Мой ангел злой, моя любовь... (ИЛР)

Марина, привет!
Извини, что так долго не отписывалась, но всё никак не могла время найти и прочитать проды
Спасибо за интересные продолжения!

Герои так запутались со всеми этими ранее произошедшими событиями, столько недоверия скопилось, что теперь сложно верить друг другу.
Но радует, что любовь не утихает. Только вот им надо как-то идти навстречу, простить все обиды (постараться хотя бы). Жизнь-то проходит...

По поводу Саши немного попереживала, но хорошо, что всё обошлось!

В последнем продолжении приятно было прочесть сценку с Андреем и Сашей, так трогательно!
А ещё очень понравилась сцена между Андреем и Аней! Неожиданно.
А мужчина в зеркале... Кто же это всё-таки?.. Наверное, и "появился" не просто так...

Жду, что будет дальше!

Марина, спасибо за новую главу! хотя она грустная и тревожная....и даже чудесный сон Ани только добавляет грусти, ведь навряд ли Андрей полезет к ней в окно(( сон еще больше подчеркнул как далеки они друг от друга сейчас! И что там тетка успела натворить?? не может же она дать согласие на брак Ани с князем без ее ведома?? или есть у нее такое право?
_________________

Прия-я-ятно...


Спасибо, я очень рада, что и этот выходит не хуже предыдущих собратьев...


Оставлю это на ваши размышления. Кандидатов - число порядочное...


Насчет князя - не уверена. Хотя в ее будущей жизни - вполне возможно. А вот Лозинский уже выехал почти из мест, в которых скрывался от нас до сих пор...


Гордыня мешает изрядно. Тут соглашусь обеими руками. Причем, в некоторой степени не только Анечке нашей.


Я ставила себя на место ВА и размышляла, как бы я поступила. От этой точки зрения у меня зависит мнение о героях. Так вот - я в ВА не кину камнем, потому что за родную дочь, наверное, костьми лягу. И пусть вся исстрадаюсь после, но для своей кровиночки сделаю все, что сумею. Даже наперекор желаниям других родственников.
Ибо дочь я носила под сердцем, а к племяннице - хоть и родная кровь, но такой безрассудной любви, как бывает только у матери, не может быть. Как-то так... Вот такая я бяка...


А-А-А!




Вита, моя хорошая... Пожалей мои слабые нервы... Я уже писала в теме, что УБ для меня - это нечто. Со всем, абсолютно всем включительно... Ты прости меня, моя дорогая, я вот сейчас немножко повредничаю... и снова вот так сделаю -




Буду ждать


Ничего страшного, я так и поняла. Тем более, сейчас. Могу ли даже подумать иначе?! Работай спокойно. Потом, надеюсь, нас порадуешь своими положительными результатами (а еще лучше - блестящими, а?)


Ну, уж как выходит... Может, и такая когда будет. Но пока все более-менее симпатичные и менее начитанные в героинях.
Хотя Марина очень даже образованнная барышня у нас была. Пусть и симпатичная на лицо (но ведь не красавица, как помнишь? )


Для меня тоже. Ибо это было немножко не то, что ты подумала.


При всем его желании - с его ногой в окна так просто не налазиться... Не забываем, он у нас теперь несколько ограничен в своих движениях. Тем более, стена флигеля - отвесная. Неприступная для него теперь...


Будем надеяться на это вместе


Рада видеть тебя, Лена !


Именно! Лелея свои обиды и разочарования, можно многое пропустить хорошее. Так и жизнь промелькнет...


эх, я все-таки криворучка...


А может, и нет... Ура-ура!

Остальные мои верные читатели, вы тоже решили, что Андрей у нас в окошко лез и простыни с Анной сбивал? А то мне тревожно... Може, главу надо переписать, внести поправки, чтобы все было ясно?


Право как у старшей в семье у нее есть. Именно к ней должны женихи ехать за благословением на брак. Потому что она по закону РИ вполне способна опротестовать венчание. Конечно, вряд ли разлучат - не родитель она, но вот неприятных минут доставить может. Полагаю, все-таки несмотря на совершеннолетие Анны она ей опекун. Я это обошла несколько стороной в романе, но думаю, МЛ оставил такую приписку - дочь на руках свояченницы, пока не перейдет под фамилию мужа.
_________________

Ну и ну. А я ведь ещё сомневалась: приснилось это Анне или как? Но ты так завораживающе описала, что всё же решила: на самом деле. Ну что ж. То что Анне только пригрезилось, как по мне так в 100 раз лучше.
_________________

Всем привет!
Ой, а я тоже подумала, что не сон.
Лучше? Что Андрей второй раз в окошко не полез? Но девушке можно позавидовать, такие сны снятся. В ушко "милая" любимый шепчет.
Алёна, я уже думаю может быть мы с кандидатурой "суженого" с тобой и Ириной ошиблись, когда обсуждали некоторое время назад в теме без присмотра Марины. Вот будет УЖОССС!
Ура! Всего половина осталась! Музу - !


Добавлено.
Но майская ночь все равно нас вместе с героями ждет впереди. И мысль Анны Неужели возьмет инициативу в свои руки?

Флигель для нашей Марины)))


_________________

Ну мне даже стыдно стало...

Сны- это хорошо! Да еще такие!
У меня реакция была неоднозначная, осуждать за ночь не собиралась. Любил, помним. Но и вторая вылазка Андрея( предполагаемая, как оказалось) слегка не понравилась. Так подставлять Анну было бы, "не есть карашо".
Марин!!! Высший пилотаж! Как ты нас

 » Глава 44

Глава 44

Он устал. Невероятно устал. Но все же безумно хотелось переменить платье и, несмотря на усталость, выехать к лугу на окраине Святогорского. Чтобы увидеть ее. И тот самый блеск, который так грел его сердце вдали от этих земель и от нее. От Анны. И в то же время тело болело так, словно он по-прежнему отработал в полях, копая эти многочисленные каналы для отвода воды с засеянных площадок, спасая урожай. Нещадно стреляло в колене от того, что заснул в неудобном положении в карете, не устроив предварительно удобнее калеченую ногу. И вот теперь его беспечность привела к жесткой расплате…

- Солнце уже садится, - проговорил Прошка, от души желая, чтобы барин наконец-таки отдохнул. – Уже, вестимо, воротаются с прогулки-то, на краю Милорадово, не иначе. Чего толку ехать-то? Нога-то, чай, не из железа выкована. Хотя вам бы то и лепше было бы! Дохтора-то что сказывали в Немечщине? Ногу беречь. Роздых ей давать. А вы…!
И Андрей уступил перед доводами здравого смысла, понимая, что тот прав. Лучше привести себя в порядок и немного отдохнуть перед ужином, к которому уже готовились в доме, полируя ручки стульев в большой столовой.

