Мягкое снежное покрывало мерцало в голубоватом сиянии взошедшей луны. Морозный ветер гулял по вершинам гор, вздымая в воздух облачка снежной пыли и создавая иллюзию свечения. Девственная природа погрузилась в сладостную дрему, и в этой звенящей тиши возникало ощущение, что на многие мили вокруг не было ни единой живой души. Но в глубине леса, среди одетых в белые шубки сосен, светилось мягким желтым светом окошко двухэтажного деревянного сруба.
В камине весело потрескивали поленья, танцующее пламя согревало небольшую комнату, отбрасывая причудливые тени и выхватывая из темноты два силуэта, что замерли неподалеку от камина.
Что такое близкий человек, родная душа? Это не тот, с кем всегда есть о чем поговорить, а тот, с кем есть о чем помолчать. И для вас двоих это молчание никогда не будет тягостным, неловким. Это будет негласный разговор по душам, момент истины и откровения...
Я сменила позу и потянулась за бутылкой, чтобы снова наполнить наши бокалы ароматным, слегка терпким вином.
– Что ты сказала Мору?
– Ничего. Его не было.
– То есть ты фактически сбежала ко мне, не предупредив его?
– Ну не только тебе можно так поступать, дорогая моя, – улыбнулась Кимана, сделав глоток из бокала. – Дэррок небось места себе не находит, ломая голову, куда ты вдруг подевалась.
– Ой, да, скажешь тоже! Дэррок – и места не находит, ага.
– Ну, знаешь ли, не каждый день его жена внезапно пропадает неизвестно куда в канун Нового года.
– Я, конечно, очень сильно сомневаюсь, что его это взволнует, но даже если так, то и ладно. Пусть хоть ненадолго побудет в моей шкуре и узнает, каково это.
Вздохнув, я на некоторое время замолчала. Ким тоже не спешила нарушать тишину.
– В один прекрасный момент я просто поняла, что мне крайне необходимо побыть одной. Я имею в виду без своих мужиков и их закидонов. За последнее время столько всего произошло, наслоилось одно на другое, а у меня даже не было времени, чтобы все разложить по полочкам, обдумать и основательно заняться самоедством.
– И ты действительно веришь, что, сбежав в Швейцарию, в эту глушь, ты сможешь побыть одна столько, сколько тебе необходимо? Когда Дэррок не найдет тебя дома и выяснит, что ты не с Раумом, он кинется тебя искать. И Раум тоже. Вот здесь они уж точно будут дружить против тебя.
Кимана протянула руку к чайному столику сбоку от дивана за нашими спинами, взяла пепельницу, прикурила две сигареты и протянула одну мне. В воздух взвились две голубые струйки сладковатого дыма.
– А если надо, то и с Зидекиилом свяжутся. И не забывай о татуировке: ты не в междумирье, и это облегчит им задачу.
– Твой гипертрофированный пессимизм просто оглушает, – заметила я с иронией. – Но я не хочу сейчас об этом думать. Буду наслаждаться, пока есть возможность, как обычно и делаю.
Минута молчания.
– Вот зачем они такие, а?
– Чтобы нам жизнь малиной не казалась. А некоторые еще страдают, что с одним мужиком совладать не могут!
Мы понимающе переглянулись и усмехнулись, после чего Кимана спросила:
– Как муж относится к твоим занятиям с Наставником? Однажды я тебе позвонила, ты, как всегда, оставила телефон дома, и Дэррок многозначительно ответил, что ты «на рандеву с пернатым».
– Его манера, – кивнула я с ухмылкой. – Дэрроку это по боку, а вот Раум бесится: как же, представитель конкурирующей «фирмы» переманивает «клиента»!
– Его подозрения оправданы?
– Ты о чем?
– Сама знаешь о чем.
Я фыркнула и закатила глаза, но подруга явно не собиралась отступать.
