ЦАРЬ ОСТРОВОВ. Столица мира

Улицы столицы. Район порта.

Он так внимательно слушал, так долго молчал… что на мгновенье мне показалось...
Может быть, человеческое благородство возьмет верх и не придется расставаться с жемчужиной.
Незнакомец признал во мне Дочь Санвы. И, если ему известно о Дочерях, то, возможно, известно и о том, насколько крепко они держат свое слово. Где-то в глубине души я надеялась, очень надеялась, что данного слова окажется достаточно. Но нет.

- Сделка подтверждается. Давайте жемчужину. Деньги оставьте себе.

Не смогла сдержать грустной улыбки. Разве верят в нашем мире словам? Два чуда за один вечер – слишком много, правда, мать - Санва? А то, что мне все же удалось получить коня - настоящее чудо. Так к чему желать большего…

Устало потерла висок свободной рукой.
-Спасибо. Мне нужно знать место, куда я приведу лошадь через десять дней. И ваше имя… надо же как-то … вас найти.

Подошла к животному и погладила его по крупу. Сказала, не оборачиваясь:
-Не беспокойтесь за своего коня, я буду очень хорошо с ним обращаться, я умею... Красавец, красавец… поедешь со мной? Мы станем друзьями, вот увидишь… Как же зовут тебя?

Конь фыркнул, а потом доверчиво склонил голову. Признал. Я улыбнулась. Кони всегда меня понимали. И принимали.

Отдавать жемчужину, когда талию опоясывают ножны, было неудобно, поэтому пришлось отстегнуть оружие и положить его на седло.
Вновь обнажила свой живот, чтобы снять украшение. Коснулась пальцами перламутровой капли.

Все, что осталось у меня от Орвика.

Сердце кольнуло.
Сильно.
Больно.

Я верну ее, обязательно верну.

Непослушными пальцами стала пытаться открыть замок.


- Нравится?
- Да.
- Хочу, чтобы ты надела.
- Орвик... она слишком длинная. Ее нужно носить в два оборота?
- Нет. Это цепочка на талию. Я хочу сам застегнуть. Можно?

Не получалось. Это был какой-то необычный хитрый замок, и крошечный рычажок не поддавался, а разорвать цепочку было нельзя – она сделана из прочного эллиниума.

Я чувствовала, как за спиной незнакомец теряет терпение. Закусила губу.

Спокойно, Домиинара, спокойно… попробуй еще раз…

Бесполезно. Пришлось повернуться к мужчине:

-Помогите…

Территориальные воды ЦО. Палуба быстроходной шнеки "Прожорливая чайка".

То ли я сошел с ума,
То ли полная луна,
То ли всё моряцкий ром,
Только я уже…

Ох, и развезло меня на третьем часу милейшей попойки! Со стороны, конечно, не видно – уж кому как не шуту уметь «вид держать», только рыбка в моем брюхе, кажись, скоро обзаведется собственным океаном, ромовым. А ведь все еще только начинается, и рука капитана наливает, не роняя ценных капель мимо кружек!
Мастак! Ни бровкой смоляной, ни словцом случайным не выдает, кто он да как заслужил такую честь – быть у Правителя в тайных подручных. Точно мастак. А может… И тут трезвость накрывает беспечного меня по самую макушку. Мысль шальная, но не лишенная смысла, приходит: а может он узнал меня? Уразумел, с кем дело имеет, оттого и держит язык за зубами? Э-хе-хе… Не хотелось бы. Инкогнито раскрывать мне сейчас никак нельзя. Впереди еще долгий путь, а задание не для посторонних.
Не отвлекаясь от своей нетрезвой рефлексии, искоса поглядываю на команду. Вот уж где морские волки: глаза у всех завидущие, губы поджаты, и лишь кадыки дергаются, когда мы с капитаном по новой накатываем. Устав бдят! Хотя… Что-то мне подсказывает, что не устав их сдерживает. Таких никакой чиновничьей писулькой не удержишь. Значит все-таки капитан… Как там его?

- Кастул, - вновь, будто отвечая на мой вопрос, отзывается он.

Я киваю, а сам правый глаз от сброшенного им камзола отвести не могу. Так и косоглазие заработать дело недолгое.

- Гарри Олд, но для друзей - просто Гарри, - жму протянутую руку, смекая про себя, что открыл мне мой собутыльник только имя. Вновь кошусь на камзол. Я не я, если из его кармана торчит не царское письмо.

- В первый раз на Грех? – неожиданно расслабившись, вырывая меня из задумчивости, спрашивает он.

- В первый. – Вздыхаю. - И, надеюсь, в последний, - хоть в чем-то не соврал.

Капитан посмотрел на меня с ухмылкой, не поверил, но уточнять не стал. Мудрый. Друзьями нам не быть, но, возможно, время с толком пропить удастся. Выкидывая из головы все вопросы, ударяю кружкой о протянутую мне кружку и с наслаждением опрокидываю внутрь прекраснейшую жидкость. Смертельную дозу мы, кажется, благополучно миновали, теперича точно можно пить, не беспокоясь о всякой ерунде.
_________________

Улицы столицы. Район порта.

Она попросила помочь. Сначала попросила продать коня. Потом - снять с нее это странное украшение. Что дальше?
Женщина ниже меня, существенно. Это чертова цепочка опоясывает ее талию.
Что я делаю? Что?! Спешите видеть. Коленопреклоненный Правитель. Но как иначе снять эту чертову цепочку?
Замок хитрый. Слишком хитрый. Наверняка, есть какой-то тайный рычажок, на который нужно нажать, но никак не могу найти его.
Кажется. я знаю, что это. Слышал. Что-то вроде пояса верности. Наверное, у этого замка просто есть ключ. Или... говорят, их можно открыть, но тогда тот, кто надел его, потом как-то может узнать, что пояс снимали. Но зачем? Это всего лишь цепочка. Ничего не понимаю.
Я поднял голову. Амирянка смотрела на меня сверху вниз широко распахнутыми глазами.
И я будто со стороны увидел. Себя. На коленях. На грязной мостовой. Перед неизвестной женщиной. Даже маг не мог поставить меня на колени. Только та чертова комната на вершине восточной башни.
Нет. Не туда я свернул. С чего я решил, что встреча с этой женщиной что-то должна значить для меня? Возможно, это я что-то значу в ее судьбе? Точнее, мой гнедой.
Я резко поднялся на ноги.
- Мне не нужна ваша жемчужина. Мне не нужны ваши деньги. Вот, - вложил в узкую сухую ладонь поводья. - Его зовут Северн. Он не любит морковку, но зато без ума от яблок. Через десять дней вернете его на дворцовую конюшню. Ну а если через десять дней Северн не вернется в стойло... что ж, значит, мне будет о чем написать в очередном письме Амиршаху. Например о том, что времена изменились. И дочери Санвы не держат более своего слова.
Женщина молчала. Наверное, не ждала, что первый попавшийся встречный, у которого она решила купить коня, состоит в переписке с владыкой Амира. Так бывает, дочь Санвы. Что к коню прилагается Правитель.

