Неужто Огнишек знал о заговоре? Крутился же возле тюрьмы его лазутчик. Еще неизвестно, сколько времени тот ходил за стрелками и просидел в засаде. Может, успел донести чего?
Темнозрачный заметил лазутчика, когда в облике Ерохи направлялся в Дом стражей Порядка, тот следил за воротами тюрьмы из плохонького укрытия и почти не таился, ведь ни один человек в подобное ненастье не обнаружил бы его. Но Темнозрачный-то не был человеком... Слежку он воспринял, как угрозу для своего черного дела, пусть угроза не была явной.
Лазутчик неведомым образом почуял опасность и оглянулся, только все равно ничего не успел сделать, даже рукой шевельнуть, потому что Темнозрачный, от злости обернувшись чудовищем, пронзил его острым наконечником хвоста. И, как всегда, сначала расправился с человеком, а потом задумался, спохватился, что не мешало бы прежде допрос учинить: кем подослан, с какой целью и прочее. Поволок он свою жертву в тюрьму на опознание, вдруг уже встречался кому-нибудь где-нибудь. Стрелки поглядели на мертвеца, закивали, мол, точно, видели его на постоялом дворе, шатался там без дела, вынюхивал чего-то. А Торша сказал, что, может, мужик этот соглядатай и слухач начальника стражи, один из тех, что следили за настроениями в народе.
Эх, не нужно было тогда возвращаться - плохая же примета! Потом всю дорогу до Дома стражей Темнозрачный озирался по сторонам, опасаясь слежки, но обошлось без неожиданностей. И служаки ему поверили. Правда, в какой-то миг он подумал, что его выставят за дверь, мол, отправляйся-ка ты восвояси. Перепирались они недолго, но все же пошли в тюрьму, где их перебили, всех до единого. Торшиных людишек тоже немало порубили, на что Темнозрачному было наплевать, человеческая жизнь в его глазах ничего не стоила. Пусть хоть все передохнут!
Однако куда девался начальник стражи Огнишек? Вопрос немало озадачивал. Злыденыш, посланный следить за великаном, сбился со следу. Оставалось надеяться, что тот вернулся на поминальный пир, где и был убит - кромешникам, которые ворвались во Дворец под прикрытием темноты и ливня, было приказано резать всех, без разбора.
***
Из тюрьмы Темнозрачный отправился прямо во Дворец судей. Дабы избежать недоразумений, он явился туда в обличии торговца, каким его знали лихие люди.
По залам разгуливали пьяные разбойники и собирали все, что можно унести. Во внутренних помещениях царил разгром, всюду лежали тела убитых, полы были скользкими от крови и дождя, хлеставшего в разбитые окна.
- Владыка, я принес голову. - Темнозрачного нагнал человек из Черного братства с окровавленным мешком. - Стражем он служил.
- Рыжий?
- Нет, белобрысый. - Запустив руку в мешок, он вытянул за волосы голову человека, с которым десятник шептался перед походом в тюрьму. - Прямо на нас наскочил. Торопился куда-то.
Темнозрачный небрежно отмахнулся. Сейчас отпала надобность вести учет поверженных врагов. Это было уже не так важно, как еще час назад, когда он приказал своим пособникам выслеживать и убивать всех, кто выходит из Дворца. Теперь, когда черное дело сделано, необходимо выяснить: сколько заклятых врагов осталось в живых. Чтобы не получилось, как тогда, в Прошлом...
По широкой лестнице он поднялся на второй этаж, в огромный зал. Картина, открывшаяся ему, ознаменовала собой бесславный конец правления судей в Небесных Вратах. Победители пировали за длинными столами, за которыми недавно сидели их жертвы. Не брезгуя ничем, они поедали остатки поминальных яств и пили вино, оставшееся в большом количестве. Тут же грабили и раздевали неубранные трупы и насиловали женщин. Кто-то горланил похабные песни, кто-то блевал. Двое, не поделив добычу, сцепились насмерть. Темнозрачный созерцал картины кровавого пира с величайшим презрением. Разбойники напоминали ему ядовитых гадов, которых посадили в один сосуд, чтобы выпестовать одно волшебное существо - такие же мерзкие с виду, сочащиеся ядом, они уже начали жалить друг друга. Только, в отличие от насекомых, - даже если эти людишки сожрут друг друга заживо, - последний, оставшийся не обретет чудесные свойства.
Ничтожные твари! Они не понимают, что злодейство обладает величием. Люди не способны достичь этой высоты, потому что по своей природе не могут быть достойно преступными.
Откуда ни возьмись, на пути возник злыденыш - взъерошенный, остролицый, с взглядом настороженным и цепким.
- Где рыжий с девкой? - спросил его Злыдень, и когда тот в ответ пожал плечами, приказал:
- Носом землю ройте, но найдите их!
- Эй, хозяин, - окликнул его старый знакомый, Скудота Кривой - здоровенный мужик с лицом, обезображенным давним шрамом. - Иди, выпьем.
Темнозрачный не удостоил его ответом. Он заметил на полу возле стены среди других убитых Сверчка. Бориславов внук лежал, раскинув руки, и смотрел в потолок широко открытыми глазами, а на его тонкой белой шее зияла глубокая борозда. Его нарядную рубашку, залитую кровью, разбойники брать не стали, но штаны стянули.
Был ли то слепой случай, или закономерность, что за предательство, совершенное ради любви, заплачено не любовью, а предательством?
Темнозрачный склонился над своим бывшим дружком и на миг залюбовался его лицом невинно-удивленным. Человеконенавистник, не знавший привязанностей, - он не скорбел и не ощутил жалости, только еще раз отметил про себя, что вместилище жизни - хрупко и ненадежно, хотя иногда имеет довольно привлекательный вид.
- Вот и всё. Прощай, милый друг, - сказал он и закрыл Сверчку глаза. Не потому, что так требовал обычай. В его жесте угадывался порыв собственника, желающего спрятать от посторонних нечто, принадлежащее только ему.
- Что еще за ком с горы? - послышалось у него за спиной. - Недобитый, что ль?
Желтушный разбойник с длинными, сальными патлами, опьяневший от вина и одуревший от безнаказанности, принял его за гостя.
- А ну-ка, купчишка, скидывай одежу, если жизнь дорога! - Он имел неосторожность приблизиться. Вцепившись грязной лапой в атласный плащ, он скорчил свирепую рожу.
Темнозрачный одним движением свернул ему шею и оттолкнул. Никто не обратил на это внимание, разве что Скудота Кривой.
- Он же из наших! - не слишком уверенно и запоздало вступился он. - Ты что, дурка?
