Кинли Макгрегор "Воин"

Оксана, СПАСИБО за новую главу.

Ну вот, опять и снова ! Миль Анжуйский что ли ? Или совсем новая опасность?

Спасибо за продолжение!

Спасибо за новую главу, девочки!!
Только сбежали и уже новая опасность, и как всегда на самом интересном месте конец главы.. Может это уже Киранн?
_________________

Что там творилось в семье Локлана не пойму... Его мать, это не та же женщина, что и мать Брейдена? Та, я помню, заступалась за сыновей и Сина выпнула за порог. А тут говорится, что вымещала зло на маленьком сыне...не стыкуется у меня что-то.

Какая лошадь у Локлана умница!

Странны мне эти рассуждения взрослого мужчины о разбитых вдребезги сердцах и душераздерающих предательствах. Такая трагедия из-за женщины! Тем более, что девушки частенько не имели права голоса и шли замуж за того, на кого укажет папенька или старший мужчина. Так может это не девушка передумала, а папа сказал за другого идти. Я понимаю, если бы девица втерлась в доверие, женила на себе, а потом отравила весь клан с грудными младенцами или выдала врагу секретную инфу, что привело к гибели невинных людей. Но отмена свадьбы...или автор нам ещё не все детали поведала?

Спасибо за продолжение!
___________________________________

Sunny, наша Бирюзовая леди, спасибо за продолжение и поздравляю!!!

Так всё хорошо начиналось - от Миля сбежали, от преследования оторвались, лошадь такая невероятная - послушней собаки. И тут такой нежданчик... Кто это? Сомневаюсь, что друг, ну дай Боже чтоб не враг...
Спасибо за перевод! Жду проду с нетерпением! Боюсь помру от неизвестности!
___________________________________

Поздравляю нашего дорогого переводчика и великолепного рассказчика с повышением!
В честь нее и для всех читателей и почитателей нашей истории - концерт средневековой музыки!


___________________________________

Света! Спасибо огромное за поздравление и за такой замечательный концерт! Я люблю средневековую музыку, поэтому получила настоящее удовольствие для слуха. А глаза мои усладились великолепными средневековыми миниатюрами: прекрасные дамы, их храбрые рыцари, единороги, львы... Красота!!!
___________________________________

 » ГЛАВА 4 ИЛЛЮСТРАЦИИ

Продолжаю рассказывать о первом походе рыцарского войска "крестоносцев" на Иерусалим. В прошлый раз я остановилась на том, как, взяв Никею, христиане двинулись дальше по земле неверных, пертерпевая ужасные страдания.

Почти полтора месяца воины Христовы блуждали в густом тумане по опустошенной земле — здесь повсюду царил голод. Привалы крестоносцев больше не напоминали привычных сцен: над огнем на перекладинах, положенных на три скрещенных копья, кипят котлы, на длинных вертелах жарится мясо тут же забитого быка или барана. Для командиров на козлах раскладываются столы, стелятся скатерти, раскладываются миски, ложки и ножи… Спустя месяцы скитаний даже знатные вельможи готовы были оттрапезничать как рядовые бойцы — сидя на земле или на корточках. Увы, и походного «бульона», то есть куска черствого хлеба, размоченного в воде, хватало не всем. Давно опустели бочки с вином, маслом и соленой рыбой. Отмахав в день 30-40 километров, солдаты ложились спать голодными. А сельджуки, казалось, не спали никогда. Их было много, они были сильны. Да что там — сама природа Востока словно восстала против нашествия "крестоносцев". Солнце заставляло их обливаться потом под доспехами и мучило жаждой, ветер и дождь принуждали трястись от холода.


Крестоносец на страже

И вообще, попробуйте представить себе, каково это - путешестовать в доспехах рыцаря?
Вот таким было полное рыцарское облачение.



Главные силы крестоносцев двигались по высоким, "дьявольским", как выражается норманнский хронист, горам, где даже в лучшее время года условия для перехода были чрезвычайно трудными. Теперь же стоял октябрь. Полили дожди: вода размыла узенькие горные тропинки. Крестоносцы карабкались по ним, то поднимаясь круто вверх, то скользя по обрывам.

И люди и кони подчас срывались и падали в глубокие пропасти. Та же участь постигала вьючных животных. Их пробовали связывать вместе, но, увлекая друг друга, они то и дело сваливались в бездну. "Никто из наших, — вспоминал анонимный хронист об одном из таких восхождений и спусков, — не отважился пойти первым по тропинке, которая шла с краю горы... лошади срывались там, и одна упряжка тянула за собой другую". Утопавшие в грязи рыцари нередко бросали свою тяжелую амуницию, если не удавалось сбыть ее по дешевке пехотинцам.

"Рыцари, — сокрушенно писал тот же хронист, — стояли повсюду печальные, били себя от чрезмерной печали и горя, не ведая, что станется с ними самими и их оружием, продавали свои щиты и наилучшие кольчуги со шлемами за три или пять денариев или сколько кто мог получить. Не сумевшие продать даром бросали их прочь и шли [дальше]".

После изматывающего перехода "крестоносцы" в октябре 1097 года наконец добрались до Антиохии и осадили ее.

Город был хорошо укреплен. Антиохия представляла собой созданную самой природой крепость: на юго-западе ее защищали горы, на северо-западе — река, болота, на западе — море. В царствование императора Юстиниана (VI в.) вокруг города — и по болотистой местности, и на горных склонах — возвели мощные стены. После отвоевания Антиохии у арабов стены еще более укрепили: их толщина была такова, что, согласно рассказам современников, на этих стенах могла уместиться бок о бок четверка лошадей. В стены были встроены 450 башен. В юго-восточной части города, в наиболее возвышенном его районе — на склоне горы Сильпиус, находилась основательно укрепленная сельджуками внутренняя цитадель.


Укрепления Антиохии

А войско "крестоносцев" к тому моменту, как уже было сказано, испытывало недостаток провизии, было измучено походом. Вот что пишет хронист Жозеф Мишо: "Ежедневно холод, голод и разные болезни усиливали страдания армии и рыли новые могилы для новых жертв. Недоставало священников, чтобы отпевать умерших, и места не хватало для могил. Летописцы, описывая опустошения, производимые голодом, изображают рыцарей бледными, в лохмотьях, вырывающими острием оружия корни растений, вытаскивающими из полевых гряд новые посевы и оспаривающими дикие травы у вьючных животных. От неимения надлежащей пищи почти все боевые кони погибли. Их насчитывалось вначале осады до 70 000; теперь оставалось их не более 2000, и те еле-еле бродили вокруг палаток, истлевших от зимних дождей".