»» 18.02.15 15:16 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир
_________________

Улицы столицы. Район порта.

Мужчина не отказал в помощи, однако, и его усилия оказались напрасными.

Орвик, Орвик, твой подарок не хочет переходить в другие руки.

Через какое-то время все происходившее стало походить на фарс. Было мучительно стоять перед незнакомым человеком, позволять ему смотреть на свое обнаженное тело, трогать... ведь, пытаясь разгадать секрет замка, он ненароком касался кожи. Очень аккуратно и по-деловому. Но все же...
Видно, ему это тоже не нравилось. Я даже испугалась, что незнакомец передумает и не отдаст мне коня, но вместо этого



Дворцовые конюшни? Переписка с Амиршахом? И глаза, Санва, какие глаза… это кто-то… очень знатный? Приближенный к Правителю? Здесь? В такой час? Не может быть… или… может? Санва, какие глаза…

И почему-то вдруг вспомнилась совсем другая встреча. В памяти возник образ Безе в день нашего знакомства и его слова мне.



Передо мной стоял человек, он вложил в мою руку поводья - мимолетное прикосновение. Пронзающее, парализующее... Но Песни я не услышала.

Если только слабое эхо…

Не совсем понимая, что делаю, подняла руку и провела ладонью по его лицу, словно считывая душу.

- Почти каждый человек в этом мире ходит по грани, с одной стороны от нее – жизнь, с другой – темнота. Мы все балансируем. Совершаем добрые поступки, великодушные, злые, мелочные, грешим, но грань не переступаем, держимся. Стоит только сделать шаг в темноту – дороги назад не будет. У всего в этой жизни есть своя точка невозврата. Держитесь. Не переступайте. Вы сильный и умный, вы сумеете.

После чего отошла от мужчины, прикрепила к поясу меч и легко вскочила в седло.
-Я возвращу вашего коня, не сомневайтесь. Знаете, сегодня замечательный день… вернее, уже ночь. Вы мне поверили. Взяли и поверили. Незнакомому человеку. Значит, не все еще потеряно в этом мире. Я обязательно докажу вам, что порой достаточно просто верить. Ловите!

Вынула из-за голенища сапога складной нож и кинула незнакомцу. Он поймал.

- Спрячьте в рукав. Булава не самое подходящее оружие против тех, кто подстерегает из-за угла. Еще раз – спасибо!

Натянула поводья, слегка стукнула коня ногами, и он послушно тронулся с места.

»» 23.02.15 20:29 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир

Территориальные воды ЦО. Палуба быстроходной шнеки "Прожорливая чайка".

А с ходу врать шут не умеет, видимо, это его качество, как и быстрая приспособляемость, не вошла в перечень развитых талантов. Имя выбрал, да боком на себя посадил. Но выбирал не без претензии, демонстрируя то ли амбиции непомерные, то ли весьма похвальную самокритику. "Властелин двора" да еще и старый, ну надо же. Топлю усмешку в роме, что вместе с рыбой уживаться в организме уже не хочет. И надо бы отказаться от напитка, но отодвигаю от себя копченый хвост.

- Чем же вам, Гарри, так остров не угодил, раз вы на нем ни разу не были? - спрашиваю не без тени ехидства, равной той степени хмельной доверительности, что уже возможна между случайными знакомыми, - Очень даже славное место. Больших возможностей и еще больших проблем.

"А еще он черно-белый, контрастный, что глаз режет" - мог бы добавить я про землю в которой, возможно, родился и осознал себя. Сколько бы раз на Грех не возвращался - остров так и не стал для меня цветным. И никогда не станет, о чем я не мало не сожалею и все же привычно прячу взгляд, отгораживаясь кружкой. Не потому что "Гарри" мог заметить и сделать соответствующие выводы - мы здесь все взрослые и на третьей пинте рома можем ощутить шлейф прошлого за плечами, просто кормчий за спиной шута задал мне вопрос, и надо было ответить.
"Пора клиента в трюм?"
"Рано"
А вообще, это смешно. Между Островом и Грехом негласное военное положение, которое нарушают все кому не лень. Вот и рыбаки за каким-то демоном сподобились, будто у чужих берегов улов богаче. Слепому понятно, что контрабанда в трюме, и не вся из нее для отвода глаз таможне, но в этой игре важно соблюдение традиций. Так что, придется уважаемому сударю шуту, на время прибытия побыть грузом. И чем менее транспортабельным, тем для него лучше. Так что пьем. И сегодня, и завтра, и до самого конца, еженочно послушно спускаясь к выделенным нам койкам, сами ли иль с помощью команды - как повезет. Главное, чтобы клиент привык, обжился и выглядел уместно, рожицей своей, дворцом холеной, с помятыми, продубленными ветрами моряцкими мордами хоть каплю сравнявшись.
Обновляя содержимое кружек, взглянул на лощеную свою заботу и с горечью решил, что на Грех сойду в очень скверном расположении духа. Буквально, чрезвычайно скверном, почти на грани поиска приключений.
_________________

Территориальные воды ЦО. Палуба быстроходной шнеки "Прожорливая чайка".



- Охотно верю, - запиваю слова целой кружкой рома. Без хорошей анестезии даже думать об этом треклятом острове не хочу. – Особенно в то, что касается проблем.

