– Слушай, крошка, поехали ко мне, а?

Мужчина рядом с ней нервно оглядывается. Он лучший, кого девушка встретила в последний месяц – высокий, красивый, темнокожий, с черными страстными глазами и накачанным телом. Участник всех развлечений и вечеринок, отпетый бабник и курильщик... Он самый похожий из всех, но тот ли самый? Будь это Он, это место не испугало бы его, а притянуло...

Ночь Луизианы жаркая, как обычно в разгар лета. Ветерок оживляет ее лишь изредка, не принося, однако, долгожданной прохлады – только воздух наполняется тяжелым ароматом лилий.

– Поехали, – мужчина хмурится и презрительно смотрит по сторонам, впрочем, так ничего и не разглядев.

– Нет, – отвечает она. – Я хочу здесь. Или боишься, что у тебя не встанет на кладбище?

Вокруг тихо, пожалуй, даже слишком, поэтому слова звучат преувеличенно громогласно. Ее спутник нервно смеется. Он никогда не решится признаться в том, что это место пугает его до дрожи.

– Да я буду лучшим, кто тебя когда-либо имел!

Слова должны прозвучать хвастливо, но вновь подувший ветер подхватывает их и уносит вдаль, оставив только приглушенное бормотание. Впрочем, не смотря на свой страх, мужчина и не думает отказаться. Девушка слишком хороша: кожа цвета эбонита кажется бархатной; большие красивые глаза оттеняют длинные ресницы, а фигурка – тонкая и миниатюрная, на зависть всем представительницам женского пола.

Она не отвечает. Молча стягивает с себя сарафан – через голову – аккуратно выпутав тонкие лямки из длинных кудрявых волос. А вот на ту удачу, что ему выпадает, мужчина даже не рассчитывал – под одеждой она абсолютно обнажена, только причудливый браслет обвивает левое запястье. Наконец он может рассмотреть мягкие упругие груди, плоский живот и курчавые волосы в межножье. Остается только удовлетворенно хмыкнуть. Девушка не просто соответствует его ожиданиям, она их превосходит. Довольно ухмыльнувшись, мужчина переступает с ноги на ногу – в паху становится все теснее.

– Красотка, – заключает он. – Будем прямо здесь?

Девушка кивает и указывает на высокую могильную плиту. Камень черный, выщербленный и очень старый. Настолько, что стерлись все опознавательные знаки и невозможно угадать, кто же находится внутри.

– Я буду сверху, – ее тон не предполагает возражений.

А мужчина и не думает возражать. От одной мысли, что скоро он окажется там, где хотел оказаться последние несколько часов, начинает дергать в паху и начисто отключается мозг. Судорожно стянув с себя майку, будущий любовник расстегивает штаны и ложится на голый камень. Поверхность теплая, будто нагрета солнцем, но мужчина не обращает на это внимания. У него дела поважнее.

– Давай, иди сюда, крошка.

Секунду кажется, что на женском лице мелькает разочарование, которое тут же сменяется порочной улыбкой. Девушка запрыгивает на надгробие и, поерзав, усаживается на мужской живот, позволяя торчащему органу устроиться в ложбинке ее ягодиц.

– Ну, ты роскошная телка! – мужчина, протянув руки, хватает женские груди в свои ладони.

– Спасибо, сладенький, – мурлычет она, с силой вонзив длинные белые ногти ему между ребер.

Все происходит так быстро, что он даже не понимает. В одну секунду мужская грудь поднимается для вдоха, а в другую слышится хруст, и из нее – из самой середины – с фырканьем вырывается алый поток. Мужчина хрипит и кашляет, растерянно глядя на девушку большими глазами, но та не обращает внимания. Она увлеченно копошится в чужой плоти, пытаясь извлечь сердце.

Наконец, ей это удается. Тугой багровый комок, покрытый влагой и слизью, покидает свое постоянное пристанище, устроившись в колыбели женских ладоней. Она осторожно целует обретенную драгоценность, выпачкав губы багровым, и в ожидании застывает.

Проходит минута, затем другая, но ничего не изменяется. Издав разочарованный вопль, девушка отбрасывает от себя ставший ненужным кусок плоти и встает с трупа.

– Сколько можно?! – крик ее тонет в темноте, как в вате. – Сколько ты будешь от меня скрываться? Ты должен быть рядом, когда нужен мне!

