|
Природа этим летом сошла с ума. Уже третью неделю она терзала людей аномальной жарой, которая после полудня превращалась в вязкую духоту. Чуть пообвыкнув, Ната достала из сумочки телефон. Сквозь затемненные стекла очков экран был едва различим, но все же снимать их она не стала. Морщиться на солнце было совершенно ни к чему – не для того она тратила безумные деньги на косметологов. Приняв твердое решение сохранить молодость и красоту, женщина установила для себя четкий свод законов и правил, которым следовала неукоснительно. Это вообще был принцип ее жизни: наметив цель, она шла к ней, не сворачивая.
Уже в сотый раз Ната набрала номер Алика, но тот упорно молчал. Иркин телефон вообще оказался выключен. С ума они посходили, что ли? Конечно, все в фирме знали, что Алик и Ирка были любовниками. Она предполагала, что эти двое могли куда-нибудь зарулить по дороге и в порыве страсти забыть обо всем на свете. Но совесть-то иметь надо? Уволю, к чертовой матери, решила женщина и в полном раздражении позвонила своему секретарю.
– Ну, На-а-талья Александровна, – уныло затянула Людочка в телефонной трубке, – я им звоню, эсэмэски посылаю, ни на минуточку не отвлекаюсь! Даже на обед до сих пор не ходила. Дома у них говорят, что оба еще утром выехали. А куда они потом делись, никто не знает.
Раздраженно забросив телефон в сумку, Ната побарабанила пальцами по капоту машины, затем длинно и витиевато выругалась. Ее яркий лексикон, приобретенный за полтора года давнего и короткого супружества с бандитом Бугаевым, мог бы поразить даже сельских аборигенов. Мог бы, но не поразил. Потому что вокруг не было ни души.
Деревня Озерцы казалась вымершей.
Ната огляделась вокруг. «Родина-уродина», – подумалось ей и тут же сделалось горько. Она, конечно, была не права. На самом деле это прорывалось наружу ее раздражение, а место было очень красивым: холмистое, с живописным сосновым бором, будто созданным для кисти талантливого художника. Четыре небольших и невероятно чистых озера располагались прямо за околицей деревни. Женщина хорошо знала местность – в молодости много романтичных минут было пережито на этих берегах. Правда, в деревне Ната почти не бывала – они с Пашей предпочитали приезжать сюда электричкой, которая оставляла Озерцы в стороне.
Родные места ее располагались приблизительно в тридцати километрах от этого места. Это был старинный русский город с населением в двести тысяч человек, полуразрушенным кремлем и россыпью церквушек, окруженных безликими панельными многоэтажками. В пору детства и юности Наты в городке еще коптили трубами несколько работающих предприятий, но большая их часть к тому времени уже закрылась, уставившись пустыми оконными глазницами на зарастающие травой пустыри.
Ната ненавидела родной город. Так сильно можно было ненавидеть только того, кого однажды любил. Она покинула эти края больше пятнадцати лет назад и была уверена, что никогда сюда не вернется.
И не вернулась бы! Если бы не эти чертовы озера...
Обойдя вокруг машины, Ната открыла багажник и стала доставать сумки и пакеты. У одного из пакетов лопнули ручки и, ойкнув, она с яростью уставилась на сломанный ноготь. День не задался с самого утра, и эта неожиданная мелкая неприятность вдруг полностью выбила ее из колеи – она так разозлилась, что даже не смогла ругаться. Какого черта она здесь делает? Какого черта?!! С трудом взяв себя в руки, женщина попыталась успокоиться. В конце концов, никто не виноват, что за всю жизнь она так и не научилась останавливаться. Ната постоянно ввязывалась в новые проекты, вкладывала средства, зарабатывала и тут же снова тратила деньги. Ей все время не хватало, всего было мало. Приезд в Озерцы – это было собственное решение, она приняла его сама, так что нечего ныть!
Пару недель назад Ната получила заманчивое предложение от своего давнишнего шведского знакомого. В конце июня Олаф неожиданно приплыл на пароме в Санкт-Петербург и назначил встречу в ресторане гостиницы.
После дежурных объятий и фальшивых поцелуев, где-то между третьим и четверым бокалом вина, Нате стало понятно, зачем Олаф совершил морское путешествие.
– Форель у вас теперь стоит дорого, – сказал он и потер длинным пальцем острый подбородок. У него было вытянутое, казавшееся вечно недовольным лицо и блеклые водянистые глаза. Когда-то они с Олафом были любовниками, но даже в те карамельные времена его глаза были ей так неприятны, что занимаясь сексом, Ната предпочитала не смотреть мужчине в лицо.
– Но ведь эту рыбу можно прекрасно разводить! – нравоучительно изрек Олаф и поднял указательный палец. – Очень выгодный бизнес даже у нас в Швеции. Мой друг давно разводит форель. Вся технология отработана до мельчайших подробностей, но в первую очередь для этого нужны озера с чистой водой...
Ната внимательно посмотрела на него, улыбнулась и, откинувшись на спинку стула, уверенно сказала:
– Это не проблема.
На самом деле проблем ожидалось с лихвой. Чиновники совершенно точно будут мучить с лицензиями. Банки станут тянуть резину с кредитами. Подъездные дороги наверняка окажутся ни к черту, а строители будут бестолковы и ленивы. Господи! Да даже этот ужасный дом, который ей пришлось арендовать – чем не проблема? Шведы должны были приехать послезавтра, а ближайшая более-менее приличная гостиница находилась в городе, в тридцати километрах отсюда.
– Далеко... – поморщился Олаф, когда Ната сообщила об этом. И тогда ей пришлось поднапрячься и найти этот огромный дом в Озерцах.
