Говорят, люди - это блуждающие песчинки, и лишь случайно и то ненадолго они обретают покой... А если, столкнувшись, они, наоборот, теряют его? И получают стихию, сметающую все на своем пути, выворачивающую наизнанку, меняющую полюса притяжения?  Когда одно лишь соприкосновение этих крошечных частиц способно сжечь изнутри кислотным желанием и увести в забвение, где нет своих и чужих, где грань между правильным и недопустимым стерта, а существует только «хочу»?..

И иногда им кажется, что, уступив, поддавшись страстному порыву всего на один миг, они смогут вернуть баланс. Потом. Воспользовавшись разумом. И не понимают, что тот уже проиграл. Что выбор сделан, миры разрушены, покой никогда не придет, а точка невозврата пройдена.

 __________________________

 

 “I wanna f..ck you like a foreign film,

And there's no subtitles to get you through this,

And I'm a country you don't ever, ever, ever, ever, ever wanna visit again”.

 

“I Want to Kill You Like They Do In the Movies”Marilyn Manson

 

Вода бежала шумно, с напором. Уже несколько лет человечество массово вымирало от жажды, но Чарли Кросс могла позволить себе роскошь, а остальное мало ее волновало. Женщина прислонилась лбом к белой плитке, подставляя изящную спину мощным струям.

Она думала, что сможет забыть. Просто расслабится, даст внутренним демонам на время одержать верх там, где обычные правила не действуют, а после вернется к прежней реальности. Но не смогла. От одного воспоминания о том, что она объясняла себе как временную слабость, подкашивались ноги. Вот и сейчас предательская нега окутала тело невидимым коконом.

Там, посреди раскаленных песков пустыни, Чарли получила глоток самой настоящей свободы. Когда не нужно соблюдать правила и приличия, скрывать истинную себя под маской. Свободы быть женщиной, слабой и подчиненной. И как бы упорно она это не отрицала, но даже архаичное понятие «женщина» уже не казалось таким уж изжитым.

Чарли выгнула спину, позволяя каплям воды ласкать свое тело. Она наслаждалась ощущением того, как они стекают вдоль позвоночника, все ниже, проникая прямо между ягодиц. Только представляла себе его пальцы вместо ласкающей воды. Одного воспоминания о прикосновениях было достаточно, чтобы соски затвердели, а кожа покрылась мурашками. Нечеловек. Животное. Она произносила эти слова мысленно, с презрением, но сама только откинула голову, подставляя груди под струи воды, томясь в ожидании того, когда капли коснутся пульсирующей точки внизу живота. Нет, не так. Ноги шире, спину дугой. Вот так. И снова представляла его пальцы там, где теперь касалась себя рукой.

Но ведь проклятый раб для нее никто. Ничтожество. Худшее из того, что могла пробудить темная сторона ее натуры. Однако отчего-то так сладко стягивался узел где-то внутри, стоило лишь Чарли вспомнить о нем...

Разгоряченная, она не сразу поняла, как оказалась прижата к стене. Фантазии не могли стать явью. Лишь холод плитки и ломота в теле пробудили истинную Кросс, но дьяволица быстро уступила место смертной, когда мужская рука накрыла ее пальцы. Не может быть. Или может? Только один мужчина мог пройти ее охрану незамеченным. Он один не уничтожал на груди растительность, которая так приятно щекотала кожу. И все же он никак не мог находиться здесь и сейчас.

Чарли хотела-было обернуться, но чужая рука прижали ее ладони к гладкой поверхности стены.

—Похожи на мои. — Голос из прошлого опалил ухо, разом заглушив шум воды, а пальцы ласково прошлись по гладкой коже, очерчивая линию позвоночника и контуры лопаток. Чарли не знала, что этот мужчина способен на нежность, но это был именно он, ей не пригрезилось. Интересно, бесправный преступник хоть немного удивлен?

Чарли нанесла татуировку сразу же после возвращения. Сама нарисовала эскиз и потребовала перенести узор на свою кожу, даже если бы для этого понадобилось сделать радиационный ожог. Мастер отказывался, и пусть не говорил вслух, но явно считал это уродством. А потом наверняка не мог прийти в себя, когда начал получать десятки подобных заказов. Не совсем идентичных, но с похожим узором. Только гораздо позже: уже после того, как на всех экранах стали показывать его, а люди увидели часть ожога, не скрытую одеждой.

И все же Чарли была единственной, идеально, не считая шрамов, воспроизводившей оригинал. В Космополисе вряд ли можно было найти человека без татуировок. Вот и подруги все время уговаривали взяться, наконец, за оформление своей индивидуальности, а теперь, когда с этой задачей было покончено, Чарли не показывала результаты никому. Она не нуждалась ни в одобрении, ни в похвале. Хотя бы потому, что вообще была единственной во всем Космополисе, кто встречался с настоящим Змеем и знал, каковы его шрамы на ощупь. Знал, что они покрывают куда больше, чем могла обнажить форма заключенного.

—Нравится?— обернулась, позволив струям воды ударить себя по лицу, и облокотилась спиной о прохладную стену. Плотнее сомкнула ноги, пытаясь сдержать поток зарождающегося возбуждения. От звука его голоса, от взгляда его глаз, от ощущения его близости.

Словно они знали друг друга тысячи лет, словно Чарли жила лишь ради этой встречи.

—Уродство,— отрезал мужчина.

Никаких уловок и льстивых слов, чтобы угодить. Никакой вежливости или лживых улыбок. А Чарли плавилась изнутри.

—Так убирайся,— сказала и затаила дыхание, окидывая ночного посетителя взглядом, в котором плясали черти. Лишь глубоко внутри что-то затихло.

Вместо ответа тот начал раздеваться:

—Я же говорил, что мы поменяемся местами.

 

*                            *                           *

 

Поезд медленно полз над бескрайними просторами пустыни.

Она сказала бы, полз как улитка, но, уже не застала это животное.

Колея под недвижимыми колесами почти скрылась за толстым слоем песка, и машинист едва различал ее. В этом дурацком мире все зависело от других и висело на волоске из-за так называемого человеческого фактора. А ведь компьютер был изобретен еще в XX веке! В любом случае она не хотела провести в путешествии слишком много времени, и именно поэтому из двигателя выжимали все до остатка, удерживая состав как можно выше над землей.

—Думаете, кто-то заметит след?— оторвал ее от размышлений мужчина, которому, судя по внешности, было около шестидесяти.

Довольно странный тип. Многие в его возрасте, а то и раньше продлевали молодость всеми доступными способами, пусть лазерный скальпель не был всесилен. Этот же не скрывал своих морщин.

—Они слишком далеко,— спокойно заметила Чарли и перевела взгляд на помутневшее небо. Атмосфера Земли теперь мало чем отличалась от коричневого пара, вырывающегося из трубы поезда. Его можно было заметить только, находясь совсем рядом, но, судя по грязному оттенку облаков, собирался дождь.

—Эллиот Рузвельт, глава отдела по борьбе с организованной преступностью,— представился мужчина.

—Чарли Кросс, владелица Корпорации Кросс,— женщина с улыбкой протянула ладонь, обтянутую перчаткой, и только, когда он сделал шаг навстречу, поняла, что двигается он как-то не совсем естественно. Оказалось, что вместо левой ноги у него был протез: железный каркас с деревянными вставками, призванными воссоздать форму человеческой.

—Госпожа Шарлотта,— приветствовал Рузвельт, касаясь губами изящной руки.— Наслышан о вас.

—Чарли,— со сладкой улыбкой поправила она. Мужчина лишь едва заметно кивнул, признавая свою оплошность.

Весь мир звали ее Чарли Кросс и не иначе.

Чарли ненавидела свое полное имя. В мире, который достался ей в наследство от отца, не было места принцессам Шарлоттам[1] и воздушным замкам. Даже женщинам там было не место, несмотря на официальную политику равенства, проводимую Космополисом. Это равенство окончилось принудительной регистрацией всех особей, способных к деторождению, и ограничением их прав до одного ребенка. Мать рассказывала, что Чарли появилась на свет естественным путем в результате спонтанного зачатия. Ей очень повезло родиться нормальной, не мутантом. Сама же Чарли не понимала, зачем родители рисковали. Наверное, сказывалось неудачное происхождение...

Она также не совсем понимала возмущения женщин, хотевших повторить опыт матери и призывавших к этому общественность. Более того — упрекавших остальных в какой-то несправедливости. Чарли считала, что закон един для всех. А логика Космополиса была проста: если гомосексуальные пары не могли иметь детей, то не должны были чувствовать себя ограниченными из-за тех, кто может. Решение с пробиркой оказалось идеальным. Даже разводы стали реже. Что еще нужно было этим ханжам?

Но стоило развестись, как завести ребенка в новой семье, уже имея одного в старой, становилось невозможным. И это тоже возмущало старомодных жителей. Некоторые перестали регистрировать отношения. Некоторые даже детей. Но последние преследовались по закону, и скоро проблема должна была быть решена сама по себе. Вспомнив о законе, Чарли снова посмотрела на своего нового спутника и жестом пригласила его за свой столик.

— Я давно не видела ничего подобного.— Женщина указала на его ногу и добавила:— Вживую.

Металлические протезы старого образца можно было встретить у редких коллекционеров, но никак не на живом человеке. Человеке, не рабе.

—Разве на ваших предприятиях нет таких людей?— уточнил Рузвельт, присаживаясь рядом.

—Таким людям нечего делать на моих предприятиях. Они не выдержат условий труда.

Об остальных она мало волновалась.

Появился официант и начал расставлять чайный сервиз на белоснежной скатерти.

—Каковы ваши успехи?— поинтересовалась Чарли.— Вряд ли вы можете успешно ловить преступников при таких обстоятельствах.

Представитель закона улыбнулся, а женщина переключилась на официанта, пытаясь обнаружить в нем интерес к их разговору. Безуспешно. Как и не единой ошибки в отточенных движениях.

—Очень даже могу,— отвечал тем временем Рузвельт.— Не поверите, но нога помогает мне заслужить доверие местных жителей.

Чарли снова перевела взгляд на спутника, недоумевая, к чему заслуживать доверие рабов. Они даже не были жителями: так, обычные обитатели пустошей вокруг Космополиса, немного более распространенный вид из числа других местных животных.

Официант оставил их наедине.

—Стоит ли полагать, что вы ищете их прямо там?— уточнила она. Чарли еще никогда не встречалась с человеком, который бы настолько сблизился с рабами.

—А как вы думаете?

Она уже догадалась об ответе и, лишь кратко кивнув, принялась за травяной настой, чтобы скрыть свои истинные эмоции.

Либо послушные рабы, либо преступники. Третьего не дано.

На два состава ее компании были совершены нападения. К счастью, рабы не украли оборудование, иначе Чарли пришлось бы туго. Она установила на этих поездах современные двигатели, хотя закон Космополиса запрещал вывоз любых технологий за его пределы, и сейчас ломала голову над тем, как быть. Дизельные двигатели уже лет сто как доживали свой век, и пусть она знала, что рабы втайне создают свои паровые машины, пойти у них на поводу не могла. А все из-за сволочи Джорджа, который протолкнул этот «технологический проект»... Теперь еще и рабы... Пресекать их попытки к инновациям должны правоохранители, а не она, но стоит негражданам устроить подобие восстания — и всех кошек повесят именно на Чарли.

Рабы, которые напали на ее составы, не смогли остановить сами поезда, зато убили некоторых путешественников. Наверняка сделали это для устрашения. Чарли имела все основания предполагать, что нападения отвадят от поездок тех немногочисленных людей, которые еще пользовались услугами корпорации Кросс: профессионалов или просто безумцев, рискнувших покинуть родные стены. Их привезли в Город в пластиковых пакетах. К удивлению Чарли, ведь она никогда не догадывалась, как мало может остаться от человека. Рассказы оставленных в живых пугали еще больше. Но до самой встречи с ними Чарли полагала, что это дело рук промышленников или конкурентов, после же изменила мнение. Неужели рабы начали организовываться?

Она отвлеклась на хрупкий фарфор в своих тонких пальцах. Белоснежный, в тон перчаткам. Древний и оттого бесценный, но не утративший своей первородной белизны. Белый вообще был ее любимым цветом и тем более любимым, чем сложнее его было сохранить. Каких усилий стоило поддерживать этот чайный сервиз в первозданном виде! Баланс не может быть нарушен. Ни рабами, ни временем. Впрочем это оставалось сложной задачей: весь состав поезда уже на ладан дышал. Да и сам Космополис не сильно преуспел в строительстве Ковчега...

Чарли смутно представляла оригинальный смысл «ковчега», «ладана» и даже «чая», но эти атавизмы, услышанные от родителей, не желали уступать место нормальным современным словам.

От мыслей ее отвлекли другие пассажиры, появившиеся в вагоне-ресторане. Редко кто из них выходил в общество во время путешествия: большинство старалось оставаться в своих купе. Железная дорога была второй после урановых комплексов статьей доходов семьи Кросс. Они единственные во всем городе все еще совмещали цивилизацию и варварство, перемещая людей между границами таких разных миров. Чарли относила себя к первому, пусть ее корни уходили далеко во второй. По этой причине она бы покончила с железной дорогой, если бы не деньги, которая та приносила. Но в то же время не могла не признать, что выезжала за границы Космополиса не только из-за рабочих вопросов...

—Вы смелая женщина,— улыбнулся Рузвельт.— Путешествовать в такую зону — подвиг даже для мужчин, особенно в свете последних событий.

Очевидно, он принял ее задумчивость за опасения.

—Именно из-за этих событий я нахожусь сейчас здесь,— отрезала Чарли

—Многие сомневаются в целесообразности путешествий,— продолжал он.— Вам стоило бы быть осторожнее.

Женщина едва заметно пожала плечами и отрезала немного жестче, чем планировала:

—Я могу сама определиться, благодарю за совет. И вообще-то у нас равенство, если вы не забыли Закон.

Едва заметная тень опустилась на лицо мужчины, но он старался казаться веселым:

—Простите, иногда забываюсь. Вы же не пожалуетесь на старика? — подняв глаза, и, столкнувшись с ее прохладным взглядом, он добродушно добавил:— Восьмой десяток уже разменял, иногда мыслю старыми категориями.

Чарли кивнула и даже оторвалась от чашки с «чаем»:

—Не стоит извинений. Будем считать, что вы просто напомнили мне о моих близких. Одного с вами возраста.

