, разговариваю, думаю, но будто вижу всё это со стороны. Кстати, где ты провёл ночь?
– С тобой, – ничуть не смутившись, ответил Рафаил, – но ты, скорее всего, этого не помнишь.
Значит, чутьё меня не обмануло. Я закрыла глаза, представляя этого мужчину, лежащим рядом в постели. Получилось. Воображение услужливо прорисовало каждую деталь скульптурно вылепленного тела, обрядило это тело в потёртые джинсы (зачем?). В этой зарисовке я, укрытая тонкой простынёй (вот блин, ещё раз – зачем? Какая стыдливая мне попалась фантазия!), прижималась спиной к его груди и спала, устроив щёку в его ладони. Картинка вышла настолько яркой и живой, что я усомнилась в том, что этого не было на самом деле.
Я снова посмотрела на Рафаила.
– Кто ты?
– Будем считать, что я – твой лечащий врач.
– Ты накачал меня наркотой? – Другого объяснения своего странного самочувствия я не видела.
– Это не наркотики. Пока что назовём это моим профессионализмом.
– И от чего ты меня лечишь? И каков план процедур?
– Я не столько лечу, сколько собираюсь адаптировать тебя к нормальной жизни. Не можешь же ты провести тут всю жизнь со мной...
– Почему? – спросила я, склонив голову к плечу.
Он напрягся. Посерьёзнел.
– Потому что так нельзя. У тебя есть своя жизнь. Друзья, брат... И я намерен всё это тебе вернуть. – Рафаил поднялся и встал у меня за спиной. Я чуть не свернула шею, наблюдая за ним, и в результате рассматривала его вверх ногами. – А сейчас мы пойдём на пляж, так что лучше сними туфли.
То, что Рафаил назвал «прогрессом», случилось где-то через неделю, во время очередной прогулки на пляж. Он опустился на песок и похлопал рядом с собой. Я села, а потом легла, положив голову ему на колени.
– Закрой глаза. Что ты чувствуешь?
– Тепло, – улыбнулась я.
– Хорошо. – Его руки легко скользили по моим волосам, по лицу. – Хочешь на ГОА?
– Почему бы и нет? Там было весело, – хихикнула я. И распахнула глаза. – Я там была. Я это помню! 
– Т-с-с, тихо, – успокаивающе шепнул Рафаил. – Не торопись. Что ты видишь?
Пляж, почти такой же, как этот. Вода. Смех. Мимо пролетает пёстрый волейбольный мяч, следом бежит девушка. Хохочет весело.
– Окси. Фэйт. Я привела их сюда. Дома было холодно, и мы рванули на пляж за теплом и солнцем. Тут Руста и Элви. Настя, Тира, Эми... – Я видела лица и вспоминала имена одно за другим. – Они тоже захотели отдохнуть. Или приключений. Стоит нам собраться всем и сразу – случается что-то этакое, – снова улыбаюсь, – потому что мы – Тёмный Двор. Собрание чокнутых индивидуумов и магнит для неприятностей.
– Точно, – в голосе Рафаила я слышу смех, – что ещё?
– Я хочу в воду. Хочу поплавать... Качаюсь на волнах и смотрю в небо. Хорошо... спокойно... почему-то немного грустно... Шум винтов. Катер?..
Я переворачиваюсь, потревоженная звуком, ищу его источник. Приближается белый катер, закладывая широкую дугу, его очертания быстро меняются – на меня уже движется огромная чёрная бесформенная масса. Мне страшно. Оно накрывает меня, тянет ко дну, рвёт на части... вода алая от моей крови...
– Открой глаза. Этого ничего нет. Слышишь меня?
Я слышу, но не могу. Мне невыносимо больно. Я кричу, но кто-то ловит мой крик губами, и боль почти мгновенно уходит. Я снова в тропическом раю на белом песке в компании своего таинственного доктора. Пробую на вкус его поцелуй, приправленный кофе с корицей. Немного сахара, немного горечи... Руки сами тянуться зарыться в тёмном шёлке его волос, но он ловит мои запястья, держит, не пускает. Отодвигается в сторону. Я вижу в его глазах ту же лёгкую горечь, что была в поцелуе, – совсем немного, но есть.
– Это было? – Отрешённость вернулась. Я снова безмятежна.
– Большая часть – да. – Рафаил опять гладил меня по голове. – Кроме того, что в конце. Это не твоя память. Будем работать над тем, чтобы отделить правду от обмана.
Время остановилось.
