Труп (18+, слэш) бу бу бу)))

Рит,надо чё-нить пооригинальнее для Майка придумать,он ведь не жалел Рэя,почему мы должны жалеть его? . Во как он меня разозлил!!!!

- н-да...Дилемма!!!Ну...Значит,составит компанию Майку...
А зачем Рэй в морг уехал?Решил в крематорную печь сам запрыгнуть?
___________________________________

Боже, какие вы девочки чуткие и добрые! прощать людей надо!)))))))


Лидусь, я так рада, что кого-то заинтересовал этот вопрос!! Да, дурачок Рэй едет умирать)) и это называется загрузили парня психологически)
_________________

- я,обычно,так и делаю.Но есть некоторые ... личности,которых хочется придушить.И не обязательно такие,как Майк - садисты и сволочи.Но и такие, как Моник - она ещё хуже муженька!Она не просто зритель, она - участник,а это похуже бывает.

- ещё бы!!!!За два дня СТОЛЬКО и ТАКОЕ пережить!Весь в синяках!!!
Блин,Ксюша,а где доброе-вечное?Ты ж обещала что-то хорошее!!!!
Стиву придётся быть не только очень мудрым,но ещё и подключить все свои чувства и интуицию,чтоб хоть как-то вытащить Рэя из того ада,в котором оказался подросток с неустоявшейся психикой...
И что-то мне подсказывает,что Рэй вынесет для себя очень много из всего этого.И не только отрицательное!Или я безумная оптимистка?
___________________________________

Лидусь, Стиви постарается, я позабочусь)) А вообще, конец должен тебя, как и всех девочек, немного удивить;)) (расчитываю на это, потому что в последнее время, вы все мои ходы просчитывааете наперед!! чтож, я всегда неважно играла в шахматы)
Лидусь, спасибо за все;)
_________________

Ну...В шахматах я тоже всегда не очень была))))И своими глупыми ходами вечно портила всю стратегию противника!!!!
Удивить,значит....Уже боюсь!
Ксюшик,
___________________________________

Ой, как я волнуюсь!! Рей-то, наверное, таблеток наглотался Ксюша, не забывай, ты нам хэппи энд обещала

Что-то страшновато но интригующе
_________________

Ксюш, с хрустальной тебя!!!! и спасибо за проду!!!

 » глава 9

Надюш, спасибо!! веришь...ну не любила я янтарь))