- Нет. Просто я очень зол, - буркнул Темнозрачный и, перешагнув через тело желтушного, побрел дальше, рассматривая трупы и думая о своих заклятых врагах.
Как славно все начиналось! Приготовления прошли без особых помех, и к назначенному часу все его слуги заняли свои места. Потом с помощью своих детей, он собрал над городом грозовые тучи, и Двуречье погрузилось во мрак. Ливень и темнота послужили отличным подспорьем черному делу. Но вмешался Случай! Произошло-таки непредвиденное. И он, до сегодняшнего дня опережавший своего противника, вдруг сразу оказался на два шага позади. Огнишек исчез, а вместе с ним держава! Почему вель и его девка не умерли вместе с другими? Ведь по большому счету, все затевалось из-за них. И где теперь их искать в такущей темени?
Будь ты проклят, Случай!
Темнозрачный остановился перед окном. Дождь лил как из ведра, мощные струи неистово хлестали по стеклу. Белокаменная гробница Велигрива казалась кораблем, плывущим средь бушующих волн, а сам мудрый вель стоял на мостике под навесом, который держали четыре мускулистые, бесплодные бабищи, и указывал путь.
Ну и куда ты теперь, Гривата?
За сплошной стеной ливня Темнозрачный увидел свет в одном из окон Башни велей.
- Хранитель! - прошептал он. Закутался в плащ и исчез.
***
Пламя лампад неистово заметалось. Годяй Самыч, сидевший над книгой, вскинул голову и стал озираться по сторонам в надежде, что Велигрив явит еще какое-нибудь волшебство. Посмотрел на чернильную лужу, на лампадки, на зеркало.
Темнозрачный хотел затаиться, но не мог стоять спокойно, потому что в Башне слишком сильно пахло велями. Во Дворце и то так не воняло! Дыхание сперло, из глаз брызнули слезы - не научился он противостоять добрым чарам, хотя и давним. Как ни старался, так и не смог приспособиться, не изобрел способа защиты. Вышел он из своего укрытия, оттого что нестерпимо жгло пятки, и стал от стены к стене метаться. Он и пола-то почти не касался, скользил над ним, как паук-водомерка по озерной глади. И шелковый плащ за спиной развевался.
Увидев незнакомца, передвигавшего странным образом, хранитель от удивления раскрыл рот. Почувствовав недоброе, вскочил, но Темнозрачный удлинившейся конечностью толкнул его обратно в кресло.
- Ты что? Да как ты смеешь? - возмущенно воскликнул Годяй Самыч.
Темнозрачный криво усмехнулся и начал превращаться против своей воли в чудовище, не в силах сохранять человеческое обличие на освященной земле. Его черная сущность, осязая велев дух, так и лезла наружу, являя себя во всей неприглядности.
- Ты кто? - спросил Годяй дрожащим от страха голосом.
- Не знаю даже, как представиться, - голос Темнозрачного скрипел, как несмазанные дверные петли. - Хотелось бы придумать что-нибудь этакое, оборотистое... красивое, как в песне. Или что-нибудь внушительное, чтобы ввергнуть тебя в трепет. Да вот, что-то ничего подобное не идет на ум...
Годяй Самыч, выпучив глаза в изумлении и ужасе, смотрел, как корчится непрошеный гость, как проступают в его облике уродливые, звериные черты. Хребет дугой поднимается. Кожа пузырится и чернеет.
- Ой, беда... Ой, беда-то какая, - запричитал старик. - Что же это деется... Да как же? О, боги Трижды Великие, пресветлые...
- Громче зови! - заскрежетало чудовище. Его голова вытянулась, челюсть выдвинулась, глаза запали. На лбу выросла шишка и прозрела, став глазом. И понятно было, что такие звери нигде на земле не обитают.
Хранитель скосил взгляд на рисунок Злыдня в открытой книге, за изучением которой застал его страшный гость. Пусть картинка была неточной копией, но определенное сходство угадывалось...
- Ты спрашивал, кто я, - произнес Темнозрачный. - Скажу просто - Твоя Смерть.
«Так вот, ты какое... Исчадье Мрака!» - успел подумать Годяй за одно мгновение до того, как чудовище взмахнуло хвостом и снесло его голову.
Выпростав четырехпалую, когтистую лапу, Темнозрачный ловко поймал голову за бороду и торжествующе захохотал, глядя, как из обрубка на плечах забила кровь. Туловище медленно наклонилось вперед и приткнулось к столу, заливая дубовую крышку густой, алой, пузырящейся жижей.
- Что это у нас такое? - Темнозрачный подхватил с подставки книгу и, увидев собственное изображение, не очень-то и похожее, заморгал удивленно всеми тремя глазами.
- Фу, какая ужасная образина! Тю, так это же я! - обрадовался он и, захлопнув книгу, он прочитал название. - «Быль о Победе Велей». Вранье, должно быть... по большей части. Хотя, возможно, в ней написано что-нибудь про державу...
Он осмотрелся, пританцовывая на месте и поочередно отрывая то одну, то другую ногу, и поднял перед собой голову старика.
- Ну что, Годяюшка, хранитель книжных знаний? Что знания твои? Прожил ты долго, а смысла жизни так не разгадал. Несчастный и бесталанный, ты не понял даже, для чего был рожден, зачем пришел на эту землю. Ты просто обитал под солнцем. Иль укрывался в тени от его лучей палящих. И не стремился ни к каким высоким целям. Ты не жил, а медленно умирал.
Жаль, что сии прекрасные слова пришли на ум немного запоздало. Годяй Самыч уже не мог оценить по достоинству силу и широту мысли.
Чу! А что это за запах? Кроме вони велей...
Он обнюхал книгу. Нет, не она. Книга пахла, как обычная книга... В башне было нечто, оберегаемое священным заклятьем. Что-то очень древнее, тщательно сокрытое при помощи волшебных чар. Спрятанное так, что даже зрячий не заметит, когда оно окажется на виду. Что может таить в себе велев клад? Уж не державу ли?
«Кто тебя звал на землю? Убирайся прочь!» - донесся издалека строгий голос, от которого топорщилась чешуя.
Темнозрачный обернулся к мутному зеркалу. Далеко-далеко в зазеркалье, в сумеречной, недосягаемой глубине, появилось светлое пятнышко и стало расти, вытягиваться, принимая очертания человеческой фигуры...
- О нет! Только его не хватало, - прошипел он, узнавая в прозрачном, серебристом призраке своего давнишнего, страшного врага, Гривату. Правда, изрядно постаревшего.