Пока готовили ванну (жаль, не успеют протопить баню - унялась бы боль от пара вмиг), Андрей устало расположился в кресле, опустив голову на подлокотник. Отдался полностью мыслям, снова закрутившим его в вихре, который не отпускал его вот уже несколько седмиц. Странная штука – судьба. Кажется, что вот-вот ты ухватил ее в свои руки, держишь крепко, сжимая пальцы, но она отчего-то ускользает, просачивается, как вода, утекает… Так и тут. Он думал, что все уже решено. Что останется сделать только последний шаг, решающий шаг. А снова выходило совсем не так, как он предполагал. И не так, как ему виделось.
Нет, решительным образом он отказывается верить в то, что узнал. Быть того не может! Никак не может. Надо быть совсем бездушной, расчетливой, хладнокровной, чтобы вот так искать для себя пути, по которому поведет судьба в будущих днях. А ведь она вовсе не такова. Не такова!

Андрей поправил кольцо на руке. Так непривычно было спустя столько месяцев снова надеть его на палец. И в то же время перстень словно занял свое место. Теперь палец не казался таким голым, а душа не стонала, будто от нее нечто отняли. Аметист подмигнул ему в свете одного из последних лучей заходящего солнца, и Андрей невольно улыбнулся, вспоминая совсем иное кольцо. И другое лето. Разве тогда не все было совсем как ныне? Казалось, в руках держит, а на деле пальцы только обманку ухватили, как в том сне.

Он уехал из Милорадово тут же, как получил вести о разливе реки из-за ненастья в подмосковном Раздолье, так любимом Марьей Афанасьевной, что она приказала похоронить себя на погосте местного небольшого монастыря. Но не только стремление выправить худое положение, грозившее гибелью урожая зерновых, погнало его к Москве. Письмо от Надин, в котором та сообщала о предложении одного уланского полковника и спрашивала о возможности переговорить лично с Андреем, как с главой семьи, на попечении которой она была. Отец Надин к тому времени скончался. Их доходы от имения, еще до замужества Надин, заложенного в Опекунский совет, были малы. Надин, маленькая Тата и мать Надин жили за счет средств, которые ей привозил главный управитель Олениных. На эти деньги они и жили безвыездно в имении, где, как говорила Надин, она и желает завершить свое «земное бытие».

Вести о замужестве Надин Андрея не удивили вовсе. Говоря откровенно, ничего, кроме полагающейся тому событию вежливой радости, он не почувствовал. Зато Алевтина Афанасьевна едва ли не сорвалась в крик, когда узнала о сватовстве полковника.
- Скажите своему брату, Софи, что пусть она забудет о тех средствах, что так щедро выделяются ей! Пусть этот улан отставной отныне радеет о благополучии ее! А коли хочет жить по-прежнему в мире с нашей семьей, то пусть забудет о том предложении. Таково мое слово!
- Надин вольна принимать решения о своей судьбе сама, - отрезал твердо Андрей. – И содержание она получает не как вдова Бориса, а как мать Таты. И это неизменно! Таковым и останется. Я поеду по ее просьбе к ней и выражу свое принятие любого ее решения касательно собственной будущности. Absolu, madam maman! (Безоговорочно, мадам мать! (фр.))

Как же он устал от всего этого! Словно мать всякий раз своим пренебрежением к нему, взваливала очередной камень на его плечи. И ноги сами понесли его, пока закладывали карету, к флигелю. Чтобы пустить немного тепла и света в свою душу, чтобы взглянуть на дивного ангела, который только и мог подарить их своим обликом. От блеска ее глаз, от света, которым они были полны, казалось, у него вырастали крылья за спиной, и груз всех тягот и тревог более не давил на плечи. Все казалось таким далеким и ненужным, когда она вот так смотрела на него, как взглянула при прощании, возвращая ему невольную надежду. Когда она так смотрела, он чувствовал себя великаном, которому по плечу любые преграды. Даже спасти поля зерновых в несколько десятков десятин земли... даже землю, вестимо, перевернуть.

И ее маленький ангелок… Андрей не мог не думать о маленьком тельце на своих руках, когда он вез мальчика от Святогорского, его доверчивость, с которой тот вдруг прильнул к нему, едва барчука передали ему в руки. Сперва он не хотел его брать. Он вообще не умел обращаться с детьми, особенно с такими маленькими – еще ненароком переломишь эти тонкие ручки, эти маленькие ножки… А еще он опасался, что ребенок будет неспокоен, оттого путь обратный будет сущим мучением.
Потому он удивился, когда мальчик сразу же приник к нему, будто к теплу потянулся. Но прежде взглянул на него снизу вверх своими глазенками голубыми, так похожими на глаза Анны, перевернувшими что-то в душе Андрея в тот же миг. Такой удивительный пристальный взгляд, будто пытающийся распознать самую сущность. Не по-детски серьезный, но в то же время такой доверчивый. Андрей всю дорогу ощущал, как бьется маленькое сердечко, будто оно стучало прямо у его уха. И с каждым ударом этого сердечка в нем что-то безвозвратно менялось…

