Сандра Браун "Секрет благородства"

1 … 12 … 59

Справка для читателей переводов

NatalyNN: 28.03.11 11:47

» Глава 3

Перевод – NatalyNN

Редакторы – Nara и codeburger

Дрю повел ее в один из курортных ресторанов. С почтительностью, выказываемой только особо важным персонам, метрдотель разместил их за столиком с видом на океан. Хотя большинство обедающих были в повседневной одежде, заведение, декорированное в бледно-зеленых и персиковых тонах, отличалось элегантностью, стояли черные лакированные стулья и повсюду – вазы с живыми цветами.
– Коктейли, сэр? – спросил официант.
– Арден?
– «Кровавую Мэри» без водки, пожалуйста.
– «Перье» с лаймом, – бросил Дрю, официант с уважительным поклоном двинулся в обратном направлении.
Дрю достал хлебную палочку, разломил ее и протянул половинку Арден.
– Вы из-за меня сделали такой заказ? – спросил он невыразительным голосом.
– Какой «такой»? – ощетинилась она на его сухость.
– Безалкогольный напиток. Если вам хочется чего-то покрепче – заказывайте без проблем. – Мужчина походил на до предела сжатую пружину, готовую развернуться. – Обещаю не выхватывать у вас стакан, чтобы жадно заглотнуть. Я уже миновал стадию похмельной трясучки.
Словно доказывая свое заявление, Дрю с преувеличенной тщательностью начал намазывать маслом свою часть хлебца.
Арден отложила кусок на тарелку и стиснула руки на коленях.
– Я выбрала то, что мне по вкусу, мистер Макаслин. – Бесстрастная декларация заставила его поднять голову. – Любой, слышавший ваше имя, знает, что у вас были проблемы с выпивкой. Но будьте любезны не разговаривать со мной так, словно я самозваный миссионер, решивший спасти вас от демона-искусителя пьянства. Если бы я считала, что вы страдаете от алкогольного тремора, то не пришла бы сюда с вами.
– Я разозлил вас.
– Да, разозлили. И буду очень благодарна, если вы перестанете приписывать мне ваши измышления.
Официант принес их напитки и положил перед ними меню. Арден открыто взглянула на Дрю через стол. Она рассердилась и нисколько этого не скрывала.
– Простите, – повинился он, когда официант отошел. – Я чересчур остро реагирую на критику, даже учитывая, что в последнее время заслужил каждое осуждающее слово. Я сделался классическим параноиком, обнаруживая неуважение там, где его и в помине нет.
Арден изучала серебряный узор на меню и проклинала себя за вспыльчивость. Она хочет заслужить его дружбу или отпугнуть? Когда женщина вскинула зеленые глаза, то взгляд значительно смягчился.
– И вы меня простите. Долгие годы я позволяла мужу принимать решения и говорить за себя. Это опасная колея для женщины, да и для кого угодно. Похоже, мы оба одновременно коснулись больных мест друг друга. – Она дипломатично улыбнулась и подняла бокал. – Кроме того, я люблю томатный сок.
Дрю, засмеявшись, поднял свой стакан и чокнулся с ней.
– За самую прекрасную леди на острове. С этого момента я буду воспринимать все ваши слова и поступки без подтекста.
Арден пожалела, что он не провозгласил другой тост, не так восхваляющий ее прямодушие, но улыбнулась в ответ.
– Что предпочитаете из еды? – Он открыл тисненую папку.
– Угадайте.
– Печенку.
Она невольно фыркнула.
– Это единственный продукт, который я не стану есть ни в каком виде и ни при каких обстоятельствах.
Его усмешка была широкой, белоснежной и искренней.
– Отлично. Я ее тоже терпеть не могу. Думаю, нам суждено подружиться.
Взяв меню, Арден не смогла удержаться от мысли, что Мэтт, скорей всего, тоже ненавидит печень.