Рузвельт кивнул и принялся за свой настой, следуя ее примеру и делая вид, что эпизод исчерпан, а Чарли в очередной раз удивилась тому, как уязвимы люди.

Она никогда бы не отправила донос в одну из вышестоящих инстанций за «покушение на гендерное равенство граждан». Она могла быть жесткой и предельно законопослушной, но до такого абсурда не опустилась бы. При этом она испытывала какое-то неудобство от того, насколько поникшим, а, быть может, и благодарным выглядел Рузвельт.

Женщина не ощущала по отношению к нему ни жалости, ни симпатии, ничего, что послужило бы причиной такого благородного поступка, каким он мог это посчитать. Ничего, кроме ее личных принципов.

Похоже, он действительно стар и утратил былую хватку... И как такого еще держат в качестве начальника полицейской структуры? Глядя на помутневшие серые глаза, Чарли видела лишь ностальгирующего старика. Но не могла его винить. В ее обществе многие пожилые мужчины забывались: принимались вспоминать о прошлом и исповедоваться. Да и пейзаж за окном мало напоминал строгий Космополис. И пусть Рузвельт выглядел моложе провозглашенных восьмидесяти, но явно не прибегал к помощи пластических хирургов, а, значит, берег свои морщины и цеплялся за давно минувшее прошлое. Романтик. Быть может, последний из романтиков, и Чарли не хотела отнимать единственную радость у старика в изменившемся мире, поэтому едва заметно коснулась пальцами его руки и подарила теплую улыбку.

Мужчина словно отошел ото сна и засиял от удовольствия.

—Вы все же удивительная женщина,— тихо сказал он, окидывая ее таким взглядом будто только понял, какое сокровище обнаружил, и, наклонившись над столиком, тихо прошептал:— Но смею вас успокоить: после Мюнха бояться уже будет нечего.

Чарли не сразу поняла, что он имел в виду. Да и вообще недоумевала, почему окружающие постоянно стремились обнаружить в ней страх. В отличие от остальных она с нетерпением ждала нападения рабов, даже хотела, чтобы они напали. А еще женщину снедало любопытство.

Мюнх был когда-то перевалочным пунктом, и склады в нем иногда пополнялись продовольствием и техническими деталями, но делалось это крайне редко. Составы все равно никогда там не задерживались, так как любая авария могла послужить началом трагедии. Связь с Космополисом в этом районе была нестабильна. Без воды и еды посреди пустыни шансы на выживание близились к нулю, и даже наличие складов мало что меняло. А на территории, наводненной обезумевшими мутантами, человеческий век был еще короче. Но это не являлось тайной.

—Рабы еще не нападали так близко к Мюнху. Они вообще не осмеливаются селиться рядом,— заметила Чарли.

Никто не приближался к территориям, которые пятном отделяли населенные рабами земли от Космополиса. Правительство обносило этот квадрат ограждением, чтобы обезопасить путешествия за пределы города и упростить приток рабов. Город разрастался, поездки становились все более частыми, а усеянная мутантами зона портила общий план развития Космополиса.

Деревянная поверхность стола скрипнула под весом наклоняющегося еще ближе Рузвельта, и он произнес тише:

—Источник опасности сейчас находится на самом поезде.

Чарли не смогла сдержать удивление, когда до нее дошел смысл услышанного.

—Но он останется в Мюнхе,— заверил Рузвельт, увидев ее реакцию, и добавил со странной усмешкой:— Кесарю — кесарево.

Женщина задумалась и, не устояв перед привычкой, подозвала официанта и потребовала принести свой мундштук.

«Кесарь». Если она не ошибалась, это было старое слово, обозначавшее правителя. Нападения, опасность, правитель, Мюнх. Неужели на поезд без ее ведома посадили главаря рабов?

Рузвельт с интересом наблюдал за ней, а Чарли сверлила его взглядом, раз за разом поднося трубку ко рту. Наконец, спросила жестким голосом:

—Кого именно вы везете?

Рузвельт откинулся на спинку своего сиденья.

—Полагаю, вы уже догадались,— как можно спокойнее произнес он, сохраняя при этом прежнюю радушную улыбку.— Но разглашать детали я не имею права.

—Вы удвоили мою ответственность,— возмутилась Чарли, но тон ее голоса оставался ледяным.

—Ответственность за операцию лежит на мне,— парировал Рузвельт.— И если вы не вмешаетесь, то все пройдет по плану.

—Кто это и где это животное?

Спутник внимательно проследил за ее реакцией и спокойно произнес:

—Что вы сделаете, если узнаете? Убьете его? Закон уже решил это за вас. Захотите увидеть? Это опасно. Я слишком многое повидал в обществе рабов, чтобы идти на риски. Или вы тоже хотите пойти против системы и последовать за ним?

Меньше всего Чарли представляла себя борцом с системой. Плюсы в ней, конечно же, были, минусы тоже, но о них Чарли задумывалась нечасто. Социальный статус тому не способствовал.

Из-за нового уклада люди еще сильнее поделились на состоятельных и бедных, хоть так было и всегда. Состоятельные жили в Космополисе или подобных городах, отгороженные защитными саркофагами, и строили Ковчеги, надеясь покорить космос и сбежать с умирающей планеты. Остальные были вынуждены столкнуться с самыми неприятными сторонами радиационного фона. Большинство вымерло, часть мутировала, часть адаптировалась. Ее прародители были из тех, кто адаптировался, но говорить об этом вслух означало поставить крест на своей репутации в мире Космополиса. В этом мире все, кто жил за стенами города, были отбросами и рабами. Она и сама так думала.

Ее дед был первым, кто начал использовать труд выживших на незащищенных территориях, и получил путевку в Город. Отец продолжил его дело и стал монополистом отрасли. Вторым по важности ресурсом на планете после воды была энергия, и компания Чарли занималась ее производством и поставкой. В мире радиации угроза новой техногенной катастрофы не имела значения. Космополис был защищен, рабы и так имелись в избытке, а город нуждался все в больших объемах энергии. Вся система его жизнеобеспечения работала за счет той самой энергии, и постоянно возрастающие запросы на нее мог утолить только небезопасный для остальной планеты атом. А ближайшие залежи урана пролегали глубоко в пустыне.

При этом Чарли считали эксцентричной и рисковой за то, что она выезжала за безопасную черту города для проверки своих предприятий. При прочих равных условиях общество отвергло бы ее, если бы не одно «но» — деньги. Зато ореол «покорительницы диких земель» наделял ее флером порока в продвинутой тусовке, добавлял привлекательности и делал самой желанной добычей всех полов. Сплетни о том, что радиация отразилась на ней каким-то ужасным способом, делали дополнительную рекламу, и каждый любовник искал на ее теле признаки мутации, но, к собственному разочарованию, не находил. Чарли же считала, что получила защиту еще при рождении. Ее родители утверждали, что перенесенная ими адаптация закрепилась на генетическом уровне, и ей хотелось в это верить.

В то же время никто не знал, как и за счет чего выживали люди на зараженных территориях. Зона предприятий Кросс была огорожена. Люди жили там, где работали. Бурили скважины и пили воду, которая как и весь пейзаж вокруг, казалась нормальной, но была далека от этого. Даже пытались заниматься почти безуспешным сельским хозяйством. Она знала, что раньше каннибализм был обычным явлением. С появлением стабильных поставок из Города он практически исчез. Законы Космополиса не действовали за его чертой для рабов, и пары обзаводились двумя, а то и тремя детьми. Чарли понимала, что должна была следить за равновесием, но не делала этого. Люди все равно не получат больше работы, чем она может предоставить. Без работы не будет больших поставок продовольствия, и вопрос перенаселения решится сам по себе. Чарли вообще старалась не думать об этом, и пока судьба была благосклонна, не сталкивая ее с проблемой голода на предприятиях.

Но за чертами предприятий творился хаос. Мало кто занимался исследованием жизни выживших за пределами города, боясь смешаться с «грязью». И пример Рузвельта был тем самым еще более удивительным. Жить вне Города было также опасно из-за периодических взрывов и новых вспышек радиации. Из того, о чем сообщали самые необычные попутчики и некоторые ученые, было известно, что люди все равно организовывались в группы и строили подобия своих городов. Ужасные мутации, которых поначалу так боялись, практически сошли на нет. Чудовищ, о которых ходили легенды, встречались крайне редко, да и далеко не все изуродованные радиоактивным фоном люди превращались в обезумевших монстров. Только в Мюнхе их число по какой-то причине зашкаливало. И тем не менее, железная дорога проходила по безопасным участкам.

На урановых рудниках и электростанциях Кросс работали в основном рабы, а руководство из Космополиса снабжалось специальными защитными средствами. И Чарли льстил страх в глазах ее подчиненных, когда она появлялась на объектах без спецовок. В этом они казались ей одинаковыми, независимо от происхождения. Рабы воспринимали ее как «белого человека», хотя бы потому что она прибыла из Космополиса, а жители Города удивлялись бесстрашию. Чарли же не понимала их боязни радиации.

Она давно сдала на хранение свои яйцеклетки, и мутация потенциальных отпрысков уже была невозможна. Рожать сама никогда не планировала, а в последнее время все меньше женщин вообще могло зачать или выносить. Жители города часто страдали от все более новых «любовных болезней», которые хоть и были излечимы, но часто сводили фертильность на «нет». Ограниченное пространство Космополиса тому способствовало, и насколько Чарли могла судить из собственных наблюдений, физическая связь с рабами была куда более безопасной в этом отношении. Во всяком случае, на ее предприятиях не было зарегистрировано никаких проблем. Так что свой выбор она уже сделала. Только ждала подходящего кандидата для сдачи спермы. Быть может, Джордж? Сволочь и конкурент, но их компании могли бы осуществить выгодное слияние... Впрочем, если вопрос с рабами будет решен, Джордж ей не понадобится, а кандидата для своего ребенка она подберет более удачного.

—Вы хотя бы дезинфицировали его?— вспомнив о чистоте граждан, поинтересовалась Чарли.

—Конечно,— заверил Рузвельт.— Химическая чистка и даже душ, не могли же мы подвергнуть риску дополнительного облучения ваших клиентов.

Женщина кивнула. Ее мало волновала радиация, от которой можно было отгородиться стенами, но вот грязь на собственном поезде она бы не потерпела.

—И только лишь до Мюнха,— напомнила она, давая понять, что не выдержит отбросов даже в грузовом отсеке. Рузвельт лишь улыбнулся ее категоричности, но добавил от себя:

—Квадрат «Х» достроен, и самое интересное начнется уже там. Вы сможете лично убедиться в том, что закон Космополиса работает даже за его пределами.

Чарли не было нужды убеждаться в этом. Уровень развития рабов не представлял никакой внешней угрозы высокотехнологичному Космополису, хотя сейчас ее терзали сомнения. Сделав затяжку, женщина выпустила тонкую струйку дыма:

—Я упущу что-то, если не останусь в Мюнхе?

—Что вы.— Рузвельт сделал глоток остывшего напитка.— Вы сможете увидеть казнь в прямом эфире.

Чарли едва не округлила глаза от удивления. Первая смертная казнь. Первая жертва в назидание остальным и на радость публике. И в прямом эфире! Впервые набившие оскомину бои рабов будут заменены настоящей реальностью. Оставалась только одна проблема.

—Мне нужно время, чтобы усилить охрану поездов и предприятий,— заметила женщина.

—Его подельники наверняка знают, что он захвачен,— отчеканил Рузвельт.— Завтра мы будем в Мюнхе, а, значит, они уже не нападут. Рыба гниет с головы, и, уничтожив голову, мы избавимся от проблемы, а вероятность того, что об этом событии узнают другие неграждане, слишком мала.

Общеизвестная истина. Чарли не могла не согласиться, но почему-то начала сомневаться в правильности услышанного. Если противники Космополиса смогли объединиться вокруг лидера один раз, то смогут и другой. В ее представлении проблема только начинала набирать обороты. Возможно, Рузвельт считал также, но не хотел ее пугать.

—Он говорил?— поинтересовалась женщина, но Рузвельт лишь покачал головой, и она прикусила кончик трубки.

Теперь каждый думал о своем, смотря куда-то вдаль сереющего неба.

Нет, все-таки город в безопасности. Воображение Чарли нарисовало картину сотен дикарей, бегущих на стену Космополиса, и лазерные установки, выжигающие их дотла. Вряд ли у животных есть хоть малейший шанс победить. Но что-то внутри дрогнуло от этой мысли, и она не сразу поняла, отчего.

Ее прародители были этими самыми животными. А если бы они все еще были за стеной? Если бы сама она была за стеной? Чарли почти неуловимо вздрогнула, отгоняя непрошенные мысли. Ее родители уже были свободными жителями Космополиса, она — урожденная гражданка. Есть только свои и чужие, люди и рабы. Женщина отложила мундштук и сделала отрезвляющий глоток остывшего напитка.

На всякий случай придется усилить охрану. Рабов действительно стало больше, и они могут быть опасны... Возможно, за казнью последует бунт, и она должна быть к этому готова.

Металл составов и корпусов станций стал рыхлым. Искореженный ржавчиной, он едва держал форму, и представлял собой каркас, мало защищающий от шума работающих двигателей и радиационной пыли. С этой целью вагоны обшили специальными панелями изнутри. Техника на станциях тоже была древней, хотя двигатели все еще работали. А ведь специалистов, годных для починки такого старого оборудования, больше не осталось. И оружия на них практически не было.

Чарли докладывали, что рабы научились делать простые механизмы, используя для этого паровую систему. Пар был единственным легкодобываемым рабами ресурсом: для его получения в ход пускали даже отходы жизнедеятельности. Быть может, они научились делать и оружие?

Она больше не могла рисковать, вывозя дорогое оборудование за пределы Космополиса. Во-первых, это было запрещено законом. И пусть вариант с двигателями и мелкими деталями сработал, но целые поезда и реакторы из Космополиса не спутать с жестяными банками, в одной из которых она сейчас находилась. Во-вторых, это становилось еще более опасным, если рабы действительно смогли организоваться в военизированный отряд. Один отбитый или захваченный ими высокотехнологичный элемент сразу подводил ее под Суд.

Меньше всего Чарли хотела лишиться состояния или того хуже — лишиться гражданства и стать рабыней в собственном городе... Но если казнь этого предводителя обезоружит рабов, женщина будет только рада, а пока стоит подумать над тем, как принять законопроект о разрешении на вывоз оборудования за пределы Космополиса.

