Совместный номер. Противостояние (СЛР 18+)

 » Глава 22

Arctic Monkeys – Are you mine?
Коннор
Если бы можно было предугадывать или предсказывать события. Говорят, это ни к чему хорошему не приведет, подсознательно не каждый готов к этому. Но иногда это кажется таким необходимым, особенно когда дело касается выбора пути на раздорожье, принятия решения, поиска выхода из трудной ситуации. Это решило бы все проблемы, невзгоды, тревоги, знать каждый жизненный поворот и иметь возможность управлять им. Понять бы, за что нам эти повороты?
Но будет ли жизнь интересной, если ты знаешь всё наперед, и перед тобой никогда не бывает неизвестности? Если у тебя происходит то или иное событие, значит, ты должен его пережить и способен выдержать выпавшие на твою судьбу тяготы. Каждое новое испытание делает тебя сильнее, изворотливее и выносливее. Человеческое существо по своей животной сущности способно преодолеть все передряги и свернуть горы.
Наверное, это касается и нас с Кирс. Видимо, кто-то сверху решил испытать нас на прочность, посмотреть насколько ловкие, изворотливые и живучие мы с этой девчонкой.
Мексика?! Это просто не вяжется в моей голове. Этот новый хер, поселившийся в клубе вместо Ройза, возомнил себя большим боссом без границ? У неё же личико известное и примелькавшееся, неужели он совсем ни хрена не соображает, что его привлекут за это? Хотя шест, стриптиз и клубные танцы – всё так тесно связано. Черт, может тут будет сложно придраться.
Сжимаю кулаки до хруста в костяшках. Ладони до ломоты чешутся что-то ударить или сломать, но тренировка, где бы я мог выместить всю свою злобу, отчаяние и ярость, мне сегодня не светит - слишком долго ехать.
Устало потираю ладонями лицо, сидя на диване в гостиной рядом с Мелани. Последние два дня меня просто вымотали, тревога за мою малышку выжала меня как губку. Я опустошен и обессилен. Кусок в горло не лез, сон не шёл. Я волновался за Кирс, всё время думал о ней. Где она, что с ней?
Не знаю, что и делал, если бы не ее звонок. Полиция мало чем смогла помочь, а этот новый мудила отморозился. Заметает следы. Мне бы горло этого подонка – с диким безумным голодом хочется задушить, так, чтоб отчетливо был слышен хруст шейных позвонков. Но у него много охраны, с ним нужно будет разобраться иначе, да и возможно ли? Нужно хорошенько подумать. Пока понимаю одно - здесь надо действовать аккуратно, и однозначно поговорить наперед с Алексом.
Самое важное сейчас вернуть мою девочку домой, и билет на самолет у меня уже есть. Через 2 часа рейс в Сьюдад-Хуарес, лететь туда почти 8 часов и еще час добираться на машине до поселения Гваделупа в штате Чихуахуа. Слишком долго, слишком опасно просто ждать, нужны действия, чтобы ее не перехватили, не вернули ему назад.
– Вылет в 10, там буду к вечеру. Но надо что-то придумать, как их удержать на месте. Наверняка и этот, - хочется сказать «хрен», но при матери Кирс я стараюсь выражаться без грубой ругани, которая потоком так и норовит вырваться наружу в адрес этого козла, - начал уже суетиться, ведь они на место не попали. – Напряженно вспоминаю, что же у меня может быть в Мексике, какая зацепка, может кто-то из соперников. С кем я дрался из мексиканцев?
Достаю из кармана мобильный и набираю Джейда, он помнит всех, досконально. Как облупленных, знает каждого – все промахи и достоинства. Вот он мне и скажет, кого я должен найти и кто сможет её перехватить, пока я не приеду за ней.
– Привет, – хриплый голос тренера как всегда не заставляет долго ждать.
– Джейд, нужна твоя помощь, я через пару часов лечу в Мексику. Мне нужен человек оттуда, есть кто на примете?
– Сандро Арриано, помнишь такого?
– Сандро, – твою мать, как же я мог забыть чувака, который уложил меня на лопатки менее, чем за пол часа и с двух трюков. Конечно, конечно это отличный малый и как вариант, он бы мог ее перевезти с девчонками в другое место.
– Зачем тебе в Мексику? Что там?
– Там Кирс. Пока это всё, что могу сказать, долгая история, но ее нужно вытащить оттуда и очень важно, чтобы я успел. – Больше ничего не рассказываю Джейду, это может быть опасным для всех. Лучше уже по приезду, хотя Джейд всегда меня понимал, если я не горю желанием рассказывать, значит, на то есть весомое основание.
Позвонив Алексу и достав контакты Сандро, я связался с ним. Выяснилось, что он живет в городе Эрмосильо соседнего штата Сонора, но Мексика огромна и ему тоже до той дыры добраться самостоятельно по времени займет, как и мне. Но всё-же ему проще: он местный, его знают, и договориться ему будет намного проще, чем мне, совсем не знающему местных заморочек и порядков.
Сандро – жилистый парень лет 25-ти, с фактурной статурой, сильный соперник на ринге и вполне хороший малый в жизни. Он договорился с местными полицейскими, с одним из следователей, открытое дело на девчонок замнут, а самих подопечных припрячут от нежелательных лишних глаз, что и необходимо до моего приезда, пока я их не заберу оттуда.
Взяв документы Кирстен, Рэйчел и третьей девушки, мчусь в аэропорт. Меня ждёт долгий путь.