– Понимаешь, как бы тебе объяснить... С Дэрроком и Раумом я закрываю глаза на какие-то их проявления и особенности, которые мне неприятны и ранят. Нахожу оправдание этому, стараясь как можно больше выдвигать на первый план то, что мне в них нравится и даже где-то гиперболизировать это, пририсовывать им какие-то качества. Стараюсь видеть их такими, как мне хочется. Выражаясь фигурально, я люблю их в себе. С Зидекиилом же все иначе. Я люблю себя в нем. То, какой он меня видит, воспринимает, то, как я чувствую себя рядом с ним, – это чувство абсолютного спокойствия. Я ничего не прибавляю и не убавляю. Он такой, какой есть, и мне этого достаточно. А главное, я не хочу нарушить этот баланс. Признаться честно, я даже боюсь этого, потому что, если все рухнет... Ты же знаешь, я очень привязчивый человек. А он... помогает поддерживать душевное равновесие одним своим присутствием. Наверное, это потому, что где-то глубоко в подсознании я просто знаю, что, в случае чего, в его лице у меня всегда будет опора, которая не даст мне провалиться в бездну.
– Да, но когда с тобой случилась беда, почему он не пришел на помощь? Ты думала об этом?
– Думала. Но так и не нашла ответа. Может быть, потому что ситуация была не так опасна, как казалось. А может, он знал, что Раум успеет все предотвратить. Хотя я до сих пор не понимаю, зачем ему это было нужно. Наша связь не так крепка и серьезна, как у... других. Зачем ему было просить помощи у Азраэля – а без него он бы точно не обошелся, – и зачем Азраэлю было утруждаться по таким пустякам? Ладно в случае с Элви – Белет ее любит, тут никаких сомнений; ладно с Арабеской – это случилось по вине Аббадона, он понимал это и обязан был все исправить. С Тирой тоже все ясно: или мне, или никому. В случае же со мной – это была только моя собственная неосторожность, роковое стечение обстоятельств... Все это очень странно.
– М-да уж, нарочно не придумаешь.
– А самое неприятное, что Раум теперь чуть что не по нем, так сразу пугает меня, что утащит в Ад и запрет в своих покоях. Зараза!
Кимана не сдержала смешок, попытавшись скрыть его внезапным покашливанием.
Я прищурилась и с укором посмотрела на подругу.
– Тебе смешно! А мне знаешь каково?
– Каково же?
– Фигово! Хоть Бэс и Элви и убеждают, что все там, – я посмотрела в пол, – вполне цивильно, если не совать нос, куда не следует, но у меня все равно мурашки по коже расползаются от одной только мысли. Как заживо похороненная. Бр-р-р!
Теперь уже Ким рассмеялась, не сдерживая себя.
– Слушай, Кик, куда подевалось твое неистребимое природное любопытство?
– Любопытство любопытством, а здравый смысл я еще не окончательно утратила. У меня свои причины избегать этого места, но я сейчас не хочу вспоминать об этом.
– Не хочешь, значит, не будем. Но вот как докатилась до жизни такой, ты мне поведать просто обязана. По телефону и в письмах всего не расскажешь, но теперь мы здесь, вдвоем.
– Ты уверена, что хватит терпения слушать все это ночь напролет?
– Дровами мы запаслись, алкоголем – тоже, так что да, я готова! И поторопись, Золушка, в полночь...
– ...тампакс станет тыквой, – мрачно пошутила я. – Хм-м-м, с чего бы начать?
– Да начни уж с чего-нибудь, – отозвалась Кимана, устраиваясь поудобнее. Ночь нам предстояла долгая...
Преждевременное покаяние лишает грех всякого смысла...