Она заказала салат с креветками, который уложили в чашу из свежего ананаса и украсили авокадо и орхидеями. Слишком красиво, чтобы есть. Дрю получил немного рыбного филе и салат-латук. За обедом они познакомились поближе. Арден рассказала, что родителей нет в живых, – мать умерла, когда Арден обучалась на курсах писательского мастерства в Калифорнийском Университете Лос-Анджелеса, отец, врач по специальности, скончался от инсульта через несколько лет после этого. Она не вдавалась в подробности, особенно о гинекологической практике отца.
Дрю вырос в штате Орегон, где до сих пор жила его мать. Отца не стало пару лет назад. Играть в теннис начал еще в средней школе.
– Тогда очень многие государственные школы имели теннисные команды. Когда тренер увидел, что я достаточно ловок, то пригласил меня в новую команду, которую тогда формировал. На самом деле я предпочитал бейсбол, но он давил на меня, так что я сдался. Вскоре я уже был одержим теннисом, играл все лучше и лучше, и ко времени окончания средней школы выиграл все местные турниры.
– Но пошли в колледж.
– Да, к ужасу моего менеджера, Хэма Дэвиса, который взялся за меня на втором курсе. Экзамены всегда мешали тренировкам и турнирам, но я понимал, что физически невозможно заниматься теннисом всю оставшуюся жизнь, по крайней мере, участвовать в соревнованиях, поэтому решил, что должен подготовиться к тому дню, когда не смогу больше играть.
– И тем не менее у вас все получилось, не так ли? Как только попали на турниры, тут же стали победителем.
Арден отправила в рот последний кусок папайи. Они доедали заказанный на десерт салат из свежих фруктов, и потягивали кофе.
– У меня выдалось несколько удачных лет. – Дрю скромно пожал плечами. – Я обладал преимуществом зрелости и не кутил ночами, как некоторые новички. – Он глотнул кофе. – Система не отработана. Когда спортсмен только начинает, все обходится чертовски дорого. Транспорт, жилье, еда. Потом, если все идет хорошо, вы начинаете зарабатывать призовые деньги, заключаете приличные контракты, которые все окупают. – Он, смеясь, покачал головой. – Я рисковал по-глупому потерять кое-какие ценные договоренности, когда даже лучшие теннисные туфли не спасали от спотыкания на корте после пьяных загулов.
– Вы все вернете.
Он вздернул голову и впился в нее глазами.
– То же утверждает и Хэм. Вы действительно так думаете?
Ему и правда важно именно ее мнение, или он нуждается в любой поддержке?
– Да. Как только они увидят, что вы начали играть на прежнем уровне, и как только выиграете турнир или два, то вернетесь на вершину.
– Каждый день наступают на пятки более молодые парни, жаждущие занять мое место.
– Они вам в подметки не годятся, – Арден пренебрежительно махнула рукой.
Дрю криво усмехнулся.
– Жаль, что я не чувствую такой уверенности в себе.
– Э-э-э… мистер Макаслин, извините нас, но…
Дрю потемнел и нахмурил широкие светлые брови, когда повернулся на стуле и увидел, что позади него в непременных гавайских рубашках с яркими цветами робко стоят два человека, в которых по многочисленным безошибочным приметам можно было опознать туристов.
– Да?
В лучшем случае приветствие Дрю вышло холодным.
– Мы… м-м-м… – леди заколебалась. – Мы гадали, дадите ли вы автограф для нашего сына. Мы приехали из Альбукерки, сейчас он начинает заниматься теннисом и уверен, что вы – самый лучший.
– В его комнате висит ваш постер, – добавил мужчина. – Он…
– Мне не на чем расписаться, – отрезал Дрю и грубо повернулся к ним спиной.
– У меня есть, – встряла Арден, заметив замешательство на расстроенных загорелых лицах. Она дотянулась до сумочки и вытащила мяч, который Дрю бросил ей с корта. – Почему бы вам не подписать его, Дрю? – мягко предложила она, протягивая ему трофей.