Семь часов пути до Мексики проходят в нервном напряжении. Нервы, как струны, натянуты до гребанного предела, в жилах дико бурлит кровь, зная, что всё ближе приближаюсь к заветной цели. Скорее бы забрать ее оттуда, обнять, прижать к себе, смотреть в глаза, слышать ее дерзкий голос, осязать ее тело, чувствовать запах. Меня тянет к ней даже на чертовски-дальнем расстоянии. В мыслях возникает ее лицо, секундный зрительный контакт, как она кусает губы, как ее тело дрожит в моих руках, прогибается подо мной, и я горю в желании обладать ею, не просто тр*хать, а любить, наслаждаться её вкусом. И как эта дерзкая девица влезла в мою голову, до сих пор понять не могу. Может, потому что давала мне отпор? Мне кажется, что она видела мое нутро насквозь, что заранее знала мои тайны. Она именно из тех умных и самодостаточных с*чек, которые знают цену жизни. Они живут по кодексу совести – им лучше быть победителями в неприметной уличной драке, чем быть дешевым конфузным приемом на ринге с миллионами зрителей. Она будет жить по своим правилам, не имея ничего, чем быть на чужом содержании, ради комфорта. Этим она и цепляет – дерзкая, невозможная и незабываемая.
Рядом слышу шорох, зрительный контакт прерван и я возвращаюсь в самолёт. Всего несколько секунд мыслей о ней, и я ерзаю в кресле, желая поскорее сойти с самолёта. Объявляют посадку в аэропорту Сьюдад-Хуарес. У аэропорта должна ждать машина с водителем, который доставит меня до поселения Гваделупа.
Наконец, после долгих девяти часов пути, я на месте. Ищу следователя, сижу в комнате ожидания и жду. Сотни мыслей в голове проносятся одна за другой. Сейчас её увижу, осталось всего-ничего.
Blue – Fly by
Дверь несмело открывается, она входит, одета в футболку с полицейской нашивкой и простые серые штаны. Её горящий взгляд встречается с моим. Не знаю, что ее смущает, может я слишком откровенно её рассматриваю, но она неловко отводит глаза в сторону и ежится, как от холода. Странно, не такой, совсем не такой реакции я ожидал.
– Кирс, – окликаю ее, и она снова смотрит на меня. Но во взгляде всё та же неловкость.
– Спасибо, что помог нам, – несмело начинает девушка, – не знаю, что могло нас ожидать, если бы не ты. У нас забрали всё, и я даже не знаю, смогли бы мы самостоятельно вернуться домой… живыми… – она шумно выдыхает и с трудом произносит последнее слово, но я больше не жду. Не выдерживаю, не хочу слушать ее больше, не могу больше сдерживаться. Я встаю со стула и, притянув ее к себе, поднимаю ее подбородок, жадно впиваясь в губы поцелуем. Таким желанным и долгожданным. Я крепко ее держу, поэтому всё, что она может – это ответить мне, но её и заставлять не нужно, её ладошки обхватывают меня за талию, она сама прижимается ко мне, не менее пылко отвечая.
Проникаю языком, желая ощутить её вкус. Чувствовать её. Свежий запах геля для душа, смешанный с ее еле уловимым запахом, привкус фруктовой жвачки во рту с ее вкусом и в моей голове мутнеет. Я резко разворачиваю девчонку и рывком прижимаю ее к стене, рядом со стулом, на котором сидел. В ответ на мои действия она томно стонет мне в рот. Все эмоции потери, напряжения, ожидания вылезают наружу. Черт, крышу начинает рвать. Больше нет ни сил, ни желания держать себя в руках.
– Кхм-кхм, – слышу, как кто-то прочищает горло за моей спиной, – эй, вы в полицейском участке, уже и подождать немножко нельзя?
– И тебе привет Рэйч, – нехотя отстранившись, улыбаюсь смеющейся Рэйч, – не сдержался.
– А что, круто. Он показал, как соскучился по своей малышке, – толкает её в плечо другая девушка, видимо та самая Пантера, с которой Кирс работала в клубе.
– Точно, – отвечаю обеим, – соскучился жутко. – Еще раз наклоняюсь к Кирс и мягко трусь своим носом о её прямой, и только снизу слегка курносый носик. – Поедем домой?
– Мы все так хотим, парень, давай уже к делу, домой хочется. – Пантера снова меня охлаждает. Я подожду. Уже совсем немножко, главное то, что Кирс не отстранилась, не отвернулась от меня.
Еще час разговора со следователем и мы возвращаемся в Сьюдад – Хуарес. Заказав билеты на завтрашний рейс, заезжаем в отель, и я бронирую двухкомнатный номер, один на всех, чтоб присматривать за девчонками. Я безумно соскучился по моей малышке, хочу побыть с ней наедине, но сейчас их безопасность для меня важнее, хоть к нам и приставили двух патрульных из местной полиции в сопровождение до самого рейса.
– Слушай, – тихо толкает меня в плечо Рэйч, пока Кирс о чём-то оживленно болтает с третьей девушкой, – мы никогда не были в Мексике, да и вопрос, будем ли ещё? Может куда-то зайти? Так охота выпить, мы тут чуть не сдохли!
– Рэйч, не думаю, что это хорошая идея, - чуть прищурившись, обдумываю ее предложение. Я уже и без того был на грани, потерять мою девочку во второй раз я не могу.
– С нами копы. Мы всё-таки теперь охраняемые Мексиканскими законами и с известным бойцом, вот сейчас нас точно уже не тронут. Услышав о чём речь, к ней присоединяется и Пантера, уговаривая меня уже вдвоём.
Подумав над их убеждающей речью, я неохотно, но соглашаюсь. В конце-концов, это пусть небольшая, но всё-же разрядка за последние несколько дней, которые просто вытрясли душу до изнеможения.