Заботливо подсадив своего подопечного на секционный стол, Торенс пропихнул мне в рот очередную пару капсул нейролептика. Я оказался достаточно спокоен, чтобы проглотить их, при этом выслушивая короткий монолог детектива – укол внутривенного, которым Майк в скором времени собирался завершить мою «терапию», менее чем через час приведет к летальному исходу.
Торенс по-хозяйски раздевает меня. В принципе, дело оно не хлопотное – всего одна рубашка и твои домашние спортивные брюки. Я не стал особо наряжаться сегодня, Стив. Повода нет.
Укладывая на горизонталь стола, Майкл, просто пиздец, любуется мною, как картиной! Любовно водя ладонью по голой груди, ключице, прихватывая большим и указательным пальцами подбородок, ощупывая ими мягкую ткань губ… Помутневший взгляд Торенса так легко выдает в нем сейчас шизофреника - в предвкушении предстоящей забавы, блекло-голубые, но благодаря широкой, черной радужке, ужасающе четкие глаза Майка требовательно всматриваются в мои. Что там, на самом дне сознания? Как это, сдыхать по своей воле? «Херово, детектив», отвечаю я Торенсу бессмысленной улыбкой.
-Вот зря ты, сопляк, волосы обрезал. Это смотрелось бы офигенно – рассыпанные по нержавейке светлые пряди… Мне Стив так тебя расхваливал, когда ты лежал здесь в прошлый раз!
Что ж, мир никогда не любил Рэя, как бы много усилий упрямый Рэй ни прилагал, чтобы миру понравится. Сейчас я полон драматизма, Стив - моя мать совершила ошибку, приведя меня в этот мир, и должно быть, не раз жалела об том. Стараясь не мешать счастью близких: не раздражать тех, кому был неприятен, и не обременять небезразличных, я, зачастую, почему-то добивался обратного результата. Мама видела во мне врага, стоило лишь завести разговор о том, что мы, с ее новым мужем не находим общий язык. Я бы мог промолчать, один раз в самом начале, да и все последующие разы, но на тот момент, еще детская, эгоистичная обида брала верх над рассудительностью – неужели моему самому родному человеку все равно, что муж ненавидит ее сына?
Матери не было все равно. Она огорчалась не на шутку – отчим хороший парень, зря я так. А ревнивого подростка меня, ужасно бесила собственная реакция на их с папаней «тайные» зажимания, во всех уголках нашего большого дома, которые этой сладкой парочке казались укромными. Тянуло блевать, но я, если выпадал такой случай, почему-то продолжал подглядывать, задерживая дыхание - мама напористо целует отчима, в то время, как его руки вульгарно шныряют изгибами ее тела, скользят по бедрам, сжимают ягодицы. Я знал, что от папани неслабо несет перегаром, а его большие ладони, не единожды отвешивавшие мне «воспитательные» пощечины, грубы и шероховаты. Мама, в те минуты, казалась мне крайне глупой, бесхарактерной, бесстыдной женщиной. В груди становилось едко, а в голове пусто – это уродливая любовь. Уродливые отношения. С отцом она так себя не вела!
Сестры, напоминали тупых и немых, едва я заводил разговор по поводу скотского отношения к нам маминого мужа. «А разве оно скотское?»
Точно, с ними папаня вел себя куда мягче. Сестрам не приходилось, как мне, сперва, словесными перепалками, а после, противостоя физически, отвоевывать свои права. Девчонки не тащились почти каждый вечер на задний двор, воинственно закатывая рукава толстовки, дрожащими пальцами обматывая правую ладонь эластичным бинтом - отчим опять вызывал на «дружеский» поединок с целью определить сильнейшего, которому, в итоге, и все карты в руки.
Сестры не дрались с отчимом, а я дрался. Что, там следовало защитить? Право отлучаться из дому на выходные? Право совмещать работу с учебой, потому что денег, которые мне любезно выделял наш кормилец, не хватало даже на проезд до школы? Мама никогда не выходила смотреть на наши «бои», но несколько раз, мне казалось, я видел ее силуэт, притаившийся за гардиной, у окна. А может, действительно, всего лишь казалось.
Моя свобода и право выражать собственное мнение, стоили дорого, Стив. Ты, включив свет, удивился, замечая на моем лице следы побоев? Это пустяки, довольно привычные для меня с подростковых лет. Физическая боль ерунда, если это боль в чистом виде. Отвратительной, губительной для самосознания, ее делает примесь жалости и презрения к самому себе. А еще, обыкновенный стыд быть осужденным.
Хер его знает, Стив, почему бестолковый я, так просто решился на этот шаг. Возможно, только лишь возможно, по вине Торенса. Он ведь растоптал меня, смешал с дерьмом, убил, как личность, как мужчину…
