Сколько жизней может быть у человека?
Иногда Вайолет казалось, что она, как та пресловутая кошка, наделена ими девять раз… И она умирала - чтобы в очередной раз выжить…
Джильберт Честер, 13 граф Шрусбери очень любил свою жену. Любил так, что когда она умерла, давая жизнь их единственному ребенку - родившейся на седьмом месяце Софии Терезе Вайолет, - невольно перенес горечь от потери на собственную дочь. Нет, он не возненавидел ее, он просто не мог ее видеть. Потому что сам факт ее существования напоминал ему о невосполнимой утрате.
Поэтому, оставив дочь на попечение кормилиц и отдав необходимые указание своему секретарю, граф - втайне надеясь, что девочка просто не выживет - сразу же после погребения тела жены удалился в Лондон, где, спустя год, снова женился - титул требовал от него наследника! Ровно через девять месяцев граф получил его - в виде здорового младенца, Эдварда Честера, будущего четырнадцатого графа Шрусбери - и окончательно забыл о существовании старшей дочери - вплоть до ее совершеннолетия, о чем, спустя пятнадцать лет, робко напомнила ему в своем письме гувернантка леди Софии…
В пятнадцать лет в ней все было «слишком»: слишком худа, слишком высока, слишком непропорциональна, слишком стеснительна…
- Ко всему прочему, - хмурилась графиня Шрусбери, бесцеремонно рассматривая новоявленную падчерицу, - еще и неуклюжа, словно русский медведь. И совершенно лишена шарма и манер.
- А волосы, вы посмотрите, какого цвета ее волосы! - продолжала она ужасаться, брезгливо кривя при этом свои очаровательные губки и закатывая глаза. - Они же рыжие! Со всем этим надо что-то делать! - вынесла неутешительный вердикт графиня.
София никогда не забудет свой первый выход: высоко сбитые волосы, уложенные с помощью деревянного каркаса и свиного жира и щедро припудренные сверху рисовой мукой - дабы уничтожить всякий намек на скандальный цвет; толстый слой грима - из яичного белка, глины, мела и еще, Бог весть чего - под которым она сама себя не узнавала; широченная юбка на кринолине, который был тяжел и, казалось, норовил зацепиться за все виды мебели; корсет, безжалостно стягивающий талию до осиной и грозивший переломить ее надвое; и декольте - бесстыже и недвусмысленно оголяющее ее полностью сформировавшуюся к тому времени грудь. Именно на эту грудь пялились все, кому не лень так, что Софии хотелось от стыда провалиться. Она чувствовала себя странно и одиноко в этом взрослом мире, полном блеска - словно лавка игрушек - и ничем не прикрытого цинизма.
Его звали Фрэнсис. Собственно его могли звать по-другому, спустя десять лет это не имело значения. Он был тот, кто, словно, не замечал ее недостатков, кто, не смотря на насмешки света, высказывал ей свое расположение, он был хорош собой, был вторым сыном виконта и беден. Другими словами, он был тот, кого называли охотником за приданным.
Убедив Софию в том, что граф никогда не отдаст ее за него, Фрэнсис уговорил ее бежать с ним на континент - справедливо полагая, что граф во избежание скандал, смирится с их браком.
Так в феврале 1743 года Софии впервые ступила на землю Франции.
Правда, до церкви влюбленные, если их можно было так назвать, не успели добраться - спустя всего неделю, Фрэнсис, проигравшись в пух и прах в каком-то трактире, был убит на дуэли. Еще через три недели София, которой уже было нечем платить за снятую Фрэнсисом комнату, получила от отца письмо, в котором тот сообщал, что его возлюбленная дочь, леди София Тереза Вайолет скоропостижно скончалась десять дней назад и была похоронена в семейном склепе, рядом со своей матерью, первой графиней Шрусбери. И тем не менее, не смотря на свое горе, - говорилось в письме, - граф преисполнился сочувствием к людям, очевидно из-за весьма стесненных жизненных средств отважившимся на такой грубый шантаж, и прилагает к своему письму небольшую сумму, в качестве, бескорыстного дара; молится за них и советует им как можно скорее раскаяться.
