В пути

Шоссейная дорога плавно ложилась под колеса автомобиля. По такой трассе и ехать приятно, и машина слушается. Саша лишь придерживал ладонями руль, не любил водителей, которые, буквально вцепившись в баранку, напряженно вглядывались в дорогу, словно боясь, что вот-вот случится авария или еще что непредвиденное. Его отец не из таких – сев за руль чуть ли не в пятнадцать, с машиной он обращался виртуозно, да и сейчас еще порой сам ездил на дачу, хотя Саша с сестрой старались ему этого не разрешать. Старик обижался, сердился, но возраст брал свое – он стал хуже слышать и видеть, притупилась реакция, а раньше...

Посмотрев на дремавшего на пассажирском сидении отца, Саша улыбнулся, вспоминая то время, когда он был еще Шуриком, и они с отцом и сестрой каждое лето ездили куда-нибудь отдыхать. Лека сидела рядом с папой и была штурманом – на ее коленях лежал большой «Атлас автомобильных дорог СССР», и по нему они сверяли маршрут. Были там дороги главные, союзного значения, чуть потоньше – республиканского, а еще – второстепенные. Как-то по одной такой второстепенной в окрестностях Бобруйска они заехали в поле, где, кроме одиноко стоящего трактора вдали и стада коров, ничего и никого не было. Хорошо хоть тракторист на месте оказался. Он и объяснил незадачливым путешественникам, что дорога, конечно, есть, то есть была, проселочная, еще пару лет назад, а теперь – только на тракторе. Пришлось разворачивать и искать более цивилизованный путь.

Сколько они так изъездили дорог – не перечесть, а сколько городов посетили! И везде у отца были друзья, знакомые, коллеги, однокурсники, у которых можно было переночевать или пожить несколько дней. Если отец не брал путевку в Дом отдыха куда-нибудь на море, то поездку всегда планировали приблизительно – никогда не знаешь, где и как надолго остановишься.

Когда Шурику исполнилось двенадцать, и он смог с полным правом сидеть на переднем сидении, они с Лекой поначалу спорили и ссорились – кто будет штурманом, но отец быстро их примирил, четко отмерив каждому его часть пути.

Вообще, ехать было здорово – останавливаться около колоритных тетушек с ведрами фруктов и овощей, покупать персики, такие мягкие и сочные, что есть их можно было только на остановке, потому что, как ни стараешься, все равно весь измажешься сладким соком; пупырчатые огурчики, сладкие и хрустящие; огромные помидоры; желтые сливы (сливы были разные, но Шурик больше любил желтые). А на обратном пути домой везли вязанки лука, краснобокие обалденно пахнущие яблоки, картошку, желтые дыньки «колхозницы», огромные длинные кабачки и кругленькие патиссоны. По возвращении бабушкина кухня (она была больше по площади) на несколько дней превращалась в фабрику по переработке овощей и фруктов, а потом всю зиму Шурик с семьей, их друзья и родственники если домашние соленья и варенья и вспоминали летние поездки, рассматривая фотографии, сделанные отцом. Эти фотографии печатали в ванной в полной темноте при свете красного фонаря, но это – совсем другая история.

А еще в дороге пели. Песни военные и пионерские, современную эстраду и бардов, на немецком и на английском, а отец иногда и по-латышски пел, и было это так здорово – никакое радио не сравнится. Правда, у Леки совсем не было слуха, и Шурику с его абсолютным терпеть пение сестры – сами понимаете, но он терпел и даже говорил, что это ему совершенно не мешает, потому что пение было частью дороги, некой такой дорожной радостью, объединявшей их в единое целое, и лишать Леку этой радости он не мог.

Скоро Мценск, где можно будет поесть, а, скорее всего, и переночевать. Саша посмотрел в зеркало заднего вида на сестру и своих и ее детей, устроившихся на заднем сидении и в багажнике джипа. Мелкие тупили в телефоны, Лека читала, все тихо-мирно, но ему почему-то стало грустно.

– Лель, пап, а давайте нашу? – Саша посмотрел на отца и тихонько забарабанил по рулю вступление. – Где пурга тропинки заметает, где лавины грозные шумят...

– Эту песнь сложил и распевает альпинистов штурмовой отряд, – подтянул отец чуть надтреснувшим баском.

– Нам в борьбе родными стали горы, не страшны метели и пурга, дан приказ – недолги были сборы на разведку в логово врага, – подхватила и сестра, оторвавшись от книжки и слегка постукивая ногой в такт.

– Помнишь, товарищ, белые снега, стройный лес Баксанов, блиндажи врага. Помнишь гранату и записку к ней на скалистом гребне для грядущих дней. Помнишь, товарищ, вой ночной пурги, помнишь, как кричали в бешенстве враги... – раздалось вдруг громко и звонко с заднего ряда и из багажника. И это «кричали в бешенстве» рыком прокатилось по машине. Все мелкие, отложив в сторону гаджеты, воодушевленно пели. Оказалось, они и слова знают, и мелодию ведут абсолютно правильно, и даже во втором припеве точно спели «бежали в панике» и «проводил их ревом автомат».

Саша радостно улыбнулся. Все-таки они – семья, и это так здорово, вместе ехать куда-то и петь, тоже вместе.