Сначала он недовольно прищурил глаза, и она подумала, что мужчина вполне может высказаться в том смысле, что это не ее чертово дело. Но, увидев робкую просьбу в ее глазах, улыбнулся и взял мячик. Ручкой, которую туристка нашла в своей сумке, Дрю нацарапал подпись на неровной поверхности.
– Большое спасибо, мистер Макаслин. И передать вам не могу, что этот подарок будет означать для нашего сына. Он…
– Пошли, Луис, позволь человеку насладиться обедом. Нам очень неловко беспокоить вас, мистер Макаслин, мы только хотели сказать, что не можем дождаться, когда снова увидим вашу игру. Удачи.
Дрю встал, обменялся рукопожатием с мужчиной и поцеловал руку леди, от чего та едва не упала в обморок, если трепещущие ресницы являются характерным признаком.
– И вашему сыну удачи. Хорошего отдыха.
Туристы отправились прочь, изучая драгоценный сувенир и обсуждая, какой он милый человек, и что все репортеры, называвшие его язвительным и агрессивным, нагло врали.
Дрю взглянул на Арден, и она приготовилась к возмущенной оскорбительной тираде. Но вместо этого он хриплым голосом спросил:
– Вы закончили?
Когда она кивнула, он подхватил ее под локоть и помог встать со стула. Они покинули ресторан и молча побрели по живописным зеленым дорожкам, соединяющим многочисленные здания на курорте.
– Спасибо, – просто сказал он.
Арден остановилась и взглянула на спутника.
– За что?
– За то, что ненавязчиво одернули, когда я вел себя как ублюдок.
Она нашла, что его глаза слишком неотразимы, чтобы смотреть в них, поэтому перевела взгляд на третью пуговицу его рубашки, но немедленно увлеклась клином волос на груди выше застежки.
– Мне не следовало вмешиваться.
– Я чертовски доволен, что вы вмешались. Понимаете, это еще одна вещь, которую я воспринимаю чрезмерно чувствительно. Долгие месяцы после смерти Элли меня преследовали репортеры с требованиями о «комментариях», едва я высовывал нос из двери. Вскоре я начал впадать в бешенство всякий раз, когда кто-то просто узнавал меня в публичном месте.
– Могу представить, что такая широкая известность способна превратиться в пытку.
Почему эти волоски, отсвечивающие великолепным золотистым цветом на фоне загорелой кожи, так и манили прикоснуться к ним?
– В лучшем случае это помеха. В худшем – настоящий ад. Когда я пал совсем низко, то толпы фанатов глумились надо мной и кидали на корт разные вещи, потому что я отвратительно играл. Абсурдно, но я обвинял их. Мои болельщики покидали меня, потому что я пил, а я пил, потому что мои болельщики покидали меня. Порочный круг. Поэтому я до сих пор настороже, когда люди приближаются ко мне, опасаясь, что они начнут швырять оскорбления в лицо.
– Только что я стала свидетельницей исключительно беззастенчивого поклонения герою. – Заставив себя увести глаза от его груди, а мысли – от возбуждаемых им эротических фантазий, Арден взглянула на него. – Тысячи поклонников по-прежнему с нетерпением ждут вашего возвращения на турниры.
Он смутился, всматриваясь в ее искреннее лицо, и почти потерялся в манящей зеленой глубине глаз. Она пахла цветами и выглядела одновременно прохладной и уверенной, сердечной и понимающей. Дрю поднял руку, намереваясь коснуться соболиных волос, мягко задуваемых на щеку, но передумал и снова опустил вдоль тела. Наконец, произнес:
– Встреча с вами – лучшее, что случилось со мной за последнее время, Арден.
– Я рада, – задумчиво ответила она.
– Я провожу вас до номера.