«А ведь Башня - предел веля-волшебника, - опомнился Темнозрачный. - Кто знает, какую подлость еще мог уготовить вель. Уж лучше не испытывать его могущество. Надо скорее уносить отсюда ноги».
Еще свежи были его воспоминания о долгих днях, когда он лежнем лежал, похожий на обугленную головешку, и сочился желчью.
Огни в лампадках удлинились, возвещая о приближении беспокойного духа волшебника. Сгустился воздух, повеяло благовониями, которые для Злыдня были хуже яда.
- Ничего у тебя не получится, Гривата! - выкрикнул он, дрожа от страха. - Я стал умней. Сейчас я ухожу, но скоро вернусь. И ты ничего не сможешь сделать.
***
Горислав торопился в Башню, в кабинет деда. В проходе между рядами шкафов на полу он увидел страницы книги, которые, как оказалось при ближайшем рассмотрении, были вырваны из книги, написанной на языке богов.
«Это у кого же рука поднялась? Какая дикость - обойтись подобным образом с древней рукописью! Да ведь этой книге нет цены!» - возмущенно подумал он и кинулся подбирать ветхие, тончайшей выделки куски пергамента.
Сложив листы, он вышел в зал, где застал ужасный разгром и похолодел от ужаса, заметив на куче в беспорядке сваленных книг огромную крысу, которая держала в лапах толстенный том и грызла его переплет. Крыса пытливо посмотрела на книговеда, словно гадая опасен он, или нет. Ее глаза вдруг вспыхнули красным светом, похожим на пламя далеких костерков в ночи. Только их огонь не обещал тепла. Выронив книгу, крыса ощетинилась и, переваливаясь с боку на бок, стала наступать.
Горислав остолбенел. Он хотел бежать, но не мог сдвинуться с места. Силился закричать, но выдавил из себя лишь совсем тихое «нет». Крыса зашипела. Ее пасть с длинными, острыми зубами открывалась все шире и шире... И вдруг она захохотала. Жуткий, громоподобный хохот заполнил зал, эхом разнесся по коридорам. Не успели стихнуть его отголоски, как с крысой стало происходить что-то невообразимое. Огромная тварь начала превращаться в нечто еще более ужасное...
Во что именно, Горислав не узнал. Он проснулся от собственного крика, весь в холодном, липком поту, и не сразу осознал, где находится. В комнате было темно. Снаружи доносились звуки льющейся воды и отголоски грома.
Он припомнил, что заехал домой, и когда очутился в уюте и безопасности родных стен, расслабился. На него навалилась усталость, и каждая клеточка тела заныла. Притомленный долгой дорогой, он присел на постель и уже не смог подняться. Хотел-то всего часок вздремнуть, думал, что теперь можно не торопиться. Неждана сама доложит судьям все, как есть, а ему вовсе необязательно при этом присутствовать. Да и побаивался он на глаза велям показываться. Узнав плохие новости, вели придут в ярость, а в ярости они страшны - так зыркнут, что невольно признаешься даже в тех деяниях, которые не совершал.
Он вздрогнул, когда раскаты грома раздались над самой крышей. Вспомнилась хохочущая крыса из недавнего кошмара. Приснится же такое!
- Это гроза... Всего лишь гром, - прошептал он для самоуспокоения и приник к ромбику в ставне. - Сколько же я проспал?
Что за окном - день или ночь - определить было невозможно.
Спохватившись, что оставил не распряженную лошадь посреди двора, он сломя голову, бросился на крыльцо, но не обнаружил искомое. Вероятно, животное испугалось грозы и сорвалось с привязи.
Вглядываясь в бурлящую темноту, он замер в дверном проеме. Дождь шел сплошной стеной, все вокруг тонуло во мгле - не было видно ни неба, ни земли. Настоящий потоп...
- Неужели нечто подобное случается каждую весну? - спросил себя Горислав, но не смог припомнить более непогожего дня. Впрочем, прежде он редко задумывался о том, что происходит за стенами книгохранилища.
«Хорошо, что мы успели обернуться прежде, чем разразилось ненастье», - подумал он, возвращаясь в дом.
Не находя себе занятия, он обошел все комнаты, где вещи уже давно забыли людские прикосновения и покрылись пылью. Было тихо, даже мыши затаились, забившись в глубину своих норок. Похоже, в его отсутствие дед редко бывал дома.
- Мне выговаривал, а теперь сам ночует в Хранилище, - проворчал Горислав. - Вечно так, из ничего заботу себе придумает, чтобы потом многими стараниями ее улаживает. А может, нарочно делал вид, что занят делами, лишь бы не возвращаться в холодный, заброшенный дом.
Не верилось, что в этих стенах когда-то звучали голоса и смех, на кухне гремела посуда, а в воздухе витали запахи свежего хлеба и ароматных приправ. При мысли о еде в животе заурчало, ведь с раннего утра во рту и маковой росинки не было.
Голод погнал Горислава на кухню, где на полках обнаружились сухари, заплесневевший сыр и горшочек с медом, а в погребе - бочонок с мочеными яблоками.
В ставни барабанил дождь, с непрекращающимся шумом лилась вода с небес, грозовые тучи с грохотом сталкивались, посылая на землю огненные стрелы. Прислушиваясь к реву потопа, книговед сидел в уголке просторной кухни и грыз сухари вприкуску с твердым сыром и кислыми яблоками. Его тоскливый взгляд блуждал по предметам обстановки, подолгу задерживаясь на некоторых из них. После исчезновения бабушки здесь ничего не изменилось. Правда, тут давно никто не убирался, и все было покрыто толстым слоем пыли - проведи пальцем, и останется след. У двери стояло ведро с грязной посудой, скопившейся не меньше, чем за год, и паук затянул промежуток между ведром и стеной плотной белесой сетью.
Унынье от сирости и заброшенности родного дома, неожиданно сменилось ненавистью к виновнику всех бед. Если раньше Горислав думал о причинах происходящего отстранено, почти не пытаясь что-то изменить, то теперь он вдруг осознал, что требуется сейчас лично от него.
Он должен был найти способ уничтожить главное Зло! Надо действовать, а не сидеть, сложа руки и ждать, что кто-то другой все решит! Осталась непереведенной до конца книга, где, возможно, рассказывалось о том, как Великие воины в Прошлом победили Злыдня.
Враг известен, цель ясна, как сказал дед.
Горислав нашел в кладовой отцовский водонепроницаемый плащ из вощенной кожи. Повесив сумку через грудь, он застегнул тяжелый дождевик, зажег дорожный фонарь и, накинув капюшон, вышел из дому.