 

Наступили сумерки, а за ними и ночь, окрасившая все вокруг в темно-бордовый цвет. Цвет вина, которое Чарли потягивала в уединении своего купе. Она никак не могла понять, почему люди так любили этот напиток раньше. За странный кислый вкус? Правда, догадывалась, что современное вино было такой же данью прошлому, как и чай.

Женщина отставила бокал и посмотрела на лежавшие на столике карманные часы. Круглые, поблескивающие золотом, на потертой цепочке. Настоящий раритет, а не инсталляция. Чарли в очередной раз повертела их в руках и окинула равнодушным взглядом. Винтики, шестеренки... Какой-то доисторический механизм. И золото — самая настоящая вульгарщина. Часы давно уже не шли, но, наверное, имели значение когда-то, ведь золото было дорогим металлом. Они достались ей в наследство от родителей, которые говорили, что даже в их времена такой механизм был большой редкостью. Женщина часто думала избавиться от часов, просто выбросить, но вместо этого всегда носила с собой словно какой-то талисман. Чарли ненавидела себя за это. И ненавидела эти древние уродливые часы. Со злостью отбросила их на потертый столик, и металлический каркас ударился о дерево с жалобным приглушенным звуком. Вдруг до женщины донесся едва уловимый ритмичный звук. Чарли не сразу догадалась, какой именно. Лишь наклонившись, поняла, что часы... идут. Так и замерла, глядя на слабо движущуюся стрелку: с отвращением и со странным восхищением.

Именно по этой причине она не любила выезжать за пределы Космополиса: с ней всегда начинало происходить что-то необъяснимое. На смену белоснежному комбинезону приходили платья с пышными юбками и узкими корсетами. Она начинала задумываться о каких-то философских вещах, читать печатные книги, пить чай или вино. Даже вид бесконечной пустыни приводил ее в восторг. И Чарли ненавидела себя за это, как ненавидела среду, вызывающую в ней такие чувства. Всегда гнала поезд в Космополис на всех парах, чтобы почувствовать себя уверенной, оставшись в уединении собственной спальни. В идеальной чистоте и «золотом сечении» строгих линий. Но стоило провести там ночь — и ее снова тянуло за пределы, в которые не должно было манить. К угарному небу и радиационному песку. К коричневой грязи, оседающей несмываемым пятном на ее белоснежной одежде...

Вот и сейчас Чарли не могла заснуть. Но даже не часы были тому виной. Мысль о том, что в одном из товарных вагонов едет виновный, не давала ей покоя. Госпожа Кросс не была бы собой, если бы не выгадала от ситуации больше, чем другие. Но сейчас ее снедало не только тщеславие. Та самая чертовская тяга к неизведанному, которая просыпалась в ней, стоило лишь пересечь границу Космополиса, точила изнутри.

Смертник. Худший из рабов. Тварь, осмелившаяся посягнуть не только на собственность Космополиса, но на ее личную. Ничтожество, которому осталось жить чуть больше суток. Каков он? Что выделяет его из остальных рабов, превращая в квинтэссенцию проклятого мира, к которому она возвращалась каждый раз, когда покидала навсегда? Насколько сильно он отличается от мужчин на рудниках и заводах, ненавидящих ее, но не осмеливающихся поднять глаза в ее присутствии?

Рузвельт говорил, что он опасен, и советовал держаться подальше от вагона Н-24. Рузвельт говорил... да мало ли что он говорил. Отрывочные фразы, краткие ответы, ничуть не удовлетворяющие ее любопытство. А еще Рузвельт был уверен, что от нее можно что-то скрыть. Чарли вдруг осознала, что улыбается, а где-то глубоко внутри разливается блаженное тепло.

 

Телохранитель семенил сзади с лицом, полным недоумения. Еще бы! Хозяйка всегда проверяла товарные грузы, но делала это не по пути в Космополис и не в два часа ночи. Обшитые «под старину» вагоны сменились четкими линиями современных металлоконструкций. Здесь царил холод и полумрак, а воздух был спертым.

Женщина знала, что приставленный конвой только что закончил обход.

—Жди здесь,— приказала охраннику и, не без его помощи открыв тяжелую стальную дверь, прошла в отсек, разделявший вагоны. Еще одна дверь и вот она, святая святых. От кабины, в которой держали заключенного, женщину отгораживала только стена. Чарли все еще не могла видеть мутанта за преградой из металла и даже замерла на миг, сомневаясь в правильности своего импульсивного поступка. Что если Рузвельт был прав, и она увидит нечто настолько ужасное, что пожалеет об этом? Что если преступник действительно так опасен, как ее предупреждали?

Но, подойдя вплотную к электронным замкам, Чарли позабыла обо всем. Похоже, старый полицейский решил не рисковать и не доверился технологиям старого мира. Поезда Кросс достались в наследство от позапрошлого века, но замки, которые женщина сейчас видела, относились к последним достижениям Космополиса. Она улыбнулась: нет в ее владениях ни одной двери, которую она не могла бы открыть. Азарт взял свое.

Несколько отточенных движений — и свет мигающей зеленой лампочки под электронный звук сменился красным. Сигнализация не сработала, значит, все прошло успешно. Чарли толкнула дверь и лишь после этого затаила дыхание. Темнота и мрак. Только в заделанном решеткой крошечном окне виднелся слабый свет. От чудовища ее отделяла последняя дверь и единственный засов. Женщина подошла и заглянула внутрь.

Она была готова увидеть бесформенное изуродованное тело с закрытыми пеленой глазами. Подобие человека с двумя головами, тремя руками или хвостом. Но этот выглядел как обыкновенный мужчина. Чарли вдруг пронзила догадка: Рузвельт вообще видел это или просто пересказывал чьи-то байки? И все же наверняка видел. Раб был обнажен, а этот унижающий прием перестали использовать очень давно. Кто как не восьмидесятилетний старик мог о нем вспомнить?

Преступник — «мутант»,  тут же поправила себя Чарли — не шевелился. Висел на цепи, переброшенной через врезанную в потолок балку, с головой, опущенной на грудь. Это должно было быть болезненным, так как женщина заметила на нем металлический ошейник. Как и железные оковы на заведенных за голову руках, он крепился все к той же цепи. «Опять старые и ненадежные методы»,— мысленно упрекнула Рузвельта женщина. В конце концов, рабам всегда вживляли чип, с помощью которого можно было решать любые вопросы.

В замкнутом пространстве узкого вагона фигура преступника казалась огромной. Чарли почти поверила в то, что он сможет вырвать балку из покрытого коростой металла и освободиться, но тут же попеняла на себя за трусость. И, тем не менее, взяла пульт управления перед тем, как сдвинуть засов и толкнуть дверь. Всегда чувствовала себя уверенно, пользуясь системой защиты, но по какому-то наитию старалась не шуметь. Слабый гул металла все же неприятно кольнул слух, и женщина остановилась. Преступник так и не двинулся с места и не издал ни звука. «Он вообще жив? В сознании?»—  Раздраженно подумала Чарли. Мало того, что ее ожидания увидеть монстра не оправдались, он вообще походил на комнатное растение! Или же... такого во всех смыслах мужчину, как не неприятно было это признавать.

Она прикрыла дверь и подошла ближе, чтобы лучше рассмотреть его. Ожидая увидеть уродливого мутанта, Чарли до сих пор не могла понять, почему этот экземпляр считали опасным. Обычный человек, пусть и в хорошей физической форме. Он повис на цепи всем телом, почти, но все же не касаясь пола коленями. Заключенный был без сознания либо в каком-то коматозном состоянии. Скорее всего под действием седативных. Чарли видела, что его мышцы расслаблены. Единственная лампочка на стене позади давала мало света для тщательного осмотра, но на теле не было видимых следов пыток. Впрочем, женщина не была в этом специалистом.

Возможно, он мог бы свернуть ей шею одной рукой, но сейчас не представлял никакой опасности. Что-то глубоко внутри задрожало от странного предвкушения. Чарли не могла понять, чего хочет и почему смотрит на заключенного как завороженная, почему делает круг, обходя и оглядывая его со всех сторон.

Больше всего ее заинтересовала его спина: с почерневшей и потрескавшейся словно пустыня кожей в верхней правой части. Раны давно зажили, но след остался, словно умело нанесенная татуировка. Где-то глубоко внутри зияли темно-красные борозды, словно застывшая магма. Возможно, уродливые трещины продолжали приносить боль при каждом движении... Часть цепи спускалась ниже ошейника и касалась пораженной кожи, очевидно, причиняя неприятные ощущения, но женщине хотелось прикоснуться к этим ранам и провести по ним пальцами... Нежно. Сменить холод металла на тепло женских рук.

Чарли знала, что это последствие радиационного ожога. Разве после такого выживают, а не угасают медленно как свеча от лучевой болезни? Но остальное тело у раба было совершенно нормальным, даже идеальным, словно кто-то поставил уродливую кляксу на гладкой коже из зависти и уже дрогнувшей рукой  не смог добить презренного. Интересно: его лицо тоже пострадало или нет?

Она прошлась рядом. Хорошая мощная спина, широкие плечи. У многих рабов на ее урановых рудниках была такая  фигура, как и у рабов Космополиса, призванных для плотских утех. И все же у последних не такая мощная, не такая естественная. Чарли была уверена, что все, что она сейчас видела, не было результатом хирургического вмешательства. Захотелось обладать этим мужчиной, ведь ей нравилось то, что она видела. Перед ней находилось настоящее животное.

Темная коса из растрепанных волос спускалась вдоль позвоночника. Не такая длинная, как у самой Чарли, ведь та могла похвастаться волосами до пят, из-за чего все время делала сложные высокие прически. И не такая, как у мужчин Космополиса: они редко могли добиться шикарной шевелюры или предпочитали короткие стрижки. Впрочем, рабы поступали также, а чаще всего брились наголо из-за проблем с водой. У этого же были выбриты только виски. Какое-то странное сочетание рабского происхождения и замаха на аристократизм. Все в нем было иным, новым, привлекательным...

Хотелось водить руками по настоящему мужскому телу. Узнать, так ли упруги мускулы, какими кажутся. Распустить его волосы и провести по ним пальцами, выяснить, скроют ли они обугленные шрамы. Услышать дикий рык, когда он кончит в нее. Опустив взгляд на его упругие ягодицы, Чарли едва сдержалась, чтобы не прикоснуться к рабу, поэтому сделала несколько быстрых шагов к выходу и замерла, прислонившись лбом к отрезвляюще ледяной двери.

Чарли здесь не для этого. Заключенный здесь не для этого. Он даже не ее раб. Смертник, тварь, ничтожество. Он не достоин даже ее мыслей, а тем более таких. Недостоин того, чтобы дышать одним с ней воздухом, не говоря о прикосновениях.

Часть мира, от которого она открещивалась всю свою жизнь. Грязного и ничтожного, обреченного на гибель. Пыль. Преходящее. Ничтожное.

И все же стало жарко. Чарли проклинала тяжелую многослойную юбку и корсет, в котором невозможно было дышать, но хотела того, от чего с такой настойчивостью себя отговаривала.

Она должна была увидеть его лицо, уговаривала себя женщина. Всего лишь лицо, чтобы разочароваться.

Несколько быстрых шагов и резкий приказ:

—Встать!

Никакой реакции, и тишина в ответ.

—Тебе было приказано встать, ничтожество,— повторила Чарли с нажимом.

И снова ничего. Он не предпринимал никаких, даже слабых попыток пошевелиться. Чарли хотела подойти и заставить его выполнить приказ, но не осмелилась. Какой-то страх и боязнь собственной слабости перед ним все еще не оставляли ее. Нажала кнопку на пульте — и его тело дернулось от удара электричеством. Чарли не хотела пыток, выбрала минимальный заряд, но, похоже, и этого хватило. Он застонал и приподнял голову, хотя продолжал висеть на цепи всем телом.

—Покажи мне свое лицо,— потребовала женщина.

Падающая на него тень все еще не позволяла ничего рассмотреть.

Он замер, очевидно, приходя в себя и пытаясь осознать услышанное, но никак не отреагировал.

—Встань и покажи мне свое лицо, животное,— приказала Чарли жестко. Ее терпение подходило к концу.

Он снова молчал, но потом предпринял едва заметную попытку пошевелить руками и глухо произнес:

—Тебе нужно — сама и подходи.

Слова, сказанные слабым голосом, прозвучали, словно выстрел в полной тишине.

—Встать!— жестче потребовала Чарли.

И снова никакого ответа.

Он насмехается? Какое-то ничтожество смеет испытывать ее на прочность? Женщина метнулась к заключенному, но в последний момент остановилась, решив снова воспользоваться пультом управления. И тут заключенный одним рывком преодолел все разделявшее их расстояние. Чарли едва успела отпрянуть, машинально нажимая спасительную кнопку, но он остановился в считаных сантиметрах от ее лица. Ошейник впился в мощную шею, оковы стирали кожу на запястьях. Казалось, натянутые до предела цепи едва удерживали его, и это внушало дикий ужас. Стоять вот так, в миллиметрах от гибели, и зависеть только от устойчивости металлических креплений. Электрические заряды пронзали его тело, но пленник терпел, вперившись свирепым взглядом в женское лицо.

—Что, кишка тонка?— Хлестнул словами, сжав зубы от боли.

И только гул бешено бьющегося сердца мог послужить ответом. Чарли пыталась унять  страх, прижавших к стене в поисках спасения, а озверевший раб продолжал натягивать цепи, пытаясь вырваться и дотянуться до нее, несмотря на всевозрастающую дозу электрического тока и стираемую кожу. В какой-то момент женщине показалось, что он готов перегрызть ей глотку. Охотник и добыча поменялись местами. Теперь Чарли чувствовала себя загнанной в угол. И впору было звать на помощь, но она не могла выдавить из себя ни звука. Стояла как завороженная, глядя на огромные желтые зрачки, окруженные тонкой черной каймой.

Мутанты с такими зрачками слепы, этот же смотрел прямо на нее. У мутантов страшные, уродливые глаза с желтыми белками, эти же были самыми обычными, если бы не странная радужка. И не было в его лице ничего от уродства. Высеченные черты, жесткие, как местность, из которой он родом. Не красавец. Вообще. Никакой косметики и неухоженная жесткая щетина. Натуральный бронзовый загар вместо благородной белизны. Ничего от цивилизации. Первобытность во всем ее проявлении, пережиток прошлого. А Чарли не могла отвести от него глаз.