Прислонившись к машине, она еще раз критически осмотрела здание. Шведы будут в ужасе, с иронией подумала женщина. Люди, привыкшие к сдержанному и холодному ИКЕА-стилю, не смогут чувствовать себя комфортно в самом эпицентре цыганского барокко. О-хо-хо! А что делать? Из всех строений Озерцов это было единственным пригодным.
Вообще-то деревня Озерцы собиралась умереть в семидесятых годах прошлого века. Тогда ее спасли дачники, которые стали понемногу выкупать и ремонтировать ветхие и часто заброшенные колхозные домишки. В середине девяностых деревня воспряла духом, в ней наступил своеобразный ренессанс: сразу трое бывших дачников неожиданно разбогатели и на месте своих хибар взялись отстраивать дворцы. Постепенно две стройки заглохли, и их недоделанные фасады теперь торчали по бокам деревни обглоданными кирпичными скелетами. А вот третий дом был закончен. Среди покосившихся изб и крепеньких, но неказистых дач он теперь красовался, обнесенный высоченным, как крепостная стена, забором.
Со стороны улицы дом выглядел двухэтажным, но Ната знала: с тыльной стороны он спускался к озеру и имел полноценных три этажа. Угол ската крыши совершенно не соответствовал ширине дома, от чего тот – не смотря на свои размеры – выглядел приземистым. Слева к дому прилепилась неуместная башенка в готическом стиле. Архитектурный кошмар, иначе не скажешь. Зато стены были отделаны дорогущим красным гранитом, а на втором этаже имелся балкон с ободранными золочеными колоннами. Ната подумала, что в свои лучшие годы дом был похож на коренастого мужика в малиновом пиджаке с увесистой золотой цепью на груди.
Смешно.
Крутой новый русский среди нищих старух и простецких теток.
Прежде чем арендовать здание, Ната, разумеется, наводила справки. Оказалось, хозяина застрелили в бандитской разборке еще в конце девяностых. Имени его молодой риелтор не знал – дом изначально был записан на старенькую мать, которая, видимо, в память о сыне продавать недвижимость не спешила. Жить там старушка почему-то не захотела, и лишь иногда пыталась его сдавать, впрочем, не слишком успешно.
«Кстати, почему?» – задумалась Ната, стоя перед массивными воротами и перебирая многочисленные ключи на связке. Место ведь для летнего отдыха прекрасное. Правда, старушка дорого берет, наверное, дело в этом.
Неожиданно над самым ухом раздалось покашливание и, вздрогнув, она выронила ключи. Резко развернувшись, женщина увидела возле себя сухонького старичка.
– К воротам вот тот ключик подходит, толстый который, – сказал дед, указывая на валявшуюся в траве связку и тут же, охая, наклонился и поднял ее. Нате стало неловко.
– А то давайте я сам открою, – предложил старичок, возвращая ключи.
Одет он был аккуратно, улыбался широко, а его огромные глаза, увеличенные стеклами очков, смотрели дружелюбно и как будто с сочувствием. Ната перевела дыхание.
– Вы сторож, да? Михаил Петрович? – предположила она.
Старичок неожиданно обиделся.
– Какой я вам сторож? Нет здесь никаких сторожей, придумали тоже! Клавдия Ивановна иногда просит что-то для дома сделать, так, по старой соседской дружбе. Это она вам сказала, что я сторож? Да?! Совсем старой стала, все путает. Мы с ней знаете, сколько лет знакомы?
Ната промолчала, решив, что ее участие в разговоре пока не требуется.
– Скоро полвека будет! – горделиво заявил старичок, а затем сухонькой, но неожиданно сильной рукой отодвинул женщину в сторону. Ворота он открыл своими ключами. Створки бесшумно разошлись в стороны, и старичок похвастал:
– Вчера как раз смазал, видите, как хорошо ходят.
– А траву тоже вы скосили? – поинтересовалась Ната, заглянув во двор.
– Кто же еще?
Довольно улыбаясь, она пошла от ворот к крыльцу дома. Обрадовалась рано – трава была выкошена только в центре большого участка. Каменные скамейки возле коптильни тонули в колышущихся зеленых волнах и едва угадывались. Вход в беседку просматривался с трудом. Заметив, как изменился Натин взгляд, старик заворчал:
– А что вы хотели? Ваши архаровцы обещали газонокосилку привезти и не привезли. А у меня газонокосилки нету. Что смог косой накосить, то и имеете. А ваши парень с девушкой так и не приехали. Я весь день ждал-ждал...
– Знаю, – буркнула Ната. – Они где-то по дороге потерялись, сама удивляюсь.
– А я не удивляюсь, – неожиданно заявил старичок и, подбоченившись, посмотрел с вызовом.
На секунду женщина растерялась, окинула старика недоуменным взглядом но, в конце концов, снова решила промолчать. Дед очень важничал и явно напрашивался на разговор. Однако лезть с расспросами было не в ее правилах. Ната считала, что если человеку есть что сказать – он скажет сам.
К удивлению, в доме со старичка мигом сдуло всю уверенность. Он как-то разом ссутулился и засуетился: сначала ринулся под лестницу включать электричество, затем долго охал, у розетки холодильника, а после удалился в подсобку проверять водяной насос и бойлер.
Ната в это время оглядывалась по сторонам.
На окнах в просторных комнатах висели тяжелые гардины, которые были неплотно задернуты и создавали в помещениях мрачноватый полумрак. Кругом безраздельно царствовал концентрированный шик лихих девяностых: бархат и кожа, ковры и хрусталь.
Но в принципе, жаловаться не приходилось. Все было в порядке – свет горел, гнилью не пахло.
Сделав все необходимое, Михаил Петрович засобирался домой. Женщина видела: ему не терпелось уйти. Ей же почему-то вдруг расхотелось его отпускать.