В Москве Андрей не планировал останавливаться, а ехать сразу же дальше, поменяв лошадей в конюшнях городского дома. Но неожиданная встреча по пути к Тверской улице, на которой стоял особняк, также перешедший ему по воле тетушки, переменила напрочь все планы.
- Стой! Стой, кому говорят?! – крикнул Андрей зазевавшемуся кучеру, и тот поспешил выполнить приказ барина. А тот между тем уже открыл дверцу кареты настежь и, почти высунувшись из нее, махнул рукой, привлекая внимание всадника на противоположной стороне улицы.
- Александр Иванович! Голубчик! Какими судьбами?
- Уж ею, коварницей, Андрей Павлович! – хохотнул кирасирский офицер, расцеловываясь в карете с другом трижды – по обычаю и от всей души. – Давеча при переходе неудачно с коня приземлился, со стервеца. Наземь – хлоп, рука – вбок! Эскулапы говорят, кости нет вреда, только выбит сустав. Но болит нещадно, скажу тебе! Будто руку отрывают медленно. Так что я не в столицу вместе с полком, а за свой счет да в имение отеческое здравие поправлять.
- Знать, проездом в Москве? Тогда ко мне едем, - решительно заявил Андрей. – И без возражений!
- При моем-то положении, - хлопнул себя по груди Кузаков, показывая, как тощ кошель за полой мундира. – Грех отказаться от предложения радушного. Тем паче, ты у нас изрядно при средствах, mon ami.

Они проговорили весь вечер. Сначала за обильной трапезой вечерней, которую накрыли в малой столовой, а после – за курением ароматного табака, растянувшись на софе в диванной с бокалами великолепного бордоского в руках. Говорили обо всем – о былых тяготах похода и сражениях, о павших товарищах, о тех, кто остался в строю или вышел в отставку, как Оленин. О предстоящем будущем, которое ждали для империи после милосердия проявленного Александром Павловичем в отношении побежденной Франции. И даже о хлопотах деревенских, которые уже были знакомы Андрею, и с которыми только предстояло столкнуться Кузакову в будущем, когда примет бразды управления имением из рук стареющего отца.

- Тебе, mon cher, картель может прибыть из Петербурга, - задумчиво сказал Александр, передавая после долгой затяжки трубку Андрею. – Наш старый добрый малый Бурмин проведал о том, что персона, известная нам обоим, проживает в квартире, оплачиваемой из твоего кошелька. Подозревает худое нынче, все расспрашивал у меня, что за связь у вас ныне, и есть ли она. А на хмельную голову все горячится вызвать тебя да зарубить или пристрелить.
- Он все еще в томлении том сердечном? Знать, все не так легко и мимолетно, как мы с тобой полагали в Париже, - ответил на это Андрей равнодушно.

Он действительно оплатил годовую аренду квартиры для Мари – весь второй этаж большого дома недалеко от Петровской площади (Официальное название Сенатской площади в указанные года (со второй половины XVIII века). В то же время широко употребляли и неофициальное название – Сенатская), когда еще не знал, что Мари по средствам и самой это. Она твердо решила жить раздельно со своим супругом, который отбыл в родные земли еще в начале 1813 года, и теперь пыталась договориться с ним об этом. Жить пусть и в мнимой, но свободе от престарелого мужа – для Мари было единственным желанием, как она сама говорила. А Петербург, где не было тех, кто был осведомлен обо всех перипетиях ее жизненного пути, был идеальным местом для этого. Знакомства, приобретенные в Париже, позволили ей без особого труда влиться в светскую жизнь города. И пусть она была принята не во всех домах (те, что были рангом повыше, были закрыты для нее), но ей и того было довольно.
Мари по-прежнему называлась кузиной Олениных, ведь именно под этим именем она была известна своим старым знакомцам, вернувшимся из-за границы с полками. Жила она ныне на скромный капитал, который по воле графини, не успевшей перед своей кончиной переменить завещания, был в ее распоряжении с недавних пор. Мадам Оленина злобно ворчала на сей счет всегда, что усопшая Марья Афанасьевна не могла не оставить еще одного повода для раздражения сестры, для беспокойства ее слабым нервам.
- Votre frère обязан будет приструнить самозванку, коли будет порочить имя нашей семьи! И таково мое слово! Хотя он должен сам понимать сие! Покамест не порочит имя, пусть зовется… Но иначе ж! – говорила она Софи и яростно сверкала глазами при том из-под оборок чепца, словно говоря, что не посмотрит в ином случае на то, как обязана этой женщине – жизнью своего сына.

- Бурмин намерен сделать ей предложение, mon ami, не больше и не меньше, коли храбрости наберется. Вот куда все зашло-то, - проговорил Кузаков. – И твое покровительство персоне известной только вызвало у него припадок ярости. А что еще чрез иное лицо аренда внесена, то пуще только разозлило. И ведь разузнал самую суть! А он у нас молодой да горячий. Как бы, верно, не прислал картель. Ты бы сказал ему все…
Но Андрей только курил и молчал в ответ на это, и Кузаков понял, что ему ни за что не переубедить друга открыть правду в ущерб репутации той, которую, по его разумению, хранить уж не было никакого смысла. Все едино – прознает Бурмин обо всем, разве ж схоронить шило в мешке, как говаривал старый дядька Александра?

- Надеюсь, ты сумеешь приехать в Милорадово до своего возвращения в полк, mon ami, - проговорил медленно Андрей после длинной паузы, которая образовалась в их беседе. Кузаков, наливавший в то время из бутылки вино (лакеев отпустили прочь, желая поговорить наедине), посмотрел на него внимательно. Тот вдруг стал таким серьезным в последние минуты, потеряв недавнюю веселость, даже казалось, что хмель весь слетел вмиг с него. – Я был бы рад видеть тебя в усадьбе. И был бы рад, коли держал венец надо мной при службе.
- Tiens, tiens! (Тут в знач. – Вот как! (фр.)) - прищурился Кузаков. – Женишься, не иначе?
- Женюсь, mon cher ami, женюсь! – Андрей даже улыбнулся, говоря это, и Кузаков вдруг обхватил ладонью его затылок, притянул к себе и уперся лбом в лоб Андрея.
- Женится он! Ишь! – и рассмеялись вдруг оба, настолько легко и весело стало им в тот момент. – Когда же сие знаменательно событие?
- Надеюсь, чем скорее – тем лучше, - коротко ответил Андрей, вдруг снова посерьезнев, и Кузаков невольно нахмурился. – Моя невеста такова, что и из-под венца упорхнет быстрее лани. Даже оглянуться не успеешь… утечет, как вода, сквозь пальцы.
- Это она? – тихо спросил Александр, и Андрей кивнул коротко. Кузаков удивился той перемене, что произошла с его собеседником вмиг. Будто только одно воспоминание о той разгладило все хмурые морщинки, убрало все следы грусти, засияло мягким светом в глазах.
- Она, mon ami. Il ne pouvait en être autrement! (Иначе и быть не могло (фр.)), - а потом добавил, удивляясь собственной откровенности, ведь обычно он редко открывал душу даже Александру. – Я с ней живу. Не проживаю жизнь, а именно – живу. Душой живу. Только подле нее… А она… Я ей нужен. Нужен, понимаешь, heureusement pour moi (На мое счастье (фр.))? Это ли не должная основа для счастливого брака? Когда вы нужны друг другу…