Уже ослабевший, вымотанный, он все еще пытался добраться до нее из упрямства или каких-то глупых собственных принципов. Мужественный. Не цивилизованный и уж тем более не гражданин, а просто мужчина. Дикий. Настоящий. Живой и страстный. И плевать, что эта страсть направлена на уничтожение.

Он прекратил попытки дотянуться до нее, направляя все усилия лишь на то, чтобы удержаться на ногах. Тело трясло, на смуглой коже блестели капли холодного пота. Чарли больше не думала. Лишь протянула руку и коснулась покрытой щетиной щеки, после чего ее ударило током, а он снова безвольно повис на цепях...

 

—Ты жив?— спросила женщина, полностью придя в чувства, и добавила с некоторой заминкой:— Раб.

Он не произнес ни звука, лишь слабо пошевелился, снова натягивая цепи, но в следующую же секунду опять сдался на милость железа.

Голова кружилась, к горлу подкатывала тошнота, но Чарли достаточно быстро пришла в себя и подошла ближе к заключенному. Зато теперь она была уверена, что он не представляет никакой опасности. Откинула его голову и пристально всмотрелась во взмокшее лицо:

—Поубавил воинственный пыл?

И снова упрямый взгляд вместо ответа.

—Слышала, вы по-своему развлеклись с мужчинами с захваченных вами моих поездов,— подчеркнуто выделила «моих» и провела пальцами по взмокшим волосам. Они были необычайно жесткими. Наверное, такими же, как и их упрямый обладатель.

—А еще считаете свое общество патриархальным... или это за недостатком женщин?— обошла и потянула мужчину за волосы, сознательно причиняя боль.

Заключенный молчал, но Чарли видела, что он пытался собраться с силами и произнести что-то. Ей было приятно знать, что он все еще не сдался. Спустя паузу он с трудом сглотнул и выдавил:

—Ваши мужчины — что женщины.

Даже изобразил подобие усмешки, но что-то мешало ему говорить. Женщина догадалась, что кровь, и пусть многие испытали бы удовольствие, заставив раба захлебнуться собственной кровью, она была не из их числа. Чарли скривилась и отпустила его.

Она не могла определить, какие чувства в ней побуждал этот раб: больше ненависти или все-таки восхищения. Даже его попытки словесно уколоть ее не раздражали, а казались по-своему милыми. Женщина улыбнулась: до чего интересное слово при таких обстоятельствах.

Сплюнув, он попытался встать, и Чарли воспользовалась пультом управления, подтягивая цепь выше.

—Я покажу тебе, насколько ты прав,— пообещала елейным голосом и встала за его спиной.— Любишь ласку?— провела пальцами по позвоночнику, огибая обожженную плоть, и с интересом заметила, как мышцы под ладонью напряглись, хоть сам он не сделал ни малейшего движения.— Самую разную?— прошептала прямо в ухо. Тонкие пальцы продолжали опускаться ниже, касаясь идеальных ягодиц.— А такую?— Когда попыталась проникнуть между ними, мужчина дернулся как от удара.

Он снова стоял во весь рост.

Чарли рассмеялась и обошла его, становясь напротив:

—Какие разные ощущения, не правда ли? Одно дело — поступать так с другими, другое — испытывать на собственной шкуре.

—Много говоришь и ничего не делаешь,— оборвал он.— Только и умеешь, что угрожать, или соскучилась по человеческому общению, потому что с такой тварью никто не хочет иметь дела?

Как пощечина. Жестоко и больно. Она убила бы его, если бы могла. Даже не заметила, как ногти болезненно впились в ладони. Лишь спустя несколько долгих, казавшихся вечностью, секунд, Чарли взяла себя в руки, но продолжала прожигать пленника уничтожающим взглядом. Знает ли он, как сильно ударил ее? Вряд ли. Он был самой невозмутимостью. Каменным изваянием, точь-в-точь таким, каким хотела казаться сама Чарли.

Ее первой мыслью было выцарапать его проклятые желтые глаза, превратить лицо в такой же обугленный кусок плоти, что и спина, но она сдержалась. Лишь с силой сжала пульт управления в своих руках. Заключенный бросил мимолетный взгляд на этот прибор, но и секунды хватило, чтобы Чарли поняла: он боится. Каким бы неукротимым он не хотел казаться, но перенесенные страдания уже подорвали его. Она бы с радостью наблюдала выражение страха и ужаса на его лице, но догадывалась, что их не так-то просто заполучить. Да и страх, и ужас не были чем-то из ряда вон выходящим в радиационном мире. Чарли отчего-то засомневалась в том, что он пытал бы ее, будь она на его месте. А унижал бы? Она не была уверена. Возможно, просто убил бы или обменял на что-то, как они делали это с себе подобными.

Чарли нажала кнопку, и цепь с лязгом опустилась позади его спины. Теперь нить звеньев была длиннее, но не настолько, чтобы заключенный мог приблизиться к стенам или выходу. Зато он опустил закованные в кандалы руки к груди: это была единственная разрешенная передышка для натертых запястий.

—Поговорим?— женщина демонстративно отбросила пульт и сделала несколько шагов вперед.— Или предводитель рабов боится обыкновенной женщины?

Было заметно, что он не воспринял ее слова как жест доброй воли, и это ей даже нравилось. Мужчина напрягся, но не опустил головы, твердо выдерживая ее оценивающий взгляд. Возможно, он хотел бы стоять перед ней в одежде, а не в чем мать родила, но не мог ничего с этим поделать. Чарли же скользила взглядом по его телу и все еще испытывала легкое удивление. В Космополисе все давно пользовались преимуществами лазерной эпиляции, даже рабы подвергались этой процедуре, в том числе на ее предприятиях. У этого же грудь поросла темными волосами, более того — они спускались узкой дорожкой к самому интересующему женщину месту. Это интриговало. Правда, на данный момент он не демонстрировал ни капли возбуждения, но вряд ли за это можно было винить. В остальном — превосходный самец, разве что бедра немного шире идеала, но это с лихвой компенсировалось широким размахом плеч.

—Люди из Города — не люди,— подчеркнул заключенный, и Чарли не сдержала улыбку, выдающую ее намерения с головой, если только он уже не прочел голод в ее глазах.

—Мы не так уж и отличаемся,— возразила она, расшнуровывая корсаж под недоверчивым взглядом пленника.

—Вы бездушные твари в человеческом облике,— он с презрением окинул ее фигуру, но все же не отрывая глаз, следил за ее грациозными движениями.  .

—Разве душа нужна, когда есть такое тело?— усмехнулась Чарли, избавляясь от одежды и скидывая юбки на пол. Одну за другой. Быстро, но не торопясь, Следом отправилась нательная сорочка, и женщина осталась в одних подвязках и обуви, с интересом наблюдая за реакцией своего пленника.

Он молчал. Старался держаться подчеркнуто-равнодушно, глядя на идеальную женскую фигуру, но то и дело касался взглядом вершин белоснежных грудей, плавного изгиба талии или расселины между ног. Чарли физически ощущала эти взгляды и чувствовала, как внутри закипает лава. То, как он замер и едва дышал, было для нее лучшим комплиментом. Годы диет и тренировок делали ее даже в тридцать с небольшим одной из самых желанных женщин Космополиса. Хрупкий силуэт и железный характер — никому не под силу одолеть такой коктейль. И этот мужчина тоже оставался всего лишь мужчиной. В конце концов, они одного вида, даже если принадлежат разным мирам.

Чарли видела, как возбуждение разгорается в нем с каждой секундой, заставляя казавшийся небольшим раньше член набухать прямо на глазах. Ничто не может остановить природу, а мужчинам нужно так мало. Но Чарли не спешила праздновать победу, более того — была заинтригована, ведь заключенный не пытался противостоять ни ей, ни себе. Не уклонялся от женского взгляда, не шевелился и не делал ни малейшей попытки отречься от собственной физиологии.

—Ваши женщины такие же?—  она приблизилась вплотную, насколько это позволяли его скованные руки.

—Женщины везде одинаковы,— как можно ровнее ответил он.

—А мужчины?— Чарли положила руку на его торс и начала водить пальцами по напрягшимся мышцам, опускаясь вниз к животу.

—Если бы ты побывала под свободным мужчиной, то не задавала бы таких вопросов.— Заключенный смотрел ей прямо в глаза.

—Рекламируешь себя?— Чарли подняла голову, чтобы быть как можно ближе к нему, но даже на каблуках была ниже. 

—Освободи меня — и сама убедишься,— пообещал он.

—Ты стал слишком разговорчивым,— Чарли провела ладонью ниже, дотрагиваясь до затвердевшей плоти, чувствуя, как та наливается сильнее от женских прикосновений.— Мне нужны гарантии.— Сильнее сомкнула пальцы на его члене и начала поступательные движения.

—Я смогу оттрах..ть тебя и в цепях и без всяких гарантий.

Чарли усмехнулась и прошептала ему почти в губы:

—Докажи.

Взмах где-то над головой — и она в плену скованных рук. И не увернулась, когда мужские губы накрыли ее рот жадным, сминающим поцелуем. Грубым.

Едва ощутимый привкус металла сбил с толку, но Чарли тут же расслабилась, когда касания мужского языка стали более мягкими. Этот пленник знал, что делал. Не торопился и не подавлял. Искушал и затягивал в водоворот сладких ощущений. Хотелось оказаться в подчинении его рта, отдаться полностью и быть испитой до конца.

Чарли начала томиться от ноющего чувства внизу живота. Вцепилась в плечи заключенного, прижимаясь плотнее, с упоением чувствуя, как соски касаются твердой мужской груди. От осознания этого горячая волна захлестнула с головы до ног. Когда мужчина окончательно завладел ее ртом и начал посасывать язык, она решила, будто плавится. Никогда не испытывала такой силы болезненно-сладких ощущений и где-то на задворках сознания решила, что это нельзя было продолжать. Что она рисковала окончательно потерять голову, оказавшись во власти неконтролируемого желания. Только руки все крепче прижимали его к себе, а тело само льнуло к его телу.

Чарли вернулась в реальность — быстро и неожиданно, — когда мужчина потянул ее за волосы, заставляя откинуть голову и оставить шею незащищенной. Виной тому был всплывший в голове голос Рузвельта: «В полном смысле этого слова разорвал горло. Вижу, вы не верите мне, но дикарям нечего терять, а этот не остановился ни перед чем ради собственной свободы». Женщина замерла. Даже то, как пленник поглаживал ее щеку едва уловимыми движениями большого пальца, прошло словно во сне. Дрожь пронзила тело, заставляя соски болезненно ныть, и Чарли не знала, от его ли это прикосновений или же от страха. Мужчина смотрел на ее шею со странной нежностью, и неотвратимые секунды тянулись словно вечность. Чарли не удержалась и с трудом сглотнула. Уперлась в мужские плечи и попыталась выпрямиться, но он не дал. Нарочито медленно наклонился, запечатлевая влажный поцелуй у изгиба шеи.

—Боишься?— Опалил дыханием до дрожи.— И правильно делаешь.— Прикусил кожу в том месте, где неистово билась едва заметная жилка, и, заглянув в глаза, очаровательно улыбнулся:— Когда-нибудь мы поменяемся ролями.

В этот миг Чарли не сомневалась в том, что он выполнит обещание. А пленник снова приник к ее шее в чувственном поцелуе, проникающие куда-то глубже, чем просто под кожу.

Если бы он хотел убить, то уже сделал бы это. И не заигрывал. Поэтому когда он опять переключился на ее губы, Чарли жадно ответила, притягивая его голову ближе. Если и убьет, какая теперь разница? Ей все равно не спастись, так стоит получить от пребывания на грани все.

И мир вокруг перестал существовать. От этих влажных поцелуев. От твердого разгоряченного тела.

Чарли ощущала себя огненной рекой, с которой прежде сравнивала его шрамы: такой же неторопливой, плавящей, сжигающей. Она сама превратилась в жидкое пламя, а он был землей, которая определяла ее путь. Чарли коснулась волнующих ран, но пленник даже не отреагировал, продолжая мучительно терзать ее губы. Кожа под пальцами была жесткой, грубой, шероховатой словно не принадлежала человеку, хотя плечи и шея казались воплощением шелка. Она сама начала покрывать поцелуями его лицо. Прикусила кожу вдоль скулы и тут же засосала, оставляя влажный след на месте преступления. Сделала то же самое по всей шее, прокладывая дорожку к месту, где гулко билось сердце. Оно качало кровь с такой же мощью, с какой ее собственное отдавало неконтролируемой пульсацией в ушах.

У него был вкус соли и чего-то еще, так отличавшегося от других мужчин. Жаль, они уничтожили его запах... Дьявол, даже если бы он был весь в пыли и грязи, наверное, она не обратила бы внимания. Никогда не набрасывалась на мужчин с такой страстью, никогда не ласкала их так самозабвенно, наплевав на все доводы рассудка.

Он не держал. Выпустил из объятий, стоило лишь ей увлечься, и намотал цепи на кисти рук, словно готовясь к обороне. Чарли усмехнулась бы, зная, что его ждет, но другие эмоции взяли верх над ее рассудительностью.

Она провела пальцами по мужской спине, легко царапая гладкую кожу и сменяя боль на ласку, когда ощущала жесткую шероховатость трещин. Плечам, груди. Но этого было мало. Всего было мало. Ощущение твердости, упирающейся в живот, кричало о том, что есть та часть его тела, которой Чарли хочет обладать безоговорочно.

Женщина быстро опустилась на колени и без лишних прелюдий взяла твердую плоть в рот. Заключенный сдавленно выдохнул, отчего узел внизу ее живота скрутило еще туже. Отчетливый солоноватый привкус свидетельствовал о том, что пленник хотел ее не меньше, но все это отходило на второй план. Чарли впервые стояла на коленях, и ей это нравилось. Этим дышала разгоряченная плоть меж бедер, и даже прикосновения прохладного воздуха не могли унять разгоревшийся внутри пожар.

Лязг цепей не вернул женщину в реальность, хотя какая-то часть ее поняла: заключенный желал бы освободиться. Только всегдашняя хозяйка положения впервые не хотела расставаться со своей ролью подчиненной.

