Аннотация:

Первая любовь бывает у всех, она неизбежна, как сход лавины по весне, как снегопад в районах Крайнего Севера, как взросление человека. Кто-то влюбляется в кинозвезд, кто-то в соседей по парте, а кто-то в совершенно неподходящих для этого людей.

ПОЛЫНЬ ПАХНЕТ ГОРЕЧЬЮ (эля-заинька)

Данил и Миша дружили со времен детского садика, у них была та самая пресловутая «настоящая мужская дружба», что проверяется временем и количеством пережитых совместно разочарований, радостей и загулов. Дружба эта завязалась после ожесточённой драки за игрушечную машинку, окрепла от совместной ненависти к сончасу и манной каше, и не распалась после окончания детского садика. Миша и Данил сидели за одной партой в школе, вместе ходили в секцию каратэ, и гуляли вечерами. Лучшие друзья, которые поверяли друг другу практически всё, оставляя нерассказанным только самую главную тайну, о которой просто нельзя было говорить вслух, а зачастую и даже думать.

Родители обоих мальчиков прекрасно знали друга сына и полностью одобряли. Хотя, возможно, они и не понимали, почему бойкий Данил, у которого куча приятелей, по-настоящему дружит с немногословным Мишей. Или почему замкнутый Михаил так доверяет Дане, кажущемуся ветреным и несерьёзным. Но факт оставался фактом - мальчики дружили с детства, и это светлое чувство омрачала лишь одна большая Мишина тайна.

Миша любил мать Данила много лет, с того самого момента, как ему сровнялось тринадцать. В тот самый момент, когда от Ларисы Вадимовны ушёл муж к другой женщине, она осталась одна с сыном – подростком, мальчик и потерял голову от зрелой красоты матери Дани. И Миша влюбился, он сам не понимал то ли от жалости, то ли гормоны, то ли еще какая-нибудь ерунда с ним стряслась. А, может, потому, что его собственная мать была слишком занята выяснением отношений с мужем, воспитанием младшей сестры Михаила, вот ребёнок и стал мечтать о чужой матери. Чувство это крепло с каждым прожитым годом, и Миша ничего не мог с этим поделать.

Миша звал про себя Ларису Вадимовну: Ларой, Ларочкой, и старался не думать о том, что она мать Данила. А не вспоминать об этом прискорбном факте было довольно непросто. Стоило Мише только зайти в дом друга, как его окружала аура Лары, тут и там встречались её вещички: заколки, расческа, халатик, брошенный на спинку кресла. Он заворожено смотрел на все эти мелочи и тайно прикасался к ним, когда Данила не было рядом. Чувствовал себя Миша при этом на редкость странно, будто он касался руками чего-то светлого и прекрасного, того, что никогда не станет его.

Однажды Миша зашёл за другом раньше назначенного срока и ждал его, пока тот в спешке переодевался. Лара сидела на диване в ярко-красном шелковом халате, зябко поджимая ступни ног с ноготками, покрашенными бледно-розовым лаком. В руках она держала рубашку сына, осматривая её и оценивая ущерб, нанесенный дракой с одноклассником. Лара была такой грустной, что Миша не выдержал и ляпнул:

- Он дурак.

- Кто? – Лариса удивленно подняла голову, - Данька? Понятно, что не особо умен, коли в драку полез.

- Нет, Данькин отец, - сдавленно ответил Миша, пряча глаза.

Лара грустно хмыкнула, но возражать не стала, она с интересом посмотрела на стоявшего перед ней высокого и худого подростка. Его темно-русые волосы были взлохмачены, карие глаза смотрели на неё с обожанием, а щеки заливал яркий румянец, через который проступали прыщики.

- Я бы никогда от вас... ну ...то есть от такой жены не ушёл, и никто нормальный не ушёл бы, вот, - Миша выпалил это и покраснел, как мак, а Лара удивленно посмотрела на него.