Тело ее влажно поблескивает багрянцем, будто утянутое в какую-то странную, сюрреалистическую одежду. В воздухе плывет аромат лилий, а тело убитого медленно погружается в камень, скрывая любые следы его пребывания здесь.

Только тьма дышит.

Ответа нет.

Квартал, полный магазинчиков, в это время практически пуст. Жара заливает улицы, как масло раскаленную сковородку. Даже птицы и животные разбегаются по своим укрытиям, пережидая едва не адское пекло, а растения скукоживаются от потери влаги, подставляя свои тщедушные ссохшиеся тела солнцу. Мало кто решается выйти наружу при такой погоде, кроме совершенно отчаянных смельчаков.

Она идет стремительно, так громко цокая каблуками, что из окрестных домов удивленно выглядывают разморенные погодой жители. И нельзя сказать, что ожидания их не вознаграждены – посмотреть уж точно есть на что: короткая юбка волнами обнимает длинные ноги при каждом шаге, вырез легкого хлопкового платья выгодно подчеркивает небольшую грудь, а волосы колышутся в такт легким движениям.

Такая вот она, Бригитта. Молодая, будто первый луч солнца.

Вытанцовывает кизомбу по тесным улочкам, заставляя прохожих сворачивать шеи до хруста. Смеется, как дьяволица, про коих говорят в альковах церквей лишь шепотом, чтобы не впасть в соблазн. Рассказывает сказки без слов, лишь движением губ и взмахом ресниц.

Она не всегда была такой, родившись гадким утенком. Обычный подросток, каких тысячи – худой и нескладный. Расцвела Бригитта внезапно, к шестнадцати, оставив подружек далеко позади, а завистниц еще дальше. Но изменилась не только внешне – мало кто из старых знакомых признавал ее при встрече теперь.

Останавливается у лавки старого бокора^[1], теребит свой гри-гри^[2]. Выражение лица Бригитты задумчиво, но ни капли страха не видится в нем, хотя стоило бы. Говорят, соблазняет колдун юных девушек и юношей, крадет их души, а тела продает, не возвращая сознание. Впрочем, это только слухи, и Бригитта смело входит во тьму помещения, оставляя за спиной яркий и душный летний день.

Как только захлопывается дверь, девушка полностью меняется. В движениях ее просыпается резкость и могильный жар, а глаза становятся колкими, как иглы. «Опасность!» – кричит все в ней. И лишь воспоминание о той, прежней Бригитте тает на кончиках волос, свивающихся в мелкие пружинки.

А вокруг мягкий свет задернутых занавесками окон и странные запахи. Прилавки, полные причудливыми товарами и связки кукол-вольт^[3]. Пузырьки с темной жидкостью и длинные острые иглы. Хозяин знает, что нужно для его промысла, и готов щедро поделиться с окружающими – за определенную плату.

Улыбка на лице Бригитты. Точно знает она – мертв старый бокор, даже тени его не осталось в теле того, прежнего. Другой житель занял пустующий дом и правит там бал. А хозяин сам виноват – не заключай сделки с лоа^[4].

– Здравствуй, Мама Бриджит^[5], – звучит глухо.

Голос старческий хрипит и прерывается. Долго живет на этом свете старый бокор. А еще дольше тот, кто теперь вместо него. Она улыбается, поворачиваясь на звук. Знает, что сделка почти удалась. Без помощи этому лоа не обойтись, а уж лучшие условия для себя она выторгует.

– Здравствуй, Папа Легба^[6], – ее голос мурлычет.

Старик достает сигару, но зажечь не успевает, заходясь в громком лающем кашле. Его худые плечи трясутся, глаза слезятся, а руки дрожат. Приступ не успевает пройти, когда в комнату влетает молодая женщина лет двадцати двух или двадцати трех и подхватывает старика.

– Здравствуй, Аджесси^[7], – голос Бригитты сочится медом.

Есть вещи, подтверждения которым не нужны. Хозяин этого места сдался еще до того, как заговорил с ней. Потому что ему самому нужно то, что дать может только она.

– Вот и пришло время, – подтверждает он, кивая дряхлой головой на ее невысказанный вопрос.

– Ты знаешь, что я хочу взамен, – Бригитта улыбается, и это улыбка победительницы. – Ты дашь мне это.