Удар под колени — и Чарли едва не очутилась на полу, обхваченная мощными ногами заключенного. Он позволил ей лечь на холодный пол и, возможно, накрыл бы своим телом, если бы не цепь. Пленник опустился на колени, но не мог наклониться к ее лицу из-за ошейника.

—Освободи меня,— хрипло потребовал он.

—И не подумаю,— усмехнулась Чарли, откидывая голову и демонстративно разводя ноги.

—Опусти цепь,— он старался, чтобы голос звучал как можно тверже, а сам сверлил взглядом ее истекающее лоно.

—Ты же грозился оттрах..ть меня даже так,— подколола она и в следующий же миг снова оказалась зажатой между его бедер.

—Опять много говоришь,— подытожил заключенный.

—Имею право,— Чарли снова водила руками по его телу, и он послушно отодвигался, пропуская ласкающие пальцы дальше.

—Я здесь хозяйка положения.— Теперь женщина ласкала вздыбленную плоть.— И мне решать, насколько коротким должен быть твой поводок.— Обхватила крепче и, медленно высвободившись из-под мощных ног, наклонилась к паху мужчины. Дразнила, нарочито медленно водя языком вдоль члена.

—И ты либо согласен, либо лишаешься самого главного,— обхватила его губами и полностью погрузила в рот, больше не говоря ни слова.

Пленник был согласен. У него не осталось аргументов. Да и был ли у него выбор? Чарли хотела этого мужчину как никого и никогда. И убила бы его, если бы не могла обладать им. Хотела довести его до исступления, возможно, даже до самого конца и чувствовать, как он теряет над собой контроль, отдаваясь в ее власть. С наслаждением следила за тем, как напрягались его мышцы, как искажались черты лица и подрагивали сомкнутые веки с длинными ресницами. И испытывала от этого дикое наслаждение. Вот он, новая гроза цивилизации. Первый предводитель рабов и бунтарь. А страдает от желания так же, как все, кто побывал в руках Чарли до него. Но каждый его выдох, каждое вздрагивание напряженных мышц под ее пальцами и ладонями были наркотиком. Это плавило изнутри сильнее любых ласк, и все же ей хотелось большего.

Она почти физически ощущала его прикосновения к своему лону. И жаждала их, и боялась одновременно, что не сдержится, если получит. Краем глаза видела, как пленник сжимает кулаки, и представляя его длинные пальцы внутри себя. Ощущала их и испытывала от этого непреодолимые муки. Чарли больше не могла терпеть. Оторвалась и прижалась к пленнику вплотную, не отрывая взгляда от его глаз, не скрывая ничего из того, что собиралась сделать. Он лишь сильнее вцепился в цепи, готовя им новое испытание на прочность.

Чарли любила делать это именно так: ощущать проникновение твердой плоти, не отрывая взгляда, контролируя процесс и нарочито медля. Заставляя партнеров изнывать от желания и просить еще. Но сейчас тонула в адских глазах из огня. И дрожала, чувствуя, как этот чужой незнакомый мужчина наполняет ее изнутри. При всей ее готовности он казался слишком крупным, и это заставляло вздрагивать от странно болезненного наслаждения. Одно движение, и еще одно, и еще более глубоко проникновение. У Чарли выбило воздух из легких. Двигаясь плавно и медленно, она привыкала к своим новым ощущениям, а потом делала это все более вдохновенно. И тянула время, страстно желая достичь развязки, но боясь, что она наступит слишком быстро и эта сладкая пытка закончится. Пленник сделал резкий выпад навстречу, глубже погружаясь в разгоряченную плоть, и Чарли не сдержала шумный всхлип. Она отпрянула бы, если бы было куда, но вместо этого лишь плотнее обхватила мужские бедра ногами и вцепилась в плечи заключенного. А он продолжал проникать. Глубже. Сильнее. Резче. Когда казалось, что дальше уже было невозможно.

Больше не осталось «глаза-в-глаза». Чарли откинула голову, погружаясь в омут страсти. Первобытной, дикой и неистовой. Заглушая стонами шум воздуха, вырывающегося из легких в такт древним, как мир, движениям.

Теперь раб целовал ее грудь и шею, удерживая в объятьях из скованных рук. Покусывал плечо. Чарли лишь стонала в ответ, пытаясь сдерживать зарождающиеся крики. Вместо этого они становились все более жалобными, умоляя подарить быструю смерть.

—Так кто кого трах..ет?— Прикусив мочку ее уха, пленник задал последний вопрос,— и Чарли взорвалась. Взрывалась долго и конвульсивно, не в состоянии контролировать беспомощное тело. Чувствуя, как что-то еще более горячее разливается внутри, с твердой плотью вздрагивающей в такт.

Не было больше Чарли Кросс.

...Но это ее и не волновало.

 

*                      *                      *

 

Грязный, в протертой до дыр одежде, но живой и практически невредимый — новые шрамы не в счет, — этот смертник по-прежнему был верен себе. Словно и не было никакой лихорадки, объявленной с экранов. Как он пробрался сюда? Чарли посмотрела на его запястье и перевела взгляд на лицо, столкнувшись с тенью издевки в странных глазах. Нет, ее не напугать рваной раной, но даже уничтоженная метка раба мало что меняла.

—Только не говори, что за тобой придут,— тихо произнесла женщина. Вырванный чип не давал гарантий того, что беглеца не отследят. Тем более такого известного.

—Решил подставить меня?— догадка пронзила одурманенный похотью разум, и Чарли даже замахнулась, чтобы ударить мужчину.

—Совсем разуверилась в людях,— тот с усмешкой перехватил ее руки.— Да, госпожа Кросс?

И снова удар. Как тогда.

Словно он знал о ней все. Знал то, чего не знал никто на свете, да и не мог знать вообще. Впрочем, смертник не стал подливать масла в огонь и отпустил ее руки, ровно заметив:

—Сегодня прямой эфир, забывать такое непозволительно.

И снова ей казалось, что он говорит с подтекстом. подчеркивая барьер, разделявший их на настоящих граждан и бесправных слуг. Пусть тот никогда и не исчезал, но прежде не вклинивался в жизнь Чарли в ее собственной спальне. Не в его присутствии и не его устами. Впрочем кого она обманывает? Правила Косомополиса отпустили госпожу Кросс только один раз. Там, за пределами Города, в поезде, посреди запертого во тьме вагона...

Две противоположности, принадлежащие разным мирам, они представили, будто барьер временно исчез. Расслабились и позволили ощущениям захлестнуть с головой, подчинить. Одного присутствия этого мужчины для Чарли оказалось достаточно, чтобы правила Города стерлись из жизни. Чтобы осталось только желание и какое-то необъяснимое древнее чутье, которое заставляло льнуть к ничтожному дикарю, превращаясь из светской львицы в покорную рабыню.

И вдруг «прямой эфир»...

Каждые выходные Чарли ждала его как набитая дура или одна из тысяч обезумевших фанаток... Даже не отключала телевизор, когда была дома. Она не демонстрировала этого, но и от себя сбежать тоже не могла. Стоило сделать шаг в Город — и электронные бигборды превращались в живое напоминание ее сладкого и по-прежнему желанного греха. Осуществляли прямое включение в любой точке Космополиса, поэтому даже если бы Чарли захотела избавиться от своей зависимости, то не смогла бы.

А когда шоу начиналось, Город замирал.

Ожидаемая разгоряченной аудиторией схватка происходила каждую неделю и иногда почти по расписанию. Все новых и новых монстров или просто рабов отправляли в огражденный квадрат, где им мог противостоять только один человек. Да и человек ли? Раб, животное. Существо без имени. Никто даже не знал, за что именно он удостоился такой травли.

А Чарли знала.

Вдох — схватка, победа — выдох. Никаких переживаний, никакой жалости. Когда женщина следила за зверем, убивающим себе подобных, то всегда знала, что он останется в живых. Не верила и не надеялась, просто знала.

Вдох — спокойствие, выдох — уверенность в исходе. Эта система никогда не давала сбоя, и сейчас ее объект стоял перед Чарли, смывая с себя следы другого мира. Живой и невредимый.

Женщина не испытывала к нему жалости, но  чувство собственного превосходства не только над рабами, но и над жителями Космополиса питали ее гордыню. Многие граждане продали бы все и даже самих себя за право обладания этим самцом, но он мог принадлежать только ей. Она не ошиблась и выбрала самого достойного: таких, как он, больше нет. В нем было что-то, не поддающееся дрессуре,— стержень. И что-то, вселявшее веру в его неуязвимость.

С каждой победой люди, прежде желавшие преступнику смерти, превращались в его преданных обожателей. Создавали нелегальные тематические клубы, обсуждали каждый шаг, каждое движение своего нового кумира. Но настоящим гражданам негоже почитать безымянного раба.

Чарли усмехалась, вспоминая о том, насколько тесным был ее контакт с этим животным, и представляя реакцию общества на подобную выходку. Несмотря на всю формальную свободу, неформальных запретов существовало гораздо больше. И нанеся татуировку, воспроизводившую ожоги смертника, Чарли рисковала быть уличенной в симпатиях к врагу государства. Но это только подогревало ее воображение, поднимало ставки, заставляя кровь бурлить в жилах...

Его прозвали Змеем. За неподражаемое владение смертоносной цепью. За умение терзать мускулы, дробить кости и выворачивать суставы. За то, что он мог продлевать мучения с выдержкой удава или атаковать со скоростью гадюки. Но для Чарли он навсегда остался частью пустыни, которая отпечаталась в его шрамах...

Удачное прозвище быстро подхватили все зрители, а после у официальных каналов не осталось выбора. Государственная машина ничего не могла с этим поделать. Раб отвоевал свое имя и стал главным искушением жителей Города. Ее собственным соблазном.

И сейчас Чарли не знала, радоваться его неожиданному визиту или ненавидеть за дерзкую выходку.

Змей по-прежнему восхищал ее, но, оказавшись на свободе, настораживал сильнее. Он оставался зверем в клетке, которая пусть и была цела, но уже дала брешь, а Чарли стояла к ней ближе остальных.

Космополис мог наказать ее за пособничество преступнику, но мог ли Город защитить ее от самого Змея? Вряд ли.

Однако женщина была спокойна. Не впервые ей ходить по лезвию бритвы,  и в этот раз внутренний голос советовал подождать. Вот только не поддалась ли ее интуиция женскому началу? Как смог заключенный, раб сбежать из охраняемого квадрата, пробраться в Город, прямо в личные покои Чарли Кросс и остаться при этом незамеченным?

Чарли с недоверием взглянула на смертника.

Покончив с одеждой, он подставил лицо струям воды, которая тут же окрасилась в ржавый цвет. Разводы радиоактивной грязи на белоснежной плитке заставили Чарли поморщиться. но стоило ей переключить внимание на мужчину, как стало плевать и на плитку, и на весь мир.

Змей пил воду. Ту самую, которая пусть и проходила фильтрацию, но все же была мало пригодна для употребления. Только Чарли быстро забыла об этом, завороженно наблюдая, как капли ударяются о мужские губы, стекая тонкими струйками по подбородку. Все ниже и ниже. Ей захотелось коснуться его кожи вместо них. Ощутить жар тела, прижаться ближе.

Когда его кадык двигался в такт совершаемым глоткам, она почти физически ощущала, как Змей пробует на вкус ее лоно. Интересно, известен ли ему такой вид интимной ласки? Представители цивилизованного мира отказывались от нее, считая грязной. Рабы всегда охотно выполняли любой приказ, да только сама Чарли не прибегала к этой их услуге.

Но ведь Змей такой же раб. Даже хуже. Дикий, неприрученный, из самого сердца пустоши. Правда, ему она готова позволить многое, потому что он иной: он никогда не будет ласкать по принуждению, должен захотеть сам. А Чарли невозможно не желать. Вот только в данный момент его внимание было полностью поглощено душем, и это начинало раздражать.

Что-то из прошлого подсказывало: он годами не видел воды и, добравшись до нее, не мог не поддаться искушению. Но жительнице Космополиса было не понять этого.

Жить по законам цивилизации и не покидать пределы Города. Исправно платить налоги на освоение космического пространства и орбитальное строительство. Покупать бутилированную воду Aqua Vita, добываемую из Марсовых пород. Заводить детей из пробирки, чтобы не допустить мутаций. Заниматься исключительно безопасным сексом.

Все это больше не устраивало госпожу Кросс. А, быть может, устраивало госпожу, но не устраивало Чарли?

Женщина разозлилась и собралась-было выйти из душевой кабины, но Змей преградил ей дорогу и заставил отступить к стене. Его глаза потемнели, столкнувшись с ее упрямым взглядом. Ублюдок. Она сдаст его Силам Внутренней Безопасности, или Внешней Агентуре, или просто привяжет на площади перед Центральным Правительством. Только не раньше, чем он утолит все ее желания.

Женщина вздернула подбородок: пусть смотрит, ей нечего скрывать. Он не достоин того, чтобы глотать даже пыль из-под ее ног. Но Змей улыбнулся, и от этой улыбки все внутри замерло.

Чарли привыкла давать оценку чужим телам, и впервые оказалась на месте тех, кем пользовалась сама. Раньше это казалось таким обыденным, но сейчас, когда мужчина лениво скользил глазами по ее фигуре, она чувствовала себя на грани чего-то необъяснимого, неподвластного и оттого волнующего. Чарли постаралась расслабиться, быть холодной и высокомерной. Змей сможет вести в их игре ровно до тех пор, пока она ему позволит. И все же его насмешка и презрение пробили ледяную броню. Только вместо ожидаемой ярости что-то глубоко внутри задрожало от предвкушения. Беглый раб делал все то же, что и она раньше, демонстрируя ее же методы.

В прошлый раз она боялась, когда они оказались так близко друг к другу; до сих пор помнила взгляд, который прожег ее шею. Его одного хватило, чтобы почувствовать на себе удавку, а ведь тогда Чарли понятия не имела, насколько опасным был этот заключенный. Сейчас же знала, на что он способен, и это осознание вкупе с воспоминаниями о том, как он изнывал от ее ласк, возбуждало вопреки здравому смыслу.

Стоявший перед ней обнаженный мужчина убивал других на потеху публике, а она все равно хотела познать его страсть на себе. Понимала, что эти сильные руки испачканы в чужой крови, и жаждала их прикосновений.

Восхитительно и ненормально. Крамольно. Но от одной этой мысли у нее между ног становилось горячо.