Но и ты, ты для этого сделал не меньше.
После «воскрешения», забавно, единственным человеком, которому я готов был доверять, стал ты. И я верил тебе, забив на всякие «мелочи» в виде смущения, желания провалится под землю, приставай ты ко мне со своей гейской похотью. Кому скажи, я превратился в круглого идиота, всего за считанные дни! В определенный миг, твое благополучие, лжец, стало для меня важнее моего. Сейчас осознаю, все это лишь по одной единственной причине - я влюбился.
Это после, придет панический ужас, и желание бежать на край света, оставляя тебя наедине с твоими личными проблемами – Майкл чудовище, его пытки куда страшнее перспективы увидеть дорого мне человека за решеткой.
Но сначала, до твоего отъезда, до появления в рыбном павильоне Торенса, нежась в воспоминаниях о проведенной вместе ночи, в целомудренных объятиях того, кто недавно заставлял меня извиваться от оральных ласк, я уже смутно догадывался – неравнодушен к тебе. Готов пойти на геройский подвиг, ради существа, возвратившего мне способность радоваться окружающим меня вещам. В тот злополучный день, рассматривая спящим, своего нового, беспардонного друга, я перебарывал остатки естественной злости на себя – то, что ты, взрослый мужчина делал со мною, не так и неправильно. Не так и пугает. И моя реакция, будь я на самом деле против, оказалась бы, совершено иной, куда категоричнее. Ведь, если ненавидишь, как я на первых порах считал, то это бескомпромиссно. И, напротив, если испытываешь влечение, законно сомневаешься в своих чувствах.
Сухость во рту напрягает. Я не стану просить у Майка воды, хотя бы потому, что уверен, он не снизойдет до исполнения моей последней просьбы. А пить хочется не слабо.
Блядь… страшно подумать, что это конец, Стив. Что мы возвращаемся к тому, с чего начинали. Инстинктивно прикрываюсь руками – холодно. Это же морг, не домашняя постелька. Потолочные светильники блеклые, глаз не раздражают – я диву даюсь, даже в такой момент нахожу в себе дурость радоваться чему-то. Да, я, примитивно рад - Майк мог бы врубить лампу над секционным столом, он же, сучью мать, тот еще любитель зрелищности. Не догадался, что ли?
Нет, - с новой силой воспламеняется в груди обида, - ты, пиздец, щедрый парень! Без зазрений совести отдал меня Торенсу на «временное пользование». Ты ублюдок, которому, в свое время, выделят укромное, душное местечко в аду. Ты - хуев предатель! А твоему любовнику, стоит отдать должное: он выдал тебя, не раньше, чем понял – я сломлен, и шантаж свободой добряка Стивена больше не действенен. Впору бы плакать, но не выходит. Силы тают, Стив.
Вот в чем загвоздка, даже теперь, примерно зная, сколько времени мне остается провести в сознании, догадываясь, что скоро полностью перестану контролировать затихающее сердцебиение, и снижающуюся мозговую активность, не могу, как следует, на тебя разозлится. На себя – да. Не на тебя, Стив.
Сам не знаю почему. Наверное, так подействовало на разум, для меня самого неожиданное признание в любви тебе. Или твои последние прикосновения, голос, прошедшийся по моей иссушенной спиртом коже, как порыв ветра, прохладного и чистого. Твои слова. Их сладость являлась обманной, но глубина грусти, звенящая в голосе - настоящей. Не сложно определить, где ложь. Мне хотелось разрыдаться, рассыпаться на бесчисленные осколки, шепчи ты в висок обвинительно «почему решил уйти?» Неужели ты настолько жесток, что спрашиваешь меня об этом? Неужели, все, что ты жаждал услышать, это мое признание – «я действительно хочу умереть, Стив»? Это необходимо было тебе, как лишний повод гордиться собою?
Мне должно быть похрен, что у тебя в душе, но это не так. Жалею, что поспешил убежать, угнетенный твоим неприкрытым удивлением, блядской жалостью во взгляде – я оказался уродлив при свете. Я жалею, что не переборол стыд, не остался с тобою еще хоть на немного. Не вцепился в тебя, со всей дури целуя, навсегда запоминая своим, твое тело.
Кожа к коже.
Губы, язык, вовлеченные в затяжной поцелуй.
Выдохи твои на моем лице.
Ты ведь не отказал бы мне, попроси я!? Так хотелось в тот миг ощутить твое тепло, Стив. Твое предательское, паршивое тепло. Близко увидеть глаза. Запретно зеленые, выразительные, будто ты, то и делаешь в свободное время, что подводишь их карандашом, подкрашиваешь черной тушью длиннющие блядские ресницы. Я до сих пор хочу тебя видеть, блядь, хочу, пускай это совершенно не вяжется с логикой и здравым смыслом! Я не ненавижу тебя, Стив.