Старик внимательно смотрит на ту, что зовется Аджесси, и кивает. Улыбка Бригитты становится все шире.

Да, есть вещи, которые знаешь наперед.

– Тогда нам нужен один из твоих последователей, – говорит она, уже зная, каким будет ответ и на этот вопрос.

– Тот, что куплен на дорогах иного мира, – мужчина кивает, старчески потрясая седой головой.

Он знает правила и давно все приготовил. Как знал и то, что мама Бриджит станет помогать – ведь согласилась же прийти. И он будет ей должен, пока не отдаст этот долг. А что так и случится – сомнений нет. Лоа всегда отдают причитающееся сполна. Такие уж они. Не любят оставаться в дураках.

– Все готово? – глаза Бригитты сияют, а пальцы хищно сжимаются, блестя белыми крепкими ногтями.

– Да, – кивает Аджесси, усадившая Легбу в кресло и обнявшая его за плечи.

Прикосновение нежной собственницы, как вьюнок, с колкими шипами по всему стеблю.

Прикосновение женщины к своему мужчине.

Всего лишь на секунду Бригитте завидно и хочется кричать от ярости, распирающей изнутри. Но она улыбается. Скоро. Совсем скоро.

– Начнем.

Аджесси кивает, резко встав и направившись из комнаты. Она придет совсем скоро, не одна. И нужно подготовиться к ее возвращению.

Внимательно осмотрев ряд сосудов на полке, Бригитта выбирает один, украшенный причудливой вязью заклинания. Она сметает рукой все, что было на столе, слушая, как с громкими хлопками и грохотом бьется стекло, падают бусины и зерна кофе^[8].

– Сам себе подношения делаешь? – с издевкой спрашивает мама лоа.

– Клиенты, – улыбается в ответ Легба.

– Хорошо устроился, – кивает, – голову запрокинь.

Старик послушно поднимает голову вверх. Его шея дряблая и вся в морщинах, будто петушиный гребень. Бригитта не осуждает, не отворачивается. Старость – только ступень в жизни. Дальше смерть и ее царство. Дом для мертвых. Мамы Бригитты владения. А значит, она может добыть из забвения любую душу. Было бы желание.

Было бы то, что хочет она взамен.

Не дрожат тонкие пальцы, когда берет Бригитта нож. Тяжелый, с черной ручкой и блестящим лезвием. Острый – самой Аджесси наточен, чтобы легче смерть пришла к телу, держащему дух ее мужа Легбы. Так нужно.

Точным движением полосует она старческое горло – длинным, быстрым, ровным. И не отходит, жадно наблюдая за тем, как бьется папа Легба в конвульсиях, стараясь удержать крохи жизни. А потом цепко хватает в воздухе что-то невидимое, тотчас же спрятав это самое в ждавшую своего часа бутылку.

В комнате тихо, но кажется – только кажется, не слышится, что по стеклянным стенкам сосуда скребутся чьи-то когти. Бригитта с улыбкой смотрит через стекло, а после грозит пальцем. Пусть другим он не виден, но она точно знает – дух там.

Со скрипом отворяется дверь. Аджесси входит в комнату, подталкивая перед собой огромного мужчину. Он лыс, свиреп на вид, с большим розовым шрамом на коже цвета свежесваренного кофе. Вот только глаза его пусты, как бездонный колодец. Ни проблеска жизни в них, ни одной мысли.

– Сядь, – командует Аджесси, и он послушной грудой оседает прямо на залитый кровью пол.

Красная жижа чавкает и пузырится.

– Не слишком велик для тебя? – кивает Бригитта в сторону здоровяка.

– Люблю, когда побольше, – улыбается в ответ Аджесси. – Давай.

– Уговор...

– В силе. Легба сам скажет.

Бригитта пожимает плечами. Если папа лоа нарушит слово, она найдет способ отомстить. Он знает.

Рисует веве^[9] кровью старика. Трость рисует, кресты. Пишет имя. Магические знаки кровью того, кто носил в себе дух Легбы – что может быть лучше в удержании духа его?

Липкими пальцами берет Бригитта сосуд с душой, бьющейся внутри, другой рукой за волосы – безвольного мужчину, запрокидывая ему голову.

