В тебе моя жизнь... (исторический ЛР)

girlfromsaturn: 20.11.10 03:13

ААААААА!!!!!! На таком месте!!!!!!!! Это нечестно!!!!!!!!! Я ж теперь не смогу спокойно дожидаться продолжения!!!!!!

Марина, не затягивай!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

...

джухи: 20.11.10 10:25

с нетерпением жду продолжения. что же теперь будет!!!

...

Marian: 23.11.10 16:38

 » Глава 37

Девы, я болею.... Прицепилась какая-то гадость и мучает меня уже несколько дней...
Так что если будут ошибки или опечатки, не обессудьте...


Глава 37

Он смотрел сквозь стекло маленького окошка кареты, как медленно приближается громада усадебного дома, столь знакомого ему с малолетства, и чувствовал, как к глазам подступают невольные слезы. Его дом. Загорское.

Сергею самому верилось даже сейчас, когда он уже достиг цели своего долгого путешествия, что он все-таки сумел сделать это – вырваться из того ада, в котором находился несколько последних лет. После того, как Загорский сумел избежать смерти от лап дикой кошки, прикончив ту, Исмаил возненавидел его еще сильнее.
- Клянусь Аллахом, урус, тебе никогда покинуть мой аул живым, - прошипел тот ему в лицо. – Мне не нужен выкуп за тебя отныне, лишь твоя покорность, рабская преданность. И я добьюсь ее!
- Иди к черту, - только и сумел выдавить из себя Загорский, стараясь не думать о боли, терзающей его тело.

Раны постепенно затягивались, здоровье поправлялось, на удивление беку, ведь тот уже не рассчитывал, что русский встанет на ноги. Но тот сумел сделать это, и его снова отправили на работы, поручая самые тяжелые участки в каменоломне или строительстве, а когда оно было закончено – самую грязную работу в доме. Бек всеми силами старался сломить дух пленника, либо спровоцировать его на то, чтобы тот вспылил, восстал против своего униженного положения, за малейшую провинность наказывая того плетьми. Но русский на его удивление молчал и покорно выполнял все, что ему поручали, словно и был рожден слугой. Лишь иногда, когда бек случайно сталкивался с ним взглядом, то поражался тому, сколько ненависти и злобы мелькало в глазах пленника.

Не к добру это затишье, гладил бек бороду, словно зверь перед прыжком затаился этот русский, но когда он прыгнет и где, Исмаил мог только догадываться. Он расставлял пленнику ловушки, создавая тому мнимые условия для побега, чтобы тот купился на этот обман и сделал попытку вырваться из плена, но русский не замечал этих «возможностей», будто оставил даже мысли о побеге, смирившись со своим рабским существованием.

Спустя год, поздней осенью, когда дороги размыло проливными дождями, что лились на аул несколько дней подряд, Сергей снова бежал, разбив свои кандалы. Он опять разобрал крышу, молча работая под напряженными взглядами остальных пленников, которые не выразили никакого желания бежать с ним. Они уже смирились со своей участью, страшась побоев и издевательств, а возможно и смерти, которые ждали бы их, осуществи они этот нелепый, по их мнению, замысел, заранее обреченный на неудачу. Лишь старый служивый, когда Сергей уже вылезал на крышу, подошел к нему, аккуратно подобрав цепь, чтобы та не гремела, и проговорил:
- Иди с Богом, сынок. Пусть тебе улыбнется удача на этот раз, - он помолчал, а после добавил. – Если вернешься на родину, сходи в храм и помолись за меня.
- Чье имя поминать, служивый? – шепотом спросил Сергей, соглашаясь.
- Ничье. Просто – русский солдат, пленник нехристей басурманских. Глядишь, и не только мне поможешь, а кому-то еще. Может, вспомнит о нас Господь и пошлет свою благодать.

Уже спустившись с крыши, Сергей задержался у ограды дома бека, теряя драгоценные минуты. Он сейчас напряженно размышлял, стоит ли ему делать то, о чем так вопила его душа, взывая к мести. Пробраться в дом бека через небольшое окошко (Сергей уже знал, где тот спит ночами) и задушить Исмаила собственными руками за все эти годы издевательств, за годы боли и страданий. Но потом он решил, что отец Джамаля, хоть и заслуживает смерти, как никто другой, все же умрет не от его руки, и быстро, но тихо, прижимаясь в тень, едва замечал охранника, побежал прочь из аула.

Сергей бежал в противоположную сторону от той, где были расположены русские крепости, где его в двух верстах от аула под большим валуном ждали небольшие припасы в дорогу, кинжал, шапка и овчинный тулуп. Все это в течение месяца выносил тайно из аула Джамаль, помогая русскому в его побеге. Он понимал, что не скройся тот из аула, непременно сгинет здесь, в этой чужой для него земле, а этого Джамаль не желал.
Сергей заметил в мешке аккуратно сложенные шерстяные носки и наколенники из овечьей шкуры и вспомнил молоденькую черкешенку. Мадина также положила бараньего жира и нежданный для него сюрприз – несколько тонких кружочков ханки.
- Храни вас ваш Бог, - прошептал Сергей, завязывая мешок. Затем он вскинул его на плечо и, быстро побежал прочь, аккуратно лавируя между камнями. Через пару верст, которые он шел по узкой горной речке, едва удерживая равновесие под сильным напором воды, он достиг места своего назначения – небольшую пещеру, вход в которую был почти полностью скрыт кустом терновника. Не поставь Джамаль знак для Сергея, тот бы ни в жизнь не нашел бы ее сам.

Сергей заполз внутрь и быстро расправил за собой кусты, чтобы посторонний глаз не смог заметить, что здесь в скале есть некое углубление. Пещера была маленькой и узкой. Сергей мог сидеть в ней, лишь пригнув голову, а лежать – свернувшись калачиком, но он был доволен тем, что на ее дне, его ложе, лежали сухие травы, а стены ее и свод – надежное укрытие от непогоды.
Первым делом Сергей снял с себя мокрые башмаки и растер свои заледеневшие от холодной воды ноги бараньим жиром, мысленно благодаря Мадину за предусмотрительность. Затем он надел носки и наколенники, укутался, насколько это было возможно, в тулуп и принялся вглядываться в окружающую его местность, чтобы сразу же заметить возможную опасность. Незаметно для себя он провалился в сон, а когда проснулся, уже стемнело, не было видно ни зги. Сергей опасался волков, замерз, но разжигать огонь было никак нельзя – этим можно было привлечь к себе ненужное внимание.

Так и просидел он около недели в своем убежище, лишь изредка покидая его по мере необходимости. Как только прошло время, что он выжидал, Загорский покинул пещеру и, обходя на пару верст аул и возможные посты, указанные Джамалем, ориентируясь на местности только по его рассказу, направился в русскую сторону. Он переходил узкие речки, продирался сквозь лесные заросли, еле держась на ногах на каменистой поверхности, прячась каждый раз, когда слышал речь горцев или топот лошадиных копыт. Он плохо спал, каждый раз просыпаясь от лишнего звука поблизости. Запасы еды, несмотря на строжайшую экономию, подходили к концу, а Сергей еще так и не встретил никого из своих соотечественников. Все аулы, что попадались ему на пути, были черкесскими, ни одного русского солдата в них.

Сергей ослабел от недосыпа и голода, холод пробирал его до самых костей, вызывая ломоту в теле. Он был сильно истощен физически и морально, совсем пал духом, и однажды уже готов был лечь под камень и остаться там лежать, пока Господь не призовет его к себе. Он закрыл глаза, а когда открыл, то удивленно отшатнулся – рядом с ним сидела Марина, прижав к себе колени и, упершись в них подбородком, внимательно смотрела на него. Как же ей не холодно, в одной тонкой сорочке, подумал Сергей, ведь дул холодный пробирающий до костей ветер, бросая в лицо ледяную крупу. Но, присмотревшись, он понял, что ее волосы даже не колышутся на ветру, и понял, что бредит. Он протянул руку и коснулся ее лица. Ее кожа была такой мягкой, такой теплой…
- Ты обещал мне, - тихо сказала она. Он кивнул, но прошептал в ответ:
- Я не могу.
- Ты обещал, - настаивала она, упрямо качнув головой. Потом переплела свои пальцы с его, легко поглаживая большим пальцем при этом его ладонь. – Ты уже совсем рядом.

Сергей тотчас проснулся при этих словах, будто вынырнув из глубин сна. Сначала он не понял, что за звук доносится до него, а потом подполз поближе к кустам, из-за которых были слышны голоса, еле слышные из-за рокота речки, и раздвинул их. А когда заметил, кто стоит у воды и поит коней, заплакал так, как не плакал уже давно.
Так и вышел к казакам, не скрывая своих слез, сильно удивив тех своим неожиданным появлением из кустов, заставив тут же схватиться за ружья.
- Не стреляйте, милые. Я свой, - хрипло сказал Сергей, перекатывая во рту слова, словно камни. За эти годы он почти отвык от русской речи – пленники редко разговаривали меж собой, каждый погруженный в свою боль и отчаянье. Он представил, как сейчас выглядит – заросший, с густой бородой, в кавказском тулупе и шапке, в какой-то рванине на плечах, и невольно улыбнулся. Казаки настороженно переглядывались, откуда-то издалека уже бежал хорунжий, а Сергей запрокинул голову вверх и взглянул на солнышко, показавшее свои лучи из-за серых туч. Ветер бил в глаза, сыпал в них мелким снегом, но он не чувствовал этого. Его словно охватила такая эйфория, такая бешеная радость, что он рассмеялся во весь голос.

Он спасен. Он смог сделать это.

Словно осознав, что более не стоить напрягать последние силы, тело Сергея отказало ему на половине пути в крепость. Если бы его вовремя не поддержали ехавшие рядом казаки, то он непременно бы упал с лошади и расшибся. Его привезли в лазарет чуть живого, горячим от жара, которым пылало его тело.
Второй раз за эти годы жизнь Сергея опять была на волоске. Но в этот раз он сильнее цеплялся за нее, уже зная, что самое страшное, что могло случиться в его судьбе уже позади. Тем не менее, его выздоровление затянулось, он смог встать на ноги лишь к Рождеству, а выехать в Пятигорск, где его уже ждал генерал Вельяминов только после Крещения.
Тот встретил его словно ожившего мертвеца. Сергей и не удивлялся этому – по сути так оно было, да он и сам чувствовал себя так, словно вернулся с того света.
- Я не отсылал пока ваших писем, что вы отправили из крепости, - признался Вельяминов, передавая Сергею бокал с бренди и толстую сигару. Только сейчас почувствовав их вкус и аромат, Сергей понял, как не хватало ему их эти годы. Какое блаженство сидеть у камина у ярко горящего огня, пить превосходный бренди, медленно перекатывая его во рту, наслаждаясь его вкусом, вдыхать в себя запах сигары!
- Я понимаю, - ответил Сергей. – Но теперь, когда вы убедились, что я и есть князь Загорский, будут наконец готовы мои документы? Поймите, я очень спешу. Столько лет я был вдали от дома!