– Телевизор, судя по всему, не работает? – тянула она время.
– Знать не знаю! Тарелка на крыше имеется, но я с этой техникой не дружу.
– А в доме кто-то прибирается?
– Да кто же? – удивился старик и раздраженно добавил: – Говорил вам уже: у нас тут слуг нету. И я вам никакой не сторож!
– Я поняла, – вежливо улыбнулась Ната. – Просто все здесь в полном порядке, вот я и подумала...
– А чего же ему не быть в порядке, – перебил ее старик, – дом очень крепкий, сам по себе не разрушится. А пакостничать никто не пакостничает – ни чужие, ни местные сюда близко не подходят.
– Почему? – удивилась Ната.
Старичок вдруг засопел, глянул на нее исподлобья и ничего не ответил. Уже стоя в дверях, обернулся и негромко добавил:
– Вы это... Если вдруг что пойдет не так, приходите ко мне... Если, конечно, сможете.
Нате стало не по себе.
– Вы в соседнем живете? – уточнила она на всякий случай.
Старик посмотрел на нее странно.
– Соседние дома пустуют. А я живу через три – в том, где красная крыша.
Бесшумно прикрыв за собой дверь, старик удалился, а женщина осталась одна. Она сразу же почувствовала себя ужасно несчастной, но ничего не могла с этим поделать. Во всяком случае, сегодня вечером ей точно не удастся справиться с нахлынувшими чувствами. Ната прекрасно понимала, что с ней происходит.
Озера...
Как раз напротив этого дома находилось их с Пашей место.
Припомнив приблизительный план постройки, Ната открыла тяжелую дверь, ведущую в бильярдную. Отсюда через каминный зал можно было пройти в баню с небольшим бассейном, а затем выйти прямо к озеру.
На пороге бильярдной она замерла и недовольно поморщилась – комната оказалась не прибрана. На небольшом столике возле дивана пылились грязные тарелки и бокалы. Шары и кий валялись прямо посреди стола, будто кто-то только что прекратил игру. Нахмурившись, женщина убрала кий в крепление на стене и аккуратно собрала шары в центре зеленого сукна. В раздевалке перед баней ее недовольство сменилось раздражением – кругом были разбросаны вещи, на крючках висели влажные полотенца. «Значит, говорите, Михаил Петрович, никто сюда не ходит? Ну-ну!» – подумала Ната и, проходя мимо деревянной скамьи, ополоснула руку в тазике с замоченным березовым веником. Вода оказалась горячей. Просто прекрасно! Завтра, к приезду шведов, придется убираться еще и в банях. Кто-то отлично проводил здесь время, пока Михаил Петрович воображал, что к дому никто не подходит. В отвратительном настроении женщина вышла в сад, прошлась по мосткам, уходящим в озеро, и уже в следующую минуту забыла обо всех неприятностях.
На противоположной стороне озера был маленький песчаный пляж, где когда-то она была так невероятно счастлива, что теперь это казалось совершенно нереальным. Сняв босоножки, Ната села на мостки и свесила ноги в теплую озерную воду. Дыхание внезапно перехватило, в горле стремительно набух ком. Неожиданно для самой себя она разразилась громким бабским плачем. Кругом не было ни души, стыдиться некого и, заглянув в глубину, женщина утонула в воспоминаниях.
Паша появился в их классе за два года до окончания школы. Они полюбили друг друга сразу – так бывает. Пашиному отцу – угрюмому неразговорчивому подполковнику – девушка категорически не нравилась. Впрочем, старый солдафон ее тоже раздражал. Ну, в самом деле! Похоронил себя под обломками уже не существующей страны. Хоть и вышел в отставку, но душой так и остался в фуражке и при погонах. Почему-то тосковал по нищей Киргизии, будто без своей военной части, оставшейся в далеких горах, осиротел. А еще везде носился с дурацким словом «честь», на Нату смотрел осуждающе – по его понятиям она не должна была спать с его сыном до свадьбы. Но самое главное, он винил в том, что из-за нее его родной сын связался с бандитами.
Женщина всхлипнула – это была правда, тут не поспоришь. Именно она познакомила Пашу со своим двоюродным братцем, который всю жизнь считался позором семьи, а в девяностых годах внезапно стал ее гордостью. Нате хотелось, чтобы Пашка тоже стал крутым, катал ее на БМВ, одевал в дорогие шмотки и вывозил на заграничные курорты. Другие девчонки для этого искали богатеньких папиков, но она – вот беда! – не мыслила себе жизни без Паши. А значит... значит... он должен стать таким, как хочет она! Поначалу у Пашки вроде бы получалось. А что? Парень он был молодой, неглупый, к тому же вырос в гарнизоне среди военных, был хорошо натренирован и очень неплохо стрелял. Но вот потом...
Ната с тоской посмотрела на противоположный берег.
В тот вечер Паша привез ее на озерный пляж, где они не были уже несколько лет – со счастливой школьной поры, когда на летних каникулах каждый день садились в электричку и приезжали к желтому песочку и теплой прозрачной воде. Пейзаж за это время изменился, и милая деревушка на противоположном берегу оказалась наполовину спрятана за огромным, только что отстроенным домом.
Женщина обняла себя руками и подумала, что даже представить не могла, что спустя много лет будет ходить по комнатам этого уродливого особняка. Странно. А ведь в молодости она не считала дом некрасивым. Он ей даже понравился.
– Смотри, какой огромный! – восхитилась она в тот вечер и мечтательно добавила: – вот бы нам такой.
Паша промолчал. Вздохнул. Обнял ее за плечи.
– Ната... – сказал он. – Я вот о чем хотел поговорить. Я собираюсь бросить всю эту ерунду и поступить в военное училище.