«Говори правду и только правду, но не всю правду», – очень мудрая фраза, сказанная однажды моей бабулей, царство ей небесное. И вот сейчас я сидела и ломала голову над тем, какую правду сказать мужу, а главное – как. В том, что унести эту тайну с собой в могилу у меня не выйдет (читай – мне не дадут), я даже не сомневалась, но с чего начать? Свернув оповещалку, я обратилась к всеведущему... нет, не к талмуду с заклинаниями и не к хрустальному шару, а просто к Гуглу.
“Бывает так, что женщина, изменив, потом мучается угрызениями совести, не знает, как ей теперь вести себя с мужем, рассказать ему или носить эту тайну в себе, сознавая, что она его обманывает. Таким женщинам хочу привести слова одной умудренной опытом и в прошлом далеко не праведной дамы, которая сама имела немало любовников, но тем не менее прожила с мужем более полувека и разводиться они не собираются.
Она учила свою дочь: «Никогда не признавайся мужу ни в чем. Даже если он застал тебя в постели с любовником, говори все, что угодно, – упала, потеряла сознание, не помнила себя, не знаю, кто это такой, в первый раз его вижу, он меня заставил, я спала, а он сам пришел и тому подобное, – но только не признавайся, что у тебя есть любовник. Муж поверит чему угодно, потому что ему хочется в это верить. Даже если он потом будет тебя терзать упреками и спрашивать, обещая, что все простит, если ты все честно расскажешь, – ни в чем не признавайся. Дай ему возможность сделать вид, что он поверил твоей самой абсурдной лжи. Это позволит ему сохранить самоуважение и сохранит вашу семью»”.
Я дочитала до конца статьи, живенько представила, как говорю мужу: «Я его впервые вижу! И вообще, я спала, а он...», скривилась от подобного абсурда и с тяжелым вздохом захлопнула крышку ноута.
«Завтра у меня собираются подруги, надо подготовиться, а обо всем остальном подумаю позже», – дала я себе установку, пытаясь влезть с образ Скарлетт.
Я потрепала Багиру по холке, встала с дивана и направилась вниз на кухню. Пантера лениво потянулась и потрусила вслед за мной.
На подоконнике разрывалась магнитола. Я стояла у разделочного стола, маринуя мясо в кисло-сладком соусе, выписывая бедрами восьмерки в такт музыке и напевая себе под нос. Моя любимица разлеглась на полу у противоположной стены, одним прикрытым глазом наблюдая за моими манипуляциями и время от времени отгоняя хвостом надоедливого йоркшира Хантера, с пронзительным лаем скакавшего вокруг большой черной кошки. Ни с того, ни с сего Багира вскочила с места, ощетинилась и, выгнув спину колесом, жутко зашипела. Я замерла в нерешительности, гадая, кто же мог оказаться позади. На Дэррока она больше так не реагировала. Слегка стряхнув с пальцев соус и сложив ладони ковшом одна на другую, я обернулась... и обомлела.
– Ты?! Ты с ума сошел?! Зачем ты пришел?! – зашипела я не хуже Багиры на незваного гостя.
– На запах! Он просто восхитителен! – Раум расплылся в своей фирменной улыбке. – Как и ты. Я стоял тут, вдыхал аромат твоих кулинарных изысков и наслаждался видом твоей не менее аппетитной попки, пока ты мурлыкала и пританцовывала.
Демон медленно прошелся взглядом по моему телу от макушки и до пяток и плотоядно облизал губы.
– Иди сюда, котенок, и я...
В моем мозгу что-то громко щелкнуло.
– Не смей так меня называть, – резко оборвала его я. Да, это было иное слово, но созвучное тому, самому личному, самому интимному, и в чужих устах оно вызвало у меня волну противоречия. – Это только мое... И его.
– Можно подумать, какие нежности, – фыркнул Раум. – А как тогда мне тебя называть?
– Никак!.. Как хочешь, но только не так, – добавила я спокойней, увидев вспышку гнева в его глазах. – Зачем ты пришел?
– А ты как думаешь? Мы долго не виделись, я был весь в делах, а теперь желаю наверстать упущенное.