- Ох, Миша, - промолвила она и, поднявшись с дивана, подошла к нему, обняв, - когда-нибудь ты вырастешь в замечательного мужчину, но только не меняйся, пожалуйста.

Мишка покраснел еще пуще, ему было жутко неловко за свои слова, зачем он такое сказал? Лучше бы молчал, как обычно, знает ведь, что со словами у него беда, никогда не может сказать что-нибудь дельное. Но больше всего его повергало в смущение то, что мать друга его обняла, а он возбудился. Подросток выпутался из рук Лары, а то утирала невольные слёзы ладонью, Миша поднял руку к её лицу и подхватил солёную капельку кончиком пальца, смутившись еще больше. К счастью, в этот момент в комнату вбежал Данил и, не посмотрев в сторону матери, отвернувшейся к окну, чтобы сын не видел её слёз, весело крикнул другу:

- Ну, что, Михась, пошли? Мам, я буду часа через два.

С тех пор Миша старался избегать мать друга, уж очень стыдно ему было за своё поведение. И это удавалось ему довольно долго, целых пять месяцев и двенадцать дней. За это время Миша пытался уверить себя, что Лара старая, некрасивая и, вообще, ему нравится Машка Орлова, которая воротила нос от Даньки. Всё-таки влюбиться в одну девушку – это настоящий пацанский поступок. Вот только всякая мысль о Машке Орловой вылетела из Мишиной головы, стоило ему в один морозный вечер зайти за другом, чтобы вместе пойти на занятия по каратэ. Дверь ему открыла Лара, и парень обомлел, никогда прежде он не видел мать друга такой красивой. Голубые глаза Ларисы были подведены и казались еще больше, волосы уложены в затейливую прическу, фигуру облегало черное платье без рукавов, длиной до колена. Мишка так и остался стоять с раскрытым ртом, не в силах выдавить из себя приветствие. Лара, увидев такое очевидное восхищение, засмеялась и сказала:

- Привет, каратист, проходи, Данька уже почти собрался.

Миша прошёл в прихожую, снег падал с его джинсов, образовывая грязные лужицы, но он этого не замечал. Мальчишка ничего не мог с собой поделать, Лара была удивительно хороша, и глупо было отрицать этот факт. Он не видел прежде женщины прекраснее, и даже раскрасавица Скарлетт Йохонссон была и вполовину не так очаровательна.

- Вы...это...сегодня ... ну...того, - только и смог сказать Мишка.

- Я даже боюсь поинтересоваться, что означает это твоё «того», - весело заметила мать Данила, явно поддразнивая его.

Лара крутилась перед зеркалом, прихорашиваясь, подкрашивая губы, и нанося на запястья и шейку капельки духов.

- Привет, Михась, - поприветствовал друга Данил, - ой, мам, опять ты этими вонючими духами надушилась!

- Даня, ты ничего не понимаешь, духи хорошие, в них и цветочные ноты и нотка горечи. Мне кажется, я даже чувствую аромат полыни, - женщина, прикрыв глаза, понюхала своё запястье, - замечательный запах.

- Старушенцией они воняют, это я точно чувствую, - безапелляционно сказал Данил, и мать потрепала его по светлой макушке.

- Ты просто еще зеленый для таких духов и таких дам, как я.

- Ой, мам, ты, что уже перед корпоративом успела вина выпить? Я надеюсь, что никогда не созрею для дам, которые мне в матери годятся, - съехидничал Данька и быстро отбежал от матери подальше, поскольку легко мог схлопотать подзатыльник за такие слова.

- Ну, тебя, глупый мальчишка, ты ничего не понимаешь! Правда, Миш?

- Ага, - только и мог ответить тот.