- Allons! Bon chance, mon cher ami! (Ну! Желаю счастья, мой дорогой друг! (фр.)) – И Кузаков поднял бокал, салютуя другу, от души желая ему этого счастья, которого тот заслужил. Они оба выпили все до последней капли, как положено при тосте, а потом Андрей вдруг размахнулся и бросил бокал, разбивая стекло вдребезги о мраморную облицовку камина.
- На примету! – и рассмеялся, когда Александр последовал его примеру, но дрогнула его рука, и тот промахнулся. Бокал попал в шелк обивки стенной, соскользнул по ней легко и упал на пол с глухим стуком.
- Вот ведь везучий ты! – шутливо прошипел Кузаков, снова пытаясь ухватить ладонью за шею уходящего от его руки хохочущего в голос Андрея. – Везде тебе удача, плут ты эдакий!

Андрей отчего-то вспомнил эти слова, когда все же решил выполнить просьбу матери и навестить тех знакомых, кто еще был в то время в Москве, не отбыл в загородные имения, чтобы провести жаркие дни на природе, а не душном и пыльном городе. Заодно решился заглянуть и на Поварскую, в дом, где мог найти, по уверениям его дворецкого, Веру Александровну. Та действительно была в Москве и спешно готовилась к предстоящему отъезду в Милорадово, довольная донельзя предстоящей поездкой. Оттого и Андрея приняла радушно, протянула обе руки для целования, а потом сама расцеловала его в обе щеки и лоб.

- О, я даже не ожидала, что вы в городе, Андрей Павлович! – сказала она, распорядившись о прохладительных напитках. – А мы вот с Катериной все в хлопотах. И к визиту в Милорадово готовимся, и в имение собираем подводы. На лето-то кто остается в Москве? Натали уже в деревне, уже воздухом чистым дышит. А мы все тут – в пыли… под шум городской…
Они еще недолго побеседовали о здравии Алевтины Афанасьевны, об общих знакомых, о предстоящих гуляниях в Милорадово. А потом, когда Андрей совсем не ожидал, она задала вопрос. Вопрос, который потянул за собой совсем не те нити.

- Я удивлена была, проведав, что его сиятельство Адам Романович не был зван в Милорадово, - и пояснила, заметив деланную неосведомленность Андрея об этой персоне. – Князь Чаговский-Вольный. Madam votre maman желала бы видеть его, я точно помню о том, она писала ко мне.
- Удивительно слышать это, - заметил Андрей. – Ведь, насколько мне известно, Алевтина Афанасьевна не имела возможности знать князя. Равно как и я. А было бы странным, согласитесь, мадам, приглашать в собственный дом персону, с коей не имел чести быть знакомым.
- Но уместно ли… fiancée… по обыкновению, les futurs époux (Невеста… жених и невеста, будущие супруги (фр.)) бывают вместе в свете, - Вера Александровна двигалась буквально вслепую ныне, проверяя свою догадку, ударившую наотмашь, как ударил солнечный луч блеском в одном из крупных аметистов в перстне Андрея. И поняла, что невольно попала в цель, когда дернулось веко ее собеседника. Всего короткий миг, но она заметила это. Знать, права была в своих подозрениях. Анна сызнова вернула себе потерянное…

В передней стукнула дверь, а потом колокольчиком разнесся по комнатам, близким к ней, звонкий смех Катиш с таким воодушевлением занимавшейся ныне своими нарядами и уборами. Словно ее дочь проснулась от того странного сна, в который впадала, когда рядом не было этого светловолосого мужчины. С того самого лета как в пропасть свалилась в эту любовь с головой, не обращая внимания ни на кого из тех, кто был представлен ей матерью и сестрой. Ей уже миновало двадцать зим и лет. Скоро совершеннолетие, а ума не довольно понять, что никогда ей получить желаемого – сердце и душу того, о ком так часто молилась за прошедшие три года.
- В монастырь уйду! – грозилась в редкие истерики, когда мать просила образумиться и забыть о том, по кому так болело сердце ее прежде такой тихой и смирной дочери. – Плат черницы на голову, коли не будет венца подле него! В монастырь!
И Вера Александровна утешала бьющуюся в истерике дочь, качая в своих руках, как когда-то в прежние годы ее малолетства. Целовала в ее спутанные волосы и молила про себя Бога, чтобы тот помог ей разрешить эту ситуацию, которая ныне казалась ей безвыходной.
А потом пришло послание с приглашением провести несколько дней в Милорадово. Гуляния, музыкальные вечера и большой бал. И Катиш просветлела лицом, радуясь этой возможности побыть рядом с тем, кого по-прежнему видела только возле себя в церкви…

- Разве ж было оглашение? – поднялась бровь на лице Андрея, показывая его равнодушное недоумение тому, что услышал. Но Вера Александровна готова была поклясться, что за этим равнодушием, где-то в глубине души, уже вовсю полыхает огонь. Злость, ревность, отчаянье. Смертельно ядовитый клубок, разъедающий душу.
- О, я думала, уже известно обо всем в уезде, - смутилась Вера Александровна нарочно. – Аннет же так расположена к его сиятельству. Только слепой не поймет очевидного.
- Разве было оглашение? – снова повторил Андрей холодно, и она даже испугалась блеска его глаз. В дверях первой комнаты анфилады уже показалась Катиш. Вера Александровна ясно видела ее со своего места в кресле. Ее лицо так и светилось от радости, что он приехал с визитом к ним в дом. Знала бы она, что Андрей приехал сюда, скорее всего, за благословением на брак с другой, не с Катиш!