Капитан наш, видимо, со мной согласен. Взгляд задумчивый в кружку направил, лицом, и без того нерадостным, еще больше потемнел. Ага. Еще один "осчастливленный". Но то не мое дело. Дело ныне рожденного Гарри Олда вообще редкостная дрянь.
Остров возможностей жестко разделил мою судьбу на «до» и «после». Лишил состояния, благородного имени, семьи и друзей. Впрочем, об утере последних стоило бы печалиться меньше всего. Друзья со мной были до последнего. Конвоем вели на плаху, зачитывая обвинения. Верные приятели, проверенные собутыльники, братья не по крови, но по духу… прогнившему нутру.
Улыбаюсь, стискивая зубы – обычная улыбка королевского шута. Не забывается. А ведь времени прошло… Помню. Дзютте Опальный… Не опала в имени моем, опален я алчностью и коварством далекого острова. Сожжен там заживо и воскрешен на ЦО по сиюминутной прихоти его величества. Не предававший никого предатель спасен милостивым владыкой – ирония судьбы.

Пока ударялся в воспоминания, вокруг незаметно что-то изменилось. Старею. Расслабился шут. А ведь не просто так взгляды моряков стали внимательнее, а кормчий ни с того, ни с сего зачастил в трюм. Понятно – готовится тело мое бренное упаковать да подальше от грузов своих келейных. Понятно – чего ж не понять. Только я еще не готов. Проклятая натура, когда ж уже упьюсь до нужного состояния? Ни закуска, ни ром в глотку не лезут, а ноги держат. Свалиться бы сейчас, рухнуть у сапог бравого капитана бесформенны мешком – но рано. Не берет меня моряцкий ром. Сижу, как зачарованный, и жизнь свою прежнюю вспоминаю. Ой, не к добру.

- Может, друг мой Кастул, найдется у тебя напиток градусом повыше? – спрашиваю без особой надежды. – А то этим только по ветру ходить. Слабоват ром.

»» 18.02.15 21:29 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир
_________________

Замок, покои августейшей вдовы Дома Аэрас
музыка

Сердце билось в груди как барабан, заставляя кровь бежать сильнее, быстрее, подгоняя бегущую по коридорам замка, словно я гналась или убегала от кого-то в шутливой детской игре, светясь от восторга и ощущения близкой опасности. Пустые долгие коридоры кого-то могли напугать своей затаившейся по углам полутьмой, но я знала их как свои августейшие пять пальцев, мысленно здороваясь с пустыми доспехами у стены справа, принадлежащими когда-то очень прославленному герою, и перепрыгивая небольшой порожек у лестницы. Никого. Замечательно никого! Эта часть замка к вечеру, когда белокаменные стены окрасились в багряные тона, совершенно опустела, вымерла. Я крутанулась на каблуках, но ни в своих распущенных косах, ни в длинном шлейфе коварного платья не запуталась, кружась все сильнее и сильнее, словно только и мечтала, чтобы упасть, закружиться до смерти и видеть мир именно таким: смазанным, наполненным красками и стуком моего сердца, бесконечным движением вперед, к той цели, к которой так мучительно и долго шла. Еще!

Завтра я уезжаю. Бедная леди не здорова! Бедная леди слаба! Я покидаю столицу под прекрасным предлогом поправить здоровье на водах лечебного озера. И… Завтра мое лицо будет обдувать встречный ветер, мне не придется оглядываться, бояться, не нужно будет прятаться и ждать, когда же раздастся стук в двери и появится он.

Легкие шаги в мягкой кожаной обуви. Тихий смех. Волосы, волосы бьющие по лицу в точности так, как будут хлестать ветки деревьев, когда я буду гнать вперед по лесной опушке. И я буду гнать быстрее, еще и еще! Еще! Еще! Я захлебывалась восторгом. Неосторожно упивалась осознанием того, что два года затворничества, страхов и терзаний подошли к концу. Не могла уже сдерживаться, уверенная, что в этот час сегодня никто не побеспокоит. Ни слуги, которых отпустила, ни даже любимая фрейлина. Сегодня моя последняя ночь здесь. О возвращении пока даже не задумываюсь. Страх сползал с меня как старая шкура, болезненно и неохотно, но я чувствовала необходимость окончания этой пытки, как глотка воздуха. Чувствовала и потому терпела, воспринимая эту боль и волнения как самое изысканное удовольствие.

Остановившись около портрета величавой дамы, какой-то влиятельной родственницы дома Аэрас в далеком прошлом, с таким горделивым профилем и внушительным шнобелем, я, как любая уважающая себя леди, присела в изящный реверанс, чтобы отдать дань уважения прародительнице, но ненадолго. Подпрыгнула как ужаленная в одно место Ко-ко и, подхватив подол, побежала дальше.

Когда я уже приближалась к своим покоям, то замедлила шаг, мгновенно превратившись в вытянутую фигуру с задумчиво опущенной головой и поплыла мимо суровой, но как всегда молчаливой стражи. Волосы упали мне на лицо, скрывая жгучий румянец. Это единственное препятствие, которое я встречу. Никто из них не посмеет взглянуть мне в глаза. Завернув за угол, можно было не бояться натолкнуться на кого-то еще. Вечера и ночи здесь всегда полностью принадлежали мне одной. Кто-то говорил, что Дарий ближе к закату покинул замок. Вот и прекрасно! Стоило поздороваться с маленьким мышонком, которого так рьяно пыталась травить Лумберта, и которого я с удовольствием подкармливала, так что тот наверняка однажды не пролезет в свою маленькую норку: так он любил полакомиться. Моя маленькая серая армия. Интересно, можно ли дрессировать мышей?

Оказавшись в комнате, я направилась прямиком к господину Шьену. Он наверняка уже заждался моего визита, а столь уважаемого господина нельзя было заставлять ждать. Тем более, что это вам не ленивая мышка. Это же господин Шьен! Не менее ленивый. Его боялись все, даже Лумберта, радевшая за чистоту и порядок больше всех остальных. Хотя не стоит исключать варианта, что господин Шьен жив еще только потому, что она еще больше боялась впасть в мою немилость, нарушив границы моего уединения без моего на то ведома. Как он будет без меня так долго?