Полицейские нас сопровождают в один из местных магазинов одежды, куда мы успеваем буквально за полчаса до закрытия, и девушки одеваются, сменив данную им в полиции чистую одежду, а затем в бар, рекомендованный одним из полицейских.
Уже на пороге звучат латинские мотивы, и Рэйч прыгает, потирая руки.
– Ой, давайте скорее, хочу в бар. – Она тянет за руки остальных девушек и уводит в толпу. Качаю головой, какие же разные эти две подруги – насколько заводная Рэйч и рассудительная Кирс. Посмеявшись нетерпеливости Рэйч, мне остается только следовать за ними.
В небольшом баре, полно народу. На сцене играют музыканты и люди, кучно собравшись на танцполе, танцуют. Смело, чувственно и откровенно. То ли женщины намеренно соблазняют мужчин, не знаю, но выглядит это больше как прелюдия.
– Ого, как круто! – замечает рядом Рэйч, – прям, как в «Грязных танцах». Я там такое видела. Супер! Но нам лучше к бару, – она тянет всех к барной стойке, мимо страстно танцующих пар, – я еще столько не выпила и не в том настрое, чтоб такое вытворять.
– И я, я тоже хочу, – подхватывает Пантера, и они вдвоём утягивают невинно улыбнувшуюся мне и пожавшую плечами Кирс к бару, снова уводя ее от меня.
Заказываю им по несколько стопок текилы. Девчонки веселеют, расслабляются. Кирс сидит между о чём-то трещащими подругами, но её потемневшие глаза внимательно смотрят на меня. Это именно тот зрительный контакт, о котором я вспоминал в самолёте, тот взгляд, который снова мечтал увидеть.
Ночью она будет со мной, но мы будем в номере не одни, а я до боли в зубах, как при ломке, хочу к ней прикоснуться. Член ужасно ноет в штанах от возбуждения и тесноты в джинсах. Я просто не могу больше терпеть, я хочу ее почувствовать. Пусть и всего-лишь танцуя, при всех. Пусть хоть так, но обладать ею.
Быстрые заводные ритмы сменяются медленной сальсой. Встав со своего барного стула и протянув ей руку, тяну за собой её на танцпол, немного пробираясь в толпу.
Танцпол забит разгоряченными телами до отказа, на грани помешательства двигающимися под звуки медленной страстной латинской музыки. Душно, исступленно, чувственно, крышесносно. Эта атмосфера неконтролируемых эмоций заполняет все уголки клуба и передается на каком-то внутреннем уровне. Сердце бьется сильнее, дыхание учащается.
Ее глаза с озорными огоньками лихорадочно блестят в неприкрытом желании, а игривая манящая улыбка намекает, что вызов этого боя по соблазнению принят. Она тает в моих руках, растворяется, выгибая тело мне навстречу. Дурманящий страстный ритм чувствуется каждой клеткой тела, напряжением, натянутым нервом. Шаг, еще шаг, мы настолько близко, что я чувствую ее запах, ее дыхание, ее учащенный пульс. Сантиметры между нами стираются, градус температуры поднимается, на коже проступает испарина, контроль потерян, руки жадно шарят по телу, влажные губы и язык щекочут, дразнят, распаляют. Кажется, еще секунда и я просто взорвусь. Хочу ее, безумно, некотролируемо.
Я знаю, что должен ее отпустить. Она еще не знает этого, но я обещал, ее мечта детства и мамины усилия были для них чем-то высоким и недостижимым. Я не могу это разрушить, просто не имею права, и я ее отпущу, отправлю туда сам, но сегодня… сегодня, сейчас, в этот миг она будет только со мной, принадлежать только мне.
И я уже не отпускаю её, все шесть или семь танцев, уже сбившись со счета, сколько мы стоим в толпе на танцполе. Я её ощущаю, чувствую. Подхватываю ее под попу, и она уже сидит на мне, обвивая ногами талию. Мы шумно дышим, наши тела прижимаются, капельки пота стекают по влажной коже. Как удержать равновесие и не перейти за черту, когда неподвластные тебе инстинкты берут верх, когда вожделение зашкаливает? Я готов быть с ней где угодно, ворваться в неё в уборной, в подсобке или… да хоть здесь, прямо на танцполе.
– Я хочу тебя, здесь, прямо сейчас.
– Нельзя, - томно стонет она в губы, – ты безбашенный, – лукаво улыбнувшись, Кирс снова меня целует. С языком, влажно, проникновенно. Черт, заводит дико.
– Знаю. Но ты же сама меня провоцируешь. Ты же сама этого хочешь.
– Хочу, но мы потерпим, – Кирс, мягко поцеловав меня в щеку, отстраняется.
– Тогда слезай с меня, иначе я не удержусь. Ты не представляешь, как я волновался за тебя детка, как переживал. Я как умалишённый метался, пытаясь хоть что-то сделать.
Она наклоняет мою голову к себе, прижимаясь лбом, нежно улыбаясь и преданно смотря в глаза, со скатывающимися по щекам слезами. Она плачет, не скрывая от меня слёз, таких искренних и счастливых. Последний раз она плакала при мне совсем не от радости, и я испытываю массу эмоций, видя ее слёзы и блестящие сияющие глаза. Большими пальцами вытираю, намеренно отдельно прикасаясь к каждой слезинке, стекающей по щеке, желая чаще и больше прикасаться к её коже.
Мы находим её подруг у бара, уже навеселе и изрядно подвыпивших. Время довольно позднее, все соглашаются ехать в отель и поспать перед рейсом. Руку Кирс я так и не отпускаю - слишком долго переживал, слишком долго был в неведении.
В нашем номере две комнаты, но стены и дверь довольно тонкие, чтобы мы могли что-либо сделать с Кирс, чего бы не было слышно за дверью. И все мы измотаны и впечатлены последними сутками, всем нужно отдохнуть и выспаться перед самолётом.