Они прошли через вестибюль главного здания отеля. У лифта Дрю попросил:
– Подождите меня здесь. Я сейчас вернусь.
Арден не успела спросить, что он собирается сделать, как он уже умчался. Она нажала кнопку, но пропустила две пустые кабинки, пока он, запыхавшись, не вернулся с чем-то, завернутым в белую бумагу.
– Извините, – выдохнул Дрю. – Какой этаж?
Арден терзало женское любопытство по поводу свертка. В глазах Дрю плясали чертики. Если он готовит сюрприз, то она не намерена испортить задуманное.
У двери номера Арден протянула ему руку.
– Спасибо за прекрасный обед.
Он не принял ее руки. Развернул бумагу и вытряхнул гирлянду из орхидей и плюмарий. Небрежно бросив обертку на пол, собрался надеть ей через голову цветочное украшение.
– Наверняка вам преподнесли десятки таких, с тех пор как вы приехали сюда, но я хочу подарить еще.
Пьянящий аромат цветов и близость Дрю заставили Арден задохнуться. Все ощущения обострились, эмоции перехватили горло, но она сумела выдавить:
– Нет. Такие никто не дарил. Спасибо. Цветы очень красивые.
– Вы затмеваете их.
Дрю продел кольцо прекрасных цветов через ее голову и мягко расправил на оголенных плечах. Хрупкие лепестки казались влажными и прохладными на теплой коже. Он не убрал руки, а положил их на ее предплечья. Арден опустила голову, охваченная замешательством и противоречивыми чувствами.
Мужская аура сокрушила ее, заполнила мысли и сердце, тело впало в ступор, что было непривычно, но очень приятно. Арден хотелось уступить ему и опереться на его твердость. Цветы, лежащие на груди, трепетали от беспорядочного биения сердца, и она неуверенно коснулась их онемевшими пальцами.
Краем глаза Арден видела, что его ладони скользят по ее рукам, легонько поглаживая, а затем он переплел их пальцы. Его кисти были загорелыми, с упругими золотистыми волосками на фалангах, ладони – теплыми, уверенными, сильными. Она подняла голову и посмотрела на него глазами, в которых сверкали искорки, как роса на цветах.
– Алоха, (1) – прошептал Дрю, потом наклонился и поцеловал ее сначала в одну щеку, потом в другую, затем прижался губами к виску. Слегка царапая щетиной, нежно касаясь кожи, выдохнул имя: – Арден…
Большие пальцы ласкали ее ключицы, теплое дыхание овевало висок и щекотало ухо.
– Раз уж обед обошелся без…
О нет! Арден еле слышно застонала, сердце сжалось. Она ступает на тонкий лед.
Дрю отступил и убрал руки.
– Поужинаем вместе?

* * *

Позже, одеваясь к вечернему выходу, она осознала, что должна была отказаться, когда Дрю пригласил ее на свидание. Было бы логично ответить:
– Извините, звучит замечательно, но мне необходимо остаться дома сегодня вечером и поработать над статьей.
Вместо этого услышала собственные слова:
– С удовольствием, Дрю.
Он улыбнулся и направился к лифту. Арден вплыла в номер в облаке романтических грез. Однако не потребовалось много времени, чтобы вспомнить, зачем она стремилась познакомиться с Дрю.
На несколько минут, пока его руки касались ее и дыхание шевелило волосы, она забыла про сына, и воспринимала Дрю не как отца своего ребенка, но исключительно как мужчину, опасно соблазнительного мужчину.
После безрадостного брака и отвратительной сексуальной жизни с Роном Арден считала, что никогда больше не заинтересуется отношениями с противоположным полом. Ее потрясло, насколько она переменилась за несколько часов в компании Дрю. И по совершенно неподходящим причинам.