– Куда?! – не поверила она. – С ума сошел?
Он смотрел на нее спокойно и уверенно.
– Я хочу защищать Родину. Как отец.
Ничего глупее Ната в жизни не слышала. Ладно бы еще банкиром захотел стать.
– Паша, ты о чем говоришь?! – зашлась она в крике. – Какая Родина? Где ты ее видишь? Не осталось ничего от твоей родины!
Но чем больше она кипятилась, чем пристальнее смотрела в любимые глаза, тем яснее понимала: все зря! Бесполезно. Он так решил. Ее жизнь рухнула – не будет ни шуб, ни машин, ни богатого дома. Она будет такой же нищей, как ее родители, а более удачливые подруги станут смеяться ей вслед. Неделю после этого Ната приходила в себя, а потом с ужасом поняла: она ненавидит Павла так сильно, что готова убить.
Солнце постепенно скрылось за деревьями, наступили сумерки. Жара наконец спала, над водой закружили полчища комаров. Вдоволь наплакавшись, она умылась озерной водой и вернулась в дом. Ничего не замечая вокруг, женщина прошла через баню и каминный зал, но оказавшись в бильярдной, встала как вкопанная. Бильярдные шары снова были раскатаны по поверхности стола, рядом валялся кий. Ната почувствовала во рту кисловатый привкус собственного страха. В доме кто-то был. А у нее не было ничего, кроме газового баллончика, да и тот остался в сумке на кухне.
Рваной походкой, на онемевших от страха ногах, она пересекла бильярдную и, взбежав по лестнице, пулей влетела в холл первого этажа. Еще не успев прикрыть за собой дверь, Ната услышала за спиной сухой щелчок и звук покатившегося по столу шара. На несколько секунд страх парализовал. Сквозь внезапный звон в ушах, ей показалось, что она слышит мужские голоса. Этого никак не могло быть на самом деле – она ведь только что вернулась из тех комнат. Там никого не было! Голоса, однако, становились все громче, будто кто-то в бильярдной включил адский телевизор и теперь постепенно увеличивал мощность звука. Дрожащими руками Ната нащупала в кармане увесистую связку и, с трудом найдя подходящий ключ, кое-как вставила его в замок.
Вместе со щелчком закрывающегося замка за дверью все смолкло – как по мановению волшебной палочки.
«Это нервы» – подумала она, пытаясь унять дрожь в руках. «Наревелась, как дура, вот теперь и чудится всякая ерунда». Силы как-то враз покинули женщину, и шаркающей походкой она добрела до кухни. Сделав себе кофе, Ната вгляделась в сумрак за окном. С все нарастающим ужасом она подумала о том, что ей предстоит провести в этом доме всю ночь. А может все-таки у Алика и Ирки проснется совесть, и они приедут? – с глупой надеждой подумала она, но уже в следующую минуту, будто в ответ на мысли зазвонил телефон.
– Наталья Александровна! – радовалась в трубке Людочка. – Ира с Аликом нашлись! Они, оказываются, в аварию попали, сейчас оба в больнице. Лобовое столкновение! Представляете?! Их обоих прооперировали, но Ира, слава Богу, уже может разговаривать, а Алик еще не отошел от наркоза, – щебетала секретарша.
– Люда, ты чему радуешься? – холодно осведомилась Ната.
– Ну как... – девушка осеклась и растерянно добавила, – они ведь нашлись!
Покачав головой, женщина выключила телефон.
Ну что же...
Определенность всегда лучше неизвестности. Делать нечего – ей придется переночевать здесь одной. Завтра, к приезду шведов, надо будет привести дом в порядок, и кроме нее это сделать некому. А значит, больше никаких дамских истерик. Нужно отдохнуть и набраться сил. Ната подняла глаза и пристально всмотрелась в темноту лестницы, ведущую в спальни на втором этаже. Нервы продолжали шалить, и ей почудились раскачивающиеся в сумраке смутные тени.
– Да ну к черту! – вслух сказала женщина и, расстелив найденный в холле пыльный плед, расположилась на диване в гостиной. Ната не помнила, как уснула, но пробуждение было запоминающимся и ярким – когда первые слабые лучи солнца пробились между неплотно задернутых портьер, к ней пришел Паша.
Он стоял в трех шагах от нее возле разожженного камина и грел руки.
– Паша! – с нежностью позвала она, – такая жара на улице, неужели тебе холодно?
Обернувшись к ней, он улыбнулся. Все эти годы Паша всегда снился ей улыбающимся.
– Мне все время холодно, Наточка. Не могу согреться...
Паша низко опустил голову и добавил:
– Здесь земля очень холодная.
Улыбка окончательно сошла с его лица, оно стало грустным.
– Меня ведь в этом доме убили, Ната. А похоронили в саду. Ты разве не знала?
Она покачала головой и почувствовала, что снова, как вечером на мостках, к глазам подкрадываются горячие слезы.
– Земля здесь глинистая, холодная... – снова пожаловался Паша и стал тянуть руки к огню – все ближе и ближе. Ната смотрела, как зачарованная. В конце концов, его ладони оказались прямо в языках пляшущего пламени, и по комнате распространился явственный запах жареного мяса. Она тут же проснулась и прижала ладонь к бешено бьющемуся сердцу. Никакого огня в камине не было, но невесть откуда взявшийся запах барбекю остался.
Аппетита этот запах не прибавил. Ната с трудом впихнула в себя растворимую овсяную кашу, персик и чашку кофе.