Демон плавной походкой приблизился ко мне. Багира издала утробный рык.
– Багира, тихо! – шикнула я на нее и снова обернулась. – А ты уходи немедленно, пока Дэррок не спустился вниз и не застал тебя здесь. Тоже мне придумал, заявиться прямо к нам в дом средь бела дня. Ты что, из командировки проездом в командировку, потерпеть не можешь?
Рука Раума взметнулась к моей груди, длинные пальцы сжали в кулак ткань блузки, и он притянул меня к себе. Я испуганно моргнула, но не издала ни звука.
– Не дерзи мне, девочка, если не хочешь заиметь неприятных приключений на свою соблазнительную задницу. – Свободной рукой он схватил мою руку, которую я отвела в сторону, чтоб не запачкаться, приблизил ладонь к своему лицу и медленно, с чувством облизал каждый мой палец.
– М-м-м, восхитительно. Добавь еще немного красного перца, и будет то, что надо. – Он облизал губы. – Я жду тебя через час за мостом, у оврага.
– Раум, ты издеваешься, да? Мой муж дома.
– Ну и? Что теперь? Мне пойти отпросить тебя у него на пару часов?
Я закатила глаза, в бессильной ярости сжимая кулаки.
Уже совершенно серьезно он заявил:
– У тебя ровно час. Или пеняй на себя. – И растворился, оставив витать в воздухе легкие нотки кориандра.
Собрав в кулак все свое самообладание, я поднялась наверх, привела себя в порядок и заглянула в кабинет мужа.
– Я выйду прогуляться.
– Далеко? – спросил Дэррок, глядя на меня поверх монитора.
– В лес, воздухом подышать, да и барбарис у меня закончился, как выяснилось.
– М-м, хорошо. Поосторожней там.
– Ладно, – кивнула я и вышла.
Миновав мост через озеро, ведший от ворот замка к противоположному берегу, я увидела Раума. Он поджидал меня в тени деревьев у небольшого оврага, опершись спиной о ствол дерева и скрестив руки на груди.
– Я уж думал, придется расписку писать, мол, обязуюсь вернуть в целости и сохранности.
– Прекрати! Я пришла, что дальше? – Меня совершенно не забавляли его шутки, да и весь жизнерадостный настрой невыразимо раздражал. И я с огромным удовольствием высказала бы это ему в самых красочных выражениях, коих огромное разнообразие в не литературном языке, будь он обычным человеком, а не тем, кто в приступе минутного гнева может наворотить такое, что в ближайший век не расхлебать.
– Распластать бы тебя прямо здесь на траве и отыметь на всеобщем обозрении, чтоб не повадилась больше дерзить, да мурах слишком много, а от них потом все тело чешется.
Я в изумлении раскрыла рот, набирая в легкие побольше воздуха, но Раум не дал мне издать и звука. Рывком притянул к себе, запечатал рот поцелуем, и я даже не заметила, как мы перенеслись.
Нехотя возвращаясь в действительность из полудремы, в которую погрузилась после того, как Раум с лихвой «наверстал упущенное», я перевернулась на спину, потянулась и открыла глаза. Наконец я смогла рассмотреть то место, куда попала. Это была просторная комната, оформленная в стиле хайтек: много хрома и серых тонов. Но при этом комната не казалась холодной, ее заливал мягкий солнечный свет, струящийся сквозь жалюзи.
Почувствовав на себе пристальный взгляд, я повернула голову и встретилась глазами с Раумом. Демон растянулся рядом, опираясь на подушки. На коленях лежала книга.
– Что читаешь?
– Данте Алигьери.
Я не сдержалась и фыркнула, удивленно вскинув брови.
– И как?
– Занятный дядька.
– Может, ему таки кто-то из ваших нашептывал, а?
Раум покосился на меня с такой усмешкой на лице, с какой обычно взрослые смотрят на ребенка, сказавшего прелестную чушь.