Было бы лучше, если бы Дрю не оказался таким сексуально привлекательным… таким одиноким… да еще и вдовцом. Но разве задача стала бы менее сложной, если бы нашлись оба родителя ее ребенка, живые и благополучные, а не один отец в расстроенных чувствах? А если бы он был низеньким, рыхлым, толстым и лысым? Первоначально внешность и личность пары ее не занимали. Она интересовалась только местонахождением малыша, которого родила, но никогда не видела. Непростая проблема.
Каждый раз, вспоминая серый дождливый день, когда хоронили Джоуи, она словно вскрывала старую рану. Никогда, даже потеряв отца и мать, Арден не чувствовала себя настолько потерянной. После развода она посвятила себя заботе о Джоуи, который последние несколько месяцев жизни провел в больнице. Она наблюдала, как с каждым днем ухудшалось его состояние, и запрещала себе молиться о смерти другого ребенка, чтобы Джоуи получил спасительную почку. Бог не исполняет таких просьб, так что она не озвучивала тайную надежду.
Когда настал срок, он умер так же безропотно, как и жил, уговаривая ее не плакать, и пообещал, что на небесах сохранит для нее кроватку рядом с собой. Долгие часы после его последнего вздоха она держала тоненькую ручку и смотрела в умиротворенное лицо, запоминая на все оставшиеся дни.
Рон старательно изображал печаль на похоронной службе с оглядкой на немногих пришедших друзей. Арден тошнило от его лицемерия. Джоуи отважно скрывал разочарование каждый раз, когда Рон не приходил в больницу, чтобы навестить его, как обещал.
После похорон Рон загнал ее в угол.
– У тебя что-нибудь осталось от тех денег, которые ты выцарапала у меня?
– Не твое дело. Я заработала те деньги.
– Черт бы тебя побрал, они мне нужны.
Она не могла не заметить, что разрушительные последствия разгульного образа жизни стали более явными. Он носил отчаяние, как знамя, что не вызывало в ней ни малейшего сострадания.
– Это твоя проблема.
– Ради Бога, Арден. Помоги мне. Только один раз, и я обещаю…
Она хлопнула дверью лимузина перед его носом и потребовала, чтобы водитель немедленно уехал. Даже на похоронах сына Рон волновался только о себе.
В течение следующих нескольких месяцев она настолько глубоко погрузилась в скорбь, что не отличала один день от другого. Арден существовала в вакууме отчаяния. Только на бумагу можно было вылить свои чувства и как-то примириться с собой. Эссе, в котором Арден описала потерю ребенка, купил женский журнал, и оно снискало читательское признание. Ей предложили сочинить еще одно, но у нее не было ни малейшего желания делать на этом имя. Она чувствовала, что всего лишь заполняет время до собственной смерти, потому что не осталось ничего, ради чего стоило жить.
За исключением того, другого ребенка.
Однажды ее неожиданно осенило. У нее есть ради кого жить, ведь где-то на свете живет еще один ее ребенок. Именно в этот момент она решила, что должна найти его, но и в мыслях не держала разрушить жизнь малыша. Вряд ли родители жестоки к нему, раз преодолели столько препятствий, чтобы получить дитя. Она надеялась хотя бы увидеть его. Узнать его имя и пол. Арден попросила Рона применить наркоз при родах, чтобы не помнить сам процесс рождения или случайно не взглянуть на младенца, выношенного для кого-то другого.
– Как это – никаких записей? – взвилась Арден при первой неудачной попытке получить информацию.
Лицо администратора оставалось невозмутимым.
– Я имею в виду, миссис Лоури, что ваша карточка, кажется, затерялась, и мне придется ее поискать. В такой большой больнице подобное иногда случается.
– Особенно, когда влиятельный доктор просит вас положить документы не на то место, да еще и платит за это. И меня зовут мисс Джентри!
Повсюду история повторялась. Записи о родах загадочным образом исчезли не только в больнице, но и в муниципалитете. Для Арден не было никакой тайны в том, кто ответственен за такую повсеместную неразбериху.