Кирс, приняв душ, ложится в постель, быстро накрыв ноги одеялом. Но от меня ей не удается спрятать то, что она пыталась поспешно скрыть от моих глаз и я стаскиваю с неё одеяло, оголяя ноги.
– Покажи, не прячься от меня.
– Коннор, не стоит… – она вертит головой, немного поморщившись и натягивая одеяло назад.
– Покажи, – более напористо тяну одеяло на себя, – Кирстен, покажи мне раны.
Сделав глубокий вдох, девушка отпускает одеяло. Рваные раны на её ногах превратились в немалые рубцы. Она морщится в отвращении и отводит лицо со слезящимися глазами в сторону. Вот на что способна Роуз, её гнилая сущность. Она всегда будет обвинять меня во всех своих грехах и бедах, и жить за счет других. Так ей будет выгодно всегда. По моей вине так вышло и мне это исправлять.
– Эй, не плачь. Малыш, это временно, ты же помнишь наш с тобой контракт? Ты должна написать обо мне книгу, а оплата за неё – твоя пластическая операция. Всё будет хорошо, детка.
Кирс вытирает слёзы тыльной стороной ладони и прижимается ко мне. Обнимаю свою девочку, нежно, ласково и успокаивающе поглаживая по голове. Мы выключаем ночник, и она, прильнув ко мне, тихонько сворачивается калачиком рядом.
Она напишет эту книгу, по её принципам, без этого нам не обойтись, и я ей дам такую возможность. Только это будет на тех условиях, к которым я и сам пока не готов и не знаю, буду ли. Контракт Алекс заключил на то самое издательство, где она должна проходить практику. И уже не важно, что она думает по этому поводу, она туда поедет, уже однажды отказавшись от поездки ради меня. Зная теперь, каких усилий это стоило ей и её матери, я просто не могу поступить иначе, впервые в жизни я отступаю для свершения чьей-то заветной мечты, не моей, но значащей для меня не меньше, чем моя собственная. Она упорно шла и стремилась к этой цели и столько бед, свалившихся на эти хрупкие плечи, не потопили её. Эта девушка сильная и выносливая, и она достойна своей цели, её мечта обязана осуществиться, теперь уже любой ценой.
Утром снова касаюсь ее, где могу, ловлю любой миг и возможность. Как же тяжело томиться в ожидании, желая её. Но всё станет возможным уже сегодня, я возьму себя в руки – моё тело натренировано на выносливость и я потерплю, думаю, награда будет того достойна.
В утреннем аэропорту Сьюдад-Хуарес не людно и полно мест в зале ожидания, куда мы направились за кофе. Наш рейс, на удивление ранний, почти в 7 утра и ободряет то, что к вечеру мы уже будем дома. Девчонки немного помятые, с лёгким похмельем, но довольные и бодрые. Выпив кофе и дождавшись объявления на посадку, проходим регистрацию на рейс домой.
Сев в самолёт, мы держимся за руки. Кирс кладет голову мне на плечо. Тревоги нет, внутри тепло и спокойно.
– Спасибо тебе, – тихо шепчет, стискивая мою ладонь, Кирс, – за всех нас.
– Кирс перестань, ты же сама знала, начав искать меня, что я тебя не брошу в беде. Знала ведь? – развернувшись к ней, пристально смотрю девчонке в глаза, укоризненно подняв бровь.
– Знала, - она смущенно улыбается, – у меня больше и нет таких знакомых.
– Которые могут быть твоими протеже? – срывается у меня с языка. Черт, обидится она на такое?
– Ну да, мы так серьезно попали. Рэйч пыталась меня защитить, да и саму не пустила изначально в клуб. Я очень ей обязана и не могу рисковать ею. Сами бы мы никак не вырвались отсюда.
– Давай уже не будем думать об этом. Ты скоро будешь дома, и тебя ждут мама и брат.
– Да, – она заметно светлеет, и её лицо озаряется улыбкой, – Рождество с семьёй, дома, с маминым яблочным пирогом с изюмом, бабушкиными медовыми пряниками с корицей и пряным ароматным глинтвейном, байками брата, рождественскими фильмами, ярмаркой, катанием на катке, как же я хочу домой!
Ее воспоминания дразнят меня. Глинтвейн, печенье и вся эта детская суета меня не заботит. Да, отец в детстве пытался на Рождество мне что-то купить, но это был обычный поход в магазин и выбор игрушки с зимних распродаж. Ничего такого. Поэтому, даже интересно, почему вся эта дребедень у неё вызывает такой восторг? Почему говоря об этом, у неё такой блеск в глазах и тёплая сияющая улыбка.
– Ты будешь с нами на Рождество?
Ее вопрос застает врасплох. Мне хочется, чтобы она была рядом со мной, но у нас разные пути. Она не вписывается в мою жизнь, а я – в её. Что ей сейчас сказать? Что я отвезу её домой, побуду месяца два, пока ей сделают операцию и на этом всё? Что я могу ей обещать?
Ей нужно на практику Wolters Kluwer в Нидерланды, мне – на новый сезон рестлинга в Лос-Анджелес. Эти отношения будут тупиковыми – мы никак не сможем быть вместе, мотаться друг к другу, да и мой образ жизни: тренировки, бои, фанатки, пресса – она явно не в восторге от всего этого, сможет ли она с этим мириться?
– Буду, – улыбаюсь, прикрыв глаза и откинувшись на спинку кресла. Я не хочу её огорчать, что это всё ненадолго, что скоро уеду. Не сейчас.