Казалось бы, Змей ничем не отличается от других мужчин. И хочет ее так же, как любой другой. Вот только с ними Чарли чувствовала себя в безопасности, а с ним — на грани. И не могла отказаться от искушения запереть себя в одной клетке со зверем. Пусть мстит... В прошлый раз ей понравилось. В прошлый раз она отвечала со всем жаром.

Змей подошел вплотную, но Чарли не двинулась с места: всегда считала, что бежать от собственных желаний — глупо.

Вода била сотнями мелких капель позади него, покрывая все паром, и, наверное, из-за этого стало так трудно дышать. Мужчина провел пальцами по ее щеке, и Чарли забыла, что такое воздух; затем опустил руку на горло и напомнил:

—Не хватает цепи.

«Все-таки мстит». При других обстоятельствах женщина улыбнулась бы, обнаружив его слабость, но сейчас лишь откинула голову, полностью отдаваясь во власть мужских рук. Если хочет, может заковать ее, это неважно. Физические оковы — ничто по сравнению с тем, как он вырывает душу из ее тела, когда создает их личную Вселенную.

И снова, как тогда, Змей начал медленно гладить ее лицо, словно впервые касаясь бархатной кожи. Чарли хотела выгнуться навстречу, показать, что жаждет его ласк, но замерла, затаив дыхание. Он не должен знать, как сильно она к нему привязана. Не должен.

Второй рукой он медленно обводил ее грудь, заставляя вздрагивать от легчайших прикосновений. Уже пронизанное вожделением тело реагировало на каждое из них как на удар электрическим зарядом. Едва контролируя себя из-за его дразнящих движений, Чарли уперлась рукой в грудь, а второй — в предплечье Змея. Даже не знала, сделала ли это, чтобы остановить его или из желания более грубых ласк. И тут же почувствовала, как напрягаются мышцы под пальцами, когда он ласкает ее, намеренно не касаясь возбужденных сосков. А Чарли жаждала этих прикосновений. И хотела, чтобы он поцеловал ее. Как тогда. Пылко, страстно. Хотела чувствовать влажный жар его языка и ощущать твердость его тела.

—Не хватает чего-то?— прошептал Змей, едва не касаясь ее рта, словно прочел мысли. И горячее дыхание опалило, заставляя Чарли поневоле приоткрыть губы.

—Нет,— улыбнулся так, что ее ноги подкосились, и провел рукой по тыльной стороне шеи, отчего дрожь прошла вдоль позвоночника.

—Никаких поцелуев в губы,— прошептал на самое ухо, и узел внизу живота скрутило еще сильнее. Чарли могла поспорить, но сейчас согласилась бы на любое его предложение, лишь бы испытать это ощущение еще раз. Ну, же, дай. Дай дышать одним с тобой воздухом. Одним дыханьем...

Она вспоминала прошлый раз и представляла себя на его месте. Слабой и скованной. Если он был таким при тех обстоятельствах, то каким может стать, поменяйся они местами? От этой мысли что-то растеклось внутри горячим воском, вызывая слабость, но рука Змея не позволяла осесть на пол.

То ли из-за разыгравшегося воображения, то ли из-за движений мужских пальцев, но покалывания в груди становились все более невыносимой пыткой для Чарли. Змей принялся покрывать поцелуями ее шею и плечи, оставляя влажные дорожки везде, где побывали его губы. Теперь он ласкал все ее тело, а женщина едва находила в себе силы держаться на ногах.

Наверное, он мог сломать ей шею одной лишь рукой. Растереть, разорвать. Чарли уже представляла, какими заголовками пестрили бы городские баннеры. Видела свое обагренное тело в этой самой белоснежной ванной. Да только не хотела умирать. Не так. Иначе. Хотела его прикосновений. Других, грубых. Вместо этого просто выгнулась навстречу мужским пальцам, моля о продолжении. И оно не заставило себя ждать, когда мужчина накрыл ртом один из изнывающих сосков. Чарли застонала, уступая изысканной ласке, и вцепилась во влажные спутанные волосы партнера. Теперь Змей ласкал ее с жадностью, словно только и ждал, когда она позволит ему это, а Чарли выгибалась навстречу и лихорадочно скользила ладонями по мужскому телу, пока не поняла, что больше не контролирует себя. Что рот Змея не унимает дразнящую пульсацию внутри, наоборот — доводит до еще большего исступления.

—Хватит. Нет.— Чарли едва выдохнула эти слова, поражаясь тому, как сухо стало во рту, и тут же облизнула губы, столкнувшись взглядом со Змеем. Он был серьезен. Даже глаза потемнели и приобрели оттенок карего.

Но вместо того, чтобы уступить, мужчина лишь легко оттолкнул ее ближе к стене, а сам встал напротив. Провел рукой по лицу, спускаясь к шее, заскользил по груди и талии, словно закрепляя свои права на это тело.

—Такая покладистая.— Закинул ее ногу себе на бедро и прикусил мочку уха.— Даже не узнаю.

Чарли не сразу нашлась с ответом, лишь сильнее прижалась к восставшей твердости, упиравшейся в живот, и сказала:

—Зато ты слишком много говоришь.

Усмешка далась Змею тяжело, но он принял условия игры:

—Не хочу торопиться.

Теперь он очерчивал линию от ее груди к пупку и ниже. Женщина затаила дыхание от болезненно-сладких ощущений, когда пальцы коснулись внутренней стороны бедра, а затем приблизились к треугольнику между ног. Лишь сильнее вцепилась в мужские плечи, почувствовав едва уловимые прикосновения к трепещущей плоти.

—Мне нравится, когда ты влажная и горячая.— Дыхание Змея опалило щеку, а Чарли прикусила губу, чувствуя, как он касается самой ее сути. Скользя, едва не задевая самую жаждущую ласки точку, заставляя изнывать от желания уводящими движениями. Разве он не чувствует, что она умирает?

—Я предпочитаю, когда женщина кричит от удовольствия, а не от боли,— закончил Змей, глядя ей в глаза.

Она же готова была принять от него любую боль, любое удовольствие. Чарли плыла, не в состоянии сделать ничего, кроме как вцепиться в его плечи. Шум воды не мог заглушить бешенный стук ее сердца.

И Змей знал, что госпожа Кросс на грани. Это читалось по его глазам. Довольным и в то же время голодным. Ей же хотелось прекратить мучения, и женщина лишь едва заметно напряглась, чувствуя, как его палец проникает внутрь. Какие-то доли секунд наслаждалась ощущением наполненности, пока не осознала, что и оно не приносило желанного облегчения. Хотелось большего. Чарли была уверена, что готова принять этого мужчину целиком. Подалась навстречу, провоцируя на столь необходимые движения, чувствуя, как что-то внутри наполняется до той степени, когда последняя капля вызовет взрыв, но этого было мало, явно недостаточно.

Движение вперед, еще одно.

О, нет.

Она хотела не этого подобия секса.

Она хотела чувствовать его горячий член внутри. До упора. Глубоко. Как в воспоминаниях. Как в фантазиях, которые помогали ей получить разрядку.

Впрочем, одного присутствия Змея и еще нескольких движений хватило бы для Чарли, но он перехватил ее руку, когда она попыталась помочь себе сама. Животное. Сволочь. Бессердечная тварь.

Больше не было пальца. Крупная и твердая, плоть проникала внутрь, и Чарли, затаив дыхание, взяла свои мысли обратно, привыкая к новым ощущениям. Ей не было больно, просто тело успело забыть, каково ощущать Змея в себе. Насколько это восхитительно.

Когда ей казалось, что глубже уже нельзя, он сделал еще один толчок, погрузившись в нее полностью.

Чарли попыталась обхватить талию мужчины ногами, чтобы стать ближе, почувствовать хоть толику облегчения, но он не позволил. Лишь сделал толчки более глубокими, буквально распяв ее у стены своим телом. Он один заменил ей весь мир, отгородив от него широкой спиной.

Женщина не помогала встречными движениями и не сжимала его плоть сильнее — пыталась продлить свою пытку и оттянуть момент, который неумолимо приближался с каждым толчком. Воздуха не хватало даже для того, чтобы кричать, а она все еще была жива и не верила в это. Думала, что застряла где-то между мирами в состоянии блаженной неги. Когда нет сил сопротивляться, а тело парит в невесомости и кажется будто оно растаяло.

Существовали только два человека, две непримиримые личности, и непреодолимое напряжение, зарождающееся между ними. Неумолимо разрастающееся и единственное, имеющее смысл в данный конкретный миг.

Сильное. Как стихия.

Быстрое. Как порыв.

Неотвратимое. Как сама неизбежность.

И Чарли приняла ее. Неестественно тихо, чувствуя, как захлебывается ощущениями, не может ни вдохнуть, ни выдохнуть.

И только неконтролируемые сокращения в низу живота все еще свидетельствовали о том, что она жива.

А, может, это была всего лишь предсмертная агония?..

 

Чарли стояла у окна и смотрела на ночной город, но не видела его огней.

Ее ноги все еще гудели, а натянутая внутри струна дрожала, словно кто-то нарушил так тщательно возводимое ею равновесие. Так никогда прежде не было. Если бы ей сказали, что оргазм сродни смерти, она никогда бы не поверила, но это было именно так. И сейчас она чувствовала себя безумно уставшей, но возродившейся.

Чарли поежилась. Из-за прохлады кондиционированного воздуха, а затем и накинутого шелкового халата кожа покрылась мурашками, и только глубоко внутри еще тлели угли недавнего пожара. Больше всего она хотела вытянуться на своей роскошной кровати и забыться сном, но сейчас не могла. А ведь в прошлый раз все было проще.

Тогда она, молча, оставила вымотанного пленника и, едва передвигая ноги, направилась за своей одеждой.

Поворачиваться к Змею спиной было равносильно тому, чтобы подставить шею хищнику, но Чарли не могла позволить ему почувствовать, что не доверяет и.... Боится. Из всех известных ей животных только самки уничтожали партнеров после спаривания, но рисковать и выяснять, касается ли это правило людей, она не хотела. Наконец, обернувшись, Чарли поняла, что физическая опасность была ничем по сравнению с прожигавшим ее взглядом, в котором плескались несопоставимые жажда и спокойствие. Словно Змей был уверен, что, облачившись в прежнюю одежду и вернувшись в свой мир, она мысленно останется в этой камере и будет раз за разом возвращаться к воспоминаниям об этом месте. Что, заперев за собой дверь его тюрьмы, Чарли все равно никуда от него не убежит. И в чем-то он был прав: оставляя его там, она на самом деле возвращалась в свою собственную клетку.

Знал ли он уже тогда, что не умрет в течение нескольких дней, как планировалось, а станет главным (пусть и размытым) лицом таблоидов самого Города? Что когда-то проберется в, казалось бы, неприступный Космополис, а затем и личные покои Чарли Кросс?

В том взгляде Змея не было насмешки или торжества, гордыни или цинизма. Лишь понимание того, что его Чарли не сможет вычеркнуть из своей памяти. И этот урод был прав. В этом таилась главная для нее опасность.

И дело даже не в сексе. Оргазм оргазму рознь, но Чарли получала свое, просто представляя его на месте любовников, воскрешая в мозгу ощущения, которые никто другой не мог подарить. И что с того, что ее ласкали не его губы и руки, что все это было не больше, чем суррогат? Вся жизнь в опостылевшем обществе Города являлась суррогатом, а Змей был настоящим.

Чарли окинула взглядом светло-голубые полоски света в небе за окном. Сегодня был выходной, а, значит, жители могли порадоваться голограммному дождю: признаку благосостояния города. «Наша цель — настоящий безопасный дождь» — провозглашал улыбающийся Грэм Шоу, глава их правительства сколько она себя помнила. Настоящего не радиоактивного дождя добиться пока не удалось, зато голографический стал хитом сезона... Нескончаемого. Бесконечного. Скучного...

А теперь это скучное и то самое настоящее столкнулись в мире Чарли, которая всю жизнь пыталась соединить несовместимое, но так и не преуспела в этом. Неважно, что со стороны ее жизнь казалась идеальной. Иллюзии не стоили и ломаного гроша, а сама Чарли понятия не имела, что такое гармония...

«Ты должна сдать его»,— внутренний голос шквалом ворвался в мысли, но звук воды, по-прежнему доносившейся из душа, заглушил его.

Сдать — это так правильно и в то же время... Просто. Слишком просто.

Чарли покачала головой и обняла себя за плечи. Стоило признаться хотя бы самой себе, что она будет специально искать любые предлоги, лишь бы не отпускать Змея. Что она не хочет его смерти. В конце концов, она привыкла, что он просто не может умереть.

Но и остаться тоже.

Змей не из тех, кто согласится на роль послушного ручного зверька, запертого в домашней клетке. Не ради этого он пробрался в Город. Возможно, не из мести за унижение на поезде (он мстил бы иначе), но и не из шальной страсти по отношению к госпоже Кросс.

А ведь их отношения могли быть красивыми. Если бы сами Змей и Чарли были другими. И жили в другом мире. И любили друг друга. Слишком много «если».

Чарли усмехнулась. Она еще не распрощалась с остатками хладнокровия до такой степени, чтобы поверить хотя бы в возможность подобного, но усмешка получилась слишком горькой. В этот раз придется делать выбор, ведь грани между их мирами стали до опасного размытыми.

Словно в подтверждение ее мыслей мужской силуэт отразился в панели из антирадиационного стекла. Чарли не обернулась. Она не знала, что сказать и как прогнать этого человека из своей жизни. Дьявол, даже имени его не знала. И сомневалась в том, что хотела  прогнать... Просто у них не было будущего. Ничего общего, ничего кроме разрушительной страсти, а Чарли не была мазохисткой.

В прошлый раз она не колебалась, когда запирала замки его камеры и отправлялась в купе. Сейчас же не могла свыкнуться с мыслью, что не будет видеть этого преступника даже на экране телевизора. Или все же будет? Она не успела сказать ни слова, когда голос Змея прозвучал совсем рядом:

—Я ожидал большего от Города.—И Чарли словила себя на мысли, что даже не заметила, как он подошел ближе. Сейчас же просто стоял и смотрел на казавшиеся бесконечными небоскребы. Его отражение в стекле сливалось с городскими огнями. Точно такую же картинку по качеству предоставляли жителям Космополиса во время прямых трансляций. Лишь помня лицо Змея вживую, Чарли могла определить, что на поле битвы был именно он, а не кто-то другой. Но ее ровный голос произнес другое:

—Что ты здесь делаешь?