– И как долго это будет продолжаться?
– Что?
– Все это. Как долго ты будешь водить меня по лезвию, выдергивая из-под носа мужа, когда тебе заблагорассудится?
– Столько, сколько понадобится. Я так хочу.
– Слушай, да вы достали меня со своими «Я так хочу», «Я так решил»! – Я вскочила и села на колени напротив него. – А кто-нибудь вообще подумал спросить, чего я хочу? Я что, переходящее знамя, тварь бессловесная?!
Окинув меня обжигающим взглядом, демон протянул руку, пропустил сквозь пальцы прядь моих волос, а затем вдруг схватил их в кулак и потянул на себя, так что я упала прямо ему на грудь.
– Чего ты хочешь, мы уже выяснили. Но можем и повторить, если было мало.
– Да иди ты к черту! – обиделась я, толкая его в плечо и пытаясь отстраниться.
Раум, густо рассмеявшись, перехватил мою руку и повалил меня на спину, прижав сверху своим телом. Он нацелился на мои губы, но я отвернулась, и он попал в ухо. Глухо зарычав, он куснул меня за подбородок, затем все же поймал и завладел нижней губой.
– Отстань! – пробормотала я, пытаясь спихнуть его с себя. – Уйди!
Вместо этого он схватил мои руки, завел мне за голову и напористо протиснул колено межу моими плотно сжатыми ногами. Окончательно завладев моим ртом, демон стал исследовать каждый его уголок своим волшебным языком. Затем, оставив его в покое, он зубами стянул тонкий лифчик и припал губами к уже затвердевшему соску, чуть покусывая.
Сопротивляться такому напору не было сил, да и, собственно, возможности – я не тешила себя иллюзиями. Почувствовав, что я сдалась, демон отпустил мои руки, скользнул ладонями вдоль моего тела и принялся стягивать уже порядком влажные трусики. Когда его пальцы скользнули в мое горячее и жаждущее прикосновений лоно и начали там свой умопомрачительный танец, я издала протяжный блаженный стон...
– У тебя тут есть чего-нибудь поесть? – поинтересовалась я, когда мы, насытившись друг другом, откинулись на подушки. – Я жутко проголодалась.
– И это еще я ненасытен? – хмыкнул Раум.
Вместо ответа я стукнула его тыльной стороной кисти по груди. Он хохотнул, притворно ойкнув, и с самодовольным «Вуаля!» щелкнул пальцами.
– М-м-м, вот сразу бы так!
На диване между нами появилась тарелка с мясными и сырными рулетиками, ломтиками свежего хлеба, несколькими сладкими черри и чашка ароматного кофе. Я уселась по-турецки, положила на колени подушку и взгромоздила тарелку поверх пирамиды, принимаясь за поглощение всей этой вкуснятины.
– Сам готовил? – поддразнила я, отправляя очередной рулетик в рот.
– Ага, сам зарубил, сам замесил, сам настоял, и все только лишь для твоего удовольствия, – отозвался мой любовник, не отрывая от меня горящего взгляда. Наверное, я сейчас была похожа на изголодавшуюся дикарку.
– А еще сам сбил сливки, чтобы приготовить мороженое. Хочешь?
– Так ты, батенька, сладкоежка! Питаешь слабость к мороженому?
– Я вообще питаю особую слабость ко всему сладкому, гладкому и скользкому, – ответил Раум, растягивая слова, облизал губы и завершил все глубоким вздохом.
Я вмиг перестала жевать и опасливо уставилась на него. Чуть поерзав на диване и стараясь хоть немного отодвинуться от демона, я с трудом проглотила кусок и, чтобы отбить у него желание продемонстрировать свои недвусмысленные ассоциации (в третий раз оказаться в алчущих руках этого виртуоза было бы выше моих сил!), брякнула:
– Щас сдохну от умиления!