За спиной тихо закрылась дверь. В комнате было темно, но глаза привыкли, и в спальне было большое окно, из которого открывался прекрасный вид на город, горящий вечерними огнями. В самом уголке окна за гардиной поджидал меня мой маленький друг Шьен. Мохнатые лапки, пучеглазые глазки. Паучок не двигался как и всегда, притворяясь частью интерьера, как часто я поступала сама, стараясь слиться с мебелью в той или иной комнате, только бы никто не замечал меня. Я закрыла глаза и с силой вдохнула воздух. Запах леса, моря, чужих городов, далекой земли, запах свободы. Все это ждет тебя, маленькая Ко-ко. Пьяная от счастья, пьяная от нетерпения, я едва сдерживала дрожь. Господин Шьен молчал, чтобы не нарушать всю торжественность момента. Впрочем как и всегда. У окна лежала недочитанная книга. Я забыла ее отдать Элиане, чтобы она сложила ее со всеми моими вещами. Книга повествовала о далеком Амире, раскрывая увлекательные легенды об охотниках на червей.

На столике у кровати стоял на подносе ужин: фрукты, хлеб и сыр. Вино в кубке. Темное и густое, оно дразнилось, разжигая и подначивая, но я не торопилась. Пыталась вспомнить кто сегодня должен был подавать мне ужин, даже нахмурилась немножко, совсем чуть-чуть. Тут всегда важна осторожность. Вспомнила, вздохнула спокойно и тут же забыла, коснувшись ладонью стекла. Завтра. Все будет завтра. Уснуть нереально, но я попытаюсь. Нет, никак не уснуть.

Не став зажигать свечи или просить, чтобы разожгли камин, отломила кусочек сыра и положила его заботливо за гардину, ниспадающую на пол. Сегодня все обязательно должны быть счастливы, даже маленький хвостатый друг. Прикормленный и одомашненный, он уже наглел настолько, что даже в присутствии меня выходил из своего укрытия, чтобы полакомиться и размять лапки. Как я его понимаю! Рука сама потянулась к бокалу с вином. Запах обычный, вернее ароматный, ягодно-фруктовый. Обычный для хорошего вина. Другого в этом замке и не бывает, но я не помню, чтобы когда-нибудь пила больше одного глотка. Сегодня все было вопреки. Невольно дрогнув, испуганная самой мыслью, но тут же осмелев, я не без удовольствия, не отрываясь ни на мгновение выпила все до самого дна. Пьяно, хорошо, сладко. Освежающий бархатистый вкус вкупе с крепленым ягодным увеселяющим градусом прокатился по всему нутру с победоносным кличем заядлого пьяницы и бунтаря, который наконец-таки вырвался из кандалов приличий и правил. И довольно зажмурилась, заговорщицки улыбаясь, словно совершила что-то по-настоящему дерзкое и запретное, чувствуя как сильно-сильно теплеет где-то в животе. Наверное, я поспешила с выводами. Может быть, после такого я не только усну, но и буду храпеть на весь замок, мешая сладкому сну Дария, Великого Магистра и еще кому-нибудь из его многочисленной свиты. Надо делать так почаще. Я улыбнулась этой веселой мысли и заодно пошевелившемуся господину Шьену, все таки решившему спрятаться на ночь между камнями. Как почувствовал.

»» 19.02.15 19:02 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир
_________________

Улицы столицы. Район порта.

Давненько я не чувствовал себя настолько не собой. Апофеоз непочтительности. Ладно, я сам свалял дурака и встал на колени. Но теперь меня, Правителя Царя Островов, трогали за лицо! За это смертная казнь полагается, если что. Но я отчего-то стоял и ничего не делал.

Я бы хотел съязвить, но не смог. Из ее глаз словно посмотрела на меня сама Санва. Осветила все самые темные уголки. И его. Это маленький клубок тьмы, что притаился очень глубоко. Но он был там. Я знал это. Теперь это знала и она.
Она исчезла так же быстро, как и появилась. На память мне остался меленький складной ножик. А я-то думал, что дочери Санвы носят оружие посерьезнее. Сунув подарок за голенище другого сапога, я развернулся.
Благородный Дарий. Подарил лошадь нуждающейся. Топай теперь добрый час до Дворца. Как в старый добрые времена - пешком через полгорода.

Дворец.

Только многолетняя выдержка и служба еще при Алларии не позволила Тербию сказать все, что он подумал, когда я явился во Дворец как раз в момент заступления на караул ночной стражи.
- Где ваша лошадь, Правитель? Вас ограбили? - его цепкий взгляд ощупывал меня.
- Я ее отдал во временное пользование. Со мной все в порядке.
Тербий шел за мной и что-то тихо ворчал. О том, что больше он ни за что... никогда... меня одного...
Все это казалось мне сейчас не стоящим внимания. Эти женщина разбудила ее. Тьму во мне. Комната на вершине восточной башни ждала меня.
- Датцо позови.

»» 19.02.15 13:30 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир
_________________

Территориальные воды ЦО. Палуба быстроходной шнеки "Прожорливая чайка".

- Нет, - с ходу отвечаю, мгновение взглядом добрым-ласковым переносицу сударю Олду массирую, и тут же размазываюсь в положенной роли вояки честного и приятно взбудораженного чувством причастности к государственным тайнам, - Гарри, это ж судно, а не кабак, откуда взяться разнообразию напиткам? Да и ром... Алоис, ты где ром брал? У Беккера на третьей Киркенесе?
- Нет, Капитан Дий. У Вейса брали, что на Графтоне.
- О! У Вейса, - говорю, ладонями вверх руки разводя. На каждой что-нибудь да лежит: на правой - фамильярный переход на ты, на левой - предписанная должностной инструкцией дистанция. Что выбрать? - Чистый нектар. У Вейса вся столичная знать закупается, его ром с моряцким вырвиглазом не сравнить. Ни по качеству, ни...

.. по цене. Адмиралтейство чрезмерно любезно распахнуло свои карманы, чтобы не подозревать в этом еще одну бумажку со слишком красочной печатью. Кстати, о бумажках. Любезница-ночь, как обычно с ней бывает в этих широтах, пришла внезапно и уже расправила свои расшитые звездами юбки, распустила ветренные косы. И пусть оба кавалера уже на своем внутреннем "подогреве", но я-то привычный к здешним погодам, а вот гостя может и продуть, и поморозить, и в койку надолго с жаром уложить. Чего очень не хотелось бы. Все-таки, не настолько я нянька.