Она обернулась, чтобы проследить за выражением его лица, но не смогла прочесть ничего. Сам Змей впился в нее таким же сканирующим взглядом.

—Спрашиваешь, что я делаю в Космополисе, но не в твоей спальне?— ровным тоном поинтересовался он, и Чарли напряглась. Не будет же он пытаться давить на какие-то чувства? Но, судя по всему, он и не собирался: только прощупывал почву на предмет слабостей собеседницы, и лишь изогнутые брови оживляли мужское лицо, придавая его выражению какого-то упрямства.

—Как ты вообще узнал, где я живу? Как пробрался сюда?— Продолжала Чарли.— Кто ты вообще такой, мать твою?

Последний вопрос интересовал ее больше всего. Никто, даже самый сильный человек, даже нечеловек не смог бы проникнуть в Город, не обладая массой информации, доступа к которой извне не было.

Змей улыбнулся. Широко и искренне, но с теми же дьявольскими искрами в глубине адских глаз. Они всегда плескались там, на дне расплавленного золота, и Чарли принимала это за обман. Но сейчас знала, что ошибалась. Он улыбался как человек, которому задали наивный вопрос, и женщина почувствовала себя не столько глупой, сколько проигравшей.

И эта же искренняя улыбка придавала его вполне обыкновенному лицу обаяние, сопротивляться которому не смогла бы ни одна женщина. Таким обаянием могли похвастать лишь редкие покорители женских сердец, но Змей не был из их числа, и Чарли насторожилась еще больше. Не так прост был этот раб, каким мог казаться. Внутренний голос говорил ей, что у нее большие неприятности, и в этот самый момент раздался звонок охраны.

—Госпожа Кросс, простите за вмешательство, но здесь представители правопорядка, отдел по борьбе с организованной преступностью,— скороговоркой выдал начальник службы, и у женщины сердце ухнуло вниз.

—Они поднимаются к вам,— продолжал подчиненный Чарли, и его голубая проекция светилась на журнальном столике. Чарли метнулась к стеклянной конструкции и включила микрофон:

—Скажи им, что я в ванной, и приму их через пятнадцать минут.

—Они уже поднимаются,— по лицу докладывающего было видно, что охрана пыталась остановить гостей, но не смогла.— У них ордер на обыск, и настроены они очень решительно.

—Как давно они прошли?

—Только что, и я сразу позвонил вам.

—Хорошо, Алекс, спасибо,— женщина отключилась и бросила взгляд на Змея.

На его лице уже не было улыбки, но и страха тоже. Он был сконцентрирован и решителен. Скинув полотенце, пошел в направлении ванной и вернулся уже со своей старой одеждой, которую тут же принялся надевать.

Чарли не сразу поняла, что делать. Она снова нуждалась во времени, которого, увы, больше не было. Знала наверняка только, что не может позволить заподозрить себя в связи с преступником, и машинально отправилась в ванную искать моющее. Несколько шагов и беспорядочное обшаривание полок должны были дать жизненно-важные секунды на размышления, но мозг отказывался вынести такой необходимый вердикт. Ничего из нужных предметов она так и не нашла, ведь никогда не занималась уборкой и понятия не имела, где они могут находиться, но была приятно удивлена, заметив, что грязь в душевой смыта. Наверное, именно этим занимался Змей, когда она первой вышла из ванной. Знал, что за ним придут и не хотел ее подставлять, или привычка? В любом случае времени на размышления не было. Выбор должен был быть сделан уже давно, а Чарли до сих пор металась, так и не определившись. Не определилась даже, когда вернулась в спальню и кратко приказала:

—Следуй за мной.

 

Запись протокола обыска была черно-белой, но отсутствие цветной картинки только упрощало суждение о человеческих эмоциях.

Вот Чарли Кросс открывает дверь в ответ на повторяющиеся звонки. Делает это нарочито медленно и окидывает прибывших ледяным взглядом. Тонкий пеньюар скрывает идеальное тело, но подчеркивает каждый его изгиб, и сотрудники делают вид, что не обращают на это внимание. Они обязаны, хотя ни один не прошел бы тест на окулографию.[2] Но всему есть объяснение: она только из душа и возмущена бесцеремонным нарушением ее личных прав и свобод. Холодна, в меру недовольна, предельно вежлива. На лице нет видимой тревоги, разве что тело слегка напряжено.

Ордер предъявлен, сотрудники идут глубь квартиры, хотя весь жилой комплекс принадлежит корпорации Кросс.

—В последнее время вы не сталкивались со сбежавшими рабами?— Задают ей вопрос.

—Если бы я знала, кто сбежал, то, может, и обратила бы внимание,— спокойно отвечает она.— А так понятия не имею, кого вы имеете ввиду.

И правильно говорит: Рэй не числится пропавшим в средствах массовой информации. Игра слов.

—Видели кого-то подозрительного?— продолжает сотрудник, пока остальные прочесывают помещение.

—Сложно сказать,— даже плечами не пожимает.— На меня никто не нападал, это всего лишь рабы. Вы говорите о ком-то конкретном?

Опять правда: судя по горящим глазам и припухшим губам нападения не было.

—У госпожи Мило пропал раб.

—И вы ищете его здесь?— Открыто усмехается, и мало кто замечает, как расслабились ее плечи, стала вольнее осанка.

—Мы ищем везде,— отчеканил служащий.

—Мило живет пятью этажами ниже,— рассуждает Чарли Кросс.— Стал бы ее раб прятаться в том же здании, да еще в пентхаусе? Кстати, вы по всем апартаментам ходите с ордером?— Сменила защиту на нападение.

—Это первый обыск, и наша работа заключается не в оформлении приказов, а их исполнении.

—Да уж знаю,— кивает Чарли и задумывается о чем-то, а Рузвельт даже знает, о чем.

Сорокалетняя Мило ревнует свою более успешную соседку ко всем поклонникам вне зависимости от их социального статуса и решила немного, но все же подпортить той жизнь, нарушив мирный ход ее выходных. Так по-женски и так глупо. Но не это беспокоит и держит Чарли Кросс в напряжении, хотя Рузвельт уже знает, что бояться ей нечего.

Его служащие не обнаружат Рэя. Уже не обнаружили. Стал бы он отправлять их туда, если бы не был в этом уверен? И пересматривать на этой записи было нечего, кроме самой Чарли Кросс.

Признаться, мужчина был удивлен тем, что она скрыла беглого раба. Старый сыщик не думал о том, о чем представительница космополисской элиты говорила или что конкретно они делали с заключенным на поезде. Знал только о ее визите и о том, что Рэй остался в камере, как и предусматривал их с Рузвельтом план. Но уже этот ее шаг удивил его. Рэй говорил, что эта женщина — другая, но она была последней в списке тех, кого можно было заподозрить в сочувствии к рабам. Скорее наоборот.

Рузвельт относил ее к безумцам, которые убеждают себя в принадлежности к неким элитарным сословиям, а затем принимаются исступленно уничтожать все то, что связывает их с собственным прошлым. В том числе и своих людей. Чарли виделась ему именно такой, и застывшее черно-белое изображение на экране казалось тому подтверждением. Женщина, чье происхождение уходило в рабское прошлое прародителей, но которая стала эталоном гражданского Космополиса. Ее имидж был построен на костях собственных людей. И чем больше общественной поддержки она получала, тем больше рабов гибло.

Прав ли был Рэй, полагая, что она станет одной из них? Это должно показать время. Но пока предсказания Змея, или как его только не назвали, сбывались, и Рузвельт хотел в них верить. Только в силу профессиональной привычки не мог.

Подспорье в виде Чарли Кросс послужило бы на благо общему делу, но такие, как она, не меняются. И не влюбляются. Впрочем, несмотря ни на что, она скрыла Рэя, и это можно было бы объяснить минутным порывом, но у таких, как Чарли Кросс эмоции не влияют на дела. Тогда почему она так поступила?

Интерес самого Рэя к ней тоже был весьма странным. Его ненависть ко всему, связанному с этой женщиной и Городом, зашкаливала, но это не мешало ему стать ее любовником.

В целом Рузвельту были безразличны их отношения, как и то, с кем они спали, но страсть (а ничего общего у них больше не было) — плохой советник. И вообще женщины непредсказуемы, поэтому он не любил иметь с ними дела. Даже самая рациональная особа путала все карты в одночасье там, где это касалось эмоций, а Чарли Кросс могла дать фору всем вместе взятым по части разрушительности своего гнева. Лишь бы Рэй не увлекся. Пока эта женщина не играет ключевой роли в их плане, но Рузвельт не допустит ни малейшего перевеса в ее сторону. У него и так много других более важных дел.

Ему приходится лично держать руку на пульсе Города в ожидании, когда де факто мертвый государственный организм официально сдохнет, и можно будет оформить новый режим.

Но годы шли, а предсказуемая смерть системы так и не наступала, поэтому Рузвельт решил помочь ей в этом.

Старый мэр всем надоел, молодые промышленники продвигали свои интересы, и каждый мнил себя его будущей заменой. Достижения в сфере технологий реализовывались слабо, численность населения росла. В итоге старые планы не были выполнены, а ресурсы на их реализацию сокращались с поразительной скоростью. И все втайне подумывали о том, что нужен новый лидер, но никто из старых элит не мог стать таковым.

При этом народ вырождался. Жизнь в замкнутом пространстве, запрет на потомство от рабов, полная аморальность породили вымирающее во всех смыслах общество, которое больше не могло двигать прогресс и медленно загнивало, проедая ограниченные ресурсы и лишая остальное человечество шанса на выживание.

Рузвельт не видел будущего в Космополисе, чье развитие искусственно поддерживалось за счет порабощения других людей, обоснованное опять-таки искусственной идеологией и нацеленное на утоление примитивных человеческих желаний. Даже люди становились все более и более искусственными не только в моральном плане, но и физически.

И он, человек, который поддерживал идею создания Космополиса как клуба избранных, общества лучших, прекрасно видел, что город повторяет судьбу всех предшествующих ему цивилизаций. Конечно, Рузвельт не был альтруистом до такой степени, чтобы открыть двери Космополиса сразу для всех, но вливание свежей крови было необходимо как никогда.

К счастью, рабы достаточно успешно самоорганизовывались за городскими пределами и даже начали развивать свою собственную науку, что подарило старому мужчине надежду на благоприятный исход для всего человечества. Он также видел преимущества генотипа рабов по сравнению с гражданским: они были устойчивы к радиации, обладали отменным здоровьем и выдержкой, а тяжелые условия существования требовали от них большей изобретательности. И жители Космополиса не могли, если и не знать, то хотя бы не чувствовать это.

Понимание собственной ущербности определяло накал в обществе по отношению к рабам. Сколько радости вызывала смерть сражавшихся в эфире «неграждан», сколько помоев было вылито на Рэя, когда он впервые ступил на импровизированную арену. Без тайных манипуляций Рузвельта даже он не продержался бы дольше сезона, самое большее двух, но Змей занимал эфир уже почти  полгода. Полгода выживания в нечеловеческих условиях, сопровождаемые победоносными схватками, пошатнули модель, выстроенную в головах у жителей Космополиса. Вместо показательной казни руководство явило городу нового героя и теперь не знало, как исправить свою ошибку.

Люди восхищались рабом. Идея того, что человек может быть даже превыше закона, витала в воздухе, и если бы на следующий день Змей явился в город и призвал идти за собой, люди бы пошли. Но без должной организации восстание подавили бы в считаные часы. Именно поэтому Рузвельт очень тщательно подходил к поиску сообщников в высших эшелонах власти.

Вместе с тем ему становилось все труднее прикрывать тылы Рэя и оставаться при этом незамеченным. Государственная машина поставила себе целью избавиться от набившего оскомину бунтаря, и то, что официально называлось: «Змей против рабов» — на деле было его схваткой с наемниками. Поэтому создав нужный образ у жителей Космополиса, заговорщики были вынуждены немного изменить свой план. И убрать опостылевшего правительству «героя», сохранив при этом самого Рэя. Рискованно, но куда более безопасно, чем держать того под колпаком у врага. В конце концов, Змея должны были помнить, и его легко было воскресить.

Самому Рузвельту предстояло сделать еще очень многое. Хотя бы проследить за реакцией жителей Космополиса на исчезновение смертника, усилить позиции рабов за периметром и устроить утечку местных. Слишком много вопросов, решение которых требовало времени. Но Рузвельт надеялся дождаться, когда поддержанный им же когда-то режим будет свергнут.

 

Стоило ей выпроводить назойливых полицейских, как Чарли метнулась к укрытию. Пересекая просторный холл широкими шагами, она мысленно проклинала Змея, но больше себя. Как могла она скрыть смертника от правосудия? Какое помутнение нашло на нее в этот момент? А если камеры засекли его, проникающего в ее апартаменты?

Женщина представила, как Суд приговаривает ее к конфискации имущества и лишению гражданских прав. Как каждая шавка, не осмеливавшаяся когда-то и рта раскрыть в ее присутствии, будет с удовольствием вытирать о нее ноги. Нет, Чарли всегда была на высоте и не могла позволить себе опуститься на самое дно. А Змей тянул ее туда, в мир рабского отребья, одно лишь прикосновение к которому означало замараться в грязи.

Да, его отличала порода. Да, Чарли хотела его как никого другого, и от одной мысли об этом самце у нее между ног становилось влажно как у какой-то нимфоманки. Но наслаждаться своей низменностью в собственной спальне и стать бесправной вещью было совершенно разными понятиями.

Чарли уже решила, что прогонит его. Дьявол свидетель, она не может его сдать, но и позволить остаться — тоже. Не может ни подписать ему смертельный приговор, ни защитить от законов Космополиса.

Пусть проваливает. Бежит, скрывается, спасает свою шкуру любой ценой. Пусть она никогда не увидит его вновь, но здесь, в этом мире, получит хотя бы видимость покоя и незыблемости.

Госпожа Кросс уже пошла на предательство Города, сокрыв преступника. Большего сделать она не может.

По пути к Змею Чарли окончательно убедилась в том, как поступит, и прорисовала в уме все варианты того, как получить его согласие. Поэтому без лишних отлагательств нажала нужный код, и плита под ванной сдвинулась. Но смертника там не было. Женщина отчетливо помнила, как его фигура с трудом поместилась в небольшом углублении, но сейчас ничего, кроме титановых слитков и микрочипов, не привлекало к себе внимание. Удивление и недоумение сковали Чарли незнакомым прежде чувством. Змей даже ничего не взял, хотя мог бы.