Не нужны ей человеческие ритуалы – она проводник в мир ушедших. Ей нужен только тот, кого ищет мама Бригитта. А путь указать сможет только Легба. И поэтому старый трикстер будет жить в человеческом теле. А она – получит то, чего хочет. Приложив сосуд к губам мужчины, мама лоа встряхивает его, будто выбивая весь дух. Здоровяк вдыхает и начинает, задыхаясь, кашлять.

– Давай, Легба, бери свое, – со смешком в голосе призывает Бригитта.

Знает, что проданные – лишь сосуд, который можно заполнить. И заполняет.

Наконец мужчина затихает и делает глубокий вдох. Грудь его мерно поднимается и опадает, а сам он кажется совершенно огромным – еще больше, чем раньше. Бригитта встает, потягиваясь как кошка. Она видела такое много раз и к тому же устала.

– Легба, – с улыбкой толкнув его ногой, говорит она. – Ты должен мне. И я не уйду, пока не получу обещанное.

– Я устал, женщина, – пробует отмахнуться тот.

– Я тоже устала, милый, – мурлычет мама лоа, – но твой длинный язык работает вполне хорошо для того, кто желает слушать.

– Самди^[10] меня проклянет до седьмого колена, – вздыхает заново родившийся трикстер.

– А я тебя убью, – обещает Бригитта.

Лицо Легбы, новое, молодое, расцвечивается улыбкой, открывая неожиданно широкую щель между передними зубами. Так он кажется мягче и симпатичнее на вкус мамы лоа. Пожалуй, это очень удачное тело.

– Знал я, с кем заключаю договор, – смеется человек, известный как будущий бокор.

Впрочем, еще неизвестный. О нем заговорят месяца через полтора – при выключенном свете, шепотом, чертя в воздухе защитные знаки. Так всегда было, будет и на этот раз.

– Вот и выкладывай.

Отвернувшись, смотрит в окно. В лавке холодно, еще холоднее, чем когда она только вошла. На улице жара плавит дорогу так, что покрытие скоро потечет по тротуару, а на камнях можно будет готовить, как на раскаленной поверхности печи.

– Мне казалось, что ты его найти должна, – вздыхает Легба, судя по звуку, уже поднявшийся с пола.

Бригитта смотрит наружу.

– Да. Такое условие. А чтобы мне не помогать, этот дурак стер свою память.

– Тогда понятно, – у него шаги, как у кошки, но Бригитта чует. Легба подходит, и даже приподнимаются волоски на руках. Старый плут. – Отель Баронн Плаза. Улица Баронн 201. Номер 307.

– Кладбище Лафайет, – смеется она, – и как же я не догадалась?

– Тебя ждет сюрприз.

– Люблю сюрпризы.

На улице жарко, только глупец или совсем отчаянный выглянет сейчас наружу. Колокольчик удвери звенит, и она порхает наружу, словно птица из клетки. 

Длинные ноги из-под короткой юбки сарафана, налитая грудь в вырезе. Ярко накрашенные ноготки и пенная шапка кудрявых волос. Каблучки бодро стучат в такт шагам.

Бригитта вышла не охоту.

Берегись.

Берегись...

– Прошу вас уйти, – к ней подходит молодой менеджер. Охранники слишком боятся, даже не понимая причины своего безотчетного страха.

– Я кое-кого жду, – отмахивается девушка.

Она очень красива и молода. Одета в откровенное короткое платье, расписанное рисунками бабочек – проводниц в загробный мир. Хотя откуда это знать какому-то приезжему белому? Для него она – лишь очередная девка, проститутка, явившаяся предложить свои услуги постояльцам.

– Ты должна уйти, – начинает злиться мужчина.

– Я не должна тебе ничего, – она скользит по его лицу равнодушным взглядом. – Уходи сам.

– Послушай, я сейчас...

– Дорогая, – слышится со спины, – ты здесь.

Конечно же, это мужчина.

Он высок, хорош собой, с кожей цвета жженого кофе и открытой улыбкой. Только в глазах его нечто темное, злое, кричащее об опасности. Быть может, это и привлекает. Определенных людей.

– Конечно, я здесь, милый. Разве могло быть иначе? – лицо ее бесстрастно, как и голос. – Ты звал, и я пришла.

Менеджер злобно сверкает глазами, но возразить не смеет. Еще бы – это не просто постоялец, а сын владельца всей сети отелей. А даже если бы и нет, не стал бы работник ссориться с гостем из-за шлюхи. Просто надо запомнить ее и не пускать больше. Впрочем, его уже не замечают. Он – просто белое слепое пятно. Происходят вещи поважнее.