Стефан Блуаский писал своей жене из-под Антиохии: "Всю зиму возле этого города мы страдали за Господа Нашего Христа от ужасного холода и сильных проливных дождей. Неправдой было, когда нам говорили, что невозможно будет находиться в Сирии из-за палящего солнца, ибо зима здесь во всем похожа на нашу западную".

Уже на третьем месяце осады, когда подошла зима и полили бесконечные холодные дожди, съестное у "крестоносцев" оказалось на исходе; до тех пор они кормились, грабя богатые окрестности Антиохии и ни в чем себе не отказывая. В лагере начался голод. По сообщению хрониста, каждый седьмой "крестоносец" умирал голодной смертью. Воинам не помогли мясо, фрукты и вино, которые по просьбе легата Адемара им прислал с Кипра находившийся тогда там греческий патриарх Иерусалима Симеон. Патриарших даров хватило только на короткое время. А жители близлежащих районов — армяне, греки, сирийцы — соглашались продавать продукты питания лишь по спекулятивным ценам. Норманнский рыцарь, участник осады Антиохии, приводит целый прейскурант таких очень высоких, с его точки зрения, цен на хлеб, кур, яйца, орехи, вино, ослиные туши и пр. "И многие из наших, — рассказывает он, — даже умерли там, так как не имели средств, за счет которых могли бы покупать так дорого". Те, кто до сих пор, не заботясь о последствиях, хищнически разорял пригороды Антиохии, теперь пожинали плоды своих разбоев.

Ко всем этим бедствиям присоединились побеги из лагеря. Герцог Нормандский, удалившийся в Лаодикею, возвратился к воинству только после трех убедительных призывов во имя Иисуса Христа и религии. Граф Стефaн Блуаский, впав в депрессию, вернулся домой. Там разыгралась сцена, достойная любой героической песни: жена графа Адель осыпала его столь горькими упреками, что тот, не выдержав стыда, вернулся в Святую Землю в составе второй экспедиции (1101 г ), и на этот раз до конца выполнил свой обет, пав в бою.

Январским утром 1098 г. из лагеря у стен Антиохии исчез Петр Пустынник, а с ним — его закадычный приятель виконт Гийом Плотник (Шарпантье). В погоню за беглецами снарядили Танкреда и дезертиров вернули, причем виконта заставили даже поклясться, что он сохранит стойкость до конца предприятия. Однако "чахлое малодушие" продолжало "вытекать из нашего войска", как писал об этом провансальский хронист Раймунд Ажильский.

Бегство Гийома Шарпантье и Петра Пустынника было расценено как позор и вызвало уныние. А тут еще неслыханное: кроме самой ужасной нищеты и голода появился еще и разврат. Епископ Адемар громил своим строгим словом развратников и святотатцев; из главных военных и духовных начальников был снаряжен суд, чтобы преследовать и предавать наказанию виновных.


Осажденные мусульманские защитники крепости

Осажденные турки отвечали врагам жестокостью. Жозеф Мишо: "Ярость турок обрушилась в особености на пленников. История сохранила имя одного, пленного христианского рыцаря, Раймунда Порте, который был выведен на городские укрепления и которому угрожали смертью, если он не убедит "крестоносцев" выкупить его деньгами. Обращаясь к осаждающим, Раймунд Порте умоляет их смотреть на него как на человека умершего, не жертвовать ничего ради его спасения и продолжать осаду города, который не мог уже долго выдерживать ее. Правитель Антиохии, узнав, что он говорит, требует, чтобы рыцарь немедленно принял ислам; он объявляет, что осыплет его дарами и почестями, если он на это согласится, в противном же случае велит отрубить ему голову. Вместо всякого ответа благочестивый рыцарь, скрестив руки и обратив глаза к востоку, преклоняет колена - и голова его скатывается со стен. Прочие христианские пленники в тот же день были сожжены на костре".


Осада Антиохии крестоносцами

Почти восемь месяцев длилась осада, обескровливая и изматывая обе стороны. Но взята была Антиохия из-за банальной измены. Один армянин по имени Фирруз, сын ремесленника, изготавливавшего кирасы, перешедший из христианства в ислам, чтобы поправить свои дела, заведовал тремя городскими башнями. Он поначалу усердно их защищал, но бесплодная служба ему надоела, а он был не такой человек, чтобы отступить перед изменой, если она могла доставить ему выгоды. Фирруз тайно снесся с одним из вождей "крестоносцев", Боэмундом Таррентским, который пообещал изменнику много заманчивого в обмен на сдачу защищаемых башен. Чтобы убедить Боэмунда в своей преданности и оправдать свою измену Фирруз рассказал, что ему явился во сне Иисус Христос и посоветовал предать Антиохию в руки христиан.

Вечером 2 июня 1098 г., перед наступлением, чтобы усыпить вполне бдительность осаждаемых, "крестоносцы" за несколько часов до наступления темноты вышли из лагеря как будто бы с целью направиться навстречу эмиру Мосульскому по той дороге, откуда его ожидали. Ночью же они тихо подкрались к стенам Антиохии с западной стороны и стали близ башни Трех сестер, которой заведовал Фирруз. Пользуясь темнотой ночи, когда гарнизон антиохийский был погружен в глубокий сон, один ломбардец по имени Пайен, подосланный Боэмундом, взобрался по кожаной лестнице на башню Трех сестер; Фирруз известил его, что все готово и что ради обеспечения успеха дела он только что убил одного из своих братьев, которому он не доверял. Норманнские рыцари "подошли к лестнице, которая уже была поставлена и прочно-напрочно прикреплена к городской стене, и около 60 воинов поднялись по ней и разделились по башням, которые Фирруз охранял. Одновременно "крестоносцы" штурмовали город в других местах.


Боэмунд взбирается на стену Антиохии


Крестоносцы поднимаются в башню по лестнице спущенной Фирузом

Сельджуки были застигнуты врасплох. Скоро целые батальоны "франков" наводнили антиохийские улицы. Едва только рассвело, знамя Боэмунда уже развевалось на одной из самых высоких башен города. (Кстати, эта измена не доставила Фиррузу ни славы, ни счастья: сделавшись снова христианином, он последовал за крестоносцами в Иерусалим и умер через два года, перейдя опять в мусульманство и презираемый со стороны и христиан, и мусульман, которым он поочередно служил и изменял).