В дороге она вспоминает их семейные посиделки у телека с пиццей и разной хернёй, такие простые и обычные, кажущиеся незначительными, моменты рядом с близкими, которые начинаешь ценить только вдали, когда понимаешь что это были действительно важные моменты в кругу тех, кто тебя любит, ценит и понимает, пусть даже вы занимались всякой хренью.
В ее воспоминаниях и болтовне мы проводим почти всё время в самолёте. Но я всё думаю о своем, слушая ее только наполовину. Ее жизнь вполне размеренна и сможет ли она влиться в мой иногда бешеный и бесконтрольный ритм? Что с нами случится за тот год, пока она будет проходить практику в Нидерландах? А может, всё-таки не стоит ничего разрушать, может у нас есть шанс? Но сам же понимаю, что хватаюсь за жалкие попытки удержать отношения без будущего. Даже если я буду изредка прилетать к ней, то, как это будет в остальное время. В сезон боёв? Это будут электронные переписки и звонки? Я буду ревновать, да и она возможно, тоже. И на сколько нас так хватит? Ненадолго, это уж точно. Тогда стоит ли даже пытаться? Потом ведь будет больнее и ей и мне. Но что бы я не думал, просто я уехать не могу, головой понимаю, что нет вариантов, но всё остальное во мне кричит забить на хренов здравый смысл и не отпускать её, прочно и наглухо засевшую во мне.
После посадки самолёта, отправляю девушек на такси домой, где их встретит Келз и присмотрит пока за ними, а мы с Кирс едем к ней. На пороге нас встречают Мелани, Хельга – соседка, помогавшая ей в последние дни, когда Кирс пропала и Кэвин.
Кирстен с матерью, разрыдавшись, бросаются друг другу в обнимку. Кэвин подходит к ним и тихо обнимает обеих. Хельга стоит рядом, улыбаясь и вытирая слёзы.
– Спасибо тебе, Коннор, – поднимает на меня заплаканные глаза Мелани, одной рукой подзывая меня к ним, и обнимает. Теперь и я стою с ними. Хренова семейная идиллия. И я это сделал, я справился. Нереальное чувство удовлетворения и приятного тепла разливается по телу. Я вернул Кирс домой, воссоединил семью. И я могу разделить этот момент с ними.
После небольшого ужина, Кирс зашла в гостиную посмотреть на елку и всякие рождественские безделицы, расставленные в разных уголках комнаты. Сегодняшним вечером на елке включили гирлянды и она переливается и искрится маленькими, то ярко вспыхивающими, то быстро затухающими цветными огоньками. Отблески от огоньков пляшут в сияющих глазах Кирс.
И снова во мне вспыхивает вожделение, которое я пытался погасить, утихомирить. Она, как-будто почувствовав это, поворачивает голову в мою сторону, ловит мой испытующий взгляд, приоткрывает губы, облизывая нижнюю, и шумно выдыхает. Чувствую моментально накатившую ноющую боль в паху.
Твою мать. Что ты делаешь, Кирс?
И я больше не слышу свой разум, просто не слушаю его. Внутренний голос, то ли на минимуме, то ли совсем вырублен. Я как полоумный самец - только чувствую то, что хочет моё тело. Я желаю эту девчонку.
Я и сам не успеваю опомниться, как уже веду ее по лестнице вверх за собой в ее комнату. Знаю, что в чертовом ящике ее стола лежит то самое письмо, которое положит всему конец, ну и хер с ним, я не готов отказаться от неё прямо сейчас, это бесконтрольное состояние выше моих сил.
Снимаю, почти разрывая на ней одежду. Швы трещат, ткань расползается, падая на пол ошмётками прежней рубашки. Я толкаю ее на кровать, нависая над ней сверху, напористо её целуя, кусая губы, остервенело впиваясь в них. Она стонет, тяжело дышит, ее пальцы скользят по мне, тянутся к поясу джинс. И последняя капля контроля испаряется. Я хочу большего, хочу проникнуть в неё, сейчас, не ждать, не мучить себя. Стянув с нее остальную одежду, я ласкаю ее грудь, прикусываю кожу, спускаюсь ниже. Она уже влажная, очень. Ее движения завлекающие, для нее это важно сейчас, как и для меня, полностью чувствовать. Отбросив назад джинсы с боксерами, я проникаю в неё одним толчком. Резко, и не дожидаясь пока она привыкнет, набираю нужную мне скорость, желая быстрой разрядки. Слишком долго ждал, переживал за неё, скучал.
Она начинает громко стонать, подаваясь бедрами вперед, переходя почти на крик, прогибаться, царапать спину ногтями, а внутри сжимать меня. Со спины по позвоночнику проходит точечный разряд, а в глазах начинает искрить. Такое долгожданное удовольствие пробуждает мой заснувший на время рассудок. Только сейчас, глубоко в ней, я ощущаю, насколько сильна моя, невидимая на первый взгляд, привязанность к Кирстен.
Я хотел её любить. Но сейчас понимаю, что своим характером она сама того не осознавая, привязала меня к себе, пробудила во мне то, что я давно не чувствовал – она разбудила во мне зверя, живущего и спрятанного где-то глубоко. И если это продолжить - она станет моей зависимостью. На расстоянии это будет безумием, и у меня просто снесет крышу. Я снова буду яростно и беспощадно крушить всё без разбора.
Нет, допустить это я не могу, только не с ней. Я обещал ее матери, что верну ее девочку домой, чтоб мечта девчонки сбылась, и я должен смириться с этим.
И я уеду как можно раньше, пока еще хоть как-то это контролирую и мне не наплевать на ее цели; пока я слышу еще кого-то кроме самого себя; пока еще не поздно, иначе совершенные мною ошибки, возможно, станут переломными, а наши судьбы – сломанными.
_________________