Дни лениво текли один за другим, плавясь раскалёнными закатами, пока я воскрешала свои воспоминания под чутким руководством Рафаила. Иногда это давалось почти легко – тогда я вспоминала что-то о подругах, о себе, о своих привычках. Но временами было невыносимо. Я наталкивалась на провалы, в которых меня поджидало оно: голодное, яростное существо с одной-единственной целью – уничтожить. Рафаил говорил, что его не существует, что в тех местах, где пряталось оно, тоже были важные эпизоды – счастливые и грустные, приятные и не очень. Разные. Просто кто-то их подменил.
– Зачем? – однажды спросила я.
– Не знаю. Наверное, чтобы сломать. Или просто поглумиться.
– Не вижу логики...
– А кто тебе сказал, что она тут есть? Просто кто-то очень хотел, чтобы ты боялась тех, с кем связаны те воспоминания.
– Кто там был? Расскажи мне... Пожалуйста.
Рафаил отвернулся. Это надо понимать как отказ?
– Одного из них зовут Риодан, другого – Аббадон. Тебя украли прямо у них из-под носа, – вдруг заговорил он. – Ты шла от одного к другому. Каких-то пятнадцать метров... Я могу тебе показать.
Я кивнула, боясь даже пикнуть, чтобы Рафаил не передумал. Потом поняла, что киваю спине, на которой вряд ли есть глаза, и выдавила:
– Покажи.
Я вижу себя со стороны. Интересно, навстречу кому я шла? Чьи именно это воспоминания?
Та я улыбаюсь. Получается немного криво и неловко.
Еле слышный хлопок. Я смотрю направо, туда, откуда послышался звук.
И тут что-то взрывается. Витрины магазинов стеклянной шрапнелью летят в меня и других прохожих, камни, огонь, крики со всех сторон. Паника. Где-то испуганно плачет ребёнок.
Меня не видно. Ничего не видно в клубах каменной пыли и дыма...
Я сижу на кровати и трясу головой. Кажется, что на зубах скрипит кирпичная крошка.
– Зачем всё это?
– Чтобы замести следы и выиграть время.
– Нет, я не об этом... зачем так? И почему я?
– Это был единственный раз, когда ослабла защита. Ты не помнишь, но до этого больше двух месяцев ты постоянно была под присмотром. Ни Риодан, ни Аббадон не отпускали тебя от себя дальше, чем на пару метров. Кстати, тебя это очень бесило. – Рафаил улыбнулся.
– Да уж думаю...
– Они пытались тебя защитить.
– И всё-таки, почему именно я?
– Ты не была первой и, наверняка, не станешь последней. Сначала едва не погибла Элви, когда с лёгкой руки одной... особы её чуть не прикончила её же дочь. Потом средь бела дня в собственном доме напали на Русту. Теперь ты. У каждой из вас есть недоброжелатели, девочка. И у каждой из вас есть мужчина, у которого этих недоброжелателей ещё больше. Понимаешь?
– С трудом...
– Ничего, потом поймёшь.
– А что было дальше?
– Тебя нигде не было. Даже Отец не смог найти твою душу, а это значило... Ничего хорошего это не значило. Тут может быть только два варианта: окончательная смерть... или тебя живую забрали в Нижние пределы. – Рафаил погладил меня по щеке. – Дальше был марафонский забег. Аббадон скитался по... тем местам, куда не каждый может попасть, и искал. Он очень сложно привыкал к тому, что больше не может тебя чувствовать...
– Что?..
– Раньше он мог тебя чувствовать. После того как вы с ним стали... общаться, между вами установилась связь. Ему передавались твои эмоции, твоё самочувствие, он всегда знал, где ты и что делаешь.
– Всегда?!
– Да, к этому времени он мог безошибочно находить тебя в пространстве и знать, что с тобой происходит.
– Кошмар...
– Меня это тоже не очень радовало. Когда ваша связь распалась, он как с цепи сорвался.
– А Риодан?
– Он... воспользовался своими способностями и ушёл. Не спрашивай, куда именно, я не знаю. Он искал способ узнать, где ты.
На языке вертелся вопрос, который я никак не могла правильно сформулировать.
– Почему вы не могли меня найти? – наконец спросила я. – Семь месяцев... Я понимаю, что до этого было практически невозможно, но почему потом, когда...
– Когда ты была среди людей? Девочка, а это была ты? От тебя там осталось очень мало. Если бы не тот человек, который круглосуточно бился над твоей жизнью, который вылепливал тебя из куска мяса, то мы бы вообще тут не сидели. Он безупречно сделал свою работу. Нашёл какую-то ниточку, за которую вытащил на поверхность остатки твоего разума. Он душу в тебя вложил, и ты должна быть ему за это благодарна.
Сергей Петрович. Да, я была ему благодарна и пронесу это чувство через всю свою жизнь.
– А кто дал тебе амулет?
– Медсестра. Знаешь, я ей нос сломала.