Документы выправили спустя пару дней, и Сергей буквально понесся прочь из Пятигорска, понукая своего ямщика ехать, как можно быстрее.
- Куда быстрее-то, барин? – кричал ему в ответ ямщик. – Убьемся ведь!
- Не убьемся, - отвечал ему со смехом Сергей. – Я баловень судьбы!

Так и ехал он от станции к станции, стараясь не задерживаться лишний раз, бешено ругаясь со смотрителями, когда те не давали лошадей. Его гнало вперед безудержное счастье, мысль о том, что он возвращается домой, к Марине. Как она восприняла его нежданное воскрешение? Не отразится ли это на ее душевном здоровье, ведь женщины так слабы духом? Боже, у него просто руки тряслись при мысли, что он наконец-то сможет обнять ее, почувствовать ее под руками и губами реальную, а не ту, что приходила ему во сне или под воздействием ханки. Вот и гнал Сергей вперед ямщиков, стремясь поскорее прибыть в Загорское.

И вот он здесь, в Загорском.
Карета проехала мимо правого крыла усадебного дома и остановилась перед крыльцом. Сергей даже не стал дожидаться, пока кучер остановит ее, и открыл дверцу, выскочил прямо на ходу. Он быстрым взглядом окинул собравшихся на крыльце людей и, убедившись, что самого милого ему лица среди встречающих нет, быстро метнулся к своему деду, что едва стоял на трясущихся от волнения ногах. Разве раньше его дед был ниже его, подумалось Сергею, когда они крепко обнялись, пряча друг у друга на плече свои невольные слезы радости.
- Ну, будет тебе, будет, - старый князь провел ладонью по щеке внука, стирая слезы, касаясь его лица, словно слепой. – Ты здесь, с нами. Все позади…

Сергей поймал его морщинистую руку с многочисленными перстнями на пальцах и прижался к ней губами.
- Простите меня, grand-père•, я так виноват перед вами.
- Прости и ты, mon cher petit-fils•, старого дурака, - князь расцеловал внука в щеки и отступил в сторону, тяжело опираясь на трость, давая возможность Сергею поприветствовать Арсеньева, что стоял чуть поодаль от них.
- Paul, - мужчины обнялись. Каждый еле сдерживал эмоции, что нахлынули на них в этот момент.
- Ну, ты и напугал нас, Серж, - пошутил Арсеньев, раздвигая слегка дрожащие губы в улыбку. Сергей взглянул в его глаза и быстро произнес:
- Она? Где Марина?
- После, - отвел в сторону взгляд Арсеньев и отступил от него, чтобы тот смог поприветствовать дворовых, собравшихся на крыльце встречать своего барина. Женщины плакали, не скрывая слез, так они были растроганны этой встречей. Даже Никодим ронял скупые слезы, которые так и катились по его щекам и прятались в его густых бакенбардах.
- Ну, что ты растрогался, Никодимыч? – крепко обнял его Сергей и дернул за баки, как делал это в детстве. – Ну и отросли они у тебя за эти годы!
- Будет вам, Сергей Кириллович, - забавно всхлипывая, отвечал ему тот, утирая лицом платком, что достал из-за обшлага рукава своей ливреи.
- Пойдемте в дом! Все в дом! – погнал с крыльца всех старый князь. – Негоже слезы тут лить, Никодим! Нам радоваться надо, а ты ревешь тут. Ну-ка, распорядись-ка насчет праздничного обеда господам. Да и про дворовых тоже не забудь, не обдели их ради нашей нынешней радости-то.

Сергей было направился в дом, как сквозь толпу дворовых, толпившихся у крыльца, вдруг пробился какой-то человек и кинулся к нему в ноги, крепко обхватив колени.
- Прости, барин, дурака грешного! Бес меня попутал, не иначе! Засеки меня, барин, насмерть засеки, дурака такого!
Сергей с трудом смог оторвать этого человека от себя и, взглянув на него, поразился, едва узнав в нем своего денщика. Лицо того было сильно опухшим, пропитым, одежда неопрятная. Даже сейчас от Степана разило алкоголем.
- Прости меня, барин! – меж тем продолжал Степан, кладя поклоны перед Сергеем. – Виноват кругом перед тобой!
- Да уж, натворил ты дел, Степан, - медленно произнес Загорский. Ему было жаль этого почти спившегося человека. Видно, что смерть его подопечного сильно подкосила Степана. – Я не держу на тебя зла, Степан. Ступай, приведи себя в порядок. И больше ни капли в рот, не то сечь.., - тут он запнулся, вспомнив, как пороли его самого несколько месяцев назад. Он прикрыл глаза, стремясь успокоить свои эмоции, что всколыхнулись в нем при этом воспоминании, а потом спустя мгновение продолжил. – Ступай, Степан. Не сержусь я на тебя, хотя должен был. И как ты, ходивший за мной, с малолетства, мог перепутать?
- Бес попутал, барин! – отвечал ему Степан, по-прежнему стоявший пред ним на коленях. – Иначе и как сказать? Волосы, вроде, ваши были, тело такое же. А без мундиров разве признаешь, кто лежит пред тобой? Лицо синюшнее, раздутое… Да и пистоль-то ваш у руке у мертвяка был. Бес попутал, барин!
- Иди же! – сказал резко Сергей и слегка оттолкнул от себя денщика. Ему не терпелось пройти в дом и переговорить с Арсеньевым. С тех самых пор, как он услышал короткое «После» из его уст, в сердце Загорского закрался страх, разливавшийся с каждой минутой по венам, отравляя кровь. Что с ней? Почему ее нет здесь, среди встречающих его? Марине положено быть тут по статусу, разве нет? Неужели она больна? Или еще хуже – вдруг она не перенесла тягот потери и решила посвятить себя Господу? Удалилась в какую-нибудь обитель монахиней?

Сергей быстро прошел в гостиную, где Никодим уже подавал мужчинам коньяк тридцатилетней выдержки, что его дед хранил для особого случая. По справедливости момента бутылка была вскрыта именно сегодня, в этот день. День возвращения его домой.
Сергей встал у камина, грея замершие ладони у огня, не решаясь задать самый важный для него сейчас вопрос. Его дед и Арсеньев что-то говорили ему, смеясь, а он не слышал ни слова из их речей.
- Где моя жена? – медленно спросил Сергей, прерывая их смех, бьющий по нервам своей притворностью, поворачиваясь к ним, чтобы уловить малейшую мимику – что-что, а читать по лицам он прекрасно научился за время его плена.

Дед и Арсеньев быстро и тревожно переглянулись, и это не ускользнуло от Сергея. Ледяная рука вдруг сжала его сердце. Она умерла, вдруг подумал он и оперся ладонью о каминную полку, потому как ноги отказались держать его. Он, словно оглох и ослеп при этой мысли, все происходящее вокруг было будто в тумане. Поэтому он не сразу услышал, как Арсеньев что-то втолковывает ему, дергая за рукав, чтобы привлечь его внимание.
- Она жива! Жива, слышишь? Жива и здорова! – чуть ли не кричал Павел, тряся его за локоть. Сергей перевел на него глаза, полные такой муки, что у Арсеньева сперло дыхание в груди.
- Это правда? – Сергей тут же схватил его за плечи. Как совсем недавно это делала Марина, невольно отметил про себя Арсеньев и замер в нерешительности. Как сказать ему правду? Ведь оттянуть этот момент решительно не было никакой возможности. Он беспомощно перевел свой взгляд на старого князя, который сейчас смотрел напряженно в огонь.
- Она жива. Клянусь тебе в этом, - проговорил Арсеньев, переводя глаза на Сергея, и тот тут же отпустил его. Боже, какую же силищу там приобрел Загорский, подумалось Павлу. Он начал растирать свои предплечья, старательно отводя взгляд от пытливого взора Сергея.
- Тогда где она? В Петербурге? У себя в имении, как его там называют? Почему не приехала? Ты передал ей мое письмо? – забросал тот тут же его вопросами.
Арсеньев покачал головой и, достав из кармана фрака сложенный вчетверо листок, протянул ему. Сергей в момент вспыхнул от злости, схватил его за отвороты фрака, притянул к себе. Арсеньев при этом даже испугаться не успел – так быстро все произошло.
- Отпусти его, - тут же меж ними влезла рука старого князя, словно барьер между ними. – Гонцов, приносящих дурные вести, все же не следует казнить. Опомнись или я кликну лакеев!
- Почему? Почему? – словно не слышал его Сергей и при каждой реплике тряс Павла.
- Она замужем, - коротко сказал старый князь с явным надрывом в голосе и положил руку на плечо внука, легко и ободряюще сжал его. – Прости.

Всего два слова. Два коротких слова, но они перевернули его душу наизнанку. Потрясенный, Сергей отпустил фрак Арсеньева из своих рук, сделал пару шагов от него и отвернулся к камину, опершись руками на каминную полку. Его спина так сильно напряглась, что казалось, ткань его фрака сейчас лопнет по шву.
- Как это возможно? – глухо произнес он. – Она же моя жена.
- Тебя считали умершим, - ответил старый князь. – Соответственно, на тот момент ее последующий брак был вполне вероятен.
- Бред, это полный бред, - покачал головой Сергей. – Как? Когда?
- После госпожинок, в 1836 году, - ответил Арсеньев прежде, чем его успел остановить старый князь. Сергей замер на месте, а потом резко выпрямился и ударил со всей силы по каминной полке, сбивая при этом многочисленные безделушки, стоявшие на ней. Его кулак тут же начал кровоточить, но он не обратил на это никакого внимания. Потом еще раз ударил по мрамору каминной полки, разбивая костяшки пальцев, приводя в ужас своего деда и Арсеньева. Обернулся к ним со странным огнем в глазах.
- Кто? – спросил он тихо. Старый князь покачал головой.
- Я не думаю, что…
- Кто? – повторил Сергей. Его спокойного и безмятежного на первый взгляд вида кровь стыла в жилах. Лишь маленькая венка на виске билась в бешеном ритме. Сергей перевел взгляд на Арсеньева и прочитал ответ в его глазах.
- О Боже!

Он снова отвернулся к камину и уперся в него ладонями, ничуть не чувствуя жара от огня, что бил ему прямо в лицо. Арсеньев хотел было подойти к нему и что-то сказать, но старый князь остановил его предупреждающим жестом.
- Как это могло случиться? – глухо спросил Сергей, не повернув к ним головы. – Почему?
- Мы не знаем этого точно. Ты же знаешь, меня здесь не было, когда… когда все это произошло.
Старый князь вдруг перебил Арсеньева, резко поднимаясь с софы, на которой давал отдых своим больным ногам.
- Может, нам следует обсудить все это после? Ты, должно быть, устал, Сережа. Только прибыл же.