Ничего не понявшая София повторно написала отцу, рассказав, в какое безвыходное положение она попала и прося о помощи. Ответом ей было молчание. Еще через месяц, она поняла, что беременна, и снова написала отцу. И снова он не ответил ей. Правда, на этот раз ей были посланы слуги - средних лет мужчина и женщина, - был снят небольшой коттедж на отшибе и, очевидно, выделена какая-то сумма на содержание. Софии строго настрого запрещалось покидать коттедж, - слуги были немногословны, но настоятельны в соблюдении этого пункта - и девушка чувствовала себя словно в тюрьме, скитаясь из угла в угол своей комнаты и читая молитвенник - единственную книгу, которую ей было позволено иметь.
Еще через шесть месяцев она родила. Роды оказались тяжелыми и невыносимо болезненными.
- Мальчик, - наконец, отрывисто произнесла акушерка, передавая новорожденного врачу.
- Я назову его Артуром, - пробормотала пересохшими губами София, теряя сознание. Больше она никогда не видела своего сына.
Очнувшись после послеродовой горячки, в которой она провалялась, балансируя между жизнью и смертью, почти месяц, София с удивлением обнаружила подле себя совершенно незнакомую молодую женщину - француженку.
- Je n'en sais rien, - было ответом на все ее расспросы в отношении себя и сына. - Я ничего не знаю, мадам.
Постепенно София выяснила у своей новой горничной, что ее зовут Мари и что ее наняли, чтобы присмотреть за «мадам», пока та болела, и сообщить «кому надо» в случае, если она не умрет.
- Кому? - быстро спросила София.
- Не знаю, мадам, - пожала плечами Мари.
- Зачем?
- Чтобы отправить мадам в монастырь? - предположила Мари.
- Но я не католичка, - с жаром запротестовала София. - Никто не сможет. Никто не посмеет….
И осеклась, прекрасно понимая, что посмеют и что смогут.
За ней приехали одним из декабрьских вечеров. София была еще слаба и Мари проводила прибывшего поверенного ее родителей, - как он ей представился - в ее комнату. Он при ней открыл привезенный с собой пакет и зачитал содержимое - ее, Софии Карболь, мещанку по рождению, в виду душевного расстройства и потери памяти, предписывалось сопроводить в женский монастырь визитанток, что в Анси, где ей предлагалось провести остаток дней в смирении и молитве. Выезжать предполагалось немедленно.
Поверенный вышел, а София, позволившая Марии переодеть себя в простое дорожное платье, лихорадочно искала выход. И нашла. Стоило горничной выйти, как София, подойдя к окну, дернула на себя одну из створок, открывая ее. Ворвавшийся холодный порыв ветра потушил свечу и с грохотом захлопнул дверь в ее комнату. Испуганно вздрогнув, София в кромешной темноте поспешно перелезла через подоконник и свалилась на покрытую тонким слоем снега мокрую землю.
Она не помнила, как поднялась, как продиралась сквозь растущий около окон кустарник, за которым - София знала точно - лежала сельская дорога; как потом, задыхаясь и спотыкаясь, бежала, а точнее сказать, плелась по вязкой вонючей грязи. Ей казалось, что она уже вечность блуждает в этой непроглядной темени, когда вышедшая, наконец, из-за туч луна осветила стоявший неподалеку придорожный трактир. Но та же луна открыла преследователям Софии ее местонахождение. Она сделала отчаянный рывок к стоявшей перед крыльцом трактира карете, когда прогремел выстрел, и бок девушки обожгло болью.
- Je vous en prie… - прошептала она без сил, падая на руки выскочившего из кареты хорошо одетого господина. - Спасите меня, милорд…
Его звали Антуан Лобеспан, и он принадлежал к одному из старинных дворянских родов Франции. София так никогда и не узнала, было ли это имя его настоящим именем, как не узнала и то, была ли эта встреча действительно случайной или все являлось хитрой, рассчитанной до мелочей интригой.
В этот раз ей пришлось проваляться в постели дольше - почти три месяца. Ее еще не до конца окрепший организм с трудом пережил опасное ранение. Но ей - в который раз! - снова удалось приземлиться, фигурально выражаясь, на четыре ноги. Ей был предоставлен самый лучший уход - доктор, сиделка, горничная и экономка. Все они без исключения были доброжелательны и разговорчивы. Так что к апрелю, когда месье Лобеспан вернулся, чтобы проверить ее самочувствие, он нашел ее в вполне удовлетворенном состоянии и довольно сносно болтающей по-французски. Он внимательно и серьёзно выслушал историю Софии, хотя ей самой случившееся казалось нереальным и фантастическим, и предложил поехать с ним в Париж - чтобы хлопотать о возвращении в Англию через английское посольство. Окрыленная его словами, София тут же согласилась.