Взятие Антиохии крестоносцами


Взятие Антиохии крестоносцами

Более 10 000 жителей Антиохии погибли в эту ночь. Сохранилось яркое свидетельство очевидца, участника штурма. «Невозможно установить, – писал Раймунд Ажильский, – сколько пало сарацин и турок, и было бы слишком жестоко повествовать о тех видах смерти, которыми они погибали или которыми были умерщвлены. Трудно сказать и о количестве добычи, собранной в Антиохии: представьте себе, сколько можете, а потом добавьте еще... Они ["крестоносцы"] не брали в полон никого из тех, кого встречали на пути". Все площади, по свидетельству другого очевидца, были завалены убитыми, "так что никто не мог находиться там из-за сильного зловония; никто не мог пройти по улицам иначе, как [шагая] по трупам".


Взятие Антиохии крестоносцами


Резня в Антиохии


Резня мусульман в мечети (правда, не в Антиохии, а в Кесарии 17 мая 1101 г., но по сути очень похоже)

Жестокий грабеж, сопровождающийся непрерывными пирами, имел, однако, для христианского воинства самые печальные последствия. За три дня неистового разгула, когда "крестоносцы" вознаграждали себя за перенесенные при осаде лишения, были уничтожены все запасы хлеба, мяса и вина, обнаруженные в Антиохии. А их было не так уж и много, ведь город семь месяцев подвергался осаде. Три дня беспрерывных пиршеств вызвали самое тяжелое похмелье, когда на четвертый день (5 или 6 июня 1098 г.) долину Оронта затопила 300-тысячная армия Мосульского эмира Кербоги, которая, по словам летописца, представляла собой такое зрелище — "бесконечное множество турок, рассеявшееся по полям".

Турки со всех сторон обложили город, и "крестоносцы", вчера еще осаждавшие его, сами попали в положение осажденных. "Сельджуки, - докладывали они позже папе римскому, - окружили нас отовсюду так плотно, что и никто из нас не мог выйти, и к нам не мог проникнуть". Осажденные тотчас почувствовали невзгоды ситуации, в которой очутились. Еды не было. "Умирая от голода и погибая от всяких иных напастей", рыцари "убивали своих отощавших коней и ослов и поедали их мясо", — сообщат "крестоносцы" позднее в Рим. Нужда заставила многих употреблять в пищу и траву, и древесную кору, и веревки, и кожаные сбруи, предварительно вываренные; не брезговали даже дохлыми собаками, кошками, мышами и всяческой падалью.

Положение крестоносного войска, запертого в антиохийских стенах, оставалось крайне тяжелым. Сражения, болезни и голод унесли за более чем семь месяцев осады около пятидесяти тысяч человек, и от огромного 300-тысячного войска осталось сто пятьдесят тысяч голодных, отчаявшихся людей, разуверившихся в победе. Окруженные вдвое большей армией, все время в напряженном ожидании штурма или неожиданных вылазок из цитадели, защитники Гроба Господня обратились к своей последней надежде – надежде на Божье чудо. Всю армию охватило мистическое настроение, упование на то, что в последний момент Господь подаст свой знак и спасет верных христиан.

Когда голод дошел до крайнего предела, и свежее крысиное мясо считалось лакомством, а кое-где уже, не исключено, доходило и до случаев людоедства, многие не выдерживали и стали пытаться сбежать прочь из города. Ночью на веревках они спускались со стен и, постоянно рискуя наткнуться на разъезды мусульман, бежали к кораблям, стоящим в гавани. Дезертиров иронически прозвали «веревочными плясунами».

Но бежали не только простые воины или рыцари; страх и отчаяние охватили и некоторых вождей. Среди прочих бежал и граф Этьен Блуаский — владетельный сеньор, о котором во Франции говорили, что у него столько же замков, сколько дней в году. В походе он приумножил свое достояние. Этьен де Блуа писал своей супруге из-под Антиохии: "Верь мне, моя дорогая, что у меня теперь в два раза больше золота и серебра, чем было тогда, когда я ушел от тебя". Сиятельный "крестоносец", разбогатев, не желал подвергать опасности добро, награбленное им на Востоке, ради проблематичного освобождения Гроба Господня: сев на корабль вместе с примкнувшими к нему рыцарями, он отплыл в Александретту, а оттуда через Малую Азию двинул стопы восвояси. Под более благовидным, но явно надуманным предлогом покинул войско и Гуго де Вермандуа, сын короля Франции Генриха I, брат французского короля. Предательство лидеров нанесло новый тяжелый удар по моральному духу «Христовых воинов».


Гуго Вермандуа


Сражение при Антиохии

Ожидание неминуемой гибели до предела обострило религиозные чувства крестоносцев. Многие впадали в молитвенный экстаз и простаивали коленопреклоненными дни и ночи напролет в многочисленных антиохийских церквах, моля Господа об избавлении. Ожидание чуда стало таким нестерпимым, что оно не могло не свершиться. И «чудо» произошло...
___________________________________

Оксана, Света большое спасибо за продолжение! Очень надеюсь, что новая встреча в конце главы не столь страшна, как мы думаем. Оксана! Тебе особая благодарность за историческое путешествие во времена крестцового похода.
___________________________________

Оксана,Света,Большое Спасибо за продолжение!!!
Оксана,Спасибо за еще один красочный экскурс истории!!! Это просто Великолепно!
Саму книгу пока не читаю.Буду все целиком))) А вот исторические факты и иллюстрации очень интересны!

___________________________________

*нарядилась в комплект из колечка и сережек с бирюой, подаренный Леной, вышла в люди* )))



Фелиция, автор так и задумывала, чтобы читатель немного помучался неизвестностью, переходя к следующей главе. От себя могу только пообещать, что продолжение будет выложено очень скоро.)))



Лена, спасибо большое за поздравление! Если интересно читать мои исторические "очерки" милости прошу еще и в тему Элизабет Торнтон "В плену удовольствия" там я сейчас в нескольких постах рассказываю об истории женского платья, точнее, того, что носили под ним в 18-19 веках.

https://lady.webnice.ru/forum/viewtopic.php?p=3921357#3921357 - часть 1

https://lady.webnice.ru/forum/viewtopic.php?p=3921991#3921991 - часть 2

Две части уже выложены. Будет и продолжение. "Спешите видеть", как говорили раньше .))) Приглашаю всех!
___________________________________

Суони, спасибо за поздравление! Какие красивые украшения! А какая шкатулочка-камея! Прелесть!
___________________________________

Спасибо за новую главу и новый рассказ о крестовых походах Даже не представляла какие трудности претерпели крестоносцы!
_________________

Оксана, спасибо за интересные исторические справки! Очень интересно и познавательно, да еще и с картинками! Сидела и читала с таким удовольствием!!!!! И волосы вставали дыбом... сколько крови, смерти и зверств...