Раум на мгновение задержал на мне удивленный взгляд, чтобы затем откинуться на спинку дивана и громко заржать. Да-да, именно так, потому что смехом это трудно было назвать. Он хохотал до слез, как ненормальный. А что такого я сказала?.. Может, он просто давно не смеялся? Ну бывает такое, а теперь накатило из-за пустяка.
Чуть успокоившись, демон взял с тарелки помидор и надкусил передними зубами. По его подбородку потекла красная дорожка. Не знаю, что на меня нашло и какого вообще черта, но я отставила тарелку в сторону, подалась вперед и, приблизившись к его лицу, слизала языком помидорный сок с его колючего подбородка.
– Я, пожалуй, буду уже собираться, – прошептала я, задыхаясь от неистового поцелуя, которым он одарил меня в знак благодарности.
– Я доставлю тебя прямо в замок.
– Нет!.. Мне еще за барбарисом нужно.
– И ты собираешься бродить одна вечером по лесу?
– Я по нему и ночью брожу, когда надо. – Я задрала подбородок. – Если так печешься о моей безопасности, то лучше не делай больше так, как сегодня.
Не удостоив последнюю мою реплику ответом, Раум сказал:
– Я отправлюсь с тобой и проведу до моста.
Дэррок встретил меня в холле, едва за мной закрылась дверь.
– Как прогулка? Продуктивно?
– Более чем, – кивнула я, не глядя на мужа. Потрясая кульком с красными ягодами, я прошла мимо него к трюмо и бросила ключи в вазу.
– Ну и отлично. Тогда скоро будем ужинать?
– Ты голоден?
– А ты нет? – Муж внимательно посмотрел на меня. – Ты какая-то хмурая. Что-то случилось?
– Летняя засуха всю лапчатку пожгла, – ляпнула я первое, что пришло в голову, а сердце словно в тисках сжало.
Даже во сне видишь не то, что хочется, а то, что покажут...
Сквозь густой фатин я смутно различала лица, лишь очертания фигур, коих было великое множество. Для чего они все здесь? Где я? Что происходит?
Я медленно двигалась по проходу, вдоль которого тянулись гирлянды из белых цветов. Кажется, это были орхидеи... Почему орхидеи? Я не люблю орхидеи, у меня от них болит голова! Мой взгляд устремился вверх – потолок терялся где-то в вышине. Вокруг мерцали свечи, пахло чем-то тяжелым и терпким. Что это, костел? Люди вокруг улыбались – я не видела лиц, но на них угадывались улыбки. Что им от меня нужно?
Я посмотрела вперед и увидела одинокую мужскую фигуру. Он стоял спиной ко мне. Широкие плечи облегал пиджак цвета металлик с едва уловимым солнечным оттенком. Отблески свечей играли в его медных с золотом волосах... Дэррок! Ну конечно же, это он! Я облегченно улыбнулась, нет, даже засмеялась и чуть ускорила шаг, сокращая расстояние между нами. Вот я тронула его за плечо, он обернулся и протянул ко мне руки, помогая поднять густую белоснежную вуаль. И, когда преграда была устранена... я провалилась в омут серо-зеленых глаз.
Разрывая ночную тишину громким криком, я распахнула глаза и резко села в постели. Сердце так и норовило выскочить из груди.
Крепкие руки обхватили меня сзади, увлекая назад на кровать. От их прикосновения я снова дернулась, но вмиг успокоилась, вернувшись разумом в реальность. Ложась на бок, Дэррок прижал меня спиной к своей широкой груди и стал чуть покачивать.
– Ш-ш-ш-ш, тише, это всего лишь сон.
Он в розовых очках сменил мне стекла...