И все же Кросс по-прежнему не верила, что он исчез. Он не мог уйти сам, для этого нужно было знать код. Неужели увидел и запомнил? Или ушел вот так, не сказав ни слова? Да и полиция пробыла здесь не больше сорока минут...

Женщина прошла в спальню — ничего. Обыскала другую комнату с ванной, холл, кухню, еще спальню и ванную, еще... Нашла такие уголки в своей собственной квартире, о которых даже не подозревала, но Змея нигде не было. Выйдя на балкон, Чарли лишь окончательно убедилась, что совершенно одна в своей квартире. Опять одна. Как и прежде. Как всегда.

На какой-то миг глупые мечты взяли верх над разумом, и она представила, как дверь бесшумно открывается, и на пороге появляется Змей. Обычно поклонники приходят к женщинам с подарками, и пусть госпожа Кросс никогда не принимала таких взяток, но была бы польщена его вниманием. Чарли едва не фыркнула. Дура. Обыкновенная безмозглая дура. Какие подарки? Какие поклонники? Где в этом понимании нормального место для Змея?

Она даже не знала имени этого проклятого ублюдка и ненавидела его всеми фибрами души за то, что он так и не представился. Хотя зачем ему это делать? Окрутил, оболванил саму Чарли Кросс и исчез, не сказав ни слова, возможно, до следующего раза.

Чарли, ты действительно позволишь и дальше вытирать о себя ноги? Мало того, что связалась с рабом, животным, преступником, так еще и позволяешь ему разрушать свою жизнь?!

—Граждане Космополиса, экстренное включение,— монотонный женский голос ворвался в ее размышления, отчего Чарли скривилась. Повернулась-было, чтобы отключить функцию плазмы, но замерла на месте, когда услышала:

—Заключенный «Змей» окружен. Девять других неграждан из квадрата Икс оттеснили его к периметру и приблизились на расстояние рукопашного боя.

—Лив, ты как всегда слишком лаконична,— мужчина лет пятидесяти поддел свою соведущую и посмотрел уже прямо в камеру:— Грэг Бэлл в эфире. Доброй ночи. Вы помните, как неделю назад начали поступать сообщения о том, что заключенный,— он сделал вид будто пытается вспомнить его имя и выделил с улыбкой:— «Змей» имеет проблемы со здоровьем. Он уже пережил ряд опасных ранений, и весть о радиационной лихорадке, вызванной недавней вспышкой в Шино, была воспринята фанатами легко. Однако, по всей очевидности, то, что не могло сломить непобедимого мутанта, крылось вовсе не в оружии соперников, а в его собственной слабости.

Дальше проекция засветилась картинками, на которых показывали краткий обзор предыдущих сражений, объединенных в одну схематичную карту. Ведущий же продолжал:

—Именно это послужило причиной того, что его удалось взять в кольцо и оттеснить к южной границе... Подождите,— его оживленное щебетание стихло, когда он прислушался к информации в наушниках, и тут же понеслось с новой силой:— Мне сообщают, что он ранен! Дамы и господа, не буду томить ни вас, ни себя: даем прямое включение с места событий.

Чарли смотрела изображение на автомате, словно не осознавая происходящее. Серая, почти схематичная картинка, на которой у периметра забора стоял человек, похожий на Змея. Цепь была намотана на одну его руку, но он не пользовался ею. Фигуры других людей окружили его полукругом, и время от времени какие-то длинные языки исходили от них, касаясь Змея.

—Оу!— раздался голос ведущего.— Лив, похоже, против мутанта используют его же оружие?

—Подтверждаю,— раздался монотонный женский голос.— К цепям атакующих прикреплены лезвия ножей и булавы. Удары грозят летальным исходом, состояние раненого критическое.

Один из языков коснулся груди Змея, и он рухнул. Приподнявшись на колено, он выставил руку, обтянутую цепью, в качестве щита, а удары продолжали сыпаться на него со всех сторон.

—Эх, парень, так ты долго не протянешь,— в голосе ведущего слышалась издевка.— Когда их девять, а ты один и окружен, нужно идти на прорыв. Где же знамениты атаки Змея? Или самопровозглашенный герой устал и хочет на пенсию?

Еще один язык предательски лизнул по ребрам, и Змей рухнул. Атакующие подошли ближе и продолжили наносить удары по его спине, прямо по шрамам, так напоминавшим татуировку со стороны. Темная уродливая клякса разрасталась, и в какой-то момент мужчина перестал двигаться. А удары все наносились и наносились... Теперь уже по недвижимому телу.

—Ребята разошлись,— Грэг Бэлл снова был крупным планом.— Даже не знаю, есть ли смысл проверять его показатели.— Мужчина посмотрел куда-то поверх, и его изображение уменьшилось до маленького квадрата, переключая внимание зрителей на черно-белую картинку, ставшую фоном. Нападавшие стояли рядом со Змеем и продолжали бить его, но теперь уже ногами и просто издеваясь над бездыханным телом. Чарли поняла, что оно бездыханное еще до того, как робот-Лив зачитала:

—Пульс отсутствует. Мозг работает на 3%. Повреждение сердца, почек, печени, селезенки...

—Не нужно подробностей, Лив,— с улыбкой остановил ее Грэг.— Он еще жив или уже нет?

—Время клинической смерти 01-03, время биологической смерти...— Лив замерла.— 01-05.

Часы в нижнем левом углу обновились до этого времени одновременно с ее голосом.

—Вот это да...— Выдохнул ведущий.— Дамы и господа, у нас сенсация! Боец Змей, установивший рекорд по выживанию в боях без правил, убит! Мы в студии даже не знаем, как реагировать и что делать,— он рассеянно огляделся вокруг, но улыбка не сползла с его лица.— И тем не менее, оставайтесь с нами. После рекламной паузы гости пост-шоу обсудят, почему стратегия Змея не сработала, какие проблемы помешали ему победить и, конечно же, что делать дальше. Не переключайтесь!

До Чарли так и не дошло, что эфир закончен, а по телевизору показывают рекламу крема для лица. Она автоматически отключила плазму, но так и замерла без малейшего движения, не понимая, жива или мертва, дышит ли еще или просто спит...

«Змей убит»,— произнесла мысленно, чтобы осознать произошедшее, но внутренний голос показался чужим и отстраненным.

—Он убит,— прошептала одними губами, не осмеливаясь нарушить тишину. Попыталась озвучить эту мысль, сделать частью реальности, но не смогла произнести ее вслух. Будто знала, что если сделает это, то пути назад больше не будет...

И только спустя мгновенье весь ужас и отчаянье, сдерживаемые внутри, вырвались наружу. «Убит, убит». Чарли метнулась куда-то, прислонив пальцы ко рту (даже не услышала звук ударившегося о пол пульта), но не произнесла ни звука. Она задыхалась, мысленно кричала, рвала на себе волосы и заливала все слезами, а со стороны было видно лишь, что болезненно вгрызлась в костяшки побелевших пальцев.

Что-то изнутри рвалось наружу. Что-то уродливое наполнило грудную клетку тяжестью свинцовой плиты. И оно продиралось на поверхность, разрывало легкие, обжигало огнем, приносило нестерпимую боль, царапало уродливыми когтями, грозясь сожрать изнутри, уничтожить, а Чарли все равно пыталась сдержать это в себе. Знала, что если выпустит, то ничего уже не будет как прежде. Хотела умереть. «Лучше умереть...»

И все же не сдержалась. Рухнула на колени, скрутившись пополам словно от удара. Вцепилась зубами в ладонь, пытаясь вызвать отрезвляющую боль, но не чувствовала ее. Лишь какой-то надрыв внутри.

Ударила кулаками по полу. Еще раз. И еще.

—Нет... Нет, нет, нет! Дьявол, нет!— Последний удар, и Чарли приходит в себя.

Он не мог умереть. Не мог. Кто угодно, но не Змей. Он вообще не мог там находиться. Он был здесь. Только что. Он не мог добраться до Мюнха за час, убеждала себя Чарли.

Но внутренний голос звучал все тише, а в голове то и дело всплывала картина того, как черные языки касались мужского тела.

Впервые он был обнажен по пояс. Впервые все могли видеть его шрамы...

Чарли смахнула слезы ярости, и только теперь поняла, что плакала. Но все равно повторяла как заведенная: «Не мог умереть. Не мог». Попыталась прислушаться к интуиции, но на сердце было тяжело как никогда.

«Эксперименты по телепортации были успешными»,— так неудачно всплыло в голове. Он мог выскользнуть из квартиры и быть схваченным покидающими ее полицейскими. Или нарядом, оставшимся в машине внизу. Мог быть телепортирован в Мюнх в качестве эксперимента. И последствия телепортации могли быть таковыми, что он потерял все силы и был неспособен сражаться...

«Это все домыслы»,— оборвала себя Чарли.

«Но такие логичные домыслы»,— предательски заключил ум.

Картина бездыханного тела, которое пинают ногами.

Улыбка ведущего и обновленное 01-05 на экране...

И снова: он был без рубашки, впервые демонстрируя свои шрамы. Почему сегодня? Почему сейчас? Картинка на экране не позволяла убедиться, что ожоги были именно такими, какими Чарли их помнила. Но они были. Никто во всем Космополисе не знал о них. Он сам обнажил их. А теперь они стерты, содраны вместе с плотью...

«Зачем? Зачем?»— Болезненно пульсировало в голове. И Чарли до конца не осознавала, о чем именно спрашивает. Зачем вообще познакомилась с ним или зачем пошла в тот проклятый отсек? Зачем подсела на эфиры с ним как наркоманка, привязалась словно к реально существующему человеку. Зачем он пришел сегодня? Ведь это был он. Здоровый и сильный. Зачем подарил эту ночь, чтобы потом раствориться в безнадежном городе и исчезнуть из ее жизни, вырвав часть ее, заполнив пустотой... «Сегодня прямой эфир, забывать такое непозволительно»,— раздался его голос в ее голове.

Чарли вдруг осознала, что могла бы пережить его уход. Готова была к этому. Если бы знала, что он в безопасности или если бы видела его каждую неделю по телевизору. Как это было прежде.

И леденящий озноб пробил ее тело, когда она вдруг поняла, что больше никогда не увидит его. Ни в реальности, ни в эфире. Ни-ко-гда.

 

 



[1] прим. авт. от англ. Charlotte — Шарлотта, Charlie — Чарли

[2] Окулография (дословно с англ. «eyetracking» — «отслеживание глаз») — процесс определения координат взора («точки пересечения оптической оси глазного яблока и плоскости наблюдаемого объекта или экрана, на котором предъявляется некоторый визуальный стимул»).

 

Значок

Автор рассказа готов как к положительным, так и к отрицательным отзывам



Комментарии:
Поделитесь с друзьями ссылкой на эту статью:

Оцените и выскажите своё мнение о данной статье
Для отправки мнения необходимо зарегистрироваться или выполнить вход.  Ваша оценка:  


Всего отзывов: 23 в т.ч. с оценками: 15 Сред.балл: 4.93

Другие мнения о данной статье:


Red Sonja [27.09.2014 13:56] Red Sonja
Amitaf писал(а):
Очень понравилось. Даже забыла, что это не книга. После последней строчки стала лихорадочно прокручивать в поисках продолжения. Я надеюсь, нет– я требую продолжения.


Спасибо вам большое за добрые слова))
Раз голосование завершено и авторство раскрыто, пишу: продолжение не планировалось, но если вдруг состоится, я маякну прямо здесь))

[29.09.2014 09:29] Amitaf 5 5
Буду ждать .

Virgin [07.07.2015 16:17] Virgin 5 5
Шикарно! Просто шикарно! Прочитала на одном дыхании. Однозначно это один из моих фаворитов. Нравится всё от первой до последней строчки. Погрузилась в этот вымышленный мир, который казался очень реалистичным. Влезла в шкуры героев и прожила историю вместе с ними. Невероятно волнующие, горячие сцены, на грани. Я просто в восторге! А проработка сюжета заслуживает отдельного уважения. У меня лично никогда не хватает сил и способностей, чтобы написать произведение, которое можно развернуть на целую книгу. Преклоняюсь перед мастерством автора.

  Еще комментарии:   « 1 3

Список статей в рубрике: Убрать стили оформления
16.08.13 13:26  Принцесса   Комментариев: 16
16.08.14 00:29  Падение   Комментариев: 29
15.08.14 22:37  Да, это было   Комментариев: 47
15.08.14 22:03  C`est la vie   Комментариев: 20
15.08.14 16:42  А дальше была зима...   Комментариев: 20
15.08.14 16:11  Сотри мои шрамы   Комментариев: 23
14.08.14 03:18  Госпожа Ниета   Комментариев: 17
13.08.14 21:16  Безобразная Афродита   Комментариев: 12
13.08.14 17:33  Настройщик   Комментариев: 18
13.08.14 12:40  Первая любовь и другие глупости   Комментариев: 15
13.08.14 11:59  О чем молчит Лондон   Комментариев: 16
11.08.14 23:39  Комплекс Бога   Комментариев: 18
11.08.14 22:15  Игра с огнём   Комментариев: 11
11.08.14 14:34  Просто такая странная семья   Комментариев: 15
09.08.14 01:17  Моменты жизни   Комментариев: 19
28.08.13 17:30  Подарок   Комментариев: 24
28.08.13 17:29  Думай обо мне   Комментариев: 32
01.08.14 01:10  Взаперти   Комментариев: 32
01.08.14 01:08  Маски последнего карнавала   Комментариев: 13
01.08.14 01:07  Мой мальчик мастерит гробы   Комментариев: 18
01.08.14 01:06  Работа под прикрытием   Комментариев: 20
01.08.14 01:09  Тот, кто тебя обидел   Комментариев: 20
01.08.14 01:08  Неисправность   Комментариев: 34
Добавить статью | В объятьях Эротикона | Форум | Клуб | Журналы | Дамский Клуб LADY

Если Вы обнаружили на этой странице нарушение авторских прав, ошибку или хотите дополнить информацию, отправьте нам сообщение.
Если перед нажатием на ссылку выделить на странице мышкой какой-либо текст, он автоматически подставится в сообщение