Прими и от меня поздравление с повышением!!!!
___________________________________

 » ГЛАВА 5

Пока Локлан препирался с невидимкой, мимо пролетела еще одна стрела.

- Это не игра. Убери руки от меча подальше, или следующим выстрелом я пробью тебе голову.

Горец заскрипел от ярости зубами : как он проморгал нападение! Уязвленный до глубины души, воин подчинился приказу. Будь он один, возможно, смог бы вступить в схватку. Однако со спящей Катариной на руках у него не оставалось иного выхода, кроме как повиноваться.

Долговязый неуклюжий юнец лет пятнадцати вышел из леса и, приблизившись, выдернул меч Локлана из ножен, но громко ахнул и отступил на шаг, едва светло-серые глаза паренька остановились на спящей девушке.

- Бракен! – прокричал он. – Тебе интересно будет на это взглянуть!

- Я на своем веку повидал много разных мечей, мальчик, - отозвался другой голос.

- Да я не про меч… Он держит на руках принцессу Катарину!

Мак-Аллистер нахмурился: откуда незнакомец мог это знать? И тут из-за дерева выступил мужчина примерно его возраста. У него были длинные черные волосы и такие светлые глаза, что они казались полупрозрачными. В руках он сжимал большой лук с вложенной в него стрелой. Сухопарый, но мускулистый, этот человек, без сомнения, в битве был проворен и сеял смерть. Но все равно горец знал, что мог бы его одолеть.

Незнакомец осторожно приблизился настолько, чтобы рука Локлана, обнимавшая девушку, не мешала ему разглядеть Катарину как следует.

Едва он увидел ее лицо, как тут же снова нацелил стрелу в голову шотландцу.

- Что ты с ней делаешь?

- Тебя это не касается.

Глаза лучника угрожающе сузились:
- Кэт! – крикнул он, вспугнув несколько птиц. – Просыпайся!

Очнувшись, девушка так резко вскинула голову, что угодила ею прямо в челюсть Локлану. От сильной боли тот чертыхнулся, а Катарина потерла свою макушку и уставилась на шотландца раздраженно и укоризненно:
- Ты зачем кричал на меня?

- Это не я, - Мак-Аллистер взмахом подбородка указал на двух незнакомцев, стоящих возле его коня. – Твой сон потревожили они.

Кэт сдвинула брови, а затем перевела взгляд на лучника, и на лице ее отразилось недоверие:
- Бракен из Равенгласа (32)?

Черты лица мужчины мгновенно смягчились:
- Да, милая, - отозвался он. – А теперь скажи, надо ли мне пристрелить этого человека.

Девушка снова недоуменно нахмурилась:
- Кого пристрелить?

- Того, что тебя обнимает.

Она рассмеялась:
- Локлана? Вовсе он меня не обнимает… - опустив глаза и увидев обвивающие ее мужские руки, Катарина смутилась. – Ну, то есть, он обнимает меня, но это не то, что ты подумал. Он мой друг.

Горец не был уверен, что его спутница отдавала себе отчет в своих действиях, когда, произнеся эти слова, нежно положила свою ручку на его бицепс. Все тело шотландца мгновенно запылало огнем. Судя по сердитому лицу незнакомца, он тоже обратил внимание на жест девушки, и тот ему совсем не понравился.

Бракен опустил нацеленный лук и тихо свистнул, после чего из леса возникла еще одна фигура.

Сперва Локлану показалось, что это тоже юноша, но когда незнакомец приблизился, стало понятно, что это очень стройная женщина, одетая в коричневую кожаную куртку и штаны. Ее заплетенные в косу волосы были черного цвета, как и у двоих ее спутников, а глаза – бледно-голубые, как у Бракена.

Лэрд почувствовал, как Кэт напряглась в его руках:
- Джулия? Брайс? Что вы все здесь делаете? Да еще одетые подобным образом?

Бракен посмотрел на лук, который держал в руках, и язвительно произнес:
- Похоже, мы нападаем на твоего друга: полагаю, некоторые вещи в жизни остаются неизменными.

- От таких, как ты, сто́ит ожидать чего-то подобного. Но почему вы здесь, во Франции?

- Мы, - указал собеседник Катарины на себя и своих спутников, - вне закона. Если я вернусь в Англию, король Генрих потребует наши жизни.

- Но почему? Я не понимаю.

Бракен вздохнул, вынул стрелу из лука, вложил ее в колчан, болтавшийся у него за спиной, и, повесив лук на плечо, ответил:
- Мой отец связался с плохими людьми, и был объявлен изменником. Наши земли конфисковали. Моих коней и доспехи тоже отобрали. Отца казнили, а нам предложили самим решать: либо мы отправляемся в изгнание, либо наши головы полетят с плеч. Разумеется, мы выбрали первое.

Локлан фыркнул: редко когда вообще давался такой выбор, обычно королевское правосудие было скорым и окончательным.

- Должно быть, Генрих в тот день был в хорошем настроении.

- Тебе виднее, - презрительно усмехнулся англичанин.

Катарина проигнорировала прозвучавшие в его голосе холод и злость. Впрочем, она не винила Бракена: этот человек имел право на враждебность к королю после проявленной к нему Генрихом несправедливости.

- Так значит, вы теперь просто странствуете?

Лучник пожал плечами:
- Выбор был невелик, поэтому мы решили последовать твоему примеру. Я хочу сказать, я пытался найти работу, но никто не желает нанимать попавшего в опалу дворянина, который только и умеет, что сражаться на турнирах. Я даже не знаю, как эти люди узнаю́т, кто я такой. Сам я, просясь в работники, ничего о себе не рассказываю. Такое ощущение, что они умудряются учуять это носом.

Это было не совсем так. Каждый безошибочно мог разглядеть в нем манеры человека, привыкшего повелевать. К тому же его французский был слишком правильным, с легким английским акцентом. Любой понял бы, что этот мужчина чувствовал себя привычнее, управляя городом, а не трудясь в нем.

Катарина взглянула на Брайса, который все еще держал в руках меч Локлана, и вновь обратилась к Бракену:
- Почему ты нас остановил?

Тот ответил ей дьявольской ухмылкой:
- Я собирался вас ограбить.

Кэт покачала головой и цокнула языком:
- Ты занялся разбоем?

- Все лучше, чем голодать.
Девушка окинула всех троих своих старых знакомых укоризненным взглядом:
- Я так разочаровалась в тебе, Бракен!