- Так что на нас с вами, сударь, лежит великая ответственность по его уничтожению, - заявляю с широкой улыбкой и поднимаюсь с бочки. Легко, к слову, поднимаюсь, плечами поводя, чтобы спину размять. Навес мы занять-то заняли, да вахтенного из-под него, судя по всему, надолго выгнали. Большую жаровню он с собой забрал, а малую еще извлечь надо из-за ящиков, бухт и бочек, уголь по палубе не рассыпав. Но чего не сделаешь, ради здравия подопечного? Даже драгоценную цидульку с витиеватой подписью - в этом месте закомкано, - из кармана камзола извлечешь, сомнешь и на растопку пустишь, позволяя, пока кресало об огниво чиркает, всем желающим ознакомиться с той самой печатью, на тонкой бумаге да магическим контуром оставленной, и каллиграфически искаженными строками " .. предписывается препроводить означенное лицо, всецело ему содействуя в...", - Как полагаете, справимся? О! Да вы что-то взгрустнули! Не дело, право слово сударь, не дело это грустить в такую хорошую ночь. Даже по оставленным за бортом женщинам, не то, что о прошлом. Это все ром. Когда его мало.
А когда его много, то тонким лезвием под сапогами становится другая крайность, у каждого своя. Хотелось бы мне видеть, какая она у сударя нашего шута или нет? Впрочем, если он хорошо поет...
_________________

Территориальные воды ЦО. Палуба быстроходной шнеки "Прожорливая чайка".



Ответ не слишком меня обрадовал, однако, и не огорчил. Привык уже, что у истертой монеты судьбы две стороны. Две испещренные рисунками возможности, и не всегда лучшая с человеческим абрисом.
А ром... За мудрое, явно не от легкой жизни приобретенное, умение молчать я простил бы капитану и обычное кабацкое пойло. Луженой глотке шута ни к чему не привыкать.

- У Вейса, говорите, - цокаю языком и не понять, восторженно или с усмешкой. О том, как с этим самым Вейсом мы по ночам бочонки от Беккера катали ни высшему обществу, ни обычным морякам лучше не знать, как не знал шельмец-кабатчик, с кем он их катал. - Надо запомнить.

И пока вновь иду справлять нужду, капитан устанавливает жаровенку. Вовремя. После вынужденной царской диеты последних дней отощал я. Холод до костей пробрал - быстрее чем обычно. Того гляди, заработал бы не похмелье, а простуду. К возвращению моему почти все уже готово. Уголек к угольку, щепка к щепочке и лишь, забирающаяся огнем, бумага со знакомым витиеватым почерком, как сигнал к чему-то нехорошему. Ладони на миг сжимаются в кулаки, и тут же беру себя в руки. Пока все нормально. До Греха далеко, а о готовности моей сударям-попутчикам знать не стоит.



- Тогда давайте пить, капитан. И за женщин, и за ночь и за прошлое, будь оно неладно, – махнул рукой, а потом, призадумавшись, добавил: - А если кифара найдется, так еще и споем! Как в такую ночь без песни?

Капитан на слова мои довольно усмехнулся и только что руки не потер. Значит, угадал Гарри Олд. И это хорошо. Оба понимаем, что пришел мой черед платить за "всецелое содействие".
_________________

Территориальные воды ЦО. Палуба быстроходной шнеки "Прожорливая чайка".

- Вот уж нет, за прошлое я пить решительно отказываюсь! Предпочитаю проливать вино исключительно за будущее, будь присутствующим за него не стыдно!

И снова ром как вода льется в обожженную глотку, драконом амирских пустынь опаляет желудок, нетерпеливыми ласками заждавшейся девы бежит по жилам. И мы пьем. И поем, не найдя в тюках кифары, которую никто не брал на борт, ладонями отбиваем ритм о крутые бедра бочек, когда того требуют артистические порывы души. И говорим. Не так много, не так откровенно, как того требует опустошаемая посуда, и даже тенью теней в наших речах не проскальзывают ни виденная на пристани выставка металлов, ни цель этой авантюрной экспедиции. Мы говорим о женщинах - а оба мы не так уж молоды! - и можем с толком сравнивать причудливо изменчивую моду на глубину корсажей и пышность нижних юбок. Мы говорим о кораблях, и палуба шнеки, воинственно поскрипывая досками настила, порой преображается в батальные полотна. Мы травим байки, в которых никому не узнать действующих лиц, но хохот наш оттого не становится глуше. Мы не говорим о себе, лишь изредка затрагивая нити собственной основы, не перекраиваясь под вкус другого. Мы две абсолютные, обоюдно независимые величины, которых ждет очень сложное утро, и, благословением распутной Маа, хватило б в трюме жидкости, чтоб как-то его скрасить!
Я никогда не видел себя пьяным, не оттого, что слеп или не пью. Но "дурная голова ногам покою не дает" - это тоже про меня. Когда воздух стал зыбким, а ветер столь беспокойным, что смог отогнать жар углей и заставил накинуть на плечи камзол, я нашел себя выгуливающимся по узкой полосе бушприта. И только по копошению в гальюне, вспомнил, что прежде, чем задуматься до полной потери чувства осторожности, я сопровождал сударя нашего Гарри в очередной поход "до ветра". Где-то далеко внизу встречали рассвет безбрежные морские волны и в дымном покрывале облаков их плеск был столь осязаем, что тянуло наклониться и потрогать море рукой. Подозреваю грешным делом, что именно эта манкая притягательность является куда как более крепкой уздой сухому закону, чем весь страх перед начальством и внезапными магическими проверками. Что делать флоту, если каждый второй в утреннем мареве сочтет за счастье сигануть башкой вниз в глубокую темную воду? Оставаться с одними первыми, душами невинно чистыми, руками не обагренными, или трусами последними, что за шкуру свою даже перед звездным небом трясутся? Так вторые только в отступлении полезны, а среди первых рано или поздно опять начнется естественная выборка. Нет, пить зло.
А вспоминать ночью на корабле прошлое - зло в двойном размере. Мокрые облака сырым одеялом придавят грудь, осядут моросью на волосах, накопят влагу в глазных впадинах, пресными дорожками скользнут по щекам, каплями сорвутся с подбородка. И не скинуть это одеяло, не утереться - разве что умыться. Внизу. Вспоминать - грустное зло. Гнать на корабле надо память как рыночную попрошайку, едва ль не пинками.
Копошение в гальюне стихает, а значит и мне пора прекращать строить из себя носовое украшение. Оборачиваюсь, и что вижу? Две бледные встревоженные рожи вахтенных и приготовленную сеть. Меня, значит, ловить собрались. Как положено, молча, чтобы словом добрым вразумляющим не спугнуть. Покладисто топаю навстречу, на длину их вытянутых рук. Смотрю с проникновенной пьяной лихостью, палец к губам прикладываю и, из одного озорства, в момент, когда сеть готова вот-вот накрыть, совершаю пируэт на каблуке и по скользкому, мокрому бушприту взбегаю обратно. Это ж надо: меня и сетью? Возмутительно настолько, что смешно. Игры над бездной, что может еще так бодрить в рассветные часы?
Ах да, рассвет...
Мгновение позирую на самом краю олицетворением вреда неуставных привычек и уже без шуток возвращаюсь на палубу, разве что хлестко бью по рукам, что пытаются меня поддержать, удержать и вытащить. Руки - это уже лишнее. Чрезмерное.
На палубе туман густой, что молоко. В нем изломанными тенями беззвучной жутью скользит команда, неспроста поднявшаяся в такую рань в полном составе.