Всего мгновение, пока Вера Александровна смотрела на счастливо улыбающуюся дочь, перед ней мысленно качались весы. Одна чаша – возможное счастье дочери с человеком, которого та любила. И Вера Александровна знала, что стань Андрей супругом ее дочери честь и совесть никогда бы не позволили ему принести дочери разочарования в этом браке. Это был бы идеальный брак их среды – полный уважения и понимания, пусть и лишенный эмоций.
С другой стороны – Аннет, маленькая проказница Анечка, дочь ее кровной сестры. Сама отказавшаяся от своего жениха, от своего возможного счастья. И князь. Царь в своих многочисленных имениях Малороссии. Достойная партия для любой девицы на выданье, не говоря уже о той, чья репутация уже не так кристально чиста, как ранее, той, кто в замужество придет в одной рубахе (Т.е. без приданого). Жаль, что не Катиш привлекла Адама Романовича… но уж что сложилось!

- Я понимаю, как вам не по душе ныне слышать это, - губы даже чуть дрогнули, когда Вера Александровна раздвинула их в сочувствующую улыбку. – Верно, очарование Аннетт сызнова сыграло роль… Уже готова венчальная грамота, Андрей Павлович. Что тут про оглашение говорить? Я полагала, вы знаете о том. Надобно быть слепым, чтобы…
- Не будет ли Анна Михайловна удивлена, когда я принесу ей свои поздравления в связи с предстоящим замужеством? – она видела, что он не верит. Читала в его глазах. Еще был шанс все поворотить вспять, сказать, что грамота-то готова, да только согласия Анны никто и спрашивал – деньги и связи решают многое. Да ведь сама Анна так была расположена к князю! Так смела в отношении его! Приняла его как жениха, позволив надеяться…
- Неужели вы думаете, что я могу…? Без позволения собственной племянницы? – возмущенно воскликнула Вера Александровна и тут же подала знак Андрею замолчать, не говорить ни слова на эту тему в присутствии Катиш, шагнувшей через порог комнаты. Надежды, что он будет молчать при ее дочери, оправдались. Она боялась, что придется при себе держать Катиш долго, полагая, что Андрей непременно захочет довести тот разговор до конца, но на ее удивление, спустя четверть часа тот засобирался, ссылаясь, что предстоит долгая дорога в имение. Что ж, тем лучше! Дело уже было сделано. Второго обмана Оленин не простит определенно Анне. Недаром в его глазах угадывалась решимость. Словно он уже знал, как поступит в дальнейшем, зная то, что открылось ныне. Прости меня, моя девочка, но так уж сошлось…

Андрей действительно горел обжигающей решимостью. Мысль, ясная по содержанию, простая на осуществление, пришла в голову тут же, как только он понял, что в очередной раз рискует потерять то, чего никак не мог лишиться. Он приехал в имение у Твери и работал без устали в поле, борясь с последствиями стихии за будущий урожай. Сначала просто выезжая и руководя работами по осушению, а после и сам роя заступом небольшие, но глубокие каналы, когда не хватило сильных мужских рук (дворни в усадьбе, как оказалось, намного больше числом, чем крестьян в деревне). Он трудился, как проклятый, надеясь тяжелым физическим трудом прогнать из головы мысли. Но они приходили, вторгались без стеснения, нашептывая ему, что первое решение – самое верное, что и думать не стоит.
Он не спал ночами, невзирая на страшную усталость. Не спал не только из-за физической боли, терзающей его ногу, но и из-за этих самых мыслей, не дающих покоя даже ночью. Столько табака, сколько курил он теми ночами, Андрей не курил никогда до того, даже голова однажды пошла кругом. Он вспоминал каждое слово, каждый жест, каждое выражение глаз и терялся раз за разом. И при каждом движении руки, когда он вынимал изо рта чубук, ему мигали с пальца камни. «Анна»… Это имя было не только заключено в золотой оправе. Оно было выжжено на его сердце. И этого уже никуда не уйти, не спрятаться. Il ne pouvait en être autrement! (Иначе и быть не могло (фр.))

- Андрей Павлович… барин…, - тронули за плечо Андрея, и тот вдруг проснулся. Надо же – заснуть в кресле, даже сняв грязных сапог и пропахшего дорогой и лошадьми сюртука! Эк, его вымотали прошлые дни! А потом вспомнил, где находится, и тотчас спросил о гостях, о предстоящем ужине.
- Прибыли все аккурат некоторое время назад, - сообщил Прошка, помогая барину раздеться перед ванной, уже наполненной горячей водой. – Все довольные, радостные такие. Диво! Ведь накрапывало же! Нынче вона к ужину приготовляются. Девки так и бегают по лестницам с утюгами, с щипцами! – а потом заметив пристальный взгляд хозяина тут же добавил то, что интересовало барина намного больше и всех гостей, всех вместе взятых, и предстоящего ужина. – Барышня ездила на прогулку. Сам видел, как прибыла на двор в одной из колясок. Здрава и румяна. Знать, хворь ушла без следа.

От этого известия в груди разлилось тепло. И Андрей уже с большим наслаждением медленно погрузился в горячую воду, с трудом сдерживая стон, когда распрямлял больное колено. Осталось всего пара часов, и он увидит ее, убедится собственными глазами в том, что болезнь не отразилась на ней. А остальное… Разве уже так важно остальное?
Но среди лиц, которые Андрей увидел в салоне, спустившись перед началом ужина, Анны, на его огорчение, не было. И сразу почувствовалась невероятная усталость, что давила на плечи еще с середины дня. Потому не мог не подумать, что надобно было все-таки остаться в своих покоях и отдохнуть, а не спешить предстать перед десятками взглядов собственных знакомых и знакомых матери, которых та с большим удовольствием пригласила в Милорадово, перед взглядами соседей, которых он толком еще не успел узнать. Неспешные беседы в салоне и после в большой столовой за трапезой, анекдоты и тихий смех отчего-то утомляли, действовали на нервы. Сам же ужин казался бесконечным с его семью переменами блюд. Он был и рад увидеть своих петербургских знакомых, прибывших в Милорадово, и в то же время отчего-то равнодушен к их присутствию здесь.
Усталость, подумал Андрей, с трудом понимая вкус жаркого, которое подали одной из перемен. Я просто устал физически… вымотан донельзя. Или он отвык от общества за время походов и вынужденного уединения после возвращения из Европы? Он иногда окидывал взглядом улыбающиеся лица, блеск драгоценностей, камней орденов или золота эполет в свете свечей, легкое колыхание перьев в тюрбанах, чепцах или эспри. Эти голые плечи, потные от духоты, несмотря на распахнутые окна в парк, лбы, эти букли и локоны. Этот жеманный искусственный смех, любопытные или заискивающие взгляды, тихие шепотки украдкой. Все ныне только утомляло…

