Внеконкурсная работа № 4 Навеянное дорогой

Летом в середине восьмидесятых возвращался я в компании друзей из поездки по Кавказу. Две недели путешествий, по большей части пешком, с рюкзаком за спиной, оставили в памяти неизгладимые впечатлений. Фотоаппарат тоже не простаивал. Снимки горных вершин и быстрых рек, осторожных белок и других представителей фауны сулили хорошие фотографии.

Сутки в пути, дом, казалось, совсем рядом, но выявился один нюанс: чтоб добраться до своей станции, должны мы были пересесть на другой поезд, Только ждать его надлежало четыре часа.

Полдень. Мы на станции пересадки. А время будто остановилось, испытывая на прочность.

И вдруг Сашка спрашивает:

 – Ты помнишь Серегу, нашего одноклассника? Того, что жил в соседнем доме? – сказал и уставился на меня, пытаясь понять, догадался ли я, о ком он говорит.

– Никитина? Помню, и что? – не понимая, к чему он клонит, ответил я.

– А то, что он в больничке этого города так и обитает. В психушке.

– Как так? Я слышал, что его тетка к себе увезла после излечения. Ошибаюсь?

Сашка кивнул головой и добавил:

– Да, увозила, только он спустя месяц опять свихнулся, вот и был возвращен в больницу. Не знал? – и с удивлением посмотрел на меня.

Услышанное было для меня новостью. Когда мы учились в школе, Серега был моим хорошим другом. В один из весенних дней школу облетела новость: «Никитин в больнице». Как выяснилось, он устроил погром в квартире, порезал себе руки и пытался выброситься из окна. Наряд милиции и бригада «Скорой помощи» смогли его успокоить и отвезли в местную клинику. После уроков мы хотели проникнуть в больницу, но тщетно. Чем его лечили, не знаю, но когда я впервые встретился с ним после случившегося – оказался в шоке. Это был другой человек, с потухшим и ничего не выражающим взглядом. Мать Сереги, попросила меня проводить его в областную больницу, именуемую в народе желтым домом. Разве мог я отказать? Да мне и самому хотелось хотя бы этим помочь и ей и другу. Ехали мы в специально оборудованном автомобиле. Два санитара плотного телосложения, врач, Серега, его мама и я. За все время в пути он не проронил ни слова. И другие молчали. Только изредка перебрасывались отдельными фразами. А я боялся начать разговор первым, не зная, получится ли он. Больше недели после того дня пребывал в подавленном состоянии. Позже все вернулось на свои места. За лето несколько раз забегал к тете Клаве, Сережкиной матери, интересовался его здоровьем, но походило это больше на какую-то обязанность. Мне казалось, что именно так и думает мать друга. И вот теперь воспоминания вернули к событиям четырехлетней давности. Сидел, размышлял и не мог успокоиться.

– Послушай, – обратился я к Сашке, – мне нужно в больницу увидеть Серегу. Не буду тянуть время. Через пару часов вернусь. Говорил, а у самого ком в горле от нахлынувших чувств, в преддверии уже запланированной в мыслях встречи.

Нашел клинику быстро, уточнив лишь единожды адрес у случайного прохожего. Охрана? Сидел на входе, в будочке какой-то дядька. И никаких пропусков. Действительно: кто по доброй воле захочет здесь поселиться? Дядька позвонил кому-то, спросив предварительно фамилию больного, а потом предложил мне подождать во внутреннем дворике.

– Ты, сынок, погуляй пока здесь, сейчас к тебе дежурный врач выйдет. И не бойся этих, они смирные и безобидные. Буйных сюда не выпускают. Папиросы-то купил? – и, увидев мой утвердительный кивок, добавил, – ну и славно, иди, пообщайся с душевными. – И рукой указал направление.

Я знал, о каких папиросах он говорит. Еще когда привозили Серегу, обратил внимание на то, что санитары раздавали всем желающим сигареты и папиросы. Вот и я, памятуя об этом, забежал в магазин и купил три пачки «Беломора».

Внутренний дворик больницы, обрамленный с трех сторон зданиями в виде буквы «П», был уютен. Заасфальтированные дорожки, раскидистые липы, скамеечки создавали вполне душевную обстановку. Солнцем освещался только небольшой участок территории внутреннего дворика. Именно там и находилась основная часть гуляющих. Как только я был замечен, все пришло в движение. Меня окружили со всех сторон и начали с любопытством разглядывать. Некоторые трогали одежду и, получив только им известный результат, сообщали его шепотом рядом стоящим. Не описать то состояние, в котором я пребывал в те минуты. И они не забудутся до конца жизни.

 – А ты кто? – раздалось слева и заставило резко повернуться. – К кому приехал?

Говорил адекватно выглядевший мужчина, одетый в полосатую пижаму. Такая одежда была на всех гуляющих. Я ответил, а потом вспомнил о папиросах. Быстро распечатав пачки, стал угощать всех желающих. Руки тянулись со всех сторон. Казалось, что их во много раз больше, чем людей. Буквально за минуту папирос не осталось. А потом и пустые пачки кто-то забрал. От всего увиденного мне показалось, что пребываю в другом мире и очень долго. Только часы говорили об ином. Вышедший доктор объяснил, что разыскиваемый больной, в связи с особым случаем, месяц назад переведен в другую клинику. Посещения его, насколько ему известно, исключены.

– А вы ему кем приходитесь, другом? – спросил и, даже не пытаясь получить ответ, добавил напоследок. – И не ищите с ним встречи. Он никого не узнает. Из тяжелых больных оказался. Предпосылки для выздоровления отсутствуют. Нет у вас больше друга.

И ушел, как-будто растворился в окружающей обстановке.

А мне вдруг стало очень стыдно за то, что сам не предпринимал никаких действий, чтоб посетить хотя бы пару раз человека, который был мне когда-то настоящим другом.

Всю оставшуюся дорогу до дома молчал. Чувствуя мое состояние, меня не беспокоили. Только один раз, наверное, не вытерпев, Сашка спросил:

– У тебя все нормально? – и получив короткое «да», больше не обращался.

Ближе к вечеру того же дня, заскочив в продуктовый магазин, я направился к дому, где когда-то проживал Серега. Вспомнит ли меня тетя Клава, впустит ли в дом или развернет с порога? И насколько мое посещение уместно? Ответа не знал, просто шел, потому что должен был это сделать.