В тот день тренировка у Миши не удалась, потому, как он думал только о Ларе, о том, какая она красивая. А еще ему не давала покоя мысль, что на этом проклятом корпоративе какой-нибудь ухарь её увлечёт. И это опасение с каждой минутой становилось для него всё страшнее, Миша с остервенением делал махи ногами, представляя перед собой взрослого мужика, который обнимает Лару за плечи. Только почему-то у этого мужика не было лица, но это даже к лучшему. Всю ночь Мишка не спал, мучаясь и злясь на себя и Лару. Ну, какого фига она пошла на эту пьянку? Вот дома ей не сиделось! Но, к Мишкиному счастью, роковой встречи не произошло, и жизнь Ларисы и Данила не изменилась.

Мальчики взрослели, Данил увлекался то одной одноклассницей, то другой, а Миша упорно хранил свою любовь, не замечая соседских девчонок. Данил смеялся над ним, постоянно шутя на темы девственности и её вреда для мужского здоровья, но Миша не мог представить ту девушку, что сравнилась бы для него с Ларой. А переспать с кем-то ради того, чтобы просто «стать мужчиной» Михаил не хотел, поскольку был твердо уверен в том обстоятельстве, что мужчинами рождаются, а не становятся.

Всё чаще и чаще Мишу посещали мечты, в которых Лариса смотрит на него не как на ребенка, а как на взрослого мужчину. Ночами он просыпался в поту, метался на узком диване, предаваясь сладким грёзам. Даже насмотревшись порнофильмов и фантазируя о девушках, которые снимались в подобном кино, Миша стал замечать, что его любимые актрисы были блондинками с голубыми глазами. Однако, несмотря на великое множество фильмов эротического содержания, просмотренных им, чаще всего Миша думал о сексе с Ларой. То есть о том, чего никогда не случится.

Когда мальчишкам исполнилось восемнадцать, всё вокруг разительным образом изменилось. Они повзрослели и перестали быть детьми, родители стали относиться к ним серьёзнее, как-никак Данил и Миша стали студентами. Они вместе поступили на экономический факультет и были, как и прежде, неразлучны. Студенческие тусовки редко обходились без них: Данил всегда был душой компании, а Миша его тенью. Он так и не встретил свою девушку, хотя девственности всё-таки лишился, перебрав коктейля из пива и водки (на утро Мише было так худо, что он навсегда завязал со смешиванием спиртных напитков). Он плохо помнил ту девушку, а еще хуже само действо, но повторить его так и не решился, потому что мысли его всё также были заняты лишь Ларой.

А та в последнее время почему-то вдруг резко похорошела: сменила прическу и теперь её светлые волосы волной падали на плечи, немного похудела, стала носить более открытые платья. И Миша не мог оторвать от неё взгляд, когда встречал на улице или заходил в гости к Данилу. Он ничего не мог с собой поделать, его, как магнитом, тянуло в дом друга. Благо, Данька не замечал влюбленности Мишки в его мать, иначе в их дружбе появилась бы трещина, если не сказать прореха.

Теперь из Лариной комнаты часто слышалась одна песня, видимо, хозяйке она очень нравилась, особенно второй куплет, Лариса часто включала именно его, пропуская начало:

«Я под утро рано встану,

Мерзлых ягод соберу.

На душе сквозную рану

Тонкой ниточкой зашью.

Снегирей не распугаю,

В путь-дорожку соберусь.

Эх, калина, я же знаю,

Что навряд ли я вернусь».

- Дурацкая песня! – не выдержав, однажды сказал Данил, - как такое можно слушать?

- Не знаю, - протянул Миша, - я, вообще, попсу не уважаю. Толи дело песни «Касты», и музыка и смысл.

- Ага, - согласился друг, - «Каста» - это вещь, не то, что эти стенания.

Но Лариса, видимо, думала иначе, теперь она часто грустила под эту незамысловатую мелодию. И Миша отдал бы лет десять своей жизни, чтобы только точно узнать, о чём же она думает, когда слушает эти строки про калину красную. О ком она так тоскует? Эти вопросы не давали молодому человеку покоя.