Она не знала адвоката, составлявшего официальные бумаги, но его нанял Рон, и поэтому тот не скажет ни слова, даже если она свяжется с ним. Рон правильно предположил, что после смерти Джоуи жена почувствует потребность найти второго ребенка, поэтому опередил ее, предупредив всех, вовлеченных в это дело, чтобы они были начеку и не выдали ей ни крупицы информации.
Акушерка, помогавшая при родах, оставалась последней надеждой. Арден выяснила, что та работает в благотворительной клинике, специализирующейся на абортах.
Арден сразу же заметила ужас в глазах медсестры, когда женщина узнала ее, выйдя однажды с работы.
– Вы меня помните? – без предисловий спросила Арден.
Глаза женщины украдкой метнулись на стоянку автомобилей, словно ища путь спасения.
– Да, – испуганно прошептала она.
– Вы ведь знаете, что случилось с моим ребенком, – Арден интуитивно чувствовала, что предположение было верным.
– Нет!
По горячности ответа Арден распознала ложь.
– Мисс Ханкок, – умоляла она, – пожалуйста, расскажите, что вам известно. Имя. Пожалуйста. Это все, что я прошу. Только имя.
– Я не могу, – закричала женщина и закрыла лицо руками. – Не могу. Он… следит за мной, и он угрожал, что, если я когда-нибудь что-нибудь расскажу вам, он донесет на меня.
– Кто следит? Мой бывший муж? – Женщина утвердительно дернула головой. – Чем он шантажирует вас? Не бойтесь его. Я помогу. Мы можем пожаловаться на него в полицию…
– Нет! Господи, нет. Вы этого не сделаете… – Она подавила мучительные рыдания. – Вы не понимаете. Я была… у меня были небольшие неприятности с перкоданом, это сильное обезболивающее. Он узнал об этом. Ему пришлось уволить меня из больницы, но он устроил меня сюда. И… – Ее узкие плечи затряслись. – И пообещал, что, если я вам проговорюсь, он сдаст меня копам.
– Но если вы чисты теперь. Если вы… – голос Арден затих, когда она прочитала явную вину на опустошенном лице женщины.
– Речь не только обо мне. Мой старик умрет без… медикаментов. Я делаю это для него.
Было бесполезно продолжать расследование. Арден снова рухнула в черную яму отчаяния и жалости к себе. Один день сменялся другим, точно таким же. Как-то в субботу она сидела на диване в гостиной и тупо пялилась в телевизор. Как долго это продолжалось, Арден не помнила. Какую передачу смотрела – не смогла бы сказать.
Но внезапно что-то привлекло внимание. Лицо. Знакомое лицо, пойманное объективом. И по мере приближения камеры, рассудок Арден сосредоточился на нем. Избавляясь от свинцовой депрессии, она прибавила звук. Программа была спортивной. Популярным событием дня стал теннисный турнир. Атланта? Наверное. Мужские одиночные состязания.
Она узнала это лицо! Красивый. Блондин. Широкая белоснежная усмешка. Где? Когда? В больнице? Да, да! В тот день, когда она одна покидала клинику с сумочкой, в которой лежали пятьдесят тысяч долларов наличными. Снаружи мельтешили репортеры с микрофонами и камерами, телевизионные команды ползали по мраморным ступеням, выискивая лучшие точки для съемок.
Толпа собралась там, чтобы увидеть красивую пару с их новорожденным. Высокий белокурый мужчина с ослепительной улыбкой защищающе обнимал миниатюрную, тоже светловолосую жену, держащую извивающийся сверток. Арден не забыла, какое счастье они излучали, и укол зависти от того, с какой любовью мужчина улыбался женщине и ребенку. Слезы навернулись на глаза, пока она пробивалась сквозь давку к вызванному для нее такси. Она отказалась от предложения Рона отвезти ее домой.