От этого мягкого «Сережа» у Сергея вдруг навернулись слезы на глаза. Он понял, что более не может сохранять хладнокровие и, изо всех сил сохраняя лицо, повернулся к своим собеседникам.
- Вы правы, grand-père, - он подошел к деду и поклонился ему. Дед быстро перекрестил его и поцеловал в лоб.
- Ступай с Богом, отдохни с дороги.
Затем Сергей подошел к Арсеньеву. Тот смотрел на него с явной виной и состраданием в глазах.
- Мне очень жаль, - тихо прошептал он после того, как мужчины обнялись. Сергей ничего не ответил ему в ответ. Лишь на пороге комнаты, задержавшись в дверях, он коротко спросил, не поворачивая головы:
- Она знает, что я жив?
- Я тут же поехал к ней в Завидово, как получил от тебя вести, - быстро сказал Арсеньев. Старый князь отвел глаза, заметив, как вздрогнул внук при упоминании имения Воронина.
- И что она? Как отреагировала? Что сказала? – Сергей едва сдерживал свое волнение, бьющееся сейчас в его сердце.
- Она сказала, direz à prince Zagorsky ses quatre vérités, - после минутного молчания произнес слово в слово Арсеньев, и Сергей тут же прикрыл глаза, словно яркий солнечный свет, наполнявший комнату, резал ему глаза. Как жестоко! Как больно, Господи …

Сергей не выходил из своей комнаты до ужина. Ни его друг, ни старый князь не находили себе места до этого времени, то и дело посылая лакея подслушать за дверью, что делает барин в тиши своей комнаты в сумраке плотно задернутых гардин. Но комнатный возвращался и сообщал, что у барина тихо, ничего не слышно, видать, почивает. Матвей Сергеевич приказал лакею безотлучно дежурить у комнаты Сергея, и если что пойдет не так, то сразу сообщить ему. Сам он, извинившись перед гостем, удалился к себе, где долго молился перед иконами. На сердце у него была тяжесть оттого, что он знал причину поспешного брака Марины, но не имел ни малейшей возможности поведать о ней Сергею.
- Помоги ему, Господи, помоги ему, - шептал старый князь, едва слышно. Если бы он мог, он с готовностью взял бы на себя те душевные муки, что сейчас испытывал его внук. – Господи, как все запуталось…

Незадолго до ужина лакей передал от Сергея записку, в которой он просил прощения за то, что не может присутствовать на трапезе, ссылаясь на свою усталость с дороги, peut-être demain•. Старый князь и Арсеньев ужинали вдвоем, обсуждая какие угодно темы, только не те, что сейчас действительно волновали их. Они явно тяготились сложившейся атмосферой за столом и с облегчением в душе разошлись после по своим комнатам.

Перед тем, как идти к себе, старый князь зашел к внуку. Тот лежал на постели полностью одетый, в кромешной тьме, и сначала Матвей Сергеевич даже не заметил его.
- Пошто свечей на зажгли тебе? – спросил он, с трудом отпускаясь на кровать. От всех переживаний за последние дни у него снова разболелась спина. Надо будет просить Никодима, чтобы подогрели ему кирпичи перед сном.
- Я не захотел, - ответил Сергей. – Привык уже за эти годы без света.
Матвей Сергеевич протянул руку и коснулся плеча внука. Легонько сжал его.
- Если хочешь поговорить о том, что пришлось пережить, не молчи, говори. Сердце твоего деда сильное, многое еще перенесет. Поверь, в своей жизни я сталкивался со многим.
- Нет пока, - Сергей покачал головой. – Благодарю, быть может, после как-нибудь, когда пройдет поболее времени. Лучше расскажи мне, что произошло тут, пока меня не было. Кто умер, кто женился, et ainsi de suite•.

И Матвей Сергеевич рассказал ему все то, что сам знал, иногда вставляя такие саркастические и едкие замечания на тот или иной счет, что Сергей не мог невольно сдержать улыбки, восхищаясь в душе, как дед ловко угадывал всю подноготную того или иного человека. Лишь один единственный раз молодой Загорский болезненно поморщился – когда старый князь рассказал ему о смерти Натали.
- Ужасно, просто ужасно, - покачал головой Матвей Сергеевич. – Такая молодая и красивая женщина, такая ужасная смерть. Ее похоронили все же на кладбище, граф-таки добился разрешения Синода. Но пережитое все же отразилось на нем – не прошло и года, как он скончался от удара. Теперь в имении за хозяина какой-то дальний родственник. Принял наследство. Титул же отмер… Правда, тяжба только недавно закончилась. Ты же знаешь, после смерти богатого человека на его могилу слетается всякое воронье…
Сергей кивнул, погруженный в свои мысли. Столько потерь за этот день! Да, он не любил Натали так, как она того заслуживала, но она была ему близким и родным человеком, маленькая нить из его прошлого, в котором он был так счастлив.

На следующее утро, едва рассвело, Сергей приказал оседлать ему его вороного, который все эти годы ждал своего хозяина в конюшнях имения Загорских и тотчас узнал князя, приветственно ткнувшись мордой ему в плечо. Сергей ласково погладил его лоб, провел рукой по мощной шее.
- Мой милый коняка, здравствуй, - прошептал он, сглатывая комок, заставший в горле от такой нежной встречи. – Соскучился, Быстрый? Я тоже, коняка, тоже
Даже лошади вернее иных особей женского пола, с горечью подумал Сергей и легко вскочил в седло, словно и не было прошедших лет долгого перерыва.

Спустя полтора часа он уже был в имении, принадлежавшем ранее графу Ланскому. Он не стал заезжать в усадьбу и представляться новым хозяевам, оставив это напоследок, а сразу же повернул к церкви, стоявшей на расстоянии полверсты от усадебного дома. Там, за церковной оградой, хоронили представителей семьи Ланских, прямая ветвь которой оборвалась с уходом старого графа. Именно там лежала сейчас Натали.
Сергей сразу же нашел ее могилу. Мраморный ангел на коленях, со сложенными крыльями, в горе простирающий ладони к небу. Четверостишие на итальянском языке.

Почившая здесь красота пришла
Других существ на свет настолько краше,
Что смерть, с кем естество враждует наше
Для дружбы с ним, ей жизнь оборвала.

Сергей опустился на колени прямо в талый снег, совершенно не обращая внимания на то, что колени тут же стали мокрыми. Он чувствовал, как к горлу поднимается откуда-то из глубины комок невыплаканных слез. Натали была единственным человеком, который искренне и совершенно беззаветно любил его. Она выполнила его последнюю волю – передала его письма адресатам, подчас даже с боем, совершая невозможное. Она носила по нему траур почти год, в то время как его супруга…

«Как истинный твой друг тебе говорю. Бросай ты пить уксус по утрам. Право слово, Натали, скоро твоя кожа будет уж transparente•, как оконное стекло», - шутил он тогда, даже не ведая, что его слова окажутся своего рода пророческими. Сергей запрокинул голову вверх, стараясь удержать слезы, посмотрел в ярко-голубое весеннее небо. Где-то там, в облаках, теперь душа Натали…

Краем глаза он заметил женскую фигуру, появившуюся в калитке церковной ограды. Он быстро перекрестился, поднялся с колен, отряхнувшись от пожухлой прошлогодней листвы, и повернулся к нарушительнице его уединения. Женщина испуганно отпрянула от него в первый миг то ли от неожиданности его движения, то ли от его вида. Сергей невольно усмехнулся при этом, приподняв правый уголок рта. Привыкай, брат, теперь такая реакция будет вечно сопровождать твое появление в людях.

Женщина отвела глаза, опушенные почти белесыми ресницами, в смущении краснея до самых ушей та, что ее веснушки стали почти незаметны на коже.
- Прошу прощения, ваше сиятельство, я не хотела нарушить ваше уединение. Только не здесь, - пролепетала она, неловко теребя ленты своей шляпки, обитой беличьим мехом.
- Вы его не нарушили, я уже собирался уходить, - ответил ей Сергей и наклонил голову, представляясь. – Князь Загорский Сергей Кириллович.
- Да-да, я знаю, - кивнула женщина. – Дворовый сказал мне, что на кладбище поехал всадник, а я слыхала о вашем возвращении. Я поняла, что это вы…
- А вы, я так понимаю, нынешняя хозяйка имения?- спросил Загорский, подавая той руку. Женщина приняла ее, смущаясь, и они вместе направились к выходу, где за оградой их ждали вороной конь и небольшой двухместный экипаж, на котором прибыла сюда женщина.
- Ох, прощу прощения, - опять вспыхнула она. Она слегка приосатновилась, словно желая представиться по правилам, но Загорский не дал ей такой возможности, крепко удерживая ее руку своим локтем. – Краснова Ольга Пантелеевна. Мой муж, отставной майор Краснов, вступил недавно в права наследства. Он был двоюродным племянником сестры покойного графа, так получилось, что самым близким родственником по крови. Он сейчас уехал в Москву, по делам.

Загорский довел ее до коляски тем временем, и она замолкла, осознавая, что говорит немного лишнего. Он помог ей сесть в экипаж, предупреждая помощь кучера, с которым она приехала. Затем хотел было откланяться, так как хозяевам он уже представился, а оставаться долее тут желания не было, но Ольга Пантелеевна вдруг схватила его за рукав, тут же снова заливаясь краской до ушей.
- Не желаете ли заехать на чашку чаю, ваше сиятельство? – она запнулась, но тотчас продолжила, смущаясь. - Мне есть, что передать вам. Некая вещь покойной графини Ланской.

Заинтригованный Сергей согласился и направился верхом вслед за коляской в усадебный дом. Там его провели в небольшую, но уютную гостиную, где в камине ярко горел огонь, а на небольшом столике в мгновение ока, по звонку барыни, сервировали чай с закусками. Выпить чашку горячего чая в кресле у огня было поистине наслаждением, особенно перед дорогой.
Разговор за чаем совсем не клеился. Ольга Пантелеевна переехала в имение из Рязани, где и вышел в отставку ее муж, посему общих знакомых у них не было, а Сергей давно не был в приличном обществе и отвык от пустой светской беседы. Когда они обсудили погоду и будущие урожаи, темы были исчерпаны, и воцарилось молчание. Тогда хозяйка поднялась и вышла из комнаты, извинившись. Вернулась же она с толстой тетрадью в руках.
- Вот, возьмите, - протянула она тетрадь Загорскому. – Я нашла это, когда слуги разбирали вещи покойной графини. Ее дневник. Думаю, она хотела бы, чтобы эта вещь принадлежала вам. Не знаю, почему, но я так и не смогла уничтожить ее, словно кто-то невидимый удерживал меня от этого шага. Теперь я знаю, почему. Это она хотела, чтобы вы прочитали его.