Люблю.
Поздно жалеть о чем-либо. Торенс сказал, что мне остается не больше часа, и, странно, мысли мои от передоза тиоридазином, должны быть путанными. А нет, до сих пор ясны, как погожий день.
«Что за инъекцию ты мне введешь?» спрашиваю у Майка, абсолютно не интересуясь подобной ерундой, просто, чтобы лишний раз прислушаться к звукам своего голоса. Это все нелепо, добровольно отдавать себя на милость такому ублюдку, как Торенс. Соглашаясь умереть от его рук, тем самым исполняя аморальные капризы детектива. По сей причине, мне следует убедиться, что происходящее не игра, что уже понемногу угасаю, впадая в предкоматозное состояние. Голос должен выдавать мое физическое состояние.
-Атропин, Рэй. – Торенс снова причиняет мне боль. На этот раз она ничтожна - всего лишь жжение в локтевом суставе. Мне уже откровенно похуй, сколько пробуду в сознании, но, как бы и грустно вспоминать Майковые «меньше часа», хочется любоваться цветными образами подольше. Они, словно впрыскиваются в негатив сознания, по мере попадания препарата в мою кровь. - Это называется атропин. – Деловито повторяет Майк. - Будь с нами Стиви, он бы объяснил тебе в деталях, как эта хрень взаимодействует с нейролептиками. Наш Стиви, ты же знаешь, талантливый медик. Но трупов, заметь, трупов, он все-таки предпочитает живым, если продолжает делать карьеру в таком непопулярном месте.
Голова больше не стонет сквозняками пустот, в ней, как дождевые черви в земле, начинают копошиться мысли. Их уйма. Яблоку негде упасть. Однако попытайся я ухватить хотя бы одну – попросту не выходит, влажные, вертлявые хвосты выскальзывают из рук. Образы и воспоминания, но, по большей части, просто выдуманное, просто кадры альтернативной реальности, мелькая перед глазами, обращаются в искаженное ничто, еще до того, как я успеваю давать им определения. Жмурюсь, провожая в никуда цветные обрывки начинающегося сумасшествия. А оно, кто бы мог подумать, охуенно красивое!
Торенс неуместно посмеивается. Я тут пытаюсь собраться духом, чтоб открыть глаза, посмотреть сейчас на человека, от рук которого согласился принять смерть, а детективу весело! Он в хорошем расположении духа, кажется. Верно, я ведь, совсем скоро, стану холодным и абсолютно покорным. Покойники - его фетиш.
Пока же, Торенсу приходиться терпеть неудобства – он начинает трахать, еще теплого, живого меня, подтаскивая к себе, чуть стянув со стола. В каждом движении детектива заметно нетерпение и азарт – ему нравится неспешно убивать, а вот ждать, нравится не очень. Нержавеющий бортик стола ритмично ударяется мне в поясницу, кожа лопаток ерзает, липнет к ледяной поверхности секционного. Только я не испытываю дискомфорта. Разве что, в горле окончательно пересыхает, и, кажется, еще немного, язык потрескается от пекущей жажды.
«Я люблю тебя»
Твой голос, произносящий это - галлюцинация, не более. Впрочем, как и многое, что я сейчас наблюдаю и ощущаю в себе. Проникновения Майка больше не несут агрессии, а скорее всего, это я благородно забил на остатки самоуважения. Забил на необходимость контролировать свой гнев к этому садистскому ублюдку. Да и зачем, Стив? Пускай Торенс оторвется с моим телом так, как ему вздумается. Мне не жалко. Тело, лишь безмозглый тряпичный чехол, начиненный внутренностями, отяжеленный скелетом, и проклятый ранимой, хрупкой системой души. Последняя потеряла всякий интерес к дальнейшему пребыванию в моем теле, стоило ей узнать – ты не тот, кем она дорожила. Душа не может любить того, кто ее предал!
Или все же, мать твою, может?…
-По твоей вине, сопляк, я теряю рассудок… ты ошибка. Долбанная ошибка, Рэй! – Майклу неудобно удерживать нижнюю часть моего тела на весу, посему он запрокидывает мои ноги себе на плечи. Входит в меня глубже прежнего, резче, будто хочет, чтобы новые вспышки боли исказили черты лица его жертвы. Так ведь куда приятнее – слышать мучительные стоны, следить за темпом вздымающейся от всхлипов, груди. Но я теряю чувствительность, почти никак не реагирую на внешние раздражители. Более того, боль моральная, что куда опаснее и острее физической, выцветает, сереет за считанные минуты. Еще немного, и будет откровенно пофиг, кто и что делает с чехлом, который прежде выполнял предназначение моей телесной оболочки. Просто чужие руки вдавливаются пятернями пальцев под ребра. Просто чужой член, растягивая мышцы, проталкивается мне в задний проход, с каждым разом все наглей, все быстрее.