- Сударь мой Гарри, а не пора ли нам с вами отправляться на боковую? Или, может быть, желаете порыбачить?

»» 23.02.15 20:29 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир
_________________

Наверное, мне нравится контраст между жаром кожи и холодом чаши в моей руке. Под пальцами чувствую барельефные линии и мягкие скаты выпуклых камей, обрывающихся жесткими краями замысловатых узоров из металла на посеребряном кубке, что как и эта книга ждет, чтобы рассказать свою историю. Я все еще держу его, выпитый до дна, с надеждой провожу пальцами по маленькому кораблику, плывущему в неизвестные страны, по замершим волнам, по застывшему ветру, дующему в его недвижимые паруса. И жду, когда станет совсем темно, но глаза привыкают, как и я уже давно ко всему привыкла. Теперь я лучше вижу эту комнату, где я провела бесконечно долгих два года, и она становится безжизненной, чужой, омертвевшей, как подсохшая корка над раной, которую я с нетерпением сдираю, при этом забывая как легко сделать неосторожное движение, чтобы снова пошла кровь. И на светлом пятнышке паруса проступает едва уловимое очертание короны. Разжимаю пальцы, выпуская из руки. Кубок со звоном падает и долго катится. Наверное под кровать. Оборачиваюсь к окну, чтобы смотреть на огни, охватившие Изумрудную и вернуться к мыслям о завтрашнем дне, но всецело, полностью нахожусь там, где в складках свесившейся ткани пурпурового балдахина остановилась упавшая чаша. Колеблюсь несколько мгновений, превратившихся в вечность. Огни на пристани все также горят, иллюзорно колышутся, охватывая огнем порт. Ночь теперь мне кажется бесконечно длинной, а темнеющий мир, на который я смотрю из высокого, но довольно узкого окна, необъятным. Все-таки нужно будет попытаться поспать, хотя бы самую малость. Поворачиваюсь и решительно иду к кровати, приседаю и беру кубок. Взгляд идет мимо, куда-то к замершей гардине у стены и маленькому зверьку, лежащему на спине с подрагивающими лапками. Рядом крошки недоеденного сыра. Он дышит тяжело. Это скорее похоже на последние вздохи. На смерть: ее ни с чем не спутаешь. Я не единожды ее видела, и она всегда одинаковая, без капли сострадания. Лапка грызуна дергается в последний раз. Нет, еще раз. Болезненной судорогой. Я хватаюсь за тяжелую ткань балдахина, чтобы не упасть, но это не мешает мне на какое-то мгновение буквально разучиться дышать. Кажется, что я не могу пошевелиться. Жгучая жалость к мышонку мгновенно перерастает в не менее сильную жалость к себе и панический страх последовать его примеру. Послевкусие вина теперь горчит. Может быть, потому что уже начал действовать яд. Я зачем-то смотрю на аккуратно выложенные на тарелке у кровати фрукты и сыр. Непривлекательные теперь. Как-то поднимаюсь и дрожащей рукой ставлю кубок рядом. Аккуратно, как и собиралась. Тень так падает на него, что корабль практически сейчас не заметен. Черный вестник, предатель. Жду. Просто ничего не делаю и жду когда же. Ничего не происходит. Как загипнотизированная смотрю на блестящий бок яблока, перевожу взгляд на едва различимый корабль на чаше. Нет, от этого никуда не сбежать. Не могу пошевелиться. Кружится голова, с трудом заставляю себя дышать, каждый вздох и выдох воспринимая как хороший знак. Как еще один маленький повод порадоваться жизни. Чтобы там ни было, а жить хочется нестерпимо. Гулко в груди ухает сердце, как последний отсчет. Раз, два, три. Закрываю ладонями лицо. Слушаю себя, не позволяя себе удариться в истерику. Страшно. Четыре, пять, шесть. Мои волосы пахнут медом и немножечко дымом. Я все еще чувствую. Семь. Коротко кричу, срываюсь, чуть припадая вперед и опираясь руками на все тот же столик. Не могу. Нависаю над ним, стараюсь прийти в себя и дышу, просто дышу. Маленькая Ко-ко внутри меня горько плачет. И ледяные руки на мои плечи, сквозь меня, заставляя похолодеть и сердце. Вздрагиваю, не зная есть ли смысл говорить с призраком. Особенно с тем, который мучает тебя и изводит, заставляя поверить в свою неотвратимую болезнь, кошмар, который никуда не делся и, кажется, даже и не собирался. Боюсь обернуться. Боюсь, что уже окончательно сошла с ума. Боюсь, что умираю.
- Эдвард?

»» 23.02.15 10:37 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир
_________________

Территориальные воды ЦО. Палуба быстроходной шнеки "Прожорливая чайка".


Да ежели бы я только мог подумать, что поездка эта станет истинным отдохновением для души безродного шута. Отдохновением, рождающим короткую свободу межу «был» и «буду»? Без истинных имен, тайной игры и подлого обмана. Коротким мигом, когда душе позволено вырваться из своей клетки, заглянуть за прутья правил в холодную, бескрайнюю реальность.