До сих пор она не вспоминала об этой сцене. И вдруг этот мужчина. Она вслушалась в болтовню комментатора про человека, чьё тело изогнулось в подаче.
– Дрю Макаслин сегодня, кажется, прилагает героические усилия после сокрушительного поражения в Мемфисе на прошлой неделе. Последние несколько месяцев явно прослеживается устойчивое снижение его мастерства.
– По большей части это происходит из-за личной трагедии, которую он пережил в этом году, – сочувственно произнес другой голос за кадром.
– Безусловно.
Дрю Макаслин проиграл подачу, и Арден прочитала по его губам мерзкую брань, которая никогда не должна попасть на телевидение. Очевидно, оператор решил точно так же, поэтому выбрал другой ракурс, демонстрирующий Макаслина на задней линии, сосредоточившегося на мяче, которым методично стучал по корту. Подача была выполнена блестяще, но рефери на линии не засчитал ее.
Макаслин отшвырнул ракетку и подлетел к судье, сидящему на высоком стуле, выкрикивая злобные проклятья и оскорбления. Телевизионная сеть благоразумно включила рекламу. После восхваления достоинств автомобилей американского производства снова вернулись к турниру.
Арден впитывала каждое слово, пока комментаторы самодовольно оправдывали поведение Макаслина, как следствие страданий после потери жены в кошмарной автокатастрофе в Гонолулу, где пара проживала с грудным сыном. Макаслин, злой и агрессивный, продолжил сет и проиграл партию.
Той ночью Арден лежала в постели, размышляя о профессиональном теннисисте и задаваясь вопросом, почему так заинтригована им, ведь она видела его только один раз. Но посреди ночи ее осенило, что это совсем не так. Она резко села в кровати, сердце тяжело колотилось в груди, образы лихорадочно метались в голове. Она никак не могла сосредоточиться, мысли разбегались.
Отбросив простыни, вскочила и начала шагать по комнате, сжав виски дрожащими ладонями.
– Думай, Арден, – приказывала она себе, – думай.
По каким-то причинам было ужасно важно вспомнить.
С мучительной медлительностью части головоломки вставали на свои места. Боль захлестывала волнами. Свет, движущиеся огоньки. Вот оно! Ее везли по больничному коридору на каталке в родильную палату, сверху сияли лампочки. Финал был уже близок. Все, что осталось сделать, – родить ребенка, и она навсегда избавится от Рона.
Уголком глаза Арден заметила мужчину и женщину, когда ее провозили мимо затемненного зала. Свет выхватил две белокурые макушки. Она немного повернула голову. Ни один из них не обратил на нее внимания. Они улыбались, радостно цеплялись друг за друга, возбужденно и тихо шептались. И что не так в этой картинке? Что-то есть, но что? Что?
– Вспоминай, Арден, – шептала она, бессильно свалившись на кровать и сжимая виски обеими руками. – Они были счастливы, точно так же как любая другая пара с ребенком. Они…
Все замерло сразу. Дыхание. Биение сердца. Круговорот мыслей. Потом заработало снова, вяло набирая обороты по мере того, как разгоралась точка света в конце темного туннеля, становясь все больше и больше, пока осознание не взорвалось в голове. Женщина не была беременной! Она не собиралась рожать. Они с мужем уединились в зале, возбужденно перешептываясь о чем-то, окутанные аурой таинственности, словно дети, замышляющие веселую проказу.
Макаслины были богаты и известны во всем мире. А он красивый, как и сказал Рон, – отец ее ребенка. Они покинули больницу с новорожденным в тот же день, когда Арден родила.
Она мать их малыша.
Арден обхватила себя руками и каталась взад-вперед по кровати, празднуя маленькую победу. Она знала, что права. Должна быть права. Все сходится.
Эйфория схлынула, когда она вспомнила еще одну новость этого дня: миссис Макаслин погибла. Сын Арден – спортивные комментаторы упоминали, что у Дрю Макаслина остался грудной ребенок, – рос без материнской любви и заботы, с отцом, разбитым физически и морально.