В сознании вальсируют многоцветные, пестрые картинки. Они живые, они могут говорить и даже общаться между собою. Переговариваются, обсуждают что-то. Не обращают на меня, ну совершенно никакого внимания.
«Если кто-то собирается прикончить тебя в морге, он полный психопат!..»
«А как по мне, этот человек настоящий фокусник! Под носом у ночного сторожа, обведя вокруг пальца Стиви…»
«Ага, просто злоупотребляя своим положением! Уважаешь?!»
«Почему нет? Смотри, как умело он все продумал… нет, погоди, это уже извращение… дотягивается поцеловать несчастного полутрупа! Чччерт… целует…»
«Так это, чтобы запечатлеть в памяти его уходящее тепло. И только»
Болтовня обо мне немного раздражает. Я и сам знаю, что Майк сейчас беспардонно тянется к моим губам, грубо впечатывается в них своими, проникая в горячую сухость рта тугим языком. Тоже мне, новость!
-И чего я раньше не делал этого? Ты такой нежный, Рэй… вкусный, пусть и отдаешь лекарствами.
Торенс навалился на меня тонной тяжестью своей груди, низкозвучное дыхание фальшиво аккомпанирует ударам моего сердца. При всем этом, он по-прежнему во мне, распирает изнутри влажным, пульсирующим теплом. В иной ситуации, меня бы стошнило, прими я всю картину в целом. Посмотри на себя со стороны. Распластанный на нержавейке, где ранее, день за днем потрошили и зашивали трупов, ребята, твоей уважаемой профессии. Ты сам, может быть, на этом столе, работал.
Еще не труп, но уже недолго осталось. Слабо соображаю, расплывчато вижу. Почти нихера не ощущаю, из того, что должен. И больше не страдаю без тебя, Стив. Больше не рефлектирую.
Проваливаюсь куда-то в головокружительный поток танца, где искрящийся комок воспаленной наркотиком фантазии лепит из частиц пустоты новое настоящее. Мир, созданный мною миллисекунду назад великолепен, в нем все пляшет и вертится, отражает стальными боками лучи ослепительного солнца. Я верчусь вокруг себя, отбрасываю блики на других таких же, которых не существует, я сияю, видоизменяюсь и множусь. Нет ничего проще – неизвестная, оглушающая мелодия рубает разум, колышет образовавшиеся из меня частицы. Это чуть-чуть пугает, но не сказать, как радует. Отныне я никогда не останусь один, в темноте, в тишине. Меня много, я окружен звуками и светом. Наполнен жизнью, да, продолжаю жить, Стив. Где-то… где-то здесь.
-Рэй!
-Какого хера…
-Майк, отойди от него. Я серьезно, Майк! Ты блядь умом тронулся, долбоеб! Что с Рэем? – это перебор. Блядь, вот этого только не нужно… уходи. Ты мешаешь моему самозабвенному танцу!
-Стиви, тебя тут быть не должно…
-Я тебя спрашиваю, ублюдок, что ты ему дал?! – атро… атро… как то так. Я не медик, Стив. Ты бы догадался сам, и заглох уже….
Вот расшумелись, козлы. Не одобряю таких воплей, когда кто-то уставший, как я, например, пытается забыться в сновидениях. Мне тепло и уютно. Это все. Остальное похуй. Даже голос твой... даже…
Стив!!
Если я все еще в теле, то оно попросту игнорирует приказы сознания. Не может откликаться.
Огромное как небо, расплавленное солнце пригревает в стальные бока, противным жаром обжигает ротовую полость. Язык не имеет возможности сократиться, и звуки глохнут в раскаленной огнем глотке. Твое имя… мои частицы хотят произнести его. Беспокойно носятся по кругу, ударяются друг о друга, в немой панике одна другую поглощают… там, есть реальность без солнца. В ней ты, Стив. Что ты такое, ума не приложу, но я дорожу тобою. Желаю тебя, так же сильно, как остудить обожженное горло. Всеми своими частицами желаю тебя!
В твоей реальности, откуда-то помню, одна чернота. И холод. И, порой, боль.
«Боль»? Странно у тебя все там, Стив. И ты, наверное, странный. У тебя не стальные бока, и попади сюда, ты б не смог отражать свет и делиться на части. А танцевать? Блядь... примитивно вертеться под светом солнца, смог бы?
-Я прострелю тебе ногу, Стиви, если ты сейчас не заткнешься.
-…И тебя посадят.
-Ой, твою мать, не смеши! Я скажу, что застал тебя за растлением несовершеннолетнего, почти мертвого парнишки, которого, ты, между прочим, дохера долго держал под домашним арестом!
-Майк, я не шучу. Пару минут, и здесь будут твои коллеги из дорожного патруля. Положи пистолет. Так будет лучше для всех.
-Ты бы не рискнул приводить за собою копов, не трепись, сучий ты сын…
-Майк, я должен спасти Рэя. Слышишь? Что ты ему ввел? Не говори, что… Пиздец…. Позволь мне подойти к нему! Он может умереть!