спасибо за главу!
_________________

Спасибо большое за главу!!!
___________________________________

Спасибо за продолжение!
___________________________________

Юля, спасибо за продолжение!
___________________________________

Спасибо!

 » Глава 23

Birdy – Skinny Love
Кирстен
Даже сквозь сон я чувствую, что он рядом, тянусь к нему, так хочется мне понежиться в его объятиях, таких сильных, и в то же время таких нежных. Они мне кажутся сейчас настолько жизненно-необходимыми, что возникает ощущение, будто без них я просто не смогу существовать. В его руках, крепко прижимающих меня к себе, я чувствую себя в безопасности, наконец, за последнее время.
Но мне не спится. Не знаю, что со мной, может это всё переживания и тревоги последних дней, но беспокойство не уходит, даже не знаю почему. Внутреннее терзание не даёт покоя, безмолвно кричит во мне и, затаив дыхание, тихо, стараясь не разбудить его мирно спящего, встаю и спускаюсь в гостиную.
Канун Рождества. Весь дом наполнен атмосферой грядущего праздника. Заглядываю в окно, на подоконнике белесым полотном лежит снег, на улице тихо и мирно. Освещенная светлыми пятнами фонарей, она искрится от снега и спит крепким зимним сном, спокойно и умиротворённо.
В тихой комнате темно, пахнет хвоей, и мягким мерцанием сияют огоньки на елке, переливаясь цветными искорками, то ярче, то тусклее. Под нижним рядом огоньков дружно скопившись, стоят, запакованные в яркую обертку и ленты, подарки, ожидающие своего часа.
Сажусь в кресло возле ёлки и вглядываюсь в блики, скользящие по новогодним игрушкам, возникающие с каждой новой импульсной вспышкой гирлянды. Как ритм сердца: тук-тук, тук-тук, тук-тук…
На душе становится теплее, и я улыбаюсь, искренне радуясь тому, что у меня есть. И не нужно больше. Наше счастье может быть в таких простых вещах как здоровье и безопасность родных, любовь и поддержка близких и даже банальный праздник, когда вся семья в сборе. За спешкой к чему-то новому мы просто этого не замечаем. А может, стоит задуматься над этим, на секунду остановиться и, оглянувшись назад, понять, что для тебя действительно является важным?
Мама уже дома, с ней всё хорошо, в клуб я больше не поеду, подруга и я в безопасности, рядом любимый мужчина, что же не так? Почему, меня что-то беспокоит?
В пижаме зябко и кожа покрывается мурашками. Потерев себя, пытаясь согреть ладошками, тяну с подлокотника плед и закутываюсь в него. Тепло, мягко и по телу разливается приятная нега. Шумно выдохнув, снова смотрю на огоньки.
Для себя я уже решила, что буду с Коннором. Доучусь в институте, откажусь от практики и останусь в Штатах, найду работу, буду ухаживать за мамой, а если нужно – то поеду с ним в Новый Орлеан. Какого бы я мнения о нём не была, когда мы познакомились, Коннор доказал, что оно было ошибочным. Это всё маска, прикрытие, чтобы никто не мог докопаться до истины, что перед ними ранимая душа с нелёгкой судьбой. И я-то знаю, какой он на самом деле, он столько для меня сделал, как я могу в нём сомневаться, в его искренности? Что же тогда меня грызёт? Гложет какое-то странное чувство и хочется верить, что это просто усталость. Я сильно нервничала, переживала, боялась. Слишком много всего пережила.
Слышен отвлекающий шорох, и я поворачиваю голову на звук.
– Эй, ты чего убежала, – Коннор садится передо мной на корточки, и в его взгляде вижу пляшущие искорки огоньков.
– Не спалось, не хотела тебя будить.
– Не спалось? Кирс, что тебя беспокоит? – он настороженно вглядывается в меня.
О нет, даже не хочу говорить ему, что уже начинаю потихоньку страдать паранойей и навязчивыми плохими мыслями. Мы сами склонны притягивать плохое, поэтому даже делиться этим не стану, это нужно забыть, как вчерашний прожитый день.
– Всё хорошо, устала просто, – улыбаюсь, стараясь не выдавать свою тревогу и наклонившись к нему, провожу рукой по его щеке, едва касаясь кончиками пальцев. Его взгляд серьёзный и настороженный. – Всё хорошо, правда.
– Идём спать, – он поднимает меня на руки, завернутую в плед и несёт назад в кровать, – твоя мама нам обещала настоящую суматоху Рождества и просила нас выспаться, помнишь?
– Угу, – сонно бормочу, свернувшись на его руках. Как же с ним всё-таки спокойно. Чувствую себя, как за стеной из гранитного камня – моей тяжёлой крепкой стеной.
Прямо с самого утра мама забирает Коннора с собой, и они уезжают, оставив меня и Кэвина на кухне. Но и мы не скучаем. По дому разливается сладкий пряный аромат пирога из духовки, Кэвин режет овощи на салат, а я занялась индейкой.
Под вечер мы накрываем стол, Коннор привозит к нам бабушку. Вся семья в сборе, мама немного суетится, чувствуется предвкушение теплого семейного праздника.
Расставив последние подарки под елкой, она зовет всех к столу. Атмосфера странная. Мы все сидим за одним столом и немного переглядываемся. Конечно, я и надеяться не смела, что Коннор будет с нами на Рождество, но вот он, а мне неловко.
Тишину разряжает голос Кэвина с вопросами о предстоящих боях Коннора. Мы все подключаемся, становится немного проще, но совсем ненадолго. Ужин подходит к завершению, когда мама неожиданно встает из-за стола и, взяв под ёлкой одну из коробок, возвращается к нам, протягивая её Коннору.
– Это вам, дети. – Вижу, как она взволнованно смотрит на коробку и на Коннора.
За столом снова воцарилась тишина, слышен только шелест разрываемой бумаги. Коннор открывает крышку и задумчиво с лёгким недоумением на лице смотрит внутрь. Пытаясь понять его озадаченность, заглядываю в коробку и моё сердце замирает. Я забываю, как дышать, глядя на содержимое подарка. На первый взгляд там ничего особенного – шерстяной зимний свитер с норвежскими мотивами и пара теплых носков, но я знаю к чему это, и в горле пересыхает.
И мама рассказывает ему наш семейный обычай, что этот комплект вещей для пары – одна вещь ему, одна – ей, а вместе они одно целое, один неразрывный комплект.
Мама! Господи, мам, что же ты делаешь? Я не знаю, как он это воспримет. Примет или убежит? Между нами такая тонкая нить! Я в нём так не уверена, совсем не уверена…
Мама продолжает говорить о том, что Коннор так много для нас сделал, стал для неё сыном, нашим полноправным членом семьи, и мы с ним теперь связаны. Рассказывает, что так и она получала вещи, и моя бабушка, но я почти не слышу этого, её слова становятся просто фоном. Я потрясена её подарком. Для меня это много значит, слишком много. И он… он тоже стал для меня незаменимым. И я боюсь его реакции.