Сергей аккуратно взял из ее рук тетрадь. Видя его вопросительный взгляд, Ольга Пантелеевна вспыхнула.
- Я прочитала только посвящение на первой странице. Более совесть не дозволила. Чужие тайны…
И Сергей поверил ей. Он видел ее смущение и ее наивность, как скрывались ее веснушки под разливающейся по лицу краской. Она была так чиста душой, так искренна. Давно он не встречал женщин подобных ей.
- Простите мои подозрения, - извинился он, покидая усадьбу. – Я давно разуверился в людях, посему так подозрителен ко всем.
- Я понимаю, - буквально пролепетала Ольга Пантелеевна в ответ, смущенная прикосновением губ к своей руке.

Только спустя некоторое время в уединении своей спальни Сергей смог открыть тетрадь, исписанную аккуратным почерком Натали. Ее дневник начинался с того самого дня, как она встретила молодого наследника рода Загорских. Он невольно улыбался, читая эти слегка наивные строки, полные восторга и слепой влюбленности, вспоминая те дни, когда они тайно встречались на границе владений их семей. Затем было описание ее метаний в выборе меж ним и престарелым, но богатым графом, и свадьба в итоге.
Тон записей становился все менее наивным, менее радостным. Их встреча на маскараде в Павловске, с которой началась их связь с Натали, вернула было повествованию счастливые нотки, но затем все опять стало мрачным, тоскливым, наполненным страданиями и муками неразделенной любви.

«…Я снова и снова ищу подтверждения тому, что он не забыл меня, что он снова мой, тот Серж, что клялся мне в любви когда-то. Сама себя по знакам, придуманным мною же, убеждаю, что он любит меня по-прежнему. Но каждая очередная измена – стрела в мое израненное сердце. За что, мой милый? За что ты так ранишь меня?..»
Сергею было больно читать эти строки. Как же она страдала. Как же он мучил ее то уходя в другую постель, то снова возвращаясь к ней, которая всегда преданно ждала его.

А затем описание их окончательного разрыва, и странная запись, единственная на одной их дат, следующей после их расставания: «Я ездила к А.В. Зачем? Сама не знаю… Как же я низка!».
Потом был двухнедельный перерыв в записях. Обрывочные фразы, датированные концом мая 1836 года. Затем подробное описание их встречи в Пятигорске, ее размышления о дальнейшей судьбе. И запись, размытая слезами, в тот день, когда пришла весть о его гибели:
«…Мое сердце остановилось сегодня, хотя по-прежнему продолжает гонять кровь по телу. Страшная весть. Его более нет. Как в это поверить? Как поверить в то, что в этом страшном ящике привезли твое тело, любимый? Пустая оболочка, что осталась от тебя. Твои награды в бархатных футлярах, твои любимые вещи, собранные в какой-то мешок. Вот и все, что осталось нам. Зачем? Все, поверь мне, все отдала бы, лишь бы ты дышал. Я смирилась с твоим венчанием, отдала другой, но как отдать тебя Смерти?...»
«…Как я завидую твоему денщику – он рыдает, как младенец, не переставая. Я же не могу пролить и капли этой целительной влаги. Боль змеей свернулась у меня в сердце и не желает покидать своего пристанища…».

Тяжелые для него строки, но самое тягостное ждало его впереди. То, что заставило его душу взорваться от боли на сотни кусочков.
«…Мой милый, как она жестока! Как черна ее душа, если она может так спокойно перешагнуть через все, что было меж вами, и идти далее с завидным хладнокровием! Сжечь твое последнее письмо. Немыслимо! Я бы пошла на край света лишь получить его… Я искала в ней хотя бы один признак того, что она страдает от твоей потери, но его не было и в помине. Эта страница моей жизни перевернута, сказала она мне, глядя надменно, свысока, мне нет более дела до этого. Как же я хотела убить ее в тот момент! Как была рада, что отныне не узнаешь, каково это быть преданным так жестоко именно тем человеком, которому отдал свое сердце! Она не оценила этот дар, мой милый, не поняла, что было у нее в руках…»

«…Твое тело только выехало из Пятигорска, а в Петербурге свет ужинал в честь ее помолвки. Шилось блондовое белоснежное платье у m-m Monique, шли приготовления к венчанию, которые не остановились даже после того, как твое тело после отпевания уехало в свой последний путь в Загорское. Ты говорил мне, что она вынуждена лгать, что ты переживаешь за ее душевное состояние. Но кто обманут в итоге? Не ты ли?...»
«…Своим молчанием ты спас ее. Позволил ей осуществить то, о чем она, видно, давно мечтала – стать женой богатого, молодого, знатного… Твой брак с ней потерпел фиаско, и она не стала упускать из рук свою следующую жертву. Графиня Воронина. Сегодня под этим именем она вышла из церкви Аничкова дворца. Она улыбалась. Я же рыдала беззвучно. Мой милый, дай Бог, чтобы твоя душа не видела этого предательства…»

«…Они поистине стоят друг друга. Нынче я нашла в бумагах супруга одну короткую записку. «Вопрос решен. Князь Загорский будет выслан, так что вам нет нужды покидать столицу». Великолепная карьера, блестящий пост, дающий возможность убрать тебя подальше с глаз, подальше с Петербурга, и, кто знает – не навсегда ли? Ты считал его другом, а ее своей женой. Они оба предали тебя, мой милый. Интересно знает ли графиня, что он сделал, чтобы добиться ее? Что устранил тебя со своего пути? Сначала я хотела уведомить ее об этом, но после ночи раздумий поняла, что не в праве этого делать. Пусть живет с твоим убийцей (да-да, в моих глазах он виновен, хоть и косвенно, в твоей гибели!), пусть делит с ним ложе, пусть вынашивает его ребенка. Она достигла своей цели - Завидово полностью в ее руках, говорят, там вовсю идут работы. Бог ей судья, не я…»
«…Я не могу долее называться супругой человека, кто просил о твоей ссылке, кто привел тебя к гибели. Мой муж тоже виновен в твоей гибели, и я ненавижу его за это с утроенной силой. Ненавижу его!...»
Последняя запись была за день до смерти Натали. Всего несколько слов. «Я не могу и не хочу так более. Не живу, а существую. Прости меня, Господи…»

Сергей даже не заметил, сколько времени прошло с тех пор, как он отложил дневник в сторону после прочтения. Он напряженно размышлял, пытаясь найти в своей памяти доказательства, чтобы опровергнуть или подтвердить то, что он только что прочитал. Но все указывало на то, что оправданий нет и быть не может, что написанное в тетради – горькая истина.

«…Но ведаешь ли ты, что в институте девочки с самых младых лет ставят себе цели: получить шифр и (ну, или «или» - у кого как получится) найти хорошую партию. Годами разрабатываются стратегии почище наполеоновских или суворовских. Ведь от этого зависит не только дальнейшая жизнь этих девочек, но и жизни ее родных… ….А кто у нас из холостых un parti très brillant•? Князь Загорский да граф Воронин. И именно в этой очередности, он же не так богат, как ваша семья, n'est-ce-pas? Вот и держит она его пока на расстоянии, пока с тобой не разрешилось дело. А как падешь к ее ногам, так граф-то отставку и получит…» - предупреждала его Натали.
Да разве не сама Марина как-то сказала ему во время их объяснения на охоте в Киреевке: «… - Я же женщина, князь, а потому такая же продажная, как остальные. Мы различаемся только ценой. Моя цена – честное имя и обручальное кольцо на пальце. Да еще благополучие моих близких…»?

«…Я влюблен, и я намерен пойти до самого конца. Да – да, готов расстаться со своей свободой и окольцевать себя. Поверь, мне ради нее стоит пойти и не на такие жертвы...» - сказал Анатоль о Марине, когда они сидели в ресторации в первый вечер после возвращения Сергея в Петербург из Италии. Вот Анатоль и пошел на жертвы, забывая обо всем на свете.

Лишь когда в дверь постучал лакей и объявил, что скоро будут подавать ужин, что его сиятельство просит молодого барина спуститься в столовую, Сергей вернулся на грешную землю из своих мучительных раздумий. За окном уже было темно, потому он поднялся и, пройдя к комоду, зажег поочередно все свечи в жирандоле. Вспыхнувшее пламя осветило его отражение в зеркале, висевшем над комодом, и он сперва не узнал себя – так непривычно было ему новое лицо. Он криво улыбнулся уголком рта и поклонился своему двойнику в зеркале.

К ужину Сергей появился в своем мундире, а не в штатском, в котором ходил до этого, награды отражали блеск многочисленных свечей в столовой. Мундир был ему слегка узковат в плечах – за время, проведенное в плену за тяжелой работой, его мускулы стали побольше, чем были до того, и Сергей первым же делом решил пошить новый, сразу же по приезде в Петербург, о чем и сообщил за столом своему деду и Арсеньеву.
- Ты уезжаешь в Петербург? – удивился старый князь.
- Ненадолго, - заверил его Сергей. – Улажу нерешенные дела и вернусь. Кроме того, сегодня, оказывается, пришло письмо из столицы, из императорской канцелярии. Государь желает меня видеть во дворце. Видимо, уже наслышан о моих приключениях.

В его голосе сквозила такая ирония, а смех был такой злой, что старый князь невольно нахмурился. Да, перед ним был тот прежний Сергей, что всегда пикировал его реплики и смело встречал его нападки, а не тот ранимый, питаемый смутными надеждами на будущее, что вошел вчера в этот дом. Это был прежний Сергей, что покинул его три года назад, но Матвей Сергеевич уже не знал, следует ли ему радоваться этому возвращению этого холодного и безразличного ко всему, саркастичного, бездушного человека, ведь тот, что искал поддержки вчера в его объятиях, был ему более по душе.

- Кроме того, я думаю, что наш общий с Paul’ем друг тоже горит желанием убедиться, что я жив и невредим. Такая радость в нашем маленьком кружке! Мы обязательно должны ее отпраздновать, n'est-ce pas, mon cher ami•?
- Оui, bien sûr•, - ответил ему растерянно Арсеньев, недоумевая о причинах его такой бурной радости, такого приподнятого настроения. Он был рад, что Сергей так скоро пришел в себя, но подобное его поведение немного настораживало – ведь он знал, как глубоко может прятать в себе свои переживания его друг. – Ежели ты так желаешь.