– Я не удивлён. Я услышал твой голос. Среди хаоса. И, кстати, в этом мире прошло всего две недели. Никто не знает, что с тобой было, даже твой брат.
Точно, брат. Макс.
Из всего этого разговора я не очень много поняла. Отец? Нижние пределы? Способности? Места, куда некоторым вход заказан? И то, как Рафаил подбирал слова, что-то недоговаривая...
– Это всё бессмысленно... Нет человека – нет проблемы. Зачем столько сложностей?
– Если бы я знал...
И мы продолжали. Я – вспоминать, он – не давать этому созданию меня уничтожить.
В один из дней у нас были гости.
Вообще-то, предупреждать надо, подумала я, когда, выйдя с утра на террасу, чтобы традиционно позавтракать с Рафаилом, обнаружила там ещё двух мужчин. Хотя бы для того, чтобы я не выплывала на всеобщее обозрение, замотавшись в полотенце. Под напряженными взглядами незнакомцев я смутилась, и, пробормотав что-то вроде «извините», вернулась в комнату.
– Какого лешего, Рафаил? – донёсся до меня угрожающий шёпот.
В принципе, я ничего особенного в этом не увидела, но действительно получилось неловко. Выудив из тех вещей, которые Рафаил называл моими, длинное белое платье, я оделась, причесалась и вернулась под яркое тропическое солнце.
Стоило мне появиться, как все трое сразу поднялись и уставились в мою сторону. Я смутилась от такого пристального внимания к своей персоне. Если к Рафаилу я привыкла так же, как к отражению в зеркале, то других людей я не видела с самого первого дня в этом доме.
– Доброе утро, – поздоровалась я, обходя стол.
– Доброе, Бэс, – Рафаил усадил меня в своё кресло, а сам встал сзади.
– Здравствуй, милая, – одними губами произнёс один из гостей.
Он мог бы быть братом Рафаила, подумала я. Более тонкие черты лица, более резкие движения, немного выше. Красив и сдержанно опасен. Я перевела взгляд на второго гостя – он кивнул, сверкнув неестественно светлыми, словно первый осенний лёд, глазами. Я провалилась в эти глаза, почти потеряв связь с реальностью. Мне казалось, что он хотел что-то сказать...
– Выспалась? – вернул меня из прострации голос Рафаила.
– М? – Я тряхнула головой. – Да, спасибо. Ты нас представишь? – снова посмотрела я на незнакомых мужчин. – Сядьте, пожалуйста, я и так чувствую себя глупой белобрысой овцой в гостях у волков, так хоть избавьте от необходимости голову задирать...
Кто-то рассмеялся, но я смотрела в свою чашку и боролась со странной тревогой. В воздухе явно витало нечто, напоминающее ожидание и мне это не нравилось.
– Конечно, представлю. Нам пора двигаться дальше, а без них это невозможно. – Руки Рафаила легли мне на плечи. Он держал и успокаивал одновременно. – Аббадон и Риодан.
Такое ощущение, что я всё это время ходила с мешком на голове. Или и вправду под наркотиками? Что бы это ни было – сейчас оно исчезло.
Мой персональный кошмар вернулся в солнечном свете. Они никогда не приходили вдвоём там, в маленькой тёмной могиле, в которой убивали меня день за днём.
– Я тебя прикончу, ублюдок! – яростно кричит кто-то.
– Заткнись и возьми себя в руки, демон, – подозрительно спокойно, почти ласково, предлагает ещё один голос. – Ну, дальше что? Или просто постоим и посмотрим? Мне она гораздо больше нравится, когда не похожа на манекен. Давай, делай что-нибудь!
– Бэс, девочка, слушай меня. У нас нет времени, понимаешь? Мы бессовестно задержались, и это единственный быстрый способ разобраться, были они там или нет, – настойчивый, требовательный шёпот на ухо. – Закрой глаза. Ты сразу поймёшь, что правда. Слышишь, Бэс? – И уже не мне: – Давай, брат.
Чьи-то пальцы на моей щеке, осторожные и нежные. Неровный судорожный вдох.
– Вернись... пожалуйста.
В мою руку скользнуло что-то маленькое, круглое и тёплое. Пустота и еле слышные шаги. Я чувствовала, что один ушёл.
Приближение второго я не ощутила. Дёрнулась, когда чья-то ладонь изучающее прошлась по лодыжке левой ноги, где когда-то была одна из двух тату. На меня пахнуло яростью – дикой, первобытной. И чувством вины. И сожалением. И ещё чем-то, что я не смогла распознать.
– Если бы можно было всё исправить, – тихий хриплый голос. Кто-то на долю секунды будто устало прислонился лбом к моим коленям. – Действительно, возвращайся, Бэс. Неважно, к нему или ко мне...
– Они ушли.