- Ты не понимаешь, Кэт, - попыталась защитить его Джулия. – Он не ел уже три дня. Свою долю еды он уступал нам с Брайсом, и все равно мы все ужасно голодные. Если Бракен не поест в ближайшее время…

- Хватит, Джулия, - сквозь стиснутые зубы сказал ее брат. – Катарине не интересны омерзительные подробности нашей жизни.

Локлан открыл одной рукой седельную сумку и бросил Джулии небольшой сверток:
- Это тебе, мясо и хлеб.

Ее глаза мгновенно вспыхнули:
- Благослови тебя Бог!

Горец в ответ кивнул, а затем кинул маленький мешочек Брайсу. Юноша заглянул в него и обнаружил несколько золотых марок.

Увидев их, Бракен выругался и вырвал мешочек из рук младшего брата. С гордым видом и пылающими яростью глазами он приблизился к беглецам и высокомерно произнес:
- Нам не нужна милостыня.

Отказ принять монеты заставил Мак-Аллистера изогнуть бровь: вот ведь своенравный упрямец!

- Но ты же собирался их украсть?

- Тогда это были бы заработанные деньги.

И хотя это суждение можно было назвать сомнительным, все же оно вызвало у Локлана нечто вроде уважения: он и сам не любил принимать от других то, что не заслужил.

- Хорошо. Тогда поезжай с нами, и считай это платой за труды. Нас преследуют люди короля, , а я пытаюсь попасть на турнир в Руан (33). Мне бы не помешала лишняя пара рук, чтобы сражаться, если солдаты снова нас обнаружат.

Бракен помрачнел:
- Почему вы убегаете?

- Мой отец хочет выдать меня замуж, - ответила Кэт..

У Бракена на лице появилось такое изумление, какое, должно быть, было и у Локлана, когда тот впервые услышал от Катарины это объяснение:
- А что, это так плохо?

В ответ принцесса произнесла с холодным высокомерием:
- Для меня – да. И тебе это хорошо известно. А теперь, если не возражаешь, мы должны продолжить свой путь. С вами или без вас.

Мак-Аллистера позабавила мысль о том, что этот повелительный тон Катарина приберегает не только для него. Ради разнообразия было приятно услышать, как она обращается в таком же духе к кому-то еще.

Бракен немного помедлил, а затем обернулся к Джулии:
- Приведи лошадей.

Та издала радостный клич и помчалась исполнять приказ.

Брайс с извинением вернул меч Локлану и снова встал рядом с братом.

Очень скоро девушка вернулась, ведя в поводу коней. Троица из Равенгласа вскочила в седла, и весь небольшой отряд пустился в дорогу. Брайс и Джулия, поделив между собой мясо, жевали его прямо на ходу. Бракен от еды отказался, ответив, что предпочитает видеть сытыми их. Он скакал рядом с Локланом, а жующая парочка следовала позади.

- Сколько ратников вас преследуют?

- Около двадцати.

- Хороший отряд.

Локлан ничего не ответил на едкое замечание англичанина.

Джулия, пустив свою лошадь галопом, поравнялась со старшим братом и протянула ему кусок мяса:
- Пожалуйста, поешь чего-нибудь. Если будешь и дальше обходиться без еды, то заболеешь.

- Она права, - согласился Локлан. – Утром мы остановимся, чтобы пополнить наши запасы.

Горец заметил по глазам Бракена, что тот изо всех сил старается не показать, насколько голоден на самом деле, и его восхитили такая преданность своим родным и готовность ради них идти на жертвы.

Джулия умоляюще добавила:
- Прошу тебя, Бракен! Мне страшно подумать, что я могу потерять и тебя тоже!

Этот непритязательный призыв, должно быть, ослабил решимость воина. Он оторвал небольшую часть от предлагаемого куска и ответил сестре:
- Теперь доедай остальное и прекрати меня донимать.

Девушка послала ему ослепительную улыбку: «Хорошо, лорд Грубиян», - и, придержав лошадь, снова поехала рядом с Брайсом.

Бракен моментально проглотил мясо и опять обратил свое внимание на шотландца:
- Я до сих пор не знаю, кто ты такой.

- Локлан Мак-Аллистер.

- Он лэрд и вождь своего клана, - добавила Катарина.

Бракен отвел взгляд и произнес бесцветным и даже философским тоном:
- Понятно.

Катарина, нахмурившись, посмотрела на Локлана, а затем снова на англичанина:
- Что ты этим хочешь сказать?

- Ничего.

- Локлан, о чем это он?

Если бы только знать! Но Мак-Аллистеру и самому стало любопытно докопаться до сути:
- Судя по твоему тону, могу сказать, ты что-то недоговариваешь. Не бойся меня обидеть. Четыре брата научили меня терпению.

Бракен кинул беглый взгляд на Брайса, словно давая понять, что прекрасно понимает, каково это - иметь брата, а затем снова заговорил:
- Я пару раз встречал твоего отца, когда был юным оруженосцем при дворе Генриха.

Эти несколько слов прояснили всё.

- А! – только и смог вымолвить Локлан.

- Вот именно, - кивнул его собеседник.

Кэт переводила взгляд с одного мужчины на другого: ей казалось, что они изъясняются друг с другом каким-то шифром, и хотелось, чтобы ее тоже посвятили в эту великую тайну:
- Что это значит? – спросила она.

- Ничего, - в один голос ответили оба.

Катарина раздраженно закатила глаза.

- Мужчины, - обернувшись, сказала она Джулии. – Они вечное проклятие для нас, женщин.

Та в ответ лишь хихикнула, облизывая пальцы.

Разочарованно вздохнув, Кэт снова удостоила вниманием остальных спутников:
- Почему тот факт, что Бракен встречался с твоим отцом, вызвал у вас такое молчаливое взаимопонимание? – спросила она Локлана.

Тот пристально посмотрел на девушку:
- Похоже, ты не оставишь меня в покое.

- Нет, пока не получу ответ.

- Что ж, ладно. При английском дворе у моего отца сложилась определенная репутация.

- Какая?

- Жестокого и бездушного человека.

- О! - прошептала Катарина, чувствуя себя виноватой. - Прости, мне не следовало настаивать.

- Ничего, это вовсе не тайна. – Кивком головы Локлан указал на Бракена. – Многим хорошо известно, каким был мой отец.

И все же ей не следовало совать нос в чужие дела, тем более в такие глубоко личные вопросы. Без сомнения, эти переживания оставили шрамы в душе Мак-Аллистера. Если его отец был так жесток к чужим людям, скорее всего, точно так же он вел себя со своей семьей. С болью в душе Кэт гадала, какие секреты хранит Локлан глубоко запертыми в себе.