Миша часто вспоминал, как мать Данила обняла его, поздравляя с восемнадцатилетнем, и поцеловала в щеку. И Михаил опять устыдился того, как отреагировало его молодое, здоровое тело на её близость. Как же ему было стыдно, как он боялся, что Лара заметит его возбуждение. Но всё обошлось, хотя иногда ему страстно хотелось, чтобы Лариса, наконец-то, всё узнала.

***

Миша медленно поднимался по ступеням лестницы, ему хотелось оттянуть приближение к квартире на четвертом этаже, он молился, чтобы дверь ему открыл Данил уже готовый к тому, чтобы пойти на занятия. Сегодня была суббота и вероятность того, что дверь откроет Лара, была неимоверно велика. Так оно и вышло, стоило Мише позвонить в дверной звонок, как металлическая дверь распахнулась и на пороге квартиры возникла Лара. Хотя она была одета в свой любимый алый шелковый халат, светлые волосы рассыпаны, как обычно, по плечам, но что-то в ней сегодня было особенное.

- Привет, - сказала она.

- Здравствуйте, а Данил собрался? Скоро начнется вторая пара, - ответил Миша.

- Данила нет.

- Как нет? Он что передумал на пары идти? Мог и позвонить, я бы не стал за ним заходить, - разочарованно протянул Миша.

- Его отец попал в автомобильную аварию, он поехал в больницу, наверное, просто забыл тебе позвонить, - Лара сказала это совершенно обыденным тоном.

- Да что вы? Очень жаль.

- А мне не жаль его, - жестко сказала Лариса, - вот, видишь какая я плохая и злая.

- Нет, вы не плохая, - вырвалось у Мишки, - вы хорошая и красивая.

После этих слов молодой человек густо покраснел, а Лара засмеялась. Она всегда веселилась, когда Мишка говорил подобные глупости, наверное, она считала его редкостным кретином.

- Ох, Миша, ты всегда можешь мне настроение поднять. Проходи, поболтаем с тобой или у тебя сегодня очень важные пары?

- Нет, - только и смог ответить все еще красный, как рак, Миша.

- Только тссс, - она приложила палец к губам, - никому не говори, что я смогла сказать подобную глупость, иначе моего сына в институт и палкой не загонишь. И придётся мне его провожать в армию.

В тот момент, разуваясь в прихожей, Миша думал только о том, что был бы совсем не против, если бы Данил исчез на год. Он кинул тетрадки на пуфик и прошёл за Ларой на кухню. На обеденном столе стояла неполная бутылка «Мартини», ваза с фруктами и один бокал.

- Не люблю пить в одиночестве, - кивнув на фужер, сказала Лара, - садись, будь, как дома. Какую глупость сказала, ты же у нас почти что член семьи.

Мишка сел на табуретку, пока мать Данила доставала второй бокал из стенного шкафчика. Ему всегда нравилось в этом доме, особенно на уютной маленькой кухоньке оранжевого цвета. Яркие краски этого помещения поднимали настроение, сразу появлялся аппетит. Хотя, Мишке нравилось всё, что делала Лара, всё, что она носила, дом, где она жила, по его мнению, у женщины был прекрасный вкус.

Лариса достала второй бокал, протёрла его и поставила перед Мишей.

- Ну, разливай, поухаживай за дамой, - она поддразнила его, мягко улыбаясь полными губами, и он поспешно схватился за бутылку.

- Как сладко, - поморщившись, сказал Миша, стоило ему только пригубить напиток.

- Ладно тебе, это самый что ни на есть дамский напиток: сладенький и на травах, можно успокоить себя тем, что он якобы полезен.

- Да, травами точно пахнет, - ответил Мишка, потянув носом.