Тянусь за стаканом с водой, трясущимися от волнения руками, отвернувшись от него и мамы, чтобы прочистить пересохшее горло. Судорожно сглотнув, и резко втянув носом воздух, я решаю вмешаться в этот процесс.
– Мам, спасибо. – Забираю из коробки пару носков, всё-ещё боясь посмотреть на Коннора, и встаю из-за стола. Вручив свои подарки, с улыбкой, иду в кухню включить чайник.
Не умею я ни долго кривляться, ни ехидничать. И сейчас натягивать напускные эмоции для меня будет неестественно и сложно. Уж лучше я остыну на кухне в одиночестве, хотя-бы не надо ни перед кем притворяться, что всё хорошо. Я остыну, переживу свои эмоции здесь и вернусь к ним после того, как немного отойду.
– Тебя смутил мамин подарок. – Слышу приближающиеся шаги за спиной.
Черт. Он понял, как меня это задело.
– Да, это слишком важно для меня, слишком… слишком интимно. Я не знаю, приняла ли я бы в другой ситуации этот подарок, мы просто оба не могли ей отказать, верно? – Поворачиваюсь, откровенно глядя ему в глаза и охватив плечи руками, словно защищаясь от несказанного мне ещё ответа, но уже боясь его. ¬– Ведь ты же понимаешь, какую смысловую нагрузку это несёт.
– Кирс, но она же не сказала, что хочет прямо сейчас помолвку и всего, что следует дальше. Ты боишься, что я сбегу, понимая, к чему ведёт её подарок?
– А ты не сбежишь?
– Я согласен, что всё слишком рано, но я не сбегу. А твоя мать, ну для неё мы просто с тобой многим связаны.
Он воспринял это проще, чем я ожидала. Чувствую, как тревожное напряжение уходит, сменяясь расслабленностью облегчения. Как камень с души. Это же его не оттолкнёт, в дальнейшем?
Но всё оказалось проще. Он принял от мамы свитер, подарил Кэвину абонемент на вход в арену во время рестлерского сезона, чему Кэвин был безгранично рад. Обстановка немного разрядилась.
Рождественский день прошёл весело и беззаботно: мы катались на коньках, играли в снежки, пили горячий Глинтвейн, смотрели в очередной раз, затертый ежегодным просмотром до дыр, «Один дома» с Макколеем Калкиным. Казалось, мы забыли за мамин подарок и всю неловкость, связанную с ним.
Но дни шли, Рождественские каникулы закончились и каждый вернулся в свою повседневную жизнь. Я восстановилась в университете, Коннор вернулся в Новый Орлеан. Но вскоре он приехал опять, забирая меня в Орлеан, уговорив на операцию.
Ему особо долго и не пришлось меня уговаривать. Шрамы у меня большие, глубокие, а быть его девушкой, на виду у всех, да и самой видеть каждый день свои ноги не было внутренних сил. Я просто смирилась с тем, что есть, и была рада, что осталась живой, но он подарил новую надежду и я поверила. Он убедил, что всё будет хорошо, что так нужно и что я потом это отработаю. И я согласилась.
По палате снуют туда-сюда медсестры, подключая разные приборы и проводки к моему телу. Одна из них, взяв мою руку, туго сминает мне запястье, нащупывает вену и ставит иглу с трубочкой. По тонкой трубке подсоединенной капельницы, как по артерии струится прозрачная жидкость. Моё тело готово, я подготавливала себя к этому моменту, но страх есть, причем жуткий. Я очень волнуюсь, меня бросает в дрожь, всплеск адреналина гоняет кровь по венам, как заядлый гонщик по автодрому, учащенно дышу, и от его взгляда это не уходит.
Коннор обходит кровать с другой стороны, берет мою ладонь в свою и мягко гладит тыльную сторону шершавыми подушечками пальцев, нежно водит по костяшкам большим пальцем.
– Малыш, всё будет хорошо, – на его лице мелькает улыбка, но как-то натянуто, я бы даже сказала напряженно. Ему тоже не по себе, как и мне.
Откуда-то сверху возникают руки, и на моё лицо опускают маску. Раздается щелчок и она начинает шумно заполняться кислородом. Веки тяжелеют, в глазах всё растворяется, звуки становятся приглушенными, а потом и вовсе уходят на второй план.
– Я здесь, я буду рядом… – откуда-то отдаленно слышу слова в сером непроглядном тумане, который втягивает меня всё сильнее и сильнее в темный непроглядный кокон.
Я в серой пустыне. Иду и протягиваю руки вперёд. Туман сплошной, не вижу ничего перед собой, и очень хочется пить. Слышу собственный кашель. Появляется горьковатый привкус во рту. Звуки становятся чётче, слышу шорохи, едкие запахи лекарств. Начинаю чувствовать себя, своё тело. Немного открываю глаза, щурясь от света, фокусирую свой взгляд, ищу…
Вот он – Коннор дремлет в кресле, подперев голову кулаком, а рядом со мной стоит медсестра, списывая данные с приборов. Пытаюсь пошевелиться – больно. Тело затекло, местами его щиплет и колет тысячей невидимых, но остро пронзающих иголок.
Медсестра видит, что я проснулась и подходит ко мне, Коннор услышав суету вокруг меня тоже просыпается. Зовут врача, меня осматривают, выписывают рецепт по процедурам и лекарствам.
– Я же говорил, что ты справишься, детка, ¬– тихо шепчет, поглаживая меня по голове и целуя в лоб. Потом я снова дремаю. На следующий день к вечеру уже можно сесть.
Так и проходят дни в больнице ¬ – спать, есть, процедуры. На третий день после операции меня выписывают, но на процедуры мне ездить еще месяц.
Пока что занятия я посещаю по скайпу, слушаю удалённо лекции, пишу конспекты. Уже неделя, как я в доме Коннора. У него тренировки, у меня учёба и процедуры. Каждый день у меня перевязки, чтоб правильно разглаживалась кожа. Дальше будет лазер и пара уколов. Днём я хожу в длинной футболке, пока нет Джона, чтоб кожа дышала, а вечером перематываю ноги бинтом.
Вот уже приближается и вторая неделя. Завтра мне нужно ехать домой и появиться в университете. Процедуры теперь будут раз в неделю. Кожа на ногах ещё бордовая, но уже намного красивее, чем была. Ноги болят, но я радуюсь этой боли, всё заживает пусть не совсем идеальной, но вполне красивой и гладкой кожей.
Mariya Sherifovich – Molitva
Вечером, как обычно, жду Коннора с тренировки. Он сам не свой сегодня – молчаливый, серьёзный и задумчивый. Что же его беспокоит? Дождавшись, пока он примет душ, прошу помочь мне с бинтами и перебинтовать ноги.
По ощущениям чувствую, что сегодня он заматывает их туже, чем обычно. Немного неприятно и я морщусь. Но вот последний моток и всё готово.
– Что-то случилось? Это что-то связано с твоим сезоном, к которому ты так готовишься?
Но он не отвечает, просто опускает глаза вниз и молчит, сидя на коленях передо мной. Один резкий взгляд на меня исподлобья и я не успеваю опомниться, как лежу на лопатках, а он ловко нависает сверху. Дыхание перехватывает и я, пораженная его скоростью, слышу свой стук сердца и его тяжёлое дыхание. Кровь начинает бурлить и кипящим потоком разгоняться по телу.