Грозная стихия бушевала и, похоже, не собиралась утихать. Уличные светильники, плыли в темноте желтыми пятнами. С вершины холма по спуску катился стремительный, бурлящий поток, сметая все на своем пути. Он нес на подол дрова, скамейки, кухонную утварь и прочие предметы, которые хозяева не успели убрать в дом. Гориславу показалось, что мимо него протащило человеческое тело без головы. Но было темно, и мертвец проплыл настолько быстро, что сие ужасное видение можно было списать на игру воображения.
Рискуя быть сбитым с ног, он карабкался против течения, поминутно оскальзываясь и цепляясь за ограду. Ему с трудом удалось добраться до проулка, где начиналась лестница, ведущая на главную площадь. Здесь водопад низвергался уступами по узким пролетам, стиснутым стенами домов.
Споткнувшись, он выронил и разбил фонарь, но не слишком огорчился от потери, потому что в проулок лился слабый свет с площади. Хватаясь за поручни, он упрямо двигался вверх, подстегиваемый страхом и желанием быстрее оказаться под крышей хранилища, где тихо, сухо и все знакомо. Интересно, что сказала бы Неждана, узнав о его отважном поступке - похвалила бы или обозвала дураком?
Остаток пути он преодолел быстрым шагом, едва ли не бегом. Он проник внутрь через ворота конюшни, которая была пристроена к главному зданию. Лошади в стойлах при раскатах грома обеспокоено стучали копытами и тихо ржали, но ни топот, ни небесный грохот не мешали двум конюхам, спавшим на сеновале. Он не стал их будить и незамеченным прокрался мимо.
В пустых залах пахло приятно и успокаивающе. Свет из окон соседнего Дворца Судей рассеивал мрак. Да молнии, бьющие в холм с разных сторон, озаряли помещения ярким вспышками, рассеченными тенями решетчатых рам.
Горислав по пути, который мог пройти с закрытыми глазами, уверенно миновал лабиринты книжных полок и ощупью поднялся в Башню. Из-под двери дедовского кабинета, бил слабый свет.
Постучав и не дожидаясь ответа, Горислав вошел и сказал:
- Дед, я вернулся.
Он преодолел половину расстояния до стола, прежде чем ужасная картина гибели Годяя Самыча предстала перед ним во всех подробностях. Тускло горели лампадки, блики пробегали по большой багровой луже, растекшейся на крышке стола, над краем которого возвышались сутулые плечи с торчавшим из них безобразным пеньком шеи. Отрубленная голова лежала рядом на стопке книг.
У Горислава перед глазами все поплыло... Тело онемело, похолодело и стало чужим. Испытывая невероятную слабость, он неуверенно шагнул вперед и, лишившись сознания, рухнул на пол, как подкошенный.
В тот миг, когда молодой книговед упал без чувств, лужа крови, перемешанной с чернилами, заволновалась, будто кто-то невидимый подул на нее. Чудесным образом из нее вытекли несколько тонких ручейков и, обегая препятствия, устремились к краю стола. Нарушая законы природы, они пересекли желобок и, перевалив через край, зазмеились по деревянной загородке между ножками. Струйки быстро катились по искусно выточенным, замысловато переплетенным виноградным лозам - кудрявым листьям, вьющимся усикам, выпуклым ягодам гроздей - омывая фигурку в центре узора, этакую помесь человечка и летучей мыши. Остроухий, круглоглазый, с птичьим клювом, изображенный резчиком в полете, с расправленными, перепончатыми крыльями и с поджатыми лапками, - он пристально глядел перед собой зрачками-дырочками. Это непривлекательное существо легко опознавалось, как вестник Провидения.
Оживленный кровью хранителя, он облизнулся, качнул головой и, высунув длинный, раздвоенный язык и поймал густую, алую каплю, сорвавшуюся с кончика клюва. Распробовав вкус, он блаженно зажмурился.
- Божественный напиток, - прохрипел он прорезающимся голосом.
Он ловил падающие капли змеиным языком и, смакуя, урчал от удовольствия.
- Весть! - Он встрепенулся, отчего покрывавшие его слои лака слетели множеством чешуек. - Я же весть принес! - Он закряхтел, пытаясь высвободиться, однако деревянная лоза не желала его отпускать. - Эй, Горик! - жалобно позвал он. - Помоги мне! Я застрял.
Горислав очнулся от скрипа, и почти сразу вспомнил, из-за чего лишился чувств, ведь с того места, где он лежал, было хорошо видно дедовскую голову на постаменте из книг. Значит, и плечи с обрубком шеи, тоже не пригрезились... В ужасе он хотел вскочить и убежать, но, запутавшись в просторном дождевике, забарахтался на полу в луже, которая натекла с одежды, пока он валялся в обмороке. Только с третьей попытки ему удалось подняться. От слабости колени подкашивались. Медленно на полусогнутых ногах, по стеночке он направился к выходу.
- Эй, ты куда? Выдерни меня отсюда, - крикнул вестник.
Книговед боялся смотреть в сторону стола, но заставил себя повернуться. Среди деревянных виноградных лоз, трепыхался маленький уродец, похожий на летучую мышь.
Желание покинуть кабинет удвоилось.
- Погодь! Умереть торопишься?
Кажется, было что-то сказано о смерти?
Нет, умирать он не хотел. Хотя... Нет-нет! При виде чужой смерти, желание жить ощущается особо остро. А если говорят об угрозе твоей собственной жизни, невольно прислушаешься даже к летучей мыши. К тому же, изъяснялась она на простом и понятном языке.
- Ты кто? - спросил Горислав, хотя знал, что это создание называется вестник Провидения. Если верить преданиям, они принимали деятельное участие в судьбах великанов...
Но, как ученый, он всегда считал их художественными образами, вроде Всевидящего ока или колеса Времени. И если вестник - сказочный персонаж, то есть не может существовать в действительности, потому что попросту придуман, следовательно, в столе застряло что-то другое.
- Меня зовут Горбуль, - проскрипело существо, похожее на вестника. - Я могу тебе помочь. В твоем нынешнем положении, я - твоя единственная надежда на спасение, Горик.
- На спасение? - удивился книговед, будто впервые слышал это слово.
Безусловно, он не в себе, что неудивительно. Во-первых, прямо перед глазами стояла ужасная картина гибели Годяя Самыча. Во-вторых, даже человек здравомыслящий не сразу сообразил бы, как относиться к происходящему. И, в-третьих, стол, в его понимании, был привычным предметом обстановки, вещью неодушевленной, хоть целиком, хоть разобранный на детали, и в нем, по идее, ничего не должно было шевелиться и говорить...