– Как тебя зовут? – улыбка не исчезает с лица мужчины, а вот глаза дышат холодом.

– Бригитта, – мурлычет она.

Сам подошел. Первый. Если он не помнит, правда не помнит, то нужно заставить его вспомнить.

– Ну что ж, Бригитта, пойдем, – он протягивает руку, помогая девушке встать – буквально вырывая ее из кресла, где та с комфортом устроилась. – Сегодня будет замечательный вечер.

Она, конечно же, кивает. Сама точно так же решила. Задолго до того, как пришла в отель. Просто потому, что не могло быть иначе.

Бригитте помогает все – бархатные ковры под ногами, столик, где они ужинают, живая музыка.

Она неотразима.

Она блистает.

Она великолепна.

Улыбается зубасто, так, что любой другой уже занервничал бы.

Выжидает из засады, желая принять свой приз из рук павшего.

Он много курит и пьет.

Улыбается показательно, равнодушно глядя по сторонам, и лишь для Бригитты делая исключение – по-царски одаривая вниманием.

Не повышает голос, но все же вызывает страх.

Довольна.

«Он», – думает.

А вечер, который поначалу столь молод, все старше. Зажигаются фонари и лампы в открытом кафе. Затихают дневные звуки, уступая черед вечерней гулкой вязкости. И кажется, будто все вокруг наполняется томной негой, с сосредоточением в паре маленьких нежных рук и вязком нежном голосе.

Ее.

Бригитты.

Мужчина, конечно, стоек. Привыкший повелевать, жадный, немного корыстный – как и все богачи. Он смотрит на нее, не замечая, что принадлежит этой женщине все больше. Потому что она так решила. Она сказала – да будет так. Она – главная.

– Ну что, пойдем? – спутник тянет Бригитту за руку, сжимая запястье сильнее, чем нужно. Так, что потом останутся лиловые отметки его приказа.

«Что-то не так. Он не тот», – понимает она. Тот мог бы причинить боль, но только по просьбе, к обоюдному удовольствию. Не боль ради боли. Не ради страха.

– Веди, милый, – соглашается она вслух. И идет за ним.

Ковер на полу заглушает цоканье каблуков. Свет кажется тусклым, а черты лиц других людей – смазанными. Никому нет дела до нее и того, и что произойдет. И хорошо. Тем меньше тех, кому нужно закрыть глаза.

Память – странная штука. Она живет в наших головах, ластится деталями, но часто подводит. Стоит лишь обрезать нити, и, сматывая клубок, можно будет получить только обрывки – походку, поворот головы, цветастую бабочку. А вот лица не будет.

Никто и никогда не запоминает лица.

И поэтому Бригитта идет, широко улыбаясь, заглядывая в лицо всем и каждому, по-королевски чеканя шаг. Ведь что бы ни показалось окружающим – это она главная. Из тех высших существ, что управляют судьбами, пусть другие и не подозревают об этом. Где-то в этом месте есть и второй такой же, но с этим можно разобраться и позже. Он никуда не денется.

В лифте он отстранен – рядом пожилая пара. Как только они выходят, спутник берет Бригитту за волосы и сильно дергает в сторону. Девушка шипит от боли, склоняясь за его рукой.

– Шлюха, – выплевывает он презрительно, заглядывая в глаза жертвы.

Но не находит там и тени страха. От этого не по себе, ведь она уже должна бояться, трястись от ужаса, умолять... но нет. Нужно заставить ее.

Свободной рукой мужчина бьет женщину по лицу, сильно, наотмашь, а потом берется за корсаж и рвет его вниз. Ткань трещит, плюясь лохмотьями, и ползет вниз, открывая идеальную кожу цвета молочного шоколада.

Он удовлетворенно смотрит на дело рук своих, но через секунду с удивлением встречает ее взгляд. Насмешливый, колкий. И ему страшно. Хочется убрать эту гордость из ее глаз, сломать волю, подчинить себе, услышать мольбы. И тогда он снова заносит руку для удара, безотчетно, на автомате. И кричит, не успев опустить, потому что эта тварь впивается в его горло, будто бешеная лисица.