Пребывая в замечательном расположении духа (что в последние дни со мной бывает нечасто), я взлетела по лестнице наверх и направилась в библиотеку, чтобы позвать Дэррока ужинать. Когда до нее оставалось всего несколько метров, мне показалось, что из-за приоткрытой двери доносились голоса. Тембр мужа я узнала сразу, хоть слов было и не разобрать, а вот второй... Мои ноги налились свинцом, ладони вспотели, когда я услышала:
– И что же ты предпримешь, Гроссмейстер? Убьешь ее за то, что ты больше не ее герой и она на тебя не молится?
Раум. Нет, Боже, только не так! Только не от него! Как он посмел?!
Боясь дышать, я замерла на пороге. Тихо зазвенело стекло, затем что-то полилось. Дэррок наполняет бокал виски... еще один. Еще один?
– Да, я не герой и далеко не ангел, я просто мужчина, который старается любить ее как никто другой, – вот кто я для нее. – Он сказал «любить»?! – И тебе этого не отнять, демон. А плоть... плоть слаба. Она сделала свой выбор в твою пользу, и не в моей власти ей запретить хотеть тебя. Но я не собираюсь отказываться от нее только лишь из-за этой ее слабости. Тебя она хочет, меня же – любит.
– Ты считаешь, это так важно? – В голосе Раума прозвучала неприкрытая насмешка.
– Да. Это очень важно для нее. И в этом вся суть. Видимо, не настолько близко она тебя к себе подпустила, раз ты так плохо ее знаешь. Тебе этого не понять, а я не миссионер, чтобы пускаться в разъяснения. Довольствуйся тем, что имеешь, но не порть ей жизнь.
Закрыв глаза, я медленно осела по стене на пол и сжала руками голову, чтобы заглушить неистовый звон в ушах. Я чувствовала себя последней мразью. Я ненавидела себя. Но еще больше я ненавидела его – это чудовище, заставившее меня пройти через все круги ада, даже не побывав в нем. И все ради секса. Или не только?.. Не важно! Я была омерзительна самой себе.
Стараясь сделать это как можно тише, я встала с пола и на негнущихся ногах прошла вдоль по стенке до конца коридора. Может, «оступиться» на ступеньке? Я бросила взгляд на раскинувшуюся подо мной парадную лестницу. Авось шею сверну... А если нет? Навсегда остаться калекой? И кому я нужна буду тогда вообще? К тому же я очень боюсь боли.
На кухне я долго изучала взглядом широкое серебристое лезвие ножа, но отогнала навязчивые образы и принялась за овощи. Война войной, а ужин по расписанию. Слезы застили глаза и капали на стол, смешиваясь с соком овощей.
– Ай! – Я резко втянула воздух, когда лезвие прошлось по указательному пальцу, и столешницу оросили капельки крови. Так тебе и надо. Я стояла и смотрела, как растет красное пятнышко, и ничего не делала.
– Я уже освободился, – раздался позади голос мужа. – У тебя все готово?
Он подошел вплотную и заглянул мне через плечо.
– Катерина, ты в своем уме?! Что же ты смотришь? – Он схватил бумажное полотенце и обернул им порезанный палец. Бумага тут же пропиталась кровью. Недолго думая, Дэррок отбросил ее и взял мой палец в рот. Его гладкий теплый язык скользил туда-сюда по ранке, стремясь унять кровотечение. Я молча, не отрываясь, наблюдала за ним.
– Успокойся, это всего лишь палец, а не голова, – заверил меня супруг, обволакивая палец салфеткой. – Все. Иди заклей пластырем.
Ужин прошел в полном молчании. Я не смела проронить ни слова и все ждала, когда же на меня обрушится дамоклов меч. Покончив с едой, мы переместились в малую гостиную. Я достала пушистый плед, легким заклинанием разожгла камин, забралась с ногами в глубокое кресло и уставилась на пляшущие языки пламени.
Дэррок взял пачку прессы из лотка и устроился в кресле напротив.
– Ты не заболела? – поинтересовался он, разворачивая газету.
– Нет.
– Тогда в чем дело?