Проведя в доме небольшую инспекцию, женщина немного успокоилась. Спальни на втором этаже оказались совсем не страшными. Мебель была в порядке, из кранов текла вода, свет горел. В гараже она нашла ведра и несколько тряпок. Конечно, разумнее было поискать все это в бане, но даже при свете дня она не набралась смелости туда зайти. Ната уже передумала делать уборку в той части дома и решила, что поначалу шведы перебьются без национальных водных процедур. Туалеты и душевые в спальнях на втором этаже работали, вот и славно! В ближайшее время она решит, кем заменить Иру и Алика, и вот тогда можно будет привести в порядок бани и сад. А пока – только самое необходимое.
К середине дня – вымыла комнаты второго этажа, попрощалась с остатками маникюра и порвала на тряпки безнадежно испорченные любимые холщевые брюки.
Полуденная жара навалилась на дом, разогрела стены и половицы и, дойдя до гостиной, Ната в изнеможении рухнула в кресло.
Ерунда какая-то, подумала она. Ради чего я полжизни занимаюсь бизнесом, если теперь вынуждена сама намывать полы? Ради чего я работаю без выходных? Ради чего я убила Пашу?
Ужасное воспоминание глыбой навалилась на Нату, вжало ее в кресло, и женщина заметалась, пытаясь сбросить смертельную ношу. «Нет-нет! – оправдывалась она перед собой, – Я его не убивала. Я просто взяла Пашины деньги. Вернее, не Пашины деньги, а те, которые он должен был передать Сопатому. Я же не знала, что все так закончится! Я понятия не имела, что это деньги Сопатого, думала, Паша как-нибудь выкрутится. Раз таким умным стал, что в военное училище собрался, пусть напоследок пошевелит мозгами и придумает, как оправдаться перед братвой за пропавшие деньги – вот что я думала. Я ведь просто не хотела быть нищей. К тому же, какой толк с этих денег? У меня их все равно отобрали».
Деньги, действительно, отобрали. Но пока все выяснилось, Пашу уже убили, и она даже не знала, где это произошло. Может, и правда, в этом доме?
Ната судорожно сглотнула – на нее накатили злость и отвращение к себе. Так бывало всякий раз, когда она вспоминала ту давнюю историю. Резко поднявшись с кресла, она решила, что кошмарные мысли и воспоминания навалились из-за усталости. Надо было еще утром нанять кого-нибудь в городе и не мучиться самой. Решение было таким простым и очевидным, что женщина поразилось, как это раньше не пришло ей в голову. Несколько телефонных звонков – и порядок! Настроение резко улучшилось, но уже через минуту снова стало хуже некуда – сплошные американские горки. Повертев в руках телефон, Ната поняла, почему за весь день ее никто не побеспокоил. За ночь телефон разрядился, но самое неприятное заключалось в том, что куда-то пропало зарядное устройство. Оно должно было быть в сумке, но его там не оказалось. Она несколько раз старательно перетряхнула все вещи, но зарядка для телефона бесследно исчезла.
На короткий момент Нате показалось, что дом наблюдает за ней. Воображение услужливо нарисовало образ коренастого, ухмыляющегося мужика: давай, детка, не отлынивай – грязные окна, полы и двери ждут тебя!
К семи вечера женщина уже едва держалась на ногах. Потная, голодная и злая она домыла полы, и лишь однажды заключила сделку с совестью, оставив без влажной уборки комнату с огромными книжными стеллажами, примыкавшую к гостиной.
Существование этой комнаты поразило – она была уверена, что хозяева дома чтением книг не баловались. Библиотека наверняка была устроена с единственной целью – покрасоваться перед гостями. «Или чтобы в суровую пору было чем камин протопить» – с иронией подумала Ната. А и правда! – гореть эти книги должны были замечательно.
Она все еще улыбалась своим мыслям, когда взгляд ее скользнул по чистой, только что отмытой лестнице, и улыбка медленно стекла с лица.
Возле лестницы стоял ребенок. Это был мальчик – щуплый, бледный, приблизительно восьми лет. На ногах у него были кроссовки, все в налипших комьях грязи. Нахмурившись, Ната перевела взгляд к входной двери, ожидая увидеть дорожку из грязных шагов. Но ничего не было, мальчишка будто переместился к лестнице по воздуху.
– Ты кто? – строго спросила она.
– Игорек... – ответил мальчик.
– Ты в деревне живешь?
Мальчик посмотрел на нее очень внимательным, совершенно недетским взглядом.
– Я здесь живу, – тихо ответил он.
Ната поняла, что начинает злиться, и чего доброго все раздражение, накопившееся за два последних дня, может выплеснуться на этого соседского ребенка-врунишку.
– А тебя мама не учила, что обманывать нехорошо? – подошла она ближе, и тогда мальчишка вдруг резко отпрянул, пряча левую руку за спину. Ну и дела! Мальчишка, похоже, не только врун, но и воришка.
– Что ты там прячешь? – прикрикнула она на пацана, – ты что-то взял из этого дома?
Женщина попыталась ухватить ребенка за руку, но тот извернулся и, проскочив мимо нее, побежал к входной двери. Ната ринулась за ним. Несколько раз ей казалось, что она вот-вот дотянется и схватит ребенка, но для маленького мальчика, тот невероятно хорошо бегал. Оказавшись во дворе, пацаненок быстро обернулся, нахально подмигнул женщине и, нырнув в заросли высокой некошеной травы, пропал.
Это было странно.
Несколько раз пройдя вдоль высоко забора, она старательно все обшарила и убедилась, что мальчика нигде нет. Злость постепенно прошла, ее сменила растерянность.