- Оно было здесь, - произнес вестник. - Тебя оно тоже убьет.
- Оно? Исчадье Мрака? Это оно деда... деду голову отрубило, да? - Покосившись в сторону стола, он не смог сдержать слез. Плюхнувшись на скамью, он затрясся от беззвучных рыданий.
- А то кто ж! Злыда... Ух, ма!
Горбулю, наконец, удалось высвободиться. Со стуком, с каким обычно падает дерево, он грохнулся на пол и покатился кубарем. Остановившись, отряхнулся по-собачьи.
- Меня-то за что убивать? - Горислав всхлипнул.
- Ты же владеешь древним языком земли?
- А! Ну, да... Только за это?
- Вполне себе весомый и достаточный повод, поверь мне. Ты даже не представляешь, как паршиво обстоят твои дела. Ты пока не знаешь, но уже скоро...
- Что не знаю?
Маленькое чудовище сделало несколько неуверенных шагов. Поскрипывая от восторга, оно потопталось на месте, попрыгало на одной ножке, найдя это занятие необычайно увлекательным. Потом расправило крылья, поднатужилось и медленно и тяжело поднялось над полом. Легкость и очарование бабочки в его движениях отсутствовало напрочь.
- Смотри, я умею летать! - поделился он своим открытием, но книговед, сотрясаемый крупной дрожью, не разделял его радость.
- Что значит «вообще»? - Он опасливо отодвинулся от вестника, который, прекратив свои упражнения, свалился рядом с ним на скамью.
- Мужайся, мой юный друг, - высокопарно начал тот, но прервавшись на полуслове, удивленно уставился на книговеда. - А чего ты такой мокрый-то?
- Так льет, как из ведра. Да еще темень, хоть глаза выкалывай. Чуть не потонул, пока сюда шел.
- Тонет не тот, кто погрузился в воду, Горик, а тот, кто остался под водой, - глубокомысленно заметил Горбуль и, взлетев, посмотрел в окно. - И в правду, льет как из ведра. Похоже, непогода - злыдиных рук дело...
- Охотно верю. Уж больно жутко там снаружи.
- Кроме того, в Небесных Вратах судей и стражей Порядка больше нет.
Горислав перестал дрожать.
- Что, значит, нет? Как это - нет? А где они?
- Убиты.
- Убиты?
- Во Дворце Судей.
- Во Дворце?
- Люди собрались на поминальный пир...
- Поминальный?
- Сегодня поминали верховного судью-правителя...
- Верховного?
- Перестань за мной повторять! - Горбуль топнул ножкой.
- Борислав Силыч умер? О, пресветлые боги...
- Злыда с кромешниками захватил власть в Небесных Вратах. И он не остановится, пока не завоюет всю землю. Или пока его не остановят.
- Вели должны его остановить! - воскликнул Горислав, и тише добавил:
- Должны были... Они же знали. Но ты сказал... что они...
- Народная мудрость гласит: на велей надейся, а сам не плошай.
- Нет! Ты все врешь! - крикнул книговед.
- В окно посмотри! - крикнул в ответ Горбуль.
- На дождь? - спросил книговед, не понижая голоса.
- На Дворец Судей!
Горислав вскочил со скамьи и шагнул к окну, но при виде обезглавленного тела, отшатнулся. Не желая сдаваться, он глубоко вздохнул и, собрав в кулак всю силу воли, обогнул стол. Откинув крючок на раме, толкнул створку.
В зале собраний на втором этаже Дворца Судей горели светильники, два из трех окон, обращенных к Книгохранилищу, были распахнуты настежь. Виднелись столы - один был опрокинут, а за другим сидели люди, которые по своему облику и поведению не были похожи на скорбящих горожан. Из окна вытолкнули безжизненное женское тело, которое упало под стену, поверх груды других, раздетых разбойниками трупов.
В диком ужасе книговед отскочил от окна и бросился к двери, но не вышел за нее. Наоборот, повернув торчавший в замке ключ, заперся. По стеночке добравшись до ближнего угла и забившись в него, сполз на пол.
- Да как же... - Он зарыдал в голос. - Что же делать? Я же... простой книговед.
- Ты не мужик, что ли?
- Мужик. Не видишь разве?
- Ревешь, как девка.
- Но я же... простой книговед.
- А-а, - понимающе протянул Горбуль. - Ну, тогда реви!
- У меня... деда... родного... единственного... - Он завыл.
- Слезами горю не поможешь!
- А что я могу сделать-то? Я же...
- Понял я, понял! Ты простой книговед.
- Э-э! - Горислав вжался в угол, когда Горбуль тяжело грохнулся прямо перед ним.
- Ты меня боишься? Не бойся вещей, бойся людей. Живых остерегайся, а меня - не надо. Я же деревянный!
- Как будто это что-то меняет... Откуда я знаю, может, это Он тебя подослал.
- Друг я твой! К тому же, почти родственник. Я вобрал в себя... Как бы это, выразиться? О! Частицу души твоего деда. Ох, до чего ж душевный был человек! Светлая ему память... - Вестник смахнул воображаемую слезу.
- Злыдень тоже кровь пьет!
- Да свой я. Свой! Клянусь мощами Велигрива! - Неприглядная мелкота подпрыгивала на месте и стучала кулачками в грудь. - И вреда тебе не причиню, ведь мы с тобой теперь кровная родня. Двое мы из всей семьи остались. Нам друг дружки держаться надо.
- Чего это, держаться-то?
- Так... кровные узы обязывают. Тебе же нужна помощь, Горик, и я, как твой кровный брат, помогу тебе, - заверил новоявленный родственник, и спросил вдруг, ни с того ни сего. - Что у тебя за имя такое странное? То ли «маленькая гора», то ли мама твоя сильно горевала, когда тебя прижила...
- Горислав я. Что значит «славой озарен», - взялся, было, пояснять он, но прикусил язык. Правда, немного запоздало. Нельзя чужаку тайный смысл своего имени открывать. Хоть он и уверяет, что родня.
- Да брось ты эти суеверия! Имя у тебя знаменательное. «Рожденный для Славы»... Действительно, тебя ждут великие и славные дела. Ну, про себя я скромно умалчиваю...
- Какие еще дела?
- Говорю же, великие и славные. Вот только... - Он окинул книговеда оценивающим взглядом. - Не слишком ли ты молод? К тому же простой книговед... Ну, да ладно! Как говорится, на безрыбье и рак - рыба.
- Ты хочешь посвятить меня в какую-то о велеву тайну? - насторожился он, и тут он вспомнил о Неждане. - А точно все судьи и стражи убиты?