Лишь за коньяком, когда мужчины сидели в диванной, а Сергей курил сигару, медленно покачиваясь в плетенном кресле-качалке, старый князь поднял тему, что волновала его все это время, с тех пор, как он узнал, что его внук жив.
- Что ты планируешь делать в отношении своей жены? – спросил он, зная, что наступает на больную мозоль, но не смея удержаться. – Вы ведь венчаны, срок в пять лет не прошел.
Качание кресла Сергея замедлило свой ход на мгновение, но потом снова пустилось в движение.
- Я не знаю, - коротко ответил он. Но Матвей Сергеевич не желал уступать.
- Так нельзя, вы же венчаны! Надобно написать отцу Паисию…
- Пока не надо! – отрезал зло Сергей. – Дай мне время. Я должен все обдумать.

Внезапно подал голос Арсеньев. Он не хотел говорить об этом сейчас, но считал, что нет другого выхода в эту минуту.
- В приходской книге нет ваших имен.
Кресло Сергея остановилось. Он смотрел на друга внимательным, пронзающим душу взглядом.
- Продолжай, - потребовал он. Старый же князь был явно удивлен и шокирован открывшимся обстоятельством, он трясущимися руками полез за табакеркой и от души втянул в себя понюшку, стараясь успокоить свои нервы.
- Записи о вашем венчании нет, - виновато глядя на Сергея, продолжил Арсеньев. – Я справлялся, когда вернулся из-за границы, обо всех обстоятельствах вашего венчания, искал доказательства. Почему ты не сказал, что вас венчал не отец Александр? Почему не сказал, что приезжал архиерей, твой дядя?
- Сейчас, кажется, речь не об том, - отрезал Сергей. – Книга. Что с ней?
- Я не нашел там записи о венчании. Нет там ваших имен. Но она была начата за несколько недель до вашего таинства, и я предположил, что возможно, был подлог, - Арсеньев отвел свой взгляд от Сергея, не в силах смотреть ему в глаза, особенно сейчас, когда он откроет ему этот тяжкую для него правду. – Надавил на дьяка, он тут же признался, что переписал книгу заново, не внося в нее ваши имена. А старую отдал, разумеется, не бесплатно, заказчику сего действа – даме под вуалями, что слезно умоляла об этом, суля ему большие деньги. Вот он и соблазнился.
- Даме под вуалями, - повторил Загорский без какой-либо интонации в голосе, словно просто констатируя факт. Потом оттолкнулся ногой от пола, и кресло снова продолжило движение, качая его вес.

- Знаете, - сказал он спустя некоторое время, пристально глядя в огонь. – Говорят, где-то в далеких жарких странах есть традиция. Когда супруг умирает, его жена должна уйти вслед за ним. Ее сжигают вместе с телом мужа на костре. Чтобы и там, в загробном мире они вечно были вместе.
Арсеньев почувствовал, как при этих жестоких словах, сказанных абсолютно равнодушным тоном, у него по спине побежали мурашки.
- К чему ты речь об том завел, Серж? – попытался улыбнуться он. Сергей отвел свой взгляд от огня и посмотрел на друга.
- Да так, вспомнилось просто, - он широко улыбнулся и поднялся с кресла. – Ну что, мои дорогие? Может приказать принести ломберный стол? Сыграем несколько партий? В вист или фараон? Я знаю, мне должно сегодня непременно повезти. Ведь не зря же меня называют баловнем судьбы, n'est-ce pas, Paul?
Сергей широко улыбался другу, хлопая его плечу, но тот прекрасно видел, как холодны его глаза, и от этого холода Арсеньеву вдруг стало не по себе.

Той же ночью, ворочаясь в постели, сбивая простыни в один комок, Загорский осознал, что мысли, постоянно будоражащие его разум, не дадут покоя усталому телу, не позволят провалиться в спасительный сон, который поможет ему забыть о тягостной для него реальности. Он встал с постели, прошелся к окну и, отодвинув занавесь, стал смотреть на звездное небо. Откуда-то издалека в этой ночной тишине доносился лай собак, видно, из деревни, с той стороны. Небо было ясное, безоблачное, потому было видно видно каждую звездочку.

Вот оно, это созвездие. Буква «М» из неярких звезд. Сергею вдруг стало тяжело дышать, он рванул завязки сорочки у горла. Как же он ненавидел в этот момент весь этот мир! Ненавидел всех и вся! Зачем он вернулся? Чтобы узнать, что его ждал только дед? Что, кроме него, Сергей никому и не нужен? Получается, что все, к чему он так яростно стремился, ради чего снес столько унижений и горестей, было выдумано им самим. У нее теперь своя жизнь, в которой, как выяснилось, ему нет места.
Боже, взглянуть бы на ее, коснуться еще всего лишь раз! Он запустил ладонь в волосы и застонал еле слышно. О чем он думает? Она предала его, гореть ей в аду!

Сергей вдруг замер на месте, а потом сорвался и резко подошел к фраку, в котором приехал вчера днем в Загорское. Степан его вычистил от дорожной грязи и проветрил, и сейчас тот висел на стуле. Загорский опустил руку в карман, не надеясь найти то, что так хотел получить в свои руки сейчас, то, что могло бы ему сейчас помочь. Что, если Степан принял за грязь и выкинул вон? Но нет, в потайном кармане фрака лежал небольшой сверточек, никто не посягнул на него.
Сергей достал его из кармана и, аккуратно развернув, достал одну ханку. Вот оно. То, что ему так необходимо сейчас. То, что успокоит его истерзанную душу, принесет долгожданное облегчение. Он медленно положил в рот небольшую лепешку и принялся разжевывать, чувствуя, как пропитывается слюна вкусом ханки. После лег на постель и принялся ждать.

Долго не пришлось томиться в одиночестве. Вместе с очередным лунным лучом в комнату тихо проскользнула женская фигура в белой кружевной сорочке и капоте, который она тут же скинула одним движением.
- Я ждал тебя, - прошептал он.
- Я здесь, я твоя…, - прошептала она ему в губы и ласково провела языком по его шее. Дикое неудержимое желание захлестнуло его тело, и он прижал ее к себе сильнее, ласково гладя ладонями по ягодицам. В ответ раздался ее тихий счастливый смех, и он припал к ее губам.

Это был его рай. Только с ней и здесь. Его le paradis terrestre•.


• может быть, завтра (фр.)
• и тому подобное (фр.)
• прозрачная (фр.)
• блестящая партия (фр).
• не так ли, мой дорогой друг? (фр)
• да, конечно (фр.)
• рай на земле (фр.)

...

girlfromsaturn: 23.11.10 17:23

Бедный Серж!!!! Тяжело ему сейчас...

У меня тут в голове одна догадка образовалась... Дама под вуалями - это мать Марины????

...

Marian: 23.11.10 17:53

А я вам сейчас возьми и открой все тайны...



Не гоните коней... Помните о других, кто читает. Может, будем как-нибудь скрытым текстом писать догадки? Чтобы другим интересно было читать...

...

girlfromsaturn: 23.11.10 17:58

Скрытый текст любопытные прочитают Наверное, лучше в личку

...

джухи: 23.11.10 19:15

с каждой главой все интереснее и интереснее.



все -таки надо перечитать сначала.Я уже точно не помню.Анатоль же сделал предложение Марине,когда еще никаких отношений с Сержем не было ? но он знал о ее любви к Сержу.Так ведь?

...

Marian: 23.11.10 20:39

Спасибо, стараюсь...


Да, он знал, что она влюблена в другого. А вот про отношения ... Ну, смотря, что назвать отношениями. Серж к ней писал любовные письма, всячески старался быть рядом с ней (Пасха), обманом получал танец... И их объяснение на охоте... М-м-м, одна из моих любимых сцен

После нее же Марина со злости и разочарования и приняла предложение Анатоля



Да, знал.

...

Marian: 25.11.10 22:54

 » Глава 38

Глава 38

Анатоль прислонился лбом к холодному стеклу небольшого окошка кареты, стараясь успокоить собственные нервы. Его колотило, словно в ознобе, он не знал, что ждет его при этой встрече. Короткая записка от Загорского, скупая на какие-либо эмоции, в отличие от первого письма, посланного из Пятигорска, приглашала его на ужин к месье Талону. Но Анатоль решил переиграть предполагаемый сценарий и выяснить все с Загорским почти с глазу на глаз. Потому и ехал сейчас в фехтовальную студию monsieur Charles. Именно там, как он помнил, они любили встречаться своим небольшим кружком, оттачивая свое мастерство.
Как он сможет взглянуть Сержу в глаза? Серж… Одно лишь это имя вызывало у него в душе спутанный клубок чувств и эмоций: ненависть и злость, обида и вина, сожаление и раскаяние. Наверняка, Загорский уже знает о том, что Анатоль венчан с Мариной. Что он чувствует сейчас? Проклинает ли он Анатоля, как он сам проклинал друга три года назад? То чувство некоей справедливости, что он лелеял в себе все эти последние годы, куда-то испарилось в эти минуты перед встречей с Загорским, и теперь его душу глодали сожаление и вина. Он закрыл глаза и, откинувшись назад, на спинку сидения, вспомнил свое возвращение в Завидово несколько дней назад.

Анатоль приехал спустя два дня, как Марине принесли известие о том, что Сергей жив. Он, словно комета, пронесся по всему дому, спрашивая каждого из комнатных, кто встречался на его пути, где сейчас барыня. То, что они путались в своих ответах, либо вообще не могли дать его, доводило Воронина до бешенства и заставляло его сердце замирать от ужаса. «Неужели?», - птицей билась в его голове только одна мысль, но он упорно гнал ее от себя прочь.
Но Марина не вышла его встречать, не было обычного приветствия в передней Леночки, и Анатоль понимал, что та весть, что застала его на половине пути из Пензы, не может не отразиться на их будущем. На его будущем.

Он толкнул двери в половину жены, но Марины не было и там. Только Агнешка разбирала белье, откладывая часть в починку.
- Где моя жена? – спросил Анатоль, стараясь, чтобы голос звучал как можно ровнее.
- В зимовым садзе яна, - ответила Агнешка, отводя глаза в сторону, но он успел заметить, как они так и сверкнули на него.
Внезапно Анатоль почувствовал злость на няньку Марины. Старая ведьма! Не помогай она тогда Марине, не произошло бы многое. Как она смеет сейчас так вести себя, словно ровня ему, а не крепостная! Не будь Марина так привязана к ней, то он давно бы убрал ее из дома. Этот ее говор… Ребенок и так уже начинает применять в своей речи не только французские слова, но некоторые мужицкие словечки.

Марина действительно была в зимнем саду. Сидела, забравшись с ногами с плетеное кресло, словно маленькая девочка, подоткнув подол платья под ступни. Ее домашние туфли лежали на полу, рядом с креслом, на коленях - открытая книга, позабытая хозяйкой, которая, не отрывая взгляда, смотрела сквозь оконное стекло французского окна на речку внизу холма да на леса за ней. Как она похудела, с неудовольствием отметил про себя Анатоль, скулы теперь так резко обозначены. Под глазами темные тени, словно она перенесла недавно болезнь. Или горе, пришла тут же в голову мысль, больно уколов в самое сердце.