- Полынью, люблю этот запах, он такой горьковатый и в тоже время приятный. Кажется, что это запах несбывшихся надежд. Ладно, у меня где-то с празднования дня рождения осталась начатая бутылка коньяка, уж он-то точно не сладкий, - женщина поднялась со стула и, подойдя к шкафчику, открыла дверцу. – О, нашла!

Лариса повернулась с победоносным видом, держа в руке бутылку коньяка. Напитка в емкости было совсем немного, чуть больше, чем на два пальца. Она щедро плеснула янтарную жидкость в Мишин бокал.

- Ты будешь одним из немногих, кто пил коньяк из фужера для «Мартини», - Лара улыбнулась.

- Спасибо, - отозвался Миша, отчаянно чувствуя себя неловко, - а что мы празднуем?

- Ничего, мы пьем просто так, потому что живы и потому что у нас всё хорошо, - усмехнувшись, ответила она, - ну, что, за нас?

- За нас, - эхом повторил гость и почувствовал себя отчаянно счастливым, хотя понимал, что Лариса вкладывает в этот тост совсем иной смысл. Миша залпом опрокинул в себя коньяк, поморщился от жжения, которое прокатилось по его горлу и пошло дальше в желудок.

Лара протянула ему кусочек груши и небольшую дольку шоколада, затем засмеялась. Мишка заметил, что ногти у неё были покрыты красным, в тон халатику, лаком, он почувствовал знакомое тянущее ощущение внизу живота.

- Тебе, наверное, бутерброд надо сделать, ты ведь голоден, а я тебя шоколадом кормлю.

- Голоден, - снова повторил за ней Миша и подумал, что он, действительно, голоден, только нужна ему сейчас не еда. Никогда прежде он не оставался с матерью Данила наедине в пустой квартире, никогда прежде она не была так близко от него, никогда прежде так не смывались границы их возрастной разницы.

Лариса приняла его ответ за подтверждение своей догадки и, поднявшись с табуретки, поспешила к холодильнику.

- Нет, я не хочу есть, спасибо, - хрипло сказал Миша, его голос стал вдруг грубым, резким, будто чужим.

- Ладно уж, не стесняйся, - ответила Лара, опершись рукой на дверцу холодильника.

Какие странные слова, обычные, без намека на что-то, но на Мишу она подействовали совершенно неожиданно. Не стесняться, если бы она только знала.... Он вдруг встал, ссутулился и подошёл к Ларе, взяв её за локоть, глядя в глаза, он сказал:

- Я же сказал, что есть не хочу, я ..., - да что слова? Миша с ними никогда особо не дружил, они пустые летят по ветру и ничего не значат. Люди клянутся друг другу в любви и верности, обещают быть всегда рядом, а потом предают, не задумываясь.

Лара посмотрела на него удивленно, будто видела впервые, словно за чертами мальчишки стали видны резкие линии лица мужчины. И она растерялась. Холодильник разразился трелью, он был открыт уже более минуты, и женщина захлопнула дверь. Только чтобы не слышать противной повторяющейся мелодии, а Миша всё также держал её за локоть, и хватка его была крепкой, отчаянной. И Ларисе стало не по себе, зачем она стала пить, да еще и днём, кроме того, с другом сына, какая глупость!

Миша смотрел на Лару, видел страх в её голубых красивых глазах, её растерянность и ничего не мог с собой поделать, «тормоза» отказали, он был не в силах остановиться. Прекратить это могла только Лара, если она его оттолкнет, если сведет всё до уровня шутки, тогда он больше никогда не повторит попытку, просто не сможет. Миша притянул Лару за локоть к себе, она смотрела на него с удивлением, неверием, но не отвращением. И это придало ему сил. Он прижал её к себе и зарылся лицом в белокурые волосы, вдыхая аромат тех самых духов с полынью, о, как же давно он об этом мечтал! Миша не мог поверить своей наглости, и неожиданно для себя решил, что уж если он сотворил такое, то пути назад всё равно нет. И, слава Богу! Он больше не мог молчать, мечтать без надежды на то, что грёзы сбудутся, и страдать. Если Лара его оттолкнёт, это станет окончанием всего. Но она потрясённо замерла в его объятиях, не шевелилась и, казалось, даже не дышала.