Их маленький отряд погрузился в молчание, продолжая свой путь во тьме. Катарина прислушивалась к шелесту ветра в верхушках деревьев. Воздух был немного прохладным, но тесная близость тела Локлана гнала ночную свежесть прочь. Исходящий от него приятный запах и ощущение мускулистых рук, сомкнувшихся вокруг нее, тоже помогали девушке не замерзнуть.

Когда Кэт положила ладошку на руку шотландца, а затем уютно пристроила голову у его подбородка и снова расслабилась, все без исключения члены тела горца напряглись и отвердели, а кровь вскипела, потому что в касании девушки, хотя и чисто платоническом, было что-то очень интимное.

Но хуже всего было то, что в Локлане пробудились и незнакомые ранее желания. Он никогда не чувствовал себя с женщинами непринужденно. На его взгляд, они были слишком хрупкими и коварными. И еще он не любил слезливость и манерность, а в женщинах и того, и другого, казалось, было в изобилии. Вот и в данном случае поиски брата были хоть и не совсем успешными, но спокойными: горцу не приходилось обнажать свой меч, и никто не стрелял ему в голову из лука, пока на его пути не возникла Катарина.
С той минуты, когда эта девица вошла в жизнь Мак-Аллистера, в его жизни воцарился хаос.

И все-таки ощущать ее в своих объятиях было блаженством. Лэрд с удивлением обнаружил, что задумывается, каково это – быть женатым. И пытается представить, что чувствуешь, когда женщина поддразнивает тебя, а ты можешь не тревожиться, что она лишь играет с тобой или коварством пытается добиться твоей руки.

Его невестки были идеальными спутницами жизни для своих мужей. Они относились к его братьям с уважением и такой любовью, которой, как раньше думал Локлан, и на свете не существует. Без преувеличения можно было сказать, что каждая из этих женщин спасла жизнь своему супругу.

Неужели он не заслуживал такого же счастья? Но едва эта мысль пришла шотландцу в голову, он молча усмехнулся, вспомнив горькие слова своего отца: «В этой жизни не важно, заслуживаешь ты чего-то или нет. Выброси это из головы, парень. Мир тебе ничего не должен, а я – и того меньше».

Отец был прав. Если бы в этой жизни воздавалось по заслугам, Син был бы лэрдом вместо Локлана. Именно Син был старшим сыном. Но отец так и не признал его своим наследником, и где же тут справедливость?

В жизни ей нет места, как и вознаграждению по достоинству. Здесь лишь торгуются и за все вымогают плату.

Но все же от горца потребовалась вся сила воли, чтобы не прижаться щекой к волосам Катарины, наслаждаясь их мягкостью, ласкающей его кожу. Мак-Аллистера терзали образы обнаженной Кэт, лежащей в его объятиях. Как легко было бы сейчас прикоснуться губами к ее шее!..

Стоп. Еще чуть-чуть и он вполне может обезуметь от пыла, охватившего его тело. Эта девушка – кузина его невестки. Она спасла жизнь Ювину. Раз так, он будет почитать и защищать ее. И ничего более.

Бракен поравнялся с шотландцем и взглянул на Катарину:
- Она снова спит?

Лэрд опустил глаза и увидел, что Кэт, полностью расслабившись, лежала на его груди.

- Думаю, да, – ответил он.

- Интересно. Насколько я знаю, прежде она никому, кроме Бавела, настолько не доверяла.

И все же Катарина, вроде бы, не ощущала смущения, тесно приникая к нему. Это было странным и почти обидным, что он так действовал на эту девицу: рядом с ним она все время норовила заснуть. Обычно Локлан ни у кого не вызывал такой реакции. Большинство людей в его присутствии чувствовали себя крайне скованно.

- Как давно ты знаешь Кэт? – спросил горец собеседника.

Тот улыбнулся теплым воспоминаниям:
- Мы познакомились детьми здесь, во Франции. А точнее, в Париже. Вместе с отцом я прибыл к королевскому двору, а Катарина в то лето гостила у своего отца.

Глаза Бракена заискрились весельем:
- Эту девчонку приводило в ярость то, что ей не разрешали покидать дворец и заставляли носить придворное платье. Она постоянно скидывала туфли и срывала покрывало и вуаль с головы. Кэт говорила, что задыхается под весом этих нарядов. Я думал, ее бедную няньку хватит удар от такого поведения подопечной.

Локлану нетрудно было представить вспышки раздражения маленькой незаконнорожденной принцессы.

- И ее отец с этим мирился? – спросил он.

Лицо Бракена помрачнело:
- Ничуть. Бывало, ей задавали порку, а она лишь смеялась под розгой, даже когда в ее глазах от боли стояли слезы. «Я не буду носить эту одежду, - храбро заявляла Кэт. - Можете стегать меня, пока я не посинею, но вы никогда не заставите меня ходить в этом».


- Почему они не сдались и не оставили девочку в покое?

- Принц Филипп? Нынешний король? – скептически произнес англичанин. – Ты и вправду думаешь, что он хоть в чем-то уступил бы кому-то, особенно своенравному ребенку?
Это было так. Филипп славился своей железной волей и непреклонностью. Для него существовало лишь единственное мнение – его собственное.

- А что случилось потом?

- Однажды ночью ее дядя выкрал девочку и отвез обратно к ее матери. После этого они покинули свой дом и стали странствовать повсюду, чтобы отец Катарины никогда больше не смог приказать ей вернуться в его владения и к той роли, что он ей уготовил.

Это был дерзкий ход со стороны родных Кэт. Просто чудо, что Филипп не притащил их обратно в Париж в оковах.

- А как же он сумел обнаружить ее на этот раз? – удивился Локлан.

- Кто знает! Но сомневаюсь, что она отправилась к нему добровольно.

Горец улыбнулся: это еще мягко сказано.

- Вы что-то слишком хорошо знаете друг друга для людей, встречавшихся всего лишь раз, да еще в детстве.

Бракен послал ему язвительный взгляд:
- Уж не ревность ли слышна в твоем голосе?

- Вряд ли. Я сам едва знаю эту девицу.

Подозрение все еще явно читалось на лице англичанина, однако он ответил на вопрос:
- Так как мой отец был знако́м с матерью Катарины, и эта женщина очень ему нравилась, он всегда приглашал ее семью на наш ежегодный весенний праздник (34).
В течение многих лет они приезжали к нам в замок в Англии и гостили не меньше месяца.