-А, может, уже? Прости, опоздал, приятель. Сука…стой же… Стивен!
Грохот выстрела эхом разбил мое священное солнце, основу всего. Пуля со звоном отрикошетила от стальных меня, оставляя глубокие вмятины, разя наповал. Танец моих частиц прекратился. Вмиг стало темно, и шум крови в висках заглушил голоса. Их становилось все больше и больше – едва уловимых, сквозь пульсацию сердца. И твой голос, тоже там был. Ты… стонал.
-Я не предавал тебя, малыш! Слышишь?! Рэй! Рэй, не умирай… умоляю тебя, прости….
Уже ближе, почти рядом. И, кажется, нет, ведь только, кажется, я ощущаю мелкую вибрацию твоей руки, на своей голени. Такой теплой руки, каких не бывает в моем мире.
Голоса стихают. Я захлебываюсь в вязкой трясине тишины и мрака. Даже солнца, солнца, и того больше нет…
Время играет со мною в злые игры. Стоит ли доверять ему? Еще миг назад, я, помнится, пытался сфокусировать взгляд на противоположной стене, молочно белой, с замысловатой геометрией незнакомых прежде приборов. И снова погружение в бессознательную пустоту, не имеющую контуров и оттенков. Только мерный, едва различимый сигнал системы, к которой подключено мое тело, навязчивым пиканьем внедряясь в подсознание, нарушает внутреннее, временно-постоянное состояние покоя. Я не сплю, но и вменяемым бодрствованием это не назвать. Время истекает, обманным путем вырывает из настоящего, которым я, поразительно, что до сих пор еще владею, огромные куски. За окном снова ночная чернота, хотя, казалось, минуту назад был день.
Мышцы скованны, конечности обездвижены, тело тяжелое, будто вываленное в глине, и высушенное на солнце. В ноздрях трубки канюли, странно уместны, не раздражают слизистую. Исправно насыщают легкие кислородом. Открой я в энный раз глаза, удается разглядеть хитросплетение проводков капельниц на штативах. Я марионетка, венами насаженная на иглы. В обеих руках, под кожей, в местах проколов, легкое жжение. Ерундовое жжение, ни на миг не отвлекающее от тупого самолюбования.
Словно со стороны вижу себя, пристегнутого к реанимационной койке, опутанного проводами системы, бледного настолько, что впору потерять на стерильной белизне простыни. Но живого, твою мать. До сих пор живого.
Придя в себя, спустя новый, удручающе огромный провал во времени, вижу у койки женщину. Лицо почти полностью скрыто под маской. Она меняет мне капельницу, и через миг, понимаю, увеличивает частоту капельной инфузии. Было бы больно, не оставайся сознание приспанным наркотической, анальгезирующей субстанцией, попадающей в кровь вместе с другими препаратами.
Стыдно, сильно хочется в туалет, хотя нижняя часть тела и кажется занемевшей, едва ли не отмершей. Удачно удается сбежать от смущения под занавес век, меняй сестра подо мною предмет, который я только что использовал, как туалет. Женщина что-то говорит мне, насчет необходимости обильного введения в организм водно-солевых растворов и глюкозы, насчет того, что поступающее в организм препараты, мочегонные. Что при отравлении атропином, чаще всего, все так и происходит, а мне откровенно похер. Ума не приложу, зачем сейчас реанимационному больному, подобная хрень как материал, для размышлений. На этот раз, не казалось бы подобное абсурдном, я предположил бы, что убегаю обратно в клинический сон, красным от смущения.
Я стараюсь откреститься от всего, что может напоминать о прошлом. Запросто абстрагируюсь от воспоминаний. Даже, когда спустя одиннадцать дней, (о длине сего временного отрезка, любезно сообщает мой, наконец, материализовавшийся лечащий врач), ко мне приходит мама. Она говорит без остановки, и хорошо, что, большую часть ее обвинительного монолога, я умудряюсь пропустить мимо ушей. Отчима арестовали – это, расслышал. Ты, «ублюдок, с которым, трахался мой сын», выразил уверенность, и взялся доказывать – папаня хотел моей смерти. Ты, тот, кому больше не позволят видеться со мною, но тот, кто сейчас (!) полностью оплачивает расходы моей семьи. Мать с неприкрытой ненавистью отзывается о человеке, спасшем ее ребенка. А я, пусть, избегая, лишний раз думать о тебе, Стив, уже веришь, чертовски рад – ты жив.
Мне пока не нужны подробности. Похуй, на все, что происходит с персонажами моей личной трагикомедии, разворачивающейся за стенами больницы, ты жив, и даже можешь давать показания. Торенс не застрелил тебя. Выстрел, он же имел место…
Хорошо, что я пока на седативном. Это очень удобно, если существует постоянная потребность уходить от реальности.
_________________