Марина вдруг краем глаза заметила, что он стоит в дверях, и вздрогнула от неожиданности. Книга упала с ее колен, громко стукнувшись об пол.
- Я не ожидала вас так рано, - растерянно проговорила она и, заметив, как Анатоль поморщился, осеклась. Поднялась с кресла, найдя ногами скинутые домашние туфли, поправила платье.
- Где Леночка? – спросил он, подходя к жене и беря ее за плечи, заставляя прервать ее судорожные попытки привести себя в надлежащий вид. Марина замерла, словно испуганная газель, в его руках.
- В детской, спит, - тихо ответила она, отводя в сторону взгляд. Это движение привело Анатоля в отчаянье. Он снова был между ними. Как и тогда, в самом начале. Словно и не было меж ними тех лет, что они провели бок о бок, тех радостных семейных событий, их маленького мирка…
Анатоль притянул к себе жену и крепко обнял, уткнувшись носом в узел ее волос. Как же так, Господи? Неужели ты позволишь, чтобы он сейчас потерял все, что ему так дорого в этой жизни? Потерял ее, свою жену? Хотя свою ли…

Перед его глазами вдруг возникла собственная рука, бросающая скомканное письмо Сержа в огонь. Именно из него Анатоль узнал о том, что венчание действительно состоялось, ведь в нем Сергей просил прощения за все, что случилось, взывал к его милосердию и благоразумию. Он думал, что никто и никогда не узнает правду об этом браке, что сможет всегда держать ее в неведении в отношении законности ее первого венчания. Но сейчас вернулся Серж. А значит, конец всем тайнам. Конец его браку.
- Моя! Моя! Моя жена! Моя! – билось у него в голове. Он никогда и ни за что не отдаст ее Загорскому, даже если придется пойти на еще больший обман и предательство. Он не забыл тех слов, что сказала тогда старая цыганка в саду Киреевки. «Она – судьба твоя, дорогой. Будет с тобой рядом до конца твоих дней», - именно эти слова он так часто вспоминал, когда совесть принималась донимать его душу редкими бессонными ночами. Марина была предназначена ему самой судьбой, и тот, кто попытался нарушить ее волю, был жестоко наказан.

Анатоль провел в Завидово два дня, которые выгадал своей безумной скачкой и днем, и ночью из Пензы, боясь найти по возвращении пустой дом. Все это время он чувствовал, как далека от него Марина. Она была задумчива и тиха, как никогда ранее, погас огонек в ее глазах, смолк ее счастливый смех. И хотя внешне она старалась выглядеть, как прежде – заботливой и внимательной супругой, он видел, что мысленно она не с ним, а снова там, в своем прошлом, с другим.
Это причиняло такую сильную боль, что Анатоль еле дышал. Он видел, с каким выражением лица Марина смотрит за их возней с Леночкой на ковре в детской, как вздрагивает каждый раз, когда дочь звонко выкрикивает: «Папа, папа!». Эти годы так и не смогли стереть из памяти его жены другого мужчину, несмотря на все усилия, что приложил Анатоль к тому, чтобы их брак считали самым образцовым в Петербурге. От осознания этого ему хотелось плакать, на сердце камнем лежала такая тоска, что хотелось выть.

В последний вечер перед отъездом в столицу Анатоль сидел в детской у постели Леночки и ждал, пока они совсем провалится в глубины крепкого детского сна, поглаживая ее по мягким локонам, прогнав всех нянек прочь. Он собирал эти сладкие его сердцу мгновения, словно драгоценные камни в кошель, чтобы насладиться их блеском, когда он будет так далеко от своих девочек – жены и дочери.
Он поправил одеяльце, укрывая плечико Леночки, погладил в последний раз ее голову. Она уже спала, засунув пальчик в рот, словно соску, провалилась в страну грез. Он никогда и никому ее не отдаст, вдруг решил Анатоль и резко поднялся со своего места у постели дочери. Она его дочь по праву рождения, а Марина его жена. И так все и останется!

Он пошел на половину жены и встал в дверях, наблюдая, как Дуняша разбирает Маринины локоны, причесывает это роскошное золото щеткой. Марина его и ничья больше! Да, сейчас в ее душе опять смятение, но это пройдет. Он заставит ее забыть обо всем своей любовью, лаской, заботой. Как это уже было прежде.
Анатоль подошел и взял из рук Дуняши щетку для волос.
- Можешь быть свободна. Я сам послужу барыне, - приказал он горничной, и та, сделав небольшой книксен, быстро вышла из комнаты, оставив супругов наедине. Он взглянул на Марину в отражение зеркала, перед которым она сидела, и заметил, что она внимательно наблюдает за ним.
- Ты так задумчива в последние дни, - аккуратно начал Анатоль, проведя по пряди волос щеткой. – Это связано с ним?
- Вы желаете поговорить об этом? – удивленно спросила Марина.
- Почему бы и нет? – пожал плечами Анатоль. – Я твой супруг, меж нами не должно быть никаких секретов. Я же вижу, что тебя прямо-таки гложет эта весть. Ты вся исстрадалась, исхудала… как прежде, - Марина молчала, поэтому смолк и он. Некоторое время он расчесывал ее волосы, а потом вдруг решился сказать ей то, что долго обдумывал все эти два дня. При этом ненавидя себя, как никогда ранее. – Знаешь, как Сержу удалось бежать? Вижу по твоему взгляду, что нет. Видимо, Арсеньев не открыл тебе этого, хотя уверен, что Серж написал и ему об этом. Ему бы никогда не удалось это sans l'aide de personne•. Была там одна черкешенка, - он почувствовал, как замерла под его руками Марина, но тем не менее продолжал с резким смешком, прекрасно понимая, какую боль причиняет ей сейчас. - Les femmes•… Он всегда легко кружил им головы.

Анатоль отложил в сторону щетку для волос, присел на корточки рядом со стулом Марины и, развернув ее к себе лицом, взял ее руки в свои ладони.
- Неужели ты не понимаешь, он всегда останется тем Сержем Загорским, которого знал свет? Циничным, равнодушным, безразличным ко всему и вся. Игрок, волокита, бретер. То, о чем ты рассказала мне тогда о том, как он поступил тогда с тобой… Я не знаю, насколько бездушным надо быть, чтобы пойти на такое, чтобы добиться расположения юной девы! – он поднес ее руки к своему лицу, прижался к ним щекой. – Я люблю тебя, моя милая! Я сделаю все, чтобы ты была счастлива, чтобы была счастлива Леночка. Вы двое – все для меня!

Марина отняла одну руку из его ладоней и нежно провела по его волосам. Она смотрела на него с каким-то странным выражением в глазах.
- Я твоя жена, Анатоль. Разве что-то может это изменить? – проговорила тихо она.
О, если бы ты знала, если б знала, мелькнуло в голове Анатоля, но вслух он произнес лишь одно:
- Раз так, я прошу тебя никогда не принимать Загорского в моем доме без моего присутствия. Я понимаю, что это противоречит правилам хорошего тона, но таково мое желание. Я не хочу, чтобы ты с ним вообще имела какие-либо контакты, но не в моих силах сделать так – в свете вы все равно повстречаетесь. Всего лишь прошу свести их к минимуму, положенному для того, чтобы поддерживать знакомство. Tu es ma femme, et il est mon ami d'enfance•…

Позднее, когда супруги уже лежали в постели (он ни на чем не настаивал эти две ночи, боясь спугнуть ее, как тогда, в самом начале брака), Анатоль приподнялся на локте и провел ладонью по изгибу ее тела, чувствуя тепло сквозь тонкую ткань сорочки.
- Леночке уже два года, - тихо сказал он, и Марина напряглась, каким-то шестым чувством угадывая его следующую реплику. – Я думаю, нам уже пора подумать о наследнике.
- Да, конечно, - согласилась с ним тихо жена, и он откинулся на подушки довольный собой.

Ребенок! Как он не подумал об этом ранее? Он привяжет ее к себе их общим дитем. Это будет гораздо прочнее всех тех призрачных уз, что сейчас держали их вместе. Марина никогда не оставит своего ребенка, а по законам российской империи он в праве не отдавать ей детей, рожденных в их браке, даже Леночку. Если уж дело дойдет до того, то он пустит в ход этот последний козырь. И она непременно останется с ним. Пусть даже против своей воли…

Карета внезапно остановилась перед домом, где располагалась студия monsieur Charles, и Анатоль вернулся из своих мыслей обратно на грешную землю. Еще на подходе к зале, сквозь закрытые двери он услышал смех своих друзей, и это заставило его сердце пуститься вскачь. Немного помедлив на входе, Анатоль все же распахнул створки и ступил в студию. Они оба были там – Сергей и Павел, один застегивал защитный жилет, другой что-то рассказывал о своей поездке по Европе, часто жестикулируя руками. И оба же резко повернулись к нему, прерывая дружескую беседу, в момент стирая улыбки с лиц.

О Боже, чуть было не сорвалось с языка Анатоля, едва он увидел лицо Сергея. Но заметив, что его друг внимательно наблюдает за его реакцией, тут же сдержал свои эмоции и просто шагнул к ним.
- Серж! Как я рад видеть тебя в добром здравии! – Анатоль хотел было обнять друга, но тот протянул ему руку для рукопожатия, при этом поворачиваясь к нему боком, чтобы тот не смог более приблизиться к нему.
- Здравствуй, Анатоль, - коротко ответил Загорский. Его глаза смотрели с таким холодком, что у Анатоля невольно дрожь побежала по телу. После их приветствия в зале воцарилось молчание. Анатоль не знал, что сказать сейчас, а Загорский даже не пытался поддерживать беседу. Арсеньев же выглядел так, словно он хотел оказаться сейчас где угодно только не здесь наедине с ними.

Анатоль отвернулся от них и прошел до канапе, на котором уже лежали скинутые его друзьями фрак, мундир и жилеты, и стал расстегивать мундир.
- Я так давно не был здесь, - начал он как можно более беспечно, словно не замечая того напряжения, которое с каждой минутой разливалось в воздухе. – Наверное, последний раз год назад. Все стало совсем не так здесь, когда вас с Paul’ем не было. Не было достойных соперников.
- Отрадно, что ты считаешь меня достойным соперником, - усмехнулся за его спиной уголком рта Загорский. – Рапиры или сабли?
- Сабли, - скидывая жилет, принял решение Анатоль и, поворачиваясь, едва успел поймать кинутое ему Сержем в тот же миг оружие.

