«Ненавижу оборотней, особенно мужиков!» – процедил сквозь стиснутые зубы здоровенный детина в кожаной куртке с эмблемой байк-клуба, обводя взглядом зал. Отчаянно хотелось поделиться с кем-нибудь своей обидой. Но, как назло, нынче в кафе «У Ашота» собрались одни ханурики и забулдыги. По вечерам здесь к официальному меню из чебуреков и прочей съедобной гадости добавлялась неофициальная карта дешёвых крепленых вин и шансон из охрипших динамиков, что привлекало соответствующий контингент.

«Ну хоть бы одно интеллигентное лицо!» – мрачно думал байкер, блуждая глазами по испитым харям под надрывное «Эх, прости-прощай свобода, здравствуй, Магадан».

Поняв, что выбор не велик, он брезгливо поморщился и поманил к себе пальцем помятого типа из-за соседнего стола. Кажется, этот алконавт уже совершил выход в открытый космос приятного опьянения, потому что приблизился не совсем твердой походкой.

Новоприбывший, плюхнувшись на стул напротив, навалился грудью на столешницу и перешёл сразу к делу:

– Ну чё, выпьем, что ли, дуся? Пузырек поставишь?

Байкер испуганно вздрогнул:

– Откуда ты меня знаешь? Ты что, из наших?

Он вскочил и, перегнувшись через стол, обнюхал пьяницу, словно собака. Но от того несло только «бормотухой», несвежим бельем и одеколоном «Тоска Маруси».

Алкаш, туго посоображав пару секунд, наконец, удивился такому обращению:

– Э, ты чё меня нюхаешь? Я те тюльпан, чё ли? Ах, ты, блин, изра... ивзра... извращенец. Я не из ваших, понял? – и сделал попытку встать из-за стола. Но вдруг зрачки байкера вспыхнули красным огнём, и он рявкнул:

– Сидеть!

Бухарик плюхнулся обратно на стул, а здоровяк, жестом подозвав разбитного официанта, указал пальцем на собеседника и коротко приказал:

– Порадуй приятеля.

Вскоре на столе появилась бутылка вермута.

Мужичонка, оживившись, приложился к ней поцелуем, потом залпом выпил первый стакан, пожаловался: «Чё-то не бьёт по шарам», и налил ещё. Прежде чем проглотить вторую порцию, он хлопнул ладонью по столешнице и заявил:

– Хороший ты человек, дуся! Уважаю! Как хоть тебя зовут?

Байкер огляделся по сторонам и, понизив голос, ответил:

– Меня так и зовут – Дуся. Точнее, Евдокия Евлампиевна.

Осушив второй стакан, алкаш, кажется, уже успел войти в состояние абсолютного добродушия и понимания непонимаемого. Он кивнул, словно каждый день встречал брутальных мужиков с таким именем, и, наливая третий стакан, уточнил:

– Ты баба, что ли?

– Хуже. Я – оборотень. Могу в кого угодно превратиться. А вообще-то я – учительница на пенсии.

-Хе, – осклабился ханурик, похоже, дойдя уже до кондиции неудивления удивительному. – Прикольно.

– Прикольно, если ты единственный оборотень в округе, – отрезал байкер. – А в последнее время нас столько развелось! Уже и не знаешь, где повстречаешься с таким же, как ты сам. Вот, на днях, в полночь, превратилась я в Анджелину Джоли, иду по парку и вижу: стоит мужик. Сейчас, думаю, поужинаю. Сам ведь напрашивается: нечего шляться в такой поздний час. Нацелилась я вцепиться ему сзади в шею, а он вдруг повернулся, и я обмерла: ну вылитый Брэдд Питт! Правда, несло от него вот так же, как от тебя, дрянным парфюмом. Но в остальном хорош! Даже жалко его стало есть. Охмурила я его и притащила к себе домой. Ох и жаркая была ночка! – байкер поёжился и сплюнул. – А утром проснулась я в одной постели со своим соседом Ферапонтом Дормидонтычем – лысым старпёром с бородавкой на щеке. С тем самым уродом, который вечно что-то сверлит утром в воскресенье и курит на лестничной площадке. Этот гад тоже оказался из наших. Какую только шваль теперь не встретишь среди оборотней!

– А ночка-то всё же была жаркая, – пьяно подмигнул алкаш.

Байкер покраснел до корней волос, взгляд его на секунду затуманился, а потом снова сверкнул огнём.

