Честь и совесть

А что благородство, а в чем тут подлость,

Тебе ли бояться молвы досужей,

И если война – пусть война без правил,

И если победа – любой ценою –

Никто не посмеет судить!

(Йовин «Бастард»)

Пол был холодный. Босые ноги мерзли, пальцы судорожно сжимались, но Эрвин терпел. Уж слишком был важен разговор, который он рискнул подслушать, выбравшись из теплой хозяйской постели. Ярл был неосмотрителен, считал Эрвина бестолковой красивой игрушкой и не задумывался, какого труда стоило тому подыгрывать убеждениям хозяина.

Разговаривали шепотом, боясь не юношу, застывшего каменным столбом за гобеленом, а соглядатаев или любопытных слуг, которые могли притаиться за толстой дубовой дверью хозяйских покоев.

– ...выборы в совет десяти. Вы же понимаете, что пора избавляться от всего, что может очернить вас в глазах Верховной.

– Хм... когда это ее волновало – то, кто именно греет постель лучших воинов империи, Зик? – спросил ярл. – «Ох, пресветлая Инсара*, как же он ненавидел этот голос и его обладателя».

– Вы правы, господин Хердал, никогда... если грелка не приходилась им сыном.

Ярл зашипел от еле сдерживаемого гнева:

– Ты-ы... откуда ты взял эту нелепицу.

– Хозяин, простите мне мою вольность, но это далеко не тайна, даже для тех, кто служит вам с недавних пор. Глаза есть у всех. Эрвин уж больно похож на свою мать, а к ней кроме вас не прикасался никто.

Эрвин никогда не видел своей матери, но в словах заплечника* не сомневался. Дивы* были красивы той хрупкой красотой, которая сводила с ума северных варваров, заставляя их раз за разом ходить на драккарах по опасному проливу блуждающих рифов, рисковать жизнями и устраивать набеги на Диво-остров. И все – ради надежды заполучить себе живое сокровище. Хердалу повезло, правда, везение длилось всего девять месяцев. Мать умерла при родах, а сына рабыни убрали с глаз долой на работную сторону, чтобы не напоминал своим видом об утраченном сокровище. Эрвин раньше задумывался, почему отец не убил его сразу после рождения. Понял он это в ту проклятую Тогом* ночь, когда его впервые привели в хозяйские покои. Ярл не желал расставаться с сокровищем, а толики дивной крови, текущей по венам Эрвина, хватало, для того чтобы он таковым считался. Отражения в зеркалах не врут. 

– Даже так? – после долгого молчания произнес Хердал и с сожалением в голосе продолжил. – Ну, что ж... тогда ему следует исчезнуть.

– Отослать его в обитель Тиши*? – уточнил заплечник.

– Не достаточно надежное место для того чтобы спрятать грязь навсегда. Просто проследи, чтобы завтра на охоте он сорвался с утеса.

На взмах ресниц* Эрвин затаил дыхание, но довольно быстро взял себя в руки. Когда твоя жизнь висит над утесом, не время предаваться печалям. На цыпочках он прокрался обратно в спальню. Быстро оделся, позаимствовав облачение ярла, так как собственные нарядные тряпки не годились для долгой дороги, которая ему предстояла. Эрвин замешкался перед тем, как выпрыгнуть в окно, обернувшись назад, он прошептал в пустоту спальни: «Ничего, я знаю про твое проклятие, и куда оно тебя в конце концов приведет»...

Десять оборотов* спустя

Ловиз не так представляла себе медовый месяц – пыль, жара и нелюбимый муж в придачу. Они шли уже второй день по узкой тропке, вьющейся посреди осыпи*. Потные юбки неприятно липли к ногам, мешались. Девушка спотыкалась почти на каждом шагу, но чтобы переодеться в более удобную дорожную одежду, не было и речи. «Не пристало благородной госпоже ходить, будто простолюдинка, в штанах» – именно так сказал супруг в храме Инсары в самом начале паломничества. Муж был стар, склочен и некрасив, ко всему этому в довесок шел жестокий нрав, в котором молодая жена уже успела убедиться. Но самое важное... она была далеко не первой его супругой. За десяток лет Хердал сменил четверых – три гнили в земле, а одна, которой особенно не повезло, в обители Тиши. Никто из них не смог понести, за это и поплатились. Поговаривали, что его прокляла наложница-дива. Будто есть у них такая способность – на смертном одре проклясть того, кто повинен в их гибели.

Но, видимо, в этот раз ярл твердо настроен на то, чтобы заполучить наследника, так как решился на паломничество к месту вознесения Инсары. Путь был труден – по скалистой тропе, без слуг, излишеств и, самое важное, – без охраны, только в сопровождении служителя, знающего дорогу к святому урочищу, где богиня обрела крылья и взмыла в небеса драконом. За плечами у каждого было по холщевой котомке, которая пугала своим легким весом. Фляга с водой и пара сухарей – вот все, что Архи-жрец разрешил им взять в путь, тщательно проверив каждого, перед тем как открыть ворота, ведущие к началу тропы. В котомке у служителя были еще свечи и кресало. Он шел без устали впереди, ни разу не сбившись с шагу. Высокий, облаченный в серый балахон, который полностью укрывал тело и оставлял на виду лишь черные глаза, жрец производил на Ловиз удручающее впечатление.

– Долго еще? – запыхавшись, произнес ярл. Его голос разорвал тишину, уже долгое время сопровождающую путников. Цель прогулки не располагала к долгим и вежливым беседам.