Но очень скоро радость обернулась настоящей паникой - в Париже выяснилось, что ее разыскивают как авантюристку, выдающую себя за высокопоставленную особу, которая на самом деле умерла. Теперь приходилось думать о том, как скрыться от преследователей. Так на свет появилась Вайолет Лобеспан, сестра Антуана Лобеспана, а спустя еще два месяца она стала и его тайной любовницей. А еще через полгода Вайолет узнала, что Антуан - английский тайный агент.
Скорее всего, Антуан был двойным агентом - поставлял данные как Франции, так и Англии, а может, и еще кому-то. Но тогда Вайолет восприняла его деятельность чуть ли не героической и сама предложила ему помощь. Еще одно заблуждение ее ушедшей юности. Сейчас, спустя десять лет, она могла с уверенностью сказать, что он никогда ее не любил, а лишь манипулировал ею, точно подводя к тому или иному выгодному для него решению. Она и сама стала такой - чтобы выжить в этом мужском мире. Но это было потом… Перед этим были пять лет постоянного обмана - в первую очередь, себя - и страха быть пойманной. А еще не прекращающихся поисков сына….
В тот раз они действовали по давно отработанной схеме: пока Вайолет, выдававшая себя за виконтессу де Глимон, отвлекала внимание прусского полковника, везшего оперативные данные о готовящейся передислокации войск; Лобеспан должен был найти и выкрасть вышеназванные документы в соседней комнате. К сожалению, все пошло не так, как задумывалось - неожиданно пруссак повел себя отнюдь некуртуазно, грубо схватив Вайолет и повалив ее на кровать. Она попыталась сопротивляться, но он ударил ее…
Вайолет не помнила, как в ее руках оказался нож для резки писем. На шум борьбы прибежал Антуан из соседней комнаты. Быстро оценив положение - истекающий кровью прусский полковник и дрожащая, все еще держащая в руках окровавленный нож Вайолет, он крикнул только «Бежим!». Это была сумасшедшая погоня - больше похожая на травлю. Их загоняли методично и умело, ни на минуту не теряя из виду. Их лошади постепенно стали уставать и на одном из поворотов над обрывом реки их карету просто занесло и сбросило в воду. Антуан погиб сразу - в результате перелома шейных позвонков, а Вайолет снова выжила. На этот раз ей понадобились вся ее хитрость и приобретенное за пять лет шпионской деятельности навыки, чтобы самостоятельно добраться до Шартра, где у Лобеспана был небольшой дом.
Вайолет инстинктивно чувствовала, что ее не оставят в покое, и хотела только одного - скрыться, переждать пока о ней не забудут. А для этого ей нужны были деньги и новые документы, и она их нашла - после продолжительных поисков в тайнике в спальне Антуана. Но кроме денег она нашла еще кое-что - копии расписок о регулярном получении денег от имени поверенного графа Шрусбери за «оказанную неоценимую услугу господином Лобеспаном в семейном деле графа» и письма, в которых с особой циничностью обсуждались методы наиболее эффективного использования «природных данных леди Честер» в добыче ценной для Англии информации.
Теперь она знала, что ей делать и где искать своего ребенка. Но для этого нужно было снова умереть - чтобы выжить.
Спустя три года на английскую землю ступила ничем непримечательная французская белошвейка мадам Вайолет Дильбар. А еще спустя какое-то время в одном из особняков квартала Ле Марэ поселилась леди Вайолет Честер, и в лондонском Свете заговорили о молодой жене престарелого виконта Ингестре, принадлежавшего к обедневшей ветви древнего рода Честеров. Вайолет не подтверждала возникшее заблуждение, но и не отрицала…
Вскоре она получила приглашение на свадьбу маркиза Уиндлсхэма, которое она с радостью приняла. Ведь совсем рядом от поместья маркиза находится поместье графа Шрусбери….