Дрю Макаслин стал навязчивой идеей Арден. Долгие месяцы она поглощала все, что смогла найти о нем, о его прошлом и настоящем, проводя часы в общественной библиотеке, детально изучая микрофильмы со спортивными страницами, которые живописали его расцвет. И ежедневно читала о его падении.
Как-то раз прочла, что он практически вышел в тираж. Его менеджер сообщил: «Дрю осознает, как ухудшилась его игра. Он собирается сосредоточиться на восстановлении своего мастерства и все свободное время намерен проводить с сыном в их новом доме на Мауи».
С этого момента Арден принялась планировать путешествие на Гавайи, чтобы каким-то образом познакомиться с Дрю Макаслином.
– И теперь, когда ты встретилась с ним, что будешь делать? – спросила женщина свое отражение в зеркале.
Она не предполагала, что поддастся его обаянию и красоте.
– Помни, зачем ты здесь, Арден. Не отклоняйся от цели, – скомандовала она отражению.
Но зеркало потешалось над ней. Она не похожа на женщину, расчетливо добивающуюся своего. Зеленое шелковое платье без бретелек ничуть не скрывает фигуру. Пояс цвета фуксии подчеркивает тонкую талию и привлекает внимание к округлостям выше и ниже него. Кремовый блейзер поверх обтягивающего платья заставляет воображать линию прикрытых оголенных плеч. Вместо драгоценностей - цветочная гирлянда, почти совпадающая по цвету с поясом. Арден собрала волосы в аккуратный пучок, но выбивающиеся из прически волнистые прядки, ниспадающие на шею и легко касающиеся лба, смягчают строгость.
Женщина, смотрящая на нее затуманенными зелеными глазами, походила на главного участника бурной любовной интриги.
– Господи, – прошептала Арден, прижимая ледяные дрожащие пальцы к вискам. – Я должна перестать думать о нем таким образом. Я все испорчу. Надо заставить его не воспринимать меня как… женщину.
Его нужно как-то расхолодить. Она осознавала это всей своей женской сущностью.
Он любил жену. Наверное, до сих пор любит. Но все в нем свидетельствует о пылкой мужественности. Он не похож на человека, способного долгое время обходиться без женского общества.
Электрические искры между ними – а Арден больше не сомневалась, что они присутствуют, – угрожают ее плану, заключающемуся в том, чтобы познакомиться с ним, втереться в доверие и стать его другом. Когда она докажет, что не собирается разрушить его отношения с сыном, то признается, кто она такая и выложит свою просьбу: «Я буду вечно вам благодарна, если вы позволите мне хотя бы изредка видеться с моим ребенком».
Цель, напомнила себе Арден, услышав стук в дверь, и решила выкинуть из головы любые неподходящие мысли о Дрю Макаслине.
Однако сдержать собственное обещание казалось невозможным, ведь он выглядел совершенно неотразимым в сшитых на заказ темно-синих слаксах, бежевом спортивном пиджаке почти такого же цвета, как волосы до воротника, и светло-голубой рубашке в тон глазам.
Эти самые глаза уделили ей должное внимание. Они осмотрели ее от элегантно уложенных волос до сандалий из змеиной кожи, потом снова направились вверх и, не дойдя до лица, задержались на гирлянде. Арден остро чувствовала, что он уставился не на цветы, а на форму ее груди под ними.
– Вам очень идет, – просипел Дрю, подтверждая ее подозрения.
– Спасибо.
– Пожалуйста. – И только теперь поднял взгляд, улыбнувшись. – Пошли?

1 – Алоха (Aloha) – самое известное гавайское слово, обозначает одновременно «привет», «здравствуйте», «до свидания», «добро пожаловать», «я люблю тебя» и просто пожелание мира и радости.