Теперь уже Локлан ощутил укол ревности. Бракена и Кэт связывали годы знакомства. Это его беспокоило - он и сам не знал, почему.

- Тогда не удивительно, что ты близко ее знаешь.

- Это не та близость, которую ты, кажется, имеешь в виду. У Катарины нет и никогда не было желания стеснять себя привязанностью к какому-либо мужчине. Она ценит свою свободу больше всех известных мне людей.

Но ведь жизнь цыганки не подходит принцессе! Наверное, ей и ее матери было нелегко скитаться, не имея настоящего дома, порвав с отцом девочки. Локлану сложно было вообразить, с какими трудностями они, должно быть, сталкивались.

Бракен сдержанно кашлянул:
- Удивлен, что ты не стал расспрашивать меня о моих владениях и титулах.

Горец смущенно посмотрел на него:
- Я подумал, что лучше не трогать тему, которая для тебя слишком болезненна.

- Да, это так, - кивнул англичанин. – Можешь ли представить себе, каково это – потерять все в мгновение ока?

Локлан кинул взгляд через плечо на Брайса и Джулию. По его мнению, этот английский дворянин лишился не всего – кое-что все-таки у него осталось. А вслух Мак-Аллистер произнес:
- Могу. Я потерял одного из братьев.

Бракен осенил себя крестным знамением и сказал:
- Тогда ты знаешь, о чем я. Приношу мои глубочайшие соболезнования.

- Прими и мое искреннее сочувствие по поводу смерти твоего отца.

Бракен в ответ почтительно кивнул и придержал свою лошадь, чтобы продолжить путь рядом с братом и сестрой.

Локлан опустил взгляд на Катарину. Одну руку она неловко подогнула под себя, и та прижималась к его паху. Другую руку девушка устроила на своих коленях. Ее безукоризненно очерченный рот приоткрылся во сне. Если бы они сейчас были наедине, Локлан не поручился бы за то, что сдержался бы и не отведал вкус этих губ.

Но они были не одни. Это останется лишь его фантазией. Боже милосердный, эта девушка выглядела такой красавицей в его объятиях.

Их маленький отряд скакал в полном молчании весь остаток ночи. Лишь на рассвете они заметили впереди небольшую ферму.

Бракен снова поравнялся с Локланом и обратился к нему:
- У тебя еще остались деньги?

- Да.

- Тогда давай узнаем, не согласится ли фермер пустить нас ненадолго в свой хлев. Что скажешь?

Мак-Аллистер подавил зевок:
- Ничуть не возражаю. Сон сейчас – самое то.

Он вручил Бракену несколько монет. Тот поскакал вперед, а его спутники остались дожидаться посланца, чтобы не испугать хозяина или его семью.

Как правило, появление стольких дворян возле домика французского крестьянина не сулило тому ничего хорошего, да и сами путешественники были начеку, ожидая любого подвоха.

Спустя несколько минут англичанин вернулся, привезя с собой засоленную баранью ногу, кувшин с питным медом и две ковриги хлеба.

- Нам разрешили спать в хлеву, если мы не потревожим их животных.

Локлан фыркнул:
- Я собираюсь потревожить только ту охапку сена, на которую лягу.

- Я тебя понимаю, - поддакнул Бракен, отдавая привезенную еду своим родичам.

Джулия собралась было отломить себе хлеба, но остановилась и протянула весь каравай шотландцу:
- Вы не желаете немного перекусить, лорд Локлан?

- Зовите меня просто Локлан, миледи. Нет, спасибо. Лучше сами поешьте вдоволь.

В глазах девушки мелькнула благодарность. Она оторвала половину ковриги, а вторую половину вернула старшему брату.

Лэрд наблюдал за тем, как Бракен отошел в сторону, чтобы поесть. От взора горца не ускользнуло, что англичанин накинулся на хлеб, словно умирающий от голода нищий, и умял свою порцию так торопливо, что оставалось только гадать, не сжевал ли он при этом и свои пальцы.

Мак-Аллистер ощутил, как его охватывает симпатия к этим трем скитальцам. Никто не заслуживает тех невзгод, что выпали на их долю. Эти англичане казались вполне порядочными людьми. Им нужен был только шанс, чтобы вернуться к нормальной жизни.

- Знаешь, - обратился Локлан к Бракену, когда тот снова подошел к нему. Среди моих людей еще один обученный рыцарь никогда не будет лишним.

Вскочив в седло и указывая дорогу к конюшне, опальный дворянин усмехнулся:
- У меня нет ни меча, ни доспехов. И этот конь есть лишь потому, что я украл его у королевских солдат. Какая от меня будет польза?

- Я не считаю преступлением, если человек забирает назад то, что у него отняли. Мое предложение по-прежнему в силе. А доспехи и меч можно купить.

Бракен глянул на собеседника с подозрением:
- С чего бы тебе так поступать?

Шотландец твердо встретил его взгляд и ответил, стараясь, чтобы голос и глаза не выдали его боль:
- Потому что сын не должен отвечать за поступки своего отца или быть по ним судимым людьми.

Бракен пристально смотрел на Мак-Аллистера. Англичанин прекрасно понял, что горец имел в виду не только его отца, но и своего – Локлан был в этом уверен.
- А как насчет моих брата и сестры?

- Тебе ведь понадобится оруженосец. Брайс, вроде, подходит для этого по возрасту. А моя мать будет очень рада юной леди, которую она могла бы воспитывать и обожать.

Старший брат бросил взгляд на сестру, и в глазах его явственно отразились любовь и облегчение. Было очевидно, что его очень заботило благополучие девушки во время их странствий. И все же упрямец не собирался принимать милостыню.

- Мы расплатимся, чем сможем.

- В этом я не сомневаюсь, - подтвердил Локлан.

Бракен протянул ему руку:
- Раз так, теперь я твой вассал (35).

Стараясь не потревожить прижавшуюся к его груди Катарину, горец пожал руку англичанину и кивнул ему:
- Добро пожаловать в клан Мак-Аллистеров.

В глазах Джулии блеснули слезы:
- У нас снова есть дом? Правда?

- Да, милая, - сказал Бракен прерывающимся голосом. - Кажется, это так.

Девушка подбежала к Брайсу, обняла его и и радостно завопила:
- Ты слышал это, братец? У нас есть дом!

- Слышал, пока ты не заорала мне прямо в ухо. Теперь, боюсь, я навсегда оглох.

Джулия игриво толкнула его.

- Помолчите, лорд Ворчун. На самом-то деле вы так же рады, как и я.