День клонился к закату, приближалась ночь. Вдруг Ната услышала, как в доме хлопнула дверь. Может, чудится? Да нет же, вот еще раз! Потом появились голоса. В основном голоса были мужскими, но иногда сквозь низкие баритоны прорывались высокие женские нотки. Нате стало по-настоящему страшно. Дом оживал, в точности как вчера бильярдная. Чувствуя себя ужасно глупо, женщина присела в высокой траве, чтобы ее не было видно. Она с ужасом поняла, что вчерашние предупреждения Михаила Петровича не были пустыми разговорами. Случившееся в бильярдной Ната еще могла списать на нервы, но сегодня она уже не сомневалась: отсюда нужно выбираться!
И чем быстрее, тем лучше.
Пригнувшись, она как можно тише пошла вдоль высокого забора, а когда некошеный участок травы закончился, встала в полный рост и побежала. Заветные ворота были все ближе. Женщина бежала изо всех сил и, добравшись до них, со всего размаху врезалась в железную створку. Но та даже не шелохнулась. Ната стала дергать за ручку, она била в ворота ногами, но выйти оказалось невозможно. Обессилено прикоснувшись лбом к металлической поверхности ворот, вдруг отчетливо поняла: это не она нашла проклятый дом. Все наоборот – он нашел ее. И теперь не хочет выпускать.
– Толкай сильнее! – услышала она рядом рассерженный детский голосок и, обернувшись, увидела стоящего чуть в стороне Игорька. За спиной у него качались две полупрозрачные тени – мужчины и женщины. Ната почувствовала дурноту.
– Паша разрешает тебе уйти! – говорил ей мальчик, не замечая теней у себя за спиной. – Он просил передать, чтоб ты уходила как можно скорее.
– Паша?.. – с трудом выговорила она.
– Ну да, – Игорек опасливо посмотрел по сторонам. – Иногда нам разрешают приглашать сюда гостей. Я когда-то позвал родителей, а Паша пригласил тебя. Но теперь он хочет, чтобы ты ушла. Дом ему этого конечно не простит, но Паша все же разрешает тебе уйти.
Прозрачная женщина за спиной мальчика бесшумно приблизилась к нему и положила руку на плечо малыша. Ната в ужасе отвела глаза: одно из двух – либо она сходит с ума, либо... лучше об этом не думать!
– Что ты стоишь? – прикрикнул на нее мальчик. – Паша не сможет держать их долго! – Игорек махнул рукой в сторону дома.
Посмотрев в том направлении, женщина покачнулась и зажала рот рукой, чтобы не закричать. Дом преобразился – теперь его окна были открыты настежь, и из каждого выглядывали людские силуэты. Некоторые из них были почти прозрачными, как мужчина и женщина за спиной у мальчика, но некоторые вполне напоминали живых людей. Да сколько же их тут?! – лихорадочно думала Ната, переводя взгляд от одного окна к другому.
И вдруг она увидела Пашу. Он стоял в дверях дома, ухватившись руками за косяки. С напряженным, измученным лицом он загораживал выход, будто не давая чему-то страшному и темному вырваться наружу.
– Паша... – чувствуя себя как во сне, произнесла Ната. Ей вдруг захотелось подойти к нему и погладить по волосам. Она поняла, что мечтает прижаться к нему всем телом и сказать, что он лучшее, что случилось в ее жизни. Признаться, что жизнь совершенно пуста – в ней нет любви, детей, радости. Нет никакого смысла. Все умерло вместе с ним.
– Уходи немедленно! – высоким срывающимся голосом кричал мальчик. Но Ната его уже не замечала. Неуверенными шагами, как сомнамбула, она двинулась к дому.
Звуки, доносящиеся из раскрытых окон, становились все громче. Это были уже не только голоса. Звенела посуда, пахло шашлыками. Кто-то на всю мощность врубил магнитофон и тот надрывался слезливым «Владимирским централом». Из какофонии звуков слух вдруг выловил резкий женский смех, и наваждение сразу пропало. Ната встала как вкопанная. На нее навалился черный ужас, страшнее которого она не знала. Ничего не могло быть кошмарнее этого смеха – неестественного, натужного, лживого. Цену такому смеху она знала доподлинно. После того, как пятеро амбалов отобрали у нее Пашины деньги, женщину привезли в загородный дом – этот или другой она не помнила, да и какая разница? «Ну что, красавица, поиграемся до утра?» – с ухмылочкой предложили ей и стали стаскивать одежду. Она была уверена: ее изнасилуют и убьют. Был только один шанс выжить, и эту отчаянную возможность ей подсказал древний женский инстинкт.
Всю ночь Ната хохотала, повизгивала и сладко стонала. Она врала своим мучителям о неземном наслаждении, которое они ей якобы приносят. Красочно расписывала, как ей с ними хорошо, и просила взять ее снова и снова. Рассказывала, что мол, всегда желала быть сразу с несколькими мужчинами и вот – надо же! – мечта неожиданно сбылась. Она согласна была унижаться, принимать их в любых позах, через боль и отвращение – только бы отпустили, только бы не убили! Она ужасно хотела жить. Мужики ржали довольными жеребцами. Вот ведь бабы – дуры! Их бьешь, а они любят. Отодрали девку впятером, а ей понравилось.
Нате тогда удалось спастись. И даже больше – один из той пятерки на ней женился. А что такого? Мораль, честь, достоинство? Не, не слыхал. В ту пору как раз пошла мода на молоденьких жен. У боевых подруг по серым советским будням как-то вмиг закончился лимит доверия и вышел срок годности. А тут молодая девка, красивая и стройная, в постели – огонь! Натиного мнения никто не спрашивал, она даже пикнуть не смела. Но мерзавцу Бугаеву все же отомстила – как смогла. Она убила его ребенка, вот только аборт, сделанный втихаря у бабки в деревне, оставил ее бездетной навсегда.
