Поворот

Идти, идти, идти!.. Еще недолго, надо просто сосредоточиться. Абсолютная уверенность, что мне просто необходимо пройти по этому пути, вызывала физическую боль. Необходимо, неясно почему, но это не обсуждалось.

Меня пропустили, поставили штамп, дали добро следовать дальше. И теперь я иду по длинному коридору – поворот, еще один, довольно резкий, потом тяжелая дверь с еле заметной кнопкой для автоматического открывания, и вот я у лифта. Он идет вверх – приходится довольно долго ждать, это вызывает раздражение и опять ту же боль, от которой хочется скорее освободиться.

Я знаю, куда ехать – пальцы автоматически нажимают на нужный этаж. В лифте кроме меня много народу, у всех почему-то одинаковое выражение лица – они сосредоточены, серьезны и уверены в своих действиях. Ощущаю, что я чем-то выбиваюсь из их коллектива, но стараюсь не подавать вида, не выделяться. Нам, по всей видимости, по пути. 

Нужный этаж оказывается просторным залом с несколькими рядами кресел – люди рассаживаются в ожидании, тоже сажусь поближе к месту, которое я определила выходом. 

Неприятные ощущения усиливаются, становится тяжело усидеть на месте. Желание идти дальше, скорее даже, лететь, как теперь я понимаю, становится невыносимым.

Но вот, наконец, все выстраиваются в дисциплинированную очередь, и я, стараясь не показать клокочущее внутри нетерпение, продвигаюсь поближе к выходу. Движения у пассажиров размеренные, неторопливые, все спокойно подходят к стойке, подают документ проверяющим и проходят дальше в коридор на посадку. Протягивая билет, чувствую болезненную дрожь в руке – скорее бы уж! 

– К сожалению, ваш билет недействителен, – произносит с беспристрастным видом девушка-проверяющая, – вам надо вернуться к стойке администрации.

– Как?! Почему?! Я должна улететь! Мне очень надо! – почти кричу в отчаянии, еле сдерживаясь, чтобы не взвыть от уже нестерпимой боли.

– Ничем не могу вам помочь, – проверяющая непреклонна, – не задерживайте очередь! 

На подкашивающихся ногах почти бегу обратно по коридорам, стараясь не заплутать в хитрых поворотах, добираюсь, наконец, до администратора. 

– Быстрее, пожалуйста! У меня уже посадка! Что не так с моими документами?! – я не узнаю свой голос – горло перехватывает спазмом. 

Работник администрации долго рассматривает билет, переводит взгляд на меня, затем вновь изучает бумаги. Что-то в его взгляде меня настораживает, не могу понять только, что.

– Напротив, у вас все очень даже в порядке с документами, – почему-то с улыбкой отвечает, наконец, администратор, – просто превосходно, я бы так сказал!

Времени нет разбираться в причинах такого странного поведения работника, поэтому буквально выхватываю, как мне кажется, свой билет из его рук и мчусь обратно на посадку. Но ноги позволяют только еле плестись, постоянно подкашиваются и заплетаются.

Уже знакомый путь кажется мне бесконечным. Теперь никого из попутчиков рядом нет – и коридоры, и лифт предоставлены только мне одной, и от этого отчаяние нарастает с каждым сантиметром пройденного пути. Мысль, что могу не успеть, что все улетят без меня, ледяным холодом сковывает движения и делает ноги еще более ватными. В голове окончательно формируется убеждение, что боль утихнет только, когда я окажусь в самолете, а еще лучше – в воздухе.

В зале уже нет пассажиров, из последних сил  бросаюсь в отчаянном рывке к девушке у стойки. 

– Я же вам сказала, что ваш билет недействителен! Посадка закончена! – безапелляционно заявляет она мне и направляется к двери на выход.

– Стойте! – всхлипнув, бросаюсь за ней, – как же так! Мне сказали в администрации, что все в порядке у меня с документами, посмотрите еще раз! 

– Так вот и радуйтесь, – повернувшись вполоборота ко мне, вдруг тихо произносит девушка.

– Я вас не понимаю! Зачем вы так со мной поступаете?! Мне очень надо лететь! – мое отчаяние пульсирующей болью простреливает в голове. 

Девушка как-то странно и долго смотрит на меня, ее глаза вдруг наполняются теплом, от которого чудесным образом начинает стихать боль, и мягко произносит:

– Рано тебе еще, милая... Возвращайся...

– Хм... Опять эта заезженная тема о возвращении с того света? Да-а, Воскресенская, с фантазией у вас беда... 

Иосиф Давыдович поджал губы, явно выражая свое глубокое разочарование в моих литературных способностях.

 – И потом – как потусторонние миры могут помочь раскрыть в краткой форме тему дороги? 

 – Как же вы не поняли, профессор! – я решила защищать свое детище до последнего, – она же проходила свой путь в иной мир! Путь, понимаете? Дорога по-другому! Так что все раскрыто!

– Вот именно об этом я и говорю – притянуто за уши! Короче, Воскресенская, за уровень раскрытия темы – три с минусом, за наглость и изобретательность – пять. 

Забрав работу со стола, изображая всем своим видом скорбь непризнанного автора, поплелась к выходу. Вот так... Побывала, можно сказать, в лапах клинической смерти, примерила на себе шкуру вернувшейся «оттуда», спинным мозгом прочувствовала ледяной холод бездны и вот, столкнулась на выходе с черствой бездушной критикой на грани цинизма! 

Уже почти у порога до меня донеслось:

– М-м, кстати... Воскресенская, а что там в итоге случилось с той девушкой?.. Я вот тут подумал – а не развить ли вам на каникулах эту тему, уже не связывая себя рамками размера... ну и дорогой, соответственно...

– А как же «заезженная тема»? – буркнула я обиженно.

– Ах, вы об этом! Заезженная... ну так потому и заездили – любопытно ведь, черт побери! – в глазах Иосифа Давыдовича сверкнуло веселье, – дерзайте, автор, дерзайте!