Глаза в глаза, одно на двоих дыхание, скользящая по бедру вверх рука. Он шумно втягивает воздух и, наклонившись, несмело меня целует. Губы робко прикасаются к губам, как-будто он боится чего-то. Ощущая его чувственные прикосновения и ласки, желание тёмной тугой массой поднимается по телу, сосредотачиваясь в животе и тянет, закручиваясь в тугой узел. Я закрываю глаза и от наполняемых меня ощущений стону ему прямо в губы, совсем негромко, но в этот момент он замирает. Его рука больше не движется плавно, она застыла на месте.
Его словно в секунду заменяет кто-то иной. Коннор впивается неистово мне в губы, захватывая и кусая, сжимает пальцами бедро до отметин, прижимается ко мне. Я открываю глаза, а он зажмурился и держится за меня так жадно, так исступленно.
– Моя девочка, – он шепчет, как в бреду, - покрывая меня поцелуями. Одежда летит на пол, вещь за вещью. Моя кожа вся в его поцелуях, укусах – страстных, горячих. Завтра она вся будет в отметинах. Мне должно быть больно, но я не чувствую ничего кроме его страстных поцелуев, горячих рук, его жаркого дыхания. Я тону и растворяюсь в нём, полностью и без остатка.
Его толчки новый сильнее предыдущего. Он почти вбивается в меня, с силой, с напором, яростно, как безумный. Что же с тобой происходит? О чем ты мне не говоришь?
Взгляд блестит и в момент, когда его и меня захлестывает от удовольствия, я на миг вижу то, что он пытался скрыть – эти открытые и обезоруженные глаза полны печали.
Но момент эйфории проходит и снова он закрывается от меня. Закрыв глаза, Коннор обнял меня и прижал мою спину к своей груди. Он размеренно дышит мне в макушку, а мне не спится. Я так и не узнала, что же его гложет.
После тренировки, он везёт меня домой. В дороге он ведёт себя непринуждённо, но хмурые мысли его так и не отпустили.
Вот и моё крыльцо. Он заносит мою сумку в дом, здоровается с мамой и братом и поспешно собирается назад к машине. Да что же, черт возьми, происходит?
– Стой! – окликаю его на крыльце, когда он тянется к дверце машины. – Что с тобой происходит? Ты мне сегодня позвонишь?
Он стоит, так и не обернувшись, застыв на месте. Резко развернувшись, он поднимает на меня взгляд, тёмный и почерневший. Странно, он даже не подходит ко мне. Не обнял, не поцеловал. Он даже не хочет со мной попрощаться?
– Не знаю Кирстен, мне нужно собираться, у меня утром самолёт в Лос-Анджелес.
– И ты мне не сказал? Коннор, в чем дело? Что с тобой?
– Я думал Кирс. Над всем думал: над подарком твоей мамы, над нашей жизнью, над всем. – Он отводит взгляд, стараясь не смотреть на меня.
– И? – пытаюсь обратить его внимание, но тщетно. Он упорно делает вид, что меня не замечает, и говорит в сторону.
– Мы расстаёмся Кирстен. Мы с тобой слишком разные – я не смогу подстроиться под твою издательскую деятельность и приезжать раз в месяц между сезонами боёв, ты со своим характером не подстроишься под мой образ жизни. Я уже прокручивал разные варианты, но нет Кирс, ни хр*на у нас не выйдет. И твоя практика в Wolters Kluwer, ты же так мечтала об этом.
Что? Но… как? Почему он так решил? И откуда он…?
– Откуда ты знаешь про Wolters?
– Твоя мама. В твоей комнате все твои достижения, всё там говорит о твоей детской мечте, о том, как ты стремилась к этому. И как тяжело твоя мать зарабатывала, чтобы отложить на тебя средства.
– Но я не хочу туда ехать!
– Ты не можешь так поступить Кирс. Ни с матерью, ни с собой.
– Но как же ты? Как же… мы?
– А что мы, Кирстен? Что я тебе обещал ¬– ничего. Ты и сама знаешь, какой я. Ты во мне уверена? Уверена, в том, что твоё «мы» способно существовать в моём мире, где толпы поклонниц?
Черт. Я совсем не уверена. Но ты, ты сам дал мне надежду на то, что я важнее их! И я хочу, хочу тебе кричать об этом, но услышишь ли ты? Пусть мой голос будет надрывным и сорвется, пусть!
– Уверена, – тихо шепчу, но ему и этого хватает меня услышать. Знать то, что я для себя решила.
¬– Но я не уверен Кирстен. Я сейчас уеду, и некоторое время буду жить в ЛА. Я не смогу так жить, зная, что ты там, далеко.
– Но ты же знаешь, что я буду верной, буду ждать.
И тут его прорывает. Он взъерошивается и переходит на крик.
– Да это я такой, Кирстен! Я, мать твою, не способен на верность! Я не знаю, сколько я смогу держаться, пока мне не начнет срывать башню. Не знаю, черт тебя подери! Ты бл*ть всегда понимающая, правильная. Но я не могу так! Не могу! – Он открывает дверцу машины и заводит ее – Это всё! – Срываясь с визгом, машина оставляет следы на асфальте. Во мне внутри всё падает вниз. Всё рушится – все мои замыслы и надежды, все мои «воздушные замки» становятся призрачными, развеиваясь в тонкую дымку. В груди невыносимо сжимает до боли, живот скручивает от тошнотворного спазма, а горло душит подкативший ком рыданий.
Я медленно оседаю, держась за колонну крыльца, чтобы не упасть. Внутри всё сжимает так, что сдерживаться уже больше нет сил. И я плачу, рыдаю надрывно и безудержно, выкрикивая его имя.
Не уходи! Не уходи, слышишь?! За что?
Но он меня не слышит. Его здесь нет, и я понимаю, что он не вернется. На мои крики отчаяния выбегает мама и садится рядом, обнимая меня. А меня трясет в дрожи от рыданий, перешедших в судороги, и я всхлипываю, положив маме голову на плечо.
– Он ушёл, мам. Ушёл. Бросил.
Мама молчит. Не бранит, не утешает, просто сопереживает молча. А я реву, меня трясет, и я снова кричу маме в плечо.
Не знаю, как я пережила эту ночь и утро. Он выжал из меня всё, до капли. Я уже не рыдаю, и в судорогах меня не трясёт. Я спокойна и тиха. Но только я одна знаю, что у меня внутри всё выжжено дотла и, глядя в окно иллюминатора самолёта, вслед удаляющейся в надвигающихся сумерках Америки, я молю об одном – пережить разрывающую меня дикими вспышками мучительную душевную боль, нанесенную человеком, который стал для меня всем: которому я доверила свою судьбу и отдала своё, теперь уже растерзанное, сердце.
_________________

Для всех читающих хочу отметить, что роман в первых 12 главах претерпел изменений, добавлены описания, мысли и эмоции героев (то, чего так не хватало изначально и в чём он был суховат). Теперь история читается намного легче и проще
_________________

Спасибо за продолжение)
___________________________________

Привет! Примите в читатели. Заранее спасибо.
_________________

Юлия,спасибо большое за продолжение!!!
___________________________________

В читателях
_________________

Вот не понимаю я Коннора, как можно бросить все, оставить, если есть чувства, не попробовав. Ну и что, что расстояние, поклонницы, учеба?! Все возможно. Юля, спасибо за главу.

Спасибо за продолжение! Очень печально!
_________________

спасибо за главу!
_________________