Они заняли позиции в центре зала, настороженно оглядывая друг друга, словно оценивая произошедшие за последние годы перемены в каждом из них. Анатоль заметил, что плечи Загорского раздались еще больше, руки стали сильнее. Тяжелый противник! Он и тогда был гораздо тренированнее, чем Анатоль, теперь же ему и вовсе будет легче. Анатоль в отличие от своего соперника совсем забросил тренировки, погрузившись полностью в службу и светскую жизнь.
Воронин не стал раздумывать и быстро сделал выпад, проверяя, не снизился ли уровень владения холодным оружием у Загорского за эти годы. Ведь все это время он не мог использовать свои навыки.
Но тот одним движением отбил его, не делая, впрочем, ни малейшей попытки атаковать своего противника, предоставляя ему подобную возможность.
- Прости меня, - вдруг вырвалось у Анатоля. – Я не хотел, чтобы вот так все вышло. Я прочитал твое письмо только после Рождества, когда уже все было сделано.
Сергей отбил отведением его рубящий удар, которым Анатоль намеревался закончить бой, якобы раня его в правое предплечье, и спросил:
- И где оно сейчас?

Анатоль не смог, видимо, скрыть правду во взгляде, столь неожиданным для него был этот вопрос. Глаза Загорского стали темно-серыми, заметив вину промелькнувшую на лице противника по бою, и он вдруг перешел из защиты, в которой до этого вел их поединок в нападение, то и дело перемежая удары – рубящий, колящий, снова рубящий и опять…
Анатоль едва успевал отбивать их, чувствуя, как заныла уставшая рука, державшая саблю. Да, давно он не тренировался, очень давно. Он быстро перемещался по площадке, не подпуская к себе близко противника, но вскоре совсем выдохся и стал пропускать легкие уколы, не останавливающие, впрочем, их дуэли. Получив еще несколько таких уколов, Анатоль понял, что Загорский намеренно сейчас гоняет его по зале, дразнит, выматывая его силы. Это понимание разозлило его. Он вспомнил, что в большинстве случаев неизменно уступал Сержу в их тренировочных боях.
- Talent, talent inné!• - отзывался о Загорском monsieur Charles, владелец школы фехтования, предоставлявший им залу для их тренировок, и это отнюдь не было лестью.

- Я понимаю, ты злишься, - задыхаясь, начал говорить Анатоль, едва успевая уворачиваться от ударов, так и сыплющихся на него, казалось, со всех сторон. Его рубашка была мокрая от пота, мышцы словно окаменели от неимоверного напряжения. Он уже не отбивал атаки, потому как знал, что малейший удар по сабле, и он потеряет ее, не в силах более удерживать в уставшей руке. – Но пойми… это было… предопределенно. Не в нашей воле… было помешать. Здесь нет… ничьей вины. Так … сложилось!
- Так сложилось? Так сложилось?! – Загорский вдруг снова переместился вбок, и Анатолю пришлось приложить неимоверные усилия, чтобы увернуться от очередного укола в левую руку. Но он не успел, затупленный кончик сабли все же скользнул по предплечью. – Почему Донцев служит до сих пор в гарнизоне Ревеля, хотя его мать серьезно больна? Неужели все его прошения, которые он уже отсылает самому государю, не доходят в Петербург? И где второй свидетель моего венчания? Где Кулагин? Его служба никогда не вызывала нареканий у генерала, но сейчас он в Томске по высшему распоряжению. И это все чья воля? Чья? Не твоя ли, мой милый всемогущий Анатоль Михайлович?
Загорский, казалось, ничуть не устал. Он даже ни разу не сбился в дыхании во время своей речи, которую так запальчиво произносил сейчас, нанося резкие и частые уколы и несильные рубящие удары. Анатоль уже настолько устал, что не успел уворачиваться от него.

- Assez! Assez, monsieurs!• – крикнул откуда-то издалека monsieur Charles, наблюдавший за их боем из дверей.
- Серж, прекрати! – присоединился к его голосу выкрик Арсеньева с тревогой в глазах, заметивший, как растет слепая ярость в Загорском. – Остановись!
Анатоль вскинул саблю и невольно отбил очередной удар. Это движение отдалось чуть ли не во всей руке до самого плеча, пальцы невольно разжались, и оружие выпало из его рук. Он хотел тут же увернуться, но не рассчитал траекторию, запутался в ногах и упал на спину. Загорский тут же остановился, переводя дыхание. Затем двинулся к Анатолю и подал ему руку, помогая ему подняться на ноги.

- Ты можешь обвинять меня во всех моих прегрешениях, и я не буду отрицать их, ибо признаю свою вину в содеянном, - сказал ему Анатоль, принимая помощь. Он злился на себя за поражение и свое нелепое, по его мнению, падение на паркет залы, злился на Загорского, что тот по-прежнему ловок и грациозен, что тот по-прежнему лучше и впереди него во всем, даже в предпочтениях жены Анатоля. – Но она сама стремилась к этому замужеству, сама приблизила дату венчания. Voilà tout•.

Загорский тут же разжал пальцы и бросил саблю на пол. В следующий миг его пальцы сжались в кулак, и он с силой ударил Анатоля в лицо. Тот не ожидал ничего подобного, посему не смог уклониться от этого удара. За ним последовал следующий удар, от которого рот Анатоля тут же наполнился горячей соленой жидкостью. После третьего удара, разбивающего Воронину нос в кровь, Загорский разжал пальцы и отпустил, почти отшвырнул от себя своего противника, направился к канапе, на котором лежали его вещи, потирая разбитые костяшки пальцев.
Анатоль, не веря в происходящее, дотронулся до своего лица и заметил на них кровь.
- Vous êtes fou! Qu'avez-vous fait avec mon visage?• Мне же завтра на службу… Это так… по-мужицки! – крикнул он сбивчиво в спину Загорскому, который уже надевал на плечи мундир.
- Êtes-vous bien•? – подошел к нему растерянный Арсеньев, подавая платок утереть с лица кровь.
- Нет, я не в порядке! – зло ответил Анатоль и вырвал из рук друга тряпицу. – Твой друг - fou à lier!• Совсем стал мужиком, пока был там!
- Я понимаю твои эмоции, но советую пока ничего не говорить, пока не произнесено лишнее, - Арсеньев с участием взглянул на Анатоля, вытирающего аккуратно лицо. – Тебе не следовало provoquer• Сержа. Только не сейчас.

Он посмотрел в спину Загорскому, выходящему из студии в этот момент, и вздохнул. Господи, дай им всем мудрость и терпение, чтобы с достоинством, присущим их рангу и положению, выйти из всей этой ситуации!
- Иди же за ним, - кивнул в сторону двери Анатоль. – Сам понимаешь, сегодня я к monsieur Talon не ходок. Все, что мне сейчас нужно – бутылка вина да лед к лицу. Иди же!
- Нам всем нужно время, - сказал Арсеньев уже на пороге. – Я уверен, что со временем все забудется, все эмоции улягутся. А пока, быть может, вам не стоит пока пересекаться с Сержем.

Арсеньев нашел Сергея уже в карете, где тот сидел, задумчиво глядя в окно на проходящих мимо прохожих и проезжающие экипажи, потирая свои длинные пальцы друг о друга. Павел уселся рядом с ним и стукнул тростью в потолок кареты, подавая сигнал, чтобы кучер трогал к ресторации.
- Ужасно, - покачал головой после недолгого молчания Арсеньев.
- Ты о чем речь ведешь? – спросил Загорский, не поворачивая головы от окна, в котором мелькнуло личико хорошенькой горничной, спешащей по делам госпожи. Она улыбнулась призывно привлекательному мужчине в карете, и Сергей подмигнул ей. Интересно, также бы она улыбалась, если бы видела правую сторону его лица?
- Обо всей этой ситуасьон. Так все… неприятно. Зачем ты бил его?
- Не сдержался, - усмехнулся Загорский. – Даже не буду говорить, что это было мне не по душе. Видимо, Анатоль прав – эти годы на Кавказе сделали меня диким.
- Что ты намерен делать? – спросил, предпочтя проигнорировать его последнюю реплику, Арсеньев. Загорский отвернул свой взгляд от окна кареты и улыбнулся другу.
- Для начала хорошо поужинать, - карета меж тем остановилась, и Арсеньев понял, что они прибыли. – А затем - qui vivra verra•.

В ресторации их появление было вызвано любопытными взглядами, приветственными восклицаниями. Пока они шли к своему кабинету вслед мажордомом ресторации, Загорскому пришлось остановиться чуть ли не у каждого стола, выслушать не одну речь, полную радостных пожеланий и заверений. Все хотели убедиться, что неожиданно воскресший из мертвых внук старого князя Загорского по-прежнему в здравом уме и теле, несмотря на все те сплетни, что принялись ходить по Петербургу при известии о его возвращении.

Наконец друзья остались одни в тишине кабинета, открыли бутылку вина.
- Ты снова в центре внимания, - улыбнулся Арсеньев, разливая вино по бокалам. Они отпустили прочь официанта, не желая иметь посторонние уши в комнате. – Как раньше.
- Представляю, как сегодня будут со смаком переносить из гостиной в гостиную, из салона в салон, что князь Загорский - monstre• отныне.
- Прекрати, ты словно девица, ожидающая комплиментов от своего кавалера, - отмахнулся от него Арсеньев. – Да, согласен, ты не выглядишь теперь, как ранее, но ты все так же пригож лицом. Этот небольшой défaut• ничуть не портит тебя, а наоборот – придает тебе мужественности. Вот увидишь, теперь девицы снова будут от тебя без ума, но теперь уже вдвойне.
- Pour la beauté•, - поднял бокал Загорский и вдруг побледнел под воздействием вихря картинок из прошлого, что пронеслись перед глазами в этот миг. Ведь одно только упоминание о красоте вызывало в его голове лишь один женский облик.

Арсеньев не мог не заметить этого, но ничего не сказал, только глотнул ароматного вина из бокала. Только когда принесли закуски – великолепный страсбургский пирог, ветчину и сыр с мягкими булками, продолжил беседу:
- Ты сегодня был во дворце. Что решили с тобой?
- Перевод в Преображенский полк, повышение в звании и еще одна именная сабля с золотыми ножнами. Теперь уже с надписью «За мужество», - ответил Загорский, приступая к закускам. Он выглядел таким спокойным при этих словах, что Арсеньев поразился.
- Ты так говоришь, словно каждый день император вручает тебе именную саблю!
- Ты же знаешь, мне не нужны награды сейчас. Я бы все сам отдал бы, лишь бы прошлых трех лет не было в моей жизни. Но это, увы, невозможно.

Друзья помолчали, а затем Павел спросил:
- Ты остаешься в Петербурге?
- Не знаю, - пожал плечами Сергей. – Пока я в бессрочном отпуске для поправления здоровья. Быть может, уеду в деревню, а может, и останусь в столице. Что толку в переездах? От себя не убежать, куда бы я не двинулся.
- Я не знаю, как тебе сказать об этом, - замялся вначале Арсеньев, но, тем не менее, продолжил. – Я обещал своей жене, что обязательно передам эту просьбу. К ней писала Марина. Она хочет увидеть тебя, поговорить с тобой. Ты можешь поехать со мной завтра в Киреевку. Она заедет к нам в имение по пути в Петербург.