Прода, прода, проооодаааа!!!!
Ксюша!!!!!!!!!!!!

Вот, блин, "родители"!!!!

Ох, а я как рада!
Когда там дальше? *скромно
PS я туплю, а что с Майком?

Стив таки спас нашего маленького многострадального Рэя.
ОООО какие пошли откровения. Стив ведь такой милый парень все таки его тоже надо любиль, ему хочеться чтобы Рэй любил его...
Ксюша уже чели концовка скоро??? И будет хэппи енд?
_________________

Ритусь, а что, так хочется поплескаться в кровушке Майки?;)))) не выйдет! жив, мерзавец! я же всем ХЭ обещала;)
в общем, все потом, потерпи...
_________________

Эх... а я-то размечталась... Уже придумывала, что ему на могилке написать...

Ксюш, спасибо за проду!!!!

Иванна, желаешь счастья Стиви?)) Ему несказанно подфартит в итоге)) а романтика... признаюсь, того, чего мне не хватило в "Инсайде" здесь будет ооочень много))

Ритусь, возлюби ближнего своего!!

Надюш, тебе спасибо!
_________________

Ксюша) Спасибо) Прочитала и Инсайд и Жажду и здесь теперь переживаю за ваших героев! Дааа, жестковато вы с ними, конечно... Пострадать перед бесконечным счастьем они у вас должны прилично.... Зато полагаю, в будущем ценят свои отношения намного больше, чем обычные флаффные парочки...
И должна сказать, что мне очень нравится, как вы пишите, очень хороший язык, очень живые герои.... Переживаю за них... задумываюсь, не слишком ли высока цена за счастье.... Это же такая психологическая травма, по крайней мере здесь...
С нетерпением жду продолжения! Сколько же им тогда должно перепасть счастья. По закону баланса в природе))