Пожалуй, лишь за одно событие она могла сказать бывшему мужу «спасибо» – он быстро умер. Его застрелили через полтора года после свадьбы, и моментально все продав, Ната умчалась в Питер. Она приехала в большой город лишенная иллюзий, циничная и злая. Но не только это отличало ее от других провинциалок: для покорения северной столицы имелись деньги. А это совсем другой коленкор.
В доме снова взвизгнула и притворно захохотала девушка. Мгновенно выйдя из оцепенения, Ната сорвалась с места и, не помня себя от ужаса, помчалась к воротам. С силой толкнув их, она выскочила на улицу, и в этот раз дом ничего не смог поделать. Он только возмущенно лязгнул воротами и ветром завыл ей в спину.
К Михаилу Петровичу женщина ввалилась пошатываясь, измученная и потная, с обезумевшими от ужаса глазами.
Сидя перед телевизором, старик неспешно чаевничал. Увидев Нату, замер с чашкой в руке.
– Наталья Александровна! – потрясенно выдохнул старик, – Вы все-таки смогли уйти? Надо же!
Он тут же подставил ей табурет, и она без сил на него рухнула. Отдышалась. Попросила воды. Старик засуетился вокруг, поглядывая как на выходца с того света.
Вдоволь напившись, Ната вытерла мокрым полотенцем потное разгоряченное лицо и только тогда смогла спросить:
– Михаил Петрович, почему вы мне не сказали, что в доме полно людей?
– Людей? – удивился старик. – Нет, ну... – он присел на старенький покосившийся табурет возле Наты и пожал плечами: – можно, конечно, сказать и так. Когда-то ведь все они были людьми...
Вдруг старик нахмурился и зло добавил:
– Хотя, некоторых из них я бы и при жизни не назвал людьми!
Ната потерла виски. Она уже догадывалась, какой ответ получит на свой следующий вопрос, но все же решила уточнить:
– Кому принадлежал дом? Сопатому?
– Ему... – старик сглотнул и добавил: – Бандюга, редкостная мразь!
Ната кивнула. Про Сопатого в их городе ходили легенды, даже бывший муж боялся своего подельника, как огня. И именно его деньги она – юная идиотка – умудрилась тогда стащить. Паша понимал, что ей за это будет, поэтому хоть и догадывался, кто взял деньги, не сказал о ней ни слова. Впрочем, это все равно не помогло.
Ната закрыла ладонями лицо.
– Он и внучку мою сгубил, – продолжал старик, – она совсем девчонкой была, шестнадцать лет. Тянуло ее к богатому соседскому дому, они ведь, дурочки малолетние, все такие. А он... он...
Старик затрясся в рыданиях. Ната решила, что лучше сменить тему разговора.
– А того маленького мальчика вы ко мне прислали? – спросила она.
– Какого мальчика? – удивленно вскинулся старик, и несколько мгновений смотрел непонимающе. Затем неуверенно предположил: – Игорька что ли?
– Ну да, – подтвердила Ната. – Он какие-то непонятные вещи говорил. Это вы его попросили? А еще он что-то украл из дома.
Старик недоуменно уставился через толстенные линзы очков.
– С чего вы взяли?
– Мальчик что-то прятал за спиной.
Шмыгнув носом, старик снял очки и протер запотевшие стекла. Женщина поняла – он снова плачет.
– У Игорька на левой руке пальчики отрублены, – тихо сказал старик. – Его родители Сопатому денег задолжали, вот он мальчонку здесь запер и отрубал по одному пальчику, чтобы родители, значит, долги лучше отдавали. А потом все-таки убил.
Старик надел очки и уже твердым голосом произнес:
– Игорек много лет как умер, Наталья Александровна. Просто он своей изуродованной ручки до сих пор стесняется.
Ната потрясла головой, будто пытаясь вытряхнуть из нее только услышанное.
– Михаил Петрович, – слова давались ей с трудом, – я действительно видела в доме странные тени. И эти голоса, музыка...
Подняв на старика измученные глаза, она выпалила:
– Но мальчик был живым, это точно! Я видела его очень близко.
Старик грустно улыбнулся:
– Нет там никого живого, Наталья Александровна. Страшный это дом. Все жильцы нашей деревни из-за него разъехались.
И вдруг резко, с ненавистью, старик грохнул кулаком по столу:
– Спалить бы его к чертовой матери! Освободить всех, кого Сопатый с Клавкой там заперли.
– Так чего же не спалите?!
– Не могу! – горестно воскликнул старик. – Я ведь действительно сторож! Это все Клавка проклятая, она дом заколдовала. Не могла смерть сыночка пережить, старая ведьма! Она ему через этот дом вроде как жизнь продлевает. А Клавка, конечно, знала, что из-за внучки я никуда отсюда не уеду. Вот и сделала меня сторожем. Понимаете, Наталья Александровна, я единственный, кто может заходить в проклятый дом. Но вреда ему я причинить не могу!
– Что значит «единственный»? – искренне удивилась Ната, – Я ведь тоже зашла в дом.
– Вы – другое дело, вы – приглашенная! – с нажимом сказал старик. – В дом могут попасть только те, кого позвали. Потому ваши работники до дома и не доехали. Им здесь не место – их не приглашали.
Немного подумав, женщина тяжело поднялась из-за стола – она приняла решение. Спокойно и не спеша она допила воду из стакана, собрала волосы в хвост и пошла к выходу. Старик, кряхтя, потянулся за ней следом.
– Уезжайте, Наталья Александровна,– приговаривал он, доставая из тумбочки старый потертый кошелек. – Я вас сейчас до электрички провожу. Вы, если поторопитесь, на последнюю еще успеете. А здесь вам оставаться никак нельзя. С каждым умершим в доме человеком тот становится все сильнее. Люди ведь не зря отсюда разъехались, ходили слухи, что сила дома уже и за забором чувствовалась. Так что в деревне вам оставаться никак нельзя.