Вестник призадумался.
- Не знаю... - Он передернул покатыми плечиками. - Если кто-то из них уцелел, то это просто чудо. Злыда долго к нынешнему дню готовился, окаянный. Не вчера в его темную башку пришла мысль: а, дай-ка, я убью всех велей в Небесных Вратах в один день.
- Наступил День Темнее Ночи! Как в Прошлом... - прошептал Горислав.
- Не может быть! Нет, - возразил Горбуль. - Уж я-то знал бы об этом. И день давно кончился. Ночь на дворе. Ты, Горик, давай, не пугай меня.
- Ты сказал, что непогоду на город Злыдень навлек?
- Не утверждал, а только предположил, - напомнил Горбуль. - Если Злыда, и правда, способен сотворить подобное, то нам с тобой худо придется. Оно свидетельствует об его силе... Так что, для нас с тобой лучше, если явление сие - от природы, а не наколдованное. Лучше пусть у ливня будут естественные причины... Однако, по любому, непогода - Злыде подспорье. Темнота и ливень - самое подходящее время для злодеяний. Хотя мы с тобой тоже можем извлечь пользу... Нет! - Он подпрыгнул на месте. - Да! Мы просто обязаны этим воспользоваться!
- Каким образом?
- Под покровом ночи и за пеленой дождя мы убежим из города. В колдовстве, имеющем такой размах, если одна маленькая заковырка...
- Так это все же колдовство?
- Дослушай до конца! - прикрикнул Горбуль. - Разбушевавшимися стихиями управлять чрезвычайно сложно. Теперь Злыде придется ждать, когда ненастье уляжется само собой. Он не может остановить дождь и приказать буре прекратиться.
- Почему?
- Как бы это тебе объяснить... - Заложив лапки за спину, он стал прохаживаться взад-вперед. - Ты можешь себе представить каменный обвал? Некто толкает с вершины горы один камень. Камень катится вниз, увлекая за собой другие. Их становится все больше и больше... Один камень остановить можно, но попробуй остановить все их множество.
- Камнепад сметет всякого, кто стоит на пути.
- Верно. Раздавит или увлечет с собой. Так и стихия. Колдун ли принудил духов стихий буйствовать, или деи.... Силы целенаправленные вовлекли в действие множество свободных духов. Какой из этого следует сделать вывод?
- Сам скажи, а то мне не думается.
- А вывод следующий. Если бурю наколдовал Злыда, то теперь он, образно выражаясь, сам попал в яму, которую выкопал для других. После того, как свершилось черное дело, гроза превратилась в помеху для него самого. Ведь какая у него теперь первоочередная задача?
- Какая?
- Найти уцелевших врагов. Но согласись, очень сложно заниматься поисками кого бы то ни было в грозовую ночь. Мы с тобой легко скроемся.
- Куда мы пойдем?
- Нам надо убраться подальше от Небесных Врат.
- Ага. И откуда ты такой умный взялся?
- Сам видел, откуда - из деревянного узора под столом.
- И я, по-твоему, должен серьезно относиться к твоим словам?
Вопрос ничуть не смутил Горбуля.
- Похвально, что в столь трудный для тебя час, ты не утратил способность рассуждать здраво. Но нам необходимо немедленно покинуть город, если мы не хотим погибнуть и продолжить борьбу со Злом.
- А что мы сможем... вдвоем-то?
- Мы должны найти наших. Тех, кто за Добро и Свет. Если в Небесных Вратах страшная участь постигла не всех...
- Надо найти ее, живую или мертвую... - Горислав поднялся и, ни слова не говоря, решительно направился к выходу.
- Стой! Ты куда?
- Мне надо!
- Тебе надо сохранить рукопись!
Волшебные слова были произнесены.
- Какую рукопись? - Он бросился к вестнику, но тот упорхнул прямо у него из-под носа.
- Гриватину, конечно...
Бесспорно, рукопись Велигрива о Ключе важнее, чем поиски девушки, которая неоднократно доказывала, что сама способна о себе позаботиться. Хотя... Нет! Нельзя допустить, чтобы Злыдень завладел писанием. Свиток необходимо сохранить, даже если в нем содержатся детские считалки!
- Какого рожна... - Горислав испепелил его взглядом. - Почему сразу не сказал?
- Хотел познакомиться с тобой поближе...
- Как я понял, ты не по собственному желанию ко мне явился. Так? Ты был послан ко мне с целью передать важные сведения. Так? На каком основании ты своевольничаешь, если решение принято твоим отправителем загодя? - возмутился Горислав.
- Ты, давай, мое значение не принижай! Не думай, будто я какой-то несамостоятельный...
- Но если ты сейчас исполняешь чью-то волю, то значит, ты просто средство... орудие... как станок печатника или лопата землекопа...
- Вот обижусь, и вообще ничего тебе не скажу!
- Где рукопись? - строго спросил Горислав, глядя на него с высоты своего роста.
Горбуль сник и повел клювом-носом в сторону участка стены, где находились открытые полки с расходно-приходными книгами. И поскольку взгляд книговеда, прикованный к нему, выражал непонимание, указал туда же пальцем.
- Там рычаг должен быть, - подсказал он, избавив от необходимости передвигать массивный шкаф.
В стене действительно обнаружилось нечто похожее на рычаг. На нем висел живописный холст в массивной золоченой раме, изображавший бурелом в лесу, где по поваленным деревьям лазили медведи, чем-то похожие на лошадей.
- Хоть кто-нибудь на земле умеет рисовать медведей? - пробурчал Горислав, снимая старую картину с толстого, гнутого углом стержня.
Он подергал крюк, попробовал повернуть, и когда тот поддался, повис на нем. И отскочил в страхе, когда заскрежетали камни, и шкаф с треском, грозя развалиться, начал поворачиваться вместе с куском стены вокруг своей оси на каменной половине жернова.
Открылся узкий, низкий, темный проем. Сразу за аркой начиналась винтовая лестница, которой, судя по толстому слою пыли, давно не пользовались.
- Тайник! - Он возбужденно указал на очевидное. - Я знал, что в Хранилище должны быть тайники. Я нашел один в подземелье. Выходит, самый ценный клад все время находился в Башне!
После нескольких месяцев малопродуктивных поисков, искомое обнаружилось прямо перед носом! Ведь столько раз пялился на этих чудовищных медведей!
- Заклинь плиту, чтобы обратно не встала, - приказал Горбуль.
Мощный, железный засов, находившийся на плите ниже уровня пола, задвинулся в глубокую щель легко, потому был хорошо смазан. Вероятно, об этом позаботился последний вель-хранитель Всевлад.
- На старых картах ход не отмечен.
- Тогда бы он не был тайным, - заметил вестник и шепотом добавил. - На земле много разных ходов, но большинство из них остаются закрытыми, потому что люди не знают, как в них войти.
- А ты знаешь?
- Откуда, - махнул тот лапкой. - Я же, так... деревяшка говорящая.
Ужас и переживания последнего часа отступили. Горислав почувствовал себя первопроходцем, стоявшим на пороге величайшего открытия. Он уже предвкушал, что вот-вот приподнимет завесу над величайшей из тайн мира, постигнет сокрытое...
Согнувшись в три погибели, потому что только так и можно было протиснуться в проем, он ступил на лестницу. В тусклом свете лампады он увидел оплетенные пыльной паутиной предметы древней поклажи. Страшно представить, сколько сотен лет они лежали, никем не тронутые, и дожидались своего срока.
Время настало!
Затаив дыхание, охваченный восторженным трепетом он изучил взглядом вдавленный плашмя в каменную кладку меч, очень похожий на данкин, вероятно, и выкован тем же древним мастером-ноктисом. Под ним лежали запыленные ножны, а на ступени ниже - другие вещи: кожух с выпуклым изображением Ключа Жизни, пузатый, глиняный горшочек и туго набитый мешочек.
- «И было дано каждому Избранному три вещи: меч, конь и Ключ», - вспомнилось Гориславу. - Неужели...
- Ух, ты! Сокровища-то, какие! Теперь они твои, - разрушил торжественность момента Горбуль, сметая покров таинственности с клада. - Ну, чего стоишь? Хватай!
Меч сверкал и переливался. Холодный блеск клинка не потускнел за века. Осторожно прикоснувшись к нему, книговед прислушался к необычным ощущениям. Провел рукой и попытался ухватить рукоять, желая выдернуть меч из стены.
- Даже зазора нет. Он будто врос в камни.
- Так ты волшебные слова произнеси, - подсказал вестник.
- Какие еще слова? Я книговед, а не волшебник.
- Там же все написано. Вот и читай, коль книговед.
Действительно, на клинке перед крестовиной имелась надпись.
Горислав поднес лампадку и прочитал замысловатую велеву вязь: «Служу добру, право за мной», - но ничего не произошло. Тогда он повторил имя меча громче.
- Нет. Не получается, - до боли прикусив губу, он замотал головой. - Должно быть что-то еще. Постой! - Он ухватился за мелькнувшее воспоминание. - «Служу добру, право за мной» - это имя меча.
- Так, а что говорю! - прошептал Горбуль, вскарабкавшись к нему на плечо.
- Мне нужна моя кровь! - твердо произнес Горислав.
- А кто ее у тебя отнимает?
Они посмотрели друг другу в глаза.
- Нанеси мне рану, так чтобы кровь потекла. Сам не смогу.
- Хорошо, - согласился Горбуль без раздумий. - Нож есть? Много крови нужно?
- Сколько надо для клятвы на крови? - Горислав потянулся к своей сумке за перочинным ножиком.
- Понятия не имею. Проведем опыт, и по ходу дела станет ясно. Начнем с пары капель. Ты лезвие над пламенем подержи, чтоб заразу не занести.
- Заботливый.
- Кто, как не я, будет о тебе заботиться.
- Кровь откуда должна быть, из руки? - При мысли о неизбежном и необходимом членовредительстве - тело начало неметь, под ложечкой засосало.
Вестник почесал голову.
- А, может, из пальца, а? Какая разница? И левую руку давай, если ты правша.
- Она сказала, для того, чтобы меч слушался руки, - обратился к своей памяти Горислав, - надо назвать его имя и произнести: «Я твой новый владелец», и на своей крови поклясться защищать добро.
- Кто такая «она»?
- Неважно. Я тебе порядок действий рассказываю, если вдруг...
- Не думай ни о каких «вдруг». У тебя все получится, - твердо произнес вестник и взял ножик. - Острый? - Он полоснул себя по предплечью, проверяя заточку. - Огонь давай.
Горислав поднял светильник, и Горбуль поднес лезвие к пламени.
- Ты мне палец не отрежешь ненароком?
- Не каркай под руку.
Когда Горбуль взял орудие двумя лапами и крепко сжал палец ногой, Горислав отвернулся и зажмурился, приготовившись теперь боль.
- Кому рассказать - не поверят.
- Все. Готово. Делай, что должен.
Книговед удивленно посмотрел на неглубокий надрез, полученный совсем безболезненно.
- Меч по имени «Служу добру, право за мной», - произнес он на забытом языке, проводя кровоточащим пальцем по клинку, - я твой новый владелец. Клянусь защищать Добро.
Едва прозвучало заклинание, меч отделился от стены и упал бы, если бы его не поймали.
- Да... Просто, когда знаешь, - заключил Горислав. Без данкиной подсказки он не догадался бы про особый порядок извлечения волшебного оружия.
Он перенес предметы из тайника, в кабинет и разложил на полу. В первую очередь его, конечно же, интересовала рукопись, хранившаяся в кожаном футляре. Она представляла собой скрученную на двух валках полосу тонкой кожи. Осторожно развернув пергамент, испещренный знаками велева письма, Горислав углубился в его изучение.
- Так я думал! Та самая рукопись, представляешь? «Ключ Жизни. Писание Его Пути», - пробормотал он, и немедленно приступил к переводу.
«Я, Гривата, составил сии наказы, пребывая в заботах о мире и тревоге за будущее. Мой долг - упредить рожденных великими, ибо Исчадье Мрака Вредоносное, когда-то станется, выйдет-таки из Бездны и будет сеять смерть, горе, голод, разруху.
Писание сие послужит Избранным подспорьем в походе вокруг земли».
Далее Мудрый Велигрив проклинал Злыдня на все лады, да так витиевато и крепко, что у Горислава перехватило дыхание и по щекам разлился жар стыда. Он не поверил своим глазам, поэтому еще раз перечитал столбик. Сам он никогда не решился бы написать подобные слова - вдруг кто-нибудь прочитает, - не то, что произнести вслух. Запоминая проклятие, он повторил его про себя и перешел к следующей части.
«Пусть поднебесные боги и впредь влекутся красотой дочерей человеческих, да не перестанут родиться на земле великаны. Особо полагаюсь на Избранных, ибо должны они из века в век воспитывать наследников достойных, приемников мудрых и сильных, но что важнее - выносливых и терпеливых, уж коли кому-то из них суждено отправиться в Путь, дальний и опасный. Воин пусть будет готов пожертвовать жизнью, ради победы над заклятым врагом. Говорят, что живой заяц лучше дохлого медведя. По мне же, лучше умереть, чем выслушивать попреки в трусости и малодушии. Не должно благородному поступаться со своей честью.
Воистину велик воин, хранящий верность завету предков, самоотверженно, не ради славы возносящей и подношений благодарственных, что неустанно бьется со злом, безропотно сносит лишения и упорно преодолевает трудности. Его величие в том, что он тверд в исполнении долга.
Уповаю на разум и волю наследников наших, да помнят они и чтут Завет. Долг наш перед людьми - служить и защищать. Сила дана великану для благих дел. Ради мира и спокойствия на земле, во имя памяти погибших, призываю Хранителей Ключа объединиться и пройти Путь. Все части Ключа должны соединиться в одно целое».
- Горик! Горик! - откуда-то издалека донесся голос. - Сейчас у нас нет времени читать. Уходить нам надо отсюда. Не равен час, Злыда вернется. Или злыденышей пришлет...
Горислав аккуратно свернул рукопись и убрал ее обратно в кожух, который спрятал в дорожную сумку. Туда же он убрал мешочек, набитый золотыми кругляшами. Меч он вогнал в ножны и закрепил на спине так, как носила Неждана.
- А это что? - Он взял заплесневевший горшочек, очень похожий на тот, в котором дома хранился мед, и, расчистив горловину от липкой паутины, заглянул внутрь. На дне лежали какие-то ссохшиеся комочки и клочки белой шерсти.
- Это же твой конь, Горик! - пояснил Горбуль.
- Издеваешься? - Горислав покосился на вестника. Он знал, что конь - одна из трех заветных вещей... - И как на таком коне скакать прикажешь, верхом на него садиться или на голову одевать?
- Сказок, что ль не читал? Ты его потри. Может, конь и вылезет.
Горислав поскреб зеленовато-серую плесень, и обнаружил часть надписи на языке полубогов, расположенной вкруговую. Очистив горшок, он прочитал:
- Во имя Добра и Света, о помощи взываю к ветру. Ветер-ветрило, породивший все ветры на свете, в поднебесных высях гуляющих, на море волну подымающих, деревья к земле пригибающих, в пустыне с песками играющих... Услышь меня, пастух невидимый, в безбрежной синеве в стада сгоняющий облака-белобочки пушистые, сторожишь ты тучку-странницу серебристую и дожденосную. Пусть воину отдаст с волшебной влагой буйногривого коня быстроногого. Ты услышь меня, Земля-матушка, для всего живого питательница, всезнающая и молчащая, вседающая и взамен ничего не просящая, наполни силой земной коня-облако, чтоб могучим был и выносливым... Ветер и земля, дайте мне коня.
Горислав смотрел на горшок во все глаза, однако ничего не произошло. Тогда, поставив горшочек на пол, он начал повторять заклинание.
- Э-э, Горик, подожди! - остановил его Горбуль. - Если конь появится, то, как мы его отсюда выведем?
В самом деле! Об этом он не подумал. И хорошо, что волшебный конь не пожелал явиться.
- Возьмем с собой. Потом разберемся, в более подходящих условиях. Может, на него тоже надо кровью капнуть? Что такое? - Горбуль встревожился, глядя на Горислава, который хватал воздух открытым ртом, чтобы удержать рвущие наружу рыдания. - Да ладно тебе, не расстраивайся. Значит, не время еще. Потом коняка обязательно появится.
- Я не поэтому...
- Что опять? - Вестник топтался, проявляя недовольство и нетерпение.
- Похоронить надо дедушку. - Одного взгляда на обезглавленное тело хватило для того, чтобы хлынули слезы.
Ужасной смертью умер дед. За что? Человек он был добрый, отзывчивый, терпеливый, не обозлился на весь белый свет и не проклял судьбу горькую, когда умерли все родные. И врагов у него не было, вот только Злыдню как-то перешел дорогу...
- Уходить надо из города! Да и где ты сейчас его похоронишь? Не в воду же его опускать. И костра не разведешь.
- Но не оставлять же его в таком виде! Не по-людски как-то...
- Ну, смотри. Я-то успею улететь.
Горислав выдвинул скамью на середину и перетащил на нее тело деда. Сложил руки на груди, как положено, приладил на место голову. С трогательной заботой стал разглаживать складки дедовских одежд и подтыкать длинный подол выходного облачения. По ходу дела, боязнь перед мертвецом пропала, появилась отрешенность.
Что-то выпало из дедовского кармана и покатилось по полу. Заглянув под лавку, Горислав подобрал большую, круглую печать Главного хранителя книжных знаний. Это было предназначенное для оттисков на воске изображение совы с полураскрытыми крыльями, державшей в одной лапе свиток, а в другой меч. Годяй Самыч унаследовал печать от своего предшественника вместе со связкой ключей от всех дверей Хранилища. Правда, пользовался ей очень редко, но осознание того, что сей предмет некогда принадлежал самому мудрому Велигриву, ему необычайно льстило.
Горислав убрал печать в дорожную сумку - святыня как-никак! - дабы сохранить для будущего. Безотчетно он пытался поддержать порядок.
Накрыв тело деда плащом, с вышитым на спине изображением той же совы, он опустился на колени, чтобы попрощаться и помолиться. Молитв он не знал, поэтому обращался к богам своими словами.
- Какая живительная штука, - раздался в поминальной тишине голос Горбуля. Тот стоял на четвереньках и лакал разлившуюся на столе кровь. - На дорожку хлебнуть не желаешь, а?
- Нет, спасибо, - отказался Горислав. При виде кровавого пира ему стало муторно. Все это время каким-то образом ему удавалось сдерживать рвотные позывы, но тут его внутренности взбунтовались, стремясь вывернуться наизнанку. Его стошнило прямо под скамью.
- Горик, Горик, кто-то идет сюда, - подлетел к нему Горбуль. - Злыденыши это. Бежим. Давай, скорее. Я захвачу коня.
Горислав поднялся и заплетающейся походкой направился к темному проему в стене.
- Картину на место повесь! И светильник возьми. - Горбуль с горшком влетел в арку. - Засов отодвинь!
Прежде чем каменная плита встала на место, до Горислава донеслись далекие голоса, не голоса даже, а отрывистые восклицания или повизгивания...
Он с силой задвинул засов, заклинив плиту и, таким образом, отрезая путь преследователям.
19.06.16 19:33 
Реально, даже пугающе до мурашек - и это очень и очень здорово.
, а что делать 