Я вскочила с кресла, словно внутри лопнула тугая пружина.
– Не подходи...
– Прежде чем делать выводы, – спокойно начал Рафаил, – скажи мне, что ты чувствовала?
– Страх, твою мать!!! – взорвалась я. – Вонючий липкий страх! – Я схватила чашку и запустила в него.
Рафаил нагнулся, поднырнув под траекторией полёта снаряда, и в один шаг оказался передо мной.
– Это они?
– Ты и так знаешь, что нет! – Я отступила назад, в комнату, удерживая дистанцию. – Иначе ты бы их не позвал, ведь так?
Я не пыталась не язвить. Я не пыталась не кричать. Наверное, это называется истерика.
– Мало ли, что знаю я. Главное, чтобы это поняла ты.
– Убирайся. Просто уйди и оставь меня в покое.
И он ушёл. Стоило захлопнуться двери, и я по стенке сползла на пол. Очень хотелось плакать, но не получалось.
Я действительно поняла, что эти двое совсем не те, кто приходил меня убивать. Почувствовала в прикосновениях – не те руки. Не те ощущения.
И теперь я снова не знала, кого мне следует бояться.
Поздно вечером я сдалась. От одной мысли провести ночь наедине с растревоженными страхами меня начинало трясти, поэтому я пошла искать Рафаила. До этого момента он каждый вечер приходил в комнату, ложился рядом и не уходил, пока я не засну. Мне это нравилось. Я подлезала ему под руку и устраивалась на плече.
Сейчас мне это просто необходимо. Пусть или будет рядом, или... Или не знаю.
Он лежал поперёк дивана в гостиной. Глаза закрыты, ровное дыхание. Спит. Я поёжилась, думая, где бы пристроиться. Наверное, в кресле. Не очень удобно, но главное сейчас не это. Стараясь ступать как можно тише, я пробралась к цели, залезла в кресло с ногами и попыталась ни о чём не думать. Честно говоря, ни черта у меня не вышло. Стоило закрыть глаза, как я снова оказывалась... там.
– Иди сюда, – Рафаил потянулся и посмотрел на меня.
Я с энтузиазмом параноика воспользовалась предложением и устроилась на краю дивана, повернувшись к нему спиной.
– Спи, – привычно притянув меня к себе, шепнул Рафаил.
И я уснула.
Мне снился поцелуй с привкусом корицы... Волнующе-терпкий и до обидного недолгий. По-моему, я даже хныкала от этой обиды, переворачиваясь на другой бок. Хотелось ещё. Хотелось этого тепла, приправленного кофейной горечью. Я бездумно потерлась носом о небритый подбородок Рафаила, нащупала край рубашки и запустила под неё руки, скользя по напряжённым мышцам. Безошибочно нашла в темноте его губы, легко прикусила нижнюю... И перестала быть главной в этой игре. Уже не я целовала лежащего рядом мужчину, а он меня. Удерживая моё лицо в ладонях, он вдумчиво и неторопливо возвращал поцелуй. Будто изучая. Или запоминая. До жжения на губах и тихого стона. До сумасшедшего рёва крови в ушах. До...
...я открыла глаза и уставилась в темноту. За спиной тихо дышал Рафаил, я чувствовала мерное биение его сердца. Похоже, его эротические фантазии с моим участием не посещают.
Тихо вздохнув и покрутив в воздухе затёкшей рукой, я устроилась поудобней и снова уснула.
Не сразу, разумеется.
За завтраком я несколько раз ловила себя на том, что внимательно рассматриваю своего визави. Слишком внимательно. Его это, правда, ничуть не смущало, а вот меня...
И, по-моему, он знал, о чём я думаю.
– Расскажи мне о чётках, Бэс, – вдруг попросил Рафаил.
– Да ну брось, мы это уже... – я заткнулась на полуслове.
Это было моё самое первое задание от Наставника – рассказать, что я знаю о чётках. Примерно полгода назад я втихаря очень гордилась быстрым и правильным ответом и заслуженным «отлично». И ёрничала по этому поводу, думая, что такими детскими заданиями архангел вряд ли направит меня на путь истинный.
Архангел Рафаил. Небесный целитель. Отличный момент он выбрал, чтобы заставить меня вспомнить, кто он такой!
Идиотски таращась на своего куратора, я со смесью облегчения и разочарования думала о том, что мне всё приснилось. Если мои моральные принципы находились под вопросом, то уж архангел бы не стал отвечать на мои поползновения. Ведь так?
– Что – так? – спросил Рафаил.
Вот чёрт! Я сказала это вслух?
– Мысли вслух, – пробурчала я. Щёки горели. – Что мы сегодня будем делать?
– Сегодня мы возвращаемся в Дублин.
Мне понравилось!