Звук тонет в бульканье, когда Бригитта зубами вырывает мужчине трахею. Он смешно сучит конечностями, пока кровь багряной жижей расползается по полу кабины. А девушка брезгливо сплевывает, хотя в иной ситуации с удовольствием испила бы чужой силы жизни. Этот человек просто не достоин.

Бригитта трясет над его головой своим гри-гри, наблюдая, как одна из маленьких серых бусин чернеет. И попасть в царство духов она ему тоже пока не даст. Не заслужил.

Кабина плавно останавливается, слышится звон, и двери открываются. Бригитта встает с колен, куда опустилась, когда... произошло все. Брызги и потеки крови на стенах, лужа на полу. Хорошо бы сменить платье и вымыться. Он, кажется, говорил, что живет в пентхаусе под крышей?

– Господин Маркус? – голос очень испуганного человека. – Господин Маркус?!

По одному звуку ясно, что говорящий знает, на что идет. Что будет итогом. Боится, но идет, будто на манкий запах жертвенного костра.

– Господин... о, черт...

Менеджер из вестибюля. Маленький, худой и незаметный. С белой кожей и россыпью веснушек на носу.

– Ты его вырубила? – с надеждой, и тут же, без перехода, – что этот урод тебе сделал? Ты вся в крови!

Тусклый свет электрических ламп мигает. Тени искажаются, играя на стенах в чехарду, показывая то, чего нет. И длинный высокий силуэт вместо приличествующего белому служащему-коротышке, и цилиндр на его голове, и трость в руках. Только Бригита знает, как искать добрые предзнаменования. И пусть тот, кто не помнит себя, затеял глупую игру... у него всегда есть жена, чтобы все привести в порядок.

– Как тебя зовут, – с интересом спрашивает она у белого пока-еще-незнакомца – того, кто ей ближе всех в мире людей и духов.

– Самюэль Самди, но я не понимаю, какое отношение имеет...

Но ей уже не важно остальное. Это Он, Бригитта нашла. Нашла!

С разбегу запрыгнув на Самди, она цепляется за мужчину ногами. Он ловит, будто делал так уже тысячи раз, и прижимает к себе. Сильный, даже слишком, для белого худого коротышки.

– И что дальше? – спрашивает он.

«Ничего», – могла бы сказать она.

«Все», – она могла бы сказать.

Бригитта приникает к его губам поцелуем, жадно поглощая и отдавая, потираясь о него всем телом и с восторгом замечая ответ. Она нашла.

Она победила.

Наконец дыхания перестает хватать, и они отрываются друг от друга.

– Вот оно как, – произносит Самди.

Из теней и тьмы, таящейся по углам, к нему сползаются дорожки черноты. Они окутывают мужчину, проникая под кожу, змеясь татуировками – вечными, несмываемыми, старыми, как сам мир. Обычно они не видны так отчетливо, но оболочка, которую он избрал на этот раз, слишком яркий холст, если рисовать на нем тенью. Вот и сейчас на лице явственно проступают очертания черепа, по спине змеится рисунок позвоночника, а поверх ребер тьма рисует контуры. Каждую кость на теле повторяет причудливой вязью мелких, как муравьи, букв.

Последними из тьмы ткутся высокий цилиндр и тонкая трость с набалдашником из черного металла.

– Вот оно как, – повторяет Самди. – А я дурак.

– Сам признался, – шепчет Бригитта, целуя мужа в ухо.

– Но спрятался я гениально, признай, – с гордостью и улыбкой в голосе требует признания он.

– Да, – она и не думает спорить.

– Этот идиот тебе ничего не сделал? – лоа кивает в сторону лифта.

– Платье порвал, – морщится женщина, остальное я сделала сама.

– Моя умница, – гладит ее по спине.

Тьма послушно ныряет к ногам Бригитты, поглощая остатки платья и превращаясь в нечто новое – маленькое, черное, элегантное.

– Черное?! – обиженно.

Самди пожимает плечами, и тьма виновато ласкается о его жену, оставляя на месте некогда кровавых пятен чистую кожу. Когда буря теней минует, на Бригитте оказывается тоже маленькое и элегантное, но насыщенного винного цвета.

Нет.

Цвета спекшейся крови.

Она благодарно целует мужчину в шею и шепчет в его ухо:

– Я скучала. Так скучала...

Он прикрывает глаза, наслаждаясь поцелуями. Еще один виток окончен.

– Думаю, мы повременим начинать новую игру... – наконец слетает с его губ.