- В бездну прошлое! – выкрикиваю я в равнодушное звездное небо, в то время как капитан мой прогуливается по тонкой полосе бушприта. Безумец. И он безумец, и я... И только в безумии свобода. – В бездну настоящее! – шепчу одними губами и взрываюсь хохотом.

Не знаю, что подумала команда. Уже перестал ловить их взгляды. Ни к чему. Силясь заменить в жилах кровь на ром, продолжаю пить. Уже в одиночестве, потеряв своего верного собутыльника. В голове музыка - хор, отпевающий покойника. Тихие, скорбные голоса, молящие о прощении и отпущении. Многоголосый вой, разрывающий душу клочья
И вновь ромом заливаю скорбь. Вновь один. Сейчас я у той границы, где другой не нужен. Белесым глазом смотрит на меня горячка, а старуха смерть уже берет за горло. Но пью. Язык не ощущает вкуса; онемевшие, не слушающиеся губы, как к грязной, опостылевшей любовнице, прижимаются в краю кружки; горло саднит, и нутро лишь чудом удерживает весь этот яд внутри.
Пью.
Как потерявший и не оплакавший.
Пью.
Как умерший, но так и не воскресший.
Пью.
Чужой самому себе и целому миру.

Не просить мне милости у сильных мира сего, не ждать помощи от родных, ни на кого не надеяться. Вот оно, одиночество. Дно глубокого колодца, из которого не выбраться. Только привыкнуть. Смириться. Научиться стоять собственными ногами на грязном илистом дне, без слез смотреть вверх.
Перестать ждать. Начать радовать мелочам: освежающему, морозному ветру, пушистому белому снегу, летнему теплому дождю. Просто и без искусства. Без прошлого и будущего - только сейчас.
Дрожащими руками подношу ко рту еще одну кружку рома.
Одиночество становится сутью. В полной тишине и уединении начинает меняться реальность. И вместо дна колодца под ногами высокие горы. С них виден весь мир. Суетящиеся люди и безучастные ко всему звезды. Страхов нет, их некому выдумать. Счастье и радость, как пестрые цыганские тряпки, больше не манят. В них нет покоя. Есть обнаженная душа с затянувшимися шрамами. Одинокая. Свободная.

Вне правил и границ.

Туман влажной паутиной опускается на лицо. Холод пронизывает насквозь. Светает.

- Сударь мой Гарри, а не пора ли нам с вами отправляться на боковую? Или, может быть, желаете порыбачить?

Но не успеваю выслушать вопрос до конца, как падаю.
Чернота накрывает с головой. Небытие. Наконец-то.

»» 26.02.15 21:38 Безбрежные воды
_________________

Территориальные воды ЦО. Палуба быстроходной шнеки "Прожорливая чайка".

Плохо мне было, как никогда. В очередной раз.
Говорят, есть на этом свете счастливцы, что не видят снов. Будто коснутся головой подушки и сразу проваливаются в черную яму времени. Посидят в ней, темной, положенное, и возвращаются в этот мир, как заведено, бодрыми и весьма отдохнувшими. Еще говорят, что цветные яркие сны видят только порченные древней кровью, маги, безумцы, да нелюдь всякая, из той, что вообще снами балуется. Не знаю. Не берусь судить. В одном лишь уверен точно - последние тридцать лет никаких дел с Бездной не веду.
А спать не могу. Скоро уж полный десяток лет как не могу, пока не вымотаюсь так, что само дыхание начинает казаться излишним усилием. Тогда падаю, разве что не замертво, чтобы склянок через пять, повезет, если через семь, вернуться из сна назад, в этот лучший из миров. В мир, где твоего ребенка и женщину, которую ты мог бы назвать своей, сожгли всего один раз, а не повторяют это снова и снова, стоит лишь закрыть глаза. И понимаю, что подобная чувствительность совершенно не положена боевому капитану ни по уставу, ни по роду деятельности, ни по натуре: военные романтики, как известно, профессионалы не лучшего качества и долго не живут, если не штабные. А все одно - не спится мне. Под сомкнутыми веками огнем полыхают тонкие веточки детских рук и заливисто хохочет сквозь пламя длиннокосая девочка-рабыня. Весь дар ее проклятый в эти косы ушел. В обе мои горсти не вмещались, какие были косы, до коленок тянулись, голову запрокидывая. Без них - мышонок мышонком, ни смотреть, ни щупать нечего, - девчонка вздорная. Но волосы распустит, расчешет старым гребнем костяным, ляжет рядом, пологом их тяжелым укрывая - и раны сами по себе затягиваться начинали, а если даст в руки пряди плести - любая боль отступала и не возвращалась.
Говорят, когда ее к столбу вязали, стриженная как мальчишка была. Не знаю. Не видел. Ни как она живьем горела, ни как сын мой пятилетний, людьми добрыми до неузнаваемости изувеченный. В рейде был. Через два дня вернулся, мимо кострищ декаду ходил, не любопытствовал, пока письмо не получил. Случилось так, что письмо пришло с запозданием, встречать-прятать уже некого было - таможня в доме Аэрас и тогда была налажена отлично. А косы те, видимо, и по сей день у какого мага в сундуках лежат.
Плохо мне было, как никогда. Сутки уже сна ни в одном глазу, голова тяжелая, мутная, да еще похмелье это.. Трясет так, что клестерно густой, горячий рыбный суп едва ли мимо рта не льется. Обжигаюсь и пью, слово чести, куда как охотнее, чем самый дорогой ром. Не то, чтобы от упоминания последнего передергивает, но любоваться ясным днем и безбрежно синим небом предпочитаю держа миску с супом, а не кружку с горячительным. Вот и сижу прямо на палубе, ноги подобрав, по самый нос в плащ завернутый, любуюсь. Хорошо это, когда тебе глубоко плевать, как на тебя смотрят окружающие. Еще лучше, когда эти окружающие на тебя и не смотрят вовсе, а если бросают короткие взгляды, то совсем другие, чем после первого знакомства. А всего и надо было - не за именем, в дурных эскападах, сиречь боевых подвигах, прославленным прятаться, а самолично, ручками капитанскими белыми выдраить палубу до блеска. А до этого наравне со всеми вытягивать сети и улов разбирать, в трюм спускать в бочки огромные до середины колотым льдом полные, самому себе сельдью запахом представляясь. Хотя, когда сгрузив обеспамятевшего шута на отведенное ему почетное койко-место, вернулся на палубу, показалось, без тени иронии, что милейший Алоис напрочь забудет и о субординации, и о почтении, и даже о должностной инструкции, лихим ударом прописав мне, а главное команде, полный покой.
- Все равно буду колобродить, - посочувствовал ему в лицо, - К борту не подойду, обещаю.
И не подошел, пока не только себе, а и окружающим не показался трезвым как утреннее небо. Я держу свое слово. Всегда.
С волос струйкой за шиворот сбегает вода. Подумалось внезапно, что за два сезона своей отставки успел отвыкнуть от официальной тяжести мундира на плечах. Случись этот рейс еще прошлой осенью, то сейчас я был бы вынужден держать лицо, как официальный представитель дома Аэрас, и никого бы не волновало, что при этом подыхаю с перепоя. Так же, как теперь почти никого не волнует придурь пассажира - решил вместо теплого одеяла в плавно покачивающемся гамаке работать как матрос, так кто ж его неволить будет, лишь бы под ногами не мешался. А ведь подумать только, всего лишь кусок сукна...
Все-таки допил этот суп. Поставил плошечку рядом на доски, уперся затылком в обшивку надстройки, прикрывая уставшие покрасневшие глаза... Солнечным лучом полыхнуло под веками, как зарево разгорающегося костра. "Будьте вечны, родные..."
_________________