- Вы выглядите усталым, mon frère, - тихо проговорила Софи, чтобы не услышали остальные, когда уже перешли после ужина на террасу, где решили провести время после десерта. – Mesdames заняты нынче беседами да пасьянсами. Мужчины же ныне удалились в бильярдную и карточную. Вы могли бы легко потеряться по пути в те комнаты… потеряться в своих покоях… Я полагаю, вам простят такую вольность, учитывая многие обстоятельства. Тем паче, следующим утром – гон…
- Вы – мое… спасение, - ответил Андрей сестре, с трудом удерживая руку от ласки, которой захотелось поблагодарить сестру за предложение. Запнувшись на слове, что нежностью показало бы его признательность и любовь. Ранее он сказал бы «ангел», как называл Софи порой среди прочих ласкательных обращений, но ныне… ныне он мог назвать так только одну женщину. – Скажите maman, что письма от ее приятельниц московских я передал с одной из ее девушек. Вестимо, у нее уже в покоях. И пожелайте ей от меня покойной ночи…
- Andre, - задержала его вдруг сестра, положив сложенный веер на его руку. – Не торопитесь ко сну отходить. Я улучу минуту и зайду к вам. Мне есть, что вам сказать.
И он улыбнулся легко в ответ на ее реплику, хотя внутри сжалось что-то в странном трепете волнения. Ведь Андрей сразу понял, о ком они будут вести разговор.
- Мне тоже, ma chere, есть, что вам сказать. Я буду ждать вас в кабинете…

В своих покоях Андрей тотчас отпустил Прошку, сказав, что позовет его, когда будет раздеваться перед сном, а сам встал у окна, опираясь ладонями о широкий подоконник. Где-то в вечерней темноте маячили еле видные меж деревьев тусклые огоньки окон флигеля. Все на втором этаже. Одно определенно в спальне Анны. Что она делала сейчас? Читала при свете свечи один из романов? Или уже готовилась ко сну? Он вдруг представил себе стройное женское тело под тонким почти прозрачным полотном ночной рубашки, и сердце застучало в груди чаще, гоня кровь по жилам быстрее. Нет, не кровь… острое желание, обжигающее, требующее удовлетворения…

Стукнули в дверь особым способом, и Андрей поспешил сесть за стол, надеясь, что сестра простит такое пренебрежение манерами. После короткого «Entrez!» она вошла, тихо шурша шелком нижнего платья под легким чехлом из белоснежного газа. Прошлась по комнате, словно по тонкой доске, будто демонстрируя себя, улыбаясь загадочно, и Андрей вдруг понял, отчего сестра ныне кажется ему совсем иной.
Ее волосы были убраны строго вверх, завязаны в узел a-la Psyché (А-ля Психея (фр.)), без всяких завитых колечек волос около ушей или строго завитых локонов, которые так нравились Алевтине Афанасьевне. Только один локон спускался от этого узла сзади и небрежно ложился на правое плечо. Оттенок ее платья под чехлом был нежного небесного цвета, а рисунок, вышитый на газу чехла паетками, приковывал блеском в свете свечей взгляд к круглому вырезу платья.

- Ты нынче выглядишь… admirablement beau! (На редкость красивой (фр.)) - выдохнул Андрей и протянул руки в сторону сестры, чтобы та шагнула к нему ближе и, склонившись к нему, позволила поцеловать свою руку, чуть повыше края атласной перчатки.
- Верно? – Софи поцеловала брата в лоб в ответ, а потом отстранилась и со смешком сделала пару шагов по комнате, кружась. – Это все ее задумка!

Действительно, именно Анна прошлого дня вдруг задумчиво взглянула на Софи, а потом спросила на удивление прямо, отчего ее девушка причесывает в такой манере. Софи растерялась на миг, а потом тихо ответила, что так привыкла.
- Не спорю, это по моде, - проговорила Анна. – Но есть персоны, коим вовсе ненадобно следовать всему, что печатают на картинках. Не к лицу! Позволите, я приберу вот здесь… и здесь…
И парой движений Анна убрала колечки из волос с боков головы Софи, обнажая ее аккуратные ушки с маленькими сережками, блеснувшими радостно на свету этой свободе.
- Помилуйте, с моими огрехами…, - Софи покраснела от смущения, что сейчас можно видеть ее несовершенные уши, которые, как твердила мать, ей надобно тщательно скрывать, и что парижская мода в этом стиле ей только на благо.
- Какие огрехи? Я их не вижу! У вас чудесная головка, право! И ушки! – и Анна решительно отвела ладони Софи, прижатые к ушам. – Пусть вас на прогулку причешут в прежнем стиле, там же шляпка будет. Но вот за ужином… За ужином пусть будет шея открыта, а волосы строги! Хотя…
И она нарисовала на бумаге ту самую прическу, которую ныне Софи гордо носила на голове, понимая, что выглядит ныне на удивление хорошо. А еще Анна настояла на перемене оттенков платьев Софи.
- Небесно-голубой тон диво как ваши глаза покажет! У вас ведь удивительные глаза, - уверяла ее Анна и чуть не добавила при том «Его глаза», но все же удержалась, боясь выдать себя с головой.