Я перевела взгляд с огня на мужчину напротив. Ничего не понимаю. Я тут извожу себя мыслями о суициде, а он, зная обо всем, сидит и читает газету, как ни в чем не бывало.
– Неужели тебе безразлично? – прошептала я едва слышно, снова уставившись в камин.
– Ты о чем? – Он посмотрел на меня поверх газеты.
– Я все слышала.
Повисла долгая пауза.
– Хочешь жить...
– ...умей делиться? – сама того не желая, просто на автомате съязвила я, мысленно дав себе увесистый подзатыльник.
– Тебе виднее, конечно, но я не это хотел сказать. Хочешь жить как раньше – готовься к переменам, – невозмутимо отозвался муж.
Моему изумлению, возмущению и обиде не было предела. Я готова была рвать и метать, только бы выбить из этого чурбана хоть каплю эмоций. Истинных его эмоций. И мне уже было все равно, что за этим последует. Я не могла, не хотела верить, что он действительно настолько бесчувственен, каким хочет казаться.
– Мы живем с тобой уже полтора года, а ты до сих пор остаешься для меня полнейшей тайной за семью печатями, я не могу предугадать твою реакцию на то или иное событие. Ты совершенно непредсказуем, в отличие от меня.
Супруг одарил меня взглядом из разряда «Ой ли!» и заметил:
– Если бы ты была предсказуема, то ни я, ни он, при всем твоем внешнем очаровании, не обратили бы на тебя ни малейшего внимания.
Слезы уже начали жечь глаза, но я держалась из последних сил.
– Черт тебя побери, Дэррок Морриган! – Я откинула плед и вскочила с кресла. – Даже В’лейн, будучи эльфом, чаще и удачнее отражает человеческие чувства, чем ты! Быть человеком – заразно, а ты продолжаешь вести себя, как бесчувственное создание из уже чужого тебе мира! Сколько можно притворствовать?
– А разве не ты просила меня обманывать тебя почаще?
– Прекрати паясничать! Когда ты лжешь ради моей прихоти, я это знаю. Сейчас же ты пытаешься выдать обман за действительность. Скажи мне правду, наконец, хотя бы сейчас!
Неожиданно муж скомкал газету и, отшвырнув ее, рывком поднялся с кресла, сделав шаг в моем направлении.
– А что ты хочешь услышать? – рявкнул он.
Я отпрянула.
– Что мне противна мысль о том, что я не имею возможности размозжить рогатую голову ублюдка, который посмел прикоснуться к моей женщине? Что женщина эта не в состоянии противиться его домоганиям? Что не могу стравить с ним Всадников из-за гребаной политики? Если тебе так хотелось пережить драматизм далеких эпох с их дуэлями, то, увы, родная, ты просчиталась с выбором кандидата для адюльтера. Мы с ним в разных «весовых категориях». Ну что, услышала, что хотела? Тебе мало сделать меня рогоносцем, хочешь еще и потешиться над моим бессилием?
– Идиот! – Я сорвалась на крик, уже не сдерживая слезы. – Мне безразличны твои умения и возможности, потому что я люблю тебя таким, каков ты есть! Мне просто нужно было понять, что все твои предупреждения и угрозы – не пустой звук, что тебе действительно не все равно! – И уже тише добавила: – Но ты так этого и не понял.
С этими словами я развернулась и быстрым шагом направилась вон из гостиной.
– Катерина, вернись! – прогрохотало многоголосьем у меня за спиной. Но ответом на это была лишь осыпавшаяся на пол штукатурка, после того как я, сама того от себя не ожидая, с треском захлопнула за собой дверь. Оказавшись за порогом, я в тот же момент сферилась из замка в дублинскую квартиру.
Чувствуя себя опустошенной и подавленной, как никогда в жизни, я рухнула на кровать и, зарывшись головой в подушки, наконец, дала волю слезам...
___________________________________________________________________