Хердал остановился. Его склонившаяся фигура свидетельствовала о том, что он выдохся. Мощные ладони упирались в колени. Жрец обернулся, смерив того снисходительным взглядом:

– Осталось совсем немного, высокочтимый ярл. Надеюсь, ваших сил и сил вашей супруги хватит на то, чтобы преодолеть последние шаги до чудотворного места. – И Ловиз была готова поклясться, что в его темных глазах, обращенных на нее, светилось презрение.

Да как он смеет? Не она выбрала себе эту судьбу. Или в его представлении каждая девица мечтает лишиться невинности на грязных камнях в объятиях жестокого тирана, годящегося в отцы? Как она могла противиться воле отца? Разве что пойти и утопиться в садовом пруду. Но Ловиз пока не была готова на такой решительный шаг, все еще надеясь на чудо. Да и вода в пруду была довольно грязной – ряска, головастики... противно. На смотрителя уже давно не хватало средств.

Хердал, зло выдохнув, разогнулся и продолжил путь. Так, вереницей из трех человек они прошли еще несколько часов, когда впереди возникло скопление крупных каменных глыб, одна из которых удивительно напоминала алтарь для жертвоприношений. Именно так Ловиз представляла себе жертвенник, когда читала тетушкин романчик про темного адепта, который должен был предать невинную деву смерти в честь своего бога, а вместо этого предался запретной страсти с девой, уже не столь невинной. Боги! Вот бы у нее все было наоборот! 

Ловиз видела, с каким восторгом ярл следит за тем, как жрец достает из холщовой котомки свечи и расставляет их по краям алтаря. Сумрак, тихо наползающий со всех сторон, неуверенно разгоняли дрожащие язычки пламени, зажженные служителем. 

– Теперь вы можете преклонить колени в очищающей молитве, – обратился жрец к Хердалу, отступая на шаг.

Ярл, скупо кивнув, опустился на колени и склонил голову. Все, что произошло дальше, заняло один взмах ресниц. Жрец, резко нагнувшись к одинокому валуну, лежащему в стороне, выхватил из-под него кинжал и, не раздумывая, воткнул в спину ярла. Ловиз, вскрикнув от ужаса, с опозданием зажала ладонью рот. Служитель обернулся. Он все еще сжимал в руках окровавленный кинжал, и видят боги, в его глазах мелькнула растерянность. Девушка от всей души понадеялась, что размышляет он не о том, чтобы отправить следом за супругом и ее. От страшных мыслей Ловиз отвлек булькающий стон. Ярл еще был жив! С заметным усилием, он пытался перевернуться на спину, издавая хриплые стоны боли. Девушка вскрикнула снова, для разнообразия прижав руки к груди, когда Хердалу все же удалось развернуться и без сил откинуться спиной на камни. Глядя на застывшего жреца укоризненным и одновременно яростным взглядом, он произнес:

– За что?... в спину?... это бесчестно...

Жрец, хмыкнув, стянул с себя капюшон.

– Эрвин? – удивленно прошелестел ярл.

– Честь? Разве она у меня есть, отец? Вы отняли ее у меня много лет назад. 

Ярл хотел ответить, его губы дрожали, пузырясь кровью, но больше не произнесли ни звука...

Эрвин, все еще не выпуская из руки кинжала, смотрел на застывшего у ног мертвеца так, словно забыл о девушке, стоящей рядом... забыл обо всем мире. Глубоко вдохнув горный воздух, он откинул оружие, будто ядовитую тварь и, развернувшись, пошел к тонкой тропинке, подымающейся вверх по насыпи и теряющейся за горным уступом.

Ловиз в нерешительности стояла над телом мужа. Как и многие в фюльке Хольм,* она слышала сплетни о ярле и его пропавшем бастарде и понимала, что сейчас свершилось на ее глазах. 

– Стой, – окликнула она удаляющуюся фигуру. – Ты же его сын! Единственный наследник! Если вернешься со мной обратно, тебя признают новым ярлом.

Эрвин глянул на девушку, смущенно дергающую себя за длинный светлый локон, выбившийся из косы... усмехнулся:

– Нет, спасибо! Чести у меня уже нет, не хочу потерять еще и совесть, – и, отвернувшись, продолжил свой путь.

Ловиз настороженно покосилась на так и не состоявшегося мужа*, и подумалось ей, что у отца на примете, пожалуй, найдется, еще парочка претендентов...

– Эй, как тебя там... Эрвин? Постой... я с тобой! – и, подобрав неудобные юбки, бросилась следом за уходящим парнем.

А первым делом... первым делом, она сменит юбки, на брюки... дорожные и удобные.

_ _ _

Инсара – светлая богиня-драконица.

Заплечник – советник, стоящий за плечом.

Дивы – магическая раса. Живут на уединенном острове, где бьет магический источник, из которого они черпают свою силу. Вдали от дома не обладают силами и практически не отличаются от людей, разве что, несравненно красивой внешностью. 

Тог – бог несчастья.

Обитель Тиши – место для ссылки скорбных умом и неугодных родственников благородного происхождения.

Взмах ресниц – мера времени, равная мгновению.

Оборот – мера времени, равная году.

Осыпь – скопление обломков горных пород, чаще всего под кулуарами. Различают крупные, мелкие и средние осыпи. Иногда подобные скопления обломков рыхлой породы (песок, щебень), а также лавинного снега у основания желоба называют в соответствии с формой конусом выноса.

Фюльке – территория, принадлежащая ярлу и подчиняющаяся его власти (замок, деревни, окружающая их местность)

Хольм – название фюльке.

«не состоявшегося мужа» – брак не был консумирован.