И Софи не узнала себя в зеркале после того, как Глаша, девушка Анны, переправила ее волосы в тот день в той манере, что нарисована была на бумаге. Захлопала даже в ладони, радуясь как дитя, своему новому облику.
- Ах, вы – чудо! Чудо, Аннет! – и она поцеловала Анну в щеку, повинуясь порыву. – Ах, как бы я хотела, чтобы вы были моей сестрой!
И после того, как эти слова сорвались с ее губ, окаменели обе, а затем отстранились друг от друга, смущенно отводя глаза от противоположного взгляда.
- Боюсь, что это не представляется возможным, - прошептала Анна чуть резче, быть может, чем хотелось бы. И Софи не могла не кивнуть в ответ на это, подтверждая ее слова.
- Je sais… (Я знаю (фр.)), - сама не понимая, какую бурю вызвала в душе своей собеседницы этими словами. А ведь она действительно знала! И это знание снова вызвало в ней волну стыда, обжегшего щеки и уши, сожаления и боли.

- Анна Михайловна помогла мне подобрать прическу и платье, - проговорила Софи, внимательно подмечая каждую тень, что могла мелькнуть на лице брата при упоминании этого имени. – Ты же знаешь, она в том ведает поболее меня. И ныне, на прогулке, была диво как хороша. Великолепна! Ты недаром называл ее богиней, mon chere! Она ныне царила, покоряла… властвовала над умами и сердцами. Мне бы хотя бы частичку ее очарования! Хотя… это такая ноша, - она не стала пояснять, что красота – предмет зависти многих, и эта зависть ныне была весьма ощутима Софи, сидящей подле своей новой подруги во время трапезы на лугу. И утомляет, вестимо, нещадно. У самой Софи от внимания, которое было вокруг них тогда, даже голова разболелась. Нет, быть красивой и в центре такого поклонения ей определенно не понравилось бы!

- Я рад, что ты стала с ней так близка, - ответил ей Андрей, и Софи вдруг снова вспомнила о том, зачем пришла сюда, ускользнув от ока матери и от скучной беседы со старым отставным генералом, что был им соседом по уезду. – И рад, что она пришлась тебе по нраву.
- Andre, я должна сказать тебе…, - Софи вдруг решительно шагнула в его сторону, и он даже поднял руку, останавливая ее. Оборвал ее на полуслове резким «Нет!», словно хлестнул кнутом. И она замерла, удивленная этим тоном, застыла на миг, цепляясь в шаль, что едва не уронила с плеч.
- Нет, Софи, - уже мягче повторил он, видя испуг, промелькнувший на ее лице. – Дозволь мне первому сказать, а после сама реши, стоит ли мне знать то, что ты покамест хранишь при себе. Софи, ma chere, я намерен повести Анну Михайловну к венцу. И намерен сделать это еще до Петрова поста этим летом.
- Maman хватит удар при этой вести, - проговорила Софи медленно, пытаясь понять, как ей следует поступить ныне. – O, mon Dieu, Andre… Коли ты так расположен к ней, коли того требует твое сердце, то разве могу я быть против твоего решения? Я приму ее с распростертыми объятиями и отрину все обиды. Но ведь Анна Михайловна… она ведь не ответит тебе согласием, mon cher. Давеча сама сказала мне, что брак меж вами невозможен…
- Я знаю, отчего были те слова. Что причина им – знаю, - отрезал Андрей, и Софи заметила, как ожесточились слегка черты его лица при этом. – На это скажу так – нет любви в том, что стоит препоной. Нет желания, я уверен в том. А коли нет любви, то и разницы нет, за кого по нужде идти… Единственный, кто мог бы встать против, перед которым я слаб из-за ее расположения к нему – далеко, за сотни верст отсель. И коли нет его, нет ни известия, ни связи, ни нити, которую не разорвать… Быть может, перед ним и отступил бы, зная, что она к нему расположена, а так…
- Ты говоришь… о поляке? – и Софи даже дыхание затаила в ожидании ответа брата. А тот только долго смотрел в ее глаза, будто пытаясь угадать по лицу, что известно сестре, и только после кивнул слабо. И она закусила губу, удерживая слова, что едва не сорвались у нее с языка.

Она не хотела думать о том, достойна ли Анна той любви брата, которую Софи угадывала в каждом слове сейчас, в его глазах и в его голосе. Должно быть, достойна, раз он выбрал ее в свои жены и до сих пор не отказался от этого намерения, невзирая на многие препоны. И даже невзирая на неясность отношения к нему самой Анны.
Он любил ее. Она была ему нужна. И Софи промолчала, а потом раздвинула губы в несмелой улыбке. Подбежала к брату и поцеловала его в лоб дрожащими губами, стараясь не думать о том грехе, что совершила в эти дни. А он старался не думать о том, каким подлецом ему, возможно, придется стать если Анна все же откажет ему…

- Помоги тебе Бог, Andre, мой милый, - прошептала Софи и подумала невольно: «Помоги Бог всем нам, живущим под этим небом на землях Милорадово… ибо без помощи твоей, Господи… без помощи…!»




/
_________________

Марина! Какой сюрприз!!Спасибо!
И за Андрея тебе Как раскрыла его, думы, чувства, каким открытым и веселым был с Кузаковым!!! Не зажатым, замороженным- живым, любящим! Его чувство долга, забота о племяннице, Мари! Отпор матери, защита Надин, о ее праве на личное счастье. Мысли и чувства о маленьком Ангелочке!
И Анна- его любовь, его сомнения. Не верит в ее любовь, но решился на брак
Каков он здесь!

Клевета! Ужасная клевета! Понимаю, счастье дочери дороже! Но делать такое! Низко, подло. Надеюсь получит по заслугам, и не ТАМ, а здесь, на земле! Обижать сироту, родную кровь.Никакой любовью к дочери это не оправдать. Помочь, поддержать, это -да! Но, то что сделала Вера Александровна-гнусно.
Заканчиваю, расписалась. Спасибо тебе еще раз!!!
Лови сердечко!
Дополнить захотелось. На протяжении всего времени, в романе единственно порядочной женщиной оказалась Марья Афанасьевна. Женщина сложная, характер не простой, НО подлости, сплетен, единственная не совершала! Я говорю о дворянках. Очень жаль! И стыдно, стыдно за женщин, очень.