Когда он жадно приник к Ларисиным губам, та лишь вздохнула, попыталась отстраниться, но Мишка так крепко держал её, что из этого ничего не вышло. Он лихорадочно целовал её, скользя языкам по губам женщины, заставляя приоткрыть рот. И Лара сдалась, её слишком давно никто не целовал так страстно, так самозабвенно. Стоило Мише почувствовать, что она отвечает ему, как он прижал женское тело к себе еще сильнее, притянул так сильно, будто хотел, чтобы они стали единым целым, проросли друг в друга. Поцелуй стал яростным, будто Мишка хотел отомстить ей за все эти годы молчаливой любви, когда Лара видела в нём только ребёнка. Но женщине нравился такой поцелуй после долгих лет воздержания, было упоительно осознавать, что она вызывает столь сильное желание у молодого мужчины. Оторвавшись от Лариных губ, он склонился к её шее, такой тонкой, белой и беззащитной, целовал, покусывал и тут же зализывал следы укусов. Лара, не ожидавшая такого напора, лишь откинув голову, ежилась от удовольствия и шептала:

- Сумасшедший, я же старая для тебя. Что же ты творишь, Мишка?

- Я люблю тебя, - эти слова сорвались с Мишиного языка сами собой, но в них была заключена вся правда мира.

И Лара это знала, она все эти годы чувствовала Мишкину влюбленность. Не принимала его всерьез, поддразнивала, шутила, но подпитывала своё эго энергетикой этого влюблённого мальчишки. А сейчас настал час расплаты за это.

Миша шарил руками по женскому телу, торопливо, неуклюже, иногда даже причиняя боль. Но Ларе нравилось, она томно вздыхала, тело отяжелело, и она опиралась на своего юного гостя, чтобы не упасть. Женщина нашарила позади себя кухонный стол, и привалилась к нему бедром, надеясь обрести опору, голова задела навесной шкафчик. Лара ойкнула от боли, но в этот момент ладонь Миши скользнула по её груди и женщина устыдилась того, что не надела бюстгальтер. Хотя, она же дома, она никого не ждала, а может быть, это и не совсем правда.

Миша, когда ощутил под ладонь напрягшийся сосок, и вовсе осмелел, он судорожно схватился за поясок красного шелкового халатика, который и прежде сводил его с ума. Почему-то он всегда представлял её именно в подобном одеянии: легко снимаемом, коротком, фривольном. Часто Мишка представлял, как в ожидании Данила, он сядет подле Лары на диван, начнёт поглаживать её ногу, поднимая всё выше край шелковой ткани. И женщина не выдержит, закинет ногу на его колено, позволит ласкать её руками, и, разумеется, испытает оргазм, который будет еще сильнее от того, что сын может зайти в комнату в любую минуту. А теперь он, действительно, мог запустить руки под алый шелк, Лариса не будет против такой вольности, сегодня она только поддержит её.

Распахнув полы халата, Миша застонал от представшего перед ним вида полной груди с крупными сосками. Судорожно сглотнув, он сжал грудь Лары и стал лихорадочно целовать её, заставляя женщину изгибаться и стонать. От её вздохов Мишка возбуждался еще больше, он прикусил сосок, и она тихонько вскрикнула. Это был самый прекрасный звук на земле, и Миша снова повторил свой недавний опыт, в надежде услышать вскрик снова.

Лариса сама неловкими движениями спустила трусики по ногам, цепляясь непослушными руками за ремень Миши, она пыталась его расстегнуть. Он оторвался от Лариной груди и поспешил ей на помощь, спустя минуту они уже были единым целым. Миша кончил практически сразу, сказалось долгое воздержание, практически отсутствие опыта и слишком долгое ожидание. Он цеплялся за плечи Лары, приходя в себя, и вдруг услышал какой-то звук, настойчивый трезвон, повторяющуюся трель.... будильника...