Загорский ничего не ответил, лишь откинулся назад и прикрыл глаза. Увидеть ее. И не так, в свете, при большом скоплении людей, которые зная, как он преследовал ее до своего отъезда на Кавказ, будут следить за их встречей во все глаза. Наедине, только он и она. И он сможет задать свой главный вопрос, который мучает его со дня его возвращения. Какой соблазн!

- Вам необходимо встретиться, чтобы определиться, как вам поступить далее. Она по-прежнему твоя жена, и этого никому не отнять. Я думаю, и у тебя к ней есть вопросы. Например, как ей голову пришло осуществить эту аферу с приходской книгой, - напомнил Арсеньев.
- Ты прав, мне нужно увидеть ее, - решился Загорский. – Но ты ошибаешься – это дело с записями не ее рук.
- Я же тебе говорил, дьяк хорошо запомнил некоторые детали ее внешности: молодая, невысокого роста, светлые волосы. Кому еще быть, как не ей? – раздраженно возразил ему Арсеньев. – Я понимаю, твое нежелание поверить в это. Но факты, мой дорогой друг, les faits sont tenaces•.
- Ты не прав, мой друг, - в тон ему ответил Загорский. – Да, она вполне могла бы совершить эту аферу, как ты выразился, и разыграть перед вами сей спектакль с заламыванием рук, строя из себя невинную жертву. Но подумай сам – зачем Анатолю убирать свидетелей венчания подальше от Петербурга, зачем утаивать от нее правду? Так что ты не прав, Paul, это не она.

Уже у дома Арсеньева, когда карета развозила друзей после совместного ужина в ресторации, Загорский медленно проговорил, прощаясь с Арсеньевым:
- Я поеду с тобой в Киреевку. Ты выезжаешь завтра?
- Да, поутру, - кивнул тот, и Загорский поморщился:
- Давай перенесем отъезд на послеполуденный час. Боюсь, что не смогу так рано присоединиться к тебе в твоем путешествии.
- Ты сейчас…? – Арсеньев не договорил, но оба друга знали, что он хочет спросить – едет ли сейчас Загорский к m-m Delice.
- Хочешь составить мне компанию? – приподнял правый уголок рта в ухмылке Загорский. Арсеньев улыбнулся ему в ответ и покачал головой.
- Ты же знаешь, я давно уже пас в таких забавах. Мне больше по душе тихое семейное счастье.

Да, думал Загорский, когда карета отъезжала со двора особняка Арсеньевых. Я прекрасно понимаю тебя. Я бы тоже сейчас с удовольствием предпочел бы тихие семейные радости дому m-m Delice. Но злая рука Провидения лишила меня этой возможности, украла мое счастье, и теперь мне не остается ничего иного…

Едва Загорский переступил порог комнаты, куда проводил его высокий и крепкий дворецкий, как к нему навстречу шагнула женская фигура в ярком платье цвета бордо.
- О, c'est vraiment vous! J'étais tellement heureux de recevoir votre lettre, - сказала ему m-m Delice. Она сложила веер и провела им по правой щеке Загорского. - Keepsake de montagnardes sauvage?•
Загорский увернулся от ее веера, отвел руку немного раздраженно.
- Tout est prêt, j'espère?• - проговорил он медленно. M-m Delice медленно кивнула в ответ, а затем сказала:
- Oui, bien sûr. Seulement, il m'a coûté très cher•.
- Vous savez, je paye à compte entièrement•, - ответил ей Загорский, и та кивнула дворецкому, что тотчас возник за его спиной и попросил следовать за ним. Сергей поклонился хозяйке дома и пошел вслед слуге, который направился наверх, на второй этаж, где располагались многочисленные спальни. По пути он уловил звуки музыки, женский и мужской смех, звон бокалов, но не стал задерживаться. Он не хотел сейчас никакой компании, даже игра в карты или кости не привлекала его нынче. Только спокойствие и уединенность.

Дворецкий остановился у одной из дверей и открыл ее. Сергей раздвинул портьеры и прошел в спальню. Там, у окна на небольшой кушетке полулежала молодая светловолосая девушка. Она с тоской смотрела в окно на проезжающие мимо дома экипажи. При виде Сергея она поднялась со своего места и присела в неглубоком книксене.
- Bonsoir, prince•, - произнесла она, но он прервал ее, подняв руку.
- По-русски, прошу тебя, - произнес он и направился к ней. Он обхватил пальцами ее подбородок и поднял его верх, заставляя ее взглянуть в глаза.
– У тебя не зеленые глаза.
- Нет, - покачала головой девушка. Он отпустил ее и отошел к небольшому столику на низких ножках, на котором стояло странное, по мнению девушки, приспособление – стеклянный сосуд с длинной трубкой, заканчивающейся серебристым чубуком. Загорский тем временем проделал какие-то странные манипуляции с ним, потом сунул чубук в рот и стал вдыхать в себя. В сосуде меж тем что-то странно забулькало.

- Что это? – подошла поближе к нему девушка, движимая любопытством.
- Наргиле•, - коротко ответил Загорский и выпустил в воздух струю дыма, вынув чубук изо рта. Он почувствовал, как с каждым вдыханием ароматного дыма, его тело становится таким легким, таким воздушным, слегка закружилась голова. Он опустился на пол рядом со столиком и откинулся спиной на кровать, что стояла позади него.

- Что ты хочешь, чтобы я сделала? – откуда-то издалека донесся до него голос девушки.
- А что ты хочешь сделать? – ответил он вопросом на вопрос.
Она присела на его вытянутые ноги и стала медленно расстегивать пуговицы на его мундире. Потом скинула его с плеч и просунула ладони под его рубашку, нежно лаская пальцами его кожу. От этого простого движения у Загорского побежали мурашки по спине, и он притянул девушку к себе поближе. Она подняла на него глаза, и он заметил, что они поменяли свой цвет – стали серо-зелеными, становясь изумруднее с каждым мгновением, что он проводил ладонями по ее спине и ягодицам.

Сергей отвел с ее лица широкую прядь волос, закрывавшую его почти полностью от обзора, и невольно втянул в себя воздух со свистом. Ее лицо. Она снова была здесь, рядом с ним. Только в этот раз все было реальнее – кожа под его руками была горячая, губы мягкими и такими сладкими.
- Ты такой красивый, - прошептала Марина и провела аккуратно пальцами по его правой щеке. Он перехватил руку и сжал их, наверное, переоценив свои силы, так как она поморщилась от боли.
- Прости меня, я не хотел сделать тебе больно, - он поднес ее пальцы к губам и поцеловал их один за другим. – Разве ты не видишь, как я ужасен?
- Нет, - покачала она головой. – Это неправда, ты вовсе не ужасен.

Веки Загорского внезапно стали такими тяжелыми, что он не смог удержаться и закрыл их. Потом резко распахнул глаза в страхе, что Марина исчезнет сейчас, как исчезала всегда, едва он смыкал веки.
- Ты устал? – спросила она слегка разочарованно.
- Это все аш•. Не надо было добавлять бренди, а делать наргиле на воде, - прошептал он, изо всех сил борясь со сном. – Я не буду спать… не буду.
- Лучше поспи, - мягко проговорила она, в мгновение ока оказываясь в другом месте. Он даже не успел удивиться, как она так быстро переместилась. Теперь она сидела рядом с ним, положив его голову себе на грудь, перебирая пряди его волос. – Отдыхай, князь…
- Ты уйдешь, - возразил он ей, качая головой. Он не хотел спать сейчас, но глаза закрывались помимо его воли. – Ты уйдешь от меня.
И тогда она прошептала ему в ухо, легко касаясь губами:
- Нет, я останусь с тобой. Я не уйду, пока ты сам не прогонишь меня…
- Как я могу прогнать тебя? – приподнял он в усмешке уголок рта, проваливаясь в глубины сна. Маленькая капелька скатилась из уголка его глаза и упала на ворс ковра. – Разве могу?

• без посторонней помощи (фр.)
• Женщины…(фр.)
• Ты – моя жена, а он мой друг детства… (фр.)
• Талант, прирожденный талант! (фр.)
• Довольно! Довольно, господа! (фр.)
• Этим все сказано (фр.)
• Ты сошел с ума! Что ты сделал с моим лицом?
• Ты в порядке? (фр.)
• безумный сумасшедший! (фр.)
• провоцировать (фр.)
• время покажет (фр.)
• чудовище (фр.)
• недостаток, дефект (фр.)
• За красоту! (фр.)
• факты – упрямая вещь (фр.)
• О, это действительно вы! Я была так рада получить записку от вас. Подарок от диких горцев? (фр.)
• Все готово, надеюсь? (фр.)
• Да, разумеется. Только это дорого мне стоило (фр.)
• Вы же знаете, я полностью оплачу все (фр.)
• Добрый вечер, князь (фр.)
• Разновидность кальяна
• гашиш

...

girlfromsaturn: 26.11.10 09:30

Ну, вот... Я опять испереживалась вся Прям не знаю, за кого больше... Все они, бедненькие, мучаются и страдают...

...

Пантерка: 26.11.10 09:56

Марина, большущее тебе спасибо! Я с ТАКИМ нетерпение жду конца, вся извелась уже! Сначала было жалко Анатоля, потом Сержа, а теперь больше всех Марину. Твой любимый жив-здоров, а тебе жить с другим, которого ели терпишь!!!!!!!!!! Кошмар!!!!!!!!!!!!!!!Ааааааа, когда конец, сколько им мучится?! Каждый раз себе обещаю, что прочитаю когда закончишь, а нет, ручки сами тянутся, а потом хожу голову ломаю! Мы уже с Тусей все варианты обсудили, теперь вообще темный лес, как в сказке, чем дальше тем страшнее. каждый раз страшно начинать читать! В общем, жду продолжения, готовлю ящик салфеток!

...

Marian: 26.11.10 13:18

Спасибо и вам, мои читательницы ...


Еще нескоро конец...
Не помню кто, но кто-то здесь написал, что любит толстые книги. Моя получается из таких .


А можно мне узнать, что за варианты? Тааак интересно стало...

...

girlfromsaturn: 26.11.10 14:23

Сейчас гадаем, что за женщина запись в книге изменила...

...

Marian: 26.11.10 14:31

Что мне на это сказать...


Сейчас все перечитала от начала и до конца. Опять выползает змеюка, которая зовется сомнением

...

girlfromsaturn: 26.11.10 14:50

Это ты о чем????? Не вздумай сомневаться в себе!!!!!!

...