Господи, наконец-то Андрей решился взять все в свои руки. Надеюсь, что у него получится осуществить задуманное. Как я рада, что он признал для себя, что жизнь без Анны для него невозможна. Но сколько еще препон впереди. Тут еще тетка Анны со своей ложью о венчальной грамоте, вернее даже не с ложью, а со своим желанием выдать во что бы то не стало племянницу за князя, даже не спрашивая согласия невесты. И я так поняла, что это в принципе реально осуществить, да, Марина? Это просто кошмар какой-то.
Хочу верить, что Андрей обойдет все препоны. Обидно, что он так и не догадывается и не верит, что Анна тоже его любит.

Доброго утра и не менее доброго дня впоследствии,


Я же обещала главу пораньше. Вот она!


Он и таким может быть...


Как он объяснил сам - он ее любит, она нуждается в нем во многом. Чем не основа для брака?


А почему вы решили, что клевета? В каком именно слове? Что готова венчальная грамота? Так могли все спокойно за спиной Анны сделать, что и произошло, кстати. С венчальной грамотой на руках можно в любой момент и оглашение в церкви сделать, и венчание само.
Что Анна сама позволила князю на многое рассчитывать? Это истинная правда и есть. И даже сама тетка уже спокойно спала, зная, что Анна настолько стала благосклонной к тому. А тут такой привет!

И что за спиной что-то делает? Только тут и соврала ВА. Вернее, даже позволила думать. Она ведь просто спросила...


Именно тогда, когда был полностью уверен, что не разрушит жизнь Анны окончательно, когда ребенок уже не вызывал в нем тех эмоций, что раньше. Когда уверен был, что примет ребенка этого, несмотря на его отцовство.


Про венчальную грамоту я уже написала. Про брак в принципе... Ну, спойлерну и скажу, что у тети есть рычаг, которым можно воспользоваться. Вопрос только в том - будет ли она это делать или нет.


А чем обижать? Анна сама приблизила князя так, как только женихов приближают. Подвешенное состояние здесь невозможно совершенно. Все думали, что все уже решено, а тут Андрей решил в Милорадово пожить...
По идее, Анна должна была тут же уехать. Вообще не могла оставаться. Никаким образом.

Далее - замужество Анны. Титул, богатство да еще какое. Выход в самый высший свет России... Чем то плохо? Для своей дочери даже ВА желает того, мы же видели. А любовь? Любовь - это мелочи по сравнению с этим. Любовь - скоротечная эмоция.
Так что тут тетя скорее Анну не обижает. Просто делает так, чтобы и овцы были целы, и волки сыты...


Мужчина - и догадаться? Мужчине надо прямо говорить - сколько вешать в граммах!


Все может быть.





Благодарю... если б не антеннки, провода и сайдинг, было б прямо замечательно. Но что-то определенно есть.




Популярные актеры сами туда пришли. За рублем. Более того, так яростно защищают некоторые свое детище. Прямо с пеной у рта


Стараюсь!
_________________

Радует, что и Анна решила действовать, пусть через чур решительно и необычно для нее, зато может быть наиболее действенно. А то разговоры не действуют, а медлить в этом деле явно нельзя, все проворонишь.

Мариночка! Вот так сюрприз с утра! Спасибо!!! Или я сентиментальная такая сегодня ... дважды слезы на глазах были, слезы счастливые ... Когда про Ангелочка думал (малыши - это моя большая слабость ), потом, когда Кузакову сказал ЖЕНЮСЬ! Теперь появилась уверенность, что действительно все будет хорошо. Только бы Андрей не уступил, не смотря ни на что ...
___________________________________

Позволь не согласиться. Своей дочери она старается дать именно Любовь!!! Ах, Катиш без любви не хочет!! Лучше в монастырь!! А почему? Есть женихи богатые, родовитые, так нет же, Андрея подавай! Пусть с князем за дочь сговориться, стерпится-слюбиться, так ты говорила? Почему это должно работать только для Анны? У остальных Любофф, их обижать НЕЗЯ!!Мари тоже все за Андрея и Анну решила, много счастья ей принесла ее подлость? То же будет и с Катиш. То же получила маменька Андрея, и поделом им!
Почему все так дружно не прощают Анну и Андрея, их ошибки, а вот всех остальных-пожалуйста? Не понимаю. Любовь нельзя завоевать, заслужить, купить и выстрадать! Она от Бога, либо есть, либо нет! А насчет скоротечности, не знаю, живу с мужем 29 лет, и никуда она не делась, другой стала, да! Но не исчезла.

Марина, глава просто бомба! Напряжённая контрастна и эмоциональная! Какой здесь Андрей разный: веселый открытый, какой-то бы даже сказала бесшабашный полон надежд - там в гостиной со своим другом, и всё это растерявший после визита к В. А. Всё - кроме решимости, только решимость - эта мрачная:



Мне прям даже хочется, чтобы Анна отказала. Очень уж интересно, сколь далеко может зайти это сдержанный, закованный в броню приличий человек...
Но что меня пугает в этой паре: все эти годы они любят друг-друга по разному, но всем друг-друга не понимают...
В. А.... Не стану разбираться с тем насколько плох её поступок, и во многом ли она на самом деле солгала Андрею. Потому что жизнь она такая странная штука: в ней можно сказать ни слова не правды и при этом всё равно солгать... Для мня важно, сейчас что В. А. поступает глупо!



Но ведь Катиш любит и ей для счастья, которого так хочет для дочери В. А. нужны именно эмоции! Это пока Катиш по наивности думает, что любовь можно заслужить, а если не выйдет, то довольно просто быть с любимым человеком. А потом-то оказывается адова мука, что человек которому отдано твоё сердце живёт с тобой только из "чести и совести"! Неужели В.А. этого не в состоянии понять, если дочери её пока разума не достаёт? Уж лучше право слово монастырь, чем такая доля!
Спасибо за информацию о Мари, давно интересовало, где она и что с ней.. Одно не понятно, как это в столице ничего не знают о её похождениях? Как это никто не насплетничал?
Ещё раз большое спасибо за продолжение: это такое редкое умение описывать чувства мужчины, да ещё так не шаблонно. Как правило романы грешат отсутствием внутреннего мира героев. Ужасно теперь хочется узнать что дальше!


_________________