|
Маргарита, или Гретхен. Ей шел пятнадцатый год, и она была чиста и невинна, как дитя. Она выросла в убогом городке, где у колодца кумушки судачат обо всех и все. Они с матерью похоронили отца. Брат служил в армии, а младшая сестрёнка, которую Гретхен вынянчила, умерла. В доме не было служанки, поэтому все домашние и садовые дела были на её плечах. «Зато как сладок съеденный кусок, как дорог отдых и как сон глубок!» Эту вот бесхитростную душу суждено было смутить премудрому Фаусту. Встретив девушку на улице, он вспыхнул к ней безумной страстью. Сводник-дьявол немедленно предложил свои услуги — и вот уже Маргарита отвечает Фаусту столь же пламенной любовью. Мефистофель подначивает Фауста довести дело до конца, и тот не может противиться этому. Он встречается с Маргаритой в саду. Можно лишь догадываться, какой вихрь бушует в её груди, как безмерно её чувство, если она — до того сама праведность, кротость и послушание — не просто отдаётся Фаусту, но и усыпляет строгую мать по его совету, чтобы та не помешала свиданиям. И что же дальше? Она своими руками невольно умертвила мать, потому что та однажды не проснулась после сонного зелья. Позже она родила дочку — и утопила её в реке, спасаясь от мирского гнева. Кара не миновала её — брошенная возлюбленная, заклеймённая как блудница и убийца, она была заточена в тюрьму в колодках, ожидала казни. Испившая все беспредельное унижение публичного позора и страдания от совершенных ею грехов, Маргарита лишилась рассудка. Простоволосая, босая, пела она в заточении детские песенки и вздрагивала от каждого шороха. Фауст навестил ее в заточении, но она не узнала его и съёжилась на подстилке. Он в отчаянье слушал её безумные речи. Она лепетала что-то о загубленном младенце, умоляла не вести её под топор. Фауст бросился перед девушкой на колени, звал её по имени, разбил её цепи. Наконец она осознала, что перед нею Друг. «Ушам поверить я не смею, где он? Скорей к нему на шею! Скорей, скорей к нему на грудь! Сквозь мрак темницы неутешный, сквозь пламя адской тьмы кромешной, и улюлюканье и вой...» Она не верила своему счастью, тому, что спасена. Фауст лихорадочно торопил её покинуть темницу и бежать. Но Маргарита медлила, жалобно просила приласкать её, упрекала, что он отвык от неё, «разучился целоваться»... Фауст снова и снова теребил её и заклинал поспешить. И тогда девушка вдруг начала вспоминать о своих смертных грехах — и безыскусная простота её слов заставила Фауста похолодеть от ужасного предчувствия. «Усыпила я до смерти мать, дочь свою утопила в пруду. Бог думал её нам на счастье дать, а дал на беду». Прерывая возражения Фауста, Маргарита перешла к последнему завету. Он, её желанный, должен обязательно остаться в живых, чтобы выкопать «лопатой три ямы на склоне дня: для матери, для брата и третью для меня. Мою копай сторонкой, невдалеке клади и приложи ребёнка тесней к моей груди». Маргариту преследовали образы погибших по её вине — ей мерещился дрожащий младенец, которого она утопила, сонная мать на пригорке... Она говорила Фаусту, что нет хуже участи, чем «шататься с совестью больной», и отказалась покинуть темницу. Фауст порывался остаться с нею, но девушка прогнала его. Появившийся в дверях Мефистофель торопил Фауста. Они покинули тюрьму, оставив Маргариту одну. Перед уходом Мефистофель бросил, что Маргарита осуждена на муки как грешница. Однако голос свыше поправил его: «Спасена». Предпочтя мученическую смерть, Божий суд и искреннее раскаяние побегу, девушка спасла свою душу. Она отказалась от услуг дьявола. Но попасть в рай ей было не суждено: за грехи все же надо заплатить. Но спасение будет! Цена – невинная душа, которую надо спасти. Из года в год пытается Маргарита помешать Сатане совратить невинную душу в Валпургиеву ночь, и из года в год терпит поражение. Будет ли эта ночь ее искуплением, или же придется провести еще один год в аду? |