Оживленные московские улицы остались позади. Пригородная трасса, знакомая каждой трещиной в асфальте, проносилась под колесами мотоцикла с большой скоростью, а затем сменилась грунтовой дорогой, где пришлось немного "снизить аппетиты" . Алексей Ветров, любивший в своей жизни не очень уж многое, знал толк в красивой езде, умел управляться с транспортным средством так, чтобы каждая поездка приносила удовольствие и была полна впечатлений. Собственно, он жил этим – минутами свободного полета, вибрацией в теле, шумом работающего двигателя, отзывающимся игрой на невидимых струнах души. Черная кожаная куртка с красными вставками сидела на плечах как влитая, шлем, призванный защищать в случае аварии, мешал чувствовать бьющий в лицо ветер. Это лишало части удовольствия, но наученный горьким опытом – собственным и друзей и соратников по уличным гонкам – Леха не торопился снимать неудобный аксессуар. Красный «железный конь» с несколькими брендовыми буквами на боку сверкал в вечерней темноте хромированными деталями и громко урчал незатейливый мотив. Внутри Лешки плескались усталость от проделанной работы и предвкушение желанной встречи. За поворотом показался шиномонтаж. Остановившись у приоткрытой двери бокса, Леха заглушил мотор мотоцикла, стянул с головы шлем, встряхнул темными волосами, наконец, ощущая прохладный воздух, поднялся и зашагал в сторону встретившей его на пороге девушки. – Только не говори мне, что ты снова ездил в столицу, чтобы участвовать в очередных гонках. – Шуре для полноты картины не хватало еще и руки положить на бока. Огонь-девчонка. – А где же «здравствуй, любимый»? Где же «я соскучилась?» Я, между прочим, и для тебя старался тоже, – Леха остановился в полушаге от девушки. – Ну, ты чего, мелочь? – Посмотрел только пристально, а ближе подойти не решился. Знал, что у Шурки непростой характер, да и откуда тому быть простым с таким прошлым? Этот багаж не то что на плечи давил, на лопатки был способен положить. Шура сунула испачканные руки в карманы рабочего комбинезона, будто желая спрятать их и сдержать себя от желания придушить Ветрова. – Леша, ты бредишь. Был любимый, а стал скотиной. Видишь, почти стихи. Я тебя сотни раз просила не участвовать в гонках, найти нормальную работу, зажить по-человечески. Но нет же! Тебе ведь нужны адреналин, скорость, ветер! Прости, последнего и так в избытке в твоей голове. Леха чуть заметно поморщился, хотел сделать шаг назад, но продолжил стоять рядом, любуясь вздернутым носиком и упрямо сжатыми губами. Смотрел и желал, чтобы вместо обвинений и нападок для него зазвучали приятные теплые слова. Похоже, что не дождется. – Да погоди ты орать, давай я покажу, сколько выиграл. Пойдем, на улице лучше не светить «бабками». Шура, вопреки ожиданиям, остановила парня протянутой ладонью, которая уперлась ему в грудь, обожгла даже через слои одежды. – Стой, где стоишь, Ветров. Ни шагу больше. Леха замер, подчинившись, а затем почувствовал, как внутри него поднимается жгучая обида. И его начало «нести». – И что будет, если я войду? А? Станешь кричать и просить о помощи? Нет, ты вообще себя слышишь? Да я в этом шиномонтаже, считай, вместе с тобой вырос! Я знаю его, как свои пять пальцев! Какого хр*на ты меня не пускаешь? – слова вырывались сами, цеплялись друг за друга, ранили обоих. Шура отшатнулась, сложила руки на груди в защитном жесте, прожгла взглядом говорившего. – Убирайся, – короткое слово загремело в тишине подобно выстрелу. Леха ощутил, как холод начал пробираться под кожу, а сердце, уже получившее за прошедший день адреналина сполна, снова стало быстрее стучать в груди. – Это твое последнее слово? – произнес тихо, сдерживая внутри желание проорать, достучаться. И так напугал. И так сказал много того, что не должен был. – Единственное, – Шура отвела взгляд, снова сунула руки в карманы и отвернулась, намереваясь спрятаться за железной дверью, словно за занавесом. Леша схватил ее за плечо, развернул к себе и впился в губы крепким поцелуем, от которого девушке просто некуда было деваться. Ветров чувствовал, что поступает правильно. Никогда не позволит себя выгнать. Пока он хочет быть здесь, он будет здесь. А то, что Шурочка ерепенится, так это только потому, что боится за него. Боится и любит. – Пусти, гад! – Шурка вырвалась и с шумом вдохнула недостающий кислород. – Больше никогда так не смей делать, слышишь? Никогда! Леха вытер губы тыльной стороной ладони, сверкнул в темноте глазами. – А раньше тебе нравилось, когда я тебя целовал. Еще просила. Что теперь изменилось? Только то, что твой батя разбился? Так это совсем не значит, что я повторю его судьбу. – Замолчи! По-хорошему тебя прошу, просто замолчи, – Шурка закрыла уши, не в силах слышать о смерти отца, – ты ничего не понимаешь. Ты думаешь только о себе, а мои чувства и страхи тебе безразличны. Последнее обвинение было совершенно неправомерным. Леха все возможное для них делал. Себя не жалел, доказывая, что из него будет хороший гонщик, что это дело может приносить деньги и их хватит на безбедную жизнь, а не на жалкое существование. – Я думаю только о том, где бы еще заработать! Для нас с тобой, между прочим. Это ведь ты хотела белое платье и вальс. Ты мечтала почувствовать себя женщиной, а не пацаном в грязном комбинезоне, доставшемся по наследству. А теперь что? Голову в песок? – Это было до аварии! – слезы прорвались сквозь тщательно спрятанные внутри боль и отчаяние, полились тонкими дорожками по щекам. – Я бы все деньги мира сейчас отдала, чтобы вернуть отца обратно, только нет такой возможности. А ты вместо того чтобы прекратить гонять, еще больше в этом увязаешь. Когда тебя мать видела в последний раз? Дома не ночуешь, болтаешься неизвестно где и с кем. Про то, чтобы помочь мне здесь, вообще молчу. Где ты шляешься, Леша? Ветров вместо того чтобы ответить, потянул девушку на себя, обнял крепко и прижался подбородком к макушке, позволяя Шуре выплакаться и отпустить боль. – Какая же ты у меня... Шур, а давай завтра же документы подадим? Я тебе самым лучшим мужем буду, обещаю... – мать с детства учила держать слово, только почему-то не говорила никогда, что это порой бывает очень сложно. Теплота объятий вновь уступила место прохладе вечернего воздуха. Шура вытерла рукавом мокрые щеки и отрицательно покачала головой. – Езжай домой, Леша. Там тебя мама ждет. А мне работать надо, некогда с тобой болтать. Он смотрел, как его бывшая невеста скрылась за дверью шиномонтажа. Смотрел и думал, что все могло сложиться по-другому, а потом сел на мотоцикл, натянул шлем и помчался в сторону дома. Предстоящий путь был гораздо более коротким и легким, чем его жизнь.
|