***

Открыв глаза, Миша с удивлением смотрел на будильник, который разрывался, казалось уже целую вечность. Он машинально нажал кнопку, и в комнате воцарилась тишина. Посмотрев на простыню, которой укрывался, Миша увидел на ней мокрое пятно. Вот, чёрт! С ним это произошло опять, сон, это был лишь сон! Но, Господи, каким же он был реальным, красочным и невероятным!

Наскоро приняв душ, запихав простыни в стиральную машинку, Миша позавтракал и начал собираться на занятия. Но в мыслях он еще был в своём сне, там, где сбылась его мечта. Если бы он однажды стал реальностью! Мишка бы отдал за это всё на свете, он бы ждал столько, сколько надо лишь бы только знать, что Лара станет его.

По пути к дому Данила он всё думал, как сможет посмотреть в глаза Лары после этого сна? Как? Он же опять, словно идиот, будет мямлить что-то себе под нос, краснеть и пятиться к двери. Но этого не случилось, дверь открыл Данил, и Мишка разочарованно вздохнул. Он даже сам себе боялся признаться, как хотел бы, чтобы сегодняшний сон был вещим. Но сегодня была суббота, и даже приметы были против него.

- Привет, я уже готов, только обуюсь, - друг поспешно достал из нижнего ящика прихожей туфли.

- Привет, - протянул Миша, - давай быстрее.

В этот момент из своей спальни вышла Лара, её волосы были зачесаны наверх, старая футболка сына болталась на плечах, выстиранные джинсы плотно облегали ноги.

- Ой, Миш, привет, заждался ты уже моего копушу, - она улыбнулась Мишке, а тот покраснел, - Данька, ты – собируха!

- Здравствуйте, - буркнул в ответ Михаил.

- Мальчики, какие же вы стали взрослые..., - начала Лариса.

- Ой, мам, только не надо вот этой фигни, - прервал её Даня.

- Ну тебя! У меня настроение хорошее. Вроде совсем недавно Миша был таким маленьким, худеньким и всё так вот тебя ждал, пока ты соберешься, а теперь смотри, какой вымахал! Скоро женитесь и своих детей будете провожать. Как же жизнь быстро течёт!

- Мам, ну хватит, а? Я вернусь к четырем, - Данил быстро потрепал мать по плечу и схватил тетради.

- До свидания, - промычал Миша.

- Пока, - раздалось в ответ, и Лариса закрыла за ними дверь.

Именно в то утро Миша и понял, что никогда его мечты, сны и грёзы не сбудутся, никогда Лара не посмотрит на него иначе, не увидит в нём взрослого мужчину, с которым можно предаться безудержному сексу. Он навсегда будет для неё мальчишкой, другом сына, тем, кто вырос на её глазах. Это было горько осознавать, но рано или поздно истину всё-таки нужно принять, хоть сердце и разрывается при этом на части и осколки.

Говорят, что все женщины одинаковы. Глупость, конечно, несусветная, этого просто не может быть. Скорее всего, это утверждение выдумал несчастный мужчина, которому никогда не быть с возлюбленной, вот он себя и успокаивал подобными умозаключениями. Миша от души наделся, что тоже сможет себя уверить в этих словах и успокоить. Только вот на душе было горько. И Миша знал, что больше никогда не сможет смотреть на вещи красного цвета или вдыхать запах полыни, не вспоминая о Ларе. Выходит, всё это под запретом. Миша с грустью осознавал, что каждый осколок его сердца уже дал новую трещину, а, значит, пути назад нет. В этот раз попытка забыть Ларису просто обязана увенчаться успехом.

 Рассказ участвует в борьбе за звание "Знойная ботва"