Он протянул женщине деньги, но она отвела руку в сторону.
– Я никуда не поеду, – твердо заявила Ната. – Вы же не уезжаете.
– Так мне деваться некуда! – воскликнул старик. – Говорю же, внучка у меня там – в доме.
Она посмотрела на него долгим грустным взглядом.
– А у меня Паша...
Когда спустя полчаса Михаил Петрович и Ната подошли к дому, веселье там было в полном разгаре. Казалось, дом ходит ходуном, освещенный странным серебристо-лиловым светом.
– Ну, с Богом! – сказал Михаил Петрович и подал женщине наскоро сделанный факел. Запалив его, она неловко обняла старика на прощание и, толкнув створку ворот, ступила во владения проклятого дома.
Свет в доме мгновенно погас, а голоса и музыка смолкли, будто увидев ее, дом растерялся и от неожиданности онемел. Не давая чудовищу прийти в себя, Ната стремительно побежала вперед. Теплый ветер дул ей в лицо, в вытянутой руке потрескивал огонь факела. С каким-то истерическим весельем, женщина подумала, что похожа на олимпийского факелоносца. Изумленный дом, придя в себя, с оглушительным треском захлопывал перед ней окна и двери. Ната ожидала этого, потому даже не попыталась проникнуть внутрь через главный вход. Древком факела она выбила окно на первом этаже и, не теряя ни минуты, пролезла в отверстие. Из порезанных рук и ног у нее сочилась кровь, но боли женщина не чувствовала – бешеный адреналиновый азарт застучал в висках, придавая сил. Оказавшись внутри дома, она первым делом подожгла портьеры. Дом в ответ взвыл десятками страшных голосов. Удовлетворенно ухмыльнувшись, огляделась по сторонам и огненным смерчем помчалась по комнатам, поджигая все на своем пути. Поскуливая разными голосами, дом пытался защититься: он опрокидывал шкафы, захлопывал двери и выдергивал из-под ног ковры. Вся в кровоподтеках, порезах и ссадинах, Ната с трудом добралась до библиотеки.
– Гори-гори ясно! – завопила она, когда стала водить факелом по корешкам пыльных книг. Все вокруг мгновенно занялось огнем, почти сразу стало нечем дышать. Стены источали нестерпимый жар, и Ната поняла, что дело сделано – теперь надо было выбираться наружу. Выбежав из библиотеки, женщина с трудом миновала уже полыхающую гостиную, но дальше холла пройти не смогла.
Со всех сторон ее обступили покойники. Они окружили Нату плотным кольцом, и каждый старался дотронуться до нее хоть на секунду. Прикасаясь к ней, призрачные фигуры становились более материальными, будто набираясь от нее жизненных сил. Размахивая факелом, женщина пыталась отогнать их, но обитателей дома было слишком много. Краем глаза она заметила, что свободной оставалась лестница у нее за спиной и, улучив момент, бросилась по ней наверх.
– Нет! – раздался громкий Пашин крик, – Ната, не туда!
На секунду она остановилась, пытаясь разглядеть Пашу среди качающихся силуэтов. Увидеть его она не смогла, зато призрачная толпа быстро приблизилась к ней. Стало ясно – выбора нет. Добежав до второго этажа, закашлялась и поняла, о чем ее предупреждал Паша. Дым скапливался именно здесь – наверху. Нужно было обязательно добраться до окон, но в плотном дыму она не могла понять, где находится, и в какую сторону надо идти.
Держась руками за стену она, спотыкаясь, побрела вперед, и в этот момент дом опрокинул на нее тяжелый дубовый сервант. На какое-то время Ната лишилась чувств, а когда пришла в себя, с трудом выбралась из-под обломков мебели. Подняться она не смогла – невыносимо болела спина. Расплакавшись от бессилия, женщина поняла, что совершенно не знает, что делать дальше. Сквозь предсмертный вой дома, треск горящей мебели и звон лопавшихся стекол, она вдруг услышала как где-то вдалеке, будто из другого мира ее зовет Михаил Петрович.
Приподнявшись на локтях, Ната попыталась ползти на его голос. Сил становилось все меньше, в теле пульсировала боль. Прижав руки к горлу, она перевернулась на спину и отчаянно закашлялась. В глазах постепенно темнело, и вместе с уходящим сознанием начали исчезать страдание, звуки и мысли.
А потом вдруг стало хорошо и легко дышать. Оглядевшись по сторонам, Ната увидела что снова, как прошлым вечером, сидит на мостках и болтает ногами в теплой воде. На ней старенький, когда-то очень любимый сарафанчик. Рядом сидел Паша и, прижавшись лицом к его плечу, Ната счастливо рассмеялась.
– Пойдем купаться? – предложил он и, не раздумывая ни секунды, они нырнули в воду. Хохоча и извиваясь, Ната погружалась на глубину, плавала среди рыб и трогала руками дно. Как дельфин, она высоко выныривала на поверхность, а затем птицей парила в воздухе над водой. Паша все время был рядом, смотрел на нее с улыбкой, радуясь тому, что она резвится, как девчонка.
Выйдя на прохладный ночной песок пляжа, они сели и, обнявшись, долго смотрели в сторону догоравшего дома.
Уродливое чудовище больше не загораживало собой деревню Озерцы.
Иногда туман над водой превращался в смутные человеческие тени, которые проплывая мимо влюбленных, удалялись в лес и там пропадали. А когда первые лучи солнца показались над макушками деревьев, два обнявшихся белых силуэта незаметно растаяли на берегу прекрасного и чистого, как утренняя роса озера.
|
Мне понравилось!