– Я этого козла утром чуть не загрызла. Выгнала взашей и велела больше мне на глаза не попадаться. А сама решила после такого конфуза имидж сменить. Буду теперь в мужиков превращаться. Как тебе из меня байкер?

Мужичонка, смерив оборотня глазами, вынес вердикт:

– Говённый.

– Это еще почему? – обиделась Евдокия Евлампиевна.

– Ты где это видал байкера, который, вместо того, чтобы глушить «Будвайзер», гоняет чаи под конфетки с ликёром? А ты ж, ё-моё, ещё сидишь и вяжешь носок. Во, блин, уже полноска состряпала.

– Вязание хорошо успокаивает нервы.

– Нервы надо портвешком лечить, – изрёк алкаш, подняв вверх указательный палец, а потом ещё больше налёг грудью на стол и, обдав оборотня винными парами, добавил. – Ты, конечно, на байкера не больно-то и похож. Но на бабу ещё меньше. А может, ты того? – он выразительно покрутил пальцем у виска.

Недовязанный носок полетел в сторону.

– Я тебе сейчас докажу, что не вру! – Байкер-Дуся растянула губы в улыбке, не предвещавшей ничего хорошего, и вскочила во весь свой двухметровый рост. Затем она сгребла за воротник бухарика, который едва успел цапнуть со стола недопитую бутылку, и потащила его в туалет, направившись сперва по привычке в женский.

– Э, ты куда? – заверещал алкаш.

Дуся, исправившись, втолкнула его в мужской, где сейчас никого не было.

– Ну, смотри.

Она резко крутанулась на месте и прямо на глазах трансформировалась в худосочную остроносую старушонку в растянутой кофте, надетой поверх платья в мелкий цветочек, и в стоптанных туфлях.

– А? Каково? Вот такие мы, оборотни, – гордо заявила бабка и тут же подумала, поморщившись: «Чёрт, опять разоткровенничалась! Вечно у меня из-за конфет с ликёром язык развязывается. Придётся сожрать этого алкоголика».

Но выпивоха вдруг тоже пару раз обернулся вокруг себя и превратился в лысого старичка с бородавкой на щеке.

– Ферапонт Дормидонтыч! – ахнула Евдокия Евлампиевна.

– Я, Дуся. Совсем по тебе извёлся после той ночи. Не могу забыть твоих страстных объятий. Вот, пришлось ради маскировочки перевоплотиться чёрт знает во что, – он кинул взгляд на почти пустую бутылку вермута в руке, и лицо его брезгливо перекосилось. – Никогда ещё не приходилось пить такую дрянь.

– Как же я тебя, заразу, два раза подряд не учуяла?

– Так ведь, милая моя, одеколон «Тоска Маруси» – штука ядрёная. Даже запах оборотня перешибает.

– Я же велела ко мне не приближаться. Ты зачем за мной таскаешься?

– Я к тебе, Дуся, с предложением. Брачным.

– Еще чего надумал! – взвизгнула бабка. – С чего бы мне за тебя, старпёра уродливого, замуж идти?

Ферапонт добродушно пропустил оскорбление мимо ушей.

– Так ты в душу смотри, Дуся, а не на лицо. Я ж могу кем угодно обернуться. Сегодня – Арнольдом Шварцнеггером, завтра – Колей Басковым. Ты сама призналась, что ночка у нас была жаркой. А сколько их таких ещё будет! – встав на одно колено, он выдохнул: – Ну, Евдокия, соглашайся!

Вспомнив ласки Брэда Питта и подумав, что с Басковым и Шварцнеггером она ещё не целовалась, да и охотиться вдвоём оно сподручнее будет, Евдокия Евлампиевна вздохнула и ответила:

– Вот до чего же я всё-таки вас, мужиков-оборотней, ненавижу! Всё у вас не по-людски. Ладно, шут с тобой, Дормидонтыч, пойду я за тебя.

Ферапонт радостно вскочил, чмокнул старушенцию во впалую щечку и попросил:

– А давай, душа моя, в следующий раз ты в Софи Лорен обернёшься? И главное – больше никаких байкеров!

– Ну, тогда курить – на балконе, – не осталась в долгу Дуся.

Помолвку отметили сожранным официантом.

Обменяться впечатлениями о прочитанном вы можете в теме конкурса "Зной 2015. Безумная эклектика".