Истинность ее слов подтвердила легкая улыбка, мелькнувшая на угрюмом лице юноши, прежде чем он что-то пробурчал себе под нос и пошел прочь.

Бракен придержал коня Локлана, чтобы лэрд соскользнул на землю с Катариной в руках, которая даже не пошевелилась.

- Клянусь, эту женщину и пушкой не разбудишь, - пошутил Мак-Аллистер.

- Да уж. Она была бы идеальной парой для любителя похрапеть во сне.

Горец рассмеялся:
- Похоже на то.

Он внес спутницу в конюшню. Джулия быстро соорудила из соломы импровизированное ложе. Уложив на него Кэт, Мак-Аллистер укрыл ее своим плащом. Щеки принцессы порозовели от сна, а волосы легли кольцами вокруг лица, и это ей очень шло. Проклятье, она показалась Локлану самой красивой девушкой, какую только он встречал в жизни! Особенно теперь, когда она молчала и не изводила его.

Рядом с ним остановился Бракен:
- Если будешь и дальше смотреть на нее таким взглядом, я решу, что ты влюбился в нее без памяти.

Горец усмехнулся в ответ:
- Я слишком стар для таких дел.

- Влюбиться никогда не поздно.

Нет, Локлан так не думал. Он уже в зрелом возрасте и скоро женится на другой… Если благополучно вернется и сделает ей предложение. А влюбленность – это для малолеток и глупых женщин, а не для мужчин.

Не придав значения словам Бракена, Мак-Аллистер отправился расседлывать своего коня, собираясь позаботиться о нем, насколько это было возможно в таких условиях, пока два брата-англичанина приводили в порядок своих лошадей. Джулия в это время приготовила для всех соломенные постели и тут же провалилась в сон.

Чуть позже лег спать Брайс, за ним Бракен. Собираясь последовать их примеру, Локлан проверил, положил ли подле себя меч, а затем расположился на полу между Брайсом и Катариной.

Прижав к боку лезвие меча, горец закрыл глаза и мгновенно заснул.

Но даже во сне Кэт продолжала его мучить. В своих грезах он видел ее, слышал, как она смеется вместе с ним, чувствовал, как ее тело прижимается к нему. Невообразимо приятная мысль кружилась в его голове: вот бы она всегда была с ним рядом…

Впрочем, это было невозможно. Катарина не хотела стеснять себя привязанностью к мужчине, а Локлан никогда не нарушит наложенные на него ограничения.

Многочисленные обязанности не позволят ему путешествовать с ней, и ответственность его слишком велика, чтобы вести себя так легкомысленно.

Но во сне его это не заботило. Там ничто не мешало ему быть вместе с этой девушкой, и, честно говоря, этот сладкий миг вызвал у него улыбку даже сквозь сон.

Кэт очнулась от какого-то постороннего звука. Все еще чувствуя огромную усталость, она приоткрыла один глаз и обнаружила, что притиснута к чьему-то теплому телу. Спиной она касалась чьей-то груди. Тяжелая мускулистая рука крепко держала девушку, обвившись вокруг нее. Даже бедра Катарины были прижаты к бедрам этого человека.

Быстро окинув взором конюшню, Кэт увидела Бракена, лежащего в нескольких футах от нее, и поняла, кто держит ее в объятиях. Локлан. С промелькнувшей на губах улыбкой она повернула голову и увидела крепко спящего рядом с ней горца.

Господи, какой же он красавец! Щетина на его лице казалась неуместной, но в то же время добавляла его облику чего-то мятежного, дикого, делая этого мужчину абсолютно неотразимым. Кэт подумала: а знает ли он сам, что вот так ее сейчас обнимает. Вряд ли, учитывая непреклонность его характера.

Он, должно быть, потянулся к ней во сне. Хорошо, что к ней, потому что всего в нескольких дюймах от них лежал Брайс. Несомненно, Мак-Аллистер ужаснулся бы, обнаружив, что обнимает мальчишку.

Эта мысль вызвала у Катарины улыбку. Повинуясь внезапному порыву, она переплела пальцы Локлана со своими и стала разглядывать мужскую ладонь, удивляясь, насколько та больше ее собственной. Пальцы у шотландца были длинными, сужающимися к кончикам, сильными, без малейшего пятнышка грязи. На мизинце поблескивал маленький золотой перстень-печатка (36), с вырезанными на нем львом и чертополохом (37) - фамильным гербом Мак-Аллистеров.

Легонько повернув кольцо на пальце спящего воина, Кэт снова услышала тот звук, что ее разбудил. Это был топот скачущей кавалькады. Девушка затихла и прислушалась, чтобы определить, как далеко они находятся. Всадники остановились, не доехав до конюшни.

Но облегчение Катарины было недолгим: она услышала, как хриплый мужской голос произнес:
- Эй, добрый фермер! Мы кое-кого разыскиваем.
_______________________________________
Примечания переводчика:

32) Равенглас (Рэйвенгласс) - небольшой приморский городок на северо-западе Англии, в графстве Камбрия, основан римлянами не позднее II в. н.э.
33) Руан - историческая столица Нормандии, находящаяся в северной Франции на реке Сене.
34) Очевидно, речь идет о Дне Весны, когда в средневековой Англии местные жители отмечали приход теплого периода года народными гуляниями, песнями, плясками, ярмарками и прочими увеселениями.
35) Вассал (от кельт. «gwas» - «слуга») - свободный человек, состоявший на службе и под покровительством другого свободного человека и связанный с ним строго формализованными обязательствами и личной зависимостью.
36) Перстень-печатка — кольцо с изображением, как правило, дворянского герба либо его части или инициалов владельца, которое было принято носить на мизинце левой руки. Первоначально был предназначен для проставления оттиска на горячем сургуче или воске при запечатывании письма.
37) Чертополох является одним из символов Шотландии с 13 века, с правления короля Шотландии Александра III. Это растение изображают на шотландских деньгах (впервые оно появилось на серебряных монетах в 1470 году), а во времена шотландского короля Якова II Стюарта в 16 веке символ включили в щит герба Шотландии. Есть несколько версий, почему чертополох стал символом Шотландии. В одной из легенд рассказывается, что в 1263 г. армия норвежского короля Хокона высадилась на побережье при Ларгсе, намереваясь под покровом ночи напасть на спящих шотландцев. Норвежцы сняли обувь и продвигались в полной тишине, но один из воинов наступил на колючий чертополох, и его крики боли разбудили шотландцев. Те вступили в бой, победив в итоге норвежцев.
___________________________________