Главная площадь в центре столицы, два года назад.



Солнце погасло.
Утро, слишком яркое для такого темного дня, слепит своей сомнамбулической пустотой. Легкая ткань моих лат касается губ, щекочет влажные ресницы, оглаживает нос и щеки, скользит по коже как тонкая невесомая паутина, сотканная из неба, пасмурного, черного. Полупрозрачная грань шелка между мной и всем остальным миром. Руки как плети, но из рукавов видны только исколотые иглами кончики пальцев. Запахнута наглухо, так туго, что уже даже не пытаюсь дышать глубже. Ничего не чувствую, только это. И пальцы в оковах золота.
Я знаю, что на меня смотрят, знаю, что наблюдают, но у меня впервые такое ощущение, что я совершенно одна. Все эти взгляды будто бы мимо. Шаги позади ничто. На море едва колышущейся толпы штиль, несмотря на ветер, с силой отбрасывающий ткань платья назад. Удивительно холодный, пронизанный дыханием осени. Я одна. Медленно иду по мощеной дороге перед придворным кортежем за плывущим в безвременье телом короля и моим счастьем, а под ногами норд-ост гоняет редкие опавшие листья. Когда они успели опасть? Как быстро, мучительно быстро наступила осень. Как же так получилось, что я не заметила ее прихода? Город, белокаменный, прекрасный, схуднул, озяб, съежился. Ощерился пиками и башнями, одевшись как и я сегодня, в скорбные небеса. Осиротел. Теперь посеревшие колоннады, фронтоны и шпили зданий стали похожи на разномастные гробницы. Как и королевский замок, виднеющийся вдали, лишь более величественный склеп и только. Мой новый дом.
Сколько я уже стою здесь? Час? День? Стою и смотрю как тени проплывающих по воздуху кораблей скользят по застывшему лицу Эдварда. Я чувствую его боль, его гнев, его отчаяние даже сейчас. Смерть не стерла эту печать с его чела, оставив все как есть, как было, когда он умирал. Неужели никто не видит?
Впервые поднимаю глаза на темную фигуру рядом. И сдерживаюсь, чтобы не отшатнуться. Он сядет на трон как только все закончится. Воспоминания о двух тонких и надломленных брезгливым высокомерием линиях губ. Открывающийся и закрывающийся рот с запахом серы. Вкрадчивое нашептывание на ухо через душный плен моего горя. Убить, его нужно убить. Только одно слово, королева. Ваше слово... Не могу вздохнуть полной грудью и смотрю на незнакомые лица тех, кто пришел проститься со своим правителем. Вижу среди них в толпе те самые тонкие губы, колючие глаза. Смотрит прямо на меня. Не могу вспомнить имя. Спешу взглядом к Эдварду. Он единственный, кто мог бы меня защитить. Кто любил меня, понимал и желал счастья. Не только мне, но и своим людям. Единственный, кто был достоин править. Застываю как воск, как и недвижимо лежащий король рядом. Тону в этом лице, прощаюсь с ним и понимаю, что все еще не могу дышать. Что тону и не могу проститься. Не хочу. И снова бегу, отворачиваюсь.
Не могу понять куда делись мои доспехи, мое черное платье, моя шаль, мои волосы и кожа, будто бы кто-то содрал все с меня одним махом и теперь с садистским наслаждением поглаживает оголенную сочащуюся кровью одну сплошную рану – меня. И не смотрю туда, откуда так явно веет гнилостным смрадом магии, старости и желчи. Не заставишь меня смотреть. В оглушительной тишине слышу, как недовольный всеобщим невниманием ветер, хрипя, гложет на крышах соседних домов взмокшую черепицу и треплет штандарты. На миг прикрываю глаза, рискуя потерять равновесие, перепутать верх с низом, или же все так незамысловато расставить по местам одним коротким нырком. Чтобы видеть как пузом кверху несет течением трупы кораблей, как мертвую рыбу, а небо, твердое и холодное, чувствовать под собой. Чувствую. Как у моих ног копошатся трупные черви. Неужели никто не видит?
Эдвард же был настоящим солнцем. Солнцем, которое любило меня. Солнцем, которое согрело бы своим теплом этот холодный город. Солнцем, которое бы и я смогла полюбить, быть ему женой, заботиться о нем и сделать его счастливым. Я же хотела этого всем сердцем.
Открываю глаза. Все как и прежде. Жгутом сплелись вены в отчаянном вздохе. Не смею сжать руки в кулаки. Предательски потяжелели веки, наливаясь моим невысказанным горем, а подушечки пальцев горят, напоминают о слишком долгой ночи и бархате ткани, на которой вышивала. Я помню ее на ощупь, прохладу его рубахи, в которой теперь он лежит. Такой же холодный. Хочу прикоснуться и не двигаюсь. Полдень, и мое солнце вчера погасло.

»